Текст книги "Различные миры моей души. Том 2. Сборник рассказов и стихов"

Проезжая в автобусе мимо свежевыросшей травы на месте бывшего магазинчика продуктов (таких по всему городу в своё время было полно; но то ли их поубирали в стремлении «облагородить» вид города, то ли кому-то понадобились эти мизерные площади для своих нужд), я заметила на месте этого пустыря скопище голубей. Бывает такое, когда какая-то сердобольная идиотка начинает подкармливать этих летающих крыс, создавая на этом месте шум, грязь и смешные птичьи свары. Среди этих сизых спин я заметила чёрно-белую кошку. Она кралась за каким-то одним, ею почему-то выбранным голубем. Что было весьма странно: в её распоряжении был огромный выбор. Обжиравшиеся птицы, которые почему-то при обилии корма дрались за какое-то одно зерно, просто не обращали на неё и её выходки внимания, склочно скандаля между собой. Резкий рывок – и голуби разлетелись в стороны, тяжело поднимаясь, как дирижабли, оставив кошку в недоумении смотреть на скопище еды, которая почему-то не в её лапах. Медленно походив среди голубей, которые плевать хотели на кошку и её недоумение и желание поохотиться, она спокойно села, поглядывая на них, как будто ничего не произошло. Как будто то, что она упустила голубя – и было ею самой задумано с самого начала.

А голуби были заняты своими делами, суетливо склёвывая корм, отталкивая друг друга, несмотря на то, что его хватило бы на всех голубей района, а не только на эту шумную, наглую серо-сизую стаю.

Автобус поворачивал, и я не увидела, чем кончилась эта необычная охота, где добыча вообще не обращала внимания на охотника, набивая свой желудок. Хотелось бы верить, что кошка, которая на вид была молодой, всё же словила какого-нибудь голубя. В городе их стало уже настолько много, что пора отстреливать. Поскольку копание по помойкам не способствует оздоровлению города. Наблюдая голубей в природе, вполне понимала, почему в далекой древности их считали вестниками зла и смерти. И совершенно не укладывается в голове, почему эта грязная, суетливая, глупая птица, наглая и шумная, может быть вестником мира. Скорее уж кошку надо считать символом добра и уюта. Но все её достоинства меркнут перед глупостью человеческих стереотипов. А жаль. И хоть этой кошке не повезло с охотой, я уверена, она не остановится, если её цель поймать. Кошки не глупы: если они терпят поражение, они делают выводы. Ибо, если зададутся целью, они её достигают. Просто не у каждого хватает терпения и наблюдательности этого дождаться и увидеть. Люди в большинстве своём подобны голубям: глупы и суетливы. А «кошек» среди них мало. По крайней мере, я с такими встречалась редко.

Я спешила от остановки мимо дома к перекрёстку. Вдоль придомной дорожки под окнами трусила кошка. Был вечер, но сумерки ещё не наступили. Однако окрас кошки наводил именно на мысль о сумерках: леопардовые пятна на серой шерсти. Кошка бежала прямо и целеустремлённо. Вся её фигура, походка, если хотите, говорили о том, что у неё есть цель. На симпатичной мордочке прямо так и было написано: я иду не просто так. Забавно, если учесть, что её цели или то, что могло бы её (кошку) хоть как-то заинтересовать, я не заметила. Ну вот совсем ничего. Ни голубей вокруг, ни мышей, пробегающих мимо, ни разложенных «добросердечными» бабульками лотков с обрезками мяса или горками непонятной каши, ни хоть какого блестящего или шуршащего мусора. Но кошка была целеустремлённа. Нет, она не была в охотничьем азарте или в напряжении от выслеживания добычи. Ничего подобного. Возможно, она просто беспокоилась за котят.

На полпути она грациозно повернула голову – кто-то свистнул своей псине. Внимательно посмотрев в ту сторону, она снова повернулась и пошла по своим делам. Иногда, впрочем, она поворачивала голову по одной ей известной причине. Я смотрела на неё. Грациозный леопард в миниатюре: та же серьёзность, целеустремлённость, грация, стройность. Отличие только в окрасе: кошка была серая. Именно так выглядел бы леопард в сумерках.

Передо мной бежала собака. Обычная дворовая собака чёрно-коричнево-серо-бело-жёлтого окраса, с хвостом колечком и повисшими кончиками ушей. Она бежала легко и свободно, иногда поглядывая и поджидая меня. Зачем она это делала, я не знаю. Я ей ничего не обещала и ничем не приманивала.

Вдруг она остановилась и присела на задние лапы, внимательно глядя на голубя. Чем собаку привлекла птица – я даже предположить не могла: собака не выглядела голодной. Наоборот, несмотря на холодную зиму, вполне упитанной. Собака следила за голубем, голубь занимался своими делами. Собака легла, положив голову на передние лапы. Затем медленно стала подползать к голубю. Голубь, покончив со своими делами, перелетел в сторону. Собака дёрнулась за ним. Голубь снова перелетел. Собака снова за ним. Голубь взмахнул крыльями и низко полетел дальше. Собака потрусила за ним, не отрывая взора. Наконец голубь взлетел на дерево. Собака подбежала к нему и села, глядя на птицу. Она смотрела и смотрела на него. Затем повернулась ко мне, словно что-то хотела сказать. А мне подумалось, что в прошлой жизни эта собака наверняка была кошкой. И даже, возможно, охотилась на того самого голубя, кем бы в прошлой жизни он ни был. Да и вообще, наблюдая за природой, проникаешься мыслью, что жизнь, смерть, возрождение не так просты, как принято считать. И что реинкарнация очень даже возможна. Что животные – не глупые и бездушные твари, живущие инстинктами и созданные для обслуживания людей, для их развлечения и пропитания. Жизнь много сложнее, чем уверены люди. И знают люди о ней слишком мало, чтобы самоуверенно считать себя «царём природы».

фантазия

– Римма, чего ты сидишь, как засватанная? Опять о собаке мечтаешь?

– Но мама!..

– Нет у нас с отцом ни времени, ни хотения. Куплю я собаку, а кто за ней смотреть будет?

– Ну, я могу.

– Ты можешь! Как же… ну всё, хватит. Я пошла. Ты таблетки примешь, как я сказала, через полчаса. Врач придёт вечером.

– Хорошо. Пока.

Дверь за матерью закрылась, и Римма снова осталась одна.

Получить, купить, найти маленького щеночка с белой грудкой, чёрненькими ушками и маленьким хвостиком была мечта всей жизни Риммы. Она знала, что её маленький друг родился и живёт сейчас у её подруги. Хотя Римма не видела его, но она знала, что это – он, и что он именно такой, о каком она мечтала. Щенок был только наполовину породистым, а у собаки подруги было их так много, что та уже не требовала никаких денег, лишь бы сбыть щенят.

И вот сегодня, когда вечер только занимался, а мать не приходила ещё с работы, к Римме зашла её подруга. Она принесла щенка с белой грудкой, чёрными ушками и маленьким тоненьким хвостиком. Римма была так счастлива, что пришедший позже доктор был нимало удивлён – Римма была здорова.

Щенок был маленький, но быстро приучился ходить в туалет не на пол, быстро привык находить в углу кухни у холодильника лакомые кусочки. Спать щенок ложился в ногах у Риммы. Она иногда теперь не могла уснуть, если Тиша не спал рядом.

…Тиша жил у Риммы уже с полгода. Он научился ходить в туалет на улице, гонять кошек, лаять на собак. А однажды Тиша пропал. Это был удар для Риммы. Она слегла. Ночами ей снились кошмары, но она была уверена, что Тиша где-то близко. Однажды на четвёртый день после его пропажи Римма сказала матери:

– Его сегодня в восемь вечера пойдут выгуливать около дома. Мама, если мы его сегодня не найдём, то не увидим его больше никогда! – и девочка разразилась плачем.

Мать пришла домой в восьмом часу. Неизвестно почему она подошла к одному из окон и стала всматриваться в пустынную тёмную улицу. Она стояла у окна около получаса. И вдруг в конце улицы она увидела двоих мужчин. Они вели на коротком поводке… Тишу! Мать как подкинуло пружиной и она кинулась за ними. Римма, видевшая мать у окна, а потом убегающей куда-то, ждала. Через час в комнату вошла мать, неся на руках маленький дрожащий комочек.

– Тиша! – вскричала Римма, и её руки потянулись к матери.

– Я его нашла. Мы увидели его и увидим ещё, – с улыбкой сказала мать. На её ресницах блестели слезинки.

