Текст книги "Различные миры моей души. Том 2. Сборник рассказов и стихов"

Открыв глаза, я не поняла, где нахожусь: просторная светлая комната, широкая кровать, тёплое одеяло, которое с меня никто не сдирал. И совершенно незнакомая обстановка. Я огляделась. Нет, это место я вижу в первый раз. Я заглянула под одеяло. Так, хорошо, я в белье. Теперь надо вспомнить, как я тут оказалась. И, главное, что я делала вчера. Голова не болела. Значит я вчера не настолько напилась, чтобы получить пробел в биографии.

Я встала с кровати и нашла на кресле рядом одежду. Что-то смутно шевельнулось в моей памяти. Разве это моё? Я снова огляделась. Чистая солнечная комната, шкаф, письменный стол, стеллаж у дальней стены подпирает потолок. Я подошла и пробежалась пальцами по корешкам. Странная подборка… Перед кроватью пушистый коврик и то самое кресло с одеждой. Всё чисто и опрятно. Поколебавшись, я натянула на себя потрёпанные джинсы и простенькую водолазку. С душем повременю, пока не выясню, что, чёрт возьми, происходит…

Я тихонько приоткрыла дверь. Мне по ушам ударила какофония звуков: смех детей, бормотание телевизора, чей-то густой баритон с акцентом. Где я?

Я потихоньку пошла на шум, оглядываясь вокруг. Нет, определённо я тут никогда не была…

Подойдя к комнате, откуда раздавался шум, я остолбенела на пороге: недалеко от двери в пол-оборота сидел огромный негр. Не мулат, не ещё какая-то смесь, а именно совершенно чёрный с характерным строением головы и лица. Напротив него резвились трое детей: лет трёх, пяти и, наверно, девяти. Все мальчики, мулаты. Вытянув шею, я бросила взгляд в глубину комнаты. Недалеко от телевизора сидела обычная белокожая старушка и, сверкая спицами, что-то вязала. Я встряхнула головой. Какой-то сюрреализм. Наши бабушки давно разучились вязать…

В это время один из детей, самый младший, заметил меня, вскочил с воплем «Она проснулась!» и бросился ко мне. Все как по команде посмотрели на меня. Малыш подбежал ко мне и, запнувшись о ковёр, застилавший всю комнату, ткнулся мне в ноги. Я машинально придержала его, чтобы он не упал. Тут другие бросились ко мне. Я ничего не понимала. Негр сидел и улыбался. Старушка, подняв на мгновение на меня взгляд, снова углубилась в вязание. На её лице я заметила мелькнувшую улыбку. Или мне показалось?

Видя мою растерянность, негр поднялся и направился в мою сторону. Мой бог! Прямо гигант! Хотя лицо не лишено привлекательности. Правда, мне трудно судить: лицо было для меня непривычно чёрным.

– Вы чувствуете себя хорошо? – спросил он. Тот низкий баритон, что я слышала. Глубокий, насыщенный, успокаивающий, с лёгким акцентом.

Судя по его «вы» мы не особо близко знакомы. Значит это не мои дети. Ничего смешного! Я вообще ничего не понимала! Поэтому пыталась мыслить логично и по порядку. Может, в процессе вспомню.

– Да… спасибо… – растерянно сказала я.

– Посмотри, какой я замок построил! – картавя по-детски, затеребил мою руку малыш под моими ногами. Он потащил меня внутрь комнаты. Под воркование телевизора я рассматривала замысловатую башню из частей лего.

– А посмотри, что я нарисовал! – закричал ребёнок постарше, суя мне в руки свой рисунок на листе картона. Замечательно! Не профессионал, конечно. Но и не детская мазня. Весьма талантливо. Даже очень!

Старший стоял в стороне, поглядывая на меня. Застенчивый, решила я. Ибо злости в его взгляде я не увидела. Как и зависти к вниманию к своим братьям. Я присела на корточки перед башней малыша. Он тут же подсунул свою голову под мою руку. Я его потрепала по кучерявым волосам, заметив, что из него получится замечательный архитектор. Возвращая рисунок среднему мальчику, я улыбнулась.

– Ты талант. Не каждый взрослый так нарисует. Я уж точно: совершенно не умею рисовать.

Со стороны старшего я услышала гитарный перебор. Господи! Ещё пара лет – и парень будет виртуозом!

Сама не заметила, как сказала это вслух.

– У вас замечательные дети, – сказала я, обратившись к стоящему великану.

Теперь, когда я стояла на коленях, он показался мне просто огромным. Я встала. Откуда-то спрыгнула кошка и, важно пройдясь по ковру, подошла ко мне. Секунду постояв, она с тихим урчанием стала тереться о мои ноги. Её пушистый хвост был похож на метёлку для вытирания пыли, а сама она походила на сибирский вариант дворовой кошки: шерсть длинная, но окрас весьма обычный – серо-полосатый.

– Можно я вас спрошу? – обратилась я к нему. – Кто вы?

Он улыбался во весь рот. Трогательный и обаятельный.

– Конечно. Меня зовут Мехди. – Он приложил руку к груди. – Это Грегор-Алекс. – Он указал на старшего, что-то тихонько перебиравшего на гитаре. – Это Стефан-Питер. – Он указал на среднего, который животом улёгся на ковёр и увлечённо что-то рисовал на новом картоне. – А это Виктор-Даниель. – Он указал на младшего, увлечённо катающего миниатюрную машинку по мосткам своего замка. – А это, – он указал на старушку, – Анна Константиновна. – Отчество явно давалось ему с трудом. – Моя тёща.

С ума сойти! Белая мать белой женщины живёт с чёрным зятем! А сама мать семейства-то где?

– А это кто? – Я подняла кошку на руки.

– Это Лаура, – ласково сказал Мехди, почёсывая ей шейку. И добавил с грустью: – Любимая кошка моей покойной жены.

– Ох, – смущённо произнесла я, осторожно опуская пушистый комок на пол.

Я помолчала, не зная, что сказать.

– Всё хорошо, – сказал он, подходя ко мне. Нежно положив мне руки на плечи, он их слегка сжал. – Не надо чувствовать себя… неловко. – Несколько секунд он подбирал слова. А я удивлялась себе: его прикосновение дало мне странный покой и умиротворение.

– Как я сюда попала? – наконец спросила я.

Он помолчал.

– Я вас вчера случайно задел на машине. Поскольку травм у вас не было, но вы явно были не в себе, то я привёл вас сюда. Мы были недалеко. Я не знал, кому звонить. Вы всё время говорили о сыне. Как я понял, он умер?

Сын? Умер? Какой сын? У меня две дочери!

Я покачнулась. Он осторожно поддержал меня и подвёл к креслу. Чёрт! Да сколько же их тут?

Усадив меня, он присел на подлокотник, обнимая меня за плечи. Ничего не понимаю. Какой-то сын вместо двух дочерей, я без памяти в доме постороннего негра, его дети, тёща. Кошка покойной жены… Да ещё млею в его объятиях! Я, которая терпеть не могла даже простого рукопожатия. Да что там – прикосновения! Что со мной стряслось? Я в параллельной реальности? Или в этой реальности я сошла с ума? Или мир вокруг чокнулся?

Я нежилась в объятиях незнакомого гиганта и ощущала – что? Покой… защиту… умиротворение… И ещё что-то, чего раньше никогда не чувствовала.

Кошка запрыгнула мне на колени и, потоптавшись, свернулась клубком и тихонько заурчала. Я почесала её за ушком и погладила. Дети мирно играли рядом, не вопя, не дерясь и даже не задираясь. Они только иногда беззлобно подшучивали друг над другом. А я вдруг поймала себя на мысли: что я тут делаю? У меня дома дочери и кошки некормлены, у младшей я уроки не проверила, а старшую я из скайпа не выгнала. Я понятия не имею, как от сюда выбраться и во сколько мне это обойдётся, сколько вообще времени и как я сюда попала. Объяснения этого… Мехди какие-то странные. А я сижу и развлекаюсь с чужой семьёй!

Я с сожалением оторвалась от кошки, которая вполне освоилась со мной – она даже задремала, тихонько урча. Поднявшись, я беспомощно огляделась: не по воздуху же я сюда пришла! Со мной была сумка, уличная обувь, куртка, в конце концов…

Видя моё смятение, Мехди тоже встал. Я снова оценила его высокий рост. Да и силой бог, наверно, не обидел: такой одной рукой за шею возьмёт и свернёт башку как курёнку. Я содрогнулась. Мы вернулись в комнату, из которой я вышла. Я нашла свои вещи аккуратно сложенными на том же самом кресле, с которого взяла странные для меня джинсы и водолазку. Телефон, конечно, разрядился. И я понятия не имею, где я. А кинув взгляд в окно, я вообще увидела только небо. Это же на каком я этаже, на божескую милость?

