Текст книги "Дети Силаны. Паук из Башни"

– Ванна готова, хозяин.

– Спасибо. Вот, возьми эти штуки и припрячь в одежде. Не знаю, как у тебя это получается, но верю, что справишься… Себастина, если я попрошу тебя спрятать в твоей одежде разобранную «Маскиллу», ты сможешь это сделать?

– Я приложу все усилия, хозяин.

– Ну-ну.

После освежающей ванны я спустился в малую трапезную. Мелинда сообщила, что тани Аноис все еще спит. Вчера она ждала моего возвращения допоздна, но не дождалась и уснула в гостиной. Бедняжка. Я взял из рук служанки свежие номера «Слухов Старкрара» и «Имперского пророка». «Слухи» сообщали, что за ночь было совершено лишь одно зверское убийство, на этот раз жертвой стал авиак, с которого не срезали кожу, а повесили на фонарном столбе на Птичьем Базаре. На теле пернатого имелась написанная от руки табличка.

– Скарбалатримкруллдавираммж, – прочитал я текст с фотографии.

– Простите, хозяин?

– Это наши литирии, Себастина, язык детей Силаны. Убийца накалякал беспорядочный набор литирий и повесил это на труп. Мне даже не надо читать дальше, чтобы представить, как зачирикали пернатые.

– Думаете, дошло до беспорядков?

– Нет. Авиаки по природе своей ненавидят конфликты, чичири работяги, арани прирожденные игроки, коканди негоцианты, коракси ученые. Только аксипити, фалки и аквили – солдаты и военные аристократы, но и они не рвутся на пули и клинки. К тому же в военной касте авиаков считается обязательным высшее образование и знание как минимум трех языков кроме родного наречия. Благодаря природной склонности к лингвистике они обычно учат универсал и исконный. Думаю, аквили не поддались на провокацию, но остальные авиаки – просто стадо глуповатых кур с маленькими мозгами.

Скомкав дешевую газетенку, я швырнул ее в сторону и взялся за более солидное издание… которое обрадовало меня еще меньше. С первой полосы высокомерно посматривал Огарэн л’Зорназа. Увидев меня, он брезгливо дернул носом и поджал губы.

– Пишут, что теперь у нас новый государственный обвинитель, Себастина, и мне понадобится много сладкого на завтрак, чтобы заесть привкус дерьма, появившийся во рту.

Поев в одиночестве, я покинул дом, а когда Себастина поймала для нас карету, приказал:

– В Край, человек. На самый край Края, через Птичий Базар, туда, где висельник!

Пришлось посулить двойную цену, чтобы запуганный извозчик согласился ехать так далеко. Через Клоповник и Чернь мы добрались до Птичьего Базара.

Бедного авиака подвесили на фонаре, что стоит у моста через узенький канал. Таких каналов в Старкраре тысячи, и часто они сопрягаются с канализационной системой, как этот, например. Запашок вокруг царит мерзкий. К сожалению, труп уже сняли, констеблей из оцепления тоже не видно, лишь одиноко покачивается пустая петля.

– Жаль, что ты не чувствуешь этого, Себастина, – сказал я, рассматривая ближайшие улицы.

– Чего, хозяин?

– Ненависти. Авиаки везде, они следят за нами сейчас. На виду всего лишь около десятка прохожих, но в небе… Как ты думаешь, вспышка ненависти к тэнкрисам заставит пернатых подданных вспомнить о любимой шалости их менее развитых предков?

– Не понимаю вас, хозяин.

– Ну, они не примут меня за бронзовую статую, как ты считаешь?

– Простите, хозяин, я не понимаю.

Мне осталось лишь тяжело вздохнуть.

– Но если кто-то из них попытается замарать вас сверху, я уничтожу его, как бы высоко он ни летал, хозяин.

– Не сомневаюсь. Но ты могла бы подыграть. Ладно. Господа из следственного отдела уже уничтожили все улики, если здесь вообще были улики. Таким образом, убийство, направленное на пробуждение межвидовой ненависти, останется нераскрытым. В ближайшее время уж точно. Едем дальше, а то меня от их ненависти уже подташнивает.

