Текст книги "Просто глоток кофе, или Беспощадная Милость"

Изнасилование бытием

Антонио: У меня маленький вопрос.

Франческо: О Господи! Не верю. Будь осторожен! (смех)

Антонио: Не благодаря тому, что…

Франческо: Не благодаря!

Антонио: Вопреки, вопреки! Как тебе нравится. Ты говоришь, что у Я нет вкуса…

Карл: Нет, я не говорил «нет вкуса». Я – это безвкусность.

Антонио: Хорошо, безвкусность.

Карл: Безвкусность невозможно попробовать на вкус.

Антонио: Да, поэтому вопрос такой…

Карл: Я не сказал, что у нее нет вкуса!

Антонио: О'кей, о'кей! Как скажешь! (смех) Дело не в этом. Вопрос такой: когда Рамана постиг… О! (смех)

Франческо: Не говори об этом так!

Антонио: Хорошо. Произошел опыт отбрасывания всего, но сатсанги он не давал. Кто-то побудил его давать сатсанги, кто-то определил его на эту позицию. Так кто говорит «безвкусность», не говоря этого?

Карл: Не заставляй меня тут сидеть. Или что?

Антонио: Ты, Рамана или Будда… Ведь самого Будды нет, нет Раманы как такового, нет тебя, сидящего здесь. У тебя нет выбора.

Карл: Тебе нужно сказать: «Я сижу здесь сам по себе». А не почему-либо еще.

София: Потому что таковы устремления Того.

Карл: Существует свобода принятия решений, и сама эта свобода принятия решений есть бытие. Эта свобода принятия решений решила здесь сидеть.

Антонио: Значит, то же самое относится к случаю Будды?

Карл: К любому случаю. Будда говорил, что никогда на Земле не было никакого Будды и никогда не будет. Ты видишь личность, сидящую тут или там, но Будда сказал бы, что есть образ, но нет сидящего. А Будда – То, что является твоей природой, – никогда не становится частью чего-либо. Этот сон, это проявление есть, как оно есть. В нем присутствуют всевозможные объекты и вещи, объекты сновидения, но нет никаких решений, ни в каком смысле.

Свобода – это все, что есть. Это беспомощность. Абсолютное отсутствие идеи «моей воли», или «не моей воли», или «несвободы», это сидение или несидение здесь, эта безучастность и есть свобода. Потому что ты не можешь не сидеть здесь, ибо момент, когда ты садишься, вызван тотальной потребностью.

Антонио: Значит, в этом случае бытие просто поместило тебя туда?

Карл: Нет, никто никуда не помещен. Это часть сна.

Антонио: Во сне.

Карл: Никто никого никуда не помещает. Это просто сон бытия. Никого никуда не помещают и не просят ничего сделать.

Тебе, с точки зрения личности, кажется, что тебя вынуждают здесь сидеть. Когда ты понимаешь, что сидение здесь не могло быть твоим решением, но ты все равно здесь сидишь, то принимаешь это сидение за насилие над собой. Ты становишься беспомощной личностью. Тебе кажется, что бытие насилует тебя, каждую минуту, ведь оно делает с тобой все, что хочет А?

Антонио: Без понятия.

Карл: Когда ты сидишь и думаешь, что бытие требует от тебя сидения здесь, – вот что я имею в виду, когда говорю, что ты чувствуешь себя изнасилованным бытием. Против своей воли ты здесь сидишь. И все та же идея крутится в голове: «Я сижу здесь не по своей воле», бытие вынуждает тебя сидеть здесь и производит насилие над тобой.

Франческо: Я потерял твою мысль. Я потерял все.

Карл: Аllа[42]42
  Итал. опред. Артикль ж. р.


[Закрыть]понятно?

Франческо: Нет, я имею в виду a la dent (смех), поверь. Я знаю.

