Текст книги "Традиции & авангард. Выпуск № 3"

Он хотел шагнуть вперед, но появилась преграда. Шум белой воды утих, и, посмотрев на горизонт, где висело словно вырезанное для детской аппликации багровое солнце, Николя понял: река замерзает от дыхания Борея. Волны и пена застывали мгновенно, образуя еще более сказочный, чем вначале, пейзаж.

– Я тебя не оставлю! – крикнул Николя, преодолевая скованность, и сделал несколько шагов вперед. Но мост стал рушиться, падать вниз, не оставляя надежды на спасение… Изогнувшись всем телом, Николя совершил последний прыжок… И очнулся на полу, около разбитой тарелки и перевернутого табурета.

Рядом стояла Фрося в шелковой комбинации, доставшейся ей в наследство от матери, и держала в руках подсвечник.

– Опять электричество отключили, – бормотала она. – Ты упал во сне, да?

Фрося помогла ему встать и проводила до софы, где он забылся до следующего дня.

На звонки Короля-Эльдара Николя перестал отвечать, потому что не хотел врать и оправдываться, а Фрося, когда ее спрашивали, лукавила, что сосед по квартире регулярно пишет контрольные и доклады. Такой вот верной подругой оказалась.

Пытаясь развеселить Николя, Фрося купила диск с арабскими мелодиями, и теперь, лазая на сайте в поисках возлюбленного, он напевал. Особенно Николя понравились персидские и турецкие напевы, в них было что-то дикое, вращающееся, как в белой реке из сна.

– Тебе костюм для танцев принести? – обмолвилась Фрося, уходя на работу.

– Было бы круто, – ответил Николя.

– Почему ты хочешь его найти? У него может быть другая семья, девушка или мужчина! Он может оказаться плохим человеком.

– Нет! Никогда так не говори! – Николя вскочил и погрозил ей пальцем. – Никогда! Это моя судьба. Я знаю!

Фрося пожала плечами:

– Что ты нашел в мужчинах?

– А что ты нашла в женщинах? – парировал Николя.

– Только женщина по-настоящему понимает другую женщину и доставляет ей удовольствие…

– Вот ты и ответила на свой вопрос.

За окнами падал снег, Ставрополь окутывала белая вуаль, а влюбленные все никак не могли отыскать друг друга.

Настенный календарь был исписан. Каждый день поиска Николя вычеркивал и оттого точно знал, что прошло шесть недель и четыре дня с той встречи на коричневой остановке. Он ел печенье, купленное в ларьке у дома, и запивал его кофе.

На сайте в папку «Входящие» набилось несколько сотен сообщений: одни геи глумились над его паранойей, другие давали бесполезные советы. Перечитав послания, Николя отметил, что не обращался только к одному парню, указавшему подходящий возраст. На его аватарке было фото старца с бородой – совершенно непривлекательное для знакомства. Наверняка это очередной извращенец, а возможно, педофил.

Точно не «тема», решил Николя, но все-таки отправил сообщение, такое же, как и всем:

«Привет! Я ищу парня. Мы виделись только раз. Он помог деньгами».

Окошко на сайте мигнуло, и местный интернет со скоростью улитки потащил сообщение собеседнику. Прошло несколько минут, Николя закрыл глаза, а когда открыл, то прочитал ответ:

«Привет! Здесь все ищут парня. Если он еще и с деньгами, то это – подарок».

Николя подумал, что про него знает уже весь гей-сайт и кто-то шутит, поэтому написал:

«Не придуривайся!»

Собеседник прочитал это и прислал ему смайлик, который пил кофе:

«Ты сейчас пьешь кофе?»

«Да», – ответил Николя.

«Зачем ты искал того парня?»

«Потому что полюбил его с первой секунды, как увидел, хотя не сказал ему ни слова. Я не могу жить без него. Думая о его глазах, я забываю о сигарете, и она обжигает мне пальцы», – признался Николя.

«Что бы ты сказал ему, если бы нашел?»

«Я его не нашел».

«Ты ведь хотел спросить про погоду?»

Николя едва не грохнулся в обморок, ведь он действительно хотел спросить о погоде. Но вдруг это розыгрыш? Это кто-то специально врет, чтобы свести его с ума.