Край считается частью Старкрара лишь номинально, лишь по какому-то нелепому стечению обстоятельств. Это огромные пустые территории размером в несколько десятков лиг, относящиеся скорее к территориям столичных предместий. На карту Старкрара нанесена лишь самая южная оконечность Края, та, в которой живет городская беднота, а все остальное это просто пустырь с древними руинами, встречающимися там и тут, между которыми бесцельно бродят днагурданы.

– Дальше не поеду, митан! – крикнул извозчик, натянув поводья.

– Тебе не нужны деньги?

– Да вы сами посмотрите, они же везде!

Я выглянул через дверное оконце и заметил в отдалении бредущие по снегу гротескные фигуры.

– Они неагрессивны.

– А лошади их боятся!

Выругавшись, я полез вон из кареты.

– Стой здесь, днагурданов не зли, если уедешь, не получишь ни гроша. Ясно?

– Ясно, митан. Но вы, это, быстрее, а?

– Никто не смеет указывать благородному тану, как ему распоряжаться своим временем, – строго заявила Себастина. Под ее взглядом извозчик скукожился.

– Идем, нам действительно не следует тратить время зря, я наметил много дел на сегодня.

Мы двинулись на север, огибая сначала один холм, затем другой, спустились вдоль извилистого русла замерзшего ручья, затем прошлись между огрызками каменных колонн, которые в древности были величественным акведуком. Почти четверть часа мы шли по лабиринту из едва возвышающихся над землей каменных стенок. Еще век или два, и земля полностью поглотит это место, не останется ничего, что бы напоминало о предыдущих цивилизациях. Не то чтобы я жалел об этом, но оставалось легкое чувство потери, ведь я ровным счетом ничего не знал о тех, кто строил все это. Империя официально не одобряет интерес ко всему, что касается домескийской эпохи, и даже я не владею этой информацией.

Мы наконец вышли на вершину нужного холма, с которого открылся вид обширной пустоши. Внизу, у подножия стоит старинный особняк, окруженный густым садом, – единственное зеленое место насколько хватает взгляда. Посреди зимы.

Спустившись, мы наткнулись на троих днагурданов, бредущих по своим делам. Высокие уродливые создания, похожие на затвердевшие скопления наростов, какие появляются порой на древесных стволах. Асимметричные, словно созданные из физиологических дефектов, эти существа обладают чудовищной силой и неправдоподобной живучестью. Говорят, днагурдан может выжить, даже если разрубить его на десять кусков, потому что регенерирует с огромной скоростью. Правда, никто и никогда не вытворял такого с днагурданами. Обычно медлительные и неагрессивные, эти существа впадают в ярость и начинают очень быстро давать отпор, если им вредят. А еще они по-своему разумны.

Мы остановились и дали днагурданам медленно пройти мимо, после чего двинулись к особняку.

На несколько сотен метров вокруг сада вместо снега зелено-бурая клякса, остро пахнущая свежескошенной травой и навозом. Зеленая глина. Глиной это вещество, конечно, не является. Так агрономы называют смесь удобрений и подкормок, дополненную особыми алхимическими соединениями. Она питает любые растения, давая им огромную скорость роста и редкое здоровье. Когда-то местный хозяин навез к особняку несколько тонн дорогого удобрения, а теперь его можно встретить на очень большой территории северных окраин Старкрара. Днагурданы, постоянно шатавшиеся туда-сюда, понемногу растаскивают зеленую глину. Еще пара десятилетий, и придется завозить новую партию.

Войдя в сад, я в который раз поразился тому, какие же это все-таки дебри! Не сад, а настоящий лес, зеленый и сочный, несмотря на холодный сезон! Пришлось продираться сквозь заросли плюща, черничные кусты, крапиву, бегонию. Путь усложнялся еще и тем, что надо было тщательно следить, куда ставишь ноги, – нельзя топтать цветы, рубить или ломать ветки.

– Ты посмотри на этого засранца, – сказал я Себастине, указывая на клумбу львиного зева. – А ну вставай! Давай-давай, вставай, Даргул, иначе я не поленюсь и найду секатор!

