Текст книги "Различные миры моей души. Том 2. Сборник рассказов и стихов"

– Да, герр Фрейм. Мальчик сам по себе был талантлив, – мечтательно произнёс старичок и откинулся на лавочке. – Вспомните, как он вас изобразил – как будто фото! А меня в моём старом доме? Бедный студент – вечно голоден. Ему и не надо было притворяться, чтобы зайти ко мне. Это было так просто – подготовить вам почву для ваших психоаналитических выкрутасов. Дальше было делом техники. Что и произошло – он сам к вам пришёл. Что ж, мы с него итак много поимели – вряд ли у кого найдутся средства провести все экспертизы. А и найдутся – музеям гордость не позволит, а коллекционеры не захотят оказаться в дураках в глазах других. Помните скандал с Рембрандтом в Лувре? Замяли. И для толпы – Рембрандт подлинник. Хотя, уж в Лувре-то подлинными остались только с сотни-две картин, – Старичок помолчал, кроша хлеб. – Эх, жаль, придётся искать другой талант, – Он вздохнул.

– Но вам не в первый раз, – буркнул немец.

– Не в первый, – хитро улыбнулся старичок. – И, пока живы мы с вами – не в последний, – Он подмигнул немцу. Тот презрительно передёрнулся. Старичок тихонько засмеялся шелестящим смехом, больше похожим на шёпот. Перед ними в пруду медленно проплывали утки. Вокруг, весело переговариваясь, проходили молодые люди с рюкзаками за спиной и с сумками на плечах. Яркое солнце медленно приближалось к зениту.

Ранней весной, когда пятна белого снега перемежались с сырой грязью от него же под ногами, двери тюрьмы отворились, и из ворот выехала простая телега, запряжённая двумя полумёртвыми лошадьми. Их рёбра выпирали из побитых жизнью боков, проплешины сверкали на шкуре, а хвосты их представляли собой куцую мочалку. Одна из лошадей была беззуба и хрома, в результате чего телега ехала рывками. В ней прямо на сыром сене в белой, но местами рваной рубахе до пят сидела коротко остриженная девушка. Её соломенные волосы как нимбом окружали голову, а синие, как южное море глаза, смотрели на мир с доверчивостью ребёнка. Её похудевшее лицо было в синяках, а на связанных за спиной руках запеклась кровь. Угрюмый возница вяло подгонял полумёртвых лошадей, изредка покрикивая на собравшуюся толпу. Ремесленники и торговцы, служанки и прачки молча провожали процессию. Часом раньше на эшафоте, к которому ехала телега, уже был казнён мелкий дворянин, и палач отирал свой меч и засыпал кровавые потёки песком. Его маска наползала ему на глаза, и он периодически дёргал свой колпак за макушку, чтобы поправить.

Когда телега с девушкой подъехала к эшафоту, он уже закончил с мечом, и около высокого столба раскладывал хворост. На другом конце помоста переговаривалась группка в коричневых сутанах. Мужчина в чёрной сутане, казалось, не принимал участия в разговоре и поглядывал то на палача, то на медленно расступавшуюся перед телегой толпу.

Наконец телега остановилась у ступеней эшафота. Девушка тяжело поднялась с соломы – мешали связанные руки. Мрачный возница легко перенёс её через борта телеги и поставил на ступени. Стоя, девушка оказалась невысокого роста и болезненно худой. Она грациозно поднялась на эшафот. Люди в сутанах смолкли. Человек в чёрной сутане зорко следил за ней. Девушка с робкой улыбкой оглядела собравшихся людей у эшафота и несмело взглянула на палача. Тот, точивший в это время свой меч для последующих казней, выронил его из рук. Его глаза сверкнули под маской, и он подозрительно зашмыгал носом.

– Палач, начинай, – скомандовал человек в чёрной сутане.

Палач, промокнув рукавом глаза, взял девушку за локоть и подвёл её к столбу, помог подняться на приступок и обложил ей ноги хворостом. Затем привязал к её к столбу за талию и за плечи. Когда он отошёл, к ней подошёл один из людей в коричневой сутане с большим крестом в руке. В другой он сжимал потрёпанный молитвенник.

