Текст книги "Любовь на краю света"

17

Ной сглотнул и выпрямился. Ему стоило больших усилий сказать:

– Я хочу чтобы ты помогла мне убежать отсюда.

– Почему ты не попросишь Виктора? – сказала я спокойно, не подумав.

– Марлен. – То, что он произнес мое имя, заставило меня насторожиться и занервничать. Его голос звучал проникновенно, почти жалостливо. – Не оставляйте меня. Я здесь как в тюрьме.

Казалось, в моем горле собрался ком. Что он сказал?

– Но я видела, как ты с Виктором возвращался на джипе.

– Я уже много лет не ездил в джипе, – сказал Ной.

– Но… – Я начала размышлять – я услышала звуки джипа и захлопывающихся дверей автомобиля; затем Ной вышел из леса и прошел через ворота, за ним Виктор с пакетом покупок – все это, строго говоря, никак не доказывает, что Ной ездил вместе с Виктором, как я думала.

– Ты никогда нигде не был? – спросила я тихо.

Моя агрессия исчезла быстро, как хищная птица, страшная тень которой лунной ночью скользит по темной глади озера.

– Пару раз, – сказал он. – Первый выезд, который я могу вспомнить, случился, когда мне было пять лет. До этого я долго терроризировал сестру Фиделис и отказывался от всего до тех пор, пока она не выполнила мое самое заветное желание.

– Когда тебе было пять лет?

Я все еще была не в состоянии поверить в то, что он говорил, и только эхо его слов доносилось до меня.

Он продолжил свой рассказ:

– Нас было трое – сестра Фиделис, Виктор и я. Мы ехали около двух часов. Виктор припарковался и остался в автомобиле. Мы вышли. – Он рассказывал это так, будто совершая некое таинство. – Мы прогулялись… Впервые в своей жизни я услышал шум нескольких машин. Я услышал, как один человек на улице поприветствовал другого и как они потом говорили друг с другом. Я услышал, как пожилая женщина что-то говорила своей собаке, которую она вывела на прогулку. За полчаса я встретил больше людей, чем за всю свою жизнь до тех пор. Я услышал звук велосипеда и шум тележки с продуктами. Прежде я не знал, что существует нечто подобное. Я думаю, это был совсем небольшой город, возможно, даже не город, однако по сравнению с одним домом это место было полно жизни. Я и сегодня еще помню все запахи и звуки, которые успел уловить в тот день. Я почувствовал свободу, мир. Но затем случилось непредвиденное. Мы отправились на детскую площадку, и вдруг по дороге мне стало очень плохо. Мои ноги подкосились, я упал, почти бездыханный. Виктор сразу же оказался рядом. На детской площадке я так и не побывал. Мы отправились обратно. Во время дальнейших выездов также случались неприятности. Обыкновенно все заканчивалось тем, что я целыми днями был вынужден лежать в постели. Врачи, не знаю, сколько их было, помогали мне, круглые сутки находились рядом со мной до тех пор, пока мне снова не становилось лучше. Никто не знал, что происходит со мной там, вне дома.

Я все еще не могла понять значение его слов.

– Тогда они решили скрыть тебя от внешнего мира. Они хотят защитить тебя. А ты все равно хочешь уйти? Несмотря на то, что ты болен? – Эти слова прозвучали как родительские причитания.

Он саркастически усмехнулся.

– Ты полагаешь, что я болен? – Он не ждал ответа. – Что же это за болезнь? Ты когда-нибудь слышала о такой?

– Нет… но это звучит серьезно… – Я запнулась.

– Посмотри на меня, я не знаю, куда деть свою энергию. Я чувствую себя здоровым настолько, насколько это вообще возможно. Что там, во внешнем мире иначе, чем здесь, на вилле? Выхлопные газы? Трафик? Заводы? Это по силам выдержать любому. – Он сделал паузу и затем решительно проговорил: – Я думаю, что перед каждой поездкой меня специально травили.

Я обхватила себя руками. Мне становилось все холоднее. Я по-прежнему крепко сжимала камень в своей руке – он нагрелся.

– Но зачем им это?

– Чтобы убедить меня, что за пределами этого дома я умру. Поэтому меня нужно оберегать от любого стресса, и я должен провести здесь всю оставшуюся жизнь, не задавая никаких вопросов.

– Но почему?

