Текст книги "Просто глоток кофе, или Беспощадная Милость"

Абсолютное сомнение не оставляет место для сомневающегося

Карл: Может быть, у вас есть какой-то приятный вопрос или что-то в этом духе? Нет, если все хорошо, то это хорошо. Я просто закидываю удочку.

Швед: Карл, ты переживаешь наши эмоции? Проникаешься нашими эмоциями?

Карл: Нет. Я слышал об учителе, который выходит только раз или два в год, потому что терпеть не может толпу искателей вокруг себя. У него начинает болеть от них голова. Я далек от этого. Я знаю, что он имеет в виду, но тогда и запасный выход закрыт. Я знаю, что головная боль возникает и стихает, но кого это волнует?

Я знаю, когда сознание, сидящее здесь, переживает поднятие кундалини, переживает появление огня, этого внутреннего огня, энергии в клетках, возникающей и исчезающей энергии, называемой «шакти», трансформацию клеток и так далее. Каждое переживание, все, что существует, все крайности – я чувствую их. Но кого это волнует? В определенном смысле это тело может принять все, что угодно. Это странно. Потому что оно безучастно, все просто входит и снова выходит, как волны вибрации и энергии. А поскольку они ничем не отличаются от того, что я есть, то какая разница?

Нет «моих вибраций» или «твоих вибраций». Все они есть то, что есть я. Поэтому они ничего не затрагивают. Это просто энергия, проникающая в энергию, своего рода вибрация, проходящая через вибрацию, а любая вибрация – это то, чем я являюсь в качестве сознания, тотальности. И что с этим делать?

Я не называю их «эмоциями». Это просто вибрации сознания, здесь и сейчас, в качестве форм, на эмоциональном и прочих уровнях. Существуют вибрации энергии, принимающие форму – или эмоциональную форму – энергии, и все они здесь, вся тотальность восседает здесь в качестве осознанности. Что делать? Наслаждайся шоу.

Можно сказать, что система фильтрации больше не работает. Нет панциря. Без фильтра спереди нет фильтра и сзади. Бесфильтровый! Здесь больше нет собирателя переживаний. Без этой идеи «собирателя» или идеи обладателя все приходит и уходит, как волны. Бесконечные волны переживаний того, чем ты являешься.

Это можно назвать «состраданием», потому что отсутствует система фильтрации. Жалости нет. Нет ничего, что собирает их. А без собирателя они просто приходят и уходят.

Поскольку существует идея «собирателя», и ты находишься внутри этой идеи «собирателя», ты собираешь переживания и эмоции, даже переживания других людей. Не только собственные эмоции – ты собираешь эмоции всего, что тебя окружает. «О, вот черный, вон темный, а этот здоровенный. Все эти здоровенные люди вокруг меня!» (смех)

Японец: Дживанмукта знает, когда он становится дживанмуктой?

Карл: Нет.

Японец: Значит, ты не можешь сказать, что находишься в том же состоянии, что и Рамана Махарши или другие, подобные ему?

Карл: Это не состояние. Ты имеешь в виду отсутствие состояния? Я не могу сказать. Рамана указывал на отсутствие состояния, что является абсолютной тайной абсолютного бытия, «я есть». Обо всех других состояниях, возможно, имеется множество концепций. Но То, о котором невозможно говорить, не является концепцией.

По поводу всего остального, что можно назвать и втиснуть в рамки, я могу соглашаться или не соглашаться с Раманой. Но о Том разногласия быть не может. Нет возможности для разногласия, потому что То так или иначе невозможно поместить в рамки слов. То, о чем он говорил, – об этом отсутствии состояния, в котором нет формы и даже бесформенности, о самом Сердце – и есть то, что я имею в виду, и сомнения здесь быть не может. Только полное согласие, абсолютное согласие по поводу Того, пребывания Тем.

Японец: У тебя нет никаких сомнений насчет правомочия того, о чем ты говоришь?