«Когда мы встретились, было солнечно».

Он написал заведомую ложь.

Собеседник на это ничего не ответил и скрылся из сети. Окошко перестало мигать зеленым, отключилось.

Николя не находил себе места. Он метался по квартире, приплясывал, затем разбросал подушки, упал в кресло и заплакал. Это были слезы надежды, которая появилась и пропала, словно парус на горизонте.

Несколько часов он просидел у компьютера, а когда окошко на сайте зажглось, бросился к электронному посланию, постукивая костяшками пальцев по поверхности стола.

«У меня интернет вырубило, – сообщил ему «дед с бородой», а затем добавил: – Врешь ты все про погоду! Был ураган, ливень и омерзительный ветер».

«Дай мне номер телефона!» – потребовал Николя, который решил не отступать и выяснить, кто перед ним.

Заветные цифры были вписаны в чистую тетрадь. Николя ощутил опьяняющую, ни с чем не сравнимую радость: это Захар! Захар!

Созвонившись, они договорились встретиться на следующий день в сквере у драмтеатра, где стоит памятник Лермонтову.

Утром моросил дождь. Открыв окно, чтобы выветрился сигаретный дым, Николя подумал, что вернулось вдохновение: ветвистые каштаны приветствовали его, раскачиваясь под ветром. Николя помахал им рукой, предчувствуя, что жизнь преподносит ему самое сокровенное, для чего, собственно говоря, он и родился.

Собрав по сумкам и карманам мелочь, Николя спустился по ступенькам. Он не стал пользоваться лифтом, за которым закрепилась дурная слава: каждый день в нем кто-то застревал, часами ожидая пьяных лифтеров и надеясь на спасение.

За углом располагался двухэтажный супермаркет «Мухомор», где можно было купить курицу, специи на соус, зелень и фрукты. Прикидывая, как еще произвести впечатление, Николя выбрал четыре спиральных свечи для подсвечника и ароматические палочки – для создания романтической атмосферы.

Последнее время людей Николя избегал: они стали ему патологически противны, особенно после гоп-компании.

Полная женщина-кассир в красной косынке и красном фартуке посчитала на деревянных счетах, сколько он должен. Такие счеты Николя не видел со времен распада СССР.

– Касса не работает, – объяснила кассир. – И канализация второй день как забита. Бегаем в туалет под кусты.

– Угу, – кивнул Николя, припоминая, что и товар у них не всегда свежий, хотя в городе супермаркет считался неплохим.

– До чего страну довели?! – то ли спросила, то ли уточнила кассир, поправляя красную косынку.

– Ага, – согласился Николя.

– Ты, наверное, еще в армии не был. Там сейчас жуткое насилие и разврат. Недавно мы племянника отправили. Еле живым вернулся. Убивают. Насилуют! Отжимают мобильные телефоны, деньги, еду из дома…

Николя выбежал из «Мухомора» и едва не наступил в кучу дерьма. С подозрением оглянувшись на вход в супермаркет с надписью «Добро пожаловать!», он фыркнул и устремился в свой подъезд.

– Ну вас на хуй, люди, – бормотал Николя. В руках он держал пакет с добычей.

Припоминая разговор с кассиршей, он вздрогнул от омерзения, но совсем не к пышной даме, а к тому, о чем она говорила. Это было правдой.

Дома Николя застал Фросю. Она вытаскивала вещи из стиральной машинки. Светленькая, тощая, в шортиках и топике, Фрося напоминала подростка, который не слушает родителей и сильно пьет.

– Очень хорошо, что ты пришла, – сказал Николя. – Иначе случился бы казус. Собирай сумку и проваливай!

– Нет! Я плачу за комнату! – заерепенилась Фрося. – Компанию шлюх и воров выгнал, и правильно. А меня не смей!

Николя взял Фросю за плечи:

– Я его нашел. Ты меня понимаешь? Сегодня наш первый ужин! Сваливай на неделю, не меньше. Потом созвонимся.

– Э, нет, – ответила Фрося и отправилась на кухню, где варился суп.

– Фрося, мне надо, чтобы ты отчалила! – в отчаянии развел руками Николя. – Ты можешь пойти к подруге.

