Текст книги "Политическая наука №2 / 2014. Трансформации европейского политического пространства"

Гражданское общество в ЕС все еще не сложилось как единая сущность. Также оно не получило доступ ко многим важным сферам управления в Евросоюзе, к примеру финансовой и монетарной политике. Это объясняет то, почему акторы гражданского общества почти не принимали участия в разработке ответа на глобальный и европейский финансовые кризисы. Как показывает автор, в сфере анализа европейского управления наступил период, когда амбициозные гипотезы корректируются, чтобы быть более адекватными инерционной действительности. Это касается и идеи об участии гражданского общества в европейском управлении.

Рассматривая инновационные формы участия в управлении, а также их эволюцию, статья Хайдбредер в то же время избегает делать поспешные выводы о радикальной трансформации всей системы. Напротив, как она утверждает, мы вовсе «не наблюдаем фундаментального сдвига к участию гражданского общества» [Heidbreder, 2012, p. 28].

По-другому взглянуть на эволюцию европейского управления и найти там точки прорыва попыталась последняя рассматриваемая нами статья – «”Макрорегионализация” как новая форма европейского управления: случай Стратегий Европейского союза для региона Балтийского моря и Дунайского региона», написанная Кристин Керн и Стефаном Ганзелем из Университета Агдера.

Основная мысль статьи – в Европе формируется новый уровень управления между уровнем ЕС и национальным. Говорить о формировании нового уровня позволила разработка в последнее время двух стратегий – Стратегии для региона Балтийского моря (EUSBSR, начало в 2009 г.) и Стратегии для Дунайского региона (EUSDR, начало в 2011 г.). С помощью них ЕС начинает прокладывать новый путь для европейского территориального управления, основой которого станет понятие «макрорегион», который определяется как «площадь, включающая в себя территорию различных стран и регионов, связанных общими особенностями или общими проблемами» [Kern, Ganzle, 2013, p. 3]. Сам феномен макрорегионов, в том числе в рамках ЕС, не нов, но то, что в новинку, – так это сам процесс конструирования макрорегионов через инициирование подобных стратегий. Как предполагают авторы, макрорегионы способны дополнить существующую архитектуру многоуровневого управления в Европе [Kern, Ganzle, 2013, p. 4].

Введение стратегий помогает добиться следующего: 1) вносит вклад в политику сплочения и интеграции; 2) поощряет коллективные действия с участием как публичных, так и частных акторов; 3) облегчает имплементацию целей европейских программ по экономическому росту, развитию и инновациям (таких, как «Европа 2020», «Горизонт 2020») на региональном уровне [Kern, Ganzle, 2013, p. 3]. Кроме того, макрорегиональные стратегии уместно рассматривать как меры по борьбе с европейским финансово-экономическим кризисом: они предлагают более удачные механизмы координации дефицитных бюджетных ресурсов.

Регион Балтийского моря включает в себя восемь стран – членов ЕС, а также два внешних государства Северно-Восточной Европы. В Дунайском же регионе 14 стран: восемь государств-членов и шесть внешних стран. Если регион Балтийского моря еще можно рассматривать как в основном внутреннюю стратегию Евросоюза, то Дунайский регион значительно выдается наружу. Также в процессе формирования регион Адриатическо-Ионического бассейна, Альпийский регион и регион Северного моря, которые начали разрабатывать собственные стратегии, вдохновившись примером первых двух регионов [Kern, Ganzle, 2013, p. 3]. Многие авторы даже говорят о макрорегионализации как новой моде в европейской и мировой политике.

Процесс, которому мы являемся свидетелями, часто называют «новым субрегионализмом» в противоположность «старому» (Бенилюкс, Северная Европа). Среди его драйверов – Лиссабонский договор, который ставил целью добиться большего территориального, социального и экономического сплочения, уже упомянутый финансово-экономический кризис, заставивший поднять вопрос эффективного использования ресурсов, а также расширение ЕС, вылившееся в повышение внутренней гетерогенности политии [Kern, Ganzle, 2013, p. 7]. Важно также учитывать биофизические факторы (существование общего пространства региона, которое требует общих действий), растущую экономическую взаимозависимость, общее историческое и культурное наследие и активность субнациональных правительств и акторов гражданского общества, которые преодолевают национальные границы и начинают действовать в масштабе макрорегиона.

Не стоит, однако, считать «макрорегионы» некоей реальной общностью с четкими территориальными границами. Новые регионы являются скорее функциональными, чем территориальными, и в разных сферах сотрудничества регион будет иметь разные границы. Важно также понимать, что регионы, как было показано, не находятся целиком в границах ЕС, и поэтому возникающий феномен не относится исключительно к сфере управления ЕС.

Керн и Ганзель выделяют два основных типа взаимодействия в управлении макрорегионами – горизонтальное и вертикальное. Горизонтальное взаимодействие обозначает контакты между институтами Евросоюза и структурами макрорегионов. В регионе Балтийского моря основные из таких институтов – это Совет государств Балтийского моря (Council of Baltic Sea States) и Хельсинкская комиссия (Helsinki Commission). Что касается Дунайского региона, то он не может похвастаться развитой сетью институтов, а ведь именно их развитость определяет успех региональных стратегий.

Между ЕС и Хельсинкской комиссией наблюдается довольно интенсивное взаимодействие, из которого обе стороны получают выгоды: Комиссия получает возможность влиять на принятие решений в Брюсселе, а ЕС, в свою очередь, может использовать Комиссию как агентство, ответственное за имплементацию законодательства в макрорегионе.

Под вертикальным взаимодействием в управлении макрорегионами авторы подразумевают в первую очередь вовлечение в управление субнациональных правительств и гражданского общества. В новых стратегиях эти акторы получают новые управленческие возможности. Местные правительства, к примеру, могут создавать транснациональные сети, которые станут важными элементами управления макрорегионами. В Регионе Балтийского моря уже действуют такие сети, как Союз балтийских городов (Union of the Baltic Cities) и Сеть по сотрудничеству балтийских метрополий (Baltic Metropoles Network), которые берут на себя задачи имплементации EUSBSR. В Дунайском регионе действует Совет дунайских городов и регионов (Council of the Danube Cities and Regions), однако он не обладает достаточным уровнем институциализированности. Основные задачи подобных сетей – лоббирование интересов в макрорегионах и даже Брюсселе, финансирование общих проектов, а также распространение «надлежащих практик» между членами сети [Kern, Ganzle, 2013, p. 13].

Как показывают авторы, в транснациональные сети объединяются не только города и субнациональные регионы, но также и неправительственные акторы, которые стали особенно активными в регионе Балтийского моря. Эта активность приводит к транснационализации гражданского общества в регионе.

«Так как макрорегионализация выходит за пределы ЕС, – пишут авторы, – многоуровневое управление не ограничивается только государствами-членами» [Kern, Ganzle, 2013, p. 14]. Макрорегионализация оказывается тесно переплетенной с расширением ЕС, Европейской политикой соседства и такими связанными проектами, как «Северное измерение». Последний проект охватывает страны Северной Европы, Балтии, а также Россию и вносит большой вклад в прогресс EUSBSR. Естественно, внешние страны не могут быть в полной мере вовлечены в европейские стратегии, но они, как часть макрорегиона, естественным образом включаются в любой крупный макрорегиональный формат сотрудничества.

Как считают авторы, макрорегионализация идет в духе господствующего тренда транснационализации территориального сотрудничества. Если прогресс будет идти в этом направлении и дальше, мы станем свидетелями образования нового, полноценного уровня управления. Его образование еще больше ударит по государствоцентризму в управлении.

Существуют, однако, и ограничения для подобных изменений. ЕС ясно дал понять, что, несмотря на развитие макрорегионализации, создание новых институтов, парламентов и фондов на «новом уровне» не планируется. Кроме того, пока неизвестно, насколько практика, охватившая в основном северные территории ЕС, сможет распространиться и на остальную Европу.

Образование нового уровня – это, бесспорно, крупный шаг в эволюции МУУ, который, возможно несколько поспешно, авторы провозглашают в своей статье. Причем этот уровень уже на начальной стадии своего зарождения становится центром внимания всех других участников европейского управления – государств, институтов ЕС, гражданского общества, субнациональных правительств и т.п., – каждый их которых видит свой интерес и свое призвание в макрорегиональных стратегиях.

***

Как показывают эти и многие другие публикации по вопросам управления в ЕС, МУУ в Европе, безусловно, развивается и усложняется. Неопределенными, однако, остаются темпы дальнейшего развития: система испытывает воздействие многочисленных тенденций и факторов, одни из которых способствуют углублению многоуровневого принципа в управлении, а другие – ставят этому преграды, стремясь свести все вопросы управления к взаимодействию на одном или максимум двух уровнях управления. Тем не менее европейское желание построить партисипативную демократию выше уровня государства сохраняет свою силу, подкрепляясь надеждами на более эффективное управление после соответствующих изменений.

Принцип эффективности и дальше будет в значительной степени определять вектор развития управления в ЕС. В связи с этим прогресс МУУ, как ожидается, также будет сильно зависеть от господствующих представлений на самом верхнем ярусе многоуровневой европейской политии, а именно от веры институтов ЕС в целесообразность вовлечения акторов на уровнях выше и ниже государства.

Трудности, связанные с кризисными явлениями в мировой и европейской экономиках, с дальнейшим расширением политии и попытками углубить интеграцию возвратили теоретиков неиерархического управления на землю4444
  Показателен в этом плане переход симпатий ученых от идеи «Европы регионов» к концепции «Европы с регионами».


[Закрыть], но все же не похоронили идею как таковую. Механизмы продолжают развиваться и иногда приводят к возникновению таких инновационных феноменов, как становление макрорегионального уровня, онлайн-консультации и даже «выливание» МУУ за пределы границ Евросоюза.

Можно делать разные прогнозы, но остается ясным то, что на новом этапе развития Евросоюзу придется решать фундаментальные проблемы управления – как совместить партисипативность и эффективность, легитимность и гибкое реагирование на кризисы, усиливающуюся дивергенцию и потребности интеграции. Остаются вопросы: каким будет соотношение сил между наднациональными органами, с одной стороны, и национальными правительствами – с другой; будет ли изменен статус отдельных органов и акторов управления (к примеру, консультативный статус Комитета регионов и организаций гражданского общества); будет ли институциализирован в целом неупорядоченный сегодня процесс вовлечения частных акторов в европейское управление; как выстроят свое взаимодействие общеевропейские, национальные, региональные, субрегиональные, макрорегиональные, неправительственные и смешанные акторы в структуре европейского управления будущего?

Литература

Чихарев И. Понятие и основные концепции многоуровневого управления в мирполитическом дискурсе // Вестник Московского университета. Серия 12: Политические науки. – М., 2011. – № 5. – С. 3–16.

Ágh A. The renewal of the EU democracy: From multilevel governance to global governance // Journal of comparative politics. – Ljubljana, 2010. – Vol. 3, N 1. – P. 4–20.

Heidbreder E.G. Civil society participation in EU governance // Living Reviews in European Governance. – 2012. – Vol. 7, N 2. – 42 p. – Mode of access: http://www.astrid.eu/Riforma-de/Studi-e-ri/Heidbreder_lreg-2_2012.pdf (Дата посещения: 04.12.2013.)

Kern K., Ganzle S. «Macro-regionalisation» as a New Form of European Governance: The Case of the Europeans Union's Strategies for the Baltic Sea and the Danube Regions / University of Agder, Department of political science and management. – Kristiansand, 2013. – N 3. – 20 p. – Mode of access: http://brage.bibsys.no/hia/bitstream/URN:NBN:no-bibsys_brage_43712/1/ISLWP2013-3%20(3).pdf (Дата посещения: 04.12.2013.)

Micossi, S. How the EZ crisis is permanently changing EU institutions // CEPR Policy. – L., 2013. – N 65. – 10 p. – Mode of access: http://www.cepr.org/sites/default/files/policy_insights/PolicyInsight65.pdf (Дата посещения: 04.12.2013.)

Quittkat C. and Finke B. The EU Commission consultation regime // Opening EU-Governance to Civil Society: Gains and Challenges / Kohler-Koch B., De Bievre, D., Maloney W. (Eds.). – Mannheim: Univ. of Mannheim, 2008. – 364 p. – Mode of access: http://www.mzes.uni-mannheim.de/projekte/typo3/site/index.php?id=641 (Дата посещения: 04.12.2013.)