Карл: Нет. Даже сомнения не вызывают у меня сомнений. Поскольку я знаю, что, так или иначе, все есть ложь, то все, что я говорю, содержит в себе абсолютное сомнение. И это абсолютное сомнение не оставляет места для сомневающегося. Так что в этом абсолютном сомнении сомневающегося больше нет.

Поэтому, что бы я ни сказал, это ничего не даст тебе, не обрамит то, что является самой истиной, поскольку я никогда не смогу говорить о Том, которое есть истина. Так что все мои слова ничего не меняют. Они абсолютно бесполезны. Все слова, песни, действия абсолютно бесполезны. Абсолютное сомнение – это свобода. Поэтому я абсолютно сомневаюсь в том, что говорю. Абсолютно!

Все, что только может быть сказано, что может быть заключено в слова, не может затронуть То, которое есть самое бытие. Для Того, которым я являюсь, никогда ничего не случалось. Говорение или неговорение не может изменить то, что я есть. Поэтому, сомневайся я или не сомневайся, есть только полная безучастность ко всему, что есть.

Именно на это всегда указывал Рамана – на То, которое есть само Сердце, которое ты не можешь подвергать сомнению. Чтобы иметь сомнения, ты должен существовать до них. Но в Том, которое пребывает до этих сомнений или не-сомнений, ты не можешь усомниться. Даже в сомнении тебе необходимо существовать. Основное учение Рамакришны было о том же.

Все всегда возвращается к этому. Вопреки знанию или незнанию, ты есть. Вопреки сомнениям или их отсутствию, ты есть. Абсолютно вопреки всему, что ты говоришь или не говоришь, что переживаешь или не переживаешь, ты есть. Об этом я и говорю. Я указываю на это, но я не могу втиснуть это ни в одну концепцию. Даже это – уже концепция. Концепция на концепции, но разницы никакой. Даже при всех своих различиях указатели по-прежнему указывают только на бесцельность: они не могут обозначить цель, на которую указывают. Бесконечно.

Единственное, что могу сказать: изо дня в день я веду разговоры об этом, и это всегда как – ты. Они возникают из неисчерпаемой тайны. Не знаю. Но Тем я и являюсь. Похоже, я никогда не смогу наговориться об этом вдоволь. Или же это оно не может насытиться тем, что исходит из этого рта, кто знает? Кого это волнует?

Франческо, тебя волнует? Сегодня все было мило?

Франческо: Я не верю в это. Было мило. Не хочу все портить.

Карл: Обычно он жалуется, что я слишком груб.

Антонио: Еще двадцать минут, Франческо! (смех)

Карл: Смотри, осторожнее!

Женщина: Это как-то слишком скучно, если ты не деятель. Нечего делать…

Карл: Да, скука тебя убьет.

Женщина: Очень скучно.

Карл: Надеюсь, что так. Я абсолютно надеюсь, что скука тебя убьет. Я надеюсь, что скука – то, что может быть скукой, – убьет этого скучающего. Потому что «я» всегда скучает.

Женщина: Я знаю.

Карл: Оно такое скучное, это «я»! Оно всегда скучает, выискивая более увлекательную информацию, всегда желая большего. Этот голод эмоционального возбуждения никогда не утолить. Надеюсь, что он будет убит одной только скукой. Потому что это скучное «я» всегда скучает.

Женщина: Что бы я ни делала, что бы ни делалось, делается не мной. Так что скучно в любом случае.

Карл: Делается не тобой? Кто так говорит?

Женщина: Просто делается.

Карл: Да не делается! Все делается или не делается благодаря тебе! Ты несешь абсолютную ответственность за все действия и не-действия, за все, чем является или не является бытие. Это все ты.

Женщина: Я не могу на это повлиять.

Карл: Не можешь повлиять на это? Но ты – абсолютный Источник этого. Что может быть больше этого влияния, когда ты – абсолютный Источник всего, что есть и чего нет? Все сотворено тобой. Сколько еще влияния тебе нужно? Хм? Скажи мне, пожалуйста. Может быть, в моих силах исполнить твое желание.

Женщина: (со смехом) Все равно скучно.