– Признаёшь ли ты, Анна, что заманивала к себе в дом для прелюбодейных утех мужчин колдовством и магией?

Девушка повернула к нему лицо. Большие глаза без страха и смущения смотрели на него. Тот невольно опустил взгляд, но вздрогнул, ощутив на своём плече руку подошедшего мужчины в чёрной сутане.

– Не смотри на её юность, брат, не дай себя обмануть невинным взглядом. Это чародейка и ведьма. Она смущает твою душу и толкает её на погибель. Её душа давно в лапах сатаны. Это сатана сейчас смотрит на тебя. Мы должны спасти её душу. Не поддавайся, брат.

Он отошёл на шаг. Человек в коричневой сутане снова подступил к девушке у столба.

– Признаёшь ли ты, что колдовством и чарами заманивала к себе мужчин?

Девушка улыбнулась.

– Мне не нужно было никого заманивать. Мужчины приходили ко мне за утешением сами.

– Утешением? Так ты называешь своё прелюбодейное поведение? – Человек в сутане с яростью потряс крестом перед её носом.

– Я утешала всех, как могла. С кем долго разговаривала, с кем делила ложе, кому готовила вкусный ужин, кому латала одежду. Вы же знаете, не все жёны могут угодить своим мужьям. Особенно, если поженились недавно. – Она снова робко улыбнулась. В толпе послышались смешки, некоторые мужчины стали подталкивать локтями в бок своих соседок.

– Замолчите! – крикнул на них мужчина в чёрной сутане. – Вы разве не видите, что сатана хочет спасти свою жертву? Лживыми речами и неуместным смехом толкает её душу, и ваши так же, в бездну ада!

Смешки смолкли.

– Отец Доминик, почему вы так злы? – спросила девушка, робко улыбаясь. – Ведь вы сами учили, что Христос призывал любить ближнего и прощать врагов. Ведь вы учили, что он умер за наши грехи и воскрес, взяв их с собой. Я поступала так, как учили вы и как говорил он – я пыталась облегчить страдания своих ближних…

– Ввергая их в грех прелюбодейства? – вскричал человек в чёрной сутане. – Вы видите, как сатана извращает Святое Писание? Этой женщиной крепко владеет дьявол! И, чтобы спасти её душу, мы должны уничтожить её тело! Тогда её душа прямиком направится на суд божий! Отрекаешься ли ты от сатаны? – кричал человек в чёрной сутане, вырывая крест у своего собрата, застывшего столбом. – Признаёшься ли ты в своём колдовском ремесле? Кайся, грешная! Твой смертный час близок!

– Я не умею колдовать, – робко сказала девушка. – Я никому не делала зла. Даже вы, брат Гонорий, – Она посмотрела на застывшего мужчину в коричневой сутане. – Сколько раз вы приходили ко мне с жалобами на отца Доминика? Сколько раз вы плакали на моей груди, что вынуждены допрашивать и присутствовать при пытках невинных? Что вынуждены во имя милосердного бога посылать на костёр его детей? Сколько раз мы с вами вместе молились, умоляя бога простить ваши грехи? И как душа ваша успокаивалась тогда?..

– Замолчи! – закричал человек в чёрной сутане, замахиваясь крестом. Затем он сунул крест в руки мужчине в коричневой сутане и шагнул к палачу, вырвав у него факел. Потом он подскочил к столбу с хворостом и сунул в него горящий факел. Хворост начал медленно и дымно заниматься. С неба закружились редкие снежинки.

– За что, отец Доминик? – закричала девушка. Она подалась всем телом к человеку в чёрной сутане, но верёвки держали её. – Вы же знаете, что я невиновна!

– Замолчи, ведьма! Будь ты проклята, дьявольское отродье!

– Но отец Доминик, вы уверены, что… – подскочил к нему мужчина в коричневой сутане.

– Она сумела и тебя поймать в свои сети? – Человек в чёрной сутане схватил его за ворот и встряхнул. – Это ли не есть доказательство её колдовской силы? Покайся, грешный! Иначе, следующим запылаешь ты!

Человек в коричневой сутане бросился на колени перед ним и вцепился в его сутану.

– Боже, прости меня! – рыдал он, ползая перед человеком в чёрной сутане.

Между тем костёр разгорался. Редкие снежинки сменились моросящим дождём. Девушка, чувствуя жар костра, переступала босыми ногами, вокруг которых уже занялась рубашка. Она подняла лицо кверху и со слезами на глазах начала что-то страстно шептать.

– Ты видишь? – Человек в чёрной сутане схватил за шиворот ползающего человека. – Посмотри! Она шепчет свои колдовские заклинания!

По лицу девушки катились слёзы. Огонь постепенно разгорался сильнее. Рубашка на ней начала тлеть. Дождь усилился. В толпе послышались рыдания. Палач утирал глаза рукавом. А девушка шептала ему: «Не плач, я прощаю тебя. Я знаю, что я невиновна. Я умираю со спокойной совестью. И ты не плач. Ты делаешь то, что должен. Я тебя прощаю». Палач упал рядом с костром на колени, сорвал колпак с головы и истошно рыдал в него.

– Гляди! – гневно кричал человек в чёрной сутане. – Это ли не колдовство!

– Это сострадание, – прокричала, задыхаясь, девушка с костра. – Чего вашей озлобленной душе не понять! Жаль вас! Вы так бедны, что ненавидите всех вокруг! Жаль вас! Мне жаль вас! – Девушка закашлялась и стала рваться из верёвок. Кожа её пошла пузырями и стала лопаться. Она истошно закричала. Палач вскочил и скрылся в клубах костра. Некоторое время девушка ещё кричала, потом её крики смолкли. Её белое лицо было запрокинуто кверху, и невидящие глаза её были устремлены в небо.

Огонь ей плечи обнимал,

А дождь ей губы целовал.

Палач отирал слёзы рукавом и сматывал кусок шнура за её спиной. Рукава его одеяния дымились, а на пальцах начали надуваться волдыри.

– Что ты наделал? – подскочил к нему человек в чёрной сутане.

– Я помог ей умереть без лишних мучений, – сказал пожилой палач. – Я был милосерден с ней так, как она была милосердна со всеми нами. Вы слишком часто смотрите в книги и не видите людей за ними вокруг. Вы потеряли свою душу и заменили её пустыми словами. Я стар и достаточно долго пожил на свете, чтобы отличать истинную доброту от показной и истинное милосердие от лицемерия.

– Ты будешь наказан за свое отступничество, – прошипел в лицо палачу человек в чёрной сутане.

– Вы меня не напугаете, – криво улыбнулся палач. – Я сам пытал и казнил людей и знаю, насколько больно, когда тебя принуждают сказать, что ты пособник дьявола. Вы думаете, я не знаю, сколько боли может выдержать человек под пыткой? – Он невесело усмехнулся. – Гораздо больнее, когда от тебя шарахаются те, кто живёт рядом с тобой. Когда своего доброго знакомого ты вынужден растягивать на дыбе и слышать его проклятия. Когда дочь соседа, которую ты любишь с детства, ты вынужден сжигать только потому, что у неё куры несутся лучше, чем у соседей. Нет, вам никогда этого не понять. Вы считаете себя непогрешимым. Вам неведомы сомнения и душевная боль. Что ж, пытайте, казните меня. Ещё одной невинной душой на вашей совести будет больше. Но я-то заслужил: я мог бы отказаться от своего ремесла. А она? – Палач кивнул на догорающие останки. – Она не отворачивалась от меня, не убегала с проклятиями. Это была святая душа. И что, что она раздвигала иной раз ноги? Не корысти ради она это делала. И бог ей простит этот грех. Уже простил. А вы? Улаживаете свои дела с богом так, как привыкли: постами, бичеваниями и молитвами. Может, и вас он когда-нибудь простит.

Палач отошёл от него и медленно спустился с помоста.

– Ты задушил её? – спросил подошедший мельник, утирая глаза.

– Да. Это меньшее, что я мог для неё сделать, – сказал палач, пряча глаза.

– Спасибо, – Мельник пожал ему руку. Поражённый палач замер на месте. К нему стали подходить другие мужчины и хлопать его по плечу.

Человек в чёрной сутане поражённо наблюдал за ними сверху.

– Вы все попадёте в ад за свои поступки! – закричал он.

– Если за добро попадают в ад, то куда же попадают убийцы и воры? – раздался голос в толпе.

– Стража, взять смутьянов! – крикнул человек в чёрной сутане. Стражники у эшафота нервно переминались с ноги на ногу, бряцая мечами.

– Святой отец, не надо было сжигать блаженную Анну, – сказал главный в отряде.

– Что? Бунт? Да весь город во власти дьявола! – Человек в чёрной сутане схватился за голову.

– Ехали бы вы, святой отец, от сюда. А то с вашим приездом последняя благодать этого города уничтожена, – сказал стражник.

Толпа стала медленно надвигаться на человека в чёрной сутане. Тот столь же медленно отступал, пока не наткнулся на человека в коричневой сутане, всё ещё стоявшего на коленях, уткнувшись головой в пол. Тот взглянул на него снизу вверх, встал и отошёл в сторону. Человек в чёрной сутане нервно огляделся по сторонам, побежал к краю эшафота и спрыгнул вниз. Молчаливая толпа смотрела, как он вскочил на первую попавшуюся лошадь и галопом помчался на ней к воротам. Мгновение, и он скрылся за стенами города.

– Мы навлекли на себя гнев церкви! – воскликнула в молчании какая-то женщина.

– С нами бог! – вскричал человек в коричневой сутане. – Он не оставит нас!

Толпа одобрительно загудела. Затем стала медленно расходиться.

– Они не ведают, что творят, – покачал головой палач. – Блаженная простота. – Он вздохнул. – Это начало конца.

Через несколько месяцев маленький городок пылал, как большой костёр. Церковь не любит, когда покушаются на её власть над душами. Даже, если это делают пророки или святые.

Не рой другому яму – он в это

время может копать тебе могилу.

(афоризм)

– А ты уверена, что отец не будет против? Ведь он так хотел, чтобы я вышла замуж за сына его друга-банкира.

– Джейн, ты любишь Марка. Марк любит тебя. У вас отношения, которым бы позавидовали Ромео с Джульеттой, если бы им довелось дожить до их общих детей. Возможно, отец и покричит. Что с того? Вы ему покажете своего первенца, он и растает. Вспомни, как он хотел сына.

– Помню. Он так третировал нашу маму за то, что родились мы, а потом были выкидыши…

– Вот-вот. Генрих Восьмой перед ним – ангел во плоти. А ты, я уверена, подаришь ему внука.

– И всё же, Мери…

– Джейн, скажи серьёзно: ты Марка любишь?

– Как ты можешь даже спрашивать?

– Тогда какого чёрта? Ведь не последний же злодей наш отец, что вышвырнет тебя на улицу!

– Не знаю, Мери. Он сказал, что с Джоном Стаддингтоном всё решено. И, если я ослушаюсь, он лишит меня содержания сейчас и наследства в будущем.

– А твой Марк? Он совсем нищий?

– Нет. У него достаточно устоявшийся бизнес. Только доход не ахти какой.

– На первое время вам хватит. А потом ты подаришь деду внука – и всё будет как раньше.

Так происходил разговор двух дочерей преуспевающего коммерсанта Метью Биллинга. Ослеплённая любовью к своему жениху Марку Тедески и убеждённая уговорами своей младшей сестры, старшая, Джейн Биллинг, вскоре тайно вышла замуж. Девушка не знала одного о своём женихе: «устоявшийся бизнес» вовсе не был таковым. Марк Тедески не то, чтобы совсем не любил Джейн Биллинг. Она удовлетворяла всем его потребностям: красива, утончённа, умна, вдобавок старшая дочь богатого коммерсанта. А уж дочь коммерсант не обидит. Ошибался Марк только в одном: он сам не удовлетворял чаяниям отца как потенциальный зять. А уж как мужа старшей дочери любящий отец его вовсе не воспринимал: плейбой, жиголо, без стабильного заработка ему явно не был интересен ни в каком качестве. Поэтому, когда смущённая, но сияющая Джейн объявила о своём с ним браке, с отцом едва не случился удар. Его крики были слышны за пределами вычурного дома на несколько миль, как уверяли соседи.

