Текст книги "Белая масаи. Когда любовь сильнее разума"

Отдых в Швейцарии

Уже через три дня мне становится очень одиноко, хотя мы с Напираи по очереди навещаем мать или мою новую подругу, жену ветеринара. И все равно все слишком однообразно. Я не люблю даже есть в одиночестве. Я скучаю по своей семье и наконец принимаю решение на месяц отправиться в Швейцарию. Там было бы намного проще соблюдать диету. Но переубедить Лкетингу будет непросто, даже невзирая на то, что отдых мне рекомендовали врачи, когда я выписывалась из больницы. Мысль об отдыхе в Швейцарии вдохновляет меня с каждым часом все больше и больше, и я с нетерпением жду возвращения мужа.

Я готовлю на кухне, сидя на полу под открытым окном, когда открывается дверь и входит Лкетинга. Он не здоровается, а сразу заглядывает в окно и подозрительно спрашивает, кто только что вышел. Учитывая, что мы пять дней не виделись, эти слова для меня как пощечина, но я стараюсь держать себя в руках, потому что хочу обсудить с ним свои планы. Я спокойно отвечаю: «Никто. А почему ты спрашиваешь?» Вместо ответа он направляется в спальню и внимательно изучает одеяло и матрац. Мне стыдно за его недоверие, и радость от встречи с ним улетучивается. Он спрашивает, кто заходил, пока его не было. Воины заходили пару раз, но я не пустила их в дом.

Наконец он говорит несколько слов своей дочери и достает ее из плетеной корзины-кроватки, которую я купила во время прошлой поездки в Маралал. Днем она лежит в этой переносной кроватке на улице под деревом, пока я стираю одежду и подгузники. Он берет ее и уходит в направлении хижин. Наверное, отправился к матери. Моя еда готова, и я вяло ее ковыряю. Я не перестаю удивляться, почему он такой подозрительный.

Муж все не возвращается, хотя прошло уже два часа. Иду к матери. Она сидит под своим деревом с другими женщинами, а Напираи спит рядом на коровьей шкуре. Лкетинга в хижине. Я подсаживаюсь к матери. Она спрашивает у меня нечто, понятное только наполовину. Суть сводится к тому, что она тоже полагает, что у меня есть парень. Вероятно, Лкетