Текст книги "Различные миры моей души. Том 2. Сборник рассказов и стихов"

 
Расскажу я легенду, иль быль, иль сказ —
Разберешь погодя, мой друг, —
Легенду любви, которой ни раз
Не слышал никто вокруг.
 
 
В одном городке друг друга любили
Замужняя и холостой.
Ей тридцать лет наверное было,
А он ещё был молодой.
 
 
Она к нему каждый вечер ходила
И он её трепетно ждал.
Она его пламенно, крепко любила,
А он лишь в любовь играл.
 
 
Она была очень и очень богата,
И без мужа, и вместе с ним.
Коварный любовник протягивал лапу
К богатству, наживой томим.
 
 
И могло бы так продолжаться долго,
И она б осталась бедна.
Но глаза ей открыть – угодно богу,
И он открыл ей глаза.
 
 
…Темно. На город своё покрывало
Опустила волшебница-ночь.
Луна взошла, словно дня небывало,
Словно солнце бежало прочь.
 
 
Вот по улице тихой шаги раздаются —
То влюблённая или бандит.
Где-то скрипнула дверь… Где-то кошки скребутся…
То влюблённая к другу спешит.
 
 
Снова скрипнуло что-то, и тихий удар
Огласил одну из дверей.
То влюблённая, в сердце которой жар,
К другу спешит скорей.
 
 
Отварилась дверь. В полутёмном проёме
Застыла она, как скала:
В той комнате, что проёма напротив,
С другой его видит она.
 
 
Она вскрикнула тихо, и крик тот печальный
Услыхали двое влюблённых.
И из комнаты вышел любимый недавний
С искусной печалью во взоре.
 
 
Она ему тихо и глухо сказала:
«Меня ты не любишь, родной?
Меня ты не любишь, но я – обожаю,
Молю, не прощайся со мной».
 
 
Но с искусством дерзким в глаза поглядел
И сказал ей: «Ты мне не нужна.
У тебя же есть муж, и семья, и дети —
Убирайся, чужая жена!
 
 
А меня ты оставь. Та, другая, без мужа,
Без детей и без семьи.
У неё есть всё – состоянье и титул,
Хоть нет ко мне любви».
 
 
А она в ответ лишь стояла бледна,
И свеча в темноте догорала…
И тогда она, не помня себя,
На колени пред ним упала.
 
 
«Я оставила всё – и дом, и семью,
К тебе пришла навсегда.
И вот теперь на коленях стою,
Решения жду и суда.
 
 
В чём я виновата – не знаю сама,
Но знаю, что крепко люблю.
Меня ты суди, не лишая тепла,
Без которого я не живу.
 
 
Ты любишь другую? Я буду с тобою.
Я желаю, хочу быть с тобой.
Ты не любишь? Наверно, дано так судьбою,
Но молю, не прощайся со мной!» —
 
 
«Что с тобою мне делать, скажи-ка на милость?
У меня не приют, не кабак.
Я прошу, уходи, чтоб чего не случилось,
Коль случится – то я ж виноват».
 
 
Она тяжело с колен поднялась
И рукою смахнула слезу.
И, как перед смертью, с силами собралась
И отвечала ему:
 
 
«Что ж я получила – лишь стыд и позор,
А ты в стороне же остался.
Любила тебя, а ты надо мной,
Как демон злой посмеялся.
 
 
Что ж мне остаётся – лишь в омут скорей…
Но смерти я не хочу.
Любви лишь я жажду, любви твоей,
И к мужу я не пойду.
 
 
Но вот ты молчишь. Я отвечу сама:
Забавился ты и оставил.
Что ж, видно, такая моя судьба,
И эта игра без правил.
 
 
И я умираю. Той смерти ты ждал.
На вот, получи поскорей!
И я умираю. Прощай навсегда.
И будь ты проклят, злодей!»
 
 
Она со стола схватила кинжал,
Минута – и кровь пролилася.
Безгласый труп к ногам упал
Того, кто с душой издевался.
 
 
Недолго прожил коварный злодей,
Жениться он так не успел.
Сошёл он в могилу за жертвой своей.
О том соловей мне пропел.
 