После часового метания громов и молний на голову непокорной дочери, отец в срочном порядке послал за нотариусом и в тот же день написал завещание в пользу младшей дочери, которая против брака с сыном друга-банкира ничего не имела. Более того, подслушивая под дверью, она тихонько потирала руки.

Отец же, выгнав старшую дочь с проклятиями из дома, в тот же вечер, чтобы загасить разочарование и поднять настроение, съел слишком много и выпил и того больше. Результатом чего стала его ночная прогулка из спальни на кухню, которая проходила по лестнице, ведшей с его этажа вниз. Оступившись вначале пути, он закончил его с проломленной головой, неутолённой жаждой и остановившимся сердцем, не считая нескольких переломов. Грохот его падения разбудил слуг, которые нашли его уже мёртвым. Они разбудили в свою очередь младшую дочь, которая приказала вызвать докторов. Приехавший домашний врач, констатировавший смерть, приказал в срочном порядке вызвать полицию, во избежание каких-либо недоразумений в связи с неожиданной кончиной своего пациента. Полиция не заставила себя ждать, услышав, куда надо ехать. Быстрый осмотр, формальный допрос, лёгкое подозрение в отношении младшей дочери, которое возмущённо опровергали слуги, и быстрая констатация: смерть от несчастного случая. Молодой и дотошный стажёр всё хотел найти следы верёвки, перетянутой поперёк лестницы, или за неимением таковых пробелов в алиби дочери покойного. Но единодушное утверждение, что она не могла столкнуть своего отца, убежать в свою комнату в другом конце коридора, при чём сделать это так, чтобы слуги, сбежавшиеся сверху и снизу её не видели. Потому старшему напарнику пришлось одёрнуть своего ретивого коллегу. Вердикт был вынесен, тело – тоже. Оставались лишь растрёпанные мысли и формальности с погребением.

Весь следующий день Мери Биллинг ходила по дому как пришибленная пыльным мешком. Она не ожидала, что её простенькая интрига принесёт такие скорые плоды. А дело было в том, что по старому завещанию Метью Биллинг отдавал большую часть своего состояния старшей дочери. Младшей полагалось лишь ежемесячное содержание. Зная нетерпимый характер своего отца, а так же его способность к скорой расправе с непокорными, она лукавила, когда уговаривала старшую сестру выйти замуж по своему усмотрению. Никакие внуки не растопили бы сердце твердолобого прагматика, для которого в жизни была одна непреходящая ценность – деньги. Его романтичная и восторженная жена, помимо ощутимого капитальца, принесла ему связи и положение в обществе. Но замученная его скупостью и рационализмом, умерла, когда не смогла в очередной раз подарить ему сына. Равнодушие, а подчас и презрение, вкупе с попрёками о том, что она не способна дать ему наследника, привели к слишком большой дозе снотворного. Но этот постыдный факт назывался «ошибкой в дозировке», и часть вины была возложена на прежнего лечащего врача, а вовсе не на равнодушного мужа.

Теперь, когда старшая дочь была бесповоротно из завещания вычеркнута, взбешённый папаша передал его младшей, рассчитывая через день-два, максимум неделю, придти в себя и оговорить, на каких именно условиях Мери Биллинг может им воспользоваться. Увы, бог, рок или судьба времени ему не дали. А, опасавшаяся каверз и подвохов Мери, была настолько поражена содержанием завещания, что просила несколько раз перечитать пункты, касавшиеся её.

Марк Тедески, рассчитывавший жениться на деньгах, был просто оглушён новостью, что ему ничего не светит. Более того, у него теперь была жена, которая умудрилась забеременеть сразу после свадьбы, то есть, месяца четыре назад. Естественно, об аборте речь уже не шла. Введённый в ступор оглашением завещания, он ещё некоторое время приходил в себя. Затем его взгляд остановился на потрясённом лице Мери. Помогла она отцу умереть или нет, но теперь главная наследница – она. А в случае её смерти, ей наследует Джейн, его жена. Если только младшая сестра не напишет завещания в пользу приюта бродячих кошек или не выйдет замуж за того банкирского сынка, за которого прочили Джейн. Тогда уж точно – наследства не видать. Стаддингтоны не только банкиры, но и первоклассные юристы со связями. Словом, судьба Мери Биллинг была решена.

Через некоторое время, когда Мери Биллинг отправилась выбирать себе свадебное платье, её около её же машины сбил грузовик, который, вихляя из стороны в сторону, скрылся в тёмных переулках. Мери прожила в коме ещё месяц. После чего, согласно воле всех дальних (каких Марк Тедески мог найти) и ближних родственников, которые в присутствии юристов сами выразили свою волю, Мери Биллинг была отключена от аппаратов. Через пару часов она умерла.

А через несколько недель был арестован Марк Тедески. И хоть на суде его адвокат и разбил в пух и прах все косвенные улики, репутация его и его жены была подпорчена. В результате чего они должны были уехать в деревню. Там от скуки Марк начал разводить лошадей, благо состояние жены позволяло. Причём, к своему удивлению, добился немалых успехов и смог сколотить солидный капитал. Теперь уже никто бы не узнал в этом пузатом добряке былого лощёного альфонса. У них родились трое детей, которые… Но это уже совсем другая история. История же о том, как не стоит рыть другому яму, мной окончена. Возможно, она не слишком нравственна, но, надеюсь, поучительна.

Дождь лил стеной. Я бежала к остановке автобуса, глотая по дороге слёзы вперемешку с холодными каплями. Только бы успеть! Да, я понимала, что мой великовозрастный балбес-сын снова вляпался в очередную проблему. Но сегодня она угрожала его жизни. Я не легковерная дура и не поверила голосу в телефоне, который сообщил, что мой сын угодил в больницу после жуткой аварии, которую сам спровоцировал. Суровый мужской голос говорил об ущербе чужому имуществу, а я не могла понять, откуда этот говнюк достал машину? Я перебила говорившего, спросив его фамилию. Потом повесила трубку. А после стала обзванивать больницы и ближайшие дорожные службы. Мало ли какие аферисты звонят, чтобы денег выманить у ошарашенных новостью родственников? А я итак еле концы с концами свожу. Поэтому лучше перезвонить, и не по ими указанным телефонам, а по тем, которые общеизвестны, вывешены в интернете.

На больницы я потратила с полчаса, пока не узнала, что этот паршивец поломался настолько, что может вообще умереть. Девушка, ради которой он угнал машину друга и затеял дрифт на скользкой дороге, умерла на месте. Я пока пыталась не думать, что сделают со мной её родители, когда им об этом сообщат. Мало мне ужаса за жизнь моего непутёвого сына, так сами машины, которые он разбил, мне придётся оплачивать. Вернее, их ремонт. А с каких денег? Я перебиваюсь, как могу. А этот гадёныш, мой сынок, нигде не работает. Да и учиться не спешил. Только в этом году, окончив школу, он затеял «отдохнуть». Отдохнул, на мою голову…

С бывшими «гаишниками» (в нервах забыла, как они теперь называются) я созванивалась дольше. Поскольку толком не знала, где произошла авария. Наконец я дозвонилась до того сурового дядьки, который оказался реальным «гаишником», а не мошенником, выманивающим деньги у родственников, пребывающих в шоке. Он кратко сообщил, что мой сынуля не справился с управлением и разбился сам, разбив несколько машин. Их сильно посекло – его и девушку, которая была с ним. Она, пребывая без сознания некоторое время, умерла до приезда «скорой». В одной пострадавшей машине труп и двое тяжелораненых, в другой раненные, но не сильно. Словом, кошмарный кошмар. Повесив трубку, я ещё какое-то время приходила в себя. Плакать буду потом. Сейчас надо действовать. Немедленно. У меня с сыном одна группа крови. Наверняка понадобится переливание. Так что, пора бежать. И я побежала…

Подбегая к остановке, я увидела закрывающиеся двери автобуса. Вот чёрт! Теперь придётся ждать полчаса! Или идти пешком до метро по такой мерзкой погоде. Спокойно стоять и ждать я не могла: слишком была взвинчена. Потому, коротко передохнув, я побежала за автобусом, сокращая маршрут через дворы и пустыри с месивом грязи. Ранняя весна, таящий снег, дождь с облаков, готовый превратиться в мокрый снег, размокшая грязь под ногами, лужи – я буду выглядеть, как чучело в своих грязных сапогах и забрызганной юбке. Но мне плевать.

Где-то на середине пути меня догнал звонок. Первая ласточка. Потом другой… третий… Стали названивать родственники владельцев машин, пострадавших в аварии. И откуда только мой номер узнали, да ещё так быстро? Звонил отец умершей девушки, грозя убить моего сына, если он ещё не умер сам. Звонила её мать, которая истерически вопила и сыпала проклятиями. Звонили какие-то юристы, предлагая помощь, психологи, хотевшие «утешить в утрате», и почему-то похоронное бюро. Под конец я перестала отвечать на звонки. Подумаю об этом завтра. А сегодня – у меня умирает сын. Проблемы надо решать по мере поступления.

В больнице моего сына оперировали. Уже восемь часов. Я сидела в коридоре, сжимая в руках пакет с его вещами и вскакивая всякий раз, как мимо проходил медик. Я уже достала всех с вопросом о переливании крови и пересадке органов. Чтобы отвязаться, у меня взяли кровь на анализ, а, спустя час, выкачали какое-то количество. В нервах я чуть не потеряла сознание. И в это время мне на телефон продолжали идти звонки и smsки с проклятиями и оскорблениями. Я отключила звук. Не до того мне сейчас…

Когда наконец вышел врач, устало потирая переносицу, я уже настолько издёргалась, что не могла спокойно сидеть. Видимо, адреналин восстановил потерю крови при переливании. Взглянув на эскулапа, я упала на стул.

– Он умер. Мне жаль.

Всё, больше я ничего не слышала. Я сидела, потеряв все свои пять чувств. Нет, до меня доносились звуки. Но я их не слышала. Я видела снующих мимо людей. Но не осознавала. Ко мне кто-то прикасался, я чувствовала запах лекарств и железистый привкус крови из прокушенной губы… Но это как будто была не я. Трудно объяснить это тому, кто сам не переживал нереальность реальности. Когда сознание пытается эту реальность отторгнуть, чтобы защитить разум. А душа находится в реальной нереальности. Когда ты как во сне, но осознаёшь, что это не сон. А сознание тебя пытается убедить, что это сон во сне…

Сколько я так сидела, я не знала. Машинально встала и на автомате пошла к выходу. Сознание уловило слово «шок» и ещё «психолог». Подумаю об этом завтра. А сегодня мне надо добраться до дома. Надо… Зачем-то…

Выйдя на улицу, где дождь превратился в мокрый снег, а фонари освещали редкие машины в темноте, я машинально нащупала телефон в кармане. Сына… Пока я держала его в руках, не соображая, что с ним делать теперь, он пронзительно зазвонил. Я вздрогнула, едва не выронив его. Тупо глядя на экран и не понимая смысла букв, я машинально ответила. Визгливый голос орал мне что-то в ухо. Я смогла уловить только одно: «Чтоб ты сдох!». «Он умер, – ответила я. – Это его мать»

– Чтоб ты тоже подохла, сука! – заорала трубка с новой силой. – Есть бог на свете! Забрал твоего ублюдка! Пусть ему там будет также хуёво, как мне сейчас здесь! Жалко ты не сдохла до того, как родила этого мерзавца! Из-за него моя дочь умерла!

– Вашу дочь никто силой не тащил в машину к моему сыну, – безжизненно сказала я. – И не забывайте, мой сын тоже умер. Они умерли. Оба.

– Ещё попрекать меня будешь, шлюха? – взвизгнул голос так, что у меня зазвенело в ушах. – Ну всё, тварь. Ты хоть знаешь, кто мой муж? Тебя уже сегодня в живых не будет! И никто о тебе не вспомнит!

– Окажите любезность, – сказала я, и отключила телефон. Совсем. Я не хотела знать, кто ещё будет ему звонить и что говорить…

Да, обо мне вспомнят только те, кому мой сын разбил машины. Да родители девушки, которая погибла по его вине. А ещё – родственники тех, кто был ранен или умер в той аварии…

Год назад умер мой младший сын, промучившись два года от рака кости. А, раньше, пять лет назад от меня ушёл муж. Как раз тогда, когда сыну поставили диагноз. Но надежда ещё была…

– Мне не нужен больной ребёнок, – самодовольно заявил он, собирая чемодан. – Тётка моей матери умирала от рака мозга. Эта грязь, запах лекарств, врачи, процедуры. И вечный уход за человеком, который, по сути, уже мёртв. Ты не представляешь, как я всё это выносил!

