Текст книги "Первач"

26. Другая земля

Необычно яркое свечение пробивалось сквозь туман и становилось сильнее по мере приближения к скиту. Этот свет растворял туман, делал его прозрачнее. И вскоре пелена окончательно распалась. Возникший перед ними скит с момента отсутствия изменился до неузнаваемости. Черные от старости избушки теперь выглядели новыми домами из добротных бревен, желтевших новизной свежего дерева. И мысли не могло возникнуть, что это место когда-то мертвым предстало их взгляду.

Тихон и Жанна остановились, опустив на землю самодельные, изготовленные из ветвей и одежды, носилки с раненым майором Гузенко.

«Это место теперь можно засечь со спутника!» – подумал Тихон, глянув на чистое небо.

Но что-то подсказывало, что это невозможно. Этот неожиданно солнечный участок в Полосе не имеет ничего общего с той реальностью, из которой они явились, чтобы выполнить чужое задание. И, естественно, нет никаких спутников в вышине. Да и вообще сомнительно, есть ли хоть что-нибудь техногенное за пределами обозримого пространства. Он почувствовал дуновение ветра, полного свежести и запахов разнотравья. Похоже, здесь властвовала весна. И ни единого следа тумана во весь горизонт вокруг. Будто и не было его никогда.

На тропе, соединявшей край скита с лесом, показался человек. Тихон заранее ощутил его приближение и не удивился, когда понял, что это Алекс. Он думал, Жанна бросится к Эджертону, однако девушка словно не вполне была уверена в том, что человек, представший ее глазам, – настоящий Алекс Эджертон, а не наваждение Полосы.

– Иди, – сказал Тихон Жанне, а сам наклонился к майору и потормошил его.

Очнувшись, Гузенко сощурился от яркого света.

– Столько солнца! Где это мы?

– У друзей. Здесь вас приведут в порядок.

Майор хотел приподняться. Тихон остановил его, надавив на плечо.

– Тебе повсюду мерещатся друзья, Злотников. Это глупо, – пробормотал майор и снова отключился.

Оставив его, Тихон направился к Жанне и Алексу. Его удивляло, что они не решаются обняться, как будто стесняются его присутствия. Он вспомнил свои ощущения в момент единения с душой Жанны и на миг посчитал себя виноватым перед другом, будто украл у него тогда эти секунды, показавшиеся вечными. Но понимание того, что здесь, в Полосе, такие ощущения могут быть подлинными в отношении любого живого существа, остановило его от угрызений. Возможно, есть и более высокая ступень чувств, которую ему еще только предстоит испытать.

Тихон кашлянул. Оба нехотя повернули к нему головы.

– Почему ты не рассказал мне о Полосе самого главного? Это что, было испытание? – спросил он Алекса.

– Что-то вроде того, – смущенно ответил тот.

– Какого хрена?! – повысил голос Тихон. – Мы не подопытные кролики!

Теперь настал и его черед испить порцию собственного гнева, который не полностью исчез, еще где-то прятался в глубине души, а теперь всплыл столь неожиданно, что Тихон не сумел с ним справиться.

Внутри все кипело. Хотелось высказать Алексу все, чтобы тот знал, как тяжело ему пришлось терпеть все эти выходки Полосы. И каково это было – за шкирку вытаскивать с того света сначала Рогова, затем Бакса, а теперь и майора, который оказался еще более упертым и жестким.

И забыв про то, что Полоса мгновенно реагирует на потоки отрицательных эмоций, Тихон получил щелчок: резко потемнело в глазах, в ногах появилась слабость. Он понял, что ощущали Рогов и Бакс в том состоянии, из которого он их вытягивал.

Это была та ситуация, когда невозможно оставаться на ступеньке, какую ты занял, и надо снова карабкаться вверх. Но так не хочется менять себя. Так хочется оставаться таким, какой есть. Так удобно человеку, когда можно расплескать вокруг злость, выместить ее на ком-нибудь, потом пожалеть – быть может! – но не настолько, чтобы не повторять вновь. Сегодня каяться, завтра забыть...

Но так нельзя. Если не остановиться, можно уничтожить себя. Что-что, а это Тихон прекрасно знал.

Ни капли раздражения, ни тени злобы, ничего дурного в душе – таким должен стать каждый, чтобы ощущать себя здоровым там, где простираются границы странного образования, именуемого Полосой. А когда-нибудь – и не только здесь, но и за ее пределами.

Силы, бороться с которыми Тихон был не в состоянии, сжали тисками его душу, полностью закрыв его агрессию от внешнего мира. Чувства внутри требовали свободы и грозили уничтожить физическую субстанцию, которой являлся Тихон Злотников.

Он не заметил даже, как упал и начал кататься по земле от боли. Боль грозила отрубить сознание от тела и лишить организм связи с душой. И если бы не Алекс, так и случилось бы. Как давеча Тихон помогал прийти в себя спутникам, так и Эджертон теперь вытаскивал друга из предсмертного состояния.

– Никто из нас не совершенен, никто... – услышал Тихон шепот Алекса, что-то говорившего Жанне. – Нет предела, как ты знаешь...

Тихон жадно втянул в себя воздух, будто не дышал целую вечность. И так сладко стало на душе, что он, более не раздумывая, готов был смириться с любыми лишениями и неприятностями, лишь бы жить. Жить и продолжать выполнять тот великий план, который выпал на долю каждого существа, в плоти которого когда-то, подобно искре божьей, зажегся разум.

«Я изменюсь! Окончательно изменюсь. Я больше не буду... так!..» – мысленно обращался он к кому-то, глядя в умопомрачительно синее и чистое небо. И понял, наконец, почему Алекс не дал совета, как выжить в Полосе. Найти ответ нужно самому. Грош цена чужому совету: только когда ты сам стоял на краю пропасти, ты уже не ошибешься и не повторишь ошибки...

* * *

Когда Тихон пришел в себя, он заметил, что на поляне появились бойцы отряда в окружении группы таких же, как Эджертон, обросших щетиной мужчин. Их выцветшие одежды явно испытали на себе воздействие природных стихий. Лица их были смуглы и серьезны, но нельзя сказать, что суровы. Напротив – глаза светились чистотой и добродушием.

А вот бойцы, казалось, были весьма напряжены. За это время они изменились достаточно, чтобы не вступать в открытое противостояние. Да и вряд ли смогли бы выстрелить в кого-нибудь. Но, в отличие от Тихона, ничего хорошего от бородачей они не ожидали. И пока не видели в них друзей, которыми те безусловно являлись. Это Тихон понял с первой искры обмена мыслями, когда встретился взглядом с одним из скитников.

Человек его возраста – он передал Тихону мысленный поток, в котором вкратце изобразил свою историю о том, как попал сюда. Страдание, слезы, боль потерь – все сплелось в одну нить. Лица погибших друзей, родных и близких. И понимание того, что остался один. Но вместо отчаяния откуда-то пришла надежда. А с ней – странное желание отправиться в Полосу и узнать, что же это за место, спрятанное в тумане, откуда являются странные существа.

«Так же, как я!» – подумал Тихон.

Алекс тем временем решил начать разговор с вновь прибывшими.

– Вам нечего бояться! – подошел он к ним.

– Я узнаю тебя, Алекс Эджертон, – произнес майор Гузенко. После того, как скитники привели его в порядок, он мог держаться на ногах. – Но... не узнаю это место... Надеюсь, ты объяснишь, что происходит. Что это за деревня, которая меняет свой облик?

– Да, почему мы не видели вас раньше? – спросил кто-то из бойцов.

– Раньше вы не были готовы узреть это место.

– Это что – морок? Шутки Полосы?

– Вы называете мороком тот барьер, который держите внутри себя.

И Тихон вынужден был мысленно согласиться с другом. Даже его умения хватило лишь на то, чтобы ощутить недавнее присутствие людей, и что скит не всегда был такой брошенный, каким предстал их глазам.

– Значит, это еще одно испытание? – спросил он Алекса.

– О, да! Их будет еще немало!

Оставив Тихона, Алекс подошел к майору Гузенко.

– Вижу, вы не слишком доверяете мне. Да и своим глазам тоже.

– Ты прав. После того, что испытал я и мои люди, я не совсем уверен, что сейчас разговариваю с тобой. Что вообще с кем-то разговариваю, а не лечу до сих пор в вертолете. И что все это мне не снится.

– Что ж, я и не рассчитывал на иную реакцию. Когда-то я побывал в вашей шкуре.

– Не знаю, в чьей шкуре ты побывал, но мне бы хотелось избавиться от тебя и от всех этих наваждений.

– Не беспокойтесь, майор, мы скоро отправим вас домой. А сейчас самое время показать вам место, которым вы наверняка заинтересуетесь.

Он повернулся к остальным.

– Все вы! Уж коли вы сумели прийти сюда, хотя и не без чужой помощи, – он показал на Тихона, – я просто не могу не приоткрыть для вас завесу над тайной Полосы! Хотя бы немного – а дальше дело ваше, сами решите, как жить и что делать после этого. Наверняка у вас куча вопросов. Чтобы мне ответить на них, понадобится много времени. Но есть существа, которые сумеют ответить на них лучше меня.

* * *

Вытянувшейся линией они шли за ним через весь скит. Из домов (окна целы, и двери тоже, да еще отделаны затейливым орнаментом) выглядывали жители – мужчины и женщины. Вникая в их мысленные потоки, Тихон узнавал, что многие из этих людей пришли сюда за своими детьми, которых унесли серебристые существа, а другие – за теми, кто искал детей, за близкими, родными. Пришли, боясь Полосы, но основанная на любви решимость их оказалась сильнее страха. А кто-то просто шел за поиском правды и той истины, что помогает выжить в час, когда кажется, что никакие силы не могут удержать от отчаяния твою душу.

Люди стояли в дверях, выглядывали из окон, наблюдая за чужаками в военной форме. На их прямые, заинтересованные взгляды федералы реагировали примерно одинаково: непонятно почему, но некоторые из них будто ощущали себя голыми и прятали глаза.

В центре скита Тихон увидел невысокий курган, к которому, очевидно, их и вел Алекс. Но это место лишь поначалу показалось курганом. По мере приближения Тихон и остальные заметили, что это огромное дерево, спрятавшееся в низине между холмами, на которых возвышались дома-кельи. Дерево занимало всю низину, и крона его обманывала взгляд, прикидываясь темно-зеленым взгорком.

По мере того, как отряд спускался к основанию ствола, становилось темнее. Ветви плотностью своей напоминали джунгли. Ствол имел метров десять в диаметре. Исчезающие в земле корни наверняка тянулись глубоко вниз. Если присмотреться, то складывалось впечатление, что это не обычное дерево, да, может быть, и не дерево вовсе, а какое-то странное живое существо. Блеклая кора его не была похожа на кору обычного дерева. Скорее она напоминала кожу. Как Тихон уже ошибся с птицами, так и теперь сознание его искало наиболее подходящее определение для этого гиганта, упорно называя его деревом.

Алекс подошел ближе и дотронулся до кожи-коры, и та в ответ отреагировала на прикосновение, немного колыхнувшись. Алекс продолжал держать руку на поверхности ствола. Плоть под ладонью внезапно стала податливой, как желе, ладонь Эджертона погрузилась в нее целиком. Затем рука по плечо, потом нога.

– Следуйте за мной, – сказал он и целиком исчез внутри.

Тихон заметил, что все застыли, переглядываясь, и значит, он первым должен был последовать примеру Алекса.

Он точно так же прикоснулся к стволу, но быстро отдернул руку. Кора оказалась теплой и нежной на ощупь – и правда, как настоящая живая плоть. Тихон вновь протянул руку. Теперь кожа-кора сама колыхнулась навстречу, спеша встретить его прикосновение. Он просунул внутрь пальцы, рефлекторно пытаясь отыскать что-нибудь, за что можно схватиться. Так и не найдя ничего и по-прежнему ощущая под руками вязкую субстанцию, занес ногу. И сразу же «дерево» втянуло его в себя. Он лишь успел хватануть воздуха, боясь, что задохнется.

Но оказалось, что воздух не нужен. В тот миг, когда исчез свет и масса плотно обволокла его, остановилось сердце, и дыхание замерло. А взамен появилась невыразимая легкость, и Тихон ощутил движение вверх. Это походило на перемещение в пространстве, но без тела – одной лишь душой или мыслью. Хотя странным образом Тихон знал, что тело остается рядом. Только для плоти время замерло, потому нет пульса и дыхания.

Но вот снова появился свет, руки и ноги налились тяжестью. Густая субстанция, в которой он оказался, вытолкнула его из себя. И Тихон теперь стоял возле такого же в точности дерева, но только растущего на краю каменистого уступа. Справа и слева ввысь уходили огромные скалы, а впереди открывался океан, и тяжелое красное солнце висело над горизонтом. От его лучей все предметы вокруг обрели красный оттенок, будто облитые кровью. Солнечные лучи были так сильны, что Тихон поначалу не разглядел застывшего перед ним Алекса.

Алекс Эджертон стоял на краю площадки, а внизу простирался необозримый океан. С высоты был виден берег. Примерно две-три сотни метров, даже слышно, как волны разбиваются о берег, мнут и перетирают его в песок.

– Ты можешь подойти, – сказал Алекс. – Иначе так не увидишь.

Тихон сделал еще один осторожный шаг и наклонился вперед. Увиденное поразило его. На некотором удалении от кромки воды берег заполнили тысячи существ, знакомых своим обликом.

Он вспомнил, что однажды уже видел это в видениях друга.

– Так это их мир! Мир, где живут албасты?

Он повернулся к Алексу.

– Похоже, это Земля, – ответил тот. – Только за миллионы лет вперед. Здесь раньше был Байкал.

Тихон перевел взгляд на океан. Он верил Алексу. И что-то подсказывало – перед ними действительно Байкал. Когда-то самое глубокое озеро в мире, а на деле – крохотное пятнышко на огромном поле материка. Но со временем это пятнышко раздвинуло границы, высвобождая себе пространство, и здесь, в этом мире, разделило материк на две части, приняв размеры океана.

Тихон снова посмотрел вниз, туда, где стояли албасты. Их серебристые шкуры теперь отливали рыже-красным, и берег словно залило огнем. Существа застыли, молча смотря на океан. Исходившая от них энергия витала в воздухе. Возможно, люди стали свидетелями какого-то обряда, но настрой мыслей этих существ оставался непонятным Тихону.

– Хочешь сказать, албасты – это существа, которые будут жить здесь после нас?

– Миллионы лет разделяют наши миры, – сказал Алекс.

Это число не укладывалось в голове. Но в то, что такое возможно, Тихон верил. С одной стороны, радостно было сознавать, что Земля продолжит существовать и после ухода людей со сцены. С другой стороны – становилось тоскливо при мысли, что обычному человеку никогда не увидеть этой красоты.

– Но мы-то зачем им?

– Так вышло, что их пространство прорвалось в наше. Но энергетика их мира убийственна для людей. Вот они и решили нам помочь.

– Чем?

– Обрести знание. Захват Полосой Земли неизбежен. И они хотят помочь людям.

– Но почему так жестоко? Зачем похищать детей у матерей, отцов?

– Их логика не укладывается в наше сознание. Возможно, они считают, что никто никому не может принадлежать. Даже плоть от плоти. Для них знания и чувства важнее ощущения собственности.

– А может, они наши...

Алекс качнул головой.

– Сомневаюсь.

И снова Тихон рассматривал необычный красный мир. Пространство его и в самом деле обладало чудовищно мощной энергетикой и находиться здесь долго он бы не пожелал. Да и не смог бы.

– Ты здесь уже не первый раз? Я прав?

– Да. Сначала я увидел это место в своем сне, потом попал сюда, чтобы прикоснуться к знанию. Теперь привел вас.

Алекс окинул взглядом всех собравшихся, которые тоже встали на краю выступа и с интересом смотрели вниз. Здесь были не только бойцы, но и скитники, отправившиеся сюда вместе с ними.

Алекс отошел от края и поманил всех за собой.

– Идемте.

Он подвел их к углу выступа, где в скале оказались выбиты ступени. Гладкая лестница уходила вниз, к берегу. Тихон почувствовал, что бойцам стало жутко, когда единой массой албасты повернулись к спускавшимся людям. Застыли в безмолвии, ожидая, когда люди приблизятся. Серебристая масса расступилась и впустила их. Бойцы до сих пор испытывали сильное волнение и частично страх, который старательно подавлялся Алексом, прекрасно понимавшим, что без его поддержки людям не пробыть здесь и минуты. Тихон и сам был напряжен, хотя примерно представлял, что сейчас должно произойти. Особенно, когда в небе потемнело, и откуда-то из пустоты в воздухе явились те мелкие существа, которых он окрестил птицами.

– Не бойтесь. Смотрите, что сейчас произойдет, – говорил Алекс. – Это необходимый симбиотический обряд. Закройте глаза. Возможно, будет больно, но эта боль необходима...

Наблюдая, как «птицы» исчезают в телах албаст, люди приготовились и к этому испытанию. И когда «птицы» тоже влились в их тела, албасты начали передавать людям информацию...

* * *

Глазам Тихона предстал первородный мир, начальное движение жизни: дрожание атомов, молекул – сгустков энергии, которой пропитано было необозримое пространство. И, повинуясь какому-то неизвестному замыслу, эти сгустки начали выстраиваться в цепи связей, образуя более крупные образования, заселяющие пустой и безжизненный океан, который представляла собой Земля. Промелькнули картинки, демонстрирующие красоты и богатства природы. Растения и животные, затейливое многообразие видов.... Но вот среди пасторальной красоты стали взрываться кадры со сценами, где животные нападают, отнимают чужие жизни. Иногда с азартом, на сытый желудок. И даже те существа, которые вроде бы казались не склонными к насилию, проявляли жестокость. Шимпанзе, загоняющие маленькую обезьянку-капуцина и раздирающие ее на части. Медленно бредущий по берегу марабу, убивающий клювом ослабленного болезнью фламинго. Дикая кошка играет пойманной птичкой, изначально не ставя цели съесть намеченную жертву – растерзает и успокоится. Тихону хотелось прекратить просмотр, но образы эти были навеяны извне, и остановить их было невозможно.

Постепенно что-то стало меняться – появились люди. Одетые в шкуры охотники и собиратели. Они тоже убивали, и не только для выживания. Брат на брата, одно племя на другое. И чем дольше вертелось колесо истории, тем масштабнее и кровавее становились сцены. Убийства, грабежи, насилие – не ради того, чтобы жить. Ради наживы, азарта, похоти.

Но вот вроде бы хаотичное мельтешение остановилось, и Тихон увидел перед собой младенца. Не сразу понял, что это – он сам!

И едва только он осознал это, как на него обрушился шквал отрицательных эмоций: страх, ненависть, злоба, зависть, агрессия... Его собственные чувства, воспитанные сызмальства. И албасты подсовывали нужные образы, чтобы он мог найти все эти эмоции в своем прошлом.

Тихон увидел себя мальчишкой: как он пулял из рогатки по воробьям, и ему определенно нравилось, что птички боязливо шарахаются в стороны. Перед глазами мелькнула мертвая птица. И сразу обожгло сердце: разве такое было? И с ужасом Тихон понял, что было – только он заставил себя об этом позабыть.

Затем из глубин памяти стали всплывать не менее страшные вещи. Как он обижал других, хитрил, подличал, скрытничал...

* * *

Сознание замутилось, и Тихон увидел себя стоящим на пустынном берегу. Не стало серебристых существ, и только волны шумели, раскатываясь по песку. Албасты сделали свое дело – позволили ему заглянуть в себя, и удалились.

Тихон повернулся к спутникам и заметил, что они подавлены – не только видениями, но и неожиданным исчезновением существ. Он присел на корточки, набрал в горсть песка и, пропуская его сквозь пальцы, слушал, что говорит Алекс.

– Дурное так сильно вплетено в нашу душу, что мы не видим возможности другого существования. Конечно, мы хотели бы лучшей жизни. Но как ее добиться? Если ты станешь правильным и высоконравственным человеком, ты погибнешь. Тебя заставят снять последнюю рубаху, подставить щеку, смолчать и стерпеть. Растопчут и уничтожат. Ты будешь мешать тому, кто рвется к власти, и тому, кто просто захочет занять твое место в жизни или даже воспользоваться тем, что у тебя есть – твоей любовью, твоим имуществом. Если ты не будешь противостоять силам зла, гибель неизбежна. Но, отвечая злом на зло, мы порождаем цепи обратных связей. Они тянут нас вниз и не дают возможности постичь свет и его силу. Насилие на насилие. Воровство на воровство. Предательство на предательство. Возникает вопрос, кто хуже: тот, кто начал, или тот, кто продолжил?

Алекс дотронулся до плеча Тихона, словно проверяя, воспринимает ли тот его слова. Тихон кивнул.

