Текст книги "Белая масаи. Когда любовь сильнее разума"

Отчаянное положение

Я хочу только одного – уехать отсюда. В любом случае, у нас нет шансов выжить. Мои финансы тают. Мой муж просто делает из меня посмешище, и люди от нас отворачиваются: он в каждом мужчине видит моего любовника. С другой стороны, я знаю, что, если я уйду от него, он заберет у меня дочь. Он тоже любит ее, и она по закону принадлежит ему и матери. Уйти вместе с ней невозможно. Я отчаянно пытаюсь понять, как спасти наш брак, потому что без Напираи я не уеду.

Он постоянно крутится вокруг нас, будто что-то чувствует. Если я думаю о своем доме в Швейцарии, он сразу это чувствует. Похоже, муж умеет читать мысли. Он охотно возится с Напираи, целыми днями играет с ней. Меня раздирают противоречивые чувства. Я хочу создать дружную и нерушимую семью с самой большой любовью моей жизни. С другой стороны, эта любовь медленно умирает во мне, потому что у мужа нет ко мне доверия. Я устала укреплять это доверие снова и снова и в одиночку бороться за выживание семьи, пока он занят собой или своими друзьями.

Меня бесит, когда мужчины приходят в гости и, глядя на мою восьмимесячную дочь, строят с Лкетингой планы о ее будущем замужестве. Он радостно обсуждает с ними различные предложения. Я пытаюсь по-хорошему и по-плохому препятствовать этим визитам. Дочь сама выберет себе мужа, которого полюбит! Я не собираюсь отдавать ее старику в качестве второй или третьей жены. Ритуал обрезания девушки тоже часто приводит к спорам. Здесь я сталкиваюсь с полным непониманием со стороны мужа, хотя до этого события еще далеко.

Джеймс усердно трудится в магазине, и скоро приходит время заказывать очередной грузовик. Но моих денег недостаточно. Тем не менее мы решаем отправиться в Маралал, чтобы заодно снять деньги с банковского счета.

Аккумулятор все это время находится в нашем доме, и я уже собиралась пойти и попросить миссионера поставить его, как вдруг Лкетинга заявляет, что сам может сделать это. Любые мои доводы бесполезны. Во избежание очередного скандала уступаю. И действительно, машина заводится без проблем. Однако примерно через полтора часа в лесу двигатель глохнет намертво. Поначалу я не особенно переживаю, думая, что, возможно, отсоединился какой-то кабель. Однако когда я открываю капот, то прихожу в ужас. Лкетинга плохо закрепил аккумулятор, и от езды по кочкам и ямам он треснул. Аккумуляторная жидкость вытекает с одной стороны. Я близка к истерике. Новый дорогой аккумулятор снова выходит из строя только потому, что он был неправильно установлен! Пробую залепить трещину жвачкой. Бесполезно, аккумуляторная кислота тут же все съедает. Я плачу. Я злюсь на Лкетингу. Из-за него в палящую жару мы торчим тут с ребенком! У меня нет другого выбора, кроме как отправить мужа пешком к миссионерам за помощью, а самой остаться здесь с Напираи. Это займет несколько часов.

Слава богу, я еще могу кормить дочку грудью, иначе случилась бы катастрофа. По крайней мере, у меня есть питьевая вода. Время тянется. Единственное развлечение – наблюдать за семейством страусов и несколькими зебрами. Мои мысли вихрем проносятся в голове. Я полна решимости больше не вкладываться в магазин. Я хочу отправиться в Момбасу, как София. Мы можем открыть там магазин сувениров, который приносил бы больше дохода и доставлял бы меньше хлопот, чем здешний бизнес. Но как мне убедить в этом мужа? Я должна уговорить его, иначе я никогда не уеду отсюда с Напираи. Я все равно не смогу сделать это одна – кто будет держать мою девочку во время долгой поездки?

Спустя три часа вдалеке поднимается облако пыли. Я почти уверена, что это отец Джулиано. Вскоре он останавливается рядом с нами. Открыв капот, качает головой. Он удивляется, почему я не попросила его установить аккумулятор. Теперь устройство пришло в негодность. Я уже не могу плакать. Я говорю, что аккумулятор куплен всего неделю назад. Отец Джулиано говорит, что попытается все исправить, но обещать ничего не может. И вообще через два дня он уезжает в Италию. Затем он дает мне запасной аккумулятор, и мы возвращаемся в Барсалой. Там миссионер заливает корпус горячим варом. Это не занимает много времени. Попрощавшись с отцом Джулиано, я впадаю в уныние. Теперь у меня, вероятно, не будет ангела-хранителя в течение следующих трех месяцев, поскольку отец Роберто не так отзывчив.

Вечером, как всегда, приходят ребята и приносят дневную выручку. Обычно я готовлю им чай, а если нет Лкетинги, то и еду. Ребята всегда поднимают мне настроение, мне с ними легко. Джеймс расстроен, что я больше не хочу нанимать грузовики для магазина. Впервые я осторожно заговариваю о своем плане уехать отсюда. Объясняю это тем, что в противном случае у нас скоро кончатся деньги. В комнате воцаряется гробовая тишина. Наконец я прямо заявляю, что денег больше нет. Все съедает машина. Лкетинга сразу же возражает, что сейчас торговля идет хорошо и что он намерен и дальше продолжать в том же духе. Здесь его дом, и он не покинет свою семью. Я спрашиваю, на чьи деньги он собирается все покупать. Он небрежно отвечает, что я могу написать своей маме и попросить ее прислать денег, как обычно. Он не понимает, что это были не мамины, а мои деньги. Ребята меня понимают, но помочь ничем не могут, потому что муж ничего не желает слушать. Я расписываю Момбасу как истинный рай для бизнеса. Джеймс готов немедленно отправиться туда, потому что, помимо всего прочего, ему хочется увидеть море. Но мой мужчина не хочет, чтобы мы уезжали.

Мы завершаем беседу и садимся играть в карты. Мы с ребятами смеемся, а Лкетинга, который не хочет учиться игре, просто мрачно наблюдает. Ему по-прежнему не нравится, что ребята приходят к нам. Большую часть времени он демонстративно сидит в стороне, жует мираа или подкалывает парней, пока они, раздраженные, не уходят. В любом случае, они единственные, кто нас еще навещает. Каждый день я осторожно касаюсь темы Момбасы, ведь без самых необходимых продуктов в магазине действительно уже заработать не удастся. Наконец это начинает беспокоить и Лкетингу. Но он пока не сдается.

Мы снова играем в карты втроем. Керосиновая лампа освещает стол. Лкетинга беспокойно ходит по комнате. Сегодня полнолуние, на улице светло. Я встаю, чтобы размять затекшие конечности, и тут наступаю босой ногой на что-то скользкое. Вскрикиваю от неожиданности. Все смеются, кроме Лкетинги. Взяв со стола лампу, он подносит ее к странному предмету на полу. Это похоже на раздавленное животное или козий эмбрион. Оно чуть больше десяти сантиметров. Мы не можем понять, что это. Лкетинга смотрит на меня, прищурившись, и говорит, что я что-то потеряла. Сначала я не понимаю, о чем он. Лкетинга в ярости. Он хочет знать, от кого я была беременна. Теперь-то ему ясно, зачем ребята приходят каждый день. С одним из них у меня роман. Джеймс пытается его успокоить, а я пребываю в полном смятении. Лкетинга вдруг бросается на друга Джеймса. Испуганные парни бегут из нашего дома. Муж подходит ко мне, трясет за плечи и требует, чтобы я назвала имя моего ухажера. В ярости я вырываюсь. «Ты совсем спятил! – кричу я. – Убирайся из моего дома, псих!» Мне кажется, что сейчас он меня ударит. Но он только говорит, что отомстит за этот позор. Он найдет моего ухажера и убьет его. С этими словами Лкетинга уходит.

Люди стоят перед своими хижинами и с интересом наблюдают за нами. Едва мой муж скрывается из виду, я хватаю деньги, документы, Напираи и бегом бегу в миссию. Колочу в дверь и молюсь, чтобы отец Роберто открыл. Через некоторое время он открывает и с ужасом смотрит на нас. Я в двух словах объясняю, что произошло, и прошу его немедленно отвезти меня в Маралал. Это вопрос жизни и смерти. Отец Роберто смущенно говорит, что без отца Джулино он не может этого сделать. Он здесь не так давно и не хочет запятнать свою репутацию. Я должна идти домой; может быть, все не так плохо. Очевидно, он боится. По крайней мере, я могу оставить у него деньги и паспорта, чтобы Лкетинга не смог их уничтожить.

