Текст книги "Белая масаи. Когда любовь сильнее разума"

Прощание и возвращение

Я прибываю в аэропорт с большим багажом. Прощаться с мамой в этот раз особенно трудно, потому что я не знаю, когда вернусь.

1 июня 1988 года я приземляюсь в Найроби и беру такси до отеля Igbol.

Через два дня я прибываю в Маралал, волоку багаж до отеля и думаю, как добраться до Барсалоя. Каждый день я прочесываю местность в поисках машины. Я хочу навестить Софию, но узнаю, что она в отпуске в Италии. На третий день вдруг слышу, что во второй половине дня отъезжает грузовик с кукурузной мукой и сахаром для миссии в Барсалое. Утро наполнено тревожным ожиданием. Около полудня машина появляется. Я договариваюсь с водителем о цене при условии, что поеду в кабине. Наконец мы отправляемся. Мы поедем через Барагой, так что дорога займет порядка шести часов, и в Барсалое мы будем лишь к ночи. В грузовике не менее пятнадцати человек. Водитель хорошо зарабатывает на этом.

Путешествие длится вечность. Впервые я преодолеваю все расстояние на грузовике. В глубокой темноте мы пересекаем первую реку. Только свет фар прокладывает нам путь сквозь темное пространство. Мы прибываем на место около десяти. Грузовик останавливается перед миссионерским лагерем. Много людей ждет Лори, владельца грузовика. Они давно заметили огни, с появлением которых в тихий Барсалой приходит волнение. Некоторые хотят подзаработать на выгрузке тяжелых мешков.

Усталая, но взволнованная вылезаю из грузовика. Я дома, хотя до хижин еще метров триста. Несколько человек тепло приветствуют меня. Появляется отец Джулиано с фонариком, чтобы обменяться со мной парой слов. Он как всегда быстро приветствует меня, а затем исчезает. Я беспомощно стою со своими тяжелыми сумками; я не дотащу их одна в хижину матери в темноте. Два мальчика, которые явно не ходят в школу, потому что одеты традиционно, предлагают мне свою помощь. На полпути к нам подходит некто с фонариком. Это мой возлюбленный. «Привет!» – улыбается он. Я радостно обнимаю его, целую в губы. Избыток чувств лишает меня дара речи. Мы идем к хижине в молчании.

Мать тоже очень обрадовалась моему приезду. Она немедленно разжигает огонь для традиционного чая. Я раздаю подарки.

Позже Лкетинга ласково похлопывает меня по животу и спрашивает: «Как наш ребенок?» У меня на душе кошки скребут, когда я говорю, что, к сожалению, в животе у меня ребенка нет. Он мрачнеет: «Почему? Я знаю, что у тебя раньше был ребенок!» Я пытаюсь как можно спокойнее объяснить, что из-за малярии у меня была задержка месячных. Лкетинга очень разочарован этой новостью. И тем не менее этой ночью мы страстно любим друг друга.

Следующие несколько недель мы проводим очень счастливо. Жизнь идет своим чередом, пока не приходит пора отправиться в Маралал, чтобы снова попробовать согласовать дату свадьбы. Брат Лкетинги едет с нами.

На этот раз нам везет. Когда мы проходим собеседование и предъявляем мои заверенные документы вместе с письмом от шерифа, которое за это время получил Лкетинга, кажется, что больше никаких препятствий нет.