 
В нашем мире подлунном, вскормлённом землёй
   И водою святой напоенном,
Простой королевский мирок был морской
   В тиши и безвестьи нетленном
Великим правителем царь был морской
С своею царицей русалкой-женой.
 
 
Красавиц-русалок растили они —
   Дочурок, милей всех и краше.
С одною из них разделим свои дни
   В рассказе иль повести нашей.
Святая она как все дети была,
Но с ними играть не хотела она.
 
 
В свои ранние годы она не играла
   Перед дворцом отца.
А часто старушкины слыша баллады,
   О суше мечтала она.
Царевна-русалка жила под водой,
Но бредила часто сушей земной.
 
 
Она к берегу часто речному плыла
   И речь человека слыхала.
И вот средь людей однажды она
   Княжича вдруг увидала.
Туманятся очи и щёки горят,
Но не может отвесть от княжича взгляд.
 
 
Вот тёмною ночью подплыла она
   К княжичу – сердце наружу —
И тихо запела, святых полоня,
   Песню про девичью дружбу.
Печально и тихо пела она,
Княжича песней своей полоня.
 
 
Княжич спросил сквозь речной туман:
   «Святая, не ты ль мне поёшь?
Так выдь, покажись!» – и выходит она,
   Стараясь унять свою дрожь.
Испуганно князь на русалку глядит,
Она же тихонько ему говорит:
 
 
«О княжич, ты, княжич, тебя полюбила,
   Как землю люблю я твою.
Судьба голосок мне богов подарила.
   Ты звал, и я вот стою.
 
 
Тебя полюбила. Коль стану земною,
   Так будешь меня ли любить?
Скажи, я прошу! Говори! Не скрою,
   Сейчас без воды мне не жить».
 
 
У княжича взгляд разгорелся сильней,
   Увидя морскую красу.
И он ей ответил: «Сокрыть я не смею,
   Что я тебя тоже люблю».
О княжич, ты, княжич, скорее назад
Верни своих слов бессовестный яд!
 
 
Но княжичу дева морская кивнула
   И в воду ушла назад.
А княжич со злобной улыбкой вздохнул
   И погасил свой взгляд.
Русалка, русалка, зачем полюбила
Дьявольский взгляд и дьявольску силу?
 
 
Наутро к прибрежью подходит наш князь
   И видит, что в муках страдает
Виденье вчерашне: в песке, извивясь,
   Девица лежит нагая.
И мутный взгляд её говорил:
Сколь мук претерпела и нет больше сил.
 
 
Но князь её на руки бережно взял
   И к дому пошёл своему.
Идя по дороге, он спрашивать стал —
   Вчера ли не снилось ему?
Но девушка тихо качает главой:
Она за любовь теперь стала немой.
 
 
И как хорошо с нашим князем ей было:
   Она была рядом с ним!
Она его нежно и долго любила,
   А он же её разлюбил.
Русалка, русалка, чем же земля,
Чем покорила она тебя?
 
 
Любила русалка, не зная греха,
   И княжичу веря до гроба.
Не знала русалка, что жизнь коротка,
   Что смерть её ждёт у порога.
Не знала, не знала русалка того,
Что княжич в другую влюбился давно.
 
 
Однажды в саду услыхала шаги
   И княжич кого-то окликнул:
Девица к нему подошла издали,
   Скрипнув при этом калиткой.
Увидя их, вдруг она всё поняла
И вскрикнула громко немая она.
 
 
Очнулась в кровати. Пред ней стоит князь,
   Сурово ей в очи глядит.
Сурово глядит, на кровать к ней садясь.
   Суровою речь говорит.
Русалка внимает, внимает она,
Бледнеет, бледнеет русалка моя:
 
 
«Тебя разлюбил. Что ж мне делать, скажи?
   Была ты и нет – вот и всё.
Наверно, короткий срок у любви —
   Тебя не люблю я совсем.
 
 
Что ж ты не ответишь? Глазами скажи,
   Скажи, что меня презираешь!
Я видел мильоны таких, как вот ты —
   Все ваши уловки я знаю».
 