– Я знала, что мы его найдём, – прошептала Римма. – Я знала… знала…

А маленький комочек долго тёрся о щеку Риммы. Он тоже был счастлив.

Который день езжу на работу, и наблюдаю в метро голубей. Ну что – голуби? – скажете вы. И будете неправы. Хотя бы потому, что это подземный переход метро, а не какой-то памятник или закусочная, где можно разжиться кормом. Да они и не стремились. Они сидят и ждут. Чего ждут – этого я не скажу. Но их мёртвое молчание и неподвижность вызывают в памяти фильмы по Стивену Кингу – что-то жутковатое в их одинаковости и застывшей тишине. Чего они ждут? К чему готовятся? Ещё дня три назад они сидели под одной из колонн в центре перехода. Но вот уже несколько дней как переместились под стенку у выхода. Возможно, их, всё же, достал ремонт, который идёт рядом: снующие рабочие, непонятные конструкции, перемещаемые и монтируемые тут же, грохот, крики… А может была иная причина. Но как они сидели там, также недвижимо и в полном молчании сидели здесь. Мимо шли люди. Они торопились на работу, и не обращали внимания ни на что вокруг. Люди в телефонах, в наушниках, целеустремлённые и ограниченные только собой.

В общем-то, мне тоже надо было идти. Но вместе с тем и хотелось понять, почему голуби сидят в почётном, суровом и безмолвном карауле. На улице их собратья суетливо клюют асфальт, воюя с воробьями за что-то на нём, нервно снуют под ногами, рискуя быть раздавленными, но почему-то остающиеся целыми. В центре я не видела ни одного голубя, которого умертвила бы кошка или сбила машина. На окраине мне такое видеть доводилось. И не один раз. Может, потому что на окраине жизнь вольготна и спокойна, сонна и незамысловата. Но в центре, под землёй… Глядя на этих голубей, мне становилось жутковато.

Так и не дождавшись ничего, я поспешила на работу. Вечером я снова увижу этот застывший почётный караул. И завтра утром. Интересно, изменится ли что-то с наступлением холодов? Что ж, посмотрим: я только начала работать на новом месте.

зарисовка

Сегодня день у меня явно не задался. Или задался, но впоследствии решил возместить нечаянную удачу начала промедлением. Успев из дому на автобус днем и вполне быстро сделав свои дела (что меня несколько удивило – обычно на это я тратила больше времени), чтобы ехать к матери, я поспешила в метро и на электричку. С метро проблем не было: при пересадке на МЦК меня слегка промочил дождь – переход был не крытым, а на улице. Но вот на электричку спешила я зря: ближайшая в связи с ремонтом и строительством метро рядом с путями должна была прийти не через 10 минут как по расписанию, а через час. И что делать? Я вышла обратно в город и купила булочку и бутылку с чаем в ближайшем магазине – есть очень хотелось. Расположившись на лавочке, я собралась перекусить.

Когда я уже доканчивала булочку, я заметила голубя, сидевшего рядом с моими ногами. Взъерошенный (недавно прокапал дождь), довольно упитанный, он сидел, втянув свою маленькую голову, и, казалось, спал. Как только я пошевелилась, он открыл глаза и посмотрел на меня. Вернее, на остатки булочки у меня в руках. Потом нехотя или сонно перебирая лапками, он встряхнул перьями и снова уставился на меня. Я отломила от булочки кусочек и бросила ему. Откуда вдруг что взялось! Со скоростью гепарда он коршуном налетел на несчастный кусочек и моментом его склевал. Даже проглотил, как утка. Как будто не он тут только что спал у моих ног! Я отломила ещё несколько кусочков, на которые он кидался, как оголодавший коршун на мышь, и вытряхнула из пакетика оставшиеся крошки рядом с собой. Этот полоумный кинулся клевать их, чуть не задевая меня клювом и крыльями. Чая я ему не дала – побоялась, что этот упитанный проглот усосёт остатки бутылки. А пить я и сама хотела.

Что там с ним было дальше, я не знала. Но вряд ли такое упитанное и наглое чудовище останется голодным. Хотя, не исключено, если он будет клевать прямо под ногами, то его банально затопчут. Жаль. Видимо, в прошлой жизни это существо было первоклассным актёром: при такой упитанности так притворяться голодным и сонным. И так резво кидаться на еду, когда рядом не было соперников, чтобы её отнять.

