Текст книги "Первач"

– Сейчас приду. Осмотрю магазин.

Он вышел из крыла, изучая предметы, что ворохами лежали среди поваленных стеллажей. Многие вещи сохранились, пролежали нетронутыми столько лет, к удаче случайных путников. Но в этом был и трагический факт: значит, некому оказалось воспользоваться всем этим добром. Десятки, если не сотни тысяч людей либо умерли на месте, когда их настигла мгновенная «смерть под лучом», либо в течение часов после нейтронной атаки.

Прохаживаясь по магазину, Злотников набрел на небольшое полуподвальное помещение, где обнаружил несколько скелетов. В углу подсобки и рядом с ней валялись пустые консервные банки, очевидно, здесь люди прожили некоторое время, посчитав, что это будет хорошее убежище. Но их сразил невидимый противник – радиация.

«Такая же судьба ждет нас, если мы вовремя не уберемся», – подумал Тихон и закрыл за собой дверь в помещение. – «Только нас убьет не радиация, а то, что называют Полосой». С тяжелым сердцем он поднимался наверх. Знать бы еще: убраться вовремя – это когда именно?

Вернувшись к Амине и Нусупу, он обнаружил, что ребята собрали огромную пирамиду разнообразных продуктов, из которых следовало выбрать самое нужное. Инспектируя найденное, Тихон вынул из кучи картонный пенал с нарисованной на крышке усатой рожей, какую и сейчас можно было встретить в магазинах Большой земли.

– Захрустишь, не устоишь! – сказал он бодрым голосом.

– Чего? – недоуменно спросил Нусуп.

Тихон открыл крышку, содрал пленку и, перевернув тубус, извлек несколько чипсов. Осторожно положил их в рот. Давно позабытый вкус раздразнил язык, пробуждая из уголков памяти детство, когда он лопал эти чипсы пачками, тайком от родителей, приверженцев здоровой еды.

– Довольно недурственно! – Тихон не сдержался и замычал от удовольствия.

Нусуп с Аминой последовали его примеру и тоже вскрыли по упаковке. Некоторое время все молча хрустели, наслаждаясь и улыбаясь друг другу.

– Только не увлекайтесь, – сказал Тихон. – Пить захочется. Кстати, Нусуп, там я видел большие канистры с водой. Принеси сюда парочку.

Парнишка отправился исполнять поручение, а Тихон вернулся к продуктам. Из кучи он выбрал несколько упаковок с готовыми супами и кашами для заваривания в горячей воде. Гадость, конечно, но на консервы лучше не рассчитывать, а вот лапшу и в холодной воде размочить не проблема.

В отделе для туристов нашлись рюкзаки. Один он взял себе, на дно положил котомку. И на каждого равномерно распределил найденные вещи.

– Ну, вот, поели, теперь надо поискать, где бы поспать, – сказал он.

Они вышли из магазина и через квартал наткнулись на более-менее уцелевшее здание. Выбрали первый же подъезд, где их встретили распахнутые двери пустых квартир. Осматривая замки каждой, Тихон решил отдать предпочтение квартире, где в коридоре на стене обнаружил два комплекта ключей. Кроме того, дверь была металлическая, с надежной задвижкой. Не то, чтобы он опасался нападения, но чисто психологически заночевать с открытой дверью казалось неразумным.

Оставалось позаботиться о еде. В отличие от той квартиры, где Тихон ночевал с мумиями, здешнюю мебель, чтобы пустить ее на огонь, рубить топором было не жалко. Он отыскал на кухне кастрюлю среднего размера, в другой комнате нашел металлическую трубу от пылесоса, от него оторвал электрический шнур и со всем этим добром отправился на балкон. Там водрузил трубу между карнизом окна и балконными перилами, шнур привязал к ручкам кастрюли, сделав подобие котелка, и подвесил на трубу, после чего осторожно налил воды. Убедившись, что конструкция держится достаточно крепко, он развел на бетонном полу костерок, подкладывая в него щепочки по мере того, как разгорался огонь. Когда вода закипела, Тихон снял кастрюлю с огня и кинул в нее три пакетика с быстро завариваемым супом.

