Текст книги "Традиции & авангард. Выпуск № 3"

Сцена четвёртая

Кабинет Психотерапевта – розовые стены, массивный стол-тумба, три красных кресла (обивка из искусственной кожи местами сильно потрескалась, кое-где даже виден жёлтый поролон набивки), в углу возле окна – массивный вентилятор на металлической ноге. На столе – фигурка роденовского «Мыслителя», тюбик с клеем и электрическая точилка в виде гориллы, в рот которой нужно вставлять карандаш.

Андрей сидит в кресле напротив стола. Психотерапевт – седовласый мужчина, поразительно похожий на известного американского кинорежиссёра – сидит на офисном стуле за столом. Андрей и Психотерапевт смотрят друг на друга.

Андрей. А зачем вам эта горилла? Не вяжется с «Мыслителем».

Психотерапевт. Это точилка. Для карандашей.

Андрей. Так у вас же нет карандашей!

Психотерапевт. Когда-нибудь появятся. По крайней мере, я на это надеюсь.

Короткая пауза. Андрей вытирает ладони о колени. Психотерапевт молчит, смотрит на Андрея и улыбается.

Андрей. Ну… я так понимаю, мне нужно что-то говорить о том, как я себя чувствую?

Психотерапевт. Нет. Раздевайтесь.

Пауза. Андрей смотрит на Психотерапевта. Тот молчит и улыбается.

Андрей. Это настолько необходимо?

Психотерапевт. Абсолютно.

Андрей. А зачем?

Психотерапевт. Меня интересует ваш габитус.

Андрей. Что, простите?

Психотерапевт. Габитус.

Андрей. Я не знаю, что это такое.

Психотерапевт. Вам и не надо.

Короткая пауза.

Психотерапевт. Ну же! Раздевайтесь.

Андрей. Ладно.

Андрей медленно снимает с себя свитер, майку.

Андрей. Брюки тоже снимать?

Психотерапевт. Конечно.

Андрей садится в кресло, снимает туфли, потом брюки, за ними – голубые трикотажные панталоны. Встаёт в трусах и носках.

Психотерапевт. Всё, всё снимайте.

Андрей. И трусы?

Психотерапевт. Естественно. И носки тоже.

Андрей. А вы точно психотерапевт?

Психотерапевт широко улыбается. Андрей снимает носки.

Психотерапевт. Хорошая шутка.

Андрей. В каком смысле?

Психотерапевт. Ну как же! Мем такой.

Андрей. Что такое мем?

Психотерапевт. Вы серьёзно?

Андрей. Ну я правда не знаю!

Короткая пауза. Андрей стоит в трусах. Психотерапевт встаёт из-за стола, подходит к вентилятору, включает.

Психотерапевт. Давайте, давайте. Быстренько.

Андрей снимает трусы, кладёт их поверх остальной одежды. Стоит, прикрывая причинное место ладонями.

Психотерапевт. Руки по швам.

Андрей подчиняется, но вряд ли с большой охотой. Психотерапевт несколько раз обходит Андрея по кругу, внимательно разглядывая и время от времени утвердительно кивая.

Андрей. Когда можно будет одеться?

Психотерапевт. Через минутку.

Психотерапевт делает ещё один круг.

Психотерапевт. Неплохая фигура.

Андрей. Что, простите?

Психотерапевт. Одевайтесь.

Андрей одевается, торопясь.

Психотерапевт. Курите?

Андрей. Нет.

Психотерапевт. И не пробовали?

Андрей. Не пробовал. Не вижу смысла дышать дымом.

Психотерапевт. Да, вы правы. Это глупо.

Андрей натягивает свитер. Психотерапевт садится на своё место за столом.

Психотерапевт. Я закурю, вы не против?

Андрей. Ну… курите.

Психотерапевт вынимает из внутреннего кармана пиджака пачку сигарет и спички. Вынимает сигарету, отправляет в рот, чиркает спичкой, закуривает.

Психотерапевт. Вообще-то я трубку курю. Но сегодня забыл её дома. Пришлось зайти в магазин и купить эту дрянь.

Пауза. Андрей молча смотрит на Психотерапевта, тот курит, стряхивая пепел прямо на стол.

Психотерапевт. А теперь давайте поговорим.

Андрей. А что осмотр моего?..

Психотерапевт (перебивая). Габитуса?

Андрей. Да. Его.