Карл: Скучно для «я», которое есть сама скука, потому что в качестве «я» ты в любом случае скучна. Каждая личность абсолютно скучна, будучи идеей «скуки». Так что же делать с этой скучной идеей «я»? Всегда скучает, скучает, скучает, вбуравливаясь в какой-нибудь объект[28]28
  Игра слов: bore – высверливать.


[Закрыть]. Каждый день надо есть, каждый день – переваривать, каждый день – испражняться; тебе приходится проделывать все эти личностные вещи. История личности, «я», так или иначе скучна. Любая история скучна.

Тереза: Но есть еще и другая сторона, Карл.

Карл: Какая сторона?

Тереза: Вроде той легкости, которую я, похоже, испытываю. Мне это кажется скучным.

Карл: Ага, надеюсь. Скука выкинет тебя пинком, поскольку «Тереза» в любом случае скучна.

Тереза: Ничего не происходит.

Карл: И что?

Тереза: Я бы, честно говоря, предпочла побольше ухабов. (смех)

Карл: (группе) Видите, хныкание никогда не прекращается! (смех еще сильнее)

Тереза: Я по знаку Рыбы, как и твоя мать.

Карл: Она Обезьяна [по китайскому гороскопу] и Рыбы, как и моя мать. Видите, из этого рождаются хныкальщики. Для них все всегда плохо. Это идеальное учение. Можешь делать, что хочешь. Если у тебя сложились отношения с кем-то вроде них, ты сдашься очень быстро. (смех)

Тереза: Но может быть после комы что-нибудь да случится!

Карл: Прекрасная идея! Ты боишься себя, потому что опасаешься, что быть собой слишком скучно. Милая отмазка, ага. (смеется) Всевышний говорит: «О, лучше мне не быть собой – вдруг это слишком скучно? Я лучше буду жалким искателем и буду страдать – по крайней мере, хоть какое-то развлечение!»

(присутствующие задыхаются от хохота)

«Нет, это не для меня, так мне не нравится. Не хочу быть этим, потому что этот фильм мне не нравится. Слишком скучный. Лучше буду гореть в аду, прибитый гвоздями; придет дьявол, и каждая мысль будет обжигать меня огнем. Да. А отсутствие мыслей – нет, это слишком скучно для меня. Мне, дьяволу, нужен ад».

Тереза: Тебе было бы скучно, если бы у тебя не было мыслей. Тебе не о чем бы было говорить.

Карл: Это еще что?

Тереза: Ну конечно, я хотела похныкать.

Карл: Дьяволу всегда все будет скучно, даже в аду, потому что скука – это ад и место дьявола – ты! «Дьявол Тереза», еще одна адская скука.

Тереза: Ходячая скука.

Карл: Ходячий ад. Имя скуки – «Тереза». Тебя ничего никогда не удовлетворит. Вот что ты имеешь в виду. Ни то, что было раньше, ни то, что будет потом, не принесет тебе удовлетворения.

Тереза: Просто интересно видеть все это. Просто наблюдать.

Карл: (со смехом) Интересно? Ой!

Тереза: (со смехом) Да нет. Со мной все в порядке. (смех)

Будь Тем, которое невозможно себе представить

Вики: Однако не быть деятелем не означает ничего не делать. Это означает, что тебе все равно нужно действовать так, словно ты и есть деятель, пока ты существуешь на этой планете.

Карл: Нет. Переход из делания в неделание все равно остается деланием. Ты просто меняешь идентификацию. Сначала отождествляешь себя с деланием, затем – с неделанием. Разницы никакой. Ты все равно находишься в аду, будь то делание или неделание.

Вики: Да, но что, если ты ничего не делаешь? Что, если воспринять это буквально и ничего не делать? Тогда ты перестанешь функционировать.

Карл: Но даже неделание – это делание. Ты ничего не делаешь, и это еще большее делание. Ничего не делать – это большое дело, поверь. Ты не можешь не делать.

Вики: Я о том и говорю. Ты вынужден делать.

Карл: Но сделала ли ты вообще что-нибудь?

(Вики вздыхает)

Карл: Ты хочешь сказать, что считаешь себя телом, а телу необходимо функционировать, как и сознанию необходимо функционировать. Все, что имеет форму, должно функционировать как форма. И тут начинается делание и неделание, а из них возникают все эти идеи, одна за другой.

Вики: Да, но мне не нужно принимать это на свой счет.

Карл: Какой счет? Кому не нужно принимать это на свой счет? Для чего? Кому требуется это различие? И кто проводит различие? Кому нужно понимание, и кто жаждет все контролировать этим пониманием? Кто хочет контролировать делание и неделание своим пониманием идеи «не-делателя»? Кому это нужно?

Вики: Не знаю.

Карл: «Мне!» (Вики смеется) Это то же самое, что и твое желание перейти от отождествления к неотождествлению.

Кому это нужно? «Мне». На некоторое время ты входишь в единство неотождествления, потом тебе становится скучно, и ты выходишь обратно. «О, это приятно, но, по большому счету, скучно». Дьявол всегда найдет дорогу обратно в эту отделенность, больше смахивающую на ад, но зато такую увлекательную. «О, я лучше займусь исканием!» (смех)

Берта: Но если это – божественная катастрофа, то, что бы с тобой ни произошло, ты ничего не можешь сделать. Ты погружаешься в эту скуку или не-скуку, но и то, и другое кажется недостаточным.

Карл: Именно это я и сказал.

Берта: У нас есть потребность, жажда быть Тем, о котором ты говоришь. Поэтому я и сижу здесь. Я никак не могу насытиться тем, о чем ты говоришь, но мне так же невыносимо при мысли, что я не могу быть ничем.

Карл: Да, видишь. Вот он, парадокс.

Берта: Но тебе-то легко об этом говорить оттуда. (смех)

Карл: Иди сюда, к стулу. Будем сидеть на нем вместе.

Берта: Что бы ты ни сказал, эта группа начинает повторять за тобой. Как попугай. Ты говоришь, что ты, так сказать, порождение Того, а я говорю с персональной позиции сущности по имени «Берта», пытающейся понять и делающей то и это, но все без толку.

Карл: Да, надеюсь, что так.

Берта: Да, надеюсь, что так! (смех) Вообще-то это агония, знаешь ли, все время чувствовать, что я так и не получила этого.

Карл: Я повторяю это снова и снова, потому что мы ведем эту дискуссию три года: (кричит) ты никогда не получишь этого!

Берта: Именно это я и чувствую.

Карл: Надеюсь. Никто никогда не получал этого. В этом красота свободы – что ты не можешь обладать ею. Ты не можешь сунуть ее себе в карман и унести домой.

Франческо: Ты уверен? (смех)

Карл: Что бы это была за свобода, если бы ты мог положить ее в карман и унести домой? Из этого образуется личность. Личность все время хочет быть счастливой.

Берта: Я ничего не могу с этим поделать.

Карл: Я не говорю, что это неправильно. Это идея «личности», личностного преимущества – преимущества быть счастливым все время.

Берта: Да.

Карл: Но желание быть счастливой делает тебя несчастной. Желание быть взволнованной или изумленной делает тебя «неизумляемой». Из-за простого желания быть тем, что ты есть, ты выходишь из того, что ты есть.

Берта: Но здесь ничего не поделаешь.

Карл: Этим больше некому быть, кроме тебя.

Берта: Я знаю. Только это знание не помогает.

Карл: Надеюсь.

Берта: Так что, видишь, это по-прежнему…

Карл: Да, вижу, тобой по-прежнему развлекается то, чем ты являешься, нравится тебе это или нет. И в этом красота того, чем ты являешься, тебе не нужно нравиться себе, чтобы быть собой.

Берта: Сегодня утром я проснулась и подумала: «О, да ведь я нахожусь позади этого. Все эти слова, которые я говорю, – я нахожусь позади них, как и позади коров на улице, как и всего остального, – я позади этого». Я есть То, о котором ты все время говоришь.

Карл: Первична, ты имеешь в виду?

Берта: Но это уже будет попугайством. Тогда я скажу: «Давай выкурим еще по одной» (смех), потому больше ничего не остается. Когда я приезжаю в Индию, в первый момент на меня обрушивается огромное количество разговоров, и я вся в волнении, но позже это кажется таким привычным. А теперь я приблизилась к твоему состоянию ума, и в нем сплошная пустота.

Карл: Да, но разве же это не приятно, разве же это не здорово? Я могу играться красивыми словами, а ты можешь что-то чувствовать – ах! ох! потрясающе! – но в итоге ты понимаешь, что помощи от них никакой. То, что ты понимаешь это, и есть абсолютная помощь: никакое понимание, никакие изящные слова, никакая красота слов – ничего никогда не поможет тебе.

Так себя проявляет Милость. Тотальный отказ есть Милость. Ты отказываешься от всего, что обещает дать тебе что-то. Ты отказываешься от надежды на то, что посредством понимания каких-то слов, посредством переживаний или техник ты сможешь стать тем, что ты есть. В этом абсолютном отказе, в абсолютной остановке, в тотальном прекращении движения ты есть то, что ты есть; оно всегда было здесь, не появляясь и не исчезая. Поэтому в то самое расщепление секунды никогда ничего не происходило. Возможно, это что-то вроде подготовки для тебя – видение того, что никакие красивые слова никогда не удовлетворят тебя. На Земле ничто никогда не принесет удовлетворения.

Берта: Это я теперь знаю.

Карл: Видишь?

Берта: Спустя пятьдесят пять лет я это знаю.

Карл: Ты думаешь, что знаешь. Значит, Милость работает. Отказ работает.

Это очень похоже на картину. Волей некого случая ты вписываешься во вселенский поиск, в жажду сознания, медитирующего о том, чем ты являешься. И волей случая выписываешься. То есть, ты записываешься в эту вселенную, или в эту школу, но, поняв, что она не может дать тебе знание, которое ты ищешь, ты выписываешься из нее. И в результате этого абсолютного выписывания из идеи получения чего-то из этого переживания внезапно открывается абсолютное знание того, что ты есть. Оно никогда не исчезало.

Но сначала тебе нужно искать, нужно слушать, чтобы просто увидеть: «О, оно не здесь, оно не здесь, оно не здесь. Neti-neti, neti-neti. Ладно, полный стоп». И вдруг оно появляется – так что же? И затем ты снова выходишь, потому что не можешь не выйти. Ты снова вписываешься, а потом снова выписываешься.

Это имел в виду Рамана, говоря про паука, который пробуждается, сплетает паутину вселенной, а затем, совершенно неожиданно, снова сворачивает ее. Безо всякой причины. Вопреки всякой необходимости он это делает. Нет необходимости в том, чтобы стать пауком, плетущим вселенную, и нет необходимости в ее сворачивании. Это происходит совершенно спонтанно.

Никто не знает почему. Ничто не содержит никакого «почему?». Это просто Само-развлечение. Вписывание во вселенную и выписывание из нее. Аллилуйя. Бесконечная. Поэтому ты должен быть во вселенной точно так же, как должен быть и вне ее. Для того, что ты есть, разницы нет, поскольку ты никогда не сможешь покинуть то, чем ты являешься. И ты никогда не покидал – даже вписавшись в бытие искателя, страждущего, – не покидал того, что ты есть.

Анна: Иными словами, мы говорим о Само-реализации.

Карл: Тогда ты «реализуешь», что реализовывать нечего, потому что все, что является Я, всегда реализовано, а то, что не является Я, никогда не реализуется. Ты просто видишь, что никогда не было «не-Я». Это парадокс: ты «реализуешь», что реализовывать нечего. То, что есть Я, всегда реализовано, а то, что является горшком, никогда не реализует себя.

Ты входишь в проблему отсутствия проблемы. Это называется «депрессией». Это называется «скукой», потому что затем ты становишься скучающим, скучающей личностью. Потому что, когда проблем нет, личность, которая жила благодаря проблемам, начинает скучать. Тогда она их даже создает – но не волнуйся. То, что проблем нет, – это достаточно большая проблема для этого «я». Оно может корпеть над этой проблемой вечно. Не переживай.

