Текст книги "Первач"

«Куда же вы стреляете?» – хотелось крикнуть ему.

Часть солдат залегла вдоль обочины, другие прятались за кузов поврежденной машины. До Тихона вдруг дошло, что, кроме него, никто не понял, что случилось, и никто не видит этих птиц.

Одна из них отделилась от роя и направилась к нему, но промчалась мимо и очутилась в салоне, где сидела Амина, сжавшись от страха, и крепко держа младенца в руках. Следом остальные птицы начали влетать в салон. Амина их не замечала, как и никто вокруг. Облепляя девушку, рой загудел еще сильнее, образуя клубок, похожий на угольно-черный шар.

– Нет, только не ее! – закричал Тихон, так до сих пор и не поняв, что должно произойти дальше.

В этот момент клубок из птиц раскрылся, и вырвавшаяся изнутри этого клубка тьма поглотила Тихона.

Когда глаза вновь ощутили свет, не прекращавшееся гудение заставило Тихона посмотреть вверх. Застывший в высоте черный шар дрожал и колыхался, будто живой. А внутри этого шара, уверен был Тихон, находился ребенок. Теперь он все понял. Птицы пришли сюда забрать младенца. Здесь, в Полосе, для этого не требовался круг света, который создала умирающая албаста.

Шар медленно тронулся с места и стал набирать скорость, двигаясь по направлению к разрушенному Иркутску. Через десять секунд шар исчез.

Тихон забрался в салон и сел на пол рядом с Аминой. Потормошил ее плечом. Девушка очнулась.

– Что случилось?! Я уснула?! – она заметила, что руки ее пусты. – Где он?!. Где ребеночек?!.

При всем желании Тихон не смог бы объяснить того, что видел. Он покачал головой. Амина прижалась лицом к его груди и беззвучно зарыдала. Очнулся Нусуп. Солдаты тоже постепенно приходили в себя. Они были настолько растеряны, что вначале не врубались в приказы майора Гузенко, единственного из них, кто не потерял самообладания, едва только способность к действиям вернулась к нему.

Федералы так и не поняли, что произошло с гиропланом, и кто осмелился напасть на них. Были огромные пробоины в борту, но в лесу и вокруг машины – ни гильз, ни осколков, ни каких-либо следов. Наперебой федералы выдвигали разные гипотезы, к которым приплетали партизан или скитников, но Тихону не интересны были их рассуждения.

О пропаже ребенка ему пришлось выдумать невероятную историю, которой военные поверили: дескать, из леса появился демон в серебристой шкуре и похитил ребенка. Собственно, он не соврал – все практически так и случилось. У него не было сомнений, что албасты и странные птицы действуют заодно.

– Не переживай, – шептал Тихон Амине, обнять ее, но не имея такой возможности. – Он в надежных руках! Я это точно знаю!

Уверенность его подействовала на девушку успокаивающе. Она улыбнулась, вытирая слезы. А Тихон внутренне готовился к тому, что скоро их разлучат.

Он слышал, как майор Гузенко вызывает базу, требуя машину. Человек на другом конце линии поинтересовался, живы ли пленники. И в этот момент у Тихона в голове возникло очередное необычное ощущение, будто в бесконечной дали он увидел фигуру человека, с которым говорил майор, и почувствовал его острый интерес в отношении беглецов. И Тихон понял, что ему, волей или неволей, придется встретиться с этим человеком. Хотя бы ради жизни своих друзей.

18. Допрос

В этот день он проснулся раньше обычного: темно было за крохотным окошком, что находилось в глубокой нише одиночной камеры под самым потолком. Привыкнув к местному распорядку, Злотников знал, что в этот час в коридоре особенно тихо. Но вот где-то громыхнула решетка, послышались шаги.

Пришли по его душу. Сейчас, как обычно, скрипнет засов кормушки на двери, и вместо того, чтобы получить свою пайку, он услышит:

– Злотников! На выход!

Но не свобода его ждет, а разговор с какой-то важной персоной. Ночью Тихона посетило предчувствие, что сегодня он, наконец-то, будет разговаривать с тем человеком, незримое присутствие которого ощущал во время подслушанного разговора.