– Я бы хотела уточнить, – повернулась я к негру, наблюдавшему за моими беспомощными попытками реанимировать телефон. – Где я, всё же, нахожусь? И что на самом деле случилось?

Мехди посмотрел на меня и коротко вздохнул.

– Я сам ничего не понимаю, – задумчиво глядя на меня, сказал он. – Я ехал домой вечером и вдруг вы упали мне под машину. Хотя я не видел вас и был уверен, что не сбивал вас.

Он пристально посмотрел на меня. А я лишь слушала его. Через минуту молчания до меня дошло, он считает, что я играю роль, которую в «Кудряшке Сью» играл покойный Джеймс Белуши? Прыгаю под машины, в надежде разжиться деньгами за «наезд» и «компенсацию ущерба»?

Не знаю, покраснела ли я, но в замешательстве была точно.

– На меня столько всего навалилось, что я просто не видела, куда иду, – смущённо пояснила я. – Я вовсе не хотела попадать вам под колёса.

Последняя фраза вышла неуклюжей и грубоватой, но зато отражала суть.

Что ещё сказать мне было, я не знала и потому молчала. Мехди тоже не выражал желания помогать мне выбираться из неловкого разговора.

Придя в себя, я, всё же, задала вопрос, который меня интересовал:

– Но почему вы не оставили меня, если со мной всё было в порядке? Зачем привезли меня?.. – вопрос «куда» повис в воздухе.

– Внешних, наружных травм не было, – ответил он. – Но мне показалось, что вас нельзя оставлять одну. Вы все время говорили о сыне… – Ну вот опять! Какой сын, если у меня две дочери? – Если не ошибаюсь, вы навещали его в больнице, и в тот день он умер. Извините. Потому вы были в шоке. И я решил не оставлять вас, привезти к себе. Не бросать же на улице? А вызывать «психиатричку» только потому, что у человека депрессия или плохое настроение – это как-то не по-человечески.

Я кивнула. Так, с этим понятно. Непонятно, про какого сына он всё время толкует?

– А почему вы всё время говорите о сыне? – вырвалось у меня. – У меня нет ни одного сына. Только две дочери…

С минуту он смотрел на меня: жутковатое ощущение, когда с чёрного лица на вас смотрят тёмные глаза, сверкая белками. Но я видела вещи и пострашнее, и выдержала его взгляд.

– У меня нет сына, – как могла спокойно повторила я. – Только две дочери. И две кошки. – Зачем я их приплела, я не знаю. Просто брякнула, не подумав.

Я пошарила глазами по комнате, пока не наткнулась на то самое кресло с вещами. На нём лежал рюкзак и длинная куртка. Странно. Вроде бы я всегда хожу с сумкой… ну да ладно. Надеюсь, это мой. Я потянулась к нему, раскрыла и пошарила внутри. Паспорт я всегда ношу с собой. Отдельная история. И если это мой рюкзак, то и паспорт там должен быть мой. И точно – нашла. Раскрыла – фотка моя, фамилия тоже.

– Вот, – сказала я, открывая документ на нужной странице и протягивая его Мехди.

Там чётко были указаны даты рождения моих дочерей.

Мехди, нахмурившись, несколько раз прочитал, шевеля губами, как будто не доверяя глазам и ему надо было ещё себя услышать.

– Странно, – наконец сказал он.

А уж как мне было странно! Это куда же, господи, спаси, я пошла на ночь глядя да еще не смотря по сторонам?

– Прошу прощения, но не могли бы вы оказать мне ещё одну услугу? – смущаясь, спросила я.

Он заметно напрягся. Видимо, решил, что я буду денег в долг просить. И я поспешила продолжить.

– Объясните, где я нахожусь и как от сюда выбраться? Деньги на такси у меня есть. – Хотя, он, вроде, сказал, что место, где он на меня «наехал», недалеко от больницы, где я навещала… сына? Но у меня нет сына. И в больницу я вчера не ездила. А куда я ездила?

