Текст книги "Любовь на краю света"

23

Кажется, Адамс заметил мою внутреннюю борьбу.

– Я знаю, что все это непросто понять. Но медицина делает успехи. Возможно, вскоре будет известно, в чем причина смертельного заболевания Ноя.

Дуновение теплого ветра, вылетевшего из-за угла дома, слегка пошевелило лепестки роз.

– Зачем вы мне рассказываете все это? – спросила я немного резким тоном. Каждый хотел поведать мне какую-то историю, и чем больше я размышляла, тем больше я путалась в их аргументах, растекающихся, словно акварельные краски. Смешиваясь, они создавали в моей голове полный хаос.

Он сделал глубокий вдох:

– Ирина, позвольте мне быть честным… Сестра Фиделис наблюдает за вами и Ноем. Она знает о том, что Ной просил вас помочь ему уйти отсюда, поскольку в одиночку он не смог бы это сделать.

Ком встал у меня поперек горла. Значит, все-таки слежка.

– С чего вы взяли? – сказала я громко и в тот же момент поняла, что это уже явный перебор.

– На самом деле меня не интересует, просил он вас об этом или нет. Я знаю Ноя. Мы все знаем, что он хочет сбежать. Мы знаем об этом с тех пор, как он научился говорить, и любой разумный человек может понять это желание. Кто хочет провести свою жизнь в коробке? Во всяком случае, он ощущает это именно так. С годами он стал смотреть на нас как на своих врагов. Он начал говорить вещи, которые далеки от правды. Он проводит слишком много времени наедине с самим собой, наедине со своими идеями о том, что мы убиваем всех приезжающих сюда, что мы хотим его отравить и прочее в таком духе. Это меня очень тревожит. – Адамс вздохнул. – Послушайте, Ирина! Я люблю этого мальчика, и единственное, о чем я хочу попросить вас, так это не подвергать его дополнительной опасности. Вы можете мне это пообещать?

Еще одно обещание. Сколько я их уже дала? Одно – сестре Фиделис. Другое – Ною. И вот теперь. Я скрестила два пальца за спиной, когда протягивала ему руку – я часто видела это в фильмах. Это, конечно, полный бред. И все же я сделала это.

– Что должна пообещать Ирина? – спросил Ной, который появился в дверях. Он уже успел переодеться, и теперь на нем была наглаженная светлая рубашка с тремя расстегнутыми верхними пуговицами, которые открывали внушительное пятно выше его ключицы.

– Что я не буду подвергать тебя опасности, – нервно сказала я и бросилась к нему. – У тебя на шее пятно от варенья. – Я взяла его за запястье. – Я смою его быстро.

Не смотря по сторонам, я вытащила его и повела в столовую. Там на столе по-прежнему стоял кувшин воды. Я опустила в него тряпичную салфетку и начала тереть его рубашку под ребром.

– Ты должен застегнуть верхние пуговицы на рубашке, – прошептала я ему на ухо. – У тебя там след от поцелуя.

– Что?

Боже мой. Вероятно, он не знал, что это. Я быстро добралась до пятна над ключицей и уже хотела начать объяснять, как вдруг он сердито закричал на меня:

– Ты не могла бы прекратить это дурацкое мытье? Я чувствую себя маленьким ребенком!

Испугавшись, я отступила назад, и на моих глазах выступили слезы – тон его голоса причинил мне боль. В этот момент вошел Ансельм – Ной, должно быть, услышал его раньше меня, – и я проглотила слезы. Боже, какой чувствительной я стала.

– Я могу помочь? – спросил Ансельм, который хотел накрывать обеденный стол.

– Да, пожалуйста, – сказал Ной нервным голосом.

– Всего лишь пятно от джема, – сказала я, указывая на мокрое пятно на светлой рубашке.

– Во время завтрака Ной был в темно-синей футболке, – сказал Ансельм.

Он так пристально следил за ним? Так точно знал его футболки? Это было ненормально. Даже я этого не знала, хотя я все утро внимательно наблюдала за ним. Хотя, возможно, Ансельм заботился и о его одежде.