Вернувшись, застаю дома Лкетингу с матерью. Что я делала в миссии? Я молчу. Он сердито спрашивает, где эмбрион. Я говорю, что, должно быть, кошка утащила его на улицу. Он не верит и утверждает, что я утопила его в выгребной яме. Он говорит матери, что теперь знает, что у меня роман с другом Джеймса. Напираи, вероятно, тоже не от него, а от этого парня, так как я была с ним в номере в отеле Маралала во время первой поездки в Швейцарию. Ума не приложу, откуда он узнал об этом. Теперь я должна расплачиваться за то, что просто не хотела, чтобы парень ночевал на улице. Мать спрашивает, правда ли это. Конечно, я этого и не отрицаю, но они не верят, что тогда в гостинице между нами ничего не было. Я сижу и плачу, и это только усиливает их подозрения. Я глубоко разочарована в них обоих, и теперь хочу только одного – вырваться отсюда как можно быстрее. После долгих обсуждений мать заключает, что Лкетинга будет спать в ее хижине. Однако мой муж не соглашается оставаться без Напираи. Я кричу, чтобы он оставил моего ребенка в покое, тем более что он все равно не считает его своим. Но он берет Напираи и исчезает во тьме.

Оставшись одна, сажусь на кровать и реву. Я, конечно, могу взять машину и уехать отсюда, но без моей девочки это не имеет смысла. Снаружи я слышу голоса и смех. Некоторые, кажется, рады случившемуся. Через какое-то время заглядывает ветеринар с женой. Они все слышали и пытаются меня успокоить. Я не могу сомкнуть глаз в эту ночь. Я молюсь, чтобы когда-нибудь мне удалось вырваться отсюда. Моя любовь превратилась в ненависть, и я не понимаю, как все могло измениться за столь короткое время.

Рано утром я отправляюсь в магазин и предупреждаю друга Джеймса, чтобы он был осторожен, ибо мой муж вынашивает план мести. Затем иду к матери, чтобы покормить Напираи. Мать сидит с ней перед хижиной. Муж еще спит. Я кормлю ребенка, а мать недоверчиво спрашивает, действительно ли Лкетинга его отец. Со слезами на глазах отвечаю, что да.

Бессилие и гнев

Мой муж вылезает из хижины и велит мне идти домой и ждать его там. Через некоторое время он появляется с Джеймсом и его другом. Вокруг уже полно зевак. Мое сердце колотится, я не знаю, чего ждать. Муж в ярости. Указывая на друга Джеймса, он во всеуслышание спрашивает, спала ли я с этим парнем. Он хочет знать это сейчас. Я сгораю от стыда и в то же время охвачена гневом. Он берет на себя роль судьи и даже не замечает, что выглядит просто смешно. «Нет, – кричу я ему, – ты сошел с ума!» Прежде чем я успеваю сказать что-то еще, получаю пощечину. В ярости швыряю ему в лицо пачку сигарет. Он замахивается своей метательной дубинкой рунгу, но, прежде чем успевает пустить ее в ход, парни и ветеринар хватают его. Они держат его, возмущенно что-то говорят. Они просят его уйти в лес, пока разум не прояснится. Наконец Лкетинга берет свои копья и уходит. Я иду домой. Я не хочу никого видеть.

Лкетинга исчезает на два дня, а я не выхожу из дома. Я не могу уехать, потому что никто здесь не станет мне помогать, даже за деньги. Весь день я слушаю немецкую музыку или читаю стихи, которые помогают мне собраться с мыслями. Я пишу письмо домой, как вдруг появляется муж. Он выключает музыку и спрашивает, что это за песни в доме и откуда у меня эта кассета. Спокойно отвечаю, что она была у меня всегда. Он и этому не верит. Затем он замечает письмо. Я должна прочитать его, но, когда я делаю это, он сомневается, что я правильно передала ему содержание, поэтому требует порвать и сжечь письмо. Он не говорит ни слова о Напираи, как будто ее не существует. Он более-менее спокоен, поэтому я стараюсь его не раздражать. В конце концов я должна помириться с ним, если хочу выбраться отсюда.

Дни проходят спокойно, так как друг Джеймса больше не живет в Барсалое. От Джеймса я узнала, что он переехал к родственникам. Магазин по-прежнему закрыт, и через две недели у нас заканчивается еда. Я хочу поехать в Маралал, но муж запрещает. Он говорит, что другие женщины питаются только молоком и мясом и им этого хватает.

Я продолжаю заводить разговоры о Момбасе. Если мы переберемся туда, моя семья меня обязательно поддержит. Здесь больше денег нет. Мы всегда можем вернуться, если дело не пойдет. Когда однажды Джеймс заявляет, что собирается уехать из Барсалоя, чтобы поискать работу, Лкетинга наконец спрашивает, чем мы могли бы заниматься в Момбасе. Он понемногу сдается. Я, со своей стороны, тоже прикладываю к этому все усилия. Я уничтожаю кассету и книги. Я больше не пишу писем. Я занимаюсь с ним любовью, хотя мне этого не хочется. У меня единственная цель – уехать отсюда с Напираи.