Женщина: Это большая проблема. Все становится чем-то вроде «нет проблем». Тогда нам делается скучно на какое-то время…

Карл: И затем ты входишь обратно. И то, и другое – попытка контроля. Ты думаешь, что входишь в пустоту или отсутствие, и этим вхождением, достигнутым тем или иным усилием, ты опять-таки хочешь контролировать То, которое есть бытие. Ты по-прежнему хочешь положить свободу себе в карман. Хорошенькая идея!

Тереза: А когда ты отчетливо видишь, что, даже когда проблема отсутствует, ты умудряешься создать из этого проблему, то с этим ничего не поделать.

Карл: А что тогда делать? Кто это видит? Возвращение к идеям «делателя» и «не-делателя», отождествленного сознания, неотождествленного сознания будет всегда – это бесконечная игра. Забудь.

Сознание не способно оправдать надежды. Сознание крайне глупо. Поэтому Нисаргадатта сказал, что ты пребываешь до сознания. Сознание – это твой сон. Однако ты – абсолютный сновидящий. С сознанием или без него, ты есть то, что ты есть. Даже сознание – это сон.

Берта: И никогда никакого облегчения?

Карл: Нет? Ладно. (поет) «Это будет в последний раз, это не будет в последний раз». Нисаргадатта сказал, что ты первичен по отношению к сознанию. Так что я не первый и уж точно не последний, кто говорит, что сознание – это твое проявление, но ты – не твое проявление. Ты – это То, проявляющее себя, но ты не проявление. Проявление не отличается от того, что ты есть, поэтому даже это проявление подвержено воображению, но то, что воображает все, что можно себе вообразить, – это То, которое не поддается воображению.

Немка: Вполне ясно.

Франческо: Но это же пребывание.

Карл: Это пребывание – быть Тем, которое невозможно себе вообразить. Так и будь Тем. Но как ты можешь не быть им? Это сама безусильность. Безо всякого усилия ты можешь стать Тем. Ты становишься самым ленивым сукиным сыном на свете, но только не путем знания, кто такой «сукин сын».

Клара: Но это же скучно.

Карл: Скучно? Для кого?

Клара: Для меня.

Карл: Да, для тебя. Что бы ты ни проделывала, медитацию или технику, ты хочешь остаться в этом «тик-так».

Клара: Ужасно.

Карл: Таково твое функционирование. Это функционирование Творца, Брахмы. Он должен творить. «Я есть» всегда должно творить. Функционирование сознания означает творить, танцевать вот с этим (хлопает себя по коленям). Эта Шакти, олицетворяющая энергию, и этот Шива, танцующий с самим собой, должны танцевать.

Хороша идея: ты должен прекратить танцевать, чтобы стать тем, что ты есть. Тогда это становится скучным. Потому что тогда ты останавливаешься, на какое-то время твой ум остается пустым, и затем ты возвращаешься обратно. Тебе делается скучно даже от контролирования чего бы то ни было, потому что, как только ты начинаешь контролировать это, тебе становится скучно. «О, было так хорошо, когда я не контролировал свой ум, это такое мучение». (смех)

Если бы это контролирование, или укрощение ума-быка, на самом деле могло остановить его, то мир прекратил бы свое существование. Но, несмотря на Иисуса, Будду, Раману, да на любого мудреца или святого, он продолжается. Так что свободу бытия невозможно контролировать, остановить или убить, ни пониманием, ни каким бы то ни было указателем. Нельзя убить то, чего вообще нет. Так что, вопреки пониманию, мудрецам и прочему, свобода есть.

Именно на это указывал Рамана. Рамана никогда не был реализован, но Я извечно реализовано. Так куда мне идти? Что мне делать или не делать? Раз «я» – это То, которое есть Сердце, а Сердце не может покинуть Сердце, так будь им. Аллилуйя.

Время вышло? О'кей. Большое спасибо.

Группа: Спасибо.

Женщина: Если кто-то хочет заказать CD, обращайтесь ко мне.

Карл: Лишь бы только мне не пришлось слушать это снова! (смех)