– Значит, это другое пятно. Во всяком случае, теперь его нет, – пробормотала я и повернула к ступенькам, в то время как Ной, застегнув рубашку под горло, вышел на крыльцо к своему крестному.

Я бросила ему вслед задумчивый взгляд и вернулась в свою комнату. Вся легкость и счастье сегодняшнего утра исчезли, и свинцовая тяжесть сковала мои кости. Почему прекрасные моменты моей жизни всегда так коротки? У меня было ощущение, что у меня внутри сидит маленький подлый чертик, который, смеясь, нажимает на рычаг катастрофы всякий раз, как только появляется малейший намек на счастье.

Теперь я больше не могла избавиться от мысли, что кто-то украл письмо. Это должна быть сестра Фиделис. Сто процентов. За последние дни я узнала, где была ее комната. Должна ли я войти в нее и проверить свое предположение? И нет ли там также камер? Кошмар. Я еще раз обыскала все, но письма нигде не было.

Я уже давно не знала, во что верить и что думать.

Со своего балкона я могла видеть, как Ной и его крестный с черепашьей скоростью прогуливались вблизи озера. Они разговаривали друг с другом. Я хотела узнать о чем. Рассказал ли Ной ему обо мне?

Каждой клеточкой своего тела я страстно желала быть рядом с ним и спросила себя, когда же появится такая возможность. Я хотела бы этой ночью повторить все еще раз.

Аромат снизу достиг до меня: Ансельм жарил мясо кабана. Когда мы сели за стол, я пожалела о своем решении не есть мясо. Однако я удержалась от этого и взяла пшеничные хлебцы, которые Ансельм приготовил специально для меня, и с интересом смотрела, как Адамс расправлялся с третьим блюдом. При этом он выпил бутылку красного вина, и цвет его лица становился все ближе к цвету его рубашки.

После еды ему непременно были нужны два или три бокала граппы и несколько эспрессо.

– Я должен сообщить вам кое-что неприятное, – сказал он, когда разобрался с едой.

Несмотря на некоторую тяжесть после плотного обеда, все оживились.

– К сожалению, я не смогу присутствовать на дне рождения Ноя. – Он положил руку на плечо Ноя. – Я хотел сказать тебе это уже на берегу озера, но… как бы сказать… мне сложно, я бы действительно очень хотел быть здесь.

– Жаль, – сказал Ной.

– Действительно очень, очень жаль, – сказала сестра Фиделис, которая и в самом деле выглядела разочарованной.

Вероятно, то, что Адамс, поднявшись наверх, подошел к дивану и положил конверт из бумаги ручной работы на комод рядом с подсвечником, должно было казаться чем-то не слишком значительным, но мне было ясно, насколько важным должно быть его содержимое.

– Открыть в день рождения, – сказал Адамс и при этом, лукаво улыбаясь, поднял указательный палец перед лицом Ноя, как будто он мог видеть это.

Адамсу это было безразлично, а мне – нет: я считала несправедливым, что, кроме звуков и запахов, у нас нет иной возможности общаться друг с другом. Если уж нам невозможно было касаться друг друга, потому что между нами постоянно кто-то был, то было бы нормально, если бы мы могли видеть друг друга. Но в этом доме не было ничего нормального.

Я вышла, сказав, что мне нужно отлучиться в туалет. Войдя в прихожую, я глубоко вздохнула: мне не хотелось в туалет, просто я больше не могла находиться в одной комнате с Ноем, таким близким и далеким одновременно. Дверная ручка конторы сестры Фиделис попалась мне на глаза – желание зайти в нее стало непреодолимым.

Конечно, дверь была заперта, но я вспомнила, как однажды сестра Фиделис достала ключ из-за картины, на которой изображена сцена охоты. Дрожащей рукой я подвинула картину, нащупала ключ на небольшом гвозде, вытащила его и вставила в замок. Мое сердце начало биться сильнее, когда я подходила к ее письменному столу. Отчетливо был слышен каждый шаг. Быстро попробовав открыть один за другим разные ящики, я поняла, что большинство из них были закрыты. В одном она хранила счета. Я пролистала их, но не нашла ничего подозрительного. В другом ящике лежало несколько маленьких, пустых стеклянных флаконов с красными пипетками. Я осмотрела их. Это были глазные капли.