– Я не знаю… – Послышался крик хищной птицы. – Они скрывают меня – только это мне известно. Только та настойчивость, с которой они это делают, мне непонятна. Должна быть причина, почему они прячут меня здесь. Эту причину я хочу узнать… и не могу, потому что я один. Пару раз я пытался сбежать, но каждый раз это заканчивалось катастрофически. Территория особняка окружена электрическими заборами и стенами, водоемами, непроходимыми лесами и скалами. Обычно не проходит и часа, а они уже вытаскивают меня с вывихнутыми конечностями из какой-нибудь ямы, в которую меня завели отчаянные попытки вырваться на свободу. Я не смогу сделать это один. Но я хочу уйти отсюда! Я хочу узнать наконец, кто я и что они хотят сделать со мной.

Он повернул ко мне свое лицо, и я могла поклясться, что в этот момент он смотрел на меня с надеждой.

– Ты поможешь мне?

Я опустила голову, не понимая, что делать со всем этим.

– Пожалуйста! – умолял он.

Господи, больше всего мне хотелось бы сейчас же сбежать вместе с ним, минуя все горы, обнять его и никогда не отпускать.

– Подумай… Что делать, если ты заболеешь и умрешь? Я плохо знаю тебя. Кто сказал, что завтра ты не захочешь снова от меня избавиться, что завтра ты не будешь со мной так же холоден?.. – Я почувствовала, как слезы подступают к горлу, и сглотнула. – Как я могу тебе доверять?

– Марлен.

Так нежно и умоляюще никто и никогда прежде не произносил мое имя. Мою шею сдавило. Это на самом деле происходит со мной? Стоило ему произнести имя – и я поплыла. Наркотик. Ной – это наркотик, вызывающий сильную зависимость.

– Я так груб с тобой потому, что волнуюсь за тебя, потому что я надеюсь, что ты уйдешь, пока еще не слишком поздно.

– Тебе это почти удалось. Если бы ты не отправил мне эту записку, я еще днем обратилась бы к сестре Фиделис с просьбой об отъезде.

– Боже, как я глуп! – сказал он в ужасе. – Ты на самом деле хотела сделать это? Ты хотела уехать? – Он еще раз пригладил волосы на лбу. – Если бы я знал… Я думал, ты упрямая и обязательно захочешь остаться… Бог знает для чего.

– Может быть, чтобы посмотреть, как ты тонешь? – Это должна была быть шутка, хотя после всего, что я узнала, мне было не до смеха. Но это было не смешно. Ной не понял смысл моей фразы.

– Вздор! – сказала я.

– Зачем тогда?

Потому что я привыкла к тебе и не хочу расставаться.

– Я совсем не хотела оставаться, – сказала я. – Хотя на самом деле я могла бы остаться, но ты был так пренебрежителен со мной, и я подумала, что лучше уйти.

– Марлен, – сказал он еще раз и положил свою невероятно теплую руку на мое плечо. – Ты мне поможешь? В одиночку у меня нет шансов.

– Я не могу, – прошептала я и еще раз сглотнула подступающий к горлу ком. Он так отчаянно просил о помощи. – Представь, я помогу тебе выбраться, и ты умрешь.

– Я… не… болен! – сказал он, как бы повторяя это тысячный раз за свою жизнь. – Я не болен. И я не умру. Я просто хочу быть свободным.

– Но почему тогда каждый раз случались неприятности?

– Потому что мне подмешивали яд в хлопья. Боже, я знаю, это звучит странно. Но это так. Как я могу убедить тебя?

– Дай мне немного времени. Для начала я должна все это обдумать. Также с системой наблюдения. Не думаешь ли ты, что внушил сам себе эту мысль? Это же жутко преувеличено. Я имею в виду… ты… ну… ты же слепой. Что же ты должен был натворить? В доме нет Интернета.

– Чего?

– Ничего, – пробормотала я в шоке от того, что он на самом деле не знал, что это.

– Ты помнишь, как я чуть не утонул? Мы едва успели вый ти из воды, как вошла сестра Фиделис. Тебе не показалось это странным?

Я вынуждена была признать, что это меня уже раздражало. Но это не могло быть случайностью.

– На вилле я нигде не видела камеры.

– Я тоже.

На этот раз пошутил он, и я поняла это лишь тогда, когда смеяться было слишком поздно.

– Нет, серьезно, – сказал Ной. – Я никогда не держал камеру в руках. Я понятия не имею, как она выглядит, но она должна там быть, иначе это невозможно объяснить. Всю жизнь я чувствовал, что за мной следят. Всякий раз, когда происходит что-то непредвиденное, сестра Фиделис, Ансельм или Виктор оказываются рядом так неожиданно, как будто они все время стояли позади меня. Они постоянно хотят знать, где я и что я делаю.

Глухое уханье донеслось в этот момент из леса, словно невидимый звукорежиссер нажал кнопку с голосом совы.

– Поэтому мы встретились здесь, в лесу, – сказала я, обращаясь больше к самой себе. – Куда ты ведешь меня?

– А… у меня есть любимое место. Я хотел показать его тебе. – Он смущенно откашлялся.

– Место, где ты обнимал лису?

– Откуда ты знаешь… А, я понимаю… ты следила за мной, – сказал он подавленно. – Нет, не туда. Ты никому не расскажешь об этой истории с лисой? Виктор не должен знать, что я по-прежнему иногда встречаюсь с ней. Много лет назад он приложил немало усилий, чтобы отучить ее от меня. Лисы – дикие животные, а не щенки болонки… Хотя я их ни разу не видел.

– Можно тебя спросить?

Он кивнул.

– Каким образом в самый первый вечер, играя на фортепиано, ты понял, что я была в комнате?

– Духи… Я так понимаю, духи Ирины… Я думаю, они тебе не подходят – слишком сладкие, слишком цветочные. Ты и без духов пахнешь очень хорошо.

Что он сейчас сказал?

– Будет лучше, если мы пойдем назад.

Ной вдруг заторопился и встал. Следом за ним поднялась и я. Неподвижно мы стояли друг напротив друга. Я посмотрела на него. Дрожа, он поднял руку, словно желая коснуться моей щеки.

– Не трогай меня! – вырвалось у меня, и в тот же миг мне стало его жалко. Однако я опасалась, что завтра он будет вести себя совершенно иначе и сделает мне больно.

Испугавшись, он отдернул руку:

– Прости… я не хотел. Я даже не знаю… ты делаешь со мной что-то… что-то, чего со мной никогда еще не случалось. Ты другая… ты меня смущаешь… – Он запнулся и отвернулся от меня.

– Пойдем, – сказала я быстро и стала переходить через лужайку по направлению к тропинке. Через несколько метров я остановилась. Где же Ной?

Я обернулась и увидела, как он ощупью пробирался по поляне, неуверенно следуя за мной. Увы! Я уже настолько привыкла к тому, что он сам везде находит дорогу, что просто забыла о нем. Я быстро подошла к нему.

– Извини, – сказала я. – Забыла…

Не спрашивая, я взяла его за запястье, как будто он кукла, и потащила за собой. Как только мы вышли на тропу, он освободился от меня. Друг за другом мы спускались по X-пути. Прежде чем ступить на гравиевую площадку, он остановился.

– Лучше, если мы войдем в дом в разное время. Сначала ты.

– А ты?

– Я побуду какое-то время в моем любимом месте. В любом случае я не смогу уснуть. Увидимся завтра в семь на занятии.

Я кивнула:

– Ладно.

При мысли о том, что он останется в темном лесу, у меня сжалось сердце.

– Ты подумаешь? Да? Да? Марлен? Ты еще здесь?

– Я подумаю, – сказала я. – Дай мне немного времени.

– Столько тебе нужно. Но не слишком долго, да? Спасибо, Марлен. Я…

– Спокойной ночи, Ной, – сказала я и побежала к дому, мимо бука и далее через террасу, где по-прежнему были разбросаны окурки Виктора.

При входе я остановилась и прислушалась. Откуда-то доносились звуки, очень тихие, но вполне различимые. До сих пор я думала, что это шум проводов. В доме было темно. Луна давала ровно столько света, чтобы можно было разглядеть очертания предметов. Что, если Ной был прав и сейчас за ширмой скрывается Ансельм, наблюдающий за каждым моим движением? Дрожь пробежала по моему телу. Бесшумно я пробралась в свою комнату. Если верить Ною, то здесь тоже небезопасно.

Я включила свет и спугнула огромного ночного мотылька, порхавшего перед окнами, с глазами на крыльях. Я протерла лицо. Наверное, я сошла с ума. Мне нужно было сохранять ясную голову. Где могут быть спрятаны камеры? Под деревянным потолком? За ширмами? В зеркале? В изразцовой печи? Господи, я сама уже начала понимать, что страдаю манией преследования. Я решила не раздеваться и залезла в постель в футболке и трусиках.