Я мечтаю открыть хороший магазин масаи с большим количеством сувениров. Для поездки в Момбасу мы могли бы продать сомалийцам наш магазин со всем, что в нем есть. Даже меблировка квартиры принесет деньги, так как кровати, стулья и столы нужны всем. Кроме того, можно напоследок организовать дискотеку, чтобы заработать денег и заодно попрощаться с людьми. Джеймс мог бы присоединиться к нам и помочь организовать бизнес. Я говорю об этом снова и снова, пытаясь скрыть нетерпение. Мой муж не должен заметить, насколько важно для меня его согласие.

Наконец он заявляет: «Коринна, мы можем отправиться в Момбасу через два-три месяца». Я интересуюсь, зачем так долго ждать. Затем, что к этому времени Напираи исполнится год, ее больше не нужно будет кормить грудью, и она сможет остаться с матерью. Вот к чему он клонит. Я спокойно говорю, что уеду отсюда только с Напираи. Мне нужна моя дочь, иначе работа не доставит мне никакого удовольствия. Джеймс меня поддерживает. Он говорит, что будет заботиться о Напираи. И если мы хотим поехать, это надо делать сейчас, так как через три месяца у него церемония обрезания. В честь этого события будет устроен большой праздник, и Джеймс станет воином, а Лкетинга – старейшиной. Торжество продлится несколько дней, после чего Джеймс будет продолжительное время находиться только с новообрезанными мужчинами. Мы советуемся и принимаем решение уехать не позднее чем через три недели. Четвертого июня мне исполняется тридцать, и я хочу отпраздновать юбилей в Момбасе. Теперь я живу мыслью о том дне, когда мы покинем Барсалой.

Поскольку сейчас начало месяца, мы хотим устроить дискотеку как можно скорее. В последний раз мы отправляемся в Маралал, чтобы закупить пиво и прочие напитки. В Маралале мой муж хочет, чтобы я позвонила в Швейцарию и узнала, сможет ли мама выслать нам денег. Я делаю вид, что звоню, затем говорю, что все в порядке. Как только мы будем в Момбасе, я позвоню еще раз.

Дискотека снова проходит успешно. Я договорилась с Лкетингой, что мы вместе произнесем прощальную речь в полночь, так как люди не знают, что мы уезжаем. Однако через некоторое время мой муж куда-то ускользает. Когда приходит время, я прошу ветеринара перевести мою речь на суахили для рабочих и на язык масаи для местных. Джеймс выключает музыку, и все в изумлении замолкает. Я нервно стою посреди комнаты и прошу минуту внимания. Во-первых, извиняюсь за отсутствие мужа. Затем с сожалением сообщаю, что это наша последняя дискотека и что через две недели мы покидаем Барсалой, чтобы начать новый бизнес в Момбасе. Мы не можем больше здесь жить, поскольку наша машина обходится нам слишком дорого. Мое здоровье и здоровье дочери тоже постоянно в опасности. Я хотела бы поблагодарить всех за доброе к нам отношение и пожелать всем удачи в строительстве новой школы.

Не успеваю я закончить свою речь, как все приходят в сильное волнение и начинают говорить одновременно. Даже шериф расстроен, он говорит, что теперь, когда я так хорошо вписалась в здешнюю жизнь, я не могу просто так уехать. Жителям будет не хватать нас и нашего магазина. Мы внесли в жизнь каждого из присутствующих столько разнообразия, не говоря уже о помощи с машиной. Тронутая этими словами, я прошу снова включить музыку, чтобы вернуть веселье.

Среди суматохи рядом со мной оказывается молодой сомалиец. Он тоже сожалеет о нашем решении. Он всегда восхищался тем, что я сделала. Я приглашаю его выпить содовой и, пользуясь случаем, предлагаю приобрести оставшийся в магазине товар. Он тут же соглашается. Когда я проведу инвентаризацию, он заплатит мне полную закупочную стоимость. Он купит даже весы, которые стоят огромных денег. Затем мы беседуем с ветеринаром. Для него наш отъезд тоже новость. Однако он меня хорошо понимает. Он надеется, что в Момбасе Лкетинга придет в себя. Наверное, ветеринар единственный, кто понимает истинную причину отъезда.

Мы заканчиваем праздник в два часа ночи, но Лкетинги все нет. Я спешу в хижину, чтобы забрать Напираи. Мой муж сидит и разговаривает с матерью. На вопрос, почему его не было, он отвечает, что это не его вечеринка, потому что это не он, а я хочу уехать. Я не спорю. Решаю переночевать здесь – у меня мелькает мысль, что, может быть, это моя последняя ночь в Барсалое.

При первой возможности я рассказываю Лкетинге о нашей сделке с сомалийцем. Сначала он злится и заносчиво заявляет, что не будет вести с ним переговоров. Так что инвентаризацию мы проводим вместе с Джеймсом. Сомалиец просит, чтобы товар ему привезли через два дня, чтобы он смог расплатиться сразу за все. Стоимость одних только весов составляет треть от общей суммы.

У нашего дома продолжают появляться люди, которые хотят что-то купить. Все уже забронировано вплоть до последней чашки. Двадцатого числа я хочу получить деньги, а утром на следующий день каждый может забрать свой товар, таков договор. К сомалийцу я еду с мужем. Он торгуется из-за каждого шиллинга. Когда я приношу весы, он их тут же забирает. Он хочет взять их с собой в Момбасу. Лкетинга не желает понимать, что они нам больше не нужны, в то время как кто-то другой сможет ими пользоваться. Нет, весы поедут с нами! Меня бесит, что мы теряем из-за них кучу денег, но я молчу. Больше никаких споров перед отъездом! У нас еще есть целая неделя до двадцать первого мая.

Дни проходят в ожидании, и мое внутреннее напряжение растет по мере приближения отъезда. Я не задержусь здесь ни на минуту. Приближается последняя ночь. Все несут деньги, а мы отдаем то, что нам уже не нужно. Машина полностью загружена, в доме остались только кровать с москитной сеткой, стол и стулья. Мать была с нами весь день и присматривала за Напираи. Она огорчена нашим отъездом.

Ближе к вечеру в деревне у сомалийцев останавливается машина, и мой муж отправляется туда в надежде, что привезли мираа. Тем временем мы с Джеймсом составляем маршрут. Мы оба очень рады долгому путешествию, но волнуемся – ведь до южного побережья почти полторы тысячи километров.

Между тем Лкетинги нет уже больше часа, я начинаю нервничать. Наконец он появляется, и по его лицу я сразу понимаю, что что-то не так. «Мы не можем уехать завтра», – объявляет он. Конечно, он снова жует мираа, но на этот раз он серьезен как никогда. У меня внутри все закипает. Я спрашиваю, где он был так долго и почему это мы не можем уехать завтра. Он смотрит на нас с Джеймсом мутными глазами и объясняет, что старейшины недовольны тем, что мы собираемся уехать без их благословения. Мы не можем так просто уехать.

Я взволнованно спрашиваю, почему молитвенный обряд для нашей защиты не может быть проведен завтра утром. Джеймс говорит, что мы должны сварить пиво и зарезать одну-две козы. Только когда старейшины в хорошем настроении, они готовы сказать нам: «Enkai». Он согласен с Лкетингой, что без благословения ехать нельзя. Я выхожу из себя. Почему эти старейшины не предупредили об этом заранее? За три недели они уже знали, когда мы хотим уехать, мы устроили вечеринку, продали все и упаковали оставшееся! Я не останусь ни на день дольше, я поеду, даже если мне придется ехать одной с Напираи! Я злюсь, кричу и плачу, потому что понимаю, что этот «сюрприз» задержит нас еще как минимум на неделю, так как быстрее пиво сварить не получится. Лкетинга, лениво жуя свою траву, заявляет, что не поведет машину. Джеймс уходит, чтобы посоветоваться с матерью. Я падаю на кровать и хочу умереть. В голове стучит одно: «Завтра!»

Поскольку я почти не сплю ночью, я совершенно измотана, когда рано утром появляются Джеймс с матерью. Опять идут бесконечные разговоры, но мне они неинтересны, и я упорно продолжаю паковать вещи. Опухшие глаза еле видят. Вокруг уже полно народу, кто-то пришел забрать свои вещи, кто-то попрощаться. Я ни на кого не обращаю внимания. Джеймс подходит ко мне и говорит, что мать интересуется, действительно ли я сама поведу машину. «Да», – отвечаю я, привязывая Напираи к себе. Мать долго молча смотрит на внучку и на меня. Потом она что-то говорит Джеймсу, и его лицо вмиг становится светлым и радостным. Он сообщает мне, что мать собирается привести трех старейшин из Барсалоя, чтобы благословить нас как положено. Она не хочет, чтобы мы уезжали без благословения, потому что уверена, что мы видимся в последний раз. Я с благодарностью прошу Джеймса перевести для нее, что где бы я ни была, я позабочусь о ней.