Его вымотали последние дни, прошедшие без человеческого общения. Не раз он пытался заговорить со стражниками или с разносчиками баланды, но те, вероятно, руководствовались приказом не общаться с заключенными. Молча передавали еду. Так же молча заглядывал надзиратель.

Но, с другой стороны, вынужденное молчание позволило заняться своими мыслями, осмыслением того нового, что произошло в нем с момента пребывания в Полосе. И Тихон пришел к выводу, что количество и качество его новых умений растет с каждым днем. Правда, ему еще предстояло упорядочить те зародышевые процессы, что происходили внутри. Сначала необычной силой его одарили албасты, но этот запас постепенно иссяк. Затем в Полосе в него вселились странные птицы, и с ними тоже вошла какая-то сила. Но складывалось убеждение, что эта сила – из неиссякаемого источника.

Одним из ее проявлений стала способность предугадывать будущее. Пока слабая и требующая сильной концентрации. Например, еще до того, как об этом начинали возвещать звуки из тюремного коридора, он знал, что скоро принесут еду. Три раза в день по камерам раздавали жиденькую и дурно пахнущую баланду, она заменяла одновременно первое, второе и третье блюда плюс тоненький кусочек хлеба – небольшой, но плотный и с мелкими дырочками. К удивлению Тихона, тюремный хлеб оказался на редкость вкусным. Если приложить его к носу, приятный, возбуждающий аппетит запах начинал щекотать ноздри. Тихон откладывал хлеб на потом, и в предвкушении отличного десерта начинал есть мерзкую жижу. Собственно, ради давно позабытого запаха хлеба, он и учился определять время кормежки, не имея часов на руках (их конфисковали вместе с остальными вещами).

Проявилась также способность к регенерации. На второй день своего пребывания в тюрьме Тихон одержимо пытался добраться до окошка и увидеть хоть что-то кроме стен своей камеры. И обычным зрением, а не внешним, которое не то чтобы перестало действовать, но подсовывало однообразную затуманенную белизну. Умения высоко прыгнуть оказалось недостаточно. Еще нужно было дотянуться до железных прутьев, едва видневшихся в глубине проема. После ряда неудачных попыток он все же сумел схватиться одной рукой за толстый шершавый прут, но со следующей попыткой промахнулся и ударился о стекло рамы, находившейся снаружи решетки. Стекло треснуло, и гранью осколка порезало пальцы.

В растерянности он осмотрел рану, та оказалась несерьезной, и, устало развалившись на нарах, Тихон вскоре забыл о ней. А когда вспомнил, оказалось, что от пореза не осталось и следа. Придя в смятение, он не мог не вспомнить, как удивилась Амина, когда исчезли его шрамы.

«Если я воспринимаю себя человеком, то способности мои явно перешли эту грань», – подумал Тихон.

Иногда накатывало желание воспользоваться новыми возможностями – устроить дерзкий побег. И это наверняка бы удалось. Но останавливало опасение за судьбы Амины и Нусупа: он ничего не знал о них с того момента, как их разделили. Он пытался мысленно отыскать их, если такое возможно, однако не получалось.

«Если бежать, так это надо было делать раньше, когда только попали в плен к федералам. Но тебе же захотелось узнать, что будет дальше!..» – костерил он себя.

Но сегодня все будет иначе. Сегодня он использует свой шанс к свободе. И, убеждаясь, что шаги приближаются, Тихон воспринимал как неизбежную данность свою догадку о встрече с неизвестной, но явно заинтересованной в нем личностью.

* * *

Шаги стихли возле двери. Сначала, по обыкновению, камеру осмотрел зоркий взгляд надзирателя. После чего Тихону велено было встать у стены, лицом к ней. Вошедшим стражам поза его показалась, очевидно, недостаточно покорной – кто-то ударил Тихона между лопаток, пригвоздив к шершавой стене. Словно на каторжника темных веков, ему нацепили не только наручники, но и кандалы. И только тогда разрешили повернуться.

