Текст книги "Первач"

27. Испытание

Перед тем, как войти в «дерево», старик что-то сказал Алексу, и тот кивнул.

– Есть у вас есть особые желания? – обратился он к бойцам.

– Желание должно быть связано с прошлым, – пояснил старик и показал на «дерево». – Возвращаясь обратно через этот портал, каждый, кто побывал в мире албаст, может узнать то, что было. Но скажу сразу и честно – это испытание для души и не каждому удается пройти его.

– А что это изменит для нас? – спросил Бакс.

– Многое, – сказал старик. – Или ничего.

«Да, у меня есть такое желание. Я очень хочу заглянуть в прошлое!» – подумал Тихон.

И едва он шагнул в вязкую глубину «дерева», вспыхнул свет, и Тихон увидел, что он остался перед стариком один. И ничего вокруг. Только пустота, как в тот день, когда он стоял у тела раненной албасты.

– А где остальные? – спросил он скитника.

У старика были живые глаза, с искоркой тепла и доброго любопытства. Но лицо сурово, и невозможно было понять, что он думает о нем.

– Каждый там, где захотел оказаться, – ответил старик. – Сейчас твоя очередь. А для начала спроси себя, что именно ты хочешь увидеть?..

Тихон захотел увидеть отца Амины. И не смог бы ответить, почему это казалось таким важным. В ответ на желание перед его глазами возникло знакомое место. Будка генераторной, к которой через подернутую морозцем траву ведет тропинка. Туманное утро, и других изб не видно. Тихон двинулся вперед, но бесшумно, как будто он не ступал по траве, а плыл над ней. Вообще ничего не было слышно, как будто туман поглотил все звуки. Но в звенящей тишине раздался скрип, и дверь генераторной медленно отворилась. Из будки высунулась русоволосая голова и повернулась к Тихону.

Основываясь на рассказах Амантура, память ожидала увидеть типичную полупьяную ряшку, но вместо этого первым из всех черт лица Тихон воспринял глаза этого человека. И ничего более, только глаза – умные и полные необъяснимой грусти. Казалось, мастер Коляда видит человека, что стоит перед ним на расстоянии вытянутой руки. Но вот он шагнул вперед и, если бы Тихон не отпрянул, наверняка прошел бы насквозь.

Тихон услышал вдруг попискивающий голос щенка, оказавшегося под ногами Коляды. Мастер наклонился и взял щенка в руки. Беленький, пушистый, толстый, с коротким, виляющим, как вентилятор хвостиком, щенок лизнул мастера в нос.

– Ах ты, негодник! Чуть не задавил тебя, – послышался хрипловатый голос.

И Коляда начал разговаривать с щенком, как с молчаливым, готовым все выслушать человеком, которому можно доверить сокровенное – то, что спрятано в глубине души. Он рассказывал о своем прошлом, о том, что жил когда-то в большом городе, где считался молодым и толковым инженером. О семье, которую потерял. О том, как в самые тяжелые свои годы прибился к чужакам – вроде не кочевникам, но и не таким одержимым оседлостью, как прочие люди. О том, как нашел другую женщину, которой мог дарить свою любовь и от которой у него появились дети.

Был ли это рассказ о себе на самом деле? Действительно ли время вернулось вспять, чтобы Тихон увидел это самое место и этого человека, которого никогда не знал. Но ведь создавалось впечатление, что мастер Коляда говорит не с щенком, а с ним, с Тихоном. А значит, и вправду Коляда произносил когда-то этот безостановочный монолог. Возможно, именно для того, чтобы Тихон Злотников услышал его в будущем, сам находясь в чужом мире.

– Вот, знаешь, вырастет моя дочь. И встретит хорошего человека... – Коляда погладил щенка. – Я, может, через тебя к нему обращаюсь... Побереги ее.

И Коляда поднял взгляд, заставив Тихона поежиться и вновь испытать ощущение, что мастер видит его.

Тихону показалось, что он где-то видел эти глаза – живые, с искоркой тепла и доброго любопытства.

«Господи, да это же тот старик!..»

* * *

На волне нахлынувших чувств Тихон пытался вынырнуть из трясины прошлого. Он истово желал увидеть старика. Убедиться в том, что он и Коляда – один человек. И тогда донести правду – что его дочь жива!