Цветы всколыхнулись и оторвались от земли, превращаясь в оок. Живое и активное растение, переплетение корней, лиан, лоз, покрытое листьями, шипами, бутонами и почками. Оок несколько секунд пробыл в виде беспорядочной кучи зеленых побегов, а потом принял более понятную человекоподобную форму. На его плечах расцвела накидка из цветов львиного зева, глазами служили бутоны фиалок, а на руках он нарастил широкие мясистые листья крапивы. В таком состоянии оок достигал своей макушкой лишь моего живота и выглядел, будто какой-то зеленый коротыш. Коротышом он, кстати, и являлся по меркам своего народа.

– Здравствуй, старый друг! Пусть протекает без помех твой фотосинтез и жучки не трогают твои листья!

«И ты будь здрав, да смилостивится Силана над твоей темной душой!»

Я присел на корточки, и мы обнялись, насколько это позволяли его шипы.

– Рад видеть, что ты не увядаешь, а твои стебли все так же гибки. Вот сейчас я бы хотел угостить тебя самым лучшим, что можно найти на черном рынке садоводов, но, увы, я не готовился ехать к тебе.

«Потом угостишь, раз уж заикнулся! Пойдем внутрь?»

– Да, у меня есть дело, и лучше озвучить его внутри.

Вместе мы прошли внутрь особняка сквозь давным-давно выломанные двери. Затем мы прошлись по грязным, поросшим плесенью и заваленным гнилой листвой коридорам. На полу то и дело встречались кучки грязного снега, нанесенного сквозь многочисленные дыры в крыше. Из-за разбитых окон по всем помещениям гуляли стылые сквозняки. Особняк Форсайтов давно бы уже развалился, если бы не его единственный житель. Корни и твердые побеги, пронзающие стены, поддерживали этот старинный дом по воле зеленого карлика.

Мы прошли в мастерскую, единственную не замусоренную комнату, находящуюся в полном порядке, с целым потолком и стенами. Горн, наковальня, несколько станков, множество инструментов. Мастерская оружейника – беспрецедентный случай для оок.

Мой друг приблизился к груде камней, крупных и мелких, сваленных у стены, и пустил в нее свои корни, побеги и даже лианы. Это отдаленно напоминает процесс одевания, только вместо одежды камни, и помещаются они внутрь растительного тела. Так гибкое, текучее тело оок обретает гротескное подобие скелета с живой растительностью вместо мускулов и сухожилий.

«Ну-ка, дай мне револьвер».

Я уложил в его каменную, увитую тонкими побегами ладонь оружие. Даргул придирчиво изучил его, открыл и крутанул барабан, боек, вытащил патроны и несколько раз нажал на спусковой крючок.

«Хорошо. Ты тщательно следишь за ним. Но меня удручает состояние дула. Много особых патронов?»

– Пользуюсь частенько.

«Впредь щади его. Новые виды патронов появляются каждые несколько лет, и они один другого мощнее, а у тебя уже крошечные трещины в структуре ствола. Я сделаю тебе новый револьвер, когда придет время, но не могу дать гарантию, что этот не взорвется в твоей руке. Но ты ведь не за этим пришел?»

– Не за этим. – Я передал ему сверток с камнем Акара. – Мне нужны как раз патроны. Пули из этого материала.

«За пулями лучше сходить к кому-нибудь другому, я не особо интересуюсь этим аспектом оружейного ремесла. Может, к твоему другу л’Файенфасу?»

– Сходить к Инчу я не могу. Он сейчас в очень тяжелом состоянии.

«Правда? Это как-то связано с тем бардаком, что творится в вашем городе?»

– Почти мои слова. Что-то слышал?

«Только то, что говорят днагурданы. Горожане словно с ума все сошли, режут друг друга, убивают тут и там. Днагурданов это не касается. Пока. В прошлом они нередко становились предметом агрессии со стороны испуганной толпы, и всегда это заканчивалось плохо для обеих сторон».

– Ошибки прошлого учтены и, надеюсь, заучены, а тэнкрисы никогда не участвовали в этих гонениях. С другой стороны современные таны крайне… озабочены вопросом своего выживания, и страх перед многочисленными нетэнкрисами выражают в… Я пришел сюда с просьбой, Даргул, старина. Взгляни на материал.