Его не удивило, что надзирателей оказалось пятеро. Посчитал, что, возможно, так и положено по местным правилам. Но, двигаясь между их серыми фигурами вдоль тюремных коридоров, на переходе в соседнее крыло Тихон увидел такого же скованного наручниками и кандалами страдальца и всего двух надзирателей с ним. Стоявший за решетчатой дверью заключенный был довольно крепкого телосложения и уж во всяком случае на голову выше Тихона.

«Выходит, я для них потенциально опаснее», – подумал он, оглядываясь на «коллегу».

– Не оборачиваться! – прикрикнул кто-то из серых.

Миновали десятки коридоров, два раза спускались вниз и один раз поднимались, но уже по другой лестнице, пока не очутились перед большой металлической дверью. Ни ручек, ни отверстия для ключей. Только кнопка звонка и утопленный в бронированное окошечко глазок камеры.

– Лицом к стене! На колени!

Один из надзирателей нажал кнопку.

– Пусть проходит! – ответил голос мгновение спустя.

Щелкнул замок, дверь отошла в сторону, а чтобы открыть ее полностью, надзирателю пришлось надавить всем своим весом.

Тихона стукнули в плечо.

– Встать!

Серые расступились, и в открытую дверь он вошел один.

Вся правая стена большого помещения, вполне способного послужить спортзалом, была заставлена мешками с песком, дырявыми от пуль. Сквозь разорванную мешковину песок обильно просыпался на каменный пол и кое-где пропитался бурыми пятнами, красноречиво утверждавшими, что это помещение служило расстрельной комнатой.

Страха не возникло: не для того его привели сюда, чтобы пустить пулю в затылок. Внезапно раздавшийся из репродуктора голос велел Тихону идти прямо, туда, где открыта была еще одна дверь. Едва Тихон приблизился к ней, навстречу ему вышел человек в замызганном хирургическом халате.

– Пожалуйте сюда, голубчик! – позвал он и быстро исчез внутри.

Тихон вошел вслед за ним. Из комнаты пахнуло холодом и кровью. Это место напоминало душевую в общественных банях, какие он помнил из детства. Возможно, и была когда-то здесь помывочная, но сейчас в отделанных кафелем открытых кабинках располагались столы. Всего десять. На двух лежали мертвецы, накрытые простынями с давно не смываемыми характерными пятнами. Кое-где сквозь ткань проступила свежая кровь.

– Сюда! – позвал человек в халате и опять исчез.

Тихон заметил проход в очередной коридор.

И снова дверь. А за ней – остро пахнущая лекарствами комната. Большие стеллажи, заставленные пробирками, бутылями, коробками. На стенах – плакаты, описывающие внутренности человека и их болезни. Тихон заметил другую дверь, что примечательно, стеклянную и без решеток: неожиданная вспышка в голове подсказала, что эта дверь ведет в какой-то коридор, соединяющий тюремную и внешнюю части централа. Сама собой, в голове вдруг сложилась четкая объемная схема – группа линий, строго соответствовавших тому пути, что Тихон прошел от своей камеры до этого места. Линии шли, не раз пересекая друг друга. Отметив про себя этот факт, Тихон усмехнулся. Очевидно, его специально привели сюда таким длинным запутанным путем – чтобы он не мог убежать при случае, да и просто, дабы произвести нужное впечатление.

– Здесь мы лечим. А там калечим... – хихикнул человек в халате, впуская Тихона в очередную дверь. – Между прочим, во всех коридорах вооруженная охрана. Так что не думайте бежать!

Последняя комната оказалась небольшой, разделенной длинной ширмой. Посреди ближней половины торчал стол с допотопным компьютером, а из-за ширмы выглядывало кресло наподобие тех, что в прошлом веке можно было найти в любой парикмахерской – с колпаком для сушки волос. Вот только Тихон подозревал, что похожий на ведро колпак служит вовсе не для этой цели.

– Располагайтесь. Присаживайтесь, присаживайтесь. Убивать вас мы не собираемся!..

Человек говорил от второго лица, значит, скоро здесь появятся и другие. И, очевидно, та самая персона, встречи с которой Тихон ждал. Но, может быть нужная персона – именно этот странный человек? То ли доктор, то ли патологоанатом...