Но все его старания оказались бесполезными. Картинка продолжала жить сама по себе. Всколыхнулся туман, и возле будки показалась девочка. В ней Тихон узнал Амину.

– Папа, я тебе молока принесла! – она протянула Коляде склянку и присела рядом. – Ну, как твои успехи?

– Спасибо, дочка. Скоро будет у нас энергия.

Он наклонился и поцеловал ее в лоб. И столько нежности было в этом движении. И так защемило внутри у Тихона, что он вдруг вспомнил своих детей.

И сразу другое желание овладело им: вернуться в свое прошлое. И вновь увидеть свою семью, своих детей. Если это еще возможно!..

* * *

Исчезла будка. Исчез туман, поглотив образы мастера и его дочери. Почернело все вдруг. И в этой темноте хлынула вода сверху. Обрушилась на голову и плечи. Тихон устремил взгляд вверх. А там, вверху, полыхнула молния, заставив зажмуриться. Когда Тихон открыл глаза, одновременно с оглушительным громом от первой молнии, сверкнул следующий разряд и осветил на миг окружающее пространство.

И Тихон узнал собственный двор. Все было как тогда – в ту страшную ночь, которую он запомнил на всю жизнь. Черное небо без звезд. Ярко освещенные окна домов и, напротив, тусклый фонарь у двери подъезда. Громкий звон бьющих по козырькам каплей. Утопающие в темноте пешеходные и автомобильные дорожки, полные стремительно бегущей воды.

Он вздрогнул, услышав сзади шум автомобиля. А тот пронзил его насквозь и подъехал к крыльцу. Из машины вышли его жена и дети.

– Я не этого хотел!!! – крикнул Тихон.

Каким страшным наказанием было – увидеть семью, зная, что ждет всех их впереди. Но страшнее казалось – пойти за ними и узнать все до конца. А еще ужаснее – отказаться от этого. Ведь не зря же он очутился здесь.

«Возможно, я сумею что-нибудь сделать?»

Да, да! Предотвратить. Остановить! Нельзя им входить в подъезд!

Он кинулся вперед, но тело его не существовало в этой реальности, только сознание. И он не мог захлопнуть перед ними дверь, чтобы остановить их, удержать.

Единственное, что он мог – кричать! Но никто его не слышал.

Они вошли в подъезд, и, как обреченный, Тихон проник вслед за ними. И увидел, как поднимаются по лестнице его родные, говоря о нем.

– А когда приедет папа? – раздался голос младшей дочери.

– Закончит свои дела и приедет.

– Но разве он не закончил дела? Как же мы в отпуск собрались? – воскликнула старшая.

– Ты меня спрашиваешь? – голос жены сорвался. Она едва сдержалась, чтобы не заплакать. – У нас дома и поесть-то ничего нет...

– Если дашь денег, я сбегаю в магазин и куплю что-нибудь к ужину, – предложила старшая. – Все равно папа неизвестно когда приедет. Успеем приготовить.

– Давай уж в дом зайдем, не здесь же деньги доставать, тем более, что у меня одни крупные...

Так шли они, не замечая, что чужие глаза и уши наблюдают за ними.

Девочки, которые поднимались впереди матери, вздрогнули, увидев на следующей площадке двух незнакомых мужчин.

– Здрассьте, – прошипел один.

Младшая поздоровалась в ответ. За нею старшая. Только жена Тихона ничего не сказала и подтолкнула детей вперед.

Пройдя мимо, они взошли на свой этаж.

– Так это вы! – Тихон приблизился к чужакам. Один повыше и потоньше, другой невысокий, коренастый. Только эти подробности он сумел вспомнить, когда это потребовалось для следствия. Но теперь он отчетливо мог разглядеть, запомнить каждую черту их туповатых, недобрых лиц.

Но он не мог их остановить. Когда один из них, коренастый, двинулся к лестнице, Тихон попытался его схватить, но рука прошла насквозь.

– Стой. Стой, где стоишь! И ты тоже – стой! – крикнул он второму. – Если вы что-нибудь сделаете!..

Тогда что?.. Что он может предпринять?