Наугад я открыла фолиант, который лежал на столе. «Карфаген: взлет и падение великой державы». Тут же оказалась толстая тетрадь. «Ной 785», – было написано на обложке. Это был своего рода дневник. К сожалению, в нем было только четыре или пять записей. Они были написаны от руки, разборчивым почерком и отмечены датами. Вчера она записала: «Он меняется на глазах. Что-то происходит с ним. Это Ирина Павлова. Учительница по плаванию вскружила ему голову. Он делает все, чтобы обмануть меня, показать, что она не нравится ему, но моя интуиция подсказывает мне обратное. Так больше не может продолжаться. Ничего хорошего из этого не выйдет. Ему нужен покой».

24

Солнце садилось, проливая свет на стволы деревьев, между которыми внезапно показался Ной. Его волосы были растрепаны. Он выглядел заспанным.

– Я здесь, – крикнула я ему. Я не могла вспомнить, как пришла в лес и сколько времени сидела здесь. Мои мысли были настолько заняты Ноем и прошлой ночью, что я уже не понимала, что происходило за пределами моей головы.

Улыбка пробежала по его лицу. Он искал меня? Слишком много времени прошло, прежде чем он подошел ко мне. Ветка ударила его по лицу, он споткнулся о корень, поскольку также не мог дождаться нашей встречи и торопился. Я вскочила, побежала ему навстречу. Мы крепко обнялись и поцеловались, лаская друг друга.

– Где ты была? – спросил он и крепко прижал меня к себе. За ушами у него хорошо пахло. Не знаю, от кого еще исходил такой аромат. Наверное, от новорожденных.

– Я соскучилась по тебе… не сдержалась… с тобой в одной комнате… весь день… мне было страшно без тебя, – говорила я, задыхаясь.

Ной убрал волосы с моей шеи и прикоснулся к ней губами. Я слышала, что он засмеялся.

– Я тоже по тебе скучал, но наберись терпения. Все будет хорошо.

Я почувствовала себя глупой. Откуда в нем была эта уверенность? Но чем дольше мы были вместе, тем больше я успокаивалась.

– Почему ты улыбаешься? – спросил он.

– Из-за маленького чертика, который живет во мне, – сказала я как пьяная. – Сейчас он скачет, как дьявол, потому что не может помешать моему счастью, когда ты рядом со мной.

Ной остановился.

– Не думай об этом, – сказала я, – просто будь со мной и обними меня покрепче.

– Хорошо, – прошептал он.

Я запустила руки в его густые волосы и сделала несколько глубоких вдохов. Мне хотелось проглотить его, чтобы больше никто не мог отнять его у меня. Ной поцеловал мои ладони и нежно отстранился от меня.

– Пойдем, я покажу тебе мое любимое место, – сказал он и потянул меня за собой.

Широкая протоптанная дорожка свидетельствовала о том, что он часто ходил здесь. Протянутой рукой он исследовал местность, ощупывая одно дерево за другим; иногда его ноги запутывались в колючках, но он быстро освобождался и продолжал идти вперед. Я шла за ним, стараясь не запутаться в зарослях. Лес становился все гуще. Вдруг Ной остановился, нагнулся и приложил указательный палец к губам.

Где-то вдалеке послышался шум мотора.

– Виктор едет назад, – прошептал он. – Мой крестный уехал в город.

Мы подождали, пока звук мотора полностью смолкнет, и продолжили двигаться дальше, наверх, потом вниз, через ручей.

– Это здесь, – сказал он и повел меня вокруг гигантского ствола дерева с большим дуплом, вокруг которого, подобно ковру, расстилалась сухая листва.