– Ну, вот и готово! – сказал он, сам начиная обалдевать от бьющего в ноздри аромата. – Готовьте ложки.

Он поставил посреди комнаты табурет, на него – кастрюлю. Амина принесла с кухни посуду, все трое сели на пол, и вскоре комнату заполнило мерное звяканье ложек.

– А что теперь? – спросил Нусуп.

Тихон задержал ложку у раскрытого рта, не поняв вопроса.

– Ну, я имею в виду, куда мы теперь дальше пойдем?

– Завтра я отправлюсь в город. А вы здесь будете дожидаться меня.

– Мы пойдем с тобой, – воспротивилась Амина. – Верно, Нусуп?

Парнишка не ответил, но смотрел на Тихона умоляюще.

– Нет, – отрезал Тихон.

– Ты так и не объяснил, что хочешь найти там, в городе, – не скрывая обиды в голосе, сказала девушка.

– Что-то заставляет меня идти туда. И я хочу узнать, что именно. Возможно, это будет опасно для вас. Поэтому я хочу, чтобы вы ждали меня здесь. И давайте без разговоров!

Дальше ели молча. Чувствовалось возникшее напряжение между ним и подростками. Насытившись, Тихон вышел в коридор и на всякий случай еще раз проверил засов на двери. Но вернулся не сразу, а какое-то время стоял там, думая, правильно ли он поступил и надо ли детям что-то еще объяснять, но так и не пришел ни к какому решению. Вернувшись в комнату, он увидел, что ребят сморило от усталости и сытости, и они уснули прямо там, где сидели.

Тихон вышел на балкон. Невероятная тишина нависала над городом, словно вакуум взял пространство в плен, не пропуская ни единого шороха. Даже ветра не было. И чем спокойнее казалось вокруг, тем сильнее становилось чувство тревоги.

16. Дом, которого нет

Поутру он обнаружил Амину и Нусупа совершенно разбитыми: лица опухли, воспалены глаза, движения замедленны и вялы. Ему было неловко от того, что, в отличие от спутников, он, напротив, бодр и даже испытывает нежданный прилив сил. Он смотрел на них и думал: «Эти дети так надеются на меня, а я поддался своему желанию, привел их неведомо куда и фактически готов принести в жертву.

Мы могли бы уйти прямо сейчас. Но я должен оказаться там, куда меня зовет сердце... Я не задержусь! Только туда и обратно».

И он заговорил с ними сухо и без эмоций:

– Если не вернусь к исходу дня, завтра же утром уходите! Возьмите все, что может пригодиться, и постарайтесь найти возможность попасть в Братск. Вот, я вам написал адреса людей, к кому вы сможете обратиться.

Он протянул Нусупу обрывок газеты с накорябанными адресами, но мальчик отстранил его руку.

– Мы дождемся тебя.

Тихон не стал брать с собой ничего лишнего. Только те предметы, с которыми по обыкновению не расставался: бинокль, нож, спички. Из еды – пачку сухарей да бутыль с водой. Собравшись, он направился к выходу и ушел, не оборачиваясь, чувствуя себя виноватым...

* * *

Теперь он мог разглядеть город при свете дня, или, вернее, то, что осталось от города. Идя пустынными улицами, разглядывая обрушенные здания, перешагивая через обугленные стволы поваленных деревьев, он не мог представить, что когда-то здесь кипела жизнь. Иногда попадались почти целые здания, как тот магазин, на который они наткнулись, или дом, где нашли место для ночлега. Будто вместо того, чтобы уничтожить город разом, одной мощной бомбой, над ним долго издевались серией точечных маломощных зарядов, словно резали по частям, по живому... Вероятно, и не ставили такой цели – стереть с лица земли. Главное – уничтожить все живое, что потенциально может сопротивляться. Наверняка рассчитывали прийти сюда и воспользоваться тем, что останется. Но не вышло. Странное образование, которое именовали Полосой, вступилось за поруганную землю и не захотело пускать сюда никого.

Выйдя на дорогу, соединявшую разные части Иркутска, Тихон увидел разрушенный путепровод и спустился по насыпи к железной дороге. Внизу валялся искореженный огнем локомотив и – гусеницей за ним – оплавившиеся нефтеналивные цистерны, огромный состав. Насыпь местами обвалилась, но в целом шагать можно было уверенно, да и обзор отсюда был лучше. Он намеревался выйти к Иркуту, реке, когда-то давшей название городу, рассчитывая, что хотя бы один из мостов, соединяющих берега, окажется целым. Он оказался прав. В отличие от автомобильного моста, соседний, железнодорожный, не был разрушен полностью. Металлическая конструкция его сильно деформировалась и рухнула в реку целиком. По ней он добрался практически к самому берегу. Недоставало каких-то двадцати метров. Их Тихон преодолел по мелководью, раздевшись и погрузившись в воду по пояс. На берегу вновь оделся, но впервые за последние дни задрожал – то ли от волнения, то ли от холода, будто та сила, что жила в нем, дала слабину.

Теперь нужно было найти выход к старому мосту через Ангару, в которую чуть подальше отсюда вливался Иркут. Этот мост выведет в центр города. Можно было пройти по берегу, но Тихон предпочел известный путь. По улице, заполненной мертвыми автомобилями, он стал подниматься в гору, и вдруг местность впереди исчезла в тумане, густом и плотном. Туман возник неожиданно, как будто им внезапно разродилась Полоса, и без того зависавшая над городом в виде дымки. Натыкаясь то на заборы, то на машины, то на завалы мертвых деревьев, и совершенно потеряв ориентиры, Тихон понял, что заблудился. Потратил на поиски, наверное, битый час, прежде чем увидел заветные чугунные перила. Не рискуя идти быстро, он добрался до середины моста и увидел, что тот расколот взрывами. Чтобы убедиться в этом, прошел вдоль трещины от края до края. Арматура и проложенные по мосту трамвайные рельсы торчали, как лохмотья, концы их исчезали в тумане. Если и существовала вторая половина моста, туман был слишком плотным, чтобы хоть что-нибудь рассмотреть. Будто живой, огромный, молочного цвета, бестелесный организм. И цель его – не пускать сюда ни одну живую душу...

«И что же теперь?!.»

Тихон сел на край разлома. Посыпались вниз потревоженные осколки бетона. Слышно было, как они плюхнулись в воду. Он приготовился ждать. Так долго, насколько позволяло время. Не может быть, чтобы туман этот стоял вечно. Ведь совсем недавно его не было.

Внезапно показалось, что в тумане мелькнули стремительные тени. Послышался то ли звон, то ли скрежет, причем совсем близко. Тихону стало жутко. Он отошел подальше от края разрыва, ожидая, что сейчас кто-то или что-то появится из тумана. В тягучих сгустках мерещились непонятные образы, однако вскоре они показались игрой воображения, да и шум более не повторялся.

Прошел час, а Тихон все ждал, что подует ветерок, или что туман сам собой начнет растворяться. Но плотная завесь и не думала исчезать. Все еще не отчаиваясь, он вдруг подумал о таком простом выходе – спуститься вниз и поискать под мостом лодку или хоть что-нибудь, на чем можно было бы переправиться на другой берег. И едва Тихон поднялся, случилось то, на что уже он не надеялся.

Словно решив, что с человека достаточно испытания, не от ветра – сам собой – туман вдруг собрался в плотные образования, превратившись во что-то наподобие клоков ваты или барашков пены, цепляющихся друг за дружку и образующих толстый непрозрачный слой. В едином порыве эта масса, как огромная перина, стала подниматься вверх, будто кто-то неведомый раздумал таиться и приподнимал край покрывала, дозволяя человеку увидеть то, что было спрятано от его глаз.

Покрывало двигалось вверх медленно, перекатываясь волной и освобождая взгляду открывающееся впереди пространство. Это было настолько фантастическое зрелище, что в первый момент Тихон, задрав голову вверх, наблюдал за поднимавшимся туманом и только потом опустил взгляд и заметил город. Ободранный и обглоданный Смертью. Большинство зданий оказались разрушенными. Не было и тянущихся ввысь тополей, придававших когда-то пейзажу законченный вид.