 
Но чистые очи она подняла
   И ими сказала с любовью:
Где б, с кем ты ни был – я твоя навсегда.
   Молю – не бросай, милый мой».
Но княжич не внял любовной мольбе
И кинул русаку навстречу судьбе.
 
 
Вот к морю она одиноко бредёт,
   К воде зеленелой садится,
В зеркальную гладь наичистейших вод
   Долго она глядится.
Русалка, русалка, зачем же река
Твоя, как очи твои, глубока?
 
 
Вот сердце у княжича стукнет сильней
   И он за русалкой спешит.
У брега реки осадил он коней
   И сердце ему говорит:
Русалка, русалка, она глубока,
Она глубока, могила-река.
 
 
По берегу княжич скачет младой,
   Он кличет, он кличет русалку…
Не видно русалки, девы морской,
   Не видно, не видно русалки.
Он кличет русалку, он кличет домой,
Но нет, не видать ему девы младой.
 
 
В раздумьи княжич назад повернул
   И мерно домой он поехал.
А дома веселье он развернул
   Себе и гостям на потеху.
И княжич-красавец недолго тужил:
Ещё одну встретил и вновь полюбил.
 
 
Но очи туманились, мерк его ум —
Нет-нет, не забыл он русалку свою.
И часто, и часто на море сидел
И песню русалкину грустную пел.
Он прожил недолго – погас его ум.
С тех пор не поют про русалку мою.
 
 
Король с королевой на илистом дне,
О ней тосковали в муках оне.
В царстве подводном жили они
 

 
Жила преветхая старушка
С ребёнком, что подброшен ей.
И бедность всё ругала глухо
По сто раз в день и каждый день.
 
 
Малыш тот – жертва провиденья —
Был очень мал, зато хорош.
Такого и без вдохновенья
Захочешь, не ли – воспоёшь.
 
 
Не долго ветхая старушка,
На старость дряхлую кряхтя,
Вздыхала часто под подушкой,
Грозясь прогнать своё дитя:
 
 
Идя по улице, однажды,
С едой корзинку уронив,
Хватил удар её нещадный —
Ребёнок стал совсем один.
 
 
Спустя всего семнадцать вёсен,
Ребёнок неуклюжий тот
Стал девушкой стройнее сосен,
Прекрасней, как зари восход.
 
 
И чистоту её сердечка
Соседи знали как один…
И вот заметил издалечка
Её презнатный господин.
 
 
Сражён наивною красою,
Спросил: «Как звать тебя, дитя?»
Она в ответ: «Потом открою,
Коль не забудете меня».
 
 
Спустя прошло ещё два года…
Смущаем пёстрою толпой,
Среди столиц, красоток, моды
Он вспоминал о ней с тоской.
 
 
И вот, влекомый страстью тайной,
Он к этой улице идёт
И видит вдруг, весьма случайно.
Такой проклятый эпизод:
 
 
Его мечту, его святую,
Ту, по которой тосковал, —
Насильно в грудь её целуя,
Какой-то пьяный хохотал.
 
 
Происходило это в доме,
За незашторенным окном.
И вот, влюблённый, гнева полный,
Пошёл, любовию влеком.
 
 
Стучал он громко, в дикой злобе.
Шум, что был в доме, вдруг умолк.
И он сказал себе, что может
Она не влюблена в него.
 
 
Предательски открылась дверь
И выстрел вдруг в ночи раздался.
Стрелявший громко испугался,
Но поздно было уж теперь…
 
 
Бледнея, истекая кровью,
Влюблённо поднял он глаза
И прошептал: «Тебя я помню
И не забуду никогда».
 
 
Тот, кто стрелял, давно умчался,
Забыв при спешке пистолет.
Влюблённый в муках приподнялся
И попросил, не ждя ответ:
 
 
«В тебя влюблён уже два года
И столько я был без тебя.
Так поцелуй перед дорогой
В последний мой далёкий край».
 
 
Она, слезами полны очи,
Склонилась к белому челу:
«И я тебя любила очень
И без тебя жить не хочу».
 