Я наморщила лоб, пытаясь вспомнить. Так… дочери… Я отвела младшую на английский – отвезла на автобусе, поскольку моя старенькая машина в ремонте. У старшей какое-то мероприятие до вечера. И я решила – что? Ах, да! Вчера же был день рождения моего мужа, и я ездила на его могилу. Идиотка. И чего я обещала его родителям обязательно приезжать к нему в день его рождения и в день смерти? Теперь, хоть умри, но в эти дни я обязана там быть. И если они именно в эти дни меня там не увидят, попрёков не оберёшься целый год. Итак я целый час выслушивала ворох язвительных и ехидных замечаний по поводу опоздания. Им-то что – они живут рядом. А мне через весь город ехать, а потом трястись в междугороднем автобусе полтора часа… А, так вот откуда меня несло в темноте домой! И теперь понятно, почему я в джинсах и с рюкзаком: на кладбище в платье не очень-то побегаешь по слякоти. Но при чём тут чей-то сын? Может, он ошибается?

– А я точно говорила о сыне?

Мехди странно посмотрел на меня.

– Если вы думаете, что я мог перепутать сына с дочерью, то вы ошибаетесь. Вы говорили, что ваш сын попал в аварию, что младший сын умер от рака, муж вас бросил и вам незачем жить. Словом, я решил, что вы хотели покончить с собой…

Я сидела оглушённая. Ну и ничего себе! Жуткое дело! Но при чём тут я? У меня-то дети в порядке. Да, муж умер. Но это случается. Живы мои родители, хотя отец постоянно болеет и вот-вот… Но он пока держится. Живы родители моего мужа. И хоть они те ещё манипуляторы – свёкор в прошлом военный, а свекровь была учительницей математики – но они помогли пережить мне болезнь, смерть, похороны мужа и время, когда я считала, что мне тоже незачем жить. Они мне напомнили о детях. Мои родители заботились обо мне, а свёкор со свекровью – о них. И я выдержала. Даже имею неблагодарность сердиться на их нравоучения. У меня сейчас просто нет причин кончать с собой.

– Нет, это не так, – ответила я. – У меня всё не так. Это… Я не понимаю, но у меня нет никакого сына. Ни одного, ни двух. И никогда не было. Никто от рака у меня в семье не умирал. Муж умер от другой болезни. Да, мне было нелегко, но… – Я не знала, что сказать. Как объяснить то, чего я не могла понять сама. – Вы явно что-то напутали. Я ехала с кладбища, где навещала мужа. Пришлось заехать к его родителям, потому я так задержалась. Хорошо, старшая дочь забрала младшую после курсов английского… – Видя его недоверчивое лицо, я снова поспешила добавить: – Вы же видели паспорт. На странице о браке нет штампа о разводе. Можете ещё раз посмотреть. Так что, вы ошибаетесь.

Я замолчала. Зачем он всё это выдумал? Чтобы заиметь себе жену и мать для своих сыновей, заманив к себе домой, сбивая на машине? Какой-то уж очень заковыристый способ. И глупый: пытаясь задурить мне голову и сбить с толку, он придумал уж очень закрученную историю. Слишком закрученную. Я начала беспокоиться. Какого чёрта я тут делаю? Да от сюда бежать надо!

Видя мою встревоженность, Мехди проводил меня в коридор. Уйдя куда-то вглубь квартиры, он оставил меня созерцать ряд обуви разного размера и формы, и кучу одежды на вешалках. Межсезонье. Для весенней одежды холодно, для зимней – жарко, да ещё перепады температуры: то солнце с морозом, то дождь со снегом… Так в чём я вчера была? А, да – куртка в кресле в комнате. Я попыталась вычислить свою обувь среди стоявшей. Определив, я подождала, пока Мехди выйдет и подтвердит мою правоту

Переодевался он быстро, и вскоре мы выходили из его дома. Он проводил меня к своей машине, хотя я лишь просила до остановки, откуда бы я смогла доехать до метро. Было видно, что мои откровения его несколько выбили из колеи. Видимо, он теперь себя чувствовал, как я, когда он говорил мне о том, как я оказалась в его квартире. И, видимо, поэтому он даже не предложил мне ни завтрака, ни хотя бы чая. А я рада была побыстрее убраться из этого странного дома. Где отец сочиняет жуткие истории, дети бегут обниматься с незнакомой тёткой, а тёща спокойно вяжет при этом. Теперь скоренько добраться до дома и забыть обо всём. Конечно, я не собиралась просить подвезти себя к подъезду. Ещё чего! Выйду у метро и спокойно доеду до дома нормальным транспортом в толпе людей.