«А что я надеялся увидеть? Город, восставший из ада? Тот, каким он когда-то был – скромный, с девственно-чистым воздухом, прозрачным на многие километры, с чудно сохранившимися дворами старинных деревянных и каменных домов, утопавших в густой зелени, с молчаливыми чистыми и тенистыми улицами? Так ведь таким Иркутск выглядел только в лучшие свои времена. А я их не застал. Да и отец мой тоже. Так что ничего этого здесь и быть не могло».

Тихон пытался хотя бы мысленно вернуть утраченный облик города, вспомнить, как он выглядел на его памяти, но память противилась его желанию. Будто Иркутск и был таким всегда – жалким, изуродованным.

У Тихона сжалось сердце: впервые в жизни он подумал о своем родном городе как о живом существе. Правда, теперь уже мертвом. А ведь раньше он никогда по-настоящему не ценил свой город. Не понимал его красоты. Не интересовался его прошлым, не замечал, или делал вид, что не замечает его настоящего, как и большинство людей вокруг, живя в мирке своих типовых квартир и неуютных двориков, не сильно печалясь о том, что Иркутск теряет свою самобытность.

Да разве он один такой в Сибири город? Их были сотни. Больших и маленьких. Мы родились в них, но на самом деле толком их никогда не любили. И не помнили о тех людях, которые строили эти города. Для нас строили. Мы сами, тысячи нас, миллионы обитателей этих городов только и занимались тем, что помогали стирать прошлое, не берегли его. Бессознательно, но оттого не менее преступно. А потом кто-то нажал кнопку и одним махом довершил начатое в наших душах...

«Зря я пришел сюда. Здесь все разрушено. Но возможно за той горой, которая виднеется отсюда сквозь зубчатый рельеф развалин, стоит нетронутый взрывами дом, где я жил с семьей? До сих пор стоит, зовет меня?!»

* * *

Какая-то сила влекла его на это место. И Тихон решил, что попадет туда во что бы то ни стало. Неважно, зачем. Дойдет и вернется назад к Нусупу и Амине...

Теперь, когда странный туман поднялся вверх, оказалось, что продолжение моста находится примерно в четырех метрах от края разрыва, где стоял Тихон. Дальше мост снова разломан, но там разрыв короче.

Нужно как следует разбежаться!

Он отошел подальше. Закрыв глаза, представил, как оттолкнется (как можно сильнее!), и что, возможно, противоположная сторона примет его неласково, если он не сумеет прыгнуть достаточно далеко (или не дай бог соскользнет нога!). Мысленно Тихон проделал скачок несколько раз, настраивая себя.

Первую брешь преодолел без труда и, не останавливаясь, побежал к следующей, зная, что и там не остановят метры пустоты. Перепрыгнул через второй разрыв и снова не замедлил хода. Помчался вниз, к бетонной лестнице, что с насыпи моста спускалась к набережной.

Он бежал по бульвару, когда-то всегда полному людей. Растрескавшийся асфальт коварно вздыбливался под ногами, заставляя спотыкаться, но Тихон и не думал переходить на шаг, помня о том, что нужно вернуться к ребятам как можно скорее и до наступления ночи уйти из города. Прочь из этого места, где нет жизни. И, возможно, никогда больше не будет...

Человеческий силуэт, неожиданно возникший впереди, заставил его остановиться. Не сразу Тихон сообразил, что перед ним памятник. А когда понял, удивился еще сильнее – настолько необычным казалось увидеть эту монументальную фигуру в столь странном положении.