 
Тот пистолет, который брошен,
Она взяла, тоски полна…
И город снова был встревожен
Пальбой; то умерла она.
 
 
На кладбище могилы рядом.
И, словно празднуя любовь,
Две розы, не покрытых ядом,
Все годы расцветают вновь.
 

 
Я жила безмятежно в глуши лесной.
Говорила с природой, а она – со мной.
Птицы, травы, деревья, цветы и зверьё
Составляли житьё мое и бытиё.
Я не знала коварства, не знала любви.
В одиночестве дни проходили мои.
 
 
И так долго бы жизнь продолжалась моя,
Но однажды в лесу услыхала шум я.
Крики, ругань, шум, топот и смех, лай собак:
На охоту примчался какой-то дурак.
 
 
Но, завидев меня, он забыл про зверей —
Ему больше всех я показалась милей:
Дёрнул резко он повод, рвя губы коня,
Едва взгляд его быстро упал на меня.
Он подъехал неспешно, надменно глядя.
Замерев, я стояла, косу теребя.
Он прекрасен был зрелой своей красотой.
Размечталась я: что, если был бы он мой?
Близко встал, мне кнутом подбородок подняв.
Я покорно ждала, ничего не поняв.
Оглядев меня с каждой моей стороны,
Посмотрел на шалаш, что стоял средь листвы
(Жарким летом я прячусь от зноя туда,
А зимою – в пещерах: теплей там всегда).
Оглядев всё, он крикнул толпе егерей:
«Сделать девку своею хочу я скорей.
Дайте быстро ей лошадь, а лучше – коня,
В замок мой отвезите, чтоб ждала там меня».
 
 
И, меня не спросив, посадили в седло,
И сквозь лес мы помчались в большое село.
Проскакав сквозь него, мы помчались к горе,
Что темнела пятном каждый раз на заре.
На вершине ее замок крепкий стоял.
Но внутри из села мало кто побывал:
Горд хозяин, надменен, жесток и суров,
Никого он не звал под свой сумрачный кров.
В этот камень холодный, темницу души
Против воли меня привезли из глуши.
И пока не вернётся хозяин сюда,
Как преступница я там была заперта.
 
 
Но недолго в тревоге ждала я судьбы:
Тем же вечером бог дал мне знак на мольбы.
В келью, где словно птица была заперта,
Дверь открылась и внутрь ступила нога:
Властно к пленнице гордый хозяин пришёл
И затеял он странный со мной разговор.
Ни попить, ни присесть мне он дать не хотел.
Лишь в единственном кресле, скучая, сидел.
Как служанка пред ним я стояла тогда
И мечтала остаться стоять навсегда.
Он же, холодно глядя на груди мои,
Так с презрением, нехотя, мне процедил:
«Ты – здоровая девка, лесное дитя.
Про свой дом позабудь – будет здесь для тебя.
Станешь страстно и долго меня ублажать.
И не думай от сюда стремиться бежать.
Ты – моя, и покуда нужда есть в тебе,
Будешь здесь благодарна счастливой судьбе.
Я хозяин незлой. Коли сына родишь,
То тем самым ты мне хорошо угодишь.
Во владенье свой лес я тогда тебе дам,
Где жила ты, где встретил тебя я, мадам.
Ну, а если не сможешь ты мне услужить,
То тебе б было лучше на свете не жить:
Я тебя на потеху солдатам отдам,
Когда вдоволь с тобой развлекусь и я сам».
 
 
Прежестоко слова те пронзили меня,
Взгляды душу сковали, её холодя.
Значит, вот ты какая, земная любовь?
От тебя мрёт душа, от тебя стынет кровь!
Но не может же так он всерьёз говорить?
Может просто привык здесь хозяином быть?
Я к нему подошла, с лаской руки взяла
И красивую песню я петь начала.
О моей бесконечной и крепкой любви
И о том, как трепещет сердечко в груди.
Как ждала я любовь, как влюбилась в него…
Но ничто из всего его не проняло.
С раздражением вырвал он руки свои
И меня оттолкнул, больно сделав в груди.
«Что себе возомнила? – вскричал он тогда. —
Иль ты думаешь, ровня мне? Эй, все сюда!
Тут девчонка лесная решила, что ей
Быть дозволено равной, быть ровней моей!
Может, девка, владенья тебе подарить?
Этот замок отдать, замуж взять, вместе жить?
Ты всерьёз так решила, зверушка лесов?
Ведь смешно же от этих твоих глупых слов!».
 