Пока я думала, как дать ему понять, что мне надо выйти у ближайшего метро, меня вдруг охватило странное ощущение. Вчерашний дождь, остановка автобуса, на который я опоздала, непрерывные звонки по телефону с оскорблениями и проклятиями, переливание крови, сын, умерший во время операции… И в то же время, я везу свою дочь на курсы, а потом трясусь в междугороднем автобусе в сторону кладбища мужа. Ничего не понимаю. Какое-то раздвоение сознания… Я – убитая горем и раздавленная жизнью мать, и в то же время мать относительно счастливая с двумя живыми дочерьми. Это было что-то нереально реальное…

Краем сознания я уловила, что Мехди, видимо, глубоко погрузился в анализ всего сложившегося, что не увидел мусоровоз перед собой. Мой бог! Я умру под колёсами машины с помойки!

Я лишь успела что-то заорать и прикрыть скрещенными локтями лицо, как в меня полетели осколки, и я ощутила сильный удар. И всё-таки я попала под машину… От судьбы не уйдёшь…

Что-то тёплое коснулось моей щеки, а что-то мягкое и пушистое прошлось по моей ноге. Я сонно потянулась и открыла глаза. Сквозь щель в плотных занавесках пробился солнечный луч и упёрся в мою щёку. У обнажённой ноги моя кошка тоже сладко потянулась, увидев, что я проснулась, зевнула и снова свернулась клубком, прикрыв глаза. Я услышала, как на кухне звякнула посуда. Я улыбнулась. Прикрыв одеялом ноги, я перевернулась на другой бок.

Через несколько минут дверь в комнату тихонько приоткрылась, и я заметила две головы: моего мужа и маленького сына. Муж посмотрел на меня и улыбнулся, толкнув плечом дверь. Сынишка с воплем кинулся на кровать, с разбегу плюхнувшись рядом с кошкой. Та дёрнулась и недовольно подвинулась. Я села в кровати, опираясь о подушки. Муж поставил передо мной поднос, на котором благоухал горячий чай с круассаном и яичница с помидорами. Рядом притаился кусочек вчерашней пиццы. Под тарелкой я нашла конверт, где корявыми буквами было нацарапано: «От таинственага паклоника». Я снова улыбнулась. Внутри лежала открытка с пламенным поздравлением от сына, написанное кривоватыми буквами с жуткими ошибками. Так, пора заниматься его грамотностью. А то в этом году пойдёт в первый класс, а тут такое…

Муж нежно поцеловал меня и вложил мне в руки роскошный букет роз.

– С праздником, родная, – сказал он мне в макушку.

Я с улыбкой смотрела на своих мужчин. Как хорошо, что сегодня не надо никуда идти! И как хорошо, что они у меня есть!

Я бросила взгляд на календарь напротив кровати: 8 марта. Жаль, что он один раз в году. Хотя, есть ещё мой день рождения…

Я снова улыбнулась. Солнечный день, выходной, любящая семья, и сегодня мы идём в парк праздновать. Что ещё надо в жизни?

Муж присел на край кровати. Я обняла его и сына. Кошка пристроилась на моих ногах рядом с подносом, обнюхивая тарелки. И какая ерунда мне только что снилась? Я попыталась вспомнить – и не смогла. А и ладно!

В животе у меня колыхнулось. Ах да, как же я могла забыть? Для счастья надо ещё и маленькую девочку, которая сейчас напомнила о себе. Да, поесть бы не мешало.

– Так, мальчики, – сказала я, – ваши девочки хотят кушать.

Муж улыбнулся, а сын радостно запрыгал на кровати, чем вызвал недовольное ворчание кошки.

– Дайте же нам поесть! – притворно возмутилась я.

Муж опять улыбнулся, поцеловал меня и встал, сын радостно засмеялся и спрыгнул с кровати. Я взяла вилку. Какое же это счастье, когда тебе приносят еду в постель!