Бессильная ненависть выплеснулась наружу. И сразу Тихон ощутил то, о чем совершенно забыл – отклик на эту ненависть. Проклятье Полосы – боль и слабость. Взгляд помутнел, образы стали рваными. Все грозило исчезнуть вмиг, но он не мог допустить этого. «Ведь не зря, – повторял он, – не зря я оказался здесь. И не зря сознание направило время вспять и забросило меня в прошлое.

Я должен что-то предпринять! Это ведь испытание!

Но что делать? Как?! Что я могу?»

Коренастый встал у лестницы и смотрел наверх, наблюдая, как, заметно нервничая, женщина возится с замком.

– Мама, дай я попробую, – просила дочь, но мать не выпускала из рук ключей. Она посмотрела вниз, увидела, что незнакомец наблюдает за ней, и, еще больше заведясь, тщетно пыталась повернуть ключ.

Коренастый отошел к приятелю.

– Вот и бабло подоспело? Счас раздобудем.

– Ну тебя, – одернул его второй. – А вдруг здесь камеры?

– Чего ссышь, нас через час в городе не будет, – зашептал коренастый. – Это ж чистодел! Слыхал, отец их нескоро появится? Прикинемся соседями. Поможем дверь открыть. Зайдем, пуганем, сами отдадут...

Он схватился за перила и взошел на ступеньку. Товарищ с неохотой последовал за ним.

Тихон устремился вперед. Он маячил перед их лицами. Но что проку от рук, если они не могут ни остановить, ни ударить. Что толку от ног, если ими нельзя сделать хотя бы подножку. Что толку кричать, надрываясь. Одно только незримое сознание пребывало здесь.

Сознание... Дух... Бестелесная суть проникла сюда, чтобы увидеть, как подонки расправятся с твоей семьей.

«Но эта бесплотная сила – часть каждого живого существа. Она есть у любой твари, которая когда-либо ползала, прыгала, плавала или бегала. От самой примитивной до такой сложной, как человек. У каждого внутри есть эта бестелесная суть, которую добрый тянет вверх, а отягощенный злом – на дно, в соответствии со своими желаниями и эмоциями. У каждого она есть. И все, что я могу – обратиться не к человеку, но к этой бесплотной силе...»

Время было на его стороне. До его площадки убийцам оставалось сделать несколько шагов. Но он мог замедлить время: если постараться, то по привычным ощущениям этим двоим, чтобы пройти это расстояние, понадобятся годы. А, может, и вечность.

«Да, я способен выждать целую вечность, пока не приму решение! А оно должно быть!» – верил Тихон. Не ненависть должна двигать им, а попытка достучаться до сознания этих людей. Он должен задеть струну, которая вступит в резонанс и позволит заговорить с ними. Главное – найти эту струну.

Уязвим тот, в ком живет страх. Чего же боятся эти люди, что такое они задавили в себе, чтобы не думать об этом, забыть?

Но это нетрудно было понять. Страх ответить за содеянное. Но ответить не так, что тебя посадят в тюрьму или побьют, как наверняка били в детстве отцы (а по-другому и не вырастают мучители). Нет, тут нужно другое. Пусть они на миг увидят себя без злобы, такими, какими могли стать, сложись их жизнь иначе. Легко катиться вниз, но трудно подниматься вверх, преодолевая тяжесть.

«Вспомните, какими вы были раньше? Десять, двадцать, тридцать лет назад, в тот миг, когда вы начали ходить или только появились на свет. Можете ли вы сказать, что остались точно такими же? Никогда! Между вами „теми" и вами нынешними лежит огромная пропасть. Это как если бы два разных человека очутились друг напротив друга и поняли бы, что их мало что объединяет. Любой может совершить ошибку. Но ведь и тот, кто когда-то поддался злу, может встать на дорогу добра. Да, каждый раз, вспоминая, он будет ужасаться тому, что делал раньше. Но разве этот ужас не будет частью искупления? Кто сказал вам, что нет прощения? Кто сказал, что самые жестокие поступки нельзя искупить? Два человека висели распятыми по обе стороны от того, кто пришел спасти мир. Но один насмеялся над ним и остался таким, каков был. А другой – совершил ничего не значащий, по мнению многих, поступок – пожалел. И в один миг стал другим. Достаточно другим для того, чтобы измениться и хотя бы на один грамм потерять то общее, что объединяло его с собою прежним. И этого хватило, чтобы спаситель сказал свою знаменитую фразу, о том, что бывший разбойник окажется с ним в раю. Вы можете верить, а можете – нет. Но от этого – верить или нет, быть или не быть – зависит все. Все зависит!!!»