 
На его крик, насмешки и злые слова
Челядь быстро сбежалась, смеясь в три горла.
Слуги, те, что охрану бесстрастно несли,
Собрались и смеялись в угодливости.
Оскорбленья сносила, поток бранных слов.
Но хозяин уняться всё был не готов.
И тогда, оскорблённая в чувстве своём,
Повернулась уйти, умереть решив днём.
 
 
Но тут окрик – как плеть вдруг хлестнула меня:
«Стой, мерзавка, здесь, не отпускал тебя я!
Ты не слышала разве, чтО я сказал?
Ты останешься здесь – ведь я так пожелал!».
 
 
Я смотрела – не верила. Бог всеблагой!
Так жестоко за что поступил ты со мной?
Провинилась я чем – боже, мне расскажи!
Поношенье раз в сто хуже мерзостной лжи.
И за что меня, боже, сейчас ты казнишь?
Отвечай мне! Мой бог, почему ты молчишь?
 
 
Вдруг окончил внезапно хозяин свой смех
И глазами орла оглядел вокруг всех.
Вмиг вокруг стало пусто. И холод меня
До костей вдруг пробрал, душу мне холодя.
И откуда в душе моей злоба взялась?
И откуда вдруг ненависть там поднялась?
 
 
И сказала ему, заперев в сердце боль:
«Для меня ты никто, чтоб командовать мной.
Родилась я в лесу, и свобода – мой дом.
Я туда возвращусь. А что делать потом,
Я решу без тебя. Ведь не вещь я твоя.
Я свободная духом лесное дитя!».
 
 
Но в ответ оплеухой он сбил меня с ног.
«Моё слово – закон! В этих стенах – я бог!
Раз сказал, что ты будешь меня ублажать —
Значит будешь. Иначе тебе не видать
Ни лесов, где хозяин их здесь тоже я,
Ни цветов, ни полей, даже белого дня.
Будет дикая девка перечить тут мне!
Стоит мне приказать – и не жить уж тебе.
Слово молвлю – и с башни моей полетишь.
Бровью лишь шевельну – и в огне ты сгоришь.
Иль заснёшь – не проснёшься, коль я захочу.
Всё, что вздумаю, я прикажу палачу.
Ты – моя. Будешь здесь, раз я так захотел.
А теперь – не скучай. Мне пора. Много дел».
 
 
И спокойно к двери он направил свой след.
Но и в спину ему я ответила – нет.
Утирая с губ кровь, я сказала тогда,
Когда встать во весь рост наконец я смогла:
«Мышью в щель проскользну, птицей в высь улечу,
Не удержит ничто, коль уйти захочу.
Ты любовь растоптал и лишь зло породил.
Не держи. Ведь на месть у меня хватит сил».
 
 
На меня посмотрел, взглядом всю леденя,
И сказал: «Ты уже раздражаешь меня.
Чтоб не смела перечить – тебя накажу.
Чтобы ты не сбежала – тебя я свяжу.
Ну а чтоб я не слышал твоих больше слов,
Для начала проделаю я кое-что.
Вдруг и правда мне мстить поклянёшься вовек?».
Улыбаясь, сказал он. И свет вдруг померк.
Словно дом опустился на голову мне
И меня унесло плавать в небытие.
Тьма накрыла меня. И блаженный покой
Вмиг, как ангел, склонился тогда надо мной.
Я ушла по ту сторону, в небытие.
И блаженно, спокойно тогда стало мне.
 
 
Я очнулась. Прикованы ноги мои
Толстой цепью к брускам, что торчат из земли.
Я очнулась. Но лучше бы мне умереть:
Руки скованны тоже. И страшно смотреть:
Синяками запятнана я и в крови —
Вот цена моей щедрой, наивной любви!
И в могилу я словно была заперта —
Вокруг камень один, нету света, тепла.
 