Заснуть не получалось. Когда я представляла красный чемодан и мысленно держала его в руках, это как-то успокаивало меня. Ной рассказывал о скелетах и могилах, о кольце, которое он нашел, принадлежавшем его учительнице по фортепиано. Снова и снова настойчивый вопрос: что, если он все это выдумал? Что, если эти люди желали ему только добра, защищая от смертельной болезни? Они были добры к нему. Они делали все, чтобы ему было хорошо. Они только не позволяли ему никуда выходить.

Прошло много времени. Времени, которое я даже не заметила. Я больше не знала, сколько мне лет, какой сегодня день, какой месяц, какой год. Я знала только, что в моем кулаке по-прежнему лежал камень, который он дал мне. Теплый камень Ноя, который я в эту ночь уже не выпускала из рук.

Когда рассвело, я услышала вдалеке звуки печатной машинки. Я погрузилась в тяжелый сон. Мне снилась всякая гадость. Вот я одна в ночном лесу. За деревьями разгорелось яркое пламя. Огненный шторм. Я хотела бежать от огня, но мои ноги до колен утопали в земле, которая расступалась подо мной. Вцепившись в землю, я пыталась выбраться. Земля была рыхлой, повсюду бегали муравьи. За считаные секунды они перекинулись на меня, начали ползать по моим рукам, плечам, лицу. Они заползали в мои глаза, в ноздри, в уши и впивались в уголки рта. Кусали и царапали. За мной огонь буквально пожирал лес. Лишь когда огонь почти догнал меня, муравьи отбежали, но ненадолго. Я бросилась бежать, за мной миллионы муравьев, которые становились все быстрее и образовали фигуру человека. Человек-муравей преследовал меня вместе с огнем. Когда он хотел положить мне на плечо свою муравьиную руку, я проснулась в холодном поту от шума выстрела.

Я сидела в вертикальном положении на кровати. Кто стрелял? Был ли кто-то ранен? Ной? Я быстро положила камень, который все еще лежал в моей руке и покрылся потом, под подушку и со страхом вышла на балкон. Было раннее утро. Снова будет безоблачный день. Вблизи озера, окутанного туманом, двигался человек. Он похож на Виктора. Рядом с ним на земле я увидела темное пятно. Это был Ной? Виктор стрелял в Ноя? Ной в луже крови? Ной мертв?

В одних трусах и майке я побежала вниз и чуть не налетела на сестру Фиделис.

– Там кто-то стрелял! – воскликнула я.

– Успокойтесь, – сказала она, глядя на меня хмуро. – Это был Виктор. Он заботится о том, чтобы популяция оленей не распространялась слишком быстро.

– Олени? Ной лежит убитый там, – сказала я и показала в сторону озера.

– Ирина. – Сестра Фиделис коснулась меня. – Успокойтесь. С Ноем все в порядке. Вы думаете, мы допустили бы такое? Мы здесь, чтобы присматривать за Ноем.

Его паранойя, кажется, уже заразила меня.

– Но… но… я думала, что олени здесь вымерли.

Сестра Фиделис улыбнулась:

– Еще в XIX веке, да. – Я чувствовала себя ужасно глупой. – Популяция начала восстанавливаться. Виктор просто сделал свою работу. Как насчет того, чтобы одеться?

– Конечно. Извините.

Совершенно убитая, я пошла обратно, зашла в свою ванную и плеснула себе в лицо ледяной водой. Мои глаза отекли. Но это не важно. Ной все равно не увидит. Ной! Виктор не убил его. О чем он говорил мне прошлой ночью? Невольно я начала искать признаки наблюдения, закрывала глаза и напряженно прислушивалась. Здесь не было никакого шума. Совсем. В телефоне прозвонил будильник. Без четверти семь.

Я чувствовала себя бодрой, хотя этой ночью провела не больше двух часов в кошмарном забытьи. Спал ли Ной? Я не могла дождаться момента встречи с ним. В коридоре никого. Где-то Ансельм гремел посудой. Пахло кофе и свежеиспеченными булочками.