– Мы расстались! – выпалила Фрося, вытирая слезы. – Эта стерва снова мне изменила!

В другой раз, возможно, он выслушал бы очередную любовную трагедию Фроси, но не сегодня.

– Пожалуйста! – взмолился Николя. – Ты можешь переночевать в баре!

– Ладно. – Фрося уступила. – Приду через несколько дней.

Девушка начала укладывать сумку, бегая по квартире и собирая разбросанные шмотки, для того чтобы уйти и дать другу шанс на счастливую ночь.

Николя решил запечь курицу до золотистой корочки вместе с овощами и фруктами, залив все лимонным соусом и украсив зеленью. Так учила его бабушка Ула. Во время готовки Николя вспомнил Тату. Как немой укор, она являлась ему в снах, веря, что однажды Николя станет вегетарианцем. Николя это чувствовал. Ему всегда становилось неловко и приходилось объяснять несушке, что мясо он ест редко, только по праздникам.

«Главное – кофе и табак», – говорил Николя и гладил во сне обезглавленную курицу. В ответ Тата хлопала крыльями и подпрыгивала на когтистых лапках.

– Ухожу! – Возглас Фроси вернул Николя к реальности.

Через пару минут он посмотрел в кухонное окно: Фрося семенила к остановке с черной спортивной сумкой на плече. Девушка оглянулась и помахала рукой. Николя догадался, что она его не видит, но улыбнулся в ответ. Как-никак, это его единственная настоящая подруга.

Ужин был готов к пяти вечера. Николя почистил медный подсвечник и вставил в него свечи. Особой гордостью была припасенная в кладовке бутылка аргентинского красного каберне совиньон. Она стояла рядом с фужерами, невинными и прозрачными, еще не наполненными виноградной кровью. Насыщенный вкус каберне Николя всегда связывал с летом и ароматом черной смородины.

Что подумает о нем Захар? Николя взглянул в зеркало и беспокойно вздохнул. Волосы, не стриженные много месяцев, прилично отросли. Бледное лицо и бездонный взгляд создавали образ чернокнижника.

Волосы он решил не стричь, а собрать в хвост и украсить лентой.

Зеленые глаза обрамляли тени от бессонных ночей. Николя надел черную шелковую рубашку, впитавшую в себя брызги «Kenzo» – мускус и амбру, новые брюки и кожаный плащ, привезенный братом из Италии.

Дорога до парка занимала около получаса. Ветер ослабел и не раскачивал деревья. Осень уступала свои права зиме. Снежные облака надвигались на Ставрополь, чтобы преобразить все вокруг, прогнать черноту и слякоть.

«Вдруг ничего не получится? Тогда мне не жить», – сказал сам себе Николя.

Страшней всего признаться в своих желаниях. Человек прячет сокровенные тайны от чужих глаз. Николя любил книги и верил им, а не людям. Но сейчас решалась его судьба, а здесь без доверия не обойтись.

Шаги замедлились, как во сне, словно он опять бежал по мосту над белой рекой.

Он узнал Захара издали, его светло-зеленую куртку, которая была явно не по погоде, синие джинсы и цветные кеды. Захар, как и договорились, стоял у памятника Лермонтову. Николя подкрался к нему со спины и с восторженным смехом, не веря своей удаче, хлопнул его по плечу:

– Салют!

– И тебе привет! – ответил Захар.

Николя ничего не знал о человеке, стоявшем перед ним: его возраст, есть ли у него семья, каковы его пристрастия. Он потратил несколько недель, досконально исследовал сайт, на котором собирались геи, чтобы найти его. А сейчас язык прилип к гортани, слова выпорхнули из головы, подобно легкокрылым мотылькам. Захар улыбнулся, сообразив, что происходит с Николя, и предложил:

– Пойдем к тебе. Ты обещал угостить меня ужином! Ты умеешь готовить?

– Я… – только и смог произнести Николя. – Я старался, бабушкин рецепт…

– Ты с бабушкой живешь? – спросил Захар, поддержав Николя, так как тот покачнулся и едва не упал от волнения.

– Нет, – покачал головой Николя и сумбурно начал пересказывать свою биографию.