Карл: Я просто хочу указать на то, что когда ты рассматриваешь бытие в качестве абсолютного контролера, а себя – в качестве все того же «я», то ощущаешь, что над тобой совершается насилие. Это опять страдание, потому что ты думаешь, что бытие насилует тебя и что бытие против тебя. Ты даже превращаешь бытие в своего врага. Разве не так?

Франческо: Ей нужно лечь. Давайте освободим ей место.

(Миссис Анджелина ложится. Ей нехорошо. Она тихонько переговаривается с Франческо по-итальянски, в то время как сатсанг продолжается.)

Женщина: Это правда. Это все та же беспомощность.

Карл: Нет, оно беспомощно, но это не беспомощность. Когда ты являешься Тем, которое есть беспомощность, то нет никакого бытия, которое что-то делает с тобой. Потому что тогда ты являешься Тем, которое и есть бытие, и нет никого, кто что-то с кем-то делает. Но если в силу некого понимания ты начинаешь думать, что все делается бытием, то остаешься отделенным от бытия, и тогда оно совершает над тобой насилие. «О, бедный я, бедный!» Все это – жалость к себе. Все эти идеи «я» – это всегда жалость к себе. Остается отделенность, а отделенность – это ад.

Чарльз: Потому что ты думаешь, что у тебя есть выбор.

Карл: Да, но даже если ты думаешь, что у тебя нет выбора, то по-прежнему находишься в жалком состоянии отсутствия выбора. Сначала ты полагаешь себя деятелем, а потом становишься не-делателем путем понимания «я ничего не делаю», но все равно страдаешь. Это ничего не меняет. Так что это понимание, в котором ты – не-делатель, а бытие в ответе за все, в той же мере бесполезно. Потому что даже понимание ты делаешь «своим», в нем отсутствует свобода. Нет свободы в идее «свободы», и нет понимания в понимании.

Мэри: «Я-мне-мое» – это единственная проблема.

Карл: Даже это не проблема.

Мэри: Да, но ты знаешь, что я имею в виду.

Карл: Да, имею в виду! Ты знаешь, что я имею в виду, ты знаешь! (смех)

Мэри: Видеть то, что есть…

Карл: Это ничего не значит. В который раз мне приходится указывать на то, что ни одна секунда понимания, ни одно прозрение, никакое высшее знание не помогут тебе достичь этого, ничего! Забудь.

Это как в Махабхарате, когда Юдхиштхира отправился с Кришной в ад. Это ад для ума – видеть, что выхода нет. Тогда Кришна задает вопрос: «Можешь ли ты выдержать это страдание столько времени, сколько способен себе вообразить, целую вечность? Осталось ли в том, что ты есть, желание избежать этого?»

А затем происходит абсолютное отпускание того, кого это волнует. «Не важно. Пусть все будет, как оно есть». Внезапно не стало ни ада, ни Кришны, ни Юдхиштхиры – не осталось ничего. Только один Абсолют, свободный от всякого избегания, ибо Абсолют пуст от идей о том, чем он является и чем не является. Это прямой указатель на абсолютное приятие, которое невозможно совершить.

Внезапно возникает пустота Сердца, однако это происходит не благодаря какому-то действию или бездействию, пониманию или кому-то, кто что-то понял или нет. Это тотальное отсутствие понимания, тотальное отсутствие свободы. Только это тотальное отсутствие или пустота Сердца может вместить То, которое есть абсолютное бытие. И это То, чем ты являешься здесь и сейчас, и ничто не отнимет этого.

Ты обнажена здесь и сейчас, и для этого тебе не нужно раздеваться. Ты абсолютно пуста. Какие бы идеи ни возникали по утрам, их не было раньше. Ты первична по отношению к этим идеям, похожим на одежду. Ты есть вопреки идеям и концепциям, никогда «благодаря» им. Так что все, что появляется вкупе с идеей «я» по утрам, всякое понимание или непонимание, мимолетно. Оно ничего не может добавить к тому, что ты есть.