– Но это же твой сын! – Я была потрясена: не ожидала такого удара в спину. – Ты не хочешь бороться за него?

– Бороться? – Он надменно усмехнулся. – Рак нельзя победить. Не с моими деньгами. И уж точно не с твоими. Мой сын… Я не просил тебя его рожать. Нам хватало одного оболтуса, которого воспитала ты.

– Я? А как же ты? Ты его не воспитывал?

– Я работал!

– Но и я тоже!

– Ты мать. Ты обязана…

Дальше я уже не слышала. И как я могла выйти за это эгоистичное животное? Как я могла не замечать всю мерзость его натуры до этого дня?

– В квартире вы пока жить можете, – донеслось до меня как сквозь вату. – Но недолго. Я не хочу гробить свою жизнь. Может, ещё встречу достойную женщину, с которой у меня будут нормальные дети. А не эти…

– Ты нас выгоняешь? – Уж это была точно подлость: я продала квартиру родителей, которую получила в наследство, чтобы купить машину. Нашу, как он говорил. «Мы же одна семья, – убеждал меня тогда он. – У нас всё должно быть общим». Но оформил её на себя. Через несколько лет он продал её своему двоюродному брату. Но денег я так и не увидела. «Вложил в дело», – сказал он тогда. А позже: «Всё прогорело». Таким образом, я осталась без квартиры, без машины и без денег. Нынешняя, где мы жили все вместе, принадлежала ему одному. И продавать он её не хотел, мотивируя, что она побольше, удобнее и до работы ближе. До его работы. И вот сейчас он хочет, чтобы «наша» квартира была свободна. И что мне с сыновьями делать?

Когда мы получили развод, при чём, он оформил смехотворные алименты, но я не стала бороться – ещё не отошла от ступора, шока и осознания подлости, он вообще перестал интересоваться нами. Я водила младшего на процедуры, пока могла и были деньги – покупала лекарства, а два года я просто не могла спать: сын кричал от боли и умолял его убить. Он просил увидеть отца. А что я могла? Я звонила своему бывшему мужу. Но он лишь равнодушно ответил:

– У меня другая семья. Вы – моё прошлое. Которому в настоящем нет места. И выживает сильнейший. Слабый должен умереть.

Я тогда чуть с крыши не прыгнула. Благо в съёмной квартирке, которую мне удалось снять на задворках окраины города, было всего пять этажей. Умереть – это ещё бабушка надвое сказала, а стать калекой – запросто. И что будет с моими сыновьями? Старшего я с грехом пополам тогда перетащила из девятого в десятый класс. И куда их? В детдом, а меня – в богадельню? Пришлось снова сжать зубы. И права эта истеричка – жить сейчас мне уже незачем. Долги за машины? А идите вы… Я всю жизнь всем должна – чёртова обязательность и ответственность, чем все всю жизнь пользовались – мать, муж, свекровь, сыновья, начальство, родственники, знакомые… Надоело. Если я не прожила свою жизнь, то, может, умру своей смертью…

Просидев на мокрой остановке, я так и не решила, что мне делать. Я медленно пошла по дороге. Может, успею до закрытия метро? Если нет, придётся ночью пешком идти до дома. Грабителей-убийц, маньяков-насильников я не боялась. Мне было всё равно. Я машинально шла, переходя улицы и по привычке пропуская машины, изредка светившие мне в спину из темноты.

Откуда появилась последняя, я не заметила, как и не ощутила удара. Просто я шла и вдруг лежу на мокрой холодной дороге. Я ничего не чувствовала и мне было всё равно. В свете фар я увидела наклонившегося ко мне здоровенного негра. «Ну, привет, – равнодушно подумала я. – Ещё, не дай бог, международный скандал. А, пофиг…». Я закрыла глаза и провалилась в тёплую и мягкую темноту. Блаженный покой. Надеюсь, я умерла…