Ноги вели Николя в правильном направлении, рот не закрывался. Больше всего на свете он боялся, что не понравится собеседнику. Этот страх неимоверно мучил его.

– Не волнуйся, – успокоил его Захар. – Говори все, что пожелаешь, а я буду слушать.

Николя взбодрился и рассказал о маленьком селе над пропастью, о баранах, пасущихся на зеленых склонах, о том, что в их шкуре густой туман сплетает колечки, о жестоких обычаях – «убийстве чести», когда родители лишают детей жизни за незначительные проступки.

– Я уехал из поселка Аврора и живу в квартире. Никто не знает, что я провалил экзамены. Только бабушка Ула догадывается, но молчит, не предает меня.

– У тебя золотая бабушка, – сказал Захар, когда они подошли к подъезду.

– Надеюсь, ты оценишь мою стряпню.

Захар шел за ним следом, поднимался по лестнице и ни разу не кивнул на лифт, услышав о страхе замкнутого пространства.

От волнения руки не слушались Николя, ключ не попадал в скважину замка, и дверь открылась только с третьей попытки. Они вошли в коридор, где горел хрустальный светильник, шесть лилий, отбрасывающий причудливые радужные узоры на стены и потолок.

Николя положил ключи на полку у зеркала и посмотрел на Захара: в зеркальном отражении его лицо выглядело спокойным и уверенным. Невольно Николя поймал себя на мысли, что хочет создать семью.

Захар плавно повернул его к себе и поцеловал. Николя почувствовал пальцы спутника на затылке. Захар был первым, кто сделал это так чувственно и нежно. В его ласковых прикосновениях, в его чарующем запахе Николя мгновенно растворился, слившись с ним в единое целое. Крепкие объятия охраняли от воспоминаний прошлого и спасали от бремени одиночества.

При входе в комнату шелковая черная рубашка улетела прочь. Где-то в коридоре остались куртка и плащ. Захар взял на себя роль ведущего, в его уверенных движениях была искушенность и ритм. Николя не понимал, дышит он или нет, так преобразилось его сознание, наполняясь вихрями золотых энергий. Он услышал горячий шепот Захара: «Иди ко мне!» – и упал в постель, не разжимая объятий.

На кухне в подсвечнике стояли девственные свечи, до утра нераспечатанным сохранилось вино, потому что двое любили друг друга, предпочитая чувственное наслаждение грубой земной пище.

Николя проснулся оттого, что позвякивали тарелки и вкусно пахло. Запланированный ужин стал многообещающим завтраком. Захар расхаживал по квартире, соорудив из банного полотенца набедренную повязку. Его мокрые волосы после душа пахли клубникой.

В духовке Николя обнаружил шарлотку.

– Я обожаю готовить, – объяснил Захар, отодвигая стул, чтобы Николя мог присесть.

Новый день озаряли зажженные свечи, предвещая мгновения, когда никто не будет одинок.

Захар признался, что в свои девятнадцать имеет внушительный опыт отношений с мужчинами и с женщинами.

– Бисексуальность – это свобода. Но жить с девушкой под одной крышей я не готов, сейчас мне нужен парень.

Захар говорил спокойно, без всякого пафоса.

Николя, попробовав шарлотку, убедился, что перед ним отличный кулинар.

– Я искал себе пару, – словно читая его мысли, продолжил Захар.

Николя хотелось прыгать и кричать от радости. Красное вино со вкусом черной смородины пришлось весьма кстати. Он, сделав несколько глотков, не удержался от поцелуя, чтобы разделись терпкий сладкий вкус с любовником.

– Мы будем жить здесь. Мы будем жить вечно, – сказал Николя. – Твои родители ведь знают, что ты не такой, как все?

– Нет, – покачал головой Захар. – Они ничего не знают. Мои отношения не были настолько длительными, чтобы отец или мать что-то заподозрили. Обычные знакомства на сайте, короткие встречи. Но меня часто нет дома… Поэтому родные ни о чем не догадываются. Отца убьет известие, что я сплю с мужчинами.

– Моя семья тоже ничего не знает, – признался Николя, ощущая, как вино разогревает кровь. – Брату я рассказал о насилии, но тогда все случилось не по моей воле, а бабушка и отец и вовсе пребывают в неведении.