Ты одеваешься и потом раздеваешься перед сном. Бесконечно. Но ты – все та же нагота, не знающая одежды. Так просто будь этой наготой. Очень просто. Оставайся в этой наготе. Утром, когда приходит время одеваться, просто скажи: «Хорошо. Привет и прощай». Абсолютное «прощай» и абсолютное «привет». Каждую ночь. «Если я не увижу тебя завтра утром, то было очень приятно познакомиться». А утром: «А, привет, опять ты. Ну ладно».

(тишина, несколько смешков)

Карл: Это ад.

Женщина из Венгрии: Что?

Карл: Когда То, которое есть жизнь, осознает тот Абсолют, которым является, начинается ад. Потому что, когда появляется осознанность, начинается холокост. В этом холокосте и адском огне осознанности – только в этой осознанной осознанности, которая есть сам огонь ада, – дьявол сгорает.

Женщина: (со смехом) Ты думаешь, что я хоть что-то понимаю из того, что ты говоришь?

(группа взрывается смехом)

Карл: Какая разница. Я все равно не разговариваю с идеями!

Женщина: Я знаю, я чувствую, что ты не со мной говоришь.

Карл: Вот видишь!

Женщина: Может быть, поэтому я и не понимаю.

Карл: Я все время повторяю, что не разговариваю с призраками.

Женщина: Я знаю. Я чувствую, что это призраки…

Карл: Призраки. Далеко позади. Все всегда говорят: «Когда ты смотришь на меня и говоришь со мной, я ничего не понимаю».

Женщина: Да!

Карл: «Ты должен говорить с другими. Тогда, может быть, до меня дойдут слова».

Женщина: Нет, даже когда я просто сижу здесь. Раньше я думала, что поняла что-то, но сейчас вообще не получается…

Карл: Хорошо звучит. Похоже, этому знанию или незнанию больше не за что держаться. Все просто снова исчезает.

Женщина: Да, такое ощущение, что ты спишь.

Карл: Но ты по-прежнему бодрствуешь.

Женщина: (со смехом) Я бодрствую. Я рулю, но не сплю.

Карл: Хм. Ну, это неплохо.

Женщина: Нет.

Ты никогда не можешь заткнуться

Карл: Может быть, что-то с этой стороны? Нет? Если что-то есть, выкладывайте. Я кусаюсь, но это не трагедия. Все в порядке? Всегда остаются маленькие вопросы жизни, с них всегда все начинается, а потом достигает огромных размеров. Берта, на твой день рождения у тебя должно быть 55 вопросов.

Берта: Я их собираю. (смех)

Карл: Копишь на будущее.

Берта: Но знания не помогают. Так, сидя с тобой, мой ум вроде как становится очень острым и направленным, но это не помогает.

Карл: Поэтому он такой острый. Потому что не помогает.

Берта: Он и не должен помогать, я знаю.

Карл: Да, благодаря этому парадоксу ты видишь, что даже острый ум, интеллектуальное понимание или красивые слова не могут тебя коснуться. Они есть и на какое-то время, возможно, приносят облегчение, но так что же? А дальше?

Берта: Да, «а дальше?».

Карл: Именно это я и имею в виду – «а дальше?».

Берта: Этим я сейчас и поглощена.

Карл: А я указывал на «а дальше?».

Берта: (с сарказмом) Ага, «а дальше?»! (смех)

Тереза: Пятьдесят пять раз «а дальше?», «а дальше?»!

Мужчина: Выпей чаю.

Карл: Выпей чаю, потому что ничего не помогает – аллилуйя!

Берта: Да, ничего не помогает.

Карл: Ага, прекрасно.

Берта: (сердито) Ага, прекрасно! (смех)

Карл: Это же покой. Одна только идея о том, что в один прекрасный день ты получишь помощь, что кто-то или что-то поможет тебе, что придет некое понимание, и тогда ты сделаешься счастливой на веки вечные, – это порождает войну. Но если ты увидишь, что ничто никогда не поможет тебе, не выведет тебя из того, что ты есть, – это покой. Ты пребываешь в войне только потому, что надеешься что-то выиграть, что-то получить. Но если ты действительно увидишь, что тебе ничего не выиграть, то уже обретешь покой ума, потому что нет никакого «а дальше?». Всегда остаются эти «а дальше?» и «что потом?».