Я же поспешила на электричку. Проходящие мимо люди не обращали внимания ни на меня, ни на голубя – у всех свои проблемы. А я, обернувшись на него, улыбнулась: этот жулик опять прикинулся несчастным – взъерошенный с вжатой головой прикрыл глазки у лавочки и явно ждал очередного сердобольного кормильца. Что ж, каждый устраивается в жизни, как может. И даже голуби приспосабливаются к изменяющимся условиям современной жизни, меняя свои птичьи инстинкты на человеческое притворство…

Голубь сидел на проводах. На толстых, перевязанных в один пук проводах, покачиваясь в такт ветру, сидел голубь и, вертя маленькой головкой, с любопытством заглядывал к нам в окно. Глупая птица – аж клюв приоткрыл. Как ворона в басне. Правда, сыра у него не было. Жёлтые глазки на вертлявой головке мигали, с интересом как бы вопрошая: «а что вы тут делаете?». Что его так заинтересовало у нас – непонятно. День был солнечным, морозным. К чему пялиться в окно офиса на бледный офисный планктон с потухшими глазами за компьютерами? Но, видимо, это был молодой голубь, раз его мы так заинтересовали: его головка склонялась то в одну сторону, то в другую, глазёнки помаргивали, как будто он предвкушал что-то необычное.

Пролетавшая мимо ворона едва не задела его крылом, и он от неожиданности сорвался со своего насеста. Но инстинкт взял верх: он не шлёпнулся вниз, а расправил крылья и полетел. Ворона, которая неизвестно чего хотела, моментально скрылась.

А провода остались качаться. Возможно, скоро там засядут воробьи решать свои птичьи вопросы или улаживать свои птичьи проблемы. А может там будет ещё один голубь – присядет отдохнуть. Но ему уже вряд ли будет интересно, что у нас там такое в офисе…

На пруду плавали утки. Одни были гордые, как королевские лебеди, другие крикливые и наглые, как базарные торговки. Одна утка с выводком подросших утят чинно плавала недалеко от берега. Другая с совсем маленькими находилась в кувшинках. Малыши, у которых вместо перьев был какой-то пушок, весело шлёпали по широким листьям цветов. Утка-мама снисходительно наблюдала за ними. В отдалении одинокий, как айсберг в океане, не глядя на них, плавал селезень. Около влажного берега «переговаривались» две утки. Одна что-то сердита крякала, другая отвечала ей тонким попискиванием. Утки и селезни, плававшие рядом, в перебранку не вступали. Но явно не одобряли тонкоголосую. Их укор прямо-таки висел над водой. На отвесном берегу в тени дерева, росшего под острым углом и почти касаясь кроной воды, и невысокой травы, засунув ключ ч перья крыла, стояла утка. Рядом копошился комочек. Не сразу можно было понять, что это несколько маленьких утят с пушком вместо перьев. Я даже решила поначалу, что это бельчонок. Я подошла ближе. Утка высунула из перьев клюв и настороженно посмотрела на меня. Я замерла. А утка, подождав, спокойно засунула клюв обратно и как будто заснула. Рядом прыгал воробей. Откуда он вытащил кусочек хлеба, я не знаю, но он явно издевался, когда подкидывал его утке. Та не реагировала. Зато на этот кусочек спикировал другой воробей, и попытался стащить. Однако первый оказался резвее: подхватив свою добычу, он скрылся в кустах, предварительно слегка взъерошив перья незадачливому воришке. Утка не реагировала по-прежнему. Зато у пологого берега снова был «шведский стол». Маленькие дети сыпали крошки на мелководье, а разленившиеся утки надменно давали себя кормить, вальяжно шлепая по мелким камушкам и песку берега. В тени деревьев, росших у воды, притаилась кучка селезней с невзрачными уточками. Первые оказались даже более трусливы, чем та утка с утятами на берегу. Я к ним ещё толком не подошла, а они уже пустились наутёк. Только невзрачные головки уток мелькали между стволами деревьев, сливаясь с ними. Они меня не боялись, в отличие от селезней. Кувшинки тихо качались на редких волнах. Их закрытые бутончики утята уже не тревожили. Незаметно опускались сумерки. Скоро будет прохладно, тихо, но всё ещё светло. И утки куда-то подеваются на ночлег. Останется только лёгкая рябь на воде.

