Текст книги "Любовь на краю света"

19

Надо мной парил беркут с крыльями, напоминающими мускулистые руки. Это наверняка был молодой орел, между перьями у него виднелись белые пятна. Именно сейчас, после того, как я получила самое красивое любовное послание всех времен, я вспомнила, что в двенадцать лет написала сочинение о беркуте. Я была тогда очень взволнована: нервирующий шелест листов бумаги казался мне громче моего голоса, пока я стояла перед доской и потела. О том, что когда-нибудь увижу летающего орла, я тогда даже не думала. Эта хищная птица действовала на меня с такой же силой, как письмо. Если бы я была Ноем, то сразу же села бы за рояль. Я была так смущена и потрясена, что едва могла дышать. Перед глазами все плыло. Ощущая себя цветком, захваченным течением горного ручья, я лежала на спине и наблюдала за беркутом, затем замерила свой пульс, села и прочитала письмо во второй, в третий и в четвертый раз. Иногда я всхлипывала.

Вдруг беркут увидел что-то на скале. Это была серна. О нет! Орел бросился вниз с голубого неба и превратился в смертельное оружие. Он нещадно клевал в голову бедное животное, пока не дошел до мозга, а затем подобрал ее и полетел в свое гнездо. Ни одного метра высоты он не смог набрать с животным, которое было, вероятно, втрое тяжелее его самого. Учащенное сердцебиение почти душило меня. На мягких ногах я подползла к маленькому ручью, который журчал рядом со мной, сделала глоток воды и увидела лягушку, внимательно наблюдавшую за мной сквозь траву. После этого мне стало немного лучше.

Взглянув на часы, я поняла, что до занятия остается чуть более часа. Просьбе Ноя я не могла отказать. Никогда. Я помогу ему убежать. Мы вместе сумеем решить эту загадку. Внезапно я поверила ему безгранично и начала всерьез обдумывать все то, что сказал он мне. Поскольку на ходу лучше думается и в любом случае мне нужно найти путь к свободе, я побежала прямо, куда глаза глядят, через буковый лес, заливные луга, болотистые топи и хвойный лес, в котором сильно пахло смолой. Если то, что сказал мне Ной, правда, то получается мрачная картина. Монахиня удерживает слепого мальчика, которого боготворит, и устраняет тех, кто встает у нее на пути. Ной стал жертвой приватного хоррор-шоу сестры Фиделис, а Виктор – ее личным киллером. Ансельм очаровывал всех приходящих в дом вкусными блюдами, вызнавал мысли посетителей виллы и помогал Виктору убивать соперниц Фиделис, которых она сама приглашала в дом. Нет, это совершенный абсурд. Гораздо более вероятно, что за всем этим стоял некто, который за большие деньги нанял монахиню, Ансельма и Виктора. Может быть, монахиня была вовсе не монахиня. Но эта теория также не показалась мне безупречной: хорошей актрисой она явно не была.

Слепни и комары атаковали меня. Повсюду разливалась влажная духота. Я то и дело наступала на колючки и продиралась сквозь высокие кустарники. Мои ноги были покрыты ссадинами и царапинами. Почти постоянно мне приходилось убивать насекомых на руках, на ногах и на лице. Я прошла мимо причудливого скального образования красного цвета, которое было больше меня: подобно булавке, один высокий камень балансировал на другом, причем казалось, что в любую секунду он может потерять равновесие. Хотя скорее всего он находился в таком положении уже в течение нескольких тысяч лет. Я задела ель, прошла еще несколько метров вперед и вдруг почувствовала, что больше не могу сделать ни одного шага. В один момент я была вынуждена остановиться и затем снова попыталась поставить ногу вперед. Несмотря на духоту, мне было холодно. В висках началась пульсация. Я почувствовала себя плохо, похолодевшая кожа покрылась потом. Примерно так я представляла себе приступ паники. Необъяснимый страх смерти охватил меня, и я едва не потеряла сознание. Тяжело дыша, я встала на колени, расстегнула верхние пуговицы моей блузки, сделала вдох и попыталась успокоиться. Я сделала глубокий вдох и попыталась объяснить себе, что никакой реальной причины для страха нет. Я ожидала, что мне станет легче, но не могла сделать этот шаг. Я словно окаменела. Что со мной? Я попробовала сделать шаг другой ногой и опять не смогла двинуться вперед. Я могла сделать шаг вправо, влево и назад. Только вперед не получалось. Передо мной как будто стояла невидимая граница. Я подумала о Ное. Он был уверен в том, что его насильно удерживают взаперти. И я верила ему. Вероятно, я не могла сдвинуться с точки не по своей вине. Наверное, это было действие дьявольских сил. Возможно, Ной также не мог зайти дальше этого места. Скорее всего, над виллой было особенное энергетическое поле, невидимый колпак, не позволяющий никому покидать эту территорию. Мое решение было твердым: я должна помочь Ною бежать. Тем более теперь. Вдруг я услышала гул. Вокруг меня все поплыло. Там, между деревьями, что-то двигается? Камера, которая следила за мной? Гул проводов? Меня передернуло. В последний раз я попыталась переступить невидимую границу, но это не удалось. Взволнованная, я старалась найти выход, как вдруг наткнулась на жуткую границу. Это был бурьян, полный пауков, насекомых, острых листьев и колючек, высотой мне по пояс. Я не знала, что крапива жалит так больно. И все же я зашагала вперед, хотя это не имело никакого смысла. Невидимый колпак не оставлял меня. Казалось, что он с одной стороны прилегает к скале, а с другой – к обрыву. Как я могла вывести Ноя? Отсюда до цивилизации несколько часов езды. Я обливалась потом. Солнце палило изо всех сил. У меня закружилась голова. Неуверенным шагом я отошла от границы и очутилась где-то в лесу у небольшого оврага, через который протекал дикий ручей. Я спустилась к нему, попила воды, немного передохнула, поднялась обратно, снова вышла на солнце и стала ориентироваться на скалу, но едва могла сделать шаг. Снова и снова я оказывалась перед препятствием – непроницаемой изгородью, камнем, ветхим деревянным забором, ржавой колючей проволокой или перед этой невидимой стеной, которую я не могла объяснить. Насекомые были кровожадны и нещадно кусали меня.

Я уже совсем отчаялась, как вдруг услышала звук двигателя. Затем из-за бугра показался небольшой трактор с прицепом, в котором лежали дрова и бензопилы. Виктор управлял этим трактором. Какую роль на самом деле он исполнял в этой сумасшедшей игре? Он занимался хозяйственными делами, и, даже несмотря на то, что он с удовольствием охотился на животных, он казался мне вполне нормальным.

– Ирина! – крикнул он. – Что ты здесь делаешь? Ты давно должна быть на вилле! Тебя там наверняка уже ждут.

Я была рада видеть его. Вовсю шел шестой час, а я совершенно заблудилась. Какова будет реакция монахини, если я приду слишком поздно?

– Садись! – сказал он мне, не выключая двигатель.

Я поднялась в кабину трактора, села на круглое металлическое сиденье, расположенное за спиной Виктора, и крепко ухватилась за что-то. Это был трактор последней модели. С сильным шумом он передвигался по сельской дороге. Пружинные сиденья в нем были из какой-то другой машины.

– Я заблудилась! – воскликнула я.

– Здесь очень легко заблудиться, – ответил он. – Но я могу успокоить тебя: особенно далеко ты бы все равно не ушла. Поместье хорошо защищено. Ты всегда будешь находиться в определенном радиусе.

– Защищено? – спросила я.

– Огорожено. Еще с тех времен, когда сэр Моррис жил здесь. Он хотел отгородиться от соседей и местных жителей. Возможно, было много браконьеров, которые хотели проникнуть сюда.

– Вы имеете в виду невидимую стену?

– Какую невидимую стену? – спросил Виктор и засмеялся. Вероятно, он имел в виду ветхие деревянные заборы, мимо которых я проходила. И снова я чувствовала себя очень глупой, но при этом не могла поверить в то, что все это мне просто показалось.

Сестра Фиделис, как старший преподаватель, стояла с более строгим, чем обычно, выражением лица у распахнутых ворот.

– Фрау Павлова заблудилась! – крикнул ей Виктор из кабины трактора, в то время как я, разгоряченная от поездки по ухабам, выходила из машины.

Я ожидала, что случится скандал, и внутренне готовилась к тому, чтобы встретить ее атаку во всеоружии.

– Извините, пожалуйста, – начала я.

– Мне ужасно жаль, – сказала сестра Фиделис, к моему удивлению. – Такое здесь бывает. На будущее я хотела бы попросить вас быть более пунктуальной. Вам лучше извиниться перед самим Ноем. Он очень зол на вас!

Ной был зол. Тотчас я вспомнила о письме – ладно, это все игра.

– Где же он?

– В своей комнате, – сказала она. – Он напрасно ждал вас полчаса в бассейне.

– О, я сожалею.

– Это может сказать каждый, – сказал Ной, который уже спускался по лестнице. У него было мрачное выражение лица. – Считается, что со мной можно так поступать.

Я чувствовала себя совершенно парализованной, не знала, что сказать, особенно после его признания в любви. В моей голове с трудом укладывалось, что это тот же человек, который написал те прекрасные строки. Он ли, вообще, их написал? Кажется, у меня уже начались галлюцинации. Кто же, если не он?

– Итак, чего же вы ждете, идите к нему, – прошептала сестра Фиделис мне на ухо и легонько толкнула в спину.

Ее подобострастное обожание Ноя действовало мне на нервы. Тем не менее я осторожно пошла к нему. Он стоял под орлом, держался за перила и своими голубыми глазами смотрел прямо на меня.

– Я не хотела заставлять тебя ждать, – сказала я. – Прости… Я гуляла, легла под деревом и читала. Это захватило меня… это было что-то прекрасное… Я была так смущена, что заблудилась. Такого больше не повторится.

Он прорычал что-то, чего я не поняла, и прошел мимо меня в столовую.

– Ной! – крикнула сестра Фиделис. – Ты не можешь просто так оставить фрау Павлову. Искренние извинения можно принять.

– Я принимаю извинения, – сказал он холодно и исчез.

Я не могла поверить этой маске на лице и его тону. Он научился превосходно скрывать свои эмоции – видимо, после многолетних тренировок. Но можно ли на самом деле играть так прекрасно?

Во всяком случае, сестра Фиделис, кажется, была довольна, особенно когда она увидела страдальческое выражение на моем лице. Она заметила, что Ной не позволил мне приблизиться к себе, и ей это, очевидно, понравилось.

Перед обедом я быстро поднялась на верхний этаж под предлогом, что хочу немного освежиться, лихорадочно размышляя, что мне делать с письмом. Ни в коем случае я бы не уничтожила его. Это было самое прекрасное письмо из всех, которые я когда-либо получала. Пока я чистила зубы, что было очень странно перед едой, у меня родился план. Допустим, в моей комнате установлено видеонаблюдение. В таком случае любой тайник окажется бессмысленным. Если прятать, то нужно делать это так, чтобы те, кто наблюдает за мной, ни о чем не могли догадаться. Я вымыла руки и вытерла их полотенцем насухо, при этом незаметно завернула письмо, а затем подошла к эмалированному кувшину, стоявшему на комоде, как будто желая отполировать его, и опустила в него письмо. Наверное, не самое лучшее место, но где иначе я должна была спрятать его? Мне на ум пришел красный чемодан, но с ним все было очень неясно, ведь этот тайник я по-прежнему не могла открыть.

Ной продолжал разыгрывать свою роль. Он игнорировал меня. Лишь один раз, когда он искал на столе хлебную корзину, наши руки соприкоснулись. Я заметила мельком пробежавшую по его лицу дрожь и в этот момент совершенно отчетливо поняла, что он хотел сыграть нечто совершенно другое.

Он быстро опустил голову, ткнул вилкой в ньокки, уронил одну и положил пустую вилку в рот.

– Ансельм, пожалуйста, принести Ною ложку, – сказала сестра Фиделис, которая ни на секунду не упускала его из виду.

– Не нужно, – проворчал Ной, накалывая большим пальцем ньокки на вилку.

Ансельм все же протянул ему ложку. Ной не прикоснулся к ней.

Если мы не можем беспрепятственно разговаривать друг с другом, то я начала думать о том, как можно хотя бы просто побыть с ним рядом. Приближался час занятия. Я спросила сестру Фиделис, не будет ли она против, если мы с ней вместе займемся наведением порядка в библиотеке. Она с радостью согласилась.

Сразу после обеда она отправилась со мной в библиотеку, и мы обсудили план действий.

– Позвольте мне это сделать! – сказала я и вытащила наугад стопку книг с полки.

Она вышла и оставила меня одну. Я постоянно выглядывала за дверь, надеясь, когда эти двое придут наконец, чтобы приступить к вечернему чтению. Но они не приходили. Вместо этого я услышала, как где-то рядом Ной начал играть на фортепиано. Из-за меня эта змея изменила программу и начала изучать с ним сложные гаммы. Но даже они получались у него необыкновенно мелодично. Я отложила стопку запыленных лирических сборников и прислушалась к звукам. В конце концов я не выдержала и побежала в музыкальный зал.