Психотерапевт (разгоняя рукой дым). Это вас не должно волновать. Габитус и габитус – хрен с ним, да?

Андрей. Ну… не знаю.

Психотерапевт. А я знаю.

Короткая пауза.

Психотерапевт. Ну – рассказывайте!

Андрей. О чём?

Психотерапевт. Что у вас стряслось, зачем вы ко мне пришли – всё вот это вот. Все ваши проблемки.

Пауза. Андрей смотрит на Психотерапевта. Тот бычкует окурок прямо о поверхность стола, вынимает следующую сигарету, отправляет в рот, чиркает спичкой, закуривает.

Андрей. Ладно.

Очень длинная пауза.

Андрей. Вот знаете – говорят: «Будь собой». Я постоянно это слышу – и вижу. Даже на майках такое пишут – «Будь собой». А «собой» – это кем? Кто этот другой «я», которым так необходимо быть? Получается, что – якобы – есть некий «настоящий я», которым я нынешний не являюсь. А где найти этого «настоящего»? Где его откапывать? И как, если вдруг откопал, понять, тот ли это «я» или же опять поддельный? И есть ли вообще какой-нибудь «я» в принципе? Если всё то, чему я за жизнь научился, слушая других людей, не моё, то что тогда моё? Чистое, ничем не замутнённое животное состояние? Но зачем, если я – человек? Если я – сумма всех тех людей, которые в меня вложились? Даже тупо биологически я – половинка мамы, половинка папы. Ну я про ДНК, вы же знаете. Но чёрт бы с ней, с биологией. Меня сейчас больше личность волнует. Получается, что я – это некая мозаика из кусочков других людей, которые, в свою очередь, тоже такие же мозаики из кусочков следующих других людей – и так далее. Всё вот здесь (Андрей стучит себя указательным пальцем по лбу) – чужое. Ничего моего, кроме мяса, жира и костей. Да и те как будто бы в аренду взяты. Как в таком случае быть собой? Где мне взять мою подлинную личность?

Пауза. Психотерапевт, глядя на Андрея, закуривает третью сигарету, предварительно забычковав окурок предыдущей прямо о поверхность стола.

Психотерапевт. Это вас на самом деле настолько волнует?

Андрей. Ну… да.

Короткая пауза.

Психотерапевт (широко улыбнувшись). Да расслабьтесь вы! Нет никакой личности. Ни подлинной, ни фальшивой.

Андрей. Подождите, но…

Психотерапевт (перебивает). Нашли мне тоже проблему! Шелуха это всё, мой дорогой. Шелуха! Вот так вот (Психотерапевт смахивает рукавом со стола сигаретный пепел) – вжух! – и нет ничего. Как и не было. Просто не думайте об этом. Это вообще неважно. Мало ли в жизни глупых фраз, написанных на дурацкой одежде! Из-за всех париться, что ли?

Андрей. Ну а как же?..

Психотерапевт (снова перебивает). Да никак. Вот честно.

Андрей открывает рот, порываясь снова что-то сказать, но Психотерапевт поднимает указательный палец и делает им «а-та-та!». Андрей закрывает рот.

Психотерапевт. Давайте, говорите истинную причину вашего ко мне прихода.

Андрей. Но я же только что…

Психотерапевт (в третий раз перебивает). Разногласия со второй половинкой?

Андрей смотрит на Психотерапевта вопросительно. Тот улыбается.

Психотерапевт. У вас кольцо на правой руке. Но вы точно не левша. Значит, сняли с левой, но совсем убрать побоялись – и надели на правую. Не совсем разрыв, но конфликт. И не обязательно внешний. (Помедлив.) Давайте – рассказывайте.

Короткая пауза.

Андрей (вздохнув). Она меня душит. Не в буквальном смысле, конечно, а… Ну, вы понимаете.

Психотерапевт кивает.

Андрей. Заставляет шапку дурацкую носить.

Психотерапевт. Так не носите. «Потеряйте» где-нибудь. Что вы как маленький!

Короткая пауза. Андрей смотрит на Психотерапевта. Тот улыбаясь, курит очередную сигарету.

Андрей. Подозревает меня во всяком.

Психотерапевт. В чём?

Андрей. Ну… например, что я – не тот, за кого себя выдаю.

Психотерапевт. А вы – тот?

Длинная пауза. Андрей не смотрит на Психотерапевта, вращает пальцами левой руки кольцо на безымянном пальце правой. Психотерапевт, уже не улыбаясь, курит.

Андрей. Понимаете, так сложилось…

Психотерапевт. Как?

Андрей. Мне пришлось – по некоторым причинам…

Психотерапевт. Пришлось что? Перестаньте титьки мять – говорите уже!

Андрей. Пришлось сменить имя, фамилию, переехать в этот город – из родного, который за тысячу километров отсюда. Разорвать все связи, сжечь все мосты, уничтожить…

Психотерапевт (перебивает). Я понял, достаточно метафор. Вы мне скажите – зачем? Что вас побудило пойти на такой радикальный шаг? Или кто?

Длинная пауза. Вентилятор гоняет по кабинету сизый дым.

Андрей. Нина.

Психотерапевт. Нина?

Андрей. Ага. Нина Калякина.

Затемнение.

Сцена пятая

Ночь. Купе плацкартного вагона. На правой нижней полке спит, издавая исполинский храп, огромный мужчина с высоко выдающейся круглой горой живота. На левой – ворочается женщина лет пятидесяти. На левой верхней – мёртвым сном спит неопределённого возраста мужчина – он лежит прямо в одежде на голой полке, без матраса, подушки и белья, его ступни в чёрных носках выдаются далеко в коридор. На правой верхней – Нина Калякина. Она лежит в одежде под простыней, смотрит вниз, шмыгает носом.

Женщина с левой нижней полки не выдерживает, садится, несколько секунд сидит, потом находит ногами тапки, надевает их и уходит, прихватив со столика кружку. Нина в это время спускается со своей полки и садится на нижнюю – рядом с заливисто храпящей тушей.

Нина больше похожа на девочку, чем на взрослую женщину, – миниатюрная, с мягким детским личиком и длинными светлыми волосами, двумя прямыми потоками ниспадающими Нине на едва заметную грудь. Нина одета в свитер грубой вязки, явно на три размера больше нужного, обтягивающие голубые джинсы, розовые носки с красными сердечками. Она то и дело вытирает нос рукавом свитера. Заметно сутулится.

Возвращается женщина с нижней левой полки, садится, ставит кружку с кипятком и чайным пакетиком в нём на столик.

Нина. Тоже не спите?

Женщина (помедлив). Поспишь тут! С такой музыкой.

Нина. А мне обычно ничего не мешает, а вот сегодня не получается спать. Так-то я люблю поспать. И поесть люблю. А сегодня ни спать, ни есть – ничего не могу.

Короткая пауза.

Женщина (не выдерживает). А что так?

Нина. Понимаете, совершенно внезапно нашёлся мой Вадик, про которого я десять лет ничего не знала. И так, знаете ли, странно нашёлся!

Женщина. Как странно?

Нина. Открываю я вчера утром фейсбук – ну, ленту полистать – и чуть ли не сразу вижу фотографию Вадика. Я – честно – улетела просто. Не знаю, то ли обморок, то ли ещё что. Может, воздух закончился – ну, кислородное голодание, знаете же?

Женщина кивает.

Нина. Ну вот. Как только в себя пришла, начала думать, что, может, показалось или перепутала, обозналась. Но нет! Представляете, читаю под фото – «Я и мой старый друг Вадик». Я – это Гоша, мы с ним в друзьях на Фейсбуке, он даже какой-то мой дальний родственник, троюродный, что ли, не знаю. Неважно. Главное – Вадик! Точно – Вадик! Постаревший, бороду отрастил, но Вадик!

Женщина. Борода сейчас модно.

Нина. Да хер с ней, с бородой. Не в бороде же дело.

Нина вдруг начинает рыдать, уткнувшись лицом в рукава свитера. В это время к женщине с левой нижней полки подсаживается другая, удивительно на неё похожая – такая же белая майка с короткими рукавами, такие же спортивные голубые штаны, такая же причёска, даже комплекция та же самая. В руках женщина держит такую же кружку с кипятком и пакетиком чая в нём. Первая женщина кивает подсевшей, та отвечает таким же кивком.

Нина, нарыдавшись, вытирает лицо рукавами, после смотрит на женщин.

Нина. А вы кто? Её сестра, что ли?

Первая женщина. Нет, она моя сотрудница.

Вторая женщина. Да, мы вместе работаем.

Нина. Вы так похожи.

Женщины переглядываются.

Первая женщина. Да вроде нет.

Вторая женщина. Я гораздо моложе.

Первая женщина. Как раз на десять лет.

Нина (всхлипывая). Я думала, он умер. Он же просто пропал, понимаете? Вышел из дома вечером и назад не вернулся уже. Его даже искали. Как настоящего потеряшку. Объявления по всему городу висели. А он, оказывается, в другой город сбежал. Сволочь.

Вторая женщина. Но ведь живой же!

Нина. Живой (всхлипывает), красивый такой. Почти совсем не изменился.

Первая женщина. Это вы к нему сейчас едете?

Нина. Конечно! Да я через пять минут полезла свободные билеты искать, даже из постели не вылезая. Да, пусть верхняя полка, пусть у туалета. Какая разница, господи…

Нина шмыгает носом. Мужчина с левой верхней полки переворачивается и свешивает голову вниз.

Мужчина. У меня тоже такое было. Брат в пятнадцать лет из дома ушёл, так его только через двадцать лет в дурке на Дальнем Востоке нашли: мать по телевизору увидела и узнала. Там репортаж как раз про эту дурку был, так брата мельком показали – всего на секунду. А мать узнала. Материнское сердце всё-таки. Не хер собачий.

Первая женщина. И что ваш брат? Вернулся к родителям?

Мужчина. Вернулся, да. Мы с батей съездили и забрали. Ну и сдали снова в дурку, только уже в нашу.

Вторая женщина. Зачем же снова в дурку? Жестоко как-то, как по мне.

Мужчина. Ну а куда его, если он совсем дурак? Врачи говорят, ему где-то сильно голову отбили, вот он и стал такой – слова забыл, никого не узнаёт и только и делает, что под себя ходит. Мать старая, батя тоже, у них сил таких нет уже, чтобы за ним круглые сутки смотреть.

Первая женщина. А вы что же?

Мужчина. А что я? У меня своя семья, дети – мальчик и девочка. Работа. И живу я в другом городе. Вот еду как раз от родителей.

Нина. Да замолчите вы со своим братом! Никому он не интересен, дурак ваш.

Вторая женщина. Ну почему же… Тоже ведь человек.

Нина. Да потому! Он – не Вадик.

Первая женщина. А что, ваш этот Вадик – такой особенный, что ли?

Нина. А вот именно такой – самый особенный. Вы его просто не знаете.

Мужчина (отворачиваясь к стенке). Обидно вообще-то.

Вторая женщина. Ну вот, зря человека обидели.

Нина. Не маленький, переживёт.

Короткая (и неловкая) пауза.

Нина. Вадик, когда в университете учился, в морге подрабатывал, например.

Туша, рядом с которой сидит Нина, перестаёт храпеть.

Туша (оставаясь в том же положении). Ну, я в морге работаю, например. Всю жизнь почти. Что тут такого?

Нина. Так это вы! Вы же не Вадик, на библиотекаря не учились, у вас, наверное, и образования высшего нет.

Туша. Как это нет? Есть. Шесть лет в мединституте, потом ординатура…

Нина (перебивает). Да спите вы дальше, не о вас речь!

Первая женщина (Туше). А вы правда, что ли, в морге работаете?

Туша. Стал бы я вас такими вещами разыгрывать!

Вторая женщина. Сейчас всякие люди бывают.

Туша. Я не такой. Я на самом деле патологоанатом.

Первая женщина. Это вы, что ли, трупы режете?

Туша. Вскрываю. Но чаще, конечно, биопсийный материал исследую.

Нина. Это вообще неинтересно и даже мерзко.

Туша. Вот как раз на конференцию детских патологоанатомов еду.

Нина. Господи! Гадость же!

Мужчина на верхней полке снова поворачивается и свешивает голову вниз.

Мужчина. А мне вот интересно. Это вы, получается, если кого прибьют, находите у человека внутри, как он умер?

Туша. Нет. Этим судмедэксперт занимается.

Короткая пауза. Нину трясёт.

Первая женщина. Сейчас столько людей каждый день погибает, ох!

Вторая женщина. И не говори. Особенно молодёжь – зацеперы эти, или как их.

Первая женщина. А ещё руферы. Залезут на крышу, потом дворнику подметай их мозги с асфальта.

Мужчина. У меня у знакомого сын полез на вышку электрическую селфи делать.

Вторая женщина. Ох ты господи!.. Током убило?

Мужчина. Не. Просто свалился.