ЗАГС и медовый месяц

Итак, 26 июля 1988 года мы женимся. На церемонии присутствуют два свидетеля, старший брат Лкетинги и несколько незнакомых мне людей. Приятный официальный представитель проводит церемонию сначала на английском, а затем на суахили. Все идет гладко, за исключением того, что в решающий момент мой любимый не говорит «да», пока я не пинаю его ногой. Затем документ подписывается. Лкетинга берет мой паспорт и говорит, что, поскольку теперь моя фамилия Лепарморийо, мне нужен кенийский паспорт. Официальный представитель объясняет, что его нужно сделать в Найроби, поскольку Лкетинга все равно должен подать заявление на мое постоянное проживание. С этого момента я уже опять ничего не понимаю. Я думала, что теперь все в порядке, и бумажная волокита наконец-то закончилась. Но нет. Несмотря на брак, я все равно здесь на правах туриста, пока у меня в паспорте нет вида на жительство или прописки. Моя радость потихоньку сходит на нет; Лкетинга тоже ничего не может понять. В отеле мы решаем отправиться в Найроби.

На следующий день вместе со свидетелем и старшим братом, который никогда прежде не путешествовал так далеко, мы отправляемся в путь. До Ньяхуруры мы едем на нашем лендровере, затем садимся в автобус до Найроби. Брат смотрит по сторонам разинув рот. Мне доставляет удовольствие наблюдать за человеком, который в сорок лет впервые оказывается в большом городе. Он не может вымолвить ни слова, он даже беспомощнее Лкетинги! Улицу он смог перейти только с нашей помощью. Если бы я не взяла его за руку, наверняка он бы остался стоять на том же месте до вечера, потому что движение и множество машин сильно его пугают. Глядя на огромные многоквартирные дома, он недоумевает, как люди могут жить друг над другом.

Наконец добираемся до здания визового центра. Я стою в очереди, чтобы снова заполнить какие-то формы. Когда это позади, дама за стойкой объявляет, что о результатах мы узнаем примерно через три недели. Я возражаю, пытаясь втолковать ей, что мы приехали издалека и ни при каких обстоятельствах не должны возвращаться без актуальной записи в паспорте. Я почти умоляю ее, но она вежливо отвечает, что все должно идти своим чередом, но что она постарается ускорить процесс и уладить все примерно через неделю. Это было последнее слово. Я благодарю.

На улице мы обсуждаем ситуацию. Нас четверо, и мы должны целую неделю провести в Найроби. С тремя моими диковатыми спутниками это просто нереально, поэтому я предлагаю отправиться в Момбасу, чтобы брат смог увидеть море. Лкетинга соглашается – в нашей компании он чувствует себя в безопасности. Итак, мы начинаем восьмичасовое путешествие, наш медовый месяц.

В Момбасе первым делом навещаем Присциллу. Она очень рада, что мы поженились, и тоже верит, что отныне все будет хорошо. Брат Лкетинги хочет скорее отправиться на побережье. Ему приходится держаться за нас, стоя перед таким огромным количеством воды. Он не подходит к воде ближе, чем на десять метров, а через десять минут нам приходится покинуть пляж, так как он слишком напуган. Я показываю ему отель для туристов. Он не верит своим глазам. Он даже спросил моего мужа, действительно ли мы еще в Кении. Это так здорово – показывать мир кому-то, кто еще способен чему-то удивляться. Позже мы отправляемся поесть, и он впервые пьет пиво, что, надо заметить, не идет ему на пользу. В Укунде находим какой-то убогий отель.

Дни в Момбасе стоят мне кучу денег. Мужчины пьют пиво, а мне приходится сидеть с ними, потому что я не люблю ходить на пляж одна. Потихоньку меня начинает бесить тот факт, что я все время плачу за то, чтобы три человека пили пиво. Возникают первые маленькие ссоры. Лкетинга, теперь официально являющийся моим мужем, говорит, что это из-за меня приходится так долго ждать возвращения в Найроби. Он никак не может взять в толк, зачем мне еще один штамп. В конце концов он женился на мне, и поэтому меня можно по праву называть Лепарморийо и считать кенийкой. Остальные с ним согласны. Я сижу и не знаю, как объяснить им всю эту бумажную волокиту.

Через четыре дня мы отправляемся в путь. С большим трудом мне удается снова затащить Лкетингу в этот офис в Найроби. Он говорит, что делает это в последний раз. Я искренне надеюсь получить штамп сегодня. Я еще раз излагаю нашу просьбу и прошу проверить, все ли в порядке. Снова мы вынуждены ждать. Трое моих спутников нервничают, и это передается мне. Люди пристально глядят на нас. Не каждый день увидишь в таком месте белую женщину с тремя масаи.

Наконец нас с мужем приглашают проследовать за дамой-специалистом. Пока мы ждем лифт, я уже догадываюсь, что произойдет, если туда войдет Лкетинга. Дверь открывается, из кабины вываливается толпа. Лкетинга испуганно смотрит в пустую кабину и спрашивает: «Коринна, что это?» Я пытаюсь объяснить, что мы едем на двенадцатый этаж с помощью вот этой коробки. Дама с явным нетерпением ждет у лифта. Лкетинга не хочет ехать. Он боится подниматься. «Милый, пожалуйста, это не проблема! Если мы окажемся на двенадцатом этаже, ты сможешь там передвигаться точно так же, как сейчас. Пожалуйста, пожалуйста, пойдем!» Я умоляю его до тех пор, пока дама не делает недовольное лицо. Наконец с вытаращенными глазами мой муж заходит в кабину.

Нас ведут в кабинет, где уже ждет строгая африканка. Она спрашивает, действительно ли я замужем за этим самбуру. У Лкетинги она хочет узнать, в состоянии ли он меня обеспечивать. Он растерянно смотрит на меня: «Коринна, скажи, пожалуйста, какой дом я должен иметь?» – «Боже мой, – думаю я, – просто скажи да!» Женщина пристально смотрит на нас. Нервы мои натянуты, пот струится по всему телу. Глядя на меня в упор, она спрашивает: «Вы хотите иметь детей?» – «Двоих», – следует мой быстрый ответ. Молчание. Наконец африканка идет к столу и выбирает один из многочисленных штампов. Я плачу 200 шиллингов и получаю паспорт с печатью. Я, кажется, сейчас заплачу от радости. Наконец, наконец-то все сделано! Я могу остаться в моей любимой Кении! Мы поскорее покидаем здание и отправляемся в Барсалой, домой.

Наша собственная хижина

Мать рада, что все получилось. Теперь пришло время подумать о традиционной свадьбе самбуру. Кроме того, у нас должна быть своя хижина, потому что после свадьбы нам уже нельзя будет жить у нее. Так как теперь я избавлена от необходимости бесконечных визитов в присутственные места, я отказываюсь от идеи строительства дома и прошу Лкетингу найти женщин, которые выстроят нам большую, красивую хижину. Я привезу на лендровере хворост. В награду – коза.

Через некоторое время четыре женщины, в том числе две его сестры, принимаются за строительство хижины для нас. Она должна быть в два раза больше материнской и при этом выше, чтобы я могла стоять в ней в полный рост.

Женщины работают уже десять дней, и я с нетерпением жду переезда. Наша хижина будет просторной: пять на три с половиной метра. Площадь сначала размечают толстыми кольями, которые затем переплетаются ветвями ивы. Внутреннее помещение разделяется на три зоны. Очаг располагается прямо у входа. Над ним – полка для чашек и кастрюль. Через метр-полтора ставится плетеная перегородка, за которой будет находиться наше супружеское ложе. На пол стелют коровью шкуру, затем соломенную циновку и мое швейцарское полосатое шерстяное одеяло. Москитная сетка будет висеть над нашим спальным местом. Напротив кровати находится еще одно спальное место – для гостей. В изголовье – вешалка для моей одежды.

Итак, наша суперхижина готова, осталось только нанести штукатурку, то есть коровий навоз. Но так как коров в Барсалое нет, мы отправляемся в Ситеди к сводному брату Лкетинги, где загружаем лендровер навозом. Мы делаем три ходки, прежде чем набираем достаточное его количество.

И вот уже наша хижина на две трети обмазана изнутри навозом, который в такую сильную жару быстро сохнет. Треть хижины и крыша оштукатурены еще и снаружи, чтобы дым мог выходить через пористую крышу. Интересно наблюдать за строительными работами. Женщины размазывают навоз по всей хижине голыми руками и смеются, когда я морщу нос. Мы сможем заехать уже спустя неделю после окончания всех работ, потому что к тому времени навоз станет твердым как камень, а неприятный запах исчезнет.

Свадьба самбуру

Мы проводим последние дни в хижине матери. Теперь события жизни посвящены нашей предстоящей свадьбе самбуру. Каждый день старики и пожилые женщины приходят к матери. Мы живем без дат и определенных дней; здесь все зависит от луны. Я хотела бы встретить Рождество, но масаи не знают этого праздника, равно как и не знают, какая в это время луна. Но пока мы на всякий случай планируем эту дату. Поскольку белые и темнокожие здесь еще не женились, мы не знаем, сколько будет гостей. Молва пойдет от деревни к деревне, и только в день свадьбы станет ясно, кто окажет честь быть нашим гостем. Чем больше людей, особенно старейшин, приходит на свадьбу, тем большее уважение нам оказывается.

Однажды вечером приходит егерь, спокойный и красивый мужчина. Он мне сразу же понравился. К сожалению, он плохо говорит по-английски. Егерь долго беседует с Лкетингой. Мне становится любопытно, и я задаю вопросы. Муж объясняет, что егерь хочет сдать нам в аренду свой недавно построенный магазин, который используется только как склад для хранения кукурузы отца Джулиано. Заинтересовавшись, спрашиваю, сколько это будет стоить. Он предлагает нам завтра посмотреть помещение, а затем уже договориться о цене. В эту ночь я сплю беспокойно, обдумывая планы, которые мы с Лкетингой уже успели настроить.

Умывшись утром у реки, мы отправляемся к егерю пешком через деревню. Мой муж заговаривает с каждым, кого встречает. Разговоры идут о нашей свадьбе. Даже сомалийцы выходят из своих магазинов и интересуются, когда все состоится. Но мы до сих пор не можем сказать ничего определенного. Пока я просто хочу посмотреть магазин и тороплю Лкетингу.

В открытом пустом доме нас уже ждет егерь. У меня нет слов. Это кирпичное здание рядом с миссией, которое я всегда считала принадлежащим отцу Джулиано. Магазин огромный, с отличными воротами. Слева и справа от них есть окна. Посередине что-то вроде торгового прилавка, а у задней стены расположены отличные деревянные стеллажи. За межкомнатной дверью – просторное помещение, которое может служить кладовой или даже квартирой. Я во всех подробностях представляю, как буду управлять самым красивым магазином в Барсалое и окрестностях. Но мне придется скрывать свой восторг, чтобы не завышать арендную плату. Мы согласны на сумму, эквивалентную 50 франкам, при условии, что Лкетинга получит лицензию на магазин. Я не хочу пока брать на себя никаких обязательств, поскольку мой опыт работы с документацией слишком плох.

Егерь соглашается, и мы возвращаемся к матери. Лкетинга рассказывает ей все, и они начинают спорить. Потом он, смеясь, переводит мне суть их разговора: мать боится, что могут возникнуть проблемы с сомалийцами, потому что люди больше не будут ходить в их магазины. Сомалийцы опасны и могут причинить нам вред. Для начала она хочет, чтобы мы сыграли свадьбу.

Потом мать долго-долго смотрит на меня и говорит, что мне надо одеться так, чтобы не все видели, что я ношу ребенка. Лкетинга пытается перевести это мне. Я теряю дар речи. Я? Беременна? Однако после долгих раздумий понимаю, что месячных нет уже почти три недели, а я об этом не задумывалась. Но беременность… Нет, я бы заметила! Я спрашиваю Лкетингу, почему мать так решила. Она подходит ко мне и проводит пальцем по линиям вен, спускающихся к груди. Тем не менее я не могу в это поверить и пока не знаю, подойдет ли нам магазин, который мы накануне смотрели. Кроме того, конечно, я бы хотела родить мужу детей, особенно дочь. Мать убеждена, что ее прогноз верен, и предупреждает Лкетингу, что теперь он должен оставить меня в покое. Я удивлена: «Почему?» Он с трудом объясняет, что если беременная женщина вступит в сексуальную связь с мужчиной, то потом у детей будет заложен нос. Он говорит так серьезно, что я не могу удержаться от смеха. Нет уж. Не будучи ни в чем уверенной, я не готова жить без секса.

Через два дня, вернувшись с реки, мы видим несколько человек, сидящих под маминым деревом и о чем-то болтающих. Мы пока живем в хижине матери. Наша будет готова через три дня, а это значит, что я должна буду сама разводить огонь и заведовать дровами. Я могу привезти воду из реки на машине, при условии, что никто не захочет делать это за небольшое денежное вознаграждение. Однако, поскольку пяти литров мне всегда крайне мало, мне бы хотелось иметь в доме двадцатилитровую канистру.

Мать входит в хижину и заговаривает с Лкетингой. Он выглядит взволнованно, и я спрашиваю: «В чем проблема?» Он говорит: «Коринна, мы должны провести церемонию через пять дней, потому что луна будет благоприятная». Сыграть свадьбу через пять дней? Значит, нужно срочно ехать в Маралал за рисом, табаком, чаем, сладостями, напитками и прочим!

Лкетинга недоволен: он больше не может заплетать волосы в косу. Дни летят, время от рассвета до заката проходит очень быстро. Даже мать нервничает, потому что ей предстоит сварить море кукурузного пива, а это занимает около недели. Вообще-то она не хочет нас отпускать, но в деревне нет ни сахара, ни риса, лишь кукурузная мука. Я даю ей деньги, чтобы она смогла начать варить пиво, и мы с Лкетингой уезжаем.

В Маралале мы покупаем пять кило жевательного табака для старейшин, сто килограммов сахара, без которого чай трудно представить, и двадцать литров ультрапастеризованного молока, потому что я не знаю, принесут ли женщины столько же молока, сколько обычно. Не хочется рисковать – праздник должен получиться на славу, даже если придут всего несколько человек. Нам нужен рис, но его сейчас нет. Я рискнула обратиться к миссионерам Маралала. К счастью, миссионер продает нам свой последний двадцатикилограммовый мешок. В завершение мы отправляемся в школу, чтобы известить обо всем Джеймса. Директор говорит, что каникулы начнутся с пятнадцатого декабря, а так как наша свадьба запланирована на семнадцатое, то для Джеймса не будет проблемой приехать к нам. Наконец я решаю купить старую бензиновую канистру, чтобы мы могли очистить ее и использовать для воды. К тому времени, как мы погрузили в авто сладости для детей, на часах было уже чуть больше пяти. Мы решаем немедленно возвращаться, чтобы проехать опасный лесной участок до наступления темноты.

Мать рада, что мы дома. Соседи вот-вот явятся клянчить сахар, но на сей раз Лкетинга тверд как кремень. Он спит в машине, чтобы ничего не пропало.

На следующий день мой муж отправляется покупать коз, которых мы должны забить. Я не хочу убивать наших животных, я знаю их поголовно. Также нам нужен бык. На реке я пытаюсь отмыть канистру от бензина, но это не так-то просто. Все утро я драю ее порошком Оmо с песком, пока наконец она не становится более-менее чистой. Трое детей помогают мне наполнить канистру водой из банок. Мать целыми днями сидит в лесу – варит пиво. В деревне это запрещено.

