Текст книги "Первач"

23. Порождения разума

Два часа они безостановочно шагали в направлении, подсказанном Тихоном. Всего два часа, а будто сутки. Полоса давила на них, отбирая силы. Многое изведавшие, бойцы оказались не готовы к тому, что здесь, в центре Полосы будет настолько худо. Чувствуя, что команда серьезно выдохлась, и сам порядком вымотавшись, майор объявил привал.

– Что-нибудь определенное чувствуешь? – снова пристал он к Тихону. – На что это похоже?

– Вряд ли можно объяснить словами. Тут все вместе – звуки, ощущения. Даже запахи.

– Но мы скоро придем?

– Вероятно, да.

– Что мне твоя вероятность, – проворчал Гузенко.

«Еще бы знать – куда придем?» – спросил себя Тихон и представил, какая буря эмоций ожидает его, если они окажутся вовсе не в том месте, где предыдущий отряд оставил заряды.

Лейтенат Бакс подвел Тихона к дереву и велел сесть. Устроился рядом, полулежа, опершись спиной о ствол, устало вытянул ноги и подложил под голову ладони. Вскоре уснул и в этот раз по-настоящему. Тихон вполне мог открыть замок карабина и скрыться в тумане, где они не смогут его преследовать. Он мысленно ловил эмоциональные импульсы каждого члена группы и знал, как сильно все устали физически и морально. Но сделать это означало погубить их.

«Выжить... Они должны выжить. А я должен помочь им, как обещал Алексу, да и просто потому, что не желаю их смерти...»

Никто, ни один человек и ни одно выдуманное им оружие не может сравниться с потаенной силой, что владела Полосой. Очевидно, то же самое понял когда-то Алекс Эджертон. Но он сумел найти ключ к разгадке и сохранил себе жизнь. То же теперь предстояло Тихону: понять, в чем секрет, и научить этому остальных. Он вспомнил слова Алекса, как будто заново услышал его мольбу: «Спаси их, Тихон. Помоги им!..»

С точки зрения логики он должен был считать их врагами. Но Тихон не испытывал к ним враждебных чувств, он просто не понимал их. Что движет этими людьми? Шли они сюда не по своей воле. И не по своей же воле распоряжались собственными жизнями. Они подчинялись кому-то и боялись нарушить приказ, не задумываясь о том, что этот кто-то – неважно, конкретный человек или группа людей, олицетворяющих собой машину государства, – совершенное ничтожество в сравнении с той мощью, которой обладает в этом месте сама земля, и тот воздух, которым дышишь, и туман, скрывающий все вокруг.

Ладно, командование, штабные крысы, которые никогда не приближались к Полосе и почти ничего не знали о ней, но бойцы, ведь они понимали, на что идут! Так почему даже сейчас эти по-своему непростые люди, которым судьба выпала оказаться не с краешку, а в самом центре Полосы, ощущают лишь малую, только видимую часть ее силы?

Полоса пробуждает первобытный страх, сметает налет самоуверенности, присущий человеку цивилизованному, как считается, избавленному от предрассудков десятилетиями прогресса. Только что ты считал себя венцом природы. И вдруг оказывается, что ты ощущаешь себя в Полосе тлей, да не просто ощущаешь, а таковой и являешься. Но так не хочется считать себя тлей!

И верно – продолжил размышлять Тихон – человек давно уже не преисполнен благоговением к силам природы, как это было раньше. Во времена оные, первобытные, будучи язычниками, чей разум был скован сетями темноты и невежества, люди все же умели не только брать, но и отдавать. Они приносили жертвы богам, покорно лишая себя ощутимой доли добычи. Делились с природой своим страхом и благоговели перед могуществом ее стихий – в этом тоже была своего рода жертва и покорность. Они нарекали детей именами богов и тотемных животных и тем самым подчеркивали превосходство над собой тех существ и духов, которые существовали на этой земле задолго до появления человека. Эти правила жизни люди хранили, живя в гармонии с природой тысячи лет.

«А сейчас?» Горы, леса, поля, океаны – они как бы существуют сами по себе. Фоном для цивилизации людей, когда-то появившихся на просторах Земли и все время учившихся покорять ее. Не любить, не жить любовью к природе, но покорять. Ох, уж эта природа – всюду мешается под ногами. То горы не там возвышаются, то реки не там и не в ту сторону текут, и облака не там дожди проливают. И это все надобно исправить. А все, на что способна природа – мешать планам, да иногда устраивать бунты вроде стихийных бедствий. Но и это не проблема для современного человека. Катаклизмы худо-бедно можно научиться предсказывать, строить дома покрепче, и чем дальше, тем лучше. Нет, конечно, не все еще хорошо в этом плане для человечества. Но дело идет к тому, чтобы научиться исключать всякие там сюрпризы.

И вот вдруг, откуда ни возьмись, появилось черное (впрочем, правильнее сказать – белое) пятно на карте – Полоса. Как будто живое, умное существо. Для кого-то даже сродни чрезвычайно опасной твари. Аномалия на якобы покорном лике Земли. Место, где нет жизни человеку. Где не работает ни дальняя радиосвязь, ни навигационные приемники. Да еще, в отместку за все, человек, пришедший сюда, наказывается смертью.

Тихон понимал что место, где возникла Полоса, не случайно – именно здесь, в Братской Резервации, человек по своей воле проклял и осквернил землю, густо испахав ее ядерными зарядами. А рядом – Байкал, энергетически особое место, где земная кора особенно тонка.

«Но гибнет не каждый – вот ведь в чем штука!»

Тихону казалось, что, заставляя себя рассуждать, он постепенно сумеет нащупать какое-то знание и отыскать единственно верный способ выживания здесь.

«А ведь у меня есть отчего оттолкнуться!..»

Что, если доктор Верховцев прав и Полоса – это своего рода фильтр? Чистилище. Доктор утверждал, что не имеет значения, сколько у тебя сил, здоровья, хороши ли твои гены. Значит, не материя определяет, сколько тебе жить. Все зависит от внутреннего состояния человека. И тогда получается, что определяющее значение должна иметь та информация, что находится в нас: подсознание, чувства, память, образ мышления, сами мысли, в конце концов.

«Если я прошел через этот фильтр, значит, что-то есть во мне, какое-то зерно, которое позволяет Полосе принять меня. Так и у тех, кто называет себя первачами и скитниками. Но почему же Алекс ничего мне не подсказал? Почему?»

Где рецепт? Нет его пока. Вот в чем беда!

И все же... Возможно, какая-то из предыдущих мыслей уже сама по себе подсказка, только нужно еще раз обдумать все как следует.

«Итак, я пришел к выводу, что я и эти люди, что пришли сюда со мной, кардинально отличаемся друг от друга. Но я вовсе не хочу назвать их слабаками, возвысить себя над ними, я понять хочу – в чем же разница? Что отличает их от меня и от всех остальных, кто именует себя скитниками-первачами? От Алекса Эджертона, который стал частью Полосы раньше, чем я?

Кто я был, когда пришел в Полосу? И с какими мыслями пришел? Знал ли я о том, что она убивает? Знал. Боялся ли я смерти? Да, боялся. Любой человек боится смерти. Этого требует инстинкт. Но ведь я понимаю, что на самом деле смерти нет. Впервые я это понял, когда мы с Алексом умирали в шахте. И в этом мы с ним схожи. Те люди, что вместе с нами пребывали тогда в шахте, все умерли, потому что двигались мы в разных направлениях, а ведь некоторые из них согласно логике просто обязаны были выжить, потому что были заведомо сильнее меня и Алекса и здоровее физически. Но мы нашли для себя выход – в понимании осмысленности смерти, в готовности встретить ее достойно. В этом был акт нашей воли. Никто не толкал нас к решению, мы сами.

Потому мне и не страшно здесь, что смерти – нет. Это моя вера. И в Полосу я шел по собственной воле. Как будто искал ответы на все те вопросы, что мучили меня, но ни один из которых я не мог облечь в строгую форму».

Конечно, эти бойцы тоже не исключают возможности погибнуть здесь и прекрасно сознают вероятность этого. Но в то же время им страстно хочется жить. А еще сильнее – их страх нарушить приказ, боязнь стать орудием Полосы. Огромное противоречие раздирает души этих людей. И в этом знании Тихону увиделось откровение – такие эмоции в их душах могли стать взрывателями не хуже тех, что спрятаны в металлических цилиндрах.