Сестра Фиделис сидела рядом с ним за роялем, положив руку ему на спину, и давала указания:

– В тональности си-мажор пять диезов при ключе. Сыграй это место снова.

Она почти никогда не оставляет его в покое? Это же самый настоящий психологический террор. Я не имела никакого желания видеть ее и тихо выскользнула из комнаты. Уже почти у двери я наступила на половицы, которые ужасно скрипели. Ной перестал играть.

– Фрау Павлова, – сказала сестра Фиделис.

– Хм, – откашлялась я. – Я просто хотела спросить: раскладывать лирику лучше по году издания или по авторам?

– Ах… на ваше усмотрение… Вы наверняка сможете сделать все как надо.

С тяжелым сердцем я пошла обратно в библиотеку и оставила дверь приоткрытой. Какая пыльная работа, но, по крайней мере, так я могла слышать игру Ноя на близком расстоянии. Я услышала, как кто-то ходил по музыкальной комнате. Вскоре после этого зазвучала фонограмма с оркестровой музыкой. Я решила заглянуть туда еще раз. Сестра Фиделис, стоявшая у проигрывателя, опустила иглу и что-то сказала Ною. Он внимательно прослушал мелодию и попытался ее повторить. Было крайне интересно наблюдать, как быстро он приближается к оригиналу. Между тем я продолжала протирать пыльные книги и сортировала их по цветам.

Я сидела, полностью погруженная в звуки фортепиано и в чтение томика стихов Генриха Гейне, в котором нашла мое стихотворение, как вдруг послышался скрип пола, на этот раз позади меня. Словно застигнутая врасплох, я поспешила поставить книгу обратно на первое попавшееся место на полке. В комнату вошел Виктор. В его руках была лампочка, с которой он подошел к старомодному торшеру, стоявшему за двумя креслами. Его голова исчезла под абажуром, который, как большая бледно-желтая шляпа, возвышался над ним. Он ввернул новую лампочку, включил освещение, торжествующе показал мне сломанную лампочку и выбросил ее в мусорное ведро: «Все снова работает!» Прежде чем выйти из библиотеки, он остановился и посмотрел, как я бесцельно передвигала книги справа налево и обратно.

– Все в порядке? – спросил он.

– Да, конечно… – сказала я слишком быстро и слишком невнятно.

– Честно говоря, я думаю, что ты слишком бледна. Это из-за сегодняшней прогулки, не так ли?

Я промолчала и бросила взгляд на роскошный красный переплет книги, которая оказалась у меня в руках, одной из частей семитомного романа «В поисках утраченного времени».

– Если захочешь выговориться… я на веранде.

Он вышел. Я действительно хотела выговориться и пошла за ним.

20

Хотя солнце уже зашло, каменные ступени перед входом все еще были теплыми. Виктор сидел на скамейке и расслабленно откинулся назад, как тот, кто целый день работал и теперь наслаждается свободным временем. Он указал на место рядом с собой. Вздохнув, я села.

– Что-то случилось? – спросил он.

Я покачала головой.

– Да, мне тоже кажется чрезмерным то, что при довольно насыщенной программе занятий Ной еще должен играть на фортепиано. Однако пока он не скажет «нет», мы не можем ничего сделать, – сказал Виктор.

– Но он сопротивляется, – вырвалось у меня, хотя я не была уверена, что Виктор был подходящим человеком для открытого разговора. – Насколько я слышала, Ной хотел бы отсюда уйти.

– Я знаю. – Виктор протянул ноги и скрестил руки на груди. – Мы все это знаем. Но ты не видела, как плохо ему было, когда мы исполнили это его желание.

Я могу доверять Виктору?

– Это связано с редким заболеванием?

– Эта болезнь не просто редкая, Ирина, она прежде всего очень опасная – там, за пределами виллы, что-то отравило его. Может быть, выхлопные газы, дома или даже люди. Никто не знает. Врачи стоят перед загадкой и полагают, что вне этого места, видимо обладающего целебной силой, он не сможет выжить.

Он заметил мой сомневающийся взгляд.

– Я клянусь тебе, что был бы первым, кто каждый день отвозил бы Ноя в школу и забирал оттуда, но это его убьет. Я не могу брать на себя такую ответственность. Никто из нас не может. – Его голос стал тише. – Здесь у него есть все что нужно. Это, пожалуй, одно из немногих мест в мире, где он вообще может жить. В любом другом месте эта болезнь закончится его смертью.