На этот счет интуиция молчала.

Тихон подошел к креслу. Дотронулся до потертой кожаной обшивки подлокотников.

Пыточное кресло? Вряд ли. Ремней для удержания рук и ног нет.

Что ж, это становится любопытным. Человек в халате вел себя непринужденно, и, поскольку в комнате не было охраны, значит, никаких таких особых процедур не предполагалось. Тихон заметил, что за ширмой рядом с креслом стоит аквариум. Разнокалиберные рыбки мирно плавали в нем, шипели пузырьки воздуха, поднимаясь со дна между камней. Он прислушался к себе: подсознание тревожилось, но незначительно. Опустившись в кресло, Тихон приготовился ждать. Человек в халате подошел к нему и включил стоявшую рядом с креслом лампу на высоком треножнике. На миг свет попал в лицо незнакомца, прежде чем тот развернул лампу в сторону Тихона. Взгляд едкий, цепляющий. Морщины вокруг глаз и на лбу. Старик.

– Странно, что вы не спрашиваете, зачем вы здесь? А вдруг на вас опыты решили ставить, а? – спросил он.

– Смертельные опыты? – Тихон придал голосу безразличие и сам же ответил: – Все там будем.

Человек в халате снова хихикнул:

– А вы, голубчик, оптимист. Это мне нравится, – он подошел к креслу и поправил колпак. Взгляд его посерьезнел. – Меня зовут Аркадий Верховцев. Вы можете звать меня просто – доктор Верховцев. Помните старый мультик «Тайна третьей планеты»? Мне в детстве жутко нравился. А вам?

– Видел когда-то. Ничего, прикольный мульт, хоть и антикварный, – пробурчал Тихон. – Только который вы Верховцев? Добрый музейный хранитель или похожий на него коварный пират?

Доктор Верховцев опять хихикнул. Он подошел к компьютерному столику и подкатил его к креслу. Достал жгут из разноцветных проводов и стал соединять компьютер с колпаком.

– Техника – старье, – говорил Верховцев, глядя на экран компьютера. – С этими проводами такая морока. Не дай бог перепутаешь. А знаете, сколько их здесь всего? Не поверите – больше ста...

Несмотря на болтливость, движения его были неторопливы. Поведение доктора действовало на Тихона расслабляющее. Он откинулся на спинку кресла, продолжая наблюдать за пальцами Верховцева. Неожиданно за дверью послышались выстрелы...

Тихон вздрогнул. Его бросило в пот. К подсказкам предчувствия он привык, но сейчас оно не сработало. Почему? Однако нашелся успокаивающий вариант – возможно, потому что эти выстрелы не касаются его собственной жизни?..

– Не пугайтесь, голубчик! – услышал голос Верховцева. – У нас тут конвейер! На сегодня еще не закончили.

До Тихона долетел специфический запах изо рта Верховцева. Похоже, доктор не чурался обильных возлияний. Может, пытался таким образом заглушить душевные страдания – все-таки нервная работа. Почему-то Тихону вспомнился Егорка из отряда Вандермейера. И следом – первосортный первачок, на котором работал генератор в поселке, пока его не уничтожили федералы вместе с самим поселком. После этого память Тихона перепрыгнула к загадочному вопросу: что же это за первачи такие, в которые меня записал Алекс? Но он отогнал эту мысль, как будто она могла стать достоянием Верховцева.

«Не нравится мне этот колпак над головой...»

«Кто был тот, кого расстреляли?» – думал Тихон. Возможно, здоровяк, с которым повстречались в коридоре? Или кто-то другой. Или их было несколько? Неважно. Главное – оборвалась чья-то жизнь. Конечно, и тот, кого сейчас лишили жизни, не случайно очутился в той комнате. Наверняка есть причины. Не хотелось думать, что тот человек мог быть ни в чем не виноват. Тихон успокаивал себя тем, что расстрелянный – скорее всего из числа террористов, мародеров или партизан. Все они ради идейных принципов готовы забрать любую жизь. Или просто так – от желания убивать. Но если ты сегодня умертвил кого-то, не стоит удивляться, если то же самое сделают с тобой завтра. Так и цепляется одно за другое...

– Замечательно! – раздался голос Верховцева – Да вы, батенька философ!

– Что? – непонимающе откликнулся Тихон.

– Мысли у вас редкие! Я имею в виду, по сравнению с большинством тех, кто сидел до этого на вашем месте! Не желаете взглянуть?

Он развернул экран к Тихону.

На стареньком, потускневшем от времени мониторе отображались разноцветные пятна, выстроенные в совершенно хаотичной последовательности, испещренные многочисленными линиями разной толщины, будто стежками нитей.

– Обычно, если у человека мысли серые, то и цветов немного. А у вас прямо-таки радуга! – заулыбался доктор Верховцев. – Если не секрет, о чем думали? Постойте-постойте, я сам...

В задумчивости прикусив губу, он всмотрелся в экран.

– Разумеется, о смерти и... – Верховцев нахмурился. – О чем-то таком глобальном... Вероятно, о нескончаемой ее череде, верно?

Тихон был обескуражен его догадкой.

– А вот сейчас прямо краснотой все заело! – с восторгом объявил Верховцев. – Чую, не нравлюсь я вам. А вы любите меня. Так будет правильнее.

Доктор повернул экран к себе и вдруг спросил:

– Вы в бога верите?

– Нет... То есть... – растерялся Тихон. – Не знаю.

– Понимаю, понимаю, – прервал его Верховцев, продолжая колдовать над клавиатурой. – Перво-наперво следует разобраться, что есть бог, верно? Все мы так. Начинаем думать о боге, и сразу представляем себе старичка с бородой на облаке. Естественно, понимаем, что такого быть не может, и уже не задумываемся, есть ли он на самом деле. Нет старичка – и все тут! А равно и нет бога! – Верховцев хихикнул. – Но кто-то разве задумывается, что если нет бога снаружи – так значит, всяк должен его искать внутри! Как вы думаете? – закончил доктор Верховцев и наклонился, заглядывая Тихону в глаза. – Надеюсь, вы понимаете, что я хочу этим сказать. Ведь вы особенный, Тихон Злотников.

– Чем же особенный? – сощурился Тихон, пытаясь понять этого странного человека.

– Не прибедняйтесь. Генерал Антонов зря бы вами не занимался, – хихикнул Верховцев.

Он поднялся с места и направился к стеклянной двери.

– Кто такой генерал Антонов? – крикнул Тихон.

Но Верховцев не ответил. Он скрылся за дверью.

– Передайте генералу, что Злотников на месте! – послышался его голос.

Прошло некоторое время, прежде чем доктор снова вернулся. Переступив через порог, он отошел в сторону, пропуская двух офицеров. В первом Тихон узнал майора Гузенко – командира группы, доставившей его сюда. Следом вошел пожилой человек в мундире бригадного генерала. Он был высок ростом, немного прихрамывал, опираясь на металлическую трость, и на лице его застыло выражение постоянной боли. Очевидно, это и был генерал Антонов. Генерал сразу впился взглядом в Тихона, и Злотников ясно прочел в его глазах, что этот человек холит и лелеет свою боль настолько, что она позволяет ему быть безжалостным.

С небольшой задержкой третьим в комнату вошел совсем молодой, немного надменного вида человек. Он тоже был в халате, но, в отличие от Верховцева, кристально чистом. И с новеньким планшетником в руках. Он не озирался по сторонам, как майор Гузенко, и создавалось впечатление, что молодой человек чувствует себя здесь увереннее, чем военные.

Майор и генерал устроились на стульях, заботливо предложенных Верховцевым. Сам доктор уселся на прежнее место, а молодой человек отправился в угол, где занял табурет.

– Начнем, пожалуй! – произнес Верховцев.

После кивка генерала, он обратился к Тихону:

– Постарайтесь, голубчик, быть не слишком эмоциональным. А то аппаратура старая, – и доктор опять мерзко хихикнул.

– Может, сначала объясните, что вы собираетесь делать? – спросил Тихон.

Генерал покосился на майора Гузенко, и тот, как по команде, первым начал разговор.