«О, Господи, как же все запутано!..

А впрочем... Что-то уже есть! И первое, с чего я должен начать – узнать, что они думают о Полосе...»

* * *

– Эй, послушайте, – крикнул Тихон.

Лейтенант Бакс, чуткий на сон, среагировал первым.

– Чего панику разводишь?

– Мне нужно знать, что вы думаете о Полосе, – сказал Тихон. – Только говорите честно. Из глубины души, так сказать.

Рядом возникла физиономия майора Гузенко.

– Чего выдумал?.. – донесся чей-то голос из тумана.

Вскоре все семеро собрались около него.

– Мы не двинемся дальше, пока я не услышу ответ, – сказал Тихон.

Сержант Рогов надвинулся на него.

– С чего это я должен перед тобой отчитываться?

– Отставить! – рявкнул Бакс.

Рогов обернулся за поддержкой к майору Гузенко. Но тот смотрел куда-то вверх, будто пытался разглядеть хоть что-нибудь в этой однообразной туманной белизне. Поняв, что все ждут его ответа, он повернулся к отряду:

– Это место – самое поганое из всех, что я видел! А я много где побывал, уж поверьте...

После его слов остальных будто прорвало. Каждый старался описать свои претензии к Полосе. Но в целом все свои определения и эпитеты они подгоняли под шаблон давно сложившихся представлений: пребывание в Полосе нестерпимо давит на психику; силы тают на глазах, кажется, что тебя выворачивает наружу; очень не хочется пополнить неисчислимый список смертей; эти места буквально пропитаны ненавистью к человеку...

И так далее.

Одна только Выдерга сказала то, что Тихон надеялся услышать.

– Хотела бы я верить, что это место не так опасно, как все считают...

Ее искренность окончательно уверила Тихона в том, что сержант Михайлова не из тех, кто держит камень за пазухой. К ней можно перекинуть мостик доверия. Если она хочет верить – захотят и остальные. И сразу как будто прояснилось в голове, мысли выстроились в ряд. И Злотников начал говорить.

– Предупреждаю: многое из того, что я скажу – лишь догадки. Но я хочу, чтобы вы прислушались к моим словам. Итак, вы считаете, что Полоса – это аномалия. Все так считают. А теперь представьте хотя бы на миг, что аномалия – это то, что находится за пределами ее!

Он выждал время, чтобы оценить реакцию бойцов. Рогов, скепсис которого был особенно силен, в ответ на его слова язвительно фыркнул.

– Во что верили люди, когда не ведали ни о каких науках? – спросил Тихон. – Они верили в силы стихий – ветра, огня, воды, земли. Придумывали духов, олицетворяющих эти стихии. В их понимании природа была живым организмом. Они задабривали, подмасливали каких-нибудь демонов, просили у них разрешения на то или иное деяние. Иногда это принимало жестокие формы, и люди допускали кровавые обряды. Потому что искренне верили в то, что духи стихий будут очень суровы, если нарушать определенный порядок вещей...

– Ты нам лекцию собрался читать? – недовольно загудел Рогов.

– Заткнись, сержант, – осадил его майор. – Продолжайте, Злотников.

И Тихон заговорил вновь:

– Отношение к Полосе облачено в разные одежды, хотя и едино в своем негативе. Открылась преисподняя, грядет Страшный суд – так считают одни. Происки враждебных сил – полагают другие. Третьи уверены, что в Полосе из-за быстротекущих мутаций возникла другая, чуждая нам жизнь, формы которой, кстати, никто не видел. Ну, правда, мы видели тех существ, албаст... В общем, кто во что горазд, в то и верит. У меня же есть своя гипотеза! Она родилась буквально только что! И она объясняет многое...

Видя, что шестеро из семи слушают его с неподдельным интересом, Тихон уже не боялся, что его прервут, и мог позволить себе длинную речь.