Ближе к вечеру я наведываюсь к миссионерам, чтобы сообщить о торжестве и попросить скамейки и столовые приборы. Отец Джулиано не удивлен, он уже слышал обо всем от коллег. Он говорит, что для свадьбы я могу брать все, что мне нужно. Когда мне было разрешено хранить в миссии бочки с бензином, я заодно отнесла туда свое свадебное платье, чтобы оно не почернело в хижине. Я прошу позволения переодеться в здании миссии. Отец Джулиано удивлен, что я собираюсь выходить замуж в белом, но не спорит.

Остается всего два дня, а Лкетинга все еще не вернулся из «козьего сафари». Я начинаю нервничать и не могу ни с кем поговорить. Все деловито снуют туда-сюда. Ближе к вечеру из школы приходят ребята, чему я очень рада. Джеймс слегка нервничает в преддверии свадьбы. Я прошу его рассказать поподробнее о свадьбе самбуру. Согласно обычаям, праздник начинается утром с ритуала обрезания невесты. Я в шоке. «Зачем?» – спрашиваю я. «Потому что иначе она не настоящая женщина и не сможет иметь здоровых детей», – с большой серьезностью отвечает мне просвещенный Джеймс. Прежде чем я успеваю прийти в себя, в хижину входит Лкетинга. Он улыбается мне, и я рада, что он вернулся. Он привел с собой четырех больших коз, с ними было нелегко, потому что они все время хотели вернуться в родное стадо.

После традиционного чаепития школьники уходят, и я наконец-то могу спросить Лкетингу, что такое обрезание. Я могу с уверенностью сказать, что готова согласиться на что угодно, но только не на это. Он невозмутимо смотрит на меня: «Почему нет, Коринна? Все здешние женщины делают это». Я в шоке. Как у него все просто! Я даю ему понять, что раз так, то этот брак мне не нужен, как бы меня Лкетинга меня ни любил. Он обнимает меня и успокаивает: «Нет проблем, дорогая жена! Я всем тут сказал, что белых женщин обрезают еще в младенчестве». Я смотрю на него с сомнением, но когда он ласково похлопывает меня по животу и спрашивает: «Как там мой ребенок?», обнимаю его с облегчением. Позже я узнаю, что он даже своей матери рассказал эту байку про обрезание у белых. Я благодарна ему за то, что он спас меня от этого обычая.

За день до свадьбы издалека прибывают первые гости и рассредоточиваются по окрестным хижинам. Мой муж забирает у сводного брата быков. На это уходит день. Я еду с мальчиками в лес, чтобы нарубить побольше дров. Мои помощники очень прилежные. Ближе к вечеру мы едем на реку и наполняем бочку и все имеющиеся канистры водой. По дороге домой я прошу Джеймса заказать на завтра в чайной маленькие лепешки мандази. Пока я жду в машине, ко мне подходит самый молодой продавец, дружелюбный сомалиец, и поздравляет с завтрашней свадьбой.

В ночь перед свадьбой мы в последний раз спим в доме матери. Наша хижина уже готова, но я не хочу переезжать туда до дня свадьбы, потому что Лкетинги последнее время часто не бывает дома, а я не хочу спать в новой хижине одна.

Мы просыпаемся рано. Я сильно нервничаю. Я спускаюсь к реке, чтобы помыться и вымыть голову. Лкетинга отвозит мальчиков к миссионерам, забирает скамейки и посуду. Когда я возвращаюсь, вокруг уже кипит жизнь. Скамейки стоят под тенистым деревом. Старший брат Лкетинги заваривает чай в огромном чайнике. Теперь Лкетинга тоже отправляется к реке – украшаться. Мы договариваемся встретиться в миссии через час. Там я облачаюсь в свадебное платье со всеми соответствующими украшениями. Мне помогает отец Джулиано. Платье налезает с трудом, и теперь я думаю, что, возможно, все-таки беременна… Мой макияж также готов. Отец Джулиано стоит в дверях. Он говорит, что я выгляжу сногсшибательно. И, смеясь, замечает, что такое белое платье в пол не очень-то подходит для здешних хижин и особенно для колючих кустов.

Вскоре за мной является великолепно украшенный Лкетинга. Он ворчливо спрашивает, почему я надела такое платье. Я сконфужена: «Чтобы мило выглядеть». Хорошо еще, что на мне обычные белые пластиковые сандалии, а не европейские каблуки. Отец Джулиано с радостью принимает наше приглашение на свадьбу.

Когда я выхожу из машины, дети и взрослые удивляются – такого платья они никогда не видели. Я чувствую себя неуверенно и не знаю, как себя вести. Повсюду режут и потрошат коз. Всего лишь одиннадцатый час, а явилось уже больше пятидесяти человек. Старейшины сидят на скамейках и пьют чай, женщины расположились в стороне под другим деревом. Дети скачут вокруг меня. Я раздаю им жевательную резинку, а старейшины выстраиваются в очередь к Джеймсу за табаком. Люди стекаются со всех сторон. Одни женщины тащат матери калебасы с молоком, другие привязывают к деревьям коз. В огромной кастрюле над огнем готовится рис с мясом. Вода исчезает на глазах, так как постоянно кипятят чай. К полудню первая партия еды готова, и я начинаю ее раздавать, а подошедший отец Джулиано снимает происходящее на камеру.

Постепенно взгляд теряется в море людей. Собралось уже около 250 человек, не считая детей. Все замечают, что это самая большая свадебная церемония, которая когда-либо проводилась в Барсалое. Особенно я горжусь своим избранником, который рискнул жениться на белой женщине, хотя далеко не все его в этом поддержали. Приходит Джеймс: рис закончился, а многие женщины и особенно дети еще ничего не ели. Я сообщаю об этом ЧП отцу Джулиано. Он уезжает и возвращается с двадцатикилограммовым мешком риса, который дарит нам на свадьбу. Воины начинают ритуальный танец вдали от всех, готовка продолжается. Лкетинга проводит большую часть своего времени с воинами из своего круга, которые придут на трапезу только ночью. Я начинаю чувствовать себя слегка покинутой. В конце концов это моя свадьба, но здесь нет никого из моих родственников, а мой возлюбленный большую часть времени проводит с воинами.

Гости танцуют, разделившись на группы: женщины под своим деревом, юноши отдельно, а воины вдалеке. Некоторые женщины туркана[16]16
  Туркана – народ группы нилотов. Живут на территории Кении и Эфиопии. Численность составляет примерно 360 тыс. человек, из них в Кении проживают 355 тыс. Относятся к эфиопской переходной расе. Говорят на языке туркана.


[Закрыть] танцуют для меня. Я полагаю, что должна присоединиться к женской группе, но мать отводит меня в сторону и говорит, что мне нельзя так прыгать из-за ребенка. Тем временем вдали от места пира разделали быка и раздали по частям. Я довольна, что у нас достаточно еды и питья для всех.

Пока не стемнело, нам дарят или обещают подарки. Все, кто хочет что-то подарить моему мужу или мне, встают и громко объявляют об этом. Человек должен конкретно указать, для кого предназначен подарок, поскольку у самбуру женщины и мужчины отдельно владеют каждый своим имуществом, в том числе и животными. Я поражена обилием даров, приносимых мне. Четырнадцать коз, две овцы, петух, курица, два молодых теленка и маленький верблюд, и все это только для меня! У моего мужа примерно то же самое. Подарки принесли не все, поэтому остальное Лкетинга заберет позже.

Праздник подходит к концу, и я впервые удаляюсь в свою новую хижину. Мать все для меня приготовила. Наконец-то я могу вылезти из обтягивающего платья. Я сижу перед огнем и жду мужа. Это прекрасная ночь, и я впервые одна в нашей огромной хижине. Для меня начинается новая жизнь независимой домохозяйки.