* * *

Он говорил сумбурно и не имел ни малейшего представления, знают ли эти двое историю о тех двух разбойниках, распятых вместе с Искупителем. Но, подставляя их сознанию эти образы, надеялся, что это поможет им не только услышать, но и прочувствовать его слова.

Простирая руки, которые едва не упирались в лица чужаков, Тихон внезапно ощутил слабое тепло в ладонях. Это, безусловно, было тепло их плоти, и он не удивился, когда понял, что может прикоснуться к ним. И что может теперь сделать все, что угодно. Даже убить, если бы захотел... Но он отступил и отошел в сторону, готовый запустить время вновь. Оставалось сказать последние слова:

– Я прощаю вас. Потому что я знаю то, чего еще не знаете вы. Можете идти и продолжать творить зло. Но знайте: чем больше его в вашей душе, тем дольше вы будете бултыхаться, барахтаться в зловонной темноте, пытаясь выбраться к свету... Теплому и чистому свету...

* * *

И время пошло. Стремительно, бесповоротно. А ему, смертельно усталому, оставалось одно – ждать их решения. Той свободы выбора, что есть у каждого.

Инерция заставила двоих сделать по шагу, но оба замерли. Что уж там предстало их сознанию, пока Тихон говорил с ними, он не знал. Однако изменилось что-то в их лицах. Маски презрения сползли. И оба встали как вкопанные. Повернулись друг к другу. Молча, как будто боялись высказать сокровенные мысли, стыдливо пряча их.

Коренастый обернулся, словно кто-то невидимый стоял за его спиной. Мотнул головой.

– Не дело это, не дело...

Он развернулся и начал спускаться вниз.

– Да, как бы не влопаться. Что если закричат?.. – согласился второй.

Он обернулся, будто желал увидеть то, что могло напугать партнера и его самого, в недоумении повел плечами и побежал за товарищем.

А наверху захлопнулась дверь и щелкнул замок.

Сил не было держаться на ногах. Но теперь Тихон ощущал то, чего не замечал минуты назад: твердость пола, холодную поверхность крашеной стены. Он сел на ступеньку, и слезы душили его. Закрыв глаза, он всецело предался ощущению счастья. И ко всему терпеливое время текло долго, пока он не услышал снова шаги, от которых тревожно забилось в груди.

Это он сам поднимался вверх.

«Но ведь не я! Это другой Тихон Злотников. Тот, которому не дано изведать горе. Я остановил его ужас! Я, лишенный радости, сумел предотвратить беду. И то, что должно было произойти, не случилось».

Внизу мелькнула фигура. Уже близко. Тихон испугался, что, увидев себя, исчезнет. Привстал, но не успел выпрямиться и убежать, скрыться. Как должен отреагировать человек, увидев перед собой странного незнакомца, до невозможности похожего на него самого? Вдруг этого не скрыть бородой и потрепанной одеждой?

Тот, другой Злотников, неожиданно сбавив ход, медленно прошел мимо. Но, что-то заподозрив, остановился и обернулся, как будто почувствовал, что здесь, в этом месте произошло что-то очень важное. То, чего он не мог понять, но пронзающей искрой задело его душу, заставило остановиться.

– Вы к кому? – спросил Тихон Злотников.

– Я сейчас уйду, – ответил ему Тихон Злотников.

Он смотрел на себя и думал – этот миг причастия к чему-то странному и необъяснимому сейчас пройдет. Пусть недолго, но ОН будет счастлив. И, возможно, не потеряет свою семью.

«Чтобы что-то понять, нужно понять, ЧТО ты потерял. Ты не знаешь того, что знаю я. Пусть будет так. Мы с тобой разные. Будь я на твоем месте сегодня, я бы предпочел работе свою семью и ни на миг не оставил бы их одних», – думал он.

Но другой Злотников уже стоял возле дверей своей квартиры. Можно было, наплевав на условности, пойти за ним, вновь увидеть свою семью. Но достаточно было и того, что Тихон знал: с ними все в порядке. Хотя бы сейчас. Что их ждет впереди – долгая жизнь или смерть, паника и отчаяние? Трудно и невозможно судить. Равно как и предотвратить тот кошмар, который ожидает этот город и его жителей. Но в этой реальности пока все живы и счастливы.

Помутнело в глазах – и не от душивших его слез. Он понял, что возвращается. Туда, где ждет его Алекс и остальные, кто нуждается в нем. Где ждет старик, которому он должен рассказать о дочери, всегда верившей, что он жив...

28. Правда и ложь

Пройдя обратно через «дерево», они вернулись в скит. Оказалось, их ждали. Наверное, все жители собрались перед ними. Теперь их взгляды не казались такими обжигающими, и можно было не сомневаться – у каждого из этих людей была своя история, местами окрашенная в темные краски.

Тихон был в подавленном состоянии, и никто из бойцов, кроме Жанны, не рискнул заговорить с ним.

– Алекс сказал, что мы всегда сможем попытаться еще раз. Нам потребуется всего лишь снова отправиться в Полосу и прийти сюда...

Тихон кивнул:

– Если кто-то из вас посчитает это необходимым.

– Куда нам теперь? – спросила Жанна.

– Возвращаться.

– Мы должны донести до людей правду? О том, что в Полосе нет места тем, кто дышит злобой? Но кто нам поверит?

– Возможно, никто, – ответил Тихон. – А возможно, все. Это зависит от нас...

Собрав бойцов, Алекс объявил:

– Через несколько минут скит исчезнет для вас. Но каждый по желанию может выбрать свой пункт назначения. Например, на границе с Полосой. Это позволит вам быстрее добраться до дома...

Прощаясь, Алекс обнял друга.

– Может, вернешься с нами? – спросил Тихон.

– Кто-то ведь должен встречать таких, как вы?

– А такие, как я?

– А такие, как ты – делиться своей силой и приводить людей сюда. К нам.

– Хочешь сказать, из меня получится хороший сталкер?

– Не сталкер – первач. Отличный первач. И пусть не смущает тебя это странное слово и его созвучность со словом первый. Не лучший из лучших, но тот, кто идет первым, когда других страшит неизвестность...

* * *

Он не знал, куда хотели бы попасть бойцы. Ему же самому захотелось очутиться в самом центре Полосы, там, где скит выглядит пустым и заброшенным, и пройти обратно сквозь Полосу уже не в роли пленника. Но когда яркое солнце вновь сменилось туманом, он не ожидал увидеть рядом Жанну.

– Разве ты не хотела оказаться подальше отсюда?

– Я захотела быть рядом с тобой... Возможно, я не первая, кто испытывает это желание.

Ничего не ответив, Тихон взял ее за руку.

* * *

За границей Полосы зима окончательно вступила в права. По выходе из тумана, с его по-осеннему спящим лесом, их встретил глубокий снежный покров. Толстое одеяло скрывало под собой землю. Но Тихон чувствовал, что и сейчас, когда природа была скована холодом, жизнь не дремлет. Он улавливал едва слышное пульсирование чужих сердец – мелких зверьков, прятавшихся под снегом. Вот где-то совсем близко, под тем холмиком, прячется полевка. А дальше – заяц. Они слышат его. И он их слышит.

А вон там недалеко ходит смерть – лиса затаилась на пригорке. Так ловко, что не разглядеть.

«Держитесь братцы, – сказал он зайцу и полевой мыши. – Мирный всегда проживет сам. А ведь, кто знает, может, и вам в следующей жизни придется стать лисой...»

* * *

Он многому научился в Полосе и, пользуясь своим знанием, без всяких приборов вел Жанну к той дороге, по которой шел когда-то в Иркутск. Вскоре, выйдя из леса, они поднялись на заснеженный бугор дорожного полотна, на котором виднелся след от машины.

– Разведка, – сказала Жанна.

Тихон опустился к следу. Подул, и легкая пороша слетела, обнажая рельеф, оставленный протектором. Прикоснулся ладонью. Придавленный снег начал быстро таять, делясь своей памятью с человеком.