Оружейник внимательно изучил осколок люпсова камня, осматривая его под разными углами.

«На вид, похоже, песчаник, но вес и плотность иные. Странный булыжничек. Что это?»

– Сувенир из-за границы. Я отвалил круглую сумму контрабандистам, чтобы получить его.

«Что он делает?»

– Он должен что-то делать?

«Бриан, ты хочешь, чтобы я выточил для тебя пули из камня. Он должен что-то делать, если ты готов платить за такую странную и долгую работу».

– Ты не обидишься, если я не буду отвечать?

«Хм. Ты верховный дознаватель. Полагаю, ты знаешь много вещей, о которых мне лучше даже и не слышать. Сколько патронов тебе надо?»

– Переведи на них половину камня. Постарайся работать точно и экономно.

«И постарайся сделать патроны, а не статуэтку какую-нибудь, – передразнил меня он. – Сделаю все в лучшем виде, за кого ты меня принимаешь!»

– Прости, старый друг.

«Можешь присылать за патронами через три дня».

– Боюсь, придется приехать самому, ни один дурак не попрется сюда за все мои деньги.

«Вот тогда же притащишь мне и удобрений, и вина, и чтобы побольше! Провожать не стану».

Мы покинули особняк и с большим трудом вновь преодолели зеленую полосу препятствий. Вырвавшись из сада, мы свободно зашагали по заснеженной пустоши. Признаться, я терпеть не могу соваться в это царство воинственной растительности, да и церемониться с каждым цветочком как-то глупо! Не то чтобы Даргул расплакался бы от такой потери или стал бы хуже ко мне относиться, но радости бы он точно не испытал. Я бы, например, не стал симпатизировать тому, кто посмел бы ударить моего Глэдстоуна, если пес ничего не натворил.

Оок всегда повинуются инстинкту, который велит им создавать вокруг наиболее комфортабельную среду. А самое лучшее для них это густой дикий лес. Их связь с низшими, неразумными растениями очень похожа на магию, но таковой не является. Скорее уж это безупречная дрессура с использованием сил природы, которые доступны каждому оок. Страшная сила, великая сила. Эти существа, как принято считать, существовали всегда, но не всегда они могли передвигаться и говорить. Тэнкрисы считают, что, как и все остальные разумные виды, оок эволюционировали. Авиаки от птиц, люпсы от семейства псовых, не только волков, но и шакалов, и лисиц, люди от самых умных мартышек, дахорачи от некой морской живности, есть еще сотня видов существ, которые эволюционировали от животных, а вот оок произошли от растений. Правда, непонятно, откуда взялись, к примеру, хинопсы и днагурданы. Этого никто не знает. О жешзулах и малодиусах известно лишь то, что они пришли из Темноты во времена ужасного катаклизма, породившего Квартал Теней, да так и остались, хотя и были сначала сильно биты.

Даргул происходит из подвида цветковых оок, и хотя деление внутри его народа разнообразное и весьма нечеткое, по нему это ясно видно. Кроме того, есть древесные оок, обычно, самые свирепые – кустарниковые, вьюнковые, травяные, тинные и даже лишайниковые. Что странно, подвид не влияет на размеры оок, лишь на общий внешний вид и характер. Цветковые, например, могут вытягивать свои побеги и корни так же далеко, как и древесные, но у древесных побеги толще, мощнее, соответственно и двигать они могут куда большие тяжести. На фоне этого Даргул выглядит странным растительным коротышкой. Он и сам не знает, отчего не может вырасти до нормальных размеров, многое испробовал, но, не добившись успеха, бросил это дело и просто зажил. Из-за природной особенности его выгнали из Пустого леса и запретили возвращаться, пока он не исправится. И я говорю отнюдь не о росте, для разумных растений это так, ерунда. У карликового оок обнаружилась совершенно непостижимая любовь к огню – единственному явлению, которое ненавистно всем оок. Также поражают его умения в области покорения металла! Для существа, чей вид не имеет никакого быта, это, надо сказать, весьма странно. Оок не строят жилищ, не производят инструментов труда, существуют даже ниже планки развития первобытного общества, оставаясь при этом высокоразвитыми в плане разума существами.