– Это место кажется чужим. А между тем, все здесь – это Земля. – Он развел руки в стороны. – Наша обычная Земля. Только Живая. Настоящая. Непокорная. И только в Полосе можно до конца понять это, узнать ее силу. Человек позабыл, что она дала ему жизнь. Задвинул ее в чулан, как выжившую из ума старую мать, чтобы не мешалась под ногами. Но все как раз наоборот. Это он выжил из ума. Позабыл главные вопросы бытия: кто я такой и куда иду? Откуда мой микроскопический разум на этом крохотном клочке материи, плавающей в безграничном океане мироздания? И она решила напомнить людям о реальной своей власти... Именно здесь, где человек все изгадил своим ядерным дерьмом, Земля решила напомнить человеку, что он всего лишь дерзкий сын, много возомнивший о себе. И не каким-то банальным способом напомнить, а именно так – запретив проход сюда тем, кто не способен и не желает ничего понять. Вероятно, человек, когда-то отступивший от изначальных правил, научившийся летать в космос и управлять энергией элементарных частиц, должен снова вернуться к истокам поиска знания. Да, я согласен, что Полоса – это новый мир. Странный мир. Рвущийся наружу и грозящий поглотить тот облик Земли, к которому мы так привыкли. Но я не могу не признать, что таково решение той силы, которая выше нас. Боюсь, вы будете надо мной смеяться. Ну и пусть. Это решение Бога. Или, если вам не нравится упоминание о высшем разуме – решение матери-природы, планеты Земля, решение Космоса, Вселенной. Называйте, как хотите. Вопрос только, что мы можем противопоставить этой силе?! Скажите мне! Снова наше ядерное говнецо? Которым и без того все провоняло вокруг на сотни километров?.. Самый простой способ – ненавидеть Полосу и ее силу. Но выход ли это? Не главная ли ошибка тех, кто расстался с жизнью? Быть может, нужно со смирением отнестись к этой силе? Может быть, самое мудрое – сдаться на милость Полосы?..

Закончив, Тихон впервые почувствовал усталость. Вернее, приятную слабость, как будто он совершил важный поступок и ради этого выложился до конца.

Интересно, хоть что-нибудь шевельнулось в их мозгах?

Они молчали. Рядовые поглядывали на старших по званию. Наконец, первым не выдержал Жихарев.

– Если такой станет вся земля, то как на ней жить?

– Во-первых, не обязательно она должна стать именно такой. Во-вторых, надо вспомнить, что здесь тоже есть люди. Как-то ведь они живут!

– Скитники? Стать изгоями, как они? – вспыхнул Жихарев, как будто его испугала эта перспектива.

– Почему изгоями? Тебе не приходила в голову мысль, что, может быть, они – первопоселенцы?..

Тихон не успел продолжить свою мысль. Вмешался Рогов.

– Вы слышали?! Да он сектант! – брызгая слюной, накинулся он на майора и лейтенанта. – Вы слышали, к чему он призывает?! Вместо того, чтобы исполнить свою задачу, вы разрешаете ему высказывать бредни? А ты!.. – он набросился на Жихарева: – Ты готов поверить всему, что он нарассказал?

– Я только спросил, – потупился Жихарев.

– Идиот!..

– Рогов, хватит! – одернул его Гузенко.

Сержант с раскрасневшимся от злобы лицом, готовый взорваться, приблизился к нему.

– Нет, тогда ты мне ответь, майор!.. Из-за бредней этого сектанта нарушить присягу? Или остаться здесь навсегда, если не хотим угодить под трибунал? Лично я не хочу под трибунал! Я хочу сделать свое дело и вернуться отсюда!

– Разумеется, живым, а не в гробу, – усмехнулась Выдерга.

– Чего ты ноешь, как баба? – Бакс приблизился к Рогову. – Так жить захотелось?

– Да, я хочу жить! Хочу! – проорал он истерично. – И не скрываю этого, как некоторые!

Рогов повернулся к Тихону.

– Чего уставился, тварь?!

Не церемонясь и не стесняясь присутствия лейтенанта, он ткнул Тихона в плечо.

– Из-за таких, как ты, все!

– Не трогай его, сержант! – вступилась Выдерга.

Но того уже было не остановить.