Берта: То, что ты только что сказал, я говорю себе. И опять это двое разговаривающих, одно «я» говорит другому: «О, ты уже То».

Карл: Разве же это не прикольно? Одно «я» говорит: «И снова привет». А другое говорит: «О да, я тут. В очередной раз приятно познакомиться». «Давненько не виделись». «Ага, с прошлой ночи. О да». «С прошлой ночи? Ах да, интересно». «Очень интересно». (смех)

Берта: Этот вечный…

Карл: Разговор.

Берта: Репортер.

Карл: Бесконечный разговор.

Берта: Все время рассказывает что-то, «тра-ля-ля», ну ты знаешь. Постоянно.

Карл: Но если ты перестаешь его консервировать, то останется просто разговор, а не консервы из него. Если ты не будешь класть его в консервную банку историй, то разговор будет идти своим чередом – ну и что? Ты постоянно ведешь разговор с собой. Бесконечный разговор бесконечной вселенной. Но когда в нем отсутствует история, нет вчера, нет завтра, нет предшествующего момента, то остается простое говорение в настоящем, разговор с собой без предшествующих мыслей. Всегда новый и свежий. (встает, перемещается из стороны в сторону, разыгрывая разные роли) «Привет!» «А! Мы знакомы?» (смех) «А, приятно познакомиться». «Кажется, я тебя знаю, хотя и не знаю».

Тереза: Лучше встать?

Карл: (садится обратно) О! Это цирк. Скоро я буду…

Мэри: Жонглировать.

Карл: Жонглировать! Берта, без проблем.

Мужчина: «Должна быть проблема, должна быть!»

Карл: Ты всегда говоришь с собой. В чем же дело? Благодаря всем этим разговорам ты понимаешь, что это только развлечение, потому что оно ничего не дает. Ты постоянно всех затыкаешь. Но сам заткнуться не можешь. Этот разговор никогда не начинался и никогда не завершится. Ты никогда не сможешь заткнуться.

Чем сильнее ты пытаешься заткнуться и контролировать себя, тем больше вовлекаешься в разговор и превращаешь его в нечто серьезное, важное. Ты становишься все тяжелее и тяжелее, и затем превращаешься в личность, считающую себя чертовски важной. «Все, что я говорю, так чертовски важно! Я чертовски важный говорун!» (смех)

Франческо: С меня хватит!

Карл: «Я надоел себе до чертиков! Но я чертовски важен!» (смех усиливается)

Мэри: Язык тела не хуже слов.

Карл: Язык тела. Ходячий сэндвич. Ein Witz zwischen zwei Ohren[43]43
  Нем. шутка: между двумя ушами.


[Закрыть] Ходячая. «Привет!» Это называется «я».

Берта: Это уже давно продолжается. Все бесполезно.

Тереза: По-моему, она считает тебя шуткой.

Карл: Да, но как насчет нее самой? Вот где проблема.

Женщина: Но другие так думают.

Карл: Другие думают?

Берта: Нет, что касается меня…

Карл: Тебя? О, покажи мне себя. (тишина)

Карл: Как выглядит «я» Берты?

Берта: Я могу только повторять за тобой.

Карл: Ах, повторять за мной. Как попугай. Попугайничать. (на заднем плане кричат попугаи) Хм. Есть что на сегодня? Израиль?

Израильтянин: Это секрет. Я могу спросить себя.

Карл: (со смехом) «Ты мне больше не нужен!» Да, это лучше всего! Кому ты нужен? Наслаждайся!

Израильтянин: Взаимно!