Я улыбнулась, принимаясь за еду. Мои родители придут завтра. А сегодня я побуду со своей семьёй. День обещает быть солнечным. И морозным. Может, можно ещё в снежки поиграть…

Я посмотрела в окно. Сквозь щель в шторах всё также светило солнце. Жизнь прекрасна!

Наша тёплая компания сплотилась ещё в институте, где мы, нищие и безбашенные студенты развлекали себя, как могли, после тягот сессий и полуголодного житья на одну стипендию. Анюта выполняла у нас роль секс-бомбы: её статная фигура, томный взгляд прозрачных голубоватых с зеленью глаз и длинные светлые волосы, которыми она поигрывала лично наманикюренными пальчиками, делали из мужчин любого возраста и статуса полных идиотов, исходящих слюной от вожделения. Она умудрилась получить подработку секретарём в какой-то шарашке, и всегда выглядела как красотка-фотомодель с гламурных журналов. Её длинные ноги под мини-юбкой отвлекали преподов, пока Антоха с Серёгой что-то вытворяли на кафедре в кабинете химии у них за спиной или на кафедре электротехники за соседней дверью. Однажды на семинаре, благодаря одному такому демаршу, опыты с реактивами не удались, и у нас случилась передышка, чтобы успеть подготовиться получше. Мы вовсе не стремились устроить взрыв радуги или вонючую «бомбочку» – мы были обычными нормальными студентами, а не школьниками без мозгов. Поэтому наши химические опыты не привели к жертвам, а просто не получились. Антоха шарил не только в технике, но и немного в химии. А в другой раз после возни парней электротехник закоротил институт, в результате чего во всём корпусе погас свет. Парни резвились вовсю, щупая девок, а мы вчетвером потихоньку улаживали свои дела с зачётами, фоткая на телефон задания, пока препод разбирался с деканом. Антоха у нас был фонтаном диких идей, ставить на рельсы практики которые выпадало Серёге. Антоха был вольной птицей – богема компьютера. Он мог бы зашибать неплохие деньги и без диплома нашего института, поскольку как программера его конторы рвали на части, а работодатели выстраивались в очередь заиметь его на постоянную работу. Но при наличии заказов вечно был без денег. Вовсе не потому, что ему платили мало. А потому, что спускал он их со скоростью света. На новые приблуды для компа, игры, технику, гаджеты, фестивали программеров, на что-то ещё, чего никто больше в нашей компании не понимал. Серёга был серьёзным и основательным мужиком. Его физиономия кирпичом и полубритая башка производили неотразимое впечатление как на дурочек, которые почему-то видели в нем «братка» из 90-х и робели слово сказать в его присутствии, но извивались телом в желании соблазнить, что меня блевать тянуло, так и на мужиков, которые тоже боялись лишний раз что-то проблеять в его присутствии. При всём том Серёга был милейший человек, и в нашей компании был задушевным рассказчиком и юмористом. На деньги отчима он открыл небольшую фирмочку, и в свободное от учёбы время рулил личным бизнесом. На наши вопросы по поводу диплома, он рассудительно говорил, что негоже директору крупной корпорации (он уже тогда в этом не сомневался) быть недоучкой и требовать профессионализма с подчинённых. Если ты сам неуч, то почему твои работники должны быть профи с дипломами?