Тихон увидел две бронированные машины, набитые солдатами. Всего два часа назад они проехали здесь, двигаясь вдоль границы с Полосой. Отсюда федералы запустили беспилотник – он барражировал на высоте, фиксируя любой след на расстоянии нескольких километров. Так военные инспектировали не только расставленные видеорегистраторы, но и все пространство вокруг. И в любой момент могли вернуться.

Он рассказал Жанне о том, что увидел.

– Идти надо, – сказала она.

– Мы пока не идем.

– Отчего же?

– Сейчас, наберусь сил. И если у меня все получится, идти придется вдвойне тяжелей.

– Что ты задумал?

– Они не должны увидеть наши следы!

Тихон осторожно прикоснулся к ее руке и отправил эмоциональный посыл: мол, все будет в порядке, только не задавай лишних вопросов.

– Пока не поздно, – сказал он, – я хочу тебя попросить об одной услуге. Если со мной что-нибудь случится...

– Ты с ума сошел!

– Не перебивай!.. Ты должна рассказать той девушке, Амине, про ее отца. Он жив. Он действительно ушел в Полосу и стал первачом. Но не мог вернуться к людям, потому что его умение оказалось нужнее там. Она должна простить его и знать, что он всегда думал о ней. Даже на расстоянии чувствовал ее присутствие, и не допускал зла, помогал, в сложные моменты, давал советы и подсказки. Однажды он стал одним из тех голосов, которые позвали меня в Полосу и помогли мне встретить Амину.

– Не понимаю, почему ты говоришь все это мне, а не ей?..

Тихон не ответил.

Он ощутил слабый сигнал. Машины возвращались. А где-то рядом с ними в воздухе крутится беспилотный самолет. Через каких-то пять минут он покажется здесь.

Пока оставалось время, Тихон собирал энергию. Отовсюду, откуда можно. Из проникающего сквозь атмосферу космического излучения, от естественного поля земли. Заметив, как он сосредоточен, Жанна инстинктивно прижалась к нему, чувствуя, как расходятся внутри ее тела распространяемые им волны тепла. Накопив вокруг себя и Жанны достаточно плотный сгусток, Тихон превратился в ту бабочку, что малыми движениями способна в итоге порождать тайфуны.

Он оценил область начальных условий и поставил конечную цель.

Падал легкий снежок, и едва ощущался слабый ветер. Тихон подталкивал воздух над собой, заставляя снег кружиться все быстрее и быстрее. Вовлекал в этот процесс все больше и больше энергии, пока не поднялась снежная буря.

Это происходило как на киноэкране. Он видел, как сгибаются деревья под напором ветра, видел метущийся снег, но сам не чувствовал его. И Жанна тоже не чувствовала. Ровно до того момента, когда он освободил ее и себя от поставленного заслона.

Сразу же ветер швырнул в лицо ворох острых снежинок. Зажмурившись, Тихон выставил вперед пальцы и нащупал руку Жанны. Та, неожиданно вырвавшись из забытья, в которое он погрузил ее, схватилась за плечо Тихона, не понимая, что происходит. Поднявшийся ветер бил то в спину, то в бок, то подныривал откуда-то снизу или давил сверху на голову и плечи, нагибая к земле. Где-то трещали деревья.

– Ты... Это ты устроил?! Ты опасный человек! – крикнула ему Жанна.

– Спасибо на добром слове! – откликнулся он.

Тихон с трудом поднялся. Выбирая направление, он не отпускал руку Жанны. Преодолевая сопротивление ветра, они двинулись в путь, казавшийся бесконечным. Утопая по пояс в снегу, они долго шли, не останавливаясь, покуда были силы. И долго еще сохранялось возмущение в атмосфере, даже после того, как Тихон отпустил управляемый им процесс в свободное затухание. И ветер заметал их следы...

Еще до того, как воздух очистился, Тихон сквозь снежную пелену увидел заброшенный дом. А за ним еще один. И другой. В них прятались люди, боявшиеся в такую метель высунуть нос на улицу.

Тихон понял, что они у цели.