Я познакомился с ним в армии, где он, как нетрудно догадаться, служил оружейником. Пока другие оок осуществляли поддержку наших сил на поле боя, Даргул правил заклинившие винтовки и даже помогал чинить артиллерийские орудия.

– Надеюсь, жадность оказалась сильнее страха, и извозчик все еще нас ждет.

– Хозяин, к нам приближается днагурдан. Мне кажется, он зол.

Она не ошиблась. Огромный уродливый представитель вида мчался к нам, переваливаясь туда-сюда. Глухо порыкивая, уродец без передышки ринулся в бой. Я удачно отпрыгнул влево и повалился в снег, а Себастина приняла удар левой лапищи на свое предплечье и сбила днагурдана с ног ударом в корпус. Зарычав громче, разъяренный монстр стал подниматься, а я, все еще лежа, отметил, как быстро отрастает его правая рука. Кто же его так…

– Себастина, он ранен и ослеплен яростью! Постарайся не злить его еще больше!

– Слушаюсь!

Моя высокая, но обманчиво хрупкая горничная, широко расставив ноги для устойчивости, оторвала громадного днагурдана от земли, и, раскрутив, зашвырнула за ближайший холм.

– По его следам, живо!

Падая, я отшиб левое плечо, и оно ощутимо болело. Мы поспешили по той траншее, которую днагурдан оставил в снегу, приближаясь к нам. Раздался выстрел, пуля прошла левее, заставив меня уже второй раз за сегодня упасть в снег. Рядом рухнула Себастина.

– Ты видела, кто это был?

– Люпс и человек, хозяин.

– Люпсы никудышные стрелки, а вот человек может угостить парой пуль. Заходи справа, я отвлеку их.

Вынув и оттряхнув от снега револьвер, я сбил со своей головы цилиндр и, рискнув жизнью, высунулся из сугроба. Стрелки притаились за поваленной колонной. Дважды я выстрелил обычными пулями, третьей пошла «Улыбка Дракона». На их укрытии расцвел огненный бутон, а Себастина, успевшая порядочно отползти от меня, взлетела над снегом и ринулась к врагу. Я продолжал стрелять, пытаясь отвлечь на себя внимание еще хоть немного, а потом мой живот пронзила мимолетная, но сильная боль, будто в кишки врезалась раскаленная свинцовая пчела. Горничная перемахнула через колонну, и стрельба стихла.

– Не убивай! – закричал я, вскакивая. – Не убивай!

Когда я добрался до их огневой позиции, оба стрелка были уже мертвы.

– Простите, хозяин.

Себастина никогда не оправдывается. Не оправдывается она и на этот раз, ведь не виновата в произошедшем. Ножи в ее руках остались чисты, но у люпса из пасти сочится густая черная кровь, а у человека на губах пузырится пена.

– Толе Трикельд и Вардис Антригори, рядовой и капрал дивизии «Сангуашлосс».

Я заглянул в зубастую пасть люпса, а затем принюхался ко рту человека.

– Толе откусил себе язык, а Вардис, воспользовавшись тем, что ты отвлеклась, впился в пропитанный урномой воротник.

– Смертники, хозяин?

– И где-то в столице сейчас прячутся сотни таких вот очарованных безумцев… Ты знаешь, насколько сильной должна быть магия, чтобы подавить в живом существе желание жить? И ведь Зинкара… я уверен…

Обыскивая трупы в надежде найти какой-нибудь ключик, я подумал, что уже ни в чем не уверен. До недавних событий я видел в Мирэже Зинкара восточного колдуна, пользующегося мерзкими, но очень опасными способами достижения целей. Но вот мне говорят, что Зинкара не маг, а это значит, что в моем расследовании появилась еще одна огромная дыра. Это значит, что где-то там ходит колдун, которому подчиняется целая армия самоубийц.

– Ничего, ни документов, ни каких-либо других свидетельств их существования. Просто пара трупов. Себастина, у меня живот болит.