Смерть. Смерть. Смерть. Даже если бы я хотела, то не могла бы в это поверить. О том, что люди, страдающие аллергией или какими-то иммунными заболеваниями, должны принимать меры предосторожности, я, дочь врача, конечно, хорошо знала, но я никогда не слышала о том, чтобы у человека обнаруживались болезненные симптомы после получасовой прогулки.

– Сестра Фиделис желает ему только добра, хотя на первый взгляд может показаться иначе. Она делает для него все что может.

– Кроме того, что она ужасно переусердствует, – сказала я.

– Я уже много раз говорил с ней об этом, но она считает, что для Ноя полезно любое отвлечение. Возможно, она права. Сначала мы просили ее давать ему больше свободы и приглашать больше людей извне, но она осталась непреклонной. Она переживает за него. – Виктор дотронулся до небольшой, зарубцевавшейся раны на руке, которая могла остаться от удара веткой.

– Как ты на самом деле попал сюда? – спросила я его. – А сестра Фиделис? Она сказала мне, что родители Ноя умерли. Когда это произошло?

Вдруг из леса донеслись высокие звуки. Сначала я подумала, что это птица, потом они чем-то напомнили мне скрип двери. Что-то громко и агрессивно зашипело.

– Боже мой! – Виктор подпрыгнул как заведенный. – Мне пора, Ирина. Прости.

– Что это было? – спросила я смущенно.

– Куница! Ее не хватает в моей коллекции. – И он помчался в лес, откуда снова донеслись жуткие громкие звуки.

Какое совпадение, подумала я с сожалением. Ведь он мог бы мне многое объяснить. Но его хорошо задуманный маневр также был чем-то вроде ответа. Ведь если нечего скрывать, почему тогда Виктор не захотел ответить на мои вопросы?

Я пошла обратно в библиотеку. Ной шел мне навстречу с закрытыми глазами и, казалось, был так погружен в свои мысли, что едва мог заметить меня.

– Ной, – прошептала я и крепко схватила его за рукав.

Он испугался, не ожидая такого от меня, остановился, открыл глаза, повернулся и внимательно посмотрел на меня. Полная решимости, я взяла его за руку.

– Я помогу тебе убежать. Обещаю, – прошептала ему на ухо и, не в силах сдерживаться, коснулась губами его шеи – немного соли, немного мыла, много голой кожи, – я готова была съесть его.

Уголки его рта потянулись вверх. Он подарил мне свою счастливую улыбку и твердое рукопожатие в знак одобрения. Что-то волшебное было в его улыбке. Мне показалось, что камень, который тяготил его сердце, упал. Он еще раз глубоко вздохнул и крепко сжал мою руку. Затем он открыл рот, чтобы сказать еще что-то, когда, словно по сигналу, из-за угла показался Ансельм с лейкой в руке. Я сомневаюсь, что в ней была вода. Тотчас же мы разжали руки.

– Снова у бука в то же время? – прошептала я, не двигая губами.

Ной едва заметно кивнул и сказал громко и недружелюбно:

– Извини, мне нужно в туалет.

Ансельм метнулся в сторону, когда Ной спешно прошел мимо него, удивленно посмотрел ему вдогонку, а после этого задержал свой вопрошающий взгляд на мне.

– Я потревожил вас? – спросил он. – Я не хотел.

– Я разбираю книги, – скороговоркой сказала я и скользнула обратно в библиотеку.

Там мне захотелось обнять кресло от внезапно нахлынувшего счастья. Ной любит меня. Я его люблю. Вместе мы сможем уйти отсюда. Я забрала бы его к себе домой, и мои родители смогли бы помочь ему стать здоровым, если Ной действительно был болен, во что я уже не могла поверить. Должно же быть, наконец, какое-то преимущество от того, что оба твоих родителя врачи: все плоды их проектов до сих пор доставались другим. На этот раз я не могла дождаться, чтобы вернуться домой. Я хотела показать Ноя всем. Что бы сказала ему Кэти? Возможно, уже этой осенью он сможет ходить со мной в одну школу. И тут мне пришло в голову, что я даже не знаю, сколько точно ему лет. Если верно то, что сказала сестра Фиделис, то он уже давно мог бы пройти выпускные испытания. Танцуя и напевая, я брала книги с одной полки и ставила на другую: шалфейно-зеленые книги рядом с мятно-зелеными и цвета мха, книги ярко-зеленого цвета рядом с лимонно-желтыми. До полуночи была целая вечность. За окном стемнело. Я включила абажур, и мой взгляд упал на лампочку в мусорном ведре. Не знаю, почему я достала ее, я сделала это, скорее всего, инстинктивно. Я покачала лампочку, но не услышала нежный звук, который обычно издают сломанные усики. Еще раз я осмотрела новую и старую лампочку и только тогда поняла, что старая еще не перегорела. Почему Виктор заменил исправную лампочку? Ему нужен был предлог или для того, чтобы поговорить со мной, или для того, чтобы контролировать меня.