– Заходи, – сказал он, уселся в дупле и протянул мне обе руки. Я села перед ним, и он обнял меня сзади. Было темно, пахло смолой, хвоей, мхом и грибами. Внутренняя сторона дупла была гладкой и чистой. Если бы снаружи разразилась сильная гроза, то мы были в тепле. Гроза была бы сейчас кстати. Я хотела дождя. Некоторое время мы слушали дыхание друг друга, стук наших сердец, бьющихся в унисон. Еще никогда я не чувствовала себя так спокойно. Ной был теплым. От него хорошо пахло. Он крепко держал меня. Я хотела, чтобы это длилось бесконечно.

– Ты сомневаешься? – спросил он осторожно, будто опасаясь, что от его слов может рухнуть дерево.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты обещала мне помочь. Но сейчас Ленард попытался объяснить тебе, что я схожу с ума, что мне все кажется и что я умру, как только уйду отсюда.

Откуда он об этом узнал?

– Ах, Марлен. Я понимаю, что ты вольна думать так, как хочешь. Но ведь только представь на секунду, что все они лгут… Ты попробуешь? – Я кивнула, и он продолжил: – Кто может доказать, что история о моих родителях – это правда? Кто докажет, что они действительно мертвы? Разве не может быть так, что меня похитили и они меня ждут? Кто сказал, что доктор Адамс действительно мой крестный отец, а не просто человек, который хочет удержать меня здесь?

Я прикусила губы и наконец проговорила:

– Кто может доказать, что мои родители – это мои родители?

– Никто, но, несмотря на это, ты все равно знаешь, что это они, правда?.. Откуда ты это знаешь?

Он накрутил пряди моих волос на свой палец и дотронулся ими до своей щеки.

– Это как с камнем, который ты мне дал… я чувствую это.

– Вот именно, а я чувствую что-то совершенно иное. Я чувствую, что моя жизнь окружена неправдой. Иногда я спрашиваю себя, не есть ли я всего лишь чей-то вымысел.

Я взяла его руку и поцеловала:

– Нет.

– Ты не задумывалась, почему мой крестный так открыто говорил с тобой обо мне, ведь только некоторые люди должны знать о моем пребывании здесь и о моей личности?

– Это действительно показалось мне немного странным.

Я играла с его тонкими пальцами и нечаянно коснулась большим пальцем вены на его указательном пальце.

– Этому есть только два объяснения: либо все это ерунда, либо ты уже давно не представляешь опасности, потому что они все равно намерены избавиться от тебя.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что он сейчас сказал; я невольно вспомнила запись в дневнике сестры Фиделис.

– И еще кое-что: если мои родители действительно были сказочно богаты, то почему у нас протекает крыша? Почему эта вилла разваливается? Трудно поверить, что все это из-за ее старости. Если Ленард действительно дал моим родителям обещание, то почему он не позаботится о том, чтобы изолировать комнаты? Ты знаешь, как холодно в них зимой? В моей комнате на оконных стеклах появляются ледяные узоры. На внутренней стороне. Нужно очень долго ждать, пока печь нагреет воздух, а остывает она невероятно быстро.

– Ты думаешь, что он присвоил имущество твоих родителей?

Ной застонал от удовольствия, когда я поцеловала его ладони. Он положил свою голову на мое плечо. Прежде чем ответить, он прислушался.

– Тс… – Он выпрямился, будучи при этом не напуганным, а возбужденным.

– Что? – прошептала я.

Нажатием на плечи он дал мне понять, что я должна выйти из дупла. Я медленно выползла в полумрак. Очень осторожно он вышел за мной. Выжидательная улыбка замерла на его губах. Он сел на мох рядом со мной, протянул руку и замер.

Я закрыла глаза, пытаясь услышать то, что слышал он. Действительно между деревьями что-то двигалось.

Это был лис. Ной положил мне одну руку на спину, другую вытянул вперед. Я сделала то же самое. Сделав движение носом, лис осторожно приблизился к нам. У него были блестящие карие глаза и черный нос, которым он обнюхивал мою руку.

– Это Марлен, моя подруга, – сказал Ной тихим голосом. – Я надеюсь, она тебе понравится.