– Простите, хозяин. – Горничная сунула палец в рану в своем животе, поковырялась там, заставляя мои кишки извиваться в ужасе, и вытянула из себя пулю. Небрежным щелчком она отбросила кусочек свинца в сторону. – Случайно поймала.

Все ее раны чувствую я, все мои чувствует она. Надеюсь, выяснять, как обстоят дела со смертью одного из нас, мне не придется еще долго… Хотя в книге отца дан однозначный ответ на этот вопрос.

– На когтях Толе подсохшая бурая жижа. Кровь днагурдана. Он напал на бедолагу и неслабо его потрепал. Но это странно.

– Что странно, хозяин?

– Днагурданы не убегают. Никогда! Если на них напали, они дают жесткий отпор, а потом еще и пускаются в погоню! Почему этот не стал доводить разборку с Толе до логического конца, но ломанулся куда-то и в ярости налетел на нас? Зачем Толе вообще напал на него?

Конечно, Себастина не может ответить на мои вопросы, но задавая их вслух, я упорядочиваю свалку из фактов, которая накапливается в моей голове.

– Они следили за нами, Себастина. Следили умело, так, что мы даже не заметили. И знаешь, что хуже всего? Я не почувствовал их эмоций, как и тогда, с Дюраном. Это значит, что для моего самого важного и развитого чувства восприятия они не существуют.

– Я прикрою вашу спину, хозяин, никто не подкрадется незамеченным.

– Спасибо. Оружие сломай, тела оставь здесь. Не знаю, получат ли Все-Отец и Акар души своих почитателей, осталось ли что-нибудь от этих душ, но за сохранность тел я не отвечаю. Хм, аппетит разыгрался. Поедем в «Дубовую ветвь»!

Уходя от места, на котором меня вновь пытались убить, я подумал, почему рядом с огневой позицией убийц нет не только лошадей, но даже их следов? Как эти двое преследовали меня? Люпс мог скакать на своих четырех, но даже его выносливости не хватало бы, чтобы нести на спине взрослого человеческого самца через весь город. Опять же такое зрелище однозначно попало бы на страницы всех газет!

Время идет к обеду, и какие бы проблемы меня ни занимали, это время всегда остается священным. Любимый ресторан с отличными поварами – вот, что нужно измученному тану. Столик мой оказался свободен и никаких неприятных личностей в поле зрения. Меня с огромным почтением поприветствовали, принесли бутылочку терпкого ангаронского вина, густого и черного, как бычья кровь. Сливочно-грибной суп с луком пореем, бараньи ребрышки с гарниром из свежих сочных овощей, тарелка острого малдизского кари с отборным рассыпчатым рисом. Вершиной трапезы стало восхитительное парфе, источающее ароматы свежих фруктов, ванили, корицы. Когда я поднес последнюю ложечку десерта ко рту, с кухни раздался шум.

– Постой, любезный! – окликнул я пробежавшего мимо официанта. – Посмотри-ка, откуда шум, да поживее.

– Всенепременно, митан!

Он унесся на кухню и вернулся через несколько минут донельзя смущенный. Я увидел в нем опасение и стыд.

– Итак?

– Ничего примечательного, митан, просто поварята столкнулись и…

– Юноша, прятать от меня правду удавалось очень немногим людям. И вы не из их числа. Итак?

Он поколебался еще немного, после чего заговорил почти шепотом:

– Видите ли, митан, такого никогда раньше не было, не в нашем заведении, нет, но вот внезапно на кухню попытались проникнуть эти мерзкие существа! Разумеется, наши повара мгновенно это заметили и вышвырнули их. Но один оказался очень настырным! Обычно эти твари бегут, как только понимают, что их обнаружили, но один прямо-таки носился по кухне, постоянно что-то выкрикивая. Повара и уборщики начали полную дезинфекцию, потому что готовить в кухне, в которой побывали эти существа, просто невозможно!

Он упорно избегал слова «ратлинг», ибо оно имеет чудесную власть уничтожать репутацию даже самых респектабельных заведений Старкрара.

– Куда вы, митан?