– А жена брата? – спросил Захар, сверкнув глазами. Он уже неплохо разбирался в родных Николя.

– Лиана? Ей некогда. Заботы по дому, дети… В строгой татарской семье она о таком и не слышала. А у нас в Дагестане геев забивают до смерти.

– Здесь тоже несладко, – заметил Захар. – Я родился и вырос в Ставрополе. Отец – полковник. Мать – врач. Считается, что наша семья достаточно влиятельна. Отец настаивал, чтобы я шел в армию и делал карьеру военного, но я не хочу.

– Чем увлекаешься? – спросил Николя и добавил: – Я читаю книги и по возможности избегаю людей.

– Меня с детства готовили к военной службе. Карате, прыжки с парашютом. Ты знаешь, сколько у меня прыжков? Двести одиннадцать. Первый раз я думал, что потеряю сознание, но отец лично выпихнул меня из кукурузника, отвесив крепкую оплеуху. Я хватался за него и умолял этого не делать.

– Но он бросил?

– Да. Когда я приземлился, отец нашел меня и влепил пощечину. Ему было стыдно, что я испугался. Таким был мой первый прыжок. Затем, в семнадцать, я понял, что хочу увидеть горы. Так начался путь альпиниста.

– Когда ты был в горах последний раз? – спросил Николя.

– Летом побил свой прошлый рекорд в три тысячи метров. От Ставрополя до Эльбруса рукой подать. Мы с приятелями пошли самым сложным маршрутом по северо-западному ребру. Эльбрус – это гора, вокруг которой кружится ветер. Наше снаряжение было тяжелым. Пару дней мы жили на адаптационной высоте. Вдали от городской суеты я не мог уснуть. Вбирал в себя красоту ночного неба. Боже! Там такие огромные звезды! Они так близко, что кажется, будто ты паришь, оторвавшись от земли. Через десять дней я стоял на вершине.

– Это же более пяти тысяч метров!

– Да, так и есть.

– А я искал тебя. Не находил покоя. Никто не говорил твой телефон.

– Клоп предупредил, чтоб не связывался. Сказал, что у тебя дома оргии и бесконечные попойки.

– Вот засранец! – разозлился Николя.

Захар ухаживал за партнером, подливая в его бокал каберне, словно они сидели не на кухне, где стол покрывала клеенчатая скатерть, а в дорогом ресторане. Николя нравилась роль слабого, нуждающегося в заботе. Он понимал, что хочет быть заключенным в объятия, чтобы его не отпускали от сердца, в котором столько огня и боли.

Через три дня позвонила Фрося, и Николя обрадовался возможности поделиться счастьем.

– Ты представляешь, – перебил он ее, – у нас была волшебная ночь! А за ней еще одна, и еще… мы решили жить вместе! Это такая страсть! Я ждал эту любовь долгие годы, годы одиночества, страха и ненависти. Захар, как и я, обожает литературу и музыку. Он прыгает с парашютом!

– Наверное, после жаркой ночи, когда он пригласил тебя сесть рядом, ты ответил: «Нет, спасибо, я постою», – съехидничала Фрося.

– Не болтай, – прикрикнул Николя. – Можешь возвращаться в свою комнату, когда пожелаешь.

– Я нашла работу с проживанием, – сказала Фрося. – Заеду и заберу вещи на днях. Счастливо вам оставаться, голубки!

И она положила трубку.

Захар проведал родителей, объяснил, что отправляется в горы, взял паспорт и ушел из дома. Он занимался профессиональным альпинизмом, поэтому отец и мать поверили – отпустили сына со спокойной душой. А Захар ушел к Николя.

Вместе они прожили три недели, полные любви и неги. Софа обрела вторую жизнь, переродилась и начала забывать о беспокойных жильцах, некогда ломавших ее пружины.

Это было счастливое время, когда наслаждение друг другом достигло апогея и не нужно было беспокоиться о насущном хлебе, о родных или отвечать на неудобные вопросы. Однако наш мир не отличается постоянством, балансирует на грани распада, создает сложности для каждого осмелившегося здесь появиться, а потому утренний телефонный звонок Фроси стал первым тревожным сигналом, предупреждающим об опасности.