Он слегка погладил лиса между ушами, и он стал более спокойным. Затем он позволил мне погладить его. Шерсть лиса оказалась очень плотной и совсем не такой мягкой, как казалось на первый взгляд.

– Сколько лет ты знаешь его?

– Я нашел его, когда мне было девять. Он был еще совсем маленьким, и у него были повреждены задние лапы. Я выкормил его. Поначалу Виктор помогал мне в этом, пока не решил, что придется отпустить его на волю. Диких животных нельзя приручить. Но лис находил меня всюду. Однажды Виктор застал нас вместе, после чего мне пришлось испытать на себе его гнев. С тех пор мы скрываем нашу дружбу. Лис и я. Виктор давно забыл его… я надеюсь.

Ной улыбнулся. Одной рукой он крепко держал меня, а другой – лису, тем самым как бы связывая тех, кто был ему дорог.

– Когда мы отправимся в путь, Марлен? – спросил он меня, когда мы собрались уходить, поскольку уже темнело, и мне стало не по себе.

Он крепко сжимал мои руки.

– Ты найдешь выход отсюда?

Я сглотнула.

– На мой день рождения. Не позже, – сказал он. – Как ты думаешь?

У меня было ощущение, будто мое сердце сковала железная лента.

– Хорошо, до твоего дня рождения. Обещаю тебе.

Опять обещание. О, господи! На этот раз я не стала скрещивать пальцы.

Ной коснулся моего лица и поцеловал меня, сначала в левую щеку, затем в правую, потом – глаза, кончик носа и рот.

– Это будет самый чудесный день рождения в моей жизни.

У меня внутри все сжалось от боли, когда я посмотрела на его сияющее лицо. Я была очень рада, что он не видел слез, которые текли по моему лицу, когда я старалась говорить бодрым голосом:

– Да, это будет прекрасный день рождения.

Ной был настолько воодушевлен, что его шаги ускорились. Он сгорал от нетерпения, и, казалось, вот-вот оторвется от земли. Я чувствовала себя совсем иначе. Я боялась за него.

Вдруг в лесу раздался выстрел.

Мы резко остановились. Ной сделал тревожный жест рукой, каждая его мышца была в напряжении. Кто стрелял? Что случилось? Но деревья стояли так плотно, что я ничего не могла видеть.

– Ты слышишь? – спросил Ной, и его голос звучал так, как будто у него пересохло во рту. Он отвернулся от меня и нахмурился. – Боже мой, – сказал он и пошел вперед.

– Что это?

Я поспешила за ним.

– Лис, – сказал Ной испуганно и пошел семимильными шагами с вытянутыми руками на звуки, которые мог ясно слышать только он.

Он сошел с дорожки. Кустарник и хвойные деревья чередовались друг с другом. Я держала руки перед лицом.

– Осторожно! – успела я закричать, когда деревья поредели и прямо перед Ноем оказалась яма с множеством огромных корней.

Если бы он упал туда, неизвестно, чем бы все это закончилось. Ясно, что я не могла вытащить его оттуда. Но Ной не остановился, упал на колени, исследовал края ямы, встал и снова пошел в сосновый лес.

Я вскрикнула от испуга, увидев окровавленный мех, лежавший на земле. Лис. Рядом с ним сидящий на корточках Виктор. Ной остановился.

– Марлен!.. Что ты видишь… скажи мне, что ты видишь, – умоляюще говорил он.

Но я не могла произнести ни слова. Неподвижная, как соляной столб, со слезами на глазах, я смотрела на умирающее животное и на Виктора, рядом с которым лежало ружье, смотревшего на нас.

– Ной! Что ты здесь делаешь? Вы уже давно должны быть дома.