Я быстро пошел через обеденный зал на кухню, буквально ворвался в душное и горячее царство раскаленных печей, ничего не объясняя замершему персоналу, пересек помещение и вышел через вторую дверь в широкий проулок.

– Скакун?

– Здесь… здесь мы, мой тан.

Из-за мусорного бака выглянула острая мордочка. Он вышел из полумрака, а за ним появились еще трое ратлингов.

– Ты смелый маленький наглец, раз решил сунуться в Оливант.

– Обстоятельства, мой тан… так сложились… Я подумал, что, может быть, очень важная… информация!

– Удиви меня.

– Мой тан… родичи из Маленького Дзанкога… они сказали… что Нефритовый Скорпион… он собирает манатки и отзывает людей… Этой ночью он, скорее всего, покинет столицу.

И запел набат…

– Я подумал, вам надо знать, мой тан.

– Ты верно подумал. Эй, кто там есть?

Из кухни вышел шеф по соусам, брезгливо поморщился при виде Скакуна и почтительно поклонился мне.

– Вынесите им еды.

– Еды? Им, митан?!

– Да, ратлингам. Мяса, сыра, хлеба. – Я посмотрел в полумрак, пересчитывая пары горящих глазок. – Скакун, это твоя родня?

– Да, мой тан, двенадцать сыновей и дочерей, тридцать внуков, несколько племянников. Небольшая часть клана.

– Вот как? Несите им столько еды, чтобы каждый ушел с полными лапами. И все за мой счет.

– Спасибо за вашу доброту, мой тан! – поклонился Скакун.

– Всякая работа должна быть оплачена сполна.

Вскоре мы сели в карету, которая помчалась вдоль железнодорожных путей на восток, к паромной станции.

– Вот видишь, как полезно расширять свои взгляды, Себастина! Даже такое мелкое и незначительное существо, как ратлинг, может сыграть немалую роль в жизни тэнкриса!

– Я все же придерживаюсь мнения, что общение с подобными существами ниже достоинства почтенного тана.

– Ниже или выше, это категории не для служителей Ночной Стражи! Где были все мои агенты, пока Дан Као готовился сбежать? Хоть один заикнулся об этом? Нет, потому что он просто отвел им глаза! А вот ратлинги оказали мне огромную услугу! Я собирался поехать проверить, как себя чувствует Инчиваль после обеда, и лишь к ночи посетить логово Нефритового Скорпиона! Еще неизвестно, где бы он был к этому времени!

Зря я откладывал этот визит, нужно было наведаться к нему сразу, как только не удалось найти проштрафившихся таможенников, нужно было найти время и наведаться в Маленький Дзанког, чем-то пожертвовать, сном, пищей, временем с Аноис. Да, я многое сделал с начала всего этого, как сказал Даргул, бардака, и себя не щадил, и могу предъявить это в качестве оправдания кому-нибудь другому, но не себе, ибо результатов как не было, так и нет!

Расплатившись с извозчиком напротив паромной станции, мы вошли в грязное, прокуренное помещение зала ожидания и направились к кассе, чтобы заплатить мизерную цену. Мог бы пройти и так, у меня есть инсигния, но в воздухе витает опасность, будто многие только и ждут возможности сорвать на мне свою злобу, выместить недовольство. На мне или на любом другом господине Голоса с государственным удостоверением.

– Кто-то видит в произошедших убийствах деяния безумца, Себастина, но я вижу замысел. И замысел этот принадлежит если не гению, то уж точно не дураку.

– Враг ссорит народы, хозяин?

– Совершенно верно. Я это понимаю, ты тоже это понимаешь, но другие… Они не хотят. И среди тэнкрисов, и среди прочих видов есть те, которые жаждут вцепиться в глотку собратьям-подданным. Малые народы, что люпсы, что авиаки, могут уживаться, пока им не плеснут спиртом под хвост, но как только это произойдет, они взорвутся и потянут за собой остальных. У дахорачей не такая сплоченная социальная структура, они живут семьями, не общинами, и ярость в них просыпается лишь тогда, когда они чувствуют опасность своей маленькой социальной ячейке. Защищая семью, они готовы пойти на все. Понимаешь?

– Семья дахорачей, вырезанная в Низинах.