– Чтобы избежать недоразумений, сразу хочу предупредить вас, господин Злотников, что нам удалось собрать о вас массу информации. Кроме того, те молодые люди, что были с вами в Иркутске, находятся под нашим присмотром, и от вашего согласия вести диалог во многом будет зависеть их дальнейшая судьба. Поэтому советую не задавать лишних вопросов и отвечать строго по делу!

«Вот даже как!..»

За дверью снова послышались выстрелы. Кроме Тихона никто не повернулся в ту сторону.

– Хорошо, начинайте, – хмуро согласился Злотников.

– Храмцов, ваша очередь, – сказал майор.

Сидевший в углу молодой человек вышел вперед. Он перевел свой планшет в режим проекции, и на стене возникло изображение, приковавшее взгляд Тихона. Это оказалась его фотография, сделанная много лет назад. С недоверием он уставился в собственное лицо.

«Может, мне только кажется, что это я?..»

– Итак, какими данными мы располагаем, – произнес Храмцов. – Тихон Злотников. Паспортные данные... Простите, не то... Адрес последнего места жительства... Сейчас-сейчас... Биометрические данные... Выдержка из медицинской карты. Номер такой-то... Ага, вот!.. Последняя запись у окулиста сделана пятнадцать лет назад. Диагноз: миопия высокой степени, минус шесть с половиной на оба глаза...

Он взял со стеллажа прибор, похожий на темные очки с огромными линзами, подошел вплотную к Тихону и встал у него за спиной, чуть сбоку.

– Наденьте, пожалуйста.

Злотников нацепил «очки» на переносицу.

– Посмотрите, пожалуйста, на картинку.

В окулярах возникло изображение огромного цветущего луга. Он лежал между двумя тянувшимися вдаль холмами, на горизонте исчезавшими в голубой дымке. Посреди луга стоял симпатичный одноэтажный домик с черепичной крышей, окруженный густым садом. Мощеная дорога вела к дому, и казалось, что Тихон стоит на ней. Вдоль дороги струился ручей. Он немного повернул голову, картинка сместилась и взгляду открылась другая часть луга – все так же казавшегося бесконечным.

– Что вы видите? Расскажите нам, пожалуйста. И описывайте. Краски, размеры и так далее.

Тихон стал перечислять. Когда дошел до описания дома, его прервал взволнованный голос Храмцова.

– Эй, посмотрите! Кто там в окне? Вы видите?!

Тихону показалось, что Храмцов стоит рядом с ним перед этой красивой поляной, и не просто так возбуждает его внимание. После его слов захотелось разглядеть домик поближе. Повинуясь желанию Тихона, изображение приблизилось, да так, что он мог разглядеть швы кирпичной кладки.

– Смотрите левее! – потребовал голос Храмцова.

Машинально Тихон сместил взгляд и увидел перед собой лицо старой женщины, стоявшей у распахнутого окна. Она держала в руке телефон и что-то говорила, но изображение было немым. Тихон мог разглядеть до мельчайших подробностей ее морщинистое лицо. На покрытую седым пушком верхнюю губу села божья коровка.

– Правда, красивое насекомое? – спросил вкрадчивый голос. – Взгляните, какие у нее глаза. Их тысячи на самом деле!

И Тихон увидел глаза божьей коровки – в них отражалось содержимое комнаты. Но не насекомое интересовало его, а женщина. Старуха, казалось, совершенно не замечала жучка. Но ведь это должно быть так щекотно! До невыносимости! У него у самого зачесалась губа, будто по ней кто-то ползал.

«Откуда они взяли вообще эти кадры? Такие высококачественные», – поразился Тихон...

* * *

– Достаточно! Отлично! – Храмцов хлопнул в ладоши.

Изображение исчезло, и молодой человек снял прибор. Тихону показалось, что из такой красивой, реальной картинки его силой швырнули в эту ужасную комнату.

Молодой человек считал показания с дисплея.

– Феноменально! – произнес он, обращаясь к военным. – Плавающая острота зрения. Телескопический и макро эффекты! Я не представляю, как он это делает! Это графика с очень высоким разрешением! Возможно, дело в мозге?! Но ведь и линза глаза...