Первая женщина. Насмерть?

Мужчина. Ясный пень. Тринадцать лет пацанёнку.

Нина резко встаёт.

Нина (страшным мужским голосом, очень громко). ЗАТКНИТЕСЬ УЖЕ, СУКИ!!!

Мужчина на верхней полке отворачивается к стенке. Вторая женщина хватает свою кружку и убегает. Первая женщина бормочет что-то очень похожее на «больная какая-то на голову», заползает под одеяло, отворачивается к стенке.

Нина стоит, как и стояла, громко шмыгая носом.

Через несколько секунд раздаётся заливистый храп с правой нижней полки.

Затемнение.

Сцена шестая

Утро. Спальня Андрея и Варвары. Андрей лежит в постели, Варвары рядом с ним нет. Андрей изучает потолок.

Входит Варвара. На ней – пушистый банный халат голубого цвета. На голове – тюрбан из пушистого голубого полотенца.

Варвара. Чего валяемся?

Андрей. Не знаю. (Помедлив.) Заболел.

Варвара. Опять не хочешь никого видеть?

Андрей. Горло болит. И голова.

Варвара подходит к Андрею, трогает его лоб тыльной стороной ладони, после прикасается ко лбу губами.

Варвара. Горячий. Или мне кажется. Сейчас схожу за градусником – и узнаем точно.

Варвара поспешно выходит. Андрей тихонько напевает: «Градусник, грАдусник, градуснИк!» на мотив старой советской песни «Бабушка рядышком с дедушкой», изучая потолок.

Возвращается Варвара.

Варвара. Так. Зажми его под мышкой и жди, когда запикает. Я сейчас приду.

Варвара отдаёт Андрею электронный градусник. Андрей зажимает его под мышкой. Варвара выходит.

Андрей (на мотив песни «Бухгалтер, милый мой бухгалтер»). Подмышка, потная подмышка! Градусник в ней торчит, как… (Помедлив.) Не знаю, короче, как что торчит, но торчит.

Андрей откидывает одеяло. Под одеялом он в полосатой пижаме, в носках. Некоторое время лежит раскрытый.

Андрей. Нет. Так слишком холодно.

Андрей стягивает пижамные штаны, бросает на пол, за штанами следуют носки. Накрывается одеялом.

Андрей. Вроде получше.

Андрей лежит так некоторое время.

Андрей. Или нет.

Варвара (из другой комнаты). С кем ты там разговариваешь?

Андрей. С мертвецами.

Варвара. С кем?

Андрей (громче). С мертвецами!

Варвара. В смысле?

Андрей. В прямом. Ко мне пришли духи моих предков, говорят – пошли, мол, с нами, юноша.

Варвара. Андрей, ты меня пугаешь!

Андрей. Я сам себя пугаю.

Короткая пауза.

Варвара. У тебя точно температура. Градусник не пикал ещё?

Андрей. Ещё не пикал.

Варвара. Скажешь, когда запикает.

Андрей. Скажу, когда запикает. И когда не запикает, тоже скажу.

Варвара. На работу ты сегодня не идёшь.

Андрей. Ну ма-а-ам! У нас сегодня контрольная!

Варвара. Это хорошо, что шутишь. Значит, всё не так плохо.

Пикает градусник.

Андрей. Запикал!

Варвара возвращается в спальню. На Варваре – строгий костюм (пиджак и юбка), колготки, тёплые носки. Волосы у Варвары ещё влажные.

Варвара. Дай сюда.

Андрей отдаёт градусник.

Варвара. Ну что ж. Тридцать девять и три. Не смертельно, конечно, но хорошего мало.

Андрей. А вдруг смертельно?

Варвара. Скорую вызвать?

Андрей. Не надо.

Варвара. То-то же. Лежи и не рыпайся. Сейчас горячего питья тебе сделаю.

Андрей. Мне, пожалуйста, варенья малинового.

Варвара. Ещё чего. Аспирин шипучий будешь пить.

Андрей. Не хочу аспирин. Хочу варенья.

Варвара. Ну-ну, покапризничай. Ребёночек.

Варвара выходит. Шумит наливаемой в чайник водой, зажигаемым газом, через несколько секунд – феном.