Я посмотрела на испуганное лицо Ноя: он догадался, что случилось. Он снова задвигался, прошел мимо меня, споткнулся о корни, упал и дальше полз на четвереньках к умирающему лису, пока не дотронулся до него руками. Во мне все оборвалось. Я едва могла сдерживать себя, видя, с какой любовью он относился к своему другу. С кислым выражением лица Виктор отошел назад и смотрел в недоумении, как Ной подошел к лису и погладил сначала его морду, а потом шею. Он ощупал влажную рану, лизнул палец, почувствовал вкус крови, и на его глазах выступили слезы. Он держал руку на шее лиса до тех пор, пока он не испустил последний вздох. Лис был мертв. По лицу Ноя можно было видеть, как в нем зарождалось и крепло ощущение ужаса произошедшего. Он склонился над лисом, взял его обеими руками, положил на колени и, раскачивая его взад и вперед, зарылся лицом в мех. Зрелище было настолько душераздирающим, что слезы текли сами собой. Даже у Виктора были увлажненные глаза, и, казалось, он раскаивался в своей фатальной ошибке. Мне хотелось поддержать Ноя, но это была глубоко личная трагедия, и я не стала вмешиваться. Виктор чувствовал что-то подобное: его колени дрожали, когда он подошел к Ною и коснулся его спины. Но Ной ударил его по руке.

– Убийца! – закричал он.

25

Наконец стук в дверь комнаты Ноя прекратился. Они могли делать все что угодно, даже взорвать эту виллу, мы все равно не отпустили бы друг друга. Прижавшись друг к другу, мы лежали на кровати и плакали. Боль сотрясала все его тело. Я никогда не слышала, чтобы кто-то так отчаянно плакал. Как будто он узнал, что должен скоро умереть, что нет никакого выхода и надежды на жизнь. Сестра Фиделис сначала пыталась уговорить его по-хорошему, потом перешла к увещеваниям и, наконец, резким тоном заявила, что контракт со мной расторгнут. Наконец она попыталась обратиться к моему разуму. К разуму! Как будто он имел здесь какое-то значение. Виктор хладнокровно убил друга Ноя, хотя сам он настаивал на том, что лис пробежал перед ним, когда он охотился на куницу. Ни за что на свете я не позволила бы кому-нибудь войти в комнату. Потом я услышала голос Ансельма, который пытался поговорить с нами. Мы проигнорировали и его.

В какой-то момент Ной уснул, от горя или усталости – я не знала. Положив голову на руку, я лежала рядом и смотрела на него. Во сне он выглядел молодо, почти как ребенок, на его лице было спокойное выражение, как будто ничего больше не может случиться. Мне нельзя спать. Я не оставлю его одного. Ной нашел меня, обнял, и мои веки отяжелели.

Вдруг я почувствовала нежный поцелуй в уголок глаза, затем прикосновение руки к моей щеке, пальцы на губах и еще один поцелуй в рот. Я открыла глаза.

Ной слегка улыбался. Он выглядел усталым и бледным, но уже не таким грустным. Мне показалось, что он смирился со смертью лисы, смирился с жизнью и смертью. Он принял неизбежность произошедшего.

О лисе Ной больше не говорил ни слова. Он взял меня за руку, и я ждала, что он скажет: «Пошли!» Но он не сказал, поцеловал меня и повел из своей комнаты вниз через бесчисленные коридоры в прихожую – неудивительно, что я никак не могла найти этот путь.

Когда, подойдя к столовой, мы услышали разговор сестры Фиделис и Ансельма и нам стало ясно, что, невзирая на события этой ночи, они ни за что не допустят любовные отношения между нами, мы разжали руки, что для нас было так же сложно, как подняться на вершину скалы. Я была поражена, когда увидела лицо Ноя: сейчас оно было как бы восковым, совершенно неподвижным с неестественно широко раскрытыми глазами. Он выстроил внутреннюю защиту для встречи с людьми, которые были виноваты в его горе. Откашлявшись и придав своему лицу мрачное выражение – он, вероятно, решил более не показывать эмоций, – он вошел в столовую. Я попыталась привести волосы в порядок, потянулась, похрустела суставами пальцев и мысленно подготовилась к увольнению.

Сестра Фиделис, Ансельм и Виктор стояли близко друг к другу, когда вошел Ной, а за ним я. Что-то пошло не так, как я ожидала. Чего они хотели от нас? Где сопротивление? Где нападение? Я пыталась понять выражение их лиц. Были ли они веселыми? Ждали чего-то? Волновались?