Должно быть, под гигантским постаментом, на котором возвышалась фигура императора Александра III, образовалась трещина, а затем промоина, достаточная для того, чтобы тяжелое основание ушло в нее целиком. И теперь памятник стоял не на возвышенности, а на уровне земли, во весь рост своего тяжелого изваяния. Грязная вода в котловане, скрывшая собой постамент, чуть касалась сапог императора, облаченного в атаманский мундир сибирских казаков. Удивительным казалось, что памятник не покосился, не разрушился, в отличие от зданий, стоявших вдоль бульвара. Он по-прежнему стоял идеально ровно, отчего создавалось впечатление, будто самодержец, живой как никогда, решился прогуляться по улицам города, в котором никогда не бывал, но где в память о нем воздвигли памятник, затем разрушили после революции и восстановили спустя многие десятилетия.

И вот император в задумчивости остановился посреди огромной лужи. Он стоял к Тихону спиной, настолько могучей, что, казалось, дай Богу трех таких, и они не хуже атлантов будут держать Землю – не выдуманную мифотворцами, а самую что ни на есть настоящую.

Тихон обошел памятник и посмотрел на задумчивое лицо, обращенное на восток. Царь не замечал стоявшего поодаль человека, который по сравнению с ним казался ростом не больше гнома. Напряженно всматриваясь вдаль, Александр, должно быть, видел границы своей империи – той, которая навсегда исчезла в пламени истории. Возможно, согласно теории множественности миров, она еще где-то существовала. Где-то в иной реальности, в которой события легли совсем по-другому и где должны были жить люди, соответствующие той гармонии и духовной целостности, что читалась на лице великана.

Оправившись от потрясения, Тихон последовал дальше, но несколько раз останавливался, чтобы оглянуться на самодержца.

Он направился к видневшимся издали башням Кресто-Воздвиженского храма, стоявшего у основания горы, от которой взял правее, вдоль склона, а затем с замиранием сердца поднялся вверх. Ожидания не обманули – разрушений здесь оказалось меньше. Пройдя еще немного, Тихон достал бинокль и поднес к глазам. В узком промежутке между избежавшими разрушения зданиями он увидел, наконец, дом, с которым были связаны самые лучшие и в то же время самые чудовищные моменты его жизни. Размылось изображение в окулярах: нахлынувшие слезы мешали смотреть. Не утирая их, Тихон двинулся вперед, и поднявшийся неведомо откуда ветерок холодил ставшие влажными щеки.

Теперь отчетливо можно было разглядеть черные зеницы окон с закопченными стенами внутри и потемневший от грязи кирпич фасада, когда-то оранжевый, а теперь охристо-серый. Но все же это был его дом – не фантом, не призрак. Он ждал Тихона, манил к себе, как будто собирался раскрыть какую-то тайну.

Когда он свернул за угол, чтобы выйти к подъездам, стайка черных большеголовых птиц взметнулась навстречу. Они испугали Тихона, устремившись к нему, а потом резко брызнули в стороны. Но не улетели совсем, а какое-то время кружились, словно хлопья сгоревшей бумаги, после чего расселись на конструкциях порушенного детского городка, позволяя себя рассмотреть.

Уже привыкший к тому, что город вымер, Тихон не ожидал увидеть здесь хоть что-то живое. Тем более птиц. Тем более таких необычных на вид.

– Чем же вы тут питаетесь?

Страх, спровоцированный неожиданным появлением стаи, разросся до невероятного предположения: что если эти птицы призваны убивать любого, кто осмелится проникнуть в Полосу? Почему нет? Создавалось впечатление, что их крылья не просто отливают металлом, а сделаны из него. А их толстые мощные клювы, почему-то он был уверен, способны при желании пробить даже тонкий лист железа. Но прошло удивление, и Тихон отбросил эти мысли как полнейший бред. Но все же осторожно и медленно двинулся вдоль стены. Миновал первый подъезд, второй, и оказался перед своим. И вспомнил тот день, когда стоял здесь под проливным дождем и так же, как в эту минуту, смотрел на окна своей квартиры. Только тогда жизнь кипела вокруг, слышны были голоса автомобилей, шел проливной дождь, ветер трепал мокрые листья, и горел светильник над подъездной дверью – теперь покрытый толстым слоем пыли, хотя все еще целый...