Андрей. Вот знаешь, Варь… Мне сорок лет. Ещё десять… ну хорошо, двадцать лет активной жизни, а потом что? Потом, Варя, пенсия. И вот что я буду делать на пенсии? Ходить в парк и голубей батоном кормить? Или в домино во дворе с другими стариками резаться? Я не хочу быть старым, Варя. Я и молодым толком не успел побыть. Только-только приготовился, а тут – бац! – и тридцатник. И если вот эти десять лет, с двадцати и до тридцати, катились со средней такой скоростью, с терпимой вполне, то те, которые с тридцати и до сорока – я же даже толком не поздоровался с ними. Шмыг! – и нету. А начнёшь вспоминать, что было за эти десять лет, так вдруг оказывается, Варь, что ничего-то и не было. Я-то думал – другой город, другое имя, другая, можно сказать, личность. Думал, что вот сейчас я начну жить по-настоящему – и никакая тварь из прежней жизни мне не будет мешать. А что в итоге? Библиотека, дом, библиотека, дом. Библиотека, дом, ты. А знаешь, что пугает больше всего, Варь? Что следующие десять лет просвистят мимо со скоростью света, а я даже рта раскрыть не успею. Почему ж так в жизни устроено, что чем ближе к могиле, тем скорость выше? Я думал, что вот стану старше – разберусь наконец с тем, кто я такой на самом деле, как раз будет время, но времени почему-то нет, и сил нет, и меня, как выясняется, тоже нет. Чувствую себя пустой коробкой. Коробка же сама по себе нужна для того, чтобы в неё что-то складывать, ведь так? Чтобы в ней что-то хранилось, что-то ценное или не очень. А во мне ничего нет. Не положили? Или так и надо, чтобы ничего не было? (Помедлив.) И мало мне того, что будущее у меня такой себе расцветки, так ещё и призраки прошлого, так сказать. Гоша этот. Конечно, я его узнал. Не сразу, но узнал. Панцирь он себе неслабый такой из жира нарастил, щёки как яблоки, но глаза те же самые. Те же самые колючие глаза. Как будто бы он постоянно над тобой посмеивается про себя. Превосходство такое, знаешь. Я так старательно всё это забывал, а он…

Шум за пределами спальни стихает. Через несколько секунд в спальню входит Варвара, в руках у неё – кружка с чем-то горячим. Волосы у Варвары уже сухие. Варвара подходит к Андрею, тот садится, опираясь спиной на подушку, принимает кружку из рук Варвары, осторожно отпивает.

Варвара. Чтобы выпил всю. Твоим я позвоню, предупрежу. Врача тоже вызову.

Андрей. Не надо врача.

Варвара. А больничный как же?

Андрей. Один день можно. Тем более у меня отгул в запасе.

Варвара. А если не один день?

Андрей. Ну, тогда вызовем врача. Или сам в поликлинику схожу.

Варвара. Я тебе схожу!

Короткая пауза. Андрей дует на горячее, отпивает по глоточку.

Варвара. С работы сегодня приду пораньше. А ты постарайся заснуть сейчас.

Андрей. А если я не хочу?

Варвара. Без «если». Надо. (Помедлив.) Шапку нормальную не надел, вот тебе и результат.

Андрей. Мне не нравится эта шапка.

Варвара. Ты же говорил, что нравится.

Андрей. Да, нравится. Но не на мне.

Варвара. Ты что, отказываешься от моего подарка? Который я своими руками для тебя сделала?

Андрей. Я не отказываюсь.

Варвара. А что ты делаешь?

Андрей. Болею.

Короткая пауза. Варвара смотрит на Андрея. Тот пьёт.

Варвара. Ладно. Спишем на болезнь.

Андрей кивает.

Варвара. Так. Я побежала. Есть захочешь…

Андрей (перебивает). Не захочу.

Варвара. Если захочешь, то в мультиварке пюре с котлетами – разогреешь.

Андрей. О’кей.

Варвара. Всё. (Целует Андрея в лоб.) Поправляйся.

Варвара выходит из спальни, шуршит верхней одеждой, вжикает молниями на сапогах.

Варвара. Пока!

Андрей. Пока.

Хлопает входная дверь.

Андрей. Поцеловала в лоб, как будто я в гробу уже.

Короткая пауза. Андрей допивает, ставит кружку на пол.

Андрей. И шапка эта. Как ты не понимаешь, Варь, что шапка эта теперь – всё? В прошлом шапка.

Андрей отворачивается к стене, напевая что-то вроде «Созрели сопли в носу у дяди Вади», и засыпает.

Затемнение.