Звуки фортепиано умолкли. Кто-то прошел мимо – так тихо мог передвигаться только Ной. Затем пришла сестра Фиделис. Немного осмотревшись, она бросила скептический взгляд на переливающиеся разными цветами книжные полки и попросила меня продолжить завтра, сказав, что сейчас лучше всего отправиться спать. Поскольку у меня не было никакого желания долее оставаться здесь, я побежала в свою комнату и в ожидании вышла на балкон.

Отсюда я хорошо видела озеро, в котором отражался Млечный Путь, звездная пыль. Это была прекрасная ночь. Как будто кто-то высыпал сверкающие бриллианты на черный бархат. «Млечный Путь – это спиральная Галактика, – слышала я голос отца. – Наша Солнечная система находится в одном галактическом рукаве. Мы в центре Галактики. Разве это не восхитительно?» Исполненный энтузиазма, отец объяснял мне, как называется та или другая звезда. Хотя они сверкали ярко, теперь для меня существовала только одна звезда, и я хотела поскорее встретиться с ней в полночь у бука. Мне казалось, что время ползет очень медленно, как старая улитка, что оно почти остановилось. В лесу захлопнулась дверь машины. Загудел двигатель джипа. Пятна света начали танцевать между стволами деревьев и исчезли. Виктор уезжает в такое время? Но куда? Хотя, я думаю, он менее всего мог помешать нашим планам.

Наконец на цыпочках я вышла из комнаты и стала спускаться вниз по лестнице. Главная входная дверь была заперта. Я побежала через столовую. Дверь на террасу была также заперта. Тогда я стала искать ключ, но ни под ковриком, ни в вазах, ни в мисках, ни в ящиках его не было. Я попробовала выйти через заднюю дверь, но она также оказалась закрытой. Время неумолимо шло вперед. Выпрыгнуть в окно я боялась. Карнизы были слишком высокими. Я знала еще одну дверь – в подвале за кухней, она вела прямо в сад. Ансельм пользовался ею, когда доставал помидоры из теплицы. Смогу ли я на это решиться? Одному в такое время в этом доме было страшно. Горели всего лишь несколько огоньков, но я не решалась включить другие. Я стала осторожно спускаться вниз, как вдруг из подвала послышались звуки шагов, направляющихся ко мне. Они сопровождались хрипом, который наводил на меня страх. Я никогда не слышала, чтобы Ансельм так хрипел или тяжело дышал. Он постоянно был на ногах. У меня застучало в висках. Я сжимала перила и чувствовала себя словно парализованной, неспособной сделать ни одного шага вперед. Хрипение стало громче. Прочь отсюда. В панике я оторвалась от перил и бросилась в сторону коридора, ведущего к библиотеке. Единственный настенный светильник излучал слабый свет. На стене появилась тень, которая все более и более разрасталась. Кто это был? Я нажала кулаком в живот, сделала глубокий вдох и спешно пошла прочь, минуя библиотеку и музыкальный зал. Тень приближалась ко мне. Я не могла понять, откуда она взялась. Шаркающие шаги были громкими, как в здании собора. В конце коридора, поднимаясь по скрипучей лестнице вверх, я ощутила колющую боль в груди. Тень уже почти сливалась с моей собственной, становясь все больше и больше. Теперь ее руки уже хватали меня. Я подавила в себе крик ужаса, инстинктивно вытянула голову и нащупала тяжелый занавес. Отодвинув его, спряталась и застыла. Здесь было так темно, что я не могла видеть свои руки. Шаркающие шаги приближались. Все мои мышцы свело. Жжение в груди усилилось. В глазах у меня начали вспыхивать яркие точки, ноги подкашивались. Я отчаянно шарила по стене. Горячее дыхание у моей шеи. Чья-то рука закрыла мой рот. Я хотела закричать, но не могла.