Prado, C. de. Global multi-level governance: European and East Asian leadership. – Tokyo: United nations univ. press, 2007. – 260 p.

Schönlau J. The Committee of the Regions in the post-Lisbon EU: Smart, sustainable and inclusive multi-level governance? // European Union at the crossroads: The European perspectives after the global crisis / Ágh A. (Ed.). – Budapest: Together for Europe research centre, 2011. – P. 235–262.

Роль политики в области возобновляемой энергетики в интеграции Европейского союза

А.И. Чурякова

Энергетическая политика и политика в области возобновляемой энергетики являются целью так называемой «гармонизации» политик в Европейском союзе. Роль политики в области возобновляемых источников энергии (ВИЭ) можно рассматривать через принятие Европейским союзом различных законодательных мер в данной области, направленных на достижение целей Европейского сообщества.

Среди причин обращения стран ЕС к возобновляемым ресурсам можно выделить борьбу с изменением климата, уменьшение зависимости от горючих видов топлива и уменьшение зависимости от экспорта, возрастающие потребности в энергии.

Для объяснения процессов унификации национальных инструментов поддержки политики в области ВИЭ продуктивно использовать понятие «европейская политика координации» и теории политической конвергенции.

Координация политики может осуществляться сверху вниз, с уровня ЕС до стран-членов. Так, один из теоретиков, изучающих европейскую интеграцию, А. Херитье [Heritier, 1996, p. 149–167] считал, что координация представляет собой «мозаику из регулирующих политик», при этом чем более строгим является регулирование европейского уровня, тем последовательнее национальные правительства считаются с международными правилами.

В сравнительной политологии исследователи обнаружили множество схожих свойств в политиках стран – членов ЕС. Сравнительные исследования базируются, в основном, на трех различных теориях, которые объясняют сходство европейских политик и их координацию; а именно теории конвергенции политики, диффузии политики и переноса политики. Остановимся более подробно на теории конвергенции. Дрезнер в статье «Глобализация и конвергенция полиции» [Drezner, 1999, p. 53] и Керр в книге «Будущее индустриальных событий: конвергенция или продолжающееся разнообразие» [Kerr, 1983, p. 25] определяют конвергенцию политики как тенденцию усиления сходства политик в структуре, процессах и действиях.

Теория конвергенции применялась к анализу социальной, торговой политики, политики в области здравоохранения и охраны окружающей среды.

Современная теория конвергенции политики выделяет пять причинных механизмов. С одной стороны, конвергенция связана с механизмами, предписывающими политику, основанную на регулировании сверху вниз, – на гармонизации и принуждении. С другой стороны, теория связана с каузальными механизмами, основанными на свободной кооперации. Речь идет о международной коммуникации, регулируемой конкуренции и о независимом решении проблем [Holzinger, Knill, 2005, p. 775]. Эти механизмы представляют особый интерес, поскольку они могут помочь объяснить конвергенцию национальных политик для поддержки электричества из ВИЭ, таким образом можно будет проследить механизмы свободного сотрудничества стран между собой, а также политико-законодательные меры, предписываемые странам – членам Европейской комиссией.

Проанализируем каждый из механизмов. Принуждение возникает тогда, когда какая-либо страна (международный актор) заставляет другую страну осуществлять определенную политику. Страны, которые пытаются навязать определенный политический курс, экспортируют, таким образом, свои ценности и принципы. Страна, которая подвергается принуждению, либо стремится избежать конфронтации с более сильным актором, либо ей обещаны определенные преимущества в случае принятия данной политики. Другие акторы, способные повлиять на национальный процесс принятия решений, практически отсутствуют.

Гармонизация связана с осуществлением политики на национальном уровне, продиктованной международным или наднациональным законодательством. Правительства обязаны подчиняться определенным международным правилам, с которыми они ранее согласились на многосторонних переговорах. Эти обязательства часто связаны с членством стран в международных организациях. При этом национальные правительства передают определенную часть полномочий на наднациональный уровень для того, чтобы решить общую проблему. В случае гармонизации уровень законодательных особенностей определяет эффекты конвергенции.