Я вошла в бассейн. Было еще так темно, что я не могла увидеть свою вытянутую руку. Так уже не раз бывало. Но совсем недавно я пугалась, когда Ной приветствовал меня раньше, чем я включала свет. Я немного посидела в темноте. Сегодня она не казалась мне такой страшной. Затем я включила свет. Бассейн был пустым. Я села в одно из мягких кресел и выжидающе посмотрела на дверь. Когда она открылась, я испугалась. Это был не Ной.

18

– Вы оправились от утреннего шока? – спросила сестра Фиделис. – После нашего разговора вчера днем я подумала, что будет лучше не спускать с мальчика глаз и в случае необходимости одергивать.

Разговор вчера днем. Казалось, с того момента прошла целая вечность. За это время многое произошло. Что именно мы тогда обсуждали?

Ной вошел стремительно, как всегда. Едва не сбив с ног сестру Фиделис и испугавшись этого, он остановился. Я подумала, что на нем были какие-то датчики.

– Простите, – сказал он. – Я не думал…

Она навязчиво вертелась вокруг него и осматривала его лицо.

– Ты выглядишь усталым. Ты хорошо поспал?

– Вполне, – сказал он и протер глаза. – Игра в шахматы, которой я увлекся вчера вечером, всю ночь не выходила у меня из головы. И Виктор со своей дурацкой охотой… Вы хорошо отдохнули?

– Тоже не очень. – Она смущенно улыбнулась. – Небольшое расстройство желудка.

Что неудивительно, ведь она выпила слишком много коньяка.

– Мне очень жаль, – сказал он, проходя мимо нее, и направился к лежаку, снял с себя полотенце и пригладил волосы.

– Доброе утро, Ирина, – сказал он недружелюбно.

Что за черт?.. Я еще не использовала духи. И даже не принимала душ. Украдкой я понюхала под мышкой. Все было не так уж плохо. Тем не менее он, кажется, учуял меня. И почему опять таким пренебрежительным тоном? Ведь мы уже хорошо знали друг друга.

– Кажется, все мы спали сегодня не очень хорошо. Я хотела бы лично убедиться в твоих успехах, – сказала сестра Фиделис, села в позе спасателя на краю бассейна и в течение следующего часа внимательно наблюдала за всем, что мы делали.

Я была убеждена, что она делала это из злобы. Вероятно, она была так же привязана к нему, как и я. Она обожала его, восхищалась им, не могла оторвать взгляда от него. Ей было так удобно наблюдать за ним, при этом чувствуя себя незаметной. Каждый день она занималась с ним, сопровождая его и после занятий и оставляя лишь на пару минут, в течение которых мы могли остаться наедине… Я остановила карусель своих мыслей, шокированная тем, какая ужасная вещь пришла мне в голову. А Ной все плавал, и плавал, и плавал. Один час, затем другой. Ему больше не нужна учительница. Нам еще нужно было отработать движения ног, но перед сестрой Фиделис мне не хотелось разыгрывать спектакль «Кто кого коснется». Вместо этого я давала Ною сухие инструкции, и он выполнял их, как обычно, без малейшей заминки.

Завтракали мы втроем. Виктора не было. Я искала возможности поговорить с Ноем, но у сестры Фиделис этим утром, казалось, начался словесный понос. Она без конца говорила о погоде и о Пунических войнах. И то и другое не интересовало меня. После этого она забрала Ноя с собой, и они оба скрылись в классной комнате. Словно сговорились. Ансельм также наблюдал за тем, что происходило. В последнее время я часто обращала внимание на то, как внимательно он слушал. В этот раз он также спросил, что меня беспокоит. А я, как всегда, отказалась говорить с ним. Я не доверяла ему.

После завтрака я хотела немного отдохнуть, а затем осмотреть местность в поисках возможных путей бегства, но уснула. Я надеялась увидеться с Ноем во время послеобеденного занятия. Может быть, мы смогли бы поговорить. Каково же было удивление, когда сестра Фиделис снова приняла позу спасателя и начала вязать крючком, который всегда был в ее паучьих руках.

Ной игнорировал ее. Ной игнорировал меня. Как мне это понимать? Он привлек меня к себе и снова отпустил, как резинку, просто действуя так, как ему выгодно. Даже если бы он предупредил меня об этом заранее, мне все равно было бы неприятно. Вчера ночью он был близким и теплым, мне казалось, что я видела его словно под увеличительным стеклом, а сегодня – таким далеким, как мерцающая точка на горизонте пустынного пейзажа.