 
И с тех пор тот хозяин являлся ко мне
Каждый день и творил он со мной, что хотел.
И охрану свою каждый раз брал с собой.
И смотрели они, что он делал со мной.
Тяжелела не раз, но родить не могла —
Словно проклятой кем-то навек я была.
 
 
С каждым мёртвым ребёнком хозяин мрачнел.
Чаще стал приходить, словно нет больше дел.
И однажды жестоко он мне объявил
«Раз не хочешь рожать, то с тобой так решил:
Ты – лесная колдунья, пособница зла,
На меня и мой род порчу ты навела.
Ты в утробе моих убиваешь детей.
Значит зло уничтожить мне надо скорей.
На рассвете назавтра тебя палачи
Сожгут в жарком костре. И хоть криком кричи,
Своего я решения не изменю.
Уничтожить пора мне бесову змею!».
 
 
И, как это сказав, он ушёл, не простясь.
Я осталась стоять, шевельнуться боясь.
Как же так? Почему? И за что мне всё это?
Вопрошала я бога, не слыша ответа.
И зачем я тогда народилась на свет,
Если счастья, любви, да и жизни уж нет?
 
 
Прокляла я в сердцах бога, вечный покой
И тогда стала я сатанинской женой.
На костре моё тело, сожжённое в прах,
Душу освободило скитаться в веках.
И теперь привидением в замке брожу,
Ужасая собой – никого не щажу.
И хоть род тот в веках растворился давно,
Кому жизнь сокрушать, право, мне всё равно.
За святую любовь, что растоптана в прах,
В души я поселяю теперь только страх.
И доколе меня не отмолит любовь —
Бескорыстная, искренняя – вновь и вновь
Буду я продолжать сеять страх, сеять зло.
Богом мне так из века в век жить суждено.
Злые души на зло склонять, добрых – пугать.
И по смерти от страха с собой забирать.
Бог воистину проклял с рожденья меня
Иль оружьем его на земле стала я.
 
 
Вот и всё, что хотела я вам рассказать.
Ну а правда иль нет – то самим вам решать.
Я ж прощаюсь. В свой замок скорей улечу.
Видеть ваши сомнения я не хочу.
Но, когда привиденье вдруг встретите вы —
Помолитесь за душу его вы в тиши.
Не убудет с души вашей. Бог же зачтёт
И простит он скитальца, к себе заберёт.
Да и вашу он душу тогда же спасёт
Я прощаюсь. Пора. Не окончен мой путь.
Ты ж, читатель, о просьбе моей не забудь
И в молитвах меня не забудь помянуть.
 

РАЗНЫЕ СТИХИ

 
Не клянись мне, подруга, не надо.
Вдруг ты клятвы не сдержишь своей?
И останется только досада,
А досада отравы верней.
 
 
Лучше правду в глаза расскажи мне.
Что не любишь – я знаю давно.
Но всё ж мук одинокой души мне,
Как ни бьюсь я, не скрыть всё равно.
 
 
Почему так страданьем измучась,
Свою жалкую жизнь не любя,
Почему не проклял свою участь,
Почему я тебя не проклял?
 
 
О любовь моя, ангел надежды!
Прилети, мою душу уйми.
Я любовь считал сладостью прежде,
Но теперь знаю смысл любви.
 

 
С тобою мы встретились в мае
И ты тогда нежно сказал:
«Люблю дорогая, родная!»
А после меня ты обнял…
 
 
Случилось, потом как в тумане
Я вновь вспоминаю о том.
Любил, не любил – я не знаю,
Но бросил меня ты потом.
 
 
Когда поняла, что случилось —
Со страхом закрыла глаза
И с жизнью расстаться решилась,
Но только не знала, когда.
 
 
Соседки совет был ужасен,
Но я благодарна сейчас,
Держа на руках своё счастье.
Как глупы бываем подчас!
 
 
Наивные круглые глазки
Меня веселят и бодрят…
Летела домой я как в сказке
За всё бога благодаря.
 