* * *

Найти Верховцева не составило труда. Тихона будто тянуло в нужном направлении. Вскоре они очутились возле небольшого, вросшего в землю домика, с которым безжалостное время готово было расправиться уже в недалеком будущем. Тихон удивился тому, как бедно живет Верховцев. Один из важнейших специалистов базы вполне мог найти себе жилье поприличней.

Похоже, доктор жил один. Прислушавшись к своим ощущениям, Тихон не обнаружил ни единого следа какого-либо другого человека, который за последние сутки мог бы зайти в этот дом. Понятно, что ни к чему Верховцеву хоромы, если он доживает свой век без семьи.

Тихон прошел во двор. Маленькая патлатая собачка вынырнула навстречу ему из-под крыльца. Но даже не тявкнула. От природы добродушная, она как будто ощутила в их душах что-то близкое, способное понять ее радостные телодвижения и любовь к неприглядному месту, которое однажды стало ее домом.

– Иди сюда, – позвала собачку Жанна, и та стала крутиться возле ее ног, давая понять, что никогда прежде не видела столь приятных ее сердцу гостей. Эта собачка вполне могла бы скрасить доктору жизнь, и странно, что Верховцев не пускал ее в дом.

Взойдя по ступеням, Тихон постучал в обитую порванным дерматином дверь.

Силы покидали его. Он и так уже потратил больше, чем успел накопить. Поэтому, едва определив, что Верховцев услышал стук и направился к двери, Тихон отключился.

– Скажи ему, чтобы укрыл нас на время, – успел он сказать Жанне, и сознание его померкло.

* * *

Когда Тихон очнулся, ему почудилось, что он ослеп – так темно было вокруг. Но вскоре он стал различать контуры предметов. Не внутренним зрением, но своим привычным. По очертаниям нависающих балок догадался, что лежит на чердаке. На улице была ночь, и слабый свет звезд проникал в помещение через слуховое окно. Холодно и сыро, но кто-то, уложив его в кровать, старательно укутал одеялами. Должно быть, Жанна... Подумав о ней, Тихон тотчас получил ее радостный отклик снизу. А затем услышал шаги с лестницы и голос Верховцева.

В руке Верховцева был фонарь, которым он освещал себе дорогу.

– Невероятно! Он действительно не спит. Значит, у вас тоже способности?! – разговаривал с Жанной доктор, пробираясь к кровати.

Он навел свет на лицо Тихона.

– Раз видеть тебя в здравии! Это хорошо, что вы нашли меня здесь Я редко бываю в этом доме. Это знает даже та собака, что живет на улице. Непонятно, как и чем она живет? Но я не могу взять ее себе. Не хочу привязываться...

Доктор положил руку на плечо Тихона.

– Прости, что я опять достаю тебя своей болтовней, – он сел на край кровати. – Тебе придется многое рассказать мне. Она не хочет, как я ни допытывался, – кивнул он на Жанну. – Сказала, чтобы я набрался терпения и ждал. А у меня оно уже почти кончается. Ты так долго спал!

– Долго? – спросил Тихон.

– Почти десять часов. И ни разу не проснулся. Это она так сказала. Я не верил и ходил проверять. Это правда. Я даже на работу не пошел. Меня, наверное, в лаборатории хватятся.

– Они могут прийти сюда?

– Едва ли. Они не знают, где я. Когда мне звонили, я сказал, что неважно себя чувствую...

Тихон попытался встать.

– Верховцев, послушайте...

– Да, да, конечно. Мне все очень интересно. Ведь вы пробыли в Полосе целых три недели!

– Три недели! – подтвердила Жанна в ответ на взгляд Тихона.

Он посмотрел на доктора. На чердаке посветлело, и по возбужденной физиономии Верховцева было видно, что он весь в предвкушении рассказа. И Тихон начал рассказывать. Не упуская мелочей, обо всех событиях, последовавших после отъезда их группы с базы. С того момента, когда взял жизни людей, оказавшихся с ним рядом, под свою опеку. И под конец признался, что метод Верховцева не помог бы людям продержаться в Полосе хотя бы сутки без сторонней помощи.

Доктор на удивление спокойно отнесся к его признанию.

– Я вполне готов был к твоим сомнениям, – улыбнулся он. – Все бы ничего, если бы не один факт. Дело в том, что я запрограммировал группу Гузенко. Всех. По своему методу. Потому они и вернулись живыми. Они пришли на день раньше вас. Еще позавчера. В них есть и результат моего труда. Как и в Алексе Эджертоне.