Ну и последней по перечислению в нашей компании была я. В институт я поступила по настоянию матери, которая устала дома слушать рок в моём исполнении и очень хотела, чтобы хоть одна дочь свалила к чертям. Со временем моя малая сестрица выскочила замуж за какого-то дядьку, который обеспечил её до конца дней, и сидела дома, раскрашивая ногти или ругаясь с прислугой. Четыре раза в год она каталась на моря-океаны, а раз в месяц шлялась по Милану-Парижу, выгулять очередное платье, цацку или заново перекроенную физиономию. Словом, стала фифой-содержанкой у олигарха. Разница только в том, что в паспорте штамп стоял. Тот хорошо поднялся, и моей сеструле было незачем беспокоиться о будущем, даже если тот её пнёт под зад коленом. А я вот, пока она ловила мужиков, грызла гранит науки, нафиг мне не нужной. Я хотела быть судмедэкспертом. Но папаша встал на уши и заявил, что мент ему в доме без надобности. Хотела уйти в медицину, но там Кавказ такие тарифы на взятки установил, что отец сказал, что ему проще новый институт купить или построить, чем оплатить обучение в Первом-Втором Меде. Третий вообще в расчет не брался – от туда только медбратом в психушку или нянькой в поликлинику. По крайней мере, мне так говорили. Я тогда взбесилась и заявила, что пойду землю копать археологом или звёзды считать астрономом. Тогда матушка быстренько пропихнула меня в ВУЗ, который занимался сельским хозяйством, в надежде, что я отдамся фермерству на одной из очередных идей отца, на которую он подсел, благодаря массовой истерии на волне перестройки. Фермером он был средним, и его фермерство каждый раз было готово дать дуба, но почему-то держалось или выплывало всякий раз. Лучше дела у него со строительством пошли. Но не херить же сельское хозяйство, раз вложился! А продавать он его не хотел наотрез – вцепился в своих кур с коровами аки в родных детей, и орал, что лучше он жену с детьми продаст, чем их. Матушка тогда повертела пальцем у виска и ответила, что, если ещё раз от него такую заяву услышит, то либо в психушку его сдаст, либо подаст на развод. Папаша тогда долго смурной ходил. Но и матушка больше не поднимала разговора о продаже его фермерского бизнеса. Тогда она и решила, что я должна продолжить семейное дело. А где я и где сельское хозяйство! Я даже когда цветы дома в горшках пересаживаю, они потом расти отказываются. Хоть и делаю всё правильно, и поливаю регулярно. Но матушка резонно говорила, что хотя бы одна «корочка» должна быть. Впрочем, она могла и не суетиться: по конкурсу я прошла сама с излишком в балл. И вот пришлось пахать на этой Голгофе уже четвёртый год в компании вполне симпатичных людей. Хоть один «плюс» да откопала я в ненавистном сельском хозяйстве. Моя роль в нашей компании была чем-то вроде козла отпущения или девочки для битья. Кавалеры Анюты, которым она не перезванивала, приходили ко мне предъявлять претензии. Бухгалтеры Антохи у меня приходили выяснять, когда этот придурок заберёт гонорар, а то у них баланс не сходится. А преподы вообще и в частности у меня требовали ответа о посещении нашей компании, когда вдруг мы решили задвинуть лекции с семинарами. Благодаря моим скромным актёрским способностям и выбранной недалёкости поведения все от меня всегда уходили довольные, думая, что облапошили кретинку или пообщались с полной дурой. А что с дурака взять, кроме анализов? Дурака жалеть надо: его итак природа мозгами обделила. Поэтому обидеть дурака – это вообще грех.

Так мы и окончили институт, скрашивая рутинные будни учёбы невинными развлечениями вчетвером. Мы чётко знали рамки и до фанатизма и жестокости не доходили. Может поэтому нас помнили что однокашники, что преподы, как взбалмошную, но безобидную четвёрку студентов, доказавших, что дружба между мужчинами и женщинами возможна, а студенты могут не только ширяться и бухать, не только варить амфетамин или резать друг друга.

И может поэтому наш выпуск был рад снова встретиться через 15 лет. Серёга вкупе с другим парнем с потока, который тоже замутил нехилый бизнес, сняли нам на весь вечер огромный зал в ресторане. Я была рада увидеться с ним, округлившимся физиономией и накачавшимся торсом. Анюта по-прежнему выглядела как фотомодель: при виде неё даже официанты сворачивали шеи, исходили слюной и спотыкались. Высокая, длинноногая с аппетитной грудью и подтянутой попкой, длинными прямыми светлыми волосами, большущими томными глазами, губками бантиком она вызывала зависть наших однокашниц, их бешеную ревность и кучу сплетен за спиной. Словом, выглядела она ослепительно. Я позавидовала её будущему мужу и удивилась, чего ещё не хватало бывшему. Антоха появился в рваных по моде джинсах, кедах, гламурно смятой футболке и шапке-презервативке – ну прямо хипстер хипстером, рэпер с помойки. Я слышала, что он замутил IT-шную компанию и неплохо зарабатывает. Ну и я – нечто среднее между хипстером и рэпером: ради прикола натянула на себя декаданствующий наряд, начернила глаза и губы и ходила вокруг наших шокированных однокашников как вампирша после недели сна, пугая окружающих огромным мундштуком с дымящейся сигаретой. Ну и пусть считают меня свихнувшейся старлеткой – забавно на это всё было бы посмотреть. После института я баловалась графикой. Но матушка на моё творчество смотрела скептически и запихнула в контору к своей подруге. Работа непыльная, денег немного, но хоть я не болталась без дела, как говорила мать. А мне было всё равно: раз не вышло стать судмедэкспертом, то хоть дворником, хоть аниматором, хоть в собесе со старыми грымзами ругаться. Тем более, что на мою графику и веб-дизайн наметился кое-какой спрос.