Третий механизм связан с независимым решением проблем, при котором национальные правительства осуществляют схожие политические курсы независимо друг от друга из-за схожей природы проблем. Конвергенция политики происходит в таком случае случайно и добровольно.

Регулируемая конкуренция возникает из-за возрастающей экономической взаимозависимости на региональном или мировом уровне. Этот механизм ведет к конвергенции, поскольку страны подвергаются давлению конкурентов и адаптируют свои программы схожим образом к существующим условиям. Данный механизм требует также наличия экономической интеграции. Теория конвергенции допускает, что регулируемая конкуренция основана на процессе экономической интеграции внутри ЕС и других регионах мира, что является результатом отмены торговых барьеров, свободного движения товаров, услуг, капитала и рабочей силы. Кроме того, экономические акторы могут сами выбирать место для своего бизнеса с лучшими налоговыми и инвестиционными условиями, что также способствует конвергенции. В свою очередь, и национальные законодатели пытаются создать привлекательные условия для привлечения инвесторов из других стран.

Последний механизм – транснациональная коммуникация – охватывает ряд механизмов, которые ведут к увеличению кросснациональных схожих черт. Среди них можно подчеркнуть так называемое «извлечение уроков» из политических курсов других стран, совместное решение проблем, соперничество и международное распространение политики. Многие из этих механизмов основаны на теории международного сотрудничества, их общим основанием является коммуникация между странами. Нужно отметить, что коммуникация между акторами играет важную роль также и в случае гармонизации и регулируемой конкуренции. Однако в транснациональной коммуникации взаимодействие между акторами служит основной движущей силой кросснациональной политической конвергенции.

В политике ЕС в области возобновляемой энергетики можно проследить действие различных механизмов теории конвергенции.

Рассмотрим механизм гармонизации европейского законодательства в области возобновляемой энергетики. Выбор остановлен на этом механизме, поскольку изначальной целью Европейской комиссии была именно гармонизация законодательства стран-членов согласно директивам ЕС. После 2009 г. стал частично использоваться и механизм принуждения, что выразилось в различных судебных исках Еврокомиссии в случае неисполнения странами требований директив и регламентов. Необходимо также отметить, что на уровне ЕС до ратификации Лиссабонского договора в 2009 г. не имелось компетенций в области энергетики.

Разделение полномочий между ЕС и странами-членами в секторе энергетики осуществляется на основе актов первичного права ЕС, а именно на основе Договора о функционировании Европейского сообщества [The treaty on the functioning … 2008] и на основе Лиссабонского договора [The Treaty of Lisbon, 2007]. Статья 4 Договора о функционировании Европейского союза определяет, что общий рынок, энергия и окружающая среда относятся к сфере совместной компетенции. Соответственно политика в области возобновляемой энергетики попадает в эту область, и регулирование осуществляется следующим образом: Европейский союз может действовать, если цели предложенных действий могут быть достигнуты Европейским союзом лучше, чем странами-членами. Во всех других случаях страны-члены сохраняют свои полномочия, если Европейский союз не в состоянии исполнять свои полномочия или на основании принципа субсидиарности цели программ могут быть достигнуты странами-членами. После принятия Лиссабонского договора основным законодательным базисом регулирования политики в области возобновляемой энергетики можно назвать ст. 194 Договора о функционировании Европейского союза, которая говорит о том, что энергетическая политика ЕС имеет своей целью содействие развитию новых и возобновляемых форм энергии.

Перейдем теперь ко вторичным источникам права в области ВИЭ. Принятию двух основных директив в этой области предшествовали различные консультационные документы. Директива на уровне европейского законодательства является законодательным актом, цели которой государства ЕС обязаны исполнять в установленные сроки, при этом пути достижения заявленных целей государства решают самостоятельно и внедряют ее в свое законодательство.

Перед тем, как перейти к анализу директив, необходимо упомянуть о различных схемах поддержки государством предприятий, производящих электричество из ВИЭ.

Для поддержки возобновляемой энергетики и достижения целей сообщества государства – члены ЕС вводили различные механизмы, о которых будет сказано ниже. Это было необходимо, так как энергия, производимая из ВИЭ, стоит дороже традиционной. Без вмешательства государства возобновляемая энергетика не в состоянии конкурировать с традиционной. Страны – члены ЕС на время введения директив находились на разных позициях в условиях конкурирующего рынка, поэтому целями правового регулирования ЕС можно назвать как установление законодательных рамок для побуждения производства электричества из ВИЭ, так и создание конкурентной среды среди производителей.

Механизмы поддержки возобновляемой энергетики Европейская комиссия делит на две группы: нацеленные на цену (квотные механизмы и схемы тендеров) и нацеленные на количество («зеленые тарифы» – Feed-in-tariff, налоговые стимулы).

Схемы тендеров используются в случае объявления законодателем тендера. Разработчики проекта обычно объявляют тендер на торговые соглашения. При осуществлении торгов они конкурируют с оптовыми ценами на электричество исходя из своих проектных установок. Предложения рассматриваются до тех пор, пока указанная мощность не будет покрыта. Предприниматели получают разницу в цене между тарифом, обозначенным в контракте, и оптовой ценой за энергию из традиционных источников. Схемы тендеров использовались в некоторых странах ЕС, включая Великобританию до 1999 г., Ирландию до 2005 г. Франция использовала схему тендеров с 1996 по 2000 г., и в настоящее время данная схема также используется в исключительных случаях.

Согласно квотным обязательствам законодатель требует от поставщиков энергии производить определенную долю электричества из возобновляемых источников. Производитель при этом либо может сам заниматься этим, либо может покупать его у производителей «зеленой энергии». Для увеличения гибкости системы во многих странах производителю разрешается пополнять требуемую долю за счет торговых сертификатов, которые служат подтверждением согласия с законодательными требованиями. Эти механизмы также носят название торговли «зелеными сертификатами». В случае несоответствия с этими условиями производитель должен платить штраф. До 2010 г. шесть стран ЕС использовали механизм квотных обязательств: в Великобритании, Италии и Бельгии они были первоначально использованы в 2002 г., в Швеции – в 2003 г., в Польше – в 2004 г., Румыния была последней страной в ЕС, применявших данный механизм поддержки.

«Зеленый тариф» включает в себя несколько составляющих: гарантию подключения к сети, долгосрочный контракт в течение 15–20 лет на покупку всей произведенной возобновляемой электроэнергии, надбавку к стоимости произведенной электроэнергии. Большинство стран ЕС к настоящему моменту, а именно 23 из 27, используют данный тариф в комбинации с другими механизмами для поддержки электричества из ВИЭ.

Механизм налоговых стимулов включает в себя скидки, налоговые льготы и льготные кредиты. Скидки используются для снижения стоимости первоначальных инвестиций на оборудование для возобновляемой энергетики. В этом случае государство платит определенную долю из совокупной стоимости энергии за каждую единицу произведенной энергии. Налоговые стимулы применялись 1970–1990 гг. в странах ЕС. До 2010 г. Мальта и Финляндия использовали данный механизм, сейчас они перешли на использование «зеленых тарифов».

Первые попытки гармонизации европейской политики поддержки можно найти в Белой книге 1995 г. по энергетической политике для ЕС [White Paper … 1995]. В документе указано, что «определенные формы энергии, такие как возобновляемая, необходимо поддерживать, в первую очередь, через специальные программы или субсидии для того, чтобы помочь им найти место на рынке». В следующие годы Европейская комиссия также продолжала поиски новых путей гармонизации. В Зеленой книге 1996 г. «Энергия для будущего» [Communication from the Commission … 1996] Европейская комиссия подвергла критике постоянно меняющиеся механизмы национальной поддержки. Комиссия выступала за создание «стабильных для всего Европейского союза основ для возобновляемых источников энергии для достижения более быстрого вхождения возобновляемых технологий на европейский рынок». В 1997 г. было объявлено о введении так называемых «зеленых тарифов», которые связаны с минимальными затратами для производителей «зеленого электричества».

Первая Директива 2001/77/ЕС [Directive 2001/77/EC … 2001], которая касается возобновляемой энергетики, была принята в 2001 г. и допускала разнообразные механизмы государственной и экономической поддержки. Она зафиксировала цели возобновляемой энергетики для стран-членов; и согласно принципу субсидиарности страны-члены были вправе сами выбирать механизмы поддержки. Директива, в частности, установила цель достижения 21% производства электричества из ВИЭ в совокупном балансе каждой страны.

Результаты реформ по этой директиве можно представить по экспертному отчету 2004 г. по достижению целей ЕС, в котором сказано, что только четыре страны смогут достичь целей, три из которых ввели «зеленые тарифы» (Германия, Испания, Дания). Экспертный отчет 2005 г. показал, что в большинстве стран уровень поддержки был неэффективным для привлечения инвестиций в производство электричества из ВИЭ.

Второй попыткой гармонизации законодательства стала Директива 2009/28/ЕС от 5 июня 2009 г. по внедрению использования энергии из ВИЭ [Directive 2009/28/EC … 2009]. В национальное законодательство стран-членов она должна была быть внесена до декабря 2010 г. Директива охватывает энергопотребление полностью, включая отопление и системы охлаждения, кроме того, она устанавливает законодательно обязательную цель достижения 20% доли возобновляемой энергетики к 2020 г. (в том числе 10% в транспортном секторе). Государства-члены должны представлять так называемые Национальные планы действий по внедрению возобновляемой энергетики. Каждое государство – член ЕС устанавливает свою национальную цель в доле возобновляемой энергетики: к примеру, Литва и Франция – 23%, пять государств установили планку более чем 30%, – Австрия – 34, Финляндия – 38, Латвия – 40, Португалия – 31, Швеция – 49%. Мальта и Люксембург поставили наиболее низкий процент цели в возобновляемой энергетике – 10 и 11% соответственно.

График

Источник: [Share of energy … 2011].

Подготовка второй Директивы началась еще в 2007 г., когда Европейская комиссия представила так называемый Третий энергетический пакет, где была обозначена обновленная энергетическая стратегия ЕС 20-20-20, а именно достижение к 2020 г. следующих показателей: доли возобновляемой энергетики в совокупном потреблении во всех странах минимум 20%, уменьшение выброса углекислого газа в атмосферу на 20% к 2020 г. по сравнению с 1999 г., а также повышение энергоэффективности существующих установок на 20%.

На данном графике можно проследить, как изменялась доля возобновляемой энергетики в Европейском союзе со времени принятия директив и насколько приближается цель 20% к 2020 г.

Если же представлять результаты реформ по каждой стране, то можно привести следующую таблицу (см. табл.), которая показывает долю возобновляемой энергетики по каждой стране ЕС, динамику ее изменения, а также цель каждой страны в достижении доли производства возобновляемой энергии к 2020 г. Как известно, перед каждой страной поставлена цель минимум 20%, однако не всем удастся достигнуть данной отметки.

Таблица

Источник: [Europe 2020 targets, 2013].

Возвращаясь к теории конвергенции, необходимо отметить, что механизмы гармонизации стали заменяться Европейской комиссией на механизмы принуждения. К примеру, если страна – член ЕС не включает Директиву 2009/28/ЕС о возобновляемой энергетике в свое национальное законодательство, то Европейская комиссия вправе обратиться в Европейский суд за принятием решения о штрафных санкциях. Данная директива должна была быть исполнена странами-членами к 5 декабря 2010 г. Так, в отчете о неисполнении законодательства за май 2013 г. [May infringements … 2013] Бельгии и Эстонии выносится предупреждение за отсутствие информирования Европейской комиссии о введении директивы в свое государственное законодательство. Странам дается два месяца на решение проблемы, затем дело передается в Европейский суд. В сентябрьском отчете 2013 г. о неисполнении законодательства [September infringements … 2013] уже упомянутая процедура касается Италии и Испании. Это заключение уже было разослано также 17 другим странам. Судебные процедуры ведутся в отношении Австрии, Бельгии, Болгарии, Кипра, Чехии, Эстонии, Финляндии, Франции, Венгрии, Греции, Ирландии, Люксембурга, Мальты, Польши, Словении, Латвии и Нидерландов.