– Но...

– Пусть она расскажет. Если ты не веришь мне.

Тихон повернулся к Жанне:

– Это правда?

Она кивнула.

– Почему ты ничего мне не сказала?..

Девушка молчала.

– Да ты не волнуйся, – сказал доктор. – Я всего-лишь хочу получить формулу. И для этого вы нужны мне все. Майор Гузенко. И ты... И сержант Михайлова! Все!.. И потому я очень благодарен, что вы оба пришли именно сюда, ко мне! Первый шаг сделан. Вы прожили в Полосе три недели. Но нужно продолжать! Обязательно! И ты обещал мне позволить сделать слепок с твоего мозга! Нужно сделать это немедленно!

– Но я же объясняю, – не унимался Тихон. – Это все не так происходит, как вы себе представляете!

– Я пытаюсь бороться за другие жизни, – не слушал доктор. – И мне требуется помощь! В этом состоит, если хотите, мое служение человечеству. Вот ты ведь вернулся, и мы можем продолжить. Разве нет? Какой же ты непонятливый...

– Нет, это вы ничего не понимаете! – вмешалась Жанна. – Прикрываясь своими опытами, вы фактически отправили нас на верную смерть!

– Но ведь Алекс выжил! Я запрограммировал его одного. А вас – всю группу. И вы все выжили! Так как же вы можете утверждать, что это – не успех?

Жанна всплеснула руками, не в силах оспорить этот факт.

– Вы действительно уверены в своей теории? – спросил Тихон. – Но что если это не так? Что если ваши технологические уловки ничего не значат?

– Я уверен в том, что все делаю правильно. Если вы хотите меня разубедить, напрасно стараетесь.

– Если бы вы оказались там с нами, вы поменяли бы свою точку зрения, – устало произнес Тихон, как будто потратил все силы на попытку убедить доктора. – Это нужно пережить самому. Хотите, я могу взять вас с собой?

– В Полосу?

– Разумеется. К чему все ваши сложности, когда все так просто. Вы либо меняетесь и остаетесь живы, либо переходите в иной мир, где не будет ни вашей аппаратуры, ничего того, к чему вы так привязаны здесь.

– Иной мир, говорите?.. – Верховцев хихикнул, причем так противно, как умел только он. – Я вижу, вам там хорошо прополоскали мозги. А вы никогда не думали, что этот мир – только для избранных? А я сделаю его доступным каждому!

Тихон подумал, насколько же странный человек сидит перед ним. Не злой, не добрый. Одержимый – именно такое определение он посчитал точным для характера Верховцева.

– Я найду решение, – сказал Верховцев, пряча улыбку. – Я и так почти победил. В конце концов, это будет означать победу разума. И нет достойнее для человека задачи!

– Но зачем сложности, когда все так просто? – простонал Тихон, не намеренный скрывать, что удивлен такой непонятной упертостью доктора. – Вы войдете в Полосу и пробудете в ней вместе со мной, сколько посчитаете нужным.

– С нами, – сказала Жанна. – Я тоже хочу вернуться туда. Я попробую...

– Вот видите, – подхватил Верховцев. – Она говорит: попробую! Значит, сомневается. А я сделаю так, чтобы никто не сомневался! Если вы согласитесь на участие в продолжении эксперимента, я смогу добиться абсолютного успеха! Можно будет запрограммировать тысячи, хоть миллионы людей для выживания в Полосе!

– Но ради чего? Цель оправдывает средства?

– Но ведь так было всегда! Оглянитесь вокруг. Весь мир живет так.

Тихон так хотел переубедить доктора, что не ощутил вовремя опасность. Он с опозданием услышал гул машины, затем громкие голоса внизу. Лай собачки, сменившийся на визг. Кто-то ударил ее, чтобы не путалась под ногами. Жанна подбежала к слуховому окну. Но ей не виден был двор. Меж тем Тихон, восстановив за время сна силы, сумел разглядеть сквозь толщу стен, что людей внизу несколько. Их оружие распространяло острый неприятный «запах». Много оружия. Гораздо больше, чем необходимо для поимки двух людей.