 
И солнце заходит и всходит,
И ночи сменяют дни,
В жизнь кто-то приходит, уходит,
А кто-то остался один.
 
 
Я сына себе подарила,
А он мне подарит внучат.
Пойдёт всё, как раньше было,
Как было столетья подряд.
 
 
…А ветер расчёсывал кудри
И снова их сзади свивал.
Я знаю, что всё это будет
И будет всегда, без конца…
 

 
Вы любите?» – «Да, я люблю.». —
«Меня?» – «Ну, конечно же, вас». —
«Меня? И я не сплю?». —
 «А вы сомневаетесь?» – «Да-с». —
«Тебе ль сомневаться во мне?
Тебе – в принцессе своей!
Постой, подойди ко мне!
Ну, подойди же скорей!
Хочу я сказать тебе,
Что будь ты властителем стран
Иль бедняком всех бедней —
Быть мне с тобой всегда.». —
«Клянёшься?» – «Конечно, клянусь.». —
«И ты не обманешь?» – «Я? Нет.». —
«Ты…» – «Я тебе не совру
А ты?» – «Ведь я дал обет!». —
«Теперь уходи поскорей:
Сейчас мой отец придёт.
Он, хоть не большой злодей,
Но честь мою рьяно блюдёт…
 
 
…Ушёл. О, какой идиот!
Вернется на следущий день.
Любовь в его сердце живёт!
Глупейший, безмозгловший пень!
Любовь! Это сказки строка,
Прочтённая тысячи раз.
И всё же находит рука
Ту строчку тогда и сейчас.
Любовь – это воля богов.
Зачем мне любить дурака?
А умный – ведь он не таков,
Да их и не видно пока.
Мне трон, королевство важны,
Хочу управлять и владеть.
Любовь – для безумцев пути,
Концы у которых – смерть!
Пусть любят те, кто любим
Такими ж глупцами подчас.
Мне трон, королевство важны,
Любовь от скуки у нас.
Отец – о, умри поскорей,
Чтоб юность моя не прошла!
Любовь – не для королей,
Которым корона важна.
Все люди – это лишь прах,
Который стряхну с своих ног.
Они не важны никак,
Они для меня ничто.
А бог? Разве мне помогал,
Хотя я молила его,
Чтоб мать и сестру он спасал?
Нет, он для меня ничто.
Он может лишь отнимать
Богатство, и жизни губя.
Я ж буду сама управлять
Без господа. Слышь? Без тебя!»
 
 
Сверкнули вдруг молнии стрелы
И гром огласил небосвод —
Это к принцессе смелой
С проклятьем пришёл сам господь.
«О дерзкая! Что ты сказала —
Что в Нас справедливости нет?
Тебя ж за такую неправду
К чертям в ад, на свой обед!
Душа у тебя из гордыни,
Презрения слеплена.
И трон не видать тебе ныне,
И жизни тебе не видать.
Надменным – дорога в жаровню,
Где с грешников жарят шашлык.
За ложь – в сковородку, в которой
Из грешников слепят курник.
За страсть без любви – проклинаю
И в ад с предписанием шлю.
Там черти, свои люди, знают
Свой долг и работу свою.». —
«Будь я хоть растерзана сто раз
И двести сожжённой была —
От правды своей я не скроюсь
Под маскою лжи и стыда.
Кидай же, скорее, в котёл,
Скорей разводи огонь.
Царицей не быть на земле —
Стремиться уж не к чему мне.»
 
 
Разверзлась земля под ней,
Стрела в небесах сверкнула.
Слово последних речей
В громе небесном тонуло.
Исчезла она – и конец.
Править остался отец…
 
 
А бог долго думал потом:
«Мучения не колебали
Её убеждений, морали.
Ужель скверно в мире том,
Который мы, боги, создали?
И что будет в мире потом,
Когда станут выше морали?
Быть может, там всё по-другому?
А мы, в небесах, упростили,
Хрустальную сказку создали из были?..»
Придя к размышленью такому,
Бога к земле отпустили,
Где его долго любили,
Где и распяли потом.
Скажите, чем бог провинился,
Когда сам на землю спустился?
За что же распят он был,
Когда он добро творил?