– Дорогой Ной, – начала сестра Фиделис торжественным тоном, хотя ее голос дрожал. – Мы решили исполнить твое самое заветное желание!

Что?

Я взглянула на него, чтобы увидеть реакцию. Его рот был открыт.

Что они хотели ему сообщить?

– Да-да, ты все расслышал верно. Слух не подвел тебя. – Сестра Фиделис натянуто засмеялась – я хорошо видела это, потому что стояла рядом. – Сегодня будет особенный вечер, потому что… – Она глубоко вздохнула, взяла конверт с комода и подняла его. – Сегодня вечером ты вместе со мной, Виктором и фрау Павловой поедешь в город.

Ее дыхание участилось.

Ной нащупал письмо, лежавшее рядом с креслом, и снова сел с испуганными глазами и по-прежнему неподвижным лицом.

– В качестве эксперимента мы отправимся слушать фортепианный концерт. Мы будем единственными зрителями в большом зале. Доктор Адамс побеседовал с врачами, и они считают, что мы можем рискнуть… Надеюсь… На самом деле он планировал этот визит только на свой день рождения, но после того, что случилось вчера, мы подумали… он может изменить дату – оркестр соберется сегодня.

Как Адамс мог так быстро узнать о том, что произошло вчера? У Виктора все же был телефон.

Пока она говорила, я посмотрела на лицо Ноя. Казалось, он боролся с собой: прикусывал губы, сглатывал, дрожащими пальцами перебирал скатерть.

– Я… – Он запнулся. – Мне можно на концерт? – Он сдерживал улыбку.

– Да, – сказала сестра Фиделис.

Несколько вдохов, его грудная клетка быстро поднималась и опускалась, тысячи мыслей пронеслись в его в голове. И когда он все понял, его суровая маска растаяла. Он быстро встал, подошел к ней и нежно обнял. Потрясенная этим, она пыталась сдержать слезы, но все же ей не удалось подавить рыдания. Она отстранилась от него, положила свои очки на стол и в смущении отвернулась от нас.

– Это невероятно, – сказал Ной и при этом выглядел таким же свободным, как сегодня рано утром.

– Ну что ж, а теперь мы можем наконец позавтракать! – сказал Ансельм, мысли которого, похоже, были заняты только тем, как наполнить желудки других.

Я была рада за Ноя и вместе с тем озадачена. Экскурсия с концертом были запланированы на день рождения, а теперь были перенесены. Они хотели поднять ему настроение после всего, что произошло? Но это также непонятно. Разве они не говорили, что город опасен для него? Он умрет там, говорили они. А сейчас все поменялось. Возможно, они намереваются убить его.

Ной по-прежнему был немного скован, но так много, как этим утром, он не говорил уже давно. Он хотел узнать, что будет исполнено на концерте – второй фортепианный концерт Рахманинова до-минор; кто играл – венгерская пианистка; что нужно надеть по такому случаю – Ансельм уже все подготовил; сколько времени займет дорога – два с половиной часа; когда выезд – около пяти; почему уже сейчас надо собираться.

– Ты должен благодарить своего крестного, – вздохнула сестра Фиделис. – Он хочет, чтобы ты был счастлив, и он долго уговаривал меня, прежде чем я согласилась… Мы надеемся, что все пройдет хорошо.

– Вы пробовали использовать дыхательные маски? – спросила я, тут же поняв глупость своего вопроса.

Когда я узнала, что от них у него случались приступы удушья, меня чуть не стошнило. Я больше не могла есть. Я не понимала, что здесь сейчас происходило. И хотела поговорить с Ноем об этом. С глазу на глаз. Но сестра Фиделис, казалось, делала все, чтобы мой план не осуществился и мы не могли остаться наедине. Для этого она была готова рискнуть его жизнью. Но я также рисковала бы его жизнью, если бы помогла ему сбежать отсюда. Как запутано это все.