– Зуб даю, он что-то задумал! Хочет посеять сомнения в наших головах! Он мне с самого начала не понравился. Еще когда мы его в Иркутске нашли...

Он бы и ударил, но Бакс, наконец, вмешался и, схватив Рогова за шиворот, встряхнул. Сержант пришел в ярость, громко затрещала ткань бушлата, когда он вырвался, и только лишь субординация заставила его стерпеть и не ударить лейтенанта.

В голове у Злотникова послышался чугунный звон. Создавалось впечатление, будто в этот звук трансформировалась вся ненависть, обуявшая Рогова и свободно лившаяся наружу. Но в то же время к звону присоединились иные звуки, поначалу слабые.

Тихону казалось, он слышит китовые голоса – подобно тому, как ученые переводят излучаемый китами ультразвук в диапазон, доступный человеческому слуху. То же самое происходило сейчас и в голове Тихона. Голоса доносились из тумана. Пугала их непонятность, их настойчивость и сила. Быть может, это «птицы», или какие-то другие существа, живущие в Полосе, которых он никогда не видел?..

А между тем из Рогова продолжала изливаться злоба. Тихон ощущал ее как никогда остро. Но если обитатели Полосы могут реагировать на эмоции, то сейчас они, как собаки, учуяли злобу Рогова – такую яркую и сильную, что не заметить ее трудно. Голоса стали ближе, как будто существа были совсем рядом, только прятались в тумане.

– Вы слышите? – крикнул Тихон. – Неужели вы можете не слышать?..

Но он был один, в чей мозг проникали голоса.

Однако его тревога не осталась без внимания – к общей растерянности примешался страх. Все принялись озираться, но что они могли рассмотреть в таком густом тумане.

– Прошу вас, успокойтесь! Не надо бояться, вы должны отбросить все негативные эмоции! Это особенно вас касается, Рогов.

– Да пошел ты! – сержант махнул рукой. – Кто бы там ни прятался, сейчас они у меня получат!..

Схватившись за автомат, он нацелился в туман, собираясь полоснуть очередью.

– Рогов, стоять! – крикнул Гузенко. – Занять круговую оборону! – приказал он. – Всем оружие к бою! Полное внимание! Злотников, что ты чувствуешь?

– Я слышу голоса! – ответил Тихон. – Я не знаю, кто эти существа, но их много.

Тихон залег в траву вместе со всеми и наблюдал, как группируются бойцы, приводят автоматы в готовность.

– Оружие не поможет, – сказал он.

Гузенко косо взглянул на него.

– Это мы еще поглядим.

Слыша стройный хор голосов, но не умея разобраться в нем, Тихону трудно было понять, чего ожидать в скором времени.

«Возможно, это все-таки "птицы"... Если так, то я хотя бы немного знаю, как себя вести. Но смогу ли я вдолбить это в голову каждого?»

– Вероятно, они реагируют на наши эмоции. И в первую очередь на страх, – сказал он Гузенко. – Так было, когда предыдущая группа попала в эти места.

– И чем это чревато?

– Из всех живым остался только один Алекс Эджертон.

– И что же мы должны делать?

– Перестать ненавидеть Полосу. Хотя бы попытаться сделать это.

– О чем вы там шепчетесь? – послышался голос Выдерги. – Мы тоже хотим знать.

– Я уже говорил. Нужно отбросить все отрицательные эмоции!

Рогов хмыкнул:

– Тоже мне, тренер-психолог нашелся.

Выдерга пропустила его замечание мимо ушей.

– И это поможет? – спросила она.

– Не знаю, – сказал Тихон. – Но это единственное, что нам остается.

Он услышал, как Рогов снова нарочито громко хмыкнул. Внутренний настрой сержанта перешел от злобы к смеси раздражения и страха – из-за того, что не видно и не понятно, кто враг, и что вообще происходит. И каких гостей им ждать из тумана. Да и остальные в разной степени испытывали примерно то же самое. За исключением Жихарева и Выдерги, пси-поле которых по сравнению с другими казалось более ровным и спокойным и практически не было деформировано страхом. Похоже, сами того не сознавая, они ближе остальных были к пониманию Полосы.

– Жихарев! – позвал Тихон.

– Я! – откликнулся тот.