По своим делам я проходила мимо детской площадки. За ней, на склоне всегда суетилось много голубей: кто-то постоянно подсыпал там то хлеб, то кашу, то пшено. Рядом, под кустами воробьи часто выясняли отношения, чирикая так, что закладывало уши. Через дорогу, по которой сновали машины, располагался котлован недостроенного дома «точечной застройки», который мозолил глаза второй десяток лет. В эту весну он был полон воды от проливных дождей. Удивительно, но наполовину поставленный первый этаж почему-то не использовался ни бомжами, ни бродячими собаками: видимо жильцы близлежащих домов своими силами следили за порядком. Правда, заставить заброшенный пустырь быть лужайкой для выгула собак, как было лет 15 назад до этого «строительства», даже им не под силу.

В этот день я просто проходила мимо детской площадки с птичником рядом с ней. Под кустами деловито квохтали голуби, суетливо кидаясь на рассыпанный кем-то хлеб. Рядом, в стороне сидела пара уток – невзрачная утка-мама и зелёноголовый селезень. Спокойно и с полным достоинством они иногда подхватывали кусочки хлеба, которые взбалмошные и суетливые голуби суматошно клевали вокруг себя. Прыткие воробьи иногда сновали между ними, шустро пытаясь урвать свой кусок у бессмысленно носящихся голубей. Утки спокойно наблюдали за этой суетой. Было видно, что они лишние на этом празднике птичьей жизни: им явно было неуютно в подобном окружении.

В конце концов, эта пара прошествовала к берёзе, под которой стояла обрезанная канистра: то ли там в любое время собирали берёзовый сок у основания дерева, то ли доливали воду для снующих вокруг птиц (а равно кошек и собак), то ли мыли тряпки, которыми вытирали детскую площадку: в любом случае, в канистре плескалось немного грязной воды. Презрительно глядя на эту самую канистру, утки прошли мимо и сели рядом. Голуби в это время всё так же суетливо клевали свой хлеб в кустах, воюя с воробьями, устраивая чирикающий шум и суматоху. Пара любопытных голубей подлетела к уткам. То ли познакомиться, то ли пообщаться, то ли просто дразнили их. Прилетевший толстый важный голубь, навязчиво выпятив грудку, ходил между голубками, пытаясь навязать хоть какой-нибудь своё общество. Утки спокойно и с достоинством смотрели на этот танец глупости и самоуверенности. Мне никогда не нравилось, как голуби чуть не на голову садятся голубкам в своём брачном танце: более нелепого, глупого, пошлого и самодовольного ухаживания в животном и птичьем мире я не видела. В конце концов, и самодовольный голубь, и утомлённые его позёрством голубки отошли в сторону через узкую дорожку, где голубь продолжал свой нелепый танец. К уткам подлетела галка, довольно нахальная на вид. Она с независимым видом попрыгала рядом, создавая ощущение, что ей нет дела до уток, но в то же время заинтересованно косясь на них. Возможно, ей тоже было любопытно, что делают утки так далеко от водоёма. Возможно, они любили плескаться в котловане через дорогу: нынешние проливные дожди превратили его в небольшой пруд, в толще которого скрывались штыри фундамента. Когда водоём был сухой, это было хорошо видно: высота штырей была немаленькой. А когда вода покрыла их, плавающие утки могли в нём пораниться. Но пара уток не обращала внимания на галку рядом и продолжала спокойно сидеть около берёзы, изредка переминаясь с лапы на лапу. Маленький ребёнок, только научившийся ходить, доковылял до уток, указывая на них маленьким пальчиком. Он то присаживался около импровизированного птичника, то подпрыгивал на месте, хлопая в ладоши. Суетливые голуби суматошно клевали хлеб, стремясь опередить наглых и беспардонных воробьёв. А те всё так же продолжали шустро воровать хлеб прямо из-под носа зазевавшихся голубей. Только галка, кося глазом, смотрела то на них, то на уток, как зритель в партере театра. Сверху за всем этим наблюдал одинокий голубь на ветке. Хотя, возможно, это была и голубка. Он наблюдал, не делая попыток слететь вниз и поклевать с другими суетливыми птицами или покрасоваться перед ними. Меня позабавили эти два зрителя: галка внизу и голубь наверху. Мне показалось, что они заинтересованно и с любопытством смотрели за этой сценкой. Как и я. А может кто-то из них и сочиняет подобную миниатюру? Кто знает…