– Спокойнее, Храмцов. Переходите к делу, – остановил его генерал.

– Да-да, конечно, – произнес молодой человек и вновь уткнулся в планшет с записями.

– Постойте, вы хотите сказать, что у меня глаз как у орла? – вмешался Тихон. – Все увеличивает?

– Голубчик, это ведь ваше зрение, – произнес доктор Верховцев. – Если вы сами этого не осознали, значит, пока не представилась возможность.

Между тем Храмцов продолжал:

– Теперь что касается некоторых болезней. Диагнозы пятнадцатилетней давности следующие: хронический тонзиллит и ринит, хронический бронхит. А также хронический гастрит и еще несколько заболеваний помельче. Можно с полным основанием утверждать, что сейчас у нашего пациента ничего этого нет. Кроме того, отсутствуют следы операционного шва: в детстве Тихону Злотникову была проведена операция на сердце по устранению дефекта межжелудочковой перегородки...

Тихон ощущал себя на приеме у патологоанатома.

– К чему вы клоните? – спросил он. – Хотите сказать, что я не тот, за кого себя выдаю?

– Мы клоним? – хихикнул Верховцев. – Может, вы сами – клон?

Шутке доктора никто не улыбнулся.

Храмцов снова хлопнул в ладоши, привлекая к себе внимание прежде всего военных.

– Господа – перед вами скитник! Самый настоящий! Каких вы так мечтали заполучить. Только господин Злотников еще не осознает тех метаморфоз, что произошли с его организмом.

– Вы не шутите? – выдвинулся Гузенко.

– Они еще именуют себя первачами! – заявил генерал и с интересом принялся рассматривать Злотникова.

– Что вообще происходит? – забеспокоился Тихон.

– Дело в том, – начал объяснять Храмцов, – что в результате пребывания в Полосе с вами произошли некоторые изменения. Сомневаюсь, что вы сами не отметили хотя бы часть их.

– Допустим, – сказал Тихон.

– Не понимаете? – Храмцов снисходительно склонил голову. – Вы абсолютно здоровый человек. Абсолютно. И даже больше...

Он хотел еще что-то добавить, но по знаку генерала замолчал.

– Оставьте. Теперь я сам, – и генерал, с трудом поднявшись, приблизился к Тихону.

– Храмцов утверждает, что у вас уникальный набор этих... – он с раздражением потряс свободной рукой, – каких-то там показателей.

– Модификационных генных изменений, – уточнил Храмцов.

– Черт бы побрал вашу терминологию!.. – рассерженно проскрипел генерал. – Ладно, опустим сложности. Важно другое. Вы, Злотников, представляете для нас интерес именно потому, что доказали свою способность выжить в Полосе. Вы тянете на сверхчеловека. С возможностями, которые недоступны большинству людей, даже самых здоровых и сильных, которых мы направляли в Полосу...

– И что вы от меня хотите? – невежливо оборвал его Тихон.

Генерал нахмурился и высокомерно откинулся на спинку стула, сделав знак майору, чтобы тот продолжал разговор вместо него.

– Об этом не принято распространяться, – сказал Гузенко. – Но вы должны знать. В существующих условиях мы не способны собирать информацию о некоторых районах южной части Резервации. Беспилотные самолеты не возвращаются из Полосы. Спутники ничего не видят по причине постоянной облачности. Надолго посылать туда обычных людей, как вы понимаете, мы не можем, и вот поэтому рассчитываем на исследование Полосы с вашей помощью.

– А если я откажусь?

Майор усмехнулся:

– У вас нет выбора.

– Выбор всегда есть.

– Сейчас не тот случай, – качнул головой майор.

Генерал, только что сидевший с каменным лицом, вдруг вскочил с места.

– Да что ты с ним церемонишься, Гузенко?!

Оттеснив майора, он подошел к Тихону.

– С какой целью ты находился в городе, гнида?!

– Я отказываюсь отвечать, пока вы не сбавите тон!