Карл: Значит, это так просто, что тебе достаточно спросить самого себя. Ха! Красота. Я могу идти домой. Ха! Словно ты постоянно не спрашивал самого себя. Но Я не знает больше твоего «я». А есть ли мое «я» в твоем «я»? Что делать?

Берта: Но ты никогда… ты сам говоришь: «Я не могу никому помочь, поэтому мои речи бессмысленны, так какого черта я здесь делаю, пойдемте по домам». Все в таком духе.

Карл: Думаю, ты бы сказала то же самое, если бы сидела здесь. (смех)

Берта: Если ничего из того, что ты говоришь, не помогает…

Карл: Ага!

Берта: Значит, ты просто говоришь, говоришь и говоришь.

Карл: Я всегда повторяю, что должен бы считать себя самым бесполезным человеком на Земле. Но я счастлив этим. То, что никто ничего не понимает, дает такую свободу. Я могу говорить и петь песни, творить всякую ерунду, да что угодно. И это ничего не меняет. То, что это ничего не меняет, и есть свобода. Я и могу нести сплошную ерунду, потому что вокруг и так одна сплошная ерунда. В ней никогда не обнаружится смысл, потому что он ей не нужен! Это прекрасно!

Представь себе, если бы от меня была какая-то польза. Это было бы адом! Я был бы дьяволом. Тот, кто говорит тебе: «Я могу помочь», – это сам дьявол, сто пудов. И самому этому дьяволу требуется самопомощь. (смех)

Рита: Ты мог бы просто петь песни.

Карл: Нет, не мог бы. Каждое слово, сказанное здесь, должно быть сказано. Когда происходит пение, то происходит пение; когда идет говорение, то идет говорение. Я не «мог бы». Не может быть иначе, нежели то, что я делаю прямо сейчас. Все это сказки – все эти сравнения с чем-то еще. «Рамана ничего не говорил в течение двадцати лет, а затем заговорил. А почему ты болтаешь?» Сравнения, тра-ля-ля. «Иисус ходил по воде. Ха, он плавать не умел. Ха-ха-ха». (смех)

Мэри: Это правда. Авсипар не плавает. Нет, серьезно! Мехер Баба говорит… (смех)

Карл: Слава тебе, Господи, я не авсипар. Я умею плавать.

Ты не можешь не наслаждаться собой

София: Я понимаю шутки про всякую ерунду, но не могу отделаться от тоски по дому.

Карл: Я могу повторить для тебя шутку.

София: Я не могу от этого отделаться. Для меня это не шутка. Вот и все.

Карл: Но я тебе говорю, это шутка. Для Того, которое является самим домом, тоска по дому – это шутка, нравится тебе это или нет. Твоя тоска – шутка.

Аико: Так, это хорошие новости. А где плохие?

Карл: Всякие новости – это плохие новости, потому что в любом случае ничего не ново. А когда ничего не ново, ничего не старо. В том и прелесть этого.

Луиза: «Отсутствие новостей – это хорошая новость». Так говорят.

Карл: Но это все равно новости.

Мэри: Это все равно «ин-форма-ция». (смех)

Франческо: Вот тебе подарок.

Карл: Каждый день – день рождения или что?

Франческо: Ага. Для тебя.

Карл: Поздравления! Да-да-да-да-да!

Луиза: Вот ты и запел!

Карл: Каждое утро до просыпания похоже на песню: «Junge, коmm bald wieder»[44]44
  Мальчик, возвращайся скорее обратно (нем.).


[Закрыть]. (смех) Мой корабль придет. «Корабль взаимоотношений» придет[45]45
  Игра слов: ship, relationship.


[Закрыть]. Титаник все равно пойдет ко дну. Если ты Титан, то превратишься в Титаник, тонущий корабль. Корабль назывался Титаник, потому что был самым большим в свое время. А все эти гиганты понимания должны пойти ко дну.

Рита: Лучше держаться в тени.

Карл: Открытка из ниоткуда?

Рита: Нет, лучше не высовываться.