До обеда оставалось десять минут. Я сидела между кустов роз на раскаленных каменных ступенях. Виктор вышел из джипа и остановился прямо передо мной. Он открыл багажник. Неприятный, тяжелый запах железа дошел до меня. Я встала и заглянула в багажник. Виктор снял покрытие с пластиковой ванны:

– Ансельм будет рад. Мы славно поедим.

Я приставила руку ко рту и отшатнулась. В пластиковой ванне лежали кишечник, печень, легкие и сердце. Все свежее и в крови. Казалось, сердце еще пульсировало.

– Что с тобой? Ирина! – Смеясь он подошел ко мне. – Это всего лишь мясо оленя. Наше любимое блюдо.

Шатаясь, я вошла в дом и решила стать вегетарианкой.

– Если кто-то спросит обо мне, скажи, что я сегодня не голодна, – сказала я Ною, который шел в столовую.

Десять минут спустя все четверо стояли перед дверями моей спальни: сестра Фиделис, Ансельм и Виктор, а за ними Ной.

– Мне нездоровится, – сказала я и хотела закрыть дверь, но они не дали мне этого сделать.

Ансельм начал читать проповедь о том, как важно правильно питаться. Виктор рассказывал о том, что охотиться на животных нормально и что это гораздо лучше, чем покупать мясо в супермаркете. Животные, которых он убивал, жили в дикой природе. Я ничего не слышала и смотрела только на Ноя, который стоял дальше, рядом с чучелом оленя, и имел грустный вид. Ной хотел жить на свободе. Может быть, я должна помочь ему уйти отсюда. Но загадочная болезнь, есть ли она на самом деле или нет? Я никогда не встречала человека, который выглядел бы здоровее, чем он.

Им все же удалось уговорить меня на обед. От мяса – скорее всего это был кролик – я отказалась и думала, что окружающие отнесутся к этому отрицательно. Вместо этого Ансельм встал и отправился жарить для меня разные овощи, которые я, хотя и не была голодна, не смогла оставить лежать на тарелке. Я съела больше, чем хотела. На вкус замечательно, однако после еды мой желудок сдавило.

После еды Ной остановил меня:

– Ах… Ирина… я хотел спросить, когда мы перейдем к плаванию кролем?

К плаванию кролем? О чем он говорит? Пытаясь понять смысл его слов, я заметила, как он дрожащими пальцами сунул мне в руку маленький, вдвое сложенный листочек бумаги. Я сразу же убрала его в карман.

– Переходить к плаванию кролем еще рано, – сказала я. – Радуйся, что теперь ты не идешь ко дну.

Он все понял и ушел.

Сначала я хотела посмотреть этот листочек в своей комнате, но тут мне в голову пришла мысль о видеонаблюдении. Что, если кто-то увидит его содержимое вместе со мной? Я решила прогуляться и направилась к озеру. В этот раз я шла не по обычному пути, а оставила озеро позади себя. Облака ароматов чабреца, майорана и розмарина летели мне навстречу. Я прошла через дикие, нетронутые дебри и нашла укромный уголок под деревом. Рядом со мной бежал ручей, вокруг которого цвели желтые, фиолетовые и белые цветы – я с радостью назвала бы их, однако, кроме ромашек и одуванчиков, я ничего не знала. Жужжали насекомые, а от земли поднимались влажные и теплые испарения, запах которых после диких трав казался приятным. Осторожно я развернула листок. Передо мной были несколько очень тонких и плотно прилегающих друг к другу листов бумаги. Некоторые из них были почти прозрачными. Я не знала, где можно купить такую бумагу. Она вполне могла относиться к временам сэра Морриса. Местами пишущая машинка вместе с буквами пробила отверстия. Ее звуки я слышала прошлой ночью. А как же видеонаблюдение? Вероятно, Ной писал письмо в темноте. Вряд ли можно предположить, что кто-то мог видеть написанное.

Дорогая Марлен. Вчера я долго размышлял, прежде всего о том, что я могу сделать, чтобы ты поверила мне. Возможно, я совершу большую ошибку, но я скажу тебе всю правду. Я был не совсем честен с тобой. Поэтому сейчас я пишу правду, пусть даже это нелегко для меня. Еще раз прошу прощения, но далеко не все я смогу напечатать на этой машинке. Она очень старая. Электрическая пишущая машинка, которой я обычно пользуюсь при подготовке сочинений и домашних заданий, у Виктора на ремонте. Вот я снова забыл, на чем остановился. О, если бы ты только знала, сколько раз я начинал писать письма к тебе. Все они в печи. Я непременно должен сжечь их, чтобы, кроме тебя, никто не смог прочитать, что я написал. Итак, еще раз сначала. Поскольку я хочу, чтобы ты доверяла мне, то должен сказать, что я был не до конца честен с тобой.