– Что вы сейчас чувствуете?

Заметно отличавшийся простотой, рядовой Жихарев выложил все:

– Я подумал о смерти. В конце концов, что нас пугает? Что мы все сдохнем? Так это рано или поздно все равно произойдет. Не знаю даже, как сказать... Просто от этой мысли мне стало легче.

– Сержант Михайлова, а вы что скажете?

– Это так важно? – сухо спросила Выдерга.

– Очень важно...

– Блин, ты что хочешь, чтобы я тебе душу вывернула?

Но раздражения в ее голосе не было. Только сомнение. Он рассчитывал, что Выдерга поняла: ее ответ, как и ответ Жихарева, должен быть правдивым и имеет особое значение. И оказался прав: девушка не стала медлить с рассказом. Из чего Тихон заключил, что весь ее высокомерный настрой – не более чем фикция.

– Я вдруг подумала, что если нам суждено умереть, то я, наконец, смогу увидеться там со своим отцом... И надеюсь, он простит меня за то, что я была несправедлива к нему при жизни... – голос ее дрогнул, но только на мгновение. Тут же стал жестким, как и раньше, словно ей стыдно стало за свою слабость. – Этого достаточно? Еще вопросы есть?

– Нет. Больше вопросов не будет.

– И что все это значит? – раздраженно спросил Бакс. – Хочешь сказать, нам всем надо подумать о смерти?

– Да мы и так думаем о смерти! – проорал Рогов. – Бред это все! Говорю я вам! Бред!

– О смерти можно думать по-разному... – подал голос майор Гузенко и не закончил фразу.

Рогов неожиданно вскочил и, с яростью нажав на курок автомата, устремился в туман.

– Рогов, назад! – закричал Гузенко, но голос его утонул в грохоте выстрелов.

«Только не это!..» – сквозь треск автоматных очередей Тихон услышал, как заволновались голоса, готовые, наконец, перейти к действию.

* * *

Никто не ожидал, что выстрелы прекратятся так быстро. Но тишина (а в голове Тихона голоса и не исчезали) длилась недолго. Из тумана донесся истошный вой сержанта.

– Что там такое? – заволновался Бакс.

Раздался треск ветвей. Судя по крикам, Рогов бежал обратно. Но слишком тяжелым и громким казался его топот. Создавалось впечатление, что дрожит земля. Волнами страх перекатывался меж бойцов и передался даже Жихареву с Выдергой. Теперь любой обман чувств одного из группы становился достоянием каждого. Один лишь Тихон мог контролировать себя. Пронзая туман своим зрением, он «видел», что это всего лишь Рогов. Остальное – и звуки, и дрожь земли – обман.

– Не стреляйте! – крикнул он. – Это Рогов. Не стреляйте!

Он ничего не мог объяснить, да и не успел бы – лишь наделся, что кто-нибудь из них послушается его слов. Но все зависело оттого, насколько прочно укоренился в них страх.

– Не стреляйте! Это Рогов! – снова крикнул Тихон.

Тяжелый топот и треск приближались. И большинство членов команды уже уверены были, что это не сержант. И вообще – не человек.

– Лейтенант Бакс. Прошу вас! – кричал Тихон. – Не вздумайте стрелять. Сержант Михайлова! Жихарев!

– Как не стрелять?! Как не стрелять?!.. – запричитал вдруг Арамзян.

И когда туман всколыхнулся, выплескивая из себя непонятный бесформенный кусок плоти, огромный, ни на что не похожий, Арамзян выстрелил первым. Но руки у него дрожали, и рядовой промахнулся. В ту же секунду бесформенный кусок обрел на миг некие реальные черты – именно те черты, которые нарисовало поддавшееся ужасу воображение Арамзяна, а возможно, и воображение всех остальных. Из расквашенной плоти показалась клыкастая морда, похожая на свиное рыло, с боков вылезли гибкие щупальца с многочисленными остриями шипов на концах.

Внушительных размеров мерзкое существо нависло над бойцами. Тихон решил, что теперь-то остальные точно измолотят его своими выстрелами.

– Не стреляя-а-а-а-ать! – что есть мочи заорал он, срывая голосовые связки, и, потянув за собой Бакса, бросился к Рогову.