Он покосился на птиц, но те застыли на прежних местах и только повернули к нему головы. Стараясь не думать о них, Тихон взошел по крыльцу в подъезд. Звуки его шагов уносились вверх по лестничным маршам. Он поднялся на свой этаж. Вот и двери квартиры. Дернул ручку. Естественно, было заперто. Отойдя к лестнице, Тихон сел на ступеньку.

А как еще могло быть? Крепкая стальная дверь и замок на ней, как и положено, исполняли свою роль – не впускать никого.

«О чем ты думал, когда шел сюда?! – ругал он себя. – Был бы ключ, я открыл бы дверь. Но ключ давно потерялся, и дверь не взломать даже топором».

С улицы раздалось потрескивание. За проемом разбитого подъездного окна появились те самые, большеголовые птицы. Похоже, они преследовали Тихона. Похлопывая крыльями, уселись рядком на перила балкона. Так близко балкон, а не добраться.

Тихон смотрел на птиц. Птицы на него.

– Что вам нужно?! – он подошел к окну, взмахнул рукой. – Кыш!

Не шелохнулись. Только смотрели посверкивающими глазками, крохотными на неестественно больших головах.

– Ну и пошли к черту! – он отвернулся.

«Ничего я здесь не увидел и ничего не нашел. Только душу разбередил».

Впрочем...

Он обернулся к птицам. Затем перевел взгляд на балконные перила.

Балконы! Они опоясывали стены дома, и оставалась возможность перебраться в квартиру через соседнюю, если та не заперта.

Тихон подбежал к соседской двери. Рванул на себя, та вроде бы поддалась, образовалась небольшая щель, но что-то мешало, держало дверь изнутри. Тихон снова дернул, послышался треск, и наружу выпал кусок обугленного тела, цеплявшийся за ручку с внутренней стороны. Тихон в ужасе отпрянул, но, поняв, что это вовсе не то, что ему почудилось, спокойно вздохнул. Это пластиковая внутренняя дверь оплавилась, но не сгорела, а превратилась в бесформенный, закоптившийся до черноты кусок и повисла на ручке наружной двери.

Выломав остатки пластика, он проник в черную от сажи прихожую, из нее – в такой же черный коридор, а оттуда – в кухню. Из кухни Тихон выбрался на балкон. Увидел птиц, и чтобы не провоцировать их, прижался к стене. Пройдя до конца балкона и, перегнувшись через перегородку, он увидел дверь и окна собственной квартиры. Теперь оставалось только перебраться на другую сторону. Это не составило труда, и уже через несколько секунд он очутился на «своей» территории.

Перегнувшись через перила, посмотрел вниз.

«Закрой глаза», – приказал он себе.

Ему захотелось услышать веселые детские голоса внизу. Звуки города. Шум листвы. Хотелось представить позднюю весну или лето. Но сознание молчало. Он отошел от перил и встал у двери. Достаточно было несильного толчка, чтобы открыть ее.

За спиной снова послышалось хлопанье крыльев и цоканье коготков. Зная, что это птицы, будто соглядатаи, перелетели на его половину, он не стал оборачиваться.

Все, что было в квартире – сгорело. Так же, как и в соседской. И такие же в точности хлопья сажи свисали с потолка, со стен. Вместо мебели – обугленные каркасы. Что-то хрустело под ногами, он даже не пытался разглядеть, что именно. Обошел всю квартиру и очутился в прихожей. На стене висело зеркало. Жестяная рамка скособочилась, и зеркало держалось на честном слове. Тихон провел ладонью по поверхности и сквозь впитавшуюся в стекло копоть еле разглядел собственное отражение.

На него смотрел мужчина, скорее похожий на старика, чем на человека в расцвете сил. За несколько дней отросла борода, а он этого не замечал. Половина волос седые. Взгляд под очками потухший, мрачный. Это был не тот Тихон Злотников, которого он видел последний раз в этом же зеркале пятнадцать лет назад.

– Ну, вот ты и дома, – произнес он и невесело улыбнулся.

Посмотрел на ладонь – она стала иссиня-черной.

Вот и все. И ничего не случилось.

«Ни-че-го!»

Теперь можно уходить.

Он отпер замок входной двери. С душераздирающим скрипом та отъехала наполовину и замерла. Перед тем, как выйти, Тихон бросил на изуродованное жилище прощальный взгляд. Повернул защелку замка, вжал обратно ригель и, закрыв дверь, услышал, как щелкнула с той стороны пружина.

«Все кончено. Теперь сюда снова никто не войдет. Впрочем, и не было смысла приходить. Мне казалось, будто я должен здесь что-то найти, но это была не более чем иллюзия!»

Опять он услышал хлопанье крыльев. Птицы слетели вниз, едва он начал спускаться по лестнице. Он вышел на улицу, и вновь обнаружил их сидевшими на перекладинах разрушенной детской площадки. Он прошел мимо и покинул двор. Обратно шел тем же путем, по тем же развалинам, минуя те же улицы, направляясь к набережной. По бульвару, мимо грустного царя, который уже не казался великаном.

Птицы преследовали его, пролетали вперед и ждали, пока он приблизится. Неужели нет здесь других живых существ, кроме них? «Все не так просто», – задумался Тихон. Он уже давно понял, что не радиация – причина того, что людей и разной живности нет в этих местах. Но что именно – только птицы знают. Черные, как смоль, и на самом деле мало похожие на каких-нибудь известных ему пернатых. А может быть, даже и вовсе не птицы.

– Что вам нужно?! – вскричал Тихон. Однако птицы не шелохнулись, пока он не побежал к ним, размахивая руками. Подпустили близко и разом взмыли вверх, едва не оцарапав крыльями, доказывая своим поведением, что совершенно не боятся человека.

Тихон выковырял несколько кусков асфальта и швырнул их в птиц. Но те ловко увертывались и перелетали на новое место, уверенно выбирая направление, будто знали, куда Тихон идет. Иногда удалялись на значительное расстояние, так что Тихон их не видел, настолько они сливались с черной землей.

Ватное одеяло над городом опустилось ниже. Надо идти, пока туман снова не заволок все вокруг. Но апатия овладела Тихоном и, вместо того, чтобы придерживаться того же темпа, с каким шел сюда, он брел неторопливо и в какой-то момент даже забыл про птиц, погрузившись в свои мысли.

Он был разочарован итогом своего путешествия и начисто забыл об осторожности. Первый разлом в мосту перепрыгнул скорее машинально, как будто ноги сами знали, что нужно сделать. Но перед вторым неожиданно остановился, замер, в недоумении уставившись на зубчатую поверхность разорванного дорожного полотна. Внизу текла Ангара, бурлящее вращение воронок завораживало взгляд, манило к себе.

У Тихона закружилась голова, и он едва не шагнул в пустоту, как вдруг над головой раздалось хлопанье крыльев, заставившее его отпрянуть. Напугав его, птицы тем самым не позволили ему упасть. Но должен ли он благодарить их за это?

И все же не так просты были эти твари.

Под надзором крылатой стаи он со страхом вновь оценил препятствие. Очутиться на той стороне не представлялось теперь таким уж простым делом. Тихон приготовился к разбегу, но долго не мог заставить себя сойти с места. Однако волны тумана подгоняли – они заметно опустились вниз, и обозримое пространство съеживалось на глазах, как будто город торопился распрощаться с посетителем. Вскоре стало видно лишь на несколько десятков метров впереди, а дальше начиналась непрозрачная жемчужная пелена. Нужно прыгать! Но сперва хорошенько разбежаться!..

К нему вернулись ощущение силы и уверенность. Тихон видел перед собой край разлома, приближавшийся медленно, как во сне. Освобожденная от гнета часть сознания, действуя независимо от прочих мотивов, начала обратный отсчет. В мозгу мелькали цифры, отбивая такт движениям ног.

«Пять...»

«Четыре...»

«Три...»

Вдруг ему показалось, что он ошибся, не угадал место для последнего толчка. Еще не поздно было остановиться...

«Два...»

Теперь поздно...

«Один...»

Тихон парил над бездной, утопавшей в белом тумане, однако, преодолев метры разлома, приземлился слишком близко к краю. Под растрескавшимся асфальтом, на который он упал руками и ногами, оказалась пустота. Вес его тела, усиленный ударом, был слишком велик. Поползли сквозные трещины. Он дернулся вперед, но тут же возникло ощущение невесомости, и Тихон понял, что падает вместе с обломками и что это падение невозможно остановить. Он увидел перед глазами ржавый прут, когда-то служивший связкой для бетонной конструкции, и вцепился в него обеими руками. Принимая на себя вес, прут изогнулся, но все же удержал.

Тихон глянул вниз – обломки исчезли в белоснежном тумане. Еще не проржавевший до конца металлический стержень, спасший его, неожиданно дернулся, как будто желая стряхнуть непосильную ношу. Тихон задрал голову и увидел, что по бетону тоже ползут трещины. Прут снова дернулся, трещины поползли все дальше, туда, где угадывался конец связки, и где прут соединялся с другими такими же сваркой, но кто знает, что сейчас представляло собой это соединение.

«Нужно попытаться раскачаться и дотянуться рукой до крепежа трубы, когда-то тянувшейся с одного берега на другой и теперь разорванной. Если получится, можно проползти по нижним конструкциям моста и оказаться на берегу».

Прут – не веревка и раскачиваться на нем оказалось непросто. И все же удалось вывести маятник, которым был сам Тихон, из состояния покоя. Медленно он качнулся в одну сторону, удалявшую от цели, и так же медленно заскользил обратно. Высвободил руку, чтобы дотянуться до ближайшей балки, но не достал. Снова начал удаляться. Завис над бездной и опять покатился вниз. В этот момент прут высвободился еще на несколько сантиметров, это ускорило раскачку, и буквально миллиметров не хватило для того, чтобы вцепиться в каркас трубы. Тихон молил Бога или неизвестно кого, чтобы стержень продержался хотя бы с полминуты, не вырвался и не переломился где-нибудь там, вверху.

Он вдруг услышал хлопанье (скорее звяканье) крыльев и вспомнил про птиц. Опять эти странные создания! Облепили швеллер и уставились на него своими черными блестящими глазками.

Прут опять дернулся и на сей раз нарушил движение маятника. Раскачка остановилась. Прут дернулся еще раз.

Тихон понял, что сорвется. Так, может, самому? Отпустить руки и упасть. Здесь не так высоко. Есть очень малая, но все-таки есть вероятность, что он сумеет долететь до поверхности реки не плашмя, а солдатиком, и не разобьется. И что ледяная вода не сразу лишит его сил, и судороги появятся не сразу. И, возможно, он еще сумеет догрести до берега.

Шанс есть, хоть и ничтожный...

Тихон посмотрел на птиц.

– Небось, интересно понаблюдать, как я сдохну? Убедиться желаете?! – со злостью выкрикнул, но птицы молчали.

Все было зря. Его путешествие сюда, и те мысли, с которыми он искал встречи с Иркутском. Впрочем, наверное, не зря. Он увидел страшный город. Навсегда потерянное и проклятое место. И знал, кто ответственен за весь этот кошмар. Не только те, кто нажимали кнопки. И не только те, кто отдавал приказы. Среди людей полно таких, кто готов разрушать, перекраивать, искать выгоду во всем. Но и полно тех, кто молчаливо позволяет другим делать зло. И рано или поздно каждому придется ответить на вопрос: что ты сделал или чего ты не сделал?

«И я ответственен!»

Все виноваты в том, что случилось. Только одни оценили это на собственной шкуре. А другим еще предстоит понять. А если не поймут, значит, зря эти жертвы. И все повторится вновь, как это не раз и бывало.

Нет невиновных. Все виноваты. Кроме... Кроме...

Казалось, мысль ускользает от Тихона, и он цеплялся за нее, не желая отпускать. И вдруг вспомнил о детях. О младенцах, умеющих только молчать и слушать. Впитывать в себя то, чему учат их взрослые. Уж они точно ни в чем не виноваты, поскольку от рождения чище любого из нас.