Я прижала письмо к груди, едва дыша, затем увидела пушистого, темного шмеля, пролетевшего мимо меня, и продолжила читать.

Когда я просил, чтобы ты уехала домой, дело было не только в том, что я опасаюсь за твою жизнь. Впервые услышав твой голос (когда ты вышла из машины), я почувствовал, что со мной что-то произошло. Ты хотела нести чемодан сама. Еще хуже стало, когда ты дала мне руку. Какие красивые у тебя руки. Но хуже всего было в бассейне. Как ты думаешь, почему я не хотел, чтобы ты касалась меня? Я не переношу твоей близости. Не потому что ты мне не нравишься. Наоборот. Потому что в твоем присутствии земля уходит из-под моих ног. Потому что у меня от тебя кружится голова. Если бы ты коснулась меня, то, скорее всего, я не смог бы совладать с собой. Это печально. Как вуайерист, я исследовал тебя, за что прошу прощения, но я не мог иначе. Все в тебе так возбуждающе, так сексуально и прекрасно – твоя нежная кожа, твои плечи, волоски на предплечьях, твои длинные волосы, звуки твоего дыхания, твой приятный аромат. Марлен, я думаю, что влюбился в тебя.

Слеза упала на тонкий лист и расползлась в виде влажного пятна. Я вытерла рукавом глаза и с жадностью продолжала читать.

Я никогда никого не любил, но, кажется, теперь знаю, о чем идет речь во всех историях, где говорится о любви с первого взгляда. Это просто случилось, это чувство захватило меня. В первый момент я был совершенно растерян. Всегда, когда возникает проблема или надо что-то обдумать, я играю на фортепиано – так мне думается легче. Именно это я сделал. Но ты не выходила у меня из головы. Я представлял себе, каково это – всегда быть с тобой вместе. Вдвоем, там, где нас никто не контролирует, где мы свободны и можем делать все, что хотим. Эта фантазия была настолько прекрасна, я так этого хотел, что внутри меня разрывало на части. И вдруг я понял, что мое желание никогда не сбудется. Они никогда не дадут мне уйти. Ради тайны, которая скрыта от меня, они готовы принести тебя в жертву. Я не могу вынести мысли о том, что ты должна умереть. Я не хочу тебя терять, как я потерял когда-то Анну. Поэтому я хотел, чтобы ты уехала как можно скорее.

Ты должна знать еще кое-что. Для сестры Фиделис я очень важен. На вид она любит меня, но – не знаю, как называется такая любовь, – совершенно точно скоро она начнет ревновать. Мне не совсем понятно, зачем она добавила третье занятие по плаванию. Я подозреваю, что она хочет проверить нас. Поэтому сегодня я был так холоден к тебе. Будет лучше, если я продолжу вести себя так в ближайшие дни, хотя очень не хотел бы причинять тебе страдания. Поэтому уже сейчас я искренне прошу у тебя прощения. Я делаю это только потому, что люблю тебя и хочу тебя защитить. Наступает новый день, а мне нужно еще столько сказать тебе. Но я должен остановиться. Пожалуйста, сожги это письмо, чтобы никто его не нашел и не смог прочесть. В заключение мне остается лишь повторить свою убедительную просьбу: помоги мне освободиться и раскрыть тайну моего пребывания здесь. Должен быть какой-то выход. Вдвоем мы справимся. На этом я заканчиваю.

Я хочу жить.

С любовью,

твой Ной

 
К моей щеке своей щекой прижмись,
Тогда польются вместе наши слезы!
К моей груди – своею преклонись,
И вспыхнут ярче радужные грезы!
 
 
И в миг, когда с любовию сожмут
Твой стан мои трепещущие руки
И вместе наши слезы потекут, —
С улыбкой я умру от страстной муки![13]13
  Пер. К.Д. Бальмонта.


[Закрыть]
 

(Я хотел сам написать для тебя стихи.

А это Генрих Гейне.)