Трос до боли натягивал мышцы, но Тихон упорно тащил за собой растерявшегося лейтенанта, который испугался настолько, что не думал сопротивляться. Трудно сказать, почему никто не стрелял – то ли правда послушались, то ли страх сковал мышцы. Да и просто бойцы могли бояться зацепить лейтенанта. И все-таки Тихону хотелось верить, что это именно он сумел остановить расправу, а равно в зародыше погасить бойню, подобную той, очевидцем которой стал Алекс Эджертон.

Когда они с Баксом подбежали, мерзкая тварь вновь превратилась в бесформенный кусок, и теперь быстро скукоживалась, на глазах проделывая обратную метаморфозу в сержанта.

Им с Баксом невероятно повезло, что за эти секунды Рогов сам не выстрелил в них. Ведь остальные члены команды тоже привиделись сержанту невозможными существами, не менее уродливыми, чем он показался Арамзяну. Когда Рогов испугался чего-то там в тумане и помчался назад, он никак не ожидал, что окажется перед группой чудовищ. Он мог бы выпустить в сослуживцев очередь. Секунда решала все. Но слишком оторопел в первый момент, а тут подоспел Тихон и толкнул Рогова.

И сразу исчезли голоса в мозгу Тихона.

Окончательно видимый всеми в своем привычном облике, сержант упал в траву, визжа от страха. Когда к нему подбежали остальные, он сжался в клубок, воспринимая их, как наваждение: боль и естественный шок отняли у Рогова изрядную долю рассудка. Даже когда боль прошла, он еще долго не подпускал к себе никого и шарахался от малейшего жеста или голоса. Постепенно затих. Всегда резкий и жесткий, Рогов неожиданно превратился в затюканное существо с потухшим взглядом. Был боец, а стал потенциальный клиент психушки. Что-то произошло с его сознанием, бойцы это понимали и оставили его в покое – на вопросы и приказы он не отвечал и ни на кого не смотрел, весь погруженный в себя.

Рогова оставили лежать в траве, и все мысли бойцов перешли в другое русло: они принялись активно рассуждать о причинах случившегося, о том, как они могли поддаться наваждению. Что же это был за прикол? Очередной трюк Полосы? «Они совсем не понимали последствий того, что произошло», – переживал Тихон. Решили, что сержант сошел с ума, меж тем как внутри его разума (он чувствовал это!) шла ожесточенная борьба, результат которой неизвестен. И если Рогов не сумеет найти правильное решение, он погибнет. Как пить дать...

А смерть кого-нибудь из них означала бы неспособность выполнить обещание, данное Алексу.

Тихон попросил Бакса подвести его к Рогову. Лейтенант первым оказался рядом с сержантом. Он не подпустил к нему Тихона и попытался сам заговорить с Роговым – взял того за плечо, ожидая хоть какой-то реакции. Но Рогов не пошевельнулся, взгляд его направлен был вверх, тело расслаблено, как у параличного больного.

– И долго он так будет лежать? – зло спросил Бакс.

– Не могу сказать.

– Но что все это значит? Ты можешь объяснить?

– Я подозреваю, что здесь, в Полосе, на порывы души накладывается сильная обратная связь.

– Какие красивые слова. Душа, обратная связь... – проворчал Бакс.

Кипение зарождалось в его душе. И оно тоже хорошо осязалось Тихоном. Как бы теперь Бакс не взорвался вслед за сержантом.

– Лейтенант, оставьте свою злобу, – сказал он, не очень рассчитывая, что Бакс послушается.

Сейчас все мысли Тихона были сосредоточены на Рогове. Он склонился над сержантом и заглянул в его глаза, пытаясь внутренним голосом заговорить с ним и уловить хотя бы какую мысль. И когда это ему удалось, он осторожно проник в сознание Рогова, надеясь, что своим вмешательством не повредит сержанту и сумеет привести его в чувства.