Карл: Не высовываться? Откуда?

Рита: (со смехом) Не знаю.

Карл: Ты не знаешь? А некоторые скажут, что тебе нужно сделать себя заметной, чтобы тебя торкнуло. Но это не срабатывает. Каждый ищущий говорит: «А, гильотина! Просветление! Пожалуйста, отруби мне голову в первую очередь. Пожалуйста, ну пожалуйста!» Но тут является тоскливейшее бытие и говорит: «Нет!» (смех)

Франческо: Это очень угнетает.

Карл: Это его постоянная позиция. «Возьми меня! Возьми меня!»

Мэри: Хороший был фильм «Титаник».

Карл: Я не видел.

Мэри: Ты не видел? Я думала, ты смотрел все фильмы.

Карл: Я не смотрю фильмы про любовь. Фу! Отвратительно. «Взаимоговношения». (смех)

Мужчина: Там был один плюс: спецэффекты…

Карл: Ну, может быть, одна минута этого фильма ничего. Конец всегда счастливый, я знаю.

Мужчина: Нет, он тонет.

Карл: Но для меня это и есть счастливый конец – когда все умерли! (смех)

Мэри: Ты смотрел «Лжец, лжец»?

Карл: Нет.

Тереза: Тебе нужно посмотреть.

Мэри: Это эксцентрично.

Карл: Эксцентрично?

Мэри: Я думаю, тебе понравится.

Карл: Мне все нравится. Это не вопрос.

Женщина: Кроме «Титаника».

Карл: Кроме «Титаника».

Мэри: А как насчет «О Шмидте»?

Тереза: «Лучше не бывает». Тоже хороший.

Мэри: Да. Если тебе нравится…

Карл: То, что я не видел, мне не нравится. (смех) Очень просто. То, что я видел, мне понравилось. Она хочет составить меню. «Ах, этот хороший, тот хороший». Да быть не может – я ведь их не смотрел.

Антонио: Это значит, что первого хватило. Тебе понравилось то, что ты посмотрел, так что первого фильма было достаточно.

Карл: Какого фильма?

Антонио: Этого фильма.

Карл: Первого ужаса, появившегося из утробы. Поверь, этого было достаточно! Этого фильма о появлении из темноты – ааа! Вполне достаточно. Этого ужаса быть живым уже достаточно. Каждую секунду фильм ужаса.

Мэри: Если только ты не знаешь, что это сон.

Карл: Кто знает, что это сон? Все та же часть этого фильма ужасов. «Если только»! Хорошенькая идея – «если только»!

Мэри: Это только слова.

Карл: Ага, опять! «Ты же знаешь, что я подразумеваю под этим!»

Мэри: Давай заменим слово «подразумеваю».

Карл: Это очень хорошее слово. С этим твоим «ты знаешь, что я подразумеваю» ты уже достаточно гнусная[46]46
  Игра слов.


[Закрыть].

Один такой гнус пришел поговорить в Берлине. Очень гнусный. Он сказал: «О, ты носишь часы, значит, ты встревожен». С места в карьер: «Ты носишь часы, значит, ты встревожен».

Тереза: Почему?

Карл: Потому что все, кто носит часы, встревожены. Почему? Понятия не имею. Спроси его.

Он был одним из тех учителей – духовных учителей, пришел с тремя или четырьмя учениками и просто хотел пошуметь. «Я тебе покажу, кто лучше!» «О'кей». Потом я начал говорить, а он выпучил глаза и принялся орать: «Я знаю!» «Ты знаешь? О, милости просим. Пожалуйста, расскажи нам, что ты знаешь». «Я знаю!» Он пришел в настоящую ярость. «Пожалуйста, расскажи нам. Все ждут. Всем любопытно узнать, что ты знаешь». «Я знаю!» Он здорово рассердился. А кульминацией стало: «Если бы ты знал, то ты знал бы, что я знаю!» (смех)

Мэри: Да он покраснел.

Карл: (со смехом) Я не шучу. Но это было весьма гнусной штукой. Как ты говоришь: «Ты знаешь, что я подразумеваю». Это все равно что: «Если бы ты знал, то ты знал бы, что я подразумеваю».

Мэри: Это хорошее слово.

Карл: Да, хорошее слово.

Мэри: Но если увиливать, то это не такое хорошее слово для тебя.

Карл: Увиливать? Увиливать, как змея? Не так хорошо для меня?

Мэри: Не важно.

Карл: Ты имеешь дело со множеством лиц, поверь. Много лиц с гнусным «я подразумеваю». «Если ты знаешь, что я подразумеваю под этим». «Очень разумно»[47]47
  Обыгрывание meam.


[Закрыть]. Может быть, будет последний вопрос?

Роза: Последний звонок.

Карл: Последний Карл на сегодня.

Луиза: (хихикая) Чаша наполнилась. Нет, пленка закончилась.

Карл: Нет, нет. Там еще два часа. Не волнуйся.

Луиза: Запись перегружена.

Карл: Потому что ты на ней говоришь.

Луиза: Кто говорит?

Карл: Без понятия.

Франческо: Это большой вопрос для последнего вопроса.

Карл: Смотрите, кто говорит. «Уж кто бы говорил»[48]48
  Название фильма.


[Закрыть].

Мэри: Карл? Значит, рамка существует просто для красоты?

Карл: Для какой красоты?

Мэри: Обрамление – не для того, чтобы что-то получить, а просто ради красоты.

Карл: Нет, обрамление есть, потому что сначала ты создаешь картину, а потом эту картину тебе хочется вставить в раму. Вот и все.

Мэри: Я поняла.

Карл: Особенно, когда у тебя хорошая картина, тебе хочется вставить ее в раму Тебе хочется ее сохранить.

Мэри: Мило. И ничего при этом не получить. А просто – ох.

Карл: Что «ох»? Это обрамление – ты создаешь историю из обрамления чего-либо, обрамления момента.

Мэри: Чтобы запомнить.

Карл: А что ты не можешь запомнить? Чтобы сказать, что ты не можешь запомнить что-то, ты должна запомнить это.

Мэри: Я не говорю, что это истина.

Карл: Какая истина? Какая ложь?

Мэри: Мне нравится обрамление.

Карл: Раз нравится обрамлять, обрамляй. Значит, ты застряла в этой раме.

Мэри: Не застряла!

Карл: Конечно, застряла.

Мэри: Не застряла!

Карл: (твердо) Ты застряла в раме! (смех)

Мэри: Мне нравятся рамы.

Карл: Она обрамляет даже божественную любовь. Она обрамляет все. Она – обрамитель. Это ее работа. Она торгует рамами.

Мэри: (со смехом) Нет, я ничего не делаю! Я ничего не зарабатываю.

Карл: Те, кто говорит: «Нет, я ничего не делаю», – этих я хорошо знаю. «Я не делаю, я не делаю. Нет, я этого не делал! Нет, нет, не я! Нет, я не такой. Нет!»

Мэри: Мне следует что-нибудь сделать с моей любовью к обрамлению?

Карл: Я понятия не имею, что тебе следует сделать. Понятия не имею.

Мэри: Я тоже.

Карл: Наслаждайся этим.

Мэри: Я наслаждаюсь.

Карл: Да? Ладно. Ведь ты не можешь не наслаждаться. Словно кто-нибудь мог бы сидеть здесь и не наслаждаться. Все, что сидит здесь, – это Я, наслаждающееся собой. Бесконечно. Даже ненаслаждение – это наслаждение собой. Ты не можешь выйти из наслаждения, ибо ты есть само наслаждение. Часть этого развлечения – это говорение и не говорение. И ты не можешь не развлекать себя, поскольку это все, что ты есть, – развлечение. Бог мой. Аллилуйя! Большое спасибо. (смех)