– В точку. Это камень в их сторону, Кожевенник сообщает, что дахорачи не могут чувствовать себя в безопасности, что он придет и их дома и убьет их всех, если захочет. Их детей.

Мы вышли на проржавевшую площадку над водами Эстры, с которой я стал следить за медленно ползущей громадиной парома.

– Не думаю, что украденное тело Вольфельда стало чем-то ужасным, пощечиной, не больше. Вожак люпсов скорее больше обозлился на вора, чем на тэнкрисов. Это значит, что либо наш враг так и задумывал, либо он еще нанесет удар по люпсам, как он это сделал с авиаками. Публичное поругание.

– Вы думаете, что повешенный летун тоже дело рук нашего убийцы?

– Я не сомневаюсь в этом. Сдирание кожи не более чем средство устрашения, действующее на слабые испуганные умы. Наш противник куда гибче, иначе я бы уже подарил ему пеньковый галстук. К тому же он хладнокровен как рыба. Каково это, регулярно зверски убивать живых людей ради выгоды, если ты человек, а не тэнкрис?

– Не знаю, хозяин. Я убиваю людей быстро и ради вас.

– Ты умница.

– Спасибо, хозяин.

Беспощадно заскрипел механизм натяжения цепи, работающий от парового двигателя. Душа этого двигателя глухо взрыкнула в недрах парома. Судя по звуку, она уже немолода и в скором времени ее силы должны иссякнуть. Когда это произойдет, двигатель либо взорвется, либо просто уснет навсегда, и никакой огонь, никакой уголь не заставят его работать.

Послышались взволнованные возгласы пассажиров. Я поспешил к борту и перегнулся через перила, чтобы понять, отчего поднялся шум. Из мутных вод Эстры показался бугристый, поросший илом, словно шерстью, панцирь кластаноса-скрипача. Гигантский краб с примитивным разумом принял вертикальное положение, показав огромную правую клешню, и начал булькать. Судя по тому, как задрожали его ротовые придатки, кластанос собирался выпустить в пассажиров длинную струю вонючей воды, чтобы позабавиться.

– Осторожно, хозяин. – Себастина выхватила из-под подола кухонный топорик и метнула его в скрипача.

Просвистев в воздухе, оружие врезалось в панцирь и отбило крайний из шести роговых наростов над мордой. Злобно шипя, речной обитатель опустился под воду.

– Зря ты так.

– Это низшее существо позволило себе недопустимое. Я намеревалась всадить топор между глаз, но не учла движение воды и парома.

– Кластаносы злопамятны, хоть и глупы. Правда, не думаю, что он сможет потребовать с меня плату кровью.

С тех пор как эти громадные ракообразные оккупировали дно Эстры, плавать в ней стало совершенно невозможно. То есть до того вода просто была слишком грязная, а теперь тебя еще и пытаются съесть.

На второй паромной станции мы наняли коляску, которую довольно резво потащил мелкий жилистый пайшоанец. Он довез нас до места, называемого дворцом Феан-Хо, большого деревянного павильона, в котором размещаются разнообразные магазинчики, лавки и ларьки. Вокруг павильона раскинулся рынок Маленького Дзанкога, на прилавках которого можно найти уйму невиданных вещей. К большей части этой гадости я не прикоснулся бы и десятиметровой палкой, потому что еще вчера она могла говорить. Хотя это, конечно, преувеличение, я совершенно не брезглив.

Мы вошли в темную духоту алхимической лавки, которая больше походила на примитивную лабораторию древнего колдуна. Необработанные ингредиенты, неочищенные реактивы, многое представлено в естественном виде и не готово к применению.

– Чего желает сиятельный хоанха? – спросил низенький старикашка с козлиной бородкой из-за прилавка.

– Не поднимайся, Ашун, я вниз.

– О чем говорит сиятельный хоанха? У нас нет подвала.

– Ашун, я прохожу через твою лавку уже в десятый раз, и все время ты пытаешься меня уверить, что за вот этой настенной картиной нет никакого прохода. Ты еще не устал?

– Долгое повторение формирует реальность, сиятельный хоанха, – оскалился голыми деснами старикашка.