Впечатление было такое, что в памяти Рогова всплыло навеки забытое воспоминание о пребывании в чреве матери. Глаза его были открыты, но на самом деле сержант видел темноту. В какой-то мере ему было очень хорошо, тепло и спокойно, но он совершенно не понимал, что значат эти чувства. Не было никаких желаний, никаких ощущений, и связь между сознанием и организмом была жестко заблокирована. Борьба, которую ощущал Тихон, происходила в глубинах той черноты, которая владела сержантом, но нырять туда Тихон не отважился. Он решил позвать сержанта и сделать это так, чтобы тот откликнулся с первого раза.

На миг Тихон вынырнул из сознания Рогова.

– Лейтенант, прикажите ему встать. Как можно жестче.

– Я уже пытался.

– Еще раз. Когда я дам знак.

– Ну, если ты уверен!..

Снова Тихон очутился в теплой темноте Рогова, превратившись в связующий элемент между внешним миром и душой сержанта. Где-то в другом измерении, где существовало тело Тихона, шевельнулась его рука. И когда по этому знаку раздался громкий и требующий голос лейтенанта, Тихон, мысленно пронзив блокировку, направил этот голос, как сигнал, в черный омут сержанта. И тотчас в глазах Рогова вспыхнул свет, пусть холодный, но все же свет. Тихон увидел собственное лицо, как в телекамере, а рядом размытый силуэт Бакса, который продолжал требовательно рычать. Поняв, что сержант очнулся, Тихон поспешил выбраться из его сознания.

В первый момент Рогов не мог ничего понять. Зато Бакс, поверивший, что это именно его голос заставил Рогова прийти в себя, продолжал напирать:

– Рогов! Ты почему нарушил приказ?! Отвечать, когда тебя спрашивают! Встать!

Лейтенант схватил Рогова за ворот, хотел поднять, но ему удалось лишь усадить сержанта. От злости Бакс заехал Рогову по лицу. Тот попятился, закрываясь локтями, но это лишь подзадорило Бакса, и он продолжал наносить удары. Гуддер, Арамзян и Жихарев, подбежали к лейтенанту. Но даже втроем им не удалось оттащить Бакса от Рогова. Вдруг откуда-то сзади вынырнула гибкая фигура Выдерги. Носком ботинка сержант Михайлова ударила лейтенанта в бедро. Точно в болевую точку. Но лейтенант будто впал в исступление и все еще сопротивлялся, заставляя Гуддера, Арамзяна и Жихарева пыхтеть, как три паровоза. Они грозили затоптать прицепленного к Баксу Тихона. Кто-то двинул Злотникову коленом в лицо, разбив губы. Потекла кровь.

– Надо их расцепить! – крикнула Выдерга майору.

Майор Гузенко ухватился за торс Бакса, ловким движением набрал код и отстегнул карабин.

– Хочешь понянчиться с ним? – спросил он Выдергу, кивая на Тихона.

И не успела сержант Михайлова что-либо возразить, как майор обвил цепь вокруг ее пояса, и защелкнул карабин. После чего подтолкнул Выдергу к Тихону.

– Вы неплохо смотритесь вдвоем. Надеюсь, ты не сунешь ему нож под ребро?

– А ничего, что я женщина?! – возмутилась Выдерга. – А если мне...

Она не договорила, смутившись.

– Скажешь, я отцеплю, – усмехнулся Гузенко.

– Эй, Златовласка, что ты со мной сделала?! – раздался вдруг тонкий вскрик Бакса.

Они обернулись. Троица продолжала держать лейтенанта. Казалось, сейчас им для этого требовалось еще больше усилий, чем прежде. Тело Бакса объял паралич, он издавал всхлипывающие звуки, как будто немощь оставила свободу только для сознания – видимо, чтобы чувствовал и понимал, что с ним происходит. Лейтенант хотел добавить еще что-то резкое, но речь его вдруг стала бессвязной, мышечным спазмом перекосило рот, и он тонко завыл, как беспомощное жалкое животное.

– Что вы на меня смотрите? – взволнованно произнесла Выдерга, ловя на себе взгляды команды. – Я всегда знаю, куда бить, и не могла ошибиться!

– Ты не должна винить себя, – сказал Тихон.

Она обожгла его взглядом.

– Это Полоса... – объяснил он. – Это она вызывает такую реакцию. Если это ненависть, то она же и ударяет по тебе...