Наша четвёрка встретилась так, как будто бы мы не виделись сто лет. Рассказывая одновременно друг о друге и о себе, мы искренне радовались встрече. Особенно Антоха: он вообще стал тухнуть за компом. Белая глиста с пустыми глазами – в нашем обществе он оживился и стал похож на человека, весело рассказывая приколы о своей работе, в которой мы мало что понимали. Но, чтобы не разочаровывать беднягу, которому, судя по всему, работа обрыдла, мы хихикали и посмеивались, когда он улыбался или ржал, как конь.

Когда первый ажиотаж от встречи схлынул, мы уже спокойно беседовали за жизнь. У каждого свои дела, свои проблемы. Анюта вышла замуж и развелась, не изъявляя желания иметь нового мужа и детей. Антоха по жизни был безалаберным нищебродом, хоть и заимел на счетах несколько десятков тысяч баксов. Серёга был солидным отцом семейства: поддерживая жену брата с двумя детьми после того, как тот погиб в аварии. Ну и я с кучей поклонников, которые друг о друге не догадывались, и полным отсутствием желания вешать себе ярмо на шею в виде семьи. Хотя матушка уже начала мне подыскивать мужа. Но тут уж я устроила такой грандиозный скандал – весь дом притих. Я орала, что мать итак меня запихнула учиться туда, куда я не хотела, потом заставила работать там, где мне не интересно, в школе заставляла ходить в кружки, которые мне были не интересны, а к тому, что интересно, относилась с пренебрежением, но уж с кем и как мне жить – я выберу сама. Ещё не хватало мужа по мамочкиной указке в ЗАГСе видеть! Не хочу я замуж и не пойду! И вообще, я живу отдельно, сама на себя трачу, ни от кого не завишу. Пусть радуется, что звоню каждую неделю и деньги высылаю. Малая вообще на них обоих забила, прыгая по курортам и любовникам, пока муж не видит. А не нравится мой образ жизни – пусть вычёркивают из завещания. С голоду не помру. Короче, орала я много и долго – я терпеливая, но если меня допечь, то сразу не остановлюсь. В тот раз матушка заткнулась, папаша сбежал, а сеструля вообще не показывалась. Брательник же со своей девахой на сносях, что жили у родителей, забились в комнате и сидели, как мышь под метлой: ещё бы, у обоих ни образования, ни работы, а девица ещё и школу не закончила. И со дня на день папаша ожидал от её родичей либо шантажа, либо заявы в ментуру за совращение малолетки. А то, что эта стервозина сама в парня вцепилась и чуть не насильно в койку потащила – вообще разговоров не было: хоть он и был старше неё всего на пару месяцев, но успел ляпнуться в совершеннолетие. А коза эта и рада была, что споймала такого придурка: обеспеченный папаша, ухоженная и образованная мамаша, евоная сестра за олигархом притёрлась – не семейка, а просто мечта! Я вот ей всю малину попортила, когда сходу заявила, зачем она моего балбеса-брата на беременность поймала. И эта дура не придумала ничего лучше, как пакостить мне в моём же собственном доме! Потому я и съехала, чтобы не ввязываться в эту возню тараканов в помойке. Мало мне было мамочкиных домостроевских лекций, так ещё разгребай козни, что строит эта малолетняя аферистка! Ничего, если мамочка у плиты или швабры ещё не до конца себе мозги растеряла, разберётся, на кого променяла меня и каких двух трутней себе на шею повесила. А нет – пусть ишачит на них. Значит ей так нравится. А я живу, как хочу. Ну, или почти…