Злотников старался выглядеть предельно спокойным. Заметил, что доктор Верховцев кинул на него взгляд и зачарованно уткнулся в экран. Послышалось его бормотание:

– Замечательно, голубчик! Какое самообладание!

– Он отказывается! – передразнил Тихона генерал. – У нас есть куча возможностей подвести тебя под расстрельную статью, бестолочь! Забыл, где находишься?!

Набалдашником трости он ткнул Тихона в грудь. По-видимому, не без труда давшийся жест отразился на лице генерала болезненной гримасой, но он был слишком зол, чтобы боль остановила его.

Тихон уставился в его больную ногу, и перед глазами вдруг застрочила очередь ярких вспышек, словно отматывались назад кадры жизни генерала. И на последних кадрах возник образ человека в камуфляже без знаков различия. С несколькими бойцами он выискивал раненых солдат противника после недавно закончившегося боя. Не жалея патронов, короткими очередями они добивали тех, кто подавал признаки жизни. Но нашелся один, в ком еще доставало силы на последний отпор: он бросил в них гранату. Основной удар осколков пришелся на солдат, но и Антонову досталось несколько, один раздробил коленный сустав. Зашатавшись, генерал не стал кричать от дикой боли и не упал. Стиснув зубы, в припадке ненависти он выпустил очередь и долго еще стрелял в рвущееся кровавыми ошметками мертвое тело, пока не опустошил рожок. И только тогда его нога подломилась...

Тошнота подкатила к горлу Тихона.

«Ненависть. И здесь ненависть!..»

– Короче, гаденыш! – услышал он голос Антонова. – Если ты отказываешься, наш почтенный доктор Верховцев с удовольствием изрежет тебя на куски, чтобы изучить эти твои вонючие генетические изменения или порыться в твоих распрекрасных глазках, дабы понять, в чем их особенный эффект! Ты понял?! И не одного тебя, гаденыш, пустим на мясо. Девчонку и пацана тоже. Как-никак, и они вышли из Полосы живыми. Живы и сейчас, хотя и не такие красномордые, как ты...

«Если он упомянул ребят, значит, они вправду живы. И если их держат ради давления на меня, значит с ними все в порядке. Но только до тех пор, пока я сотрудничаю...»

– Мне нужно подумать!

– Думать некогда! – рявкнул генерал.

Озвученное предложение давало Тихону надежду на свободу, пусть и относительную.

– Хорошо, но у меня есть условие.

– Он еще смеет диктовать нам условия! – возмутился генерал.

– Я требую встречи с моими друзьями.

– Кто ты такой, чтобы что-то требовать?!

Он хотел садануть Тихона тростью, но в своем возбужденном состоянии точно бы упал. Сдержавшись, генерал принялся хромать по комнате, раздраженно размахивая рукой.

– По мне – так расстрелять его, и вся недолга! Всех их надо давить! И тварей! И этих людишек. Как они себя называют – первачами? Скитниками? Да, по мне, они скоты первейшие! Ненавижу!

– Он нужен нам! – произнес майор Гузенко.

– Это вам он нужен! Экспериментаторы долбанные... – побагровел генерал, остановившись перед майором. – А мне он на хрен не сдался! Я давно предлагал еще разок жахнуть по этой Полосе. А вы тут... Подавай вам сталкеров гребанных!..

– Я не стану с вами сотрудничать, – твердо произнес Тихон.

– Что?! – повернулся ко нему генерал. – А ну-ка Верховцев, покажите ему, как надо разговаривать...

– Я вам не подчиненный! – сказал Тихон, чувствуя жар протеста.

– Остыньте немного, голубчик! – забеспокоился Верховцев и, заметив, что Тихон пытается встать, крикнул: – Стойте! Не надо!

Тихон хотел подняться с кресла, но вдруг ударило в голову, и как будто ноги отнялись. Над головой что-то загудело. Вероятно, колпак.

Вот, блин, попался! Конечно же, это пыточное кресло, и никаких пристяжных ремней не надо, научно-технический прогресс ведь не стоит на месте...

– Что вы делаете!.. – еле выговорил Тихон, смотря на Верховцева. Губы и язык онемели, как после укола обезболивающего, и он больше не мог произнести ни слова.