– Привет, Николя, – сказала Фрося прерывающимся голосом. – Звонил Король. Он в ярости. Не знаю откуда, но он узнал, что ты нигде не учишься, а деньги, выделенные на учебники и еду, ты тратил на тех, кто проживал у тебя. Меня за то, что не донесла, Король пообещал избить, а с тобой, сказал, разберется позже.

– Где он?! – спросил Николя.

– В Сибири. Приедет через неделю. Хочешь совет? Надо бежать, пока не поздно. Проси помощи у бабушки, она тебя защитит. Пока!

Фрося прекратила разговор, а попытавшийся ей перезвонить Николя услышал, что абонент недоступен. Захар хлопотал на кухне, готовя сметанную подливку для кролика. Услышав звонок, он крикнул:

– Что случилось?

Декабрь был их маем, месяцем тепла и света. Это был декабрь, вернувший веру в чудеса. Но календарь неумолимо показывал первое января, новый этап, завершивший собой дни в их убежище.

Николя описал Захару возможные события, и этот прогноз не предвещал ничего хорошего. После этого ими было принято решение написать письмо. Сидя за кухонным столом, в фартуке, Захар сочинял весточку для семьи. Он не посмел признаться, что помимо женщин у него была связь с мужчинами, а сейчас он встретил любимого человека. Несколько раз он рвал написанное и, не слушая подсказок Николя, твердо повторял слова Антона Чехова:

– Краткость – сестра таланта!

В итоге письмо получилось следующего содержания:

Здравствуйте, мама, папа и сестренка!

Я вас люблю и никогда не забуду. Но вы должны понять, что я взрослый и самостоятельный. Я остаюсь жить у друга. Не беспокойтесь обо мне.

Домой не вернусь.

Захар

– Если я признаюсь, что бисексуал, думаю, отец убьет нас, – запечатывая конверт, сказал Захар.

Его растрепанные волосы цвета спелой пшеницы вызывали у Николя такое умиление, что он распустил свои, чтобы больше походить на любовника.

Выпив шампанского, они оделись и отправились на почту. Обоих интересовал вопрос: долго ли будет идти письмо. Почтовое отделение, куда вошли Захар и Николя, отряхивая с зимней обуви снег, было центральным, и работница почты, неприветливая женщина, поскольку заставили работать на Новый год, угрюмо буркнула, что адресат получит конверт не раньше десятого числа.

– Это точно? – спросил Николя.

– Да. Сто процентов! Раньше почтальон не принесет.

Весть о загубленной репутации достигла поселка с серьезным опозданием. О надвигающемся позоре Уле сообщил сосед, приехавший погостить в Аврору из Ставрополя.

Короля-Эльдара в округе уважали, и теперь получалось, что младший брат облил грязью их могущественное семейство и поэтому заслуживает неизбежной смерти.

Криминал высокого уровня всегда был в почете на Руси, еще со времен Соловья-разбойника, а мужеложство жестоко каралось. Ула не знала, как убедить сына помиловать Николя. Она и представить себе не могла, что ее внук спал как женщина с другими мужчинами. Лиана, беременная четвертым ребенком, пыталась утешить Улу и не до конца верила тому, что рассказали о жизни Николя.

Но после Тимура рождались одни девочки, и она не имела права голоса.

На семейном совете, собравшемся в отсутствие Короля, отец, к которому от возмущения частично вернулся голос, принял решение для начала выгнать Николя из квартиры.

– Этот лжец и греховодник мне не сын, – заявил он. – Я его не знаю и знать не хочу. Пусть Король решит эту проблему и сотрет позор с нашего рода. Даже место, где закопают развратника, будет проклято.

– Правильно, – поддержала родственника троюродная тетка, которой Король купил дом и регулярно ссужал деньги. – Избавиться, чтобы имя его забыли! Представляете, какая блажь, я обращаюсь к нему – Насух, а он в ответ: «Меня зовут Николя!» Вот оно – дурное влияние Запада! Николя? Где это видано!

Остальные мужчины клана, присутствующие на семейном совете, согласились с вердиктом отца. Увещевания Улы и слезы Лианы ничем не помогли, и они разошлись по комнатам, убаюкивая детей. Каждая в глубине сердца надеялась на чудо, которое бы спасло жизнь непонятному им, но горячо любимому родственнику.

Когда малыши уснули, Ула прокралась в сарай и позвонила Николя.

– Что же ты натворил! – плакала старая женщина. – Помнишь, в соседнем селе был молодой пастух? Подозрения его дяди хватило, чтобы односельчане набросили удавку на шею пастуха и забили палками. Его труп был так изуродован, что родная мать не узнала. Закопали тело среди камней, без молитвы, ночью! Как ты мог допустить, чтобы про тебя сказали подобное? Поклянись мне, что это ложь! На коленях буду ползать перед твоим отцом, чтобы пощадили!

Ула не замечала, что воротник ее кримпленового платья промок от слез, и все твердила в трубку, чтобы Николя поклялся в том, что никогда не позволил бы мужчине коснуться себя.

– Бабушка, милая, – ответил Николя, глядя с балкона вниз, на сугробы. – Это правда. Все, что тебе сказали, правда! И если меня должны убить, пусть так и будет. Не рви себе сердце. Я тебя очень люблю.

В ответ он услышал нечеловеческий вопль, а затем глухие рыдания, которые Ула пыталась заглушить, кусая рукав своего одеяния.

– Погоди, – сказала Ула, когда вдоволь наплакалась. – Я не знаю Ставрополь, но попрошу, чтобы меня отвезли за покупками. Есть на черный день заначка. Я отдам… Ты беги в Москву. Москва, говорят, большой город, ты сможешь там укрыться.

– Спасибо, бабушка. – Николя почувствовал, что тоже плачет.

– Все будет хорошо, – сказал Захар, обнимая его. – Мы никогда не расстанемся. Так и скажи всем этим людям!

План казался идеальным: паспорта, без которых в России нельзя купить билет на поезд, были на руках. Щедрое предложение бабушки Улы пришлось весьма кстати. Деньги закончились: их истратили на бытовые нужды. Захар последние полгода не работал, а до этого был барменом и собирался поступать в институт на спортивный факультет.

Ждали ее приезда.

Может быть, это Лахесис, средняя из мойр, рисует узоры на замерзшем стекле? Мойры не подчиняются даже богам, утверждал Гомер. Линии и цветы из подлунного мира появляются не просто так. В детстве мы верим, что за этим кроется волшебство.

Как бы там ни было на самом деле, нельзя отрицать, что сверхъестественные силы вмешиваются в дела людей. Сильным даны более суровые испытания, чем слабым. Их учат преодолевать падение. Обогащаясь опытом, души уносят знания в свои следующие воплощения.

Письмо пришло родителям Захара не десятого числа, как обещали на почте, а третьего января.

Захар не зря боялся отца и никогда не говорил ему о своей ориентации. Юрий Натанович Сотников имел звание полковника, прошел несколько горячих точек и отличался довольно свирепым нравом. Его супруга Наталья Федоровна, акушер-гинеколог, нерешительная полная женщина с большими голубыми глазами, пряталась у соседей, если знала, что муж гневается. Она боялась его не только из-за командирского голоса: не раз она становилась свидетелем того, как в доме летала посуда и крушилась мебель. Так Юрий Натанович выражал негодование из-за проступков детей: сына Захара и дочери Ангелины. Бить родных – не бил, но обстановку в квартире меняли три-четыре раза в год.

Прочитав письмо, Юрий Натанович взревел от досады и с размаху стукнул кулаком по обеденному столу, расплескав щи с бараниной на батистовую скатерть. Наталья Федоровна тихонько заплакала и прижала к себе Ангелину. Не обращая на жену и дочку внимания, Юрий Натанович бросился в прихожую к телефону.

У полковника в запасе были связи по всему городу. Поэтому несмотря на хитрость (адрес отправителя был взят Захаром из головы) через полчаса Юрий Натанович уже изучал присланную из милиции бумагу, на которой было написано, по какому адресу последние три недели функционировал мобильный телефон его старшего ребенка. К присланной бумаге прилагалась ксерокопия паспорта Николя, зарегистрированного на данной жилплощади.

Началась осада.

В квартиру постучали, и Николя, решив, что принесли пиццу, пошел открывать. Однако в коридор ввалились незнакомцы – мужчина и женщина. Седовласый мужчина выглядел представительно. Он был в дорогом пальто с меховым воротником. Женщина рядом с ним казалась запуганной и неуверенной. Ее руки дрожали и, пытаясь успокоиться, она сцепила их в замок.

– Где наш сын Захар? – властно спросил мужчина.

– Здесь нет такого, – заплетающимся от ужаса языком пробормотал Николя.

Мужчина оттолкнул его и прошел вглубь. Захара обнаружили за шторой, где он попытался спрятаться.

– Собирайся! Мы едем домой! – приказал отец.

Возразить Захар не посмел. Он молча надел свою легкую куртку, взял шарф Николя, заботливо связанный Улой. Николя едва заметно кивнул, разрешая любимому взять свою вещь.

Оставшись один, Николя почувствовал себя так отвратительно, что зашел в ванную комнату и достал те самые бритвы, которые купил для самоубийства. Горечь потери становилось нестерпимой. Никто не позволит им быть вместе. Не в этом мире.

Николя посмотрел в зеркало и улыбнулся. Нет. Еще не пора. Их чувства слишком крепки. Нельзя уступать тем, кто давно ничего не помнит о настоящей любви.

Захар не сказал ни слова, но в нем была решимость, и Николя надеялся, что он вернется.

Владимир Высоцкий пел о том, что горы покоряют храбрецы. Трусам там не место. Захар несколько лет занимался альпинизмом, и ему не составило труда сбежать с шестого этажа из своей комнаты, где отец запер его для дальнейшего разговора.

Постучав через несколько часов в дверь Николя, Захар показал бутылку коньяка, которую прихватил из дома, спускаясь по простыням, связанным между собой.

– Живем! – подмигнул он.

Электричество в квартире не включали. Сидели тихо. Родители Захара вернулись к ночи и, набрав камней, бросали их в окна Николя. Затем вместе с припозднившимися жильцами они проникли в подъезд и в отчаянии колотили в дверь.

– Где наш сын?! Захар, выходи! Мы не отдадим тебя в гейский притон! Здесь живут извращенцы! Пидарасы!

Юрий Натанович Сотников кому-то звонил и требовал прислать милицейский наряд, чтобы заковать извращенцев в наручники. Наталья Федоровна причитала и плакала.

Покричав несколько часов кряду, родители Захара ушли.

Вещи были собраны. Но не было денег на дорогу.

Николя выставил на продажу через интернет компьютер и телефон – единственное, что имел в наличии. Фрося, узнав о случившемся, решила каждые два часа узнавать новости и, связавшись с бабушкой Улой, передать от нее деньги. Сидели, ждали звонка от Фроси.

Странным было то, что родители Захара внезапно исчезли. Прояснилось все позже, когда Ула позвонила из поселка, спрятавшись в сарае.

– Николя! – сказала бабушка. – Я еле поймала телефонный сигнал. Бегите! Меня не отпускают в город. Доверять никому нельзя. Родители Захара у нас. Они купили в милиции наш адрес, узнали все про нашу семью. Здесь был скандал. Юрий Натанович приехал с автоматом, твой отец схватил ружье, еле развели! Слава богу, Короля нет. Он еще не вернулся из Сибири. Мать и отец твоего парня заявили, что ты – вор и хотел обчистить их дом. Обещали, что посадят. Я умоляла их одуматься, предлагала чай. Больше нам их не задержать, они возвращаются в город…

– А Король-Эльдар когда вернется? – спросил Николя.

– Не знаю. Прощай и береги себя!

Судя по шуму в трубке, бабушку Улу кто-то обнаружил и начал отбирать у нее телефон.

После этого звонка Захар и Николя стали совещаться, что делать. Решили вызвать такси и ехать на железнодорожный вокзал.

Надо сказать, что в Ставрополе такси не приезжает слишком быстро. Ждали почти час. Николя убедился, что около их двери именно таксист, и открыл ему. Это оказалось ошибкой. Отодвинув таксиста, в квартиру ворвались родители Захара. Наталья Федоровна отобрала у Захара паспорт.