– Зло затмило взгляд каждому из нас, – продолжал Алекс. – Мы видим и желаем лишь того, что может улучшить нашу жизнь – от этого и жадность, тяга к наживе, желание урвать кусок побольше, и если есть возможность, урвать у другого. Только задумайтесь: каждую минуту кого-то убивают, насилуют. Сами попирают свое право называться людьми. Вся наша жизнь построена на насилии. Так неужели человек, возвысившийся над миром животных – нежели он не может вырваться из этого порочного круга? Нет, он должен, обязан вырваться. Для того и дан ему разум. Способность говорить и понимать. И никакие оправдания своей природы, плотоядности, желания удовлетворить низменные инстинкты не годятся для того, кто стоит на пороге, за которым открывается новый мир, где отпадает необходимость в насилии. Но чтобы попасть в этот мир, а еще лучше – создать такой мир самим, надо измениться каждому.

– Утопия, – вздохнул Тихон. – Добровольно никто не захочет меняться. Зачем меняться? Чтобы умереть?

– А может быть, это и лучше – умереть, но не поддаться злу, что окружает нас?

Тихон подбросил песок в воздух. Ветер подхватил песчинки, и теперь ни за что не узнать, какие именно он только что держал в руке.

– Так просто все и так сложно, – сказал он.

Алекс обнял его.

– Ты прав. Это очень сложно – никогда и ни при каких обстоятельствах не делать зла. Даже ценой собственной жизни не отягощать свою душу. А ведь тот, кто творит зло, когда-нибудь ужаснется. Обязательно ужаснется поступкам своим. И... начнет все сначала. Так и не вырвавшись за пределы своего круга. Вся наша жизнь – движение от простого к сложному. От зародышевых сгустков энергии и плоти, где нет еще сознания, к следующим слоям. Это мир растений и животных, где сознание примитивно и сковано жаждой добыть энергию для выживания. Чуть шире – круг человеческий, где искра разума способна толкать и двигать вперед – к другому краю, откуда сознание должно совершить бросок на следующую ступень. Поступательное движение любой души, как элемента общевселенского разума. И всякий раз душе приходится преодолевать сопротивление предыдущего слоя, не желающего, чтобы ты двигался дальше. Другое дело, что, однажды выйдя на новый уровень, ты уже не опустишься вниз. Это и есть вознаграждение за проделанную работу. Но хитрость в том, что у каждой души есть собственные подуровни, которых бесконечное число, и можно сколь угодно долго топтаться на одном месте – это запросто.

Первое, что каждый должен понять: главная движущая сила – добро. Преодоление энтропии, победа над тем злом, что властвует в материальном мире – и есть та идея, заложенная в само существование живых существ.

Но подумайте! Ведь это все известно было и раньше. Так или иначе, об этом, может быть, в других словах, талдычили философы на каждом шагу. Фантасты описывали мир будущего, которым могло стать только выжившее настоящее, а для этого необходимо отказаться от зла и насилия ради цели, объединяющей каждого из нас. И цель эта – накопление любви и познание. Разум, подкрепленный базой морали и нравственности, в соответствии с главным принципом – живи осторожно, так, чтобы не навредить другому. Ну и конечно же, любая из религий твердит о том же – что нет ценности более значимой, чем жизнь любого существа, которое появилось на свет, появилось не случайно, а по замыслу столь великому, что понять его и до конца принять – задача труднейшая!..

* * *

Закончив свой монолог, Алекс повел всех в обратный путь. Тихону лестница казалась бесконечной – так не хотелось покидать этот берег, и этот красный мир. Вдруг ветер принес радостные голоса детей. Тихон услышал их так отчетливо, что обернулся, но оказалось, что голоса доносились откуда-то из-за скал. Он замер, не дойдя до верхней площадки нескольких ступеней.

– Откуда эти голоса? – спросила Жанна.

– Нам туда дороги нет, – ответил скитник, сопровождавший их вместе с Алексом. – Я пришел сюда, чтобы найти своего сына. И понял, что только дети смогут жить здесь.

Тихон посмотрел на скалы, будто мог пронзить их своим взглядом, но сейчас это оказалось невозможным. Его сил недоставало для этого мира.

– Что, если нам специально подсовывают их довольные голоса? – сказал майор Гузенко. – Чтобы уверить нас в том, что они в порядке. А на самом деле...

Старик скитник улыбнулся.

– Вы продолжаете мыслить старыми категориями, майор, – ответил за него Алекс.

И Тихон подумал, что Алекс, возможно, прав. Слишком велика инерция сознания. И слишком велик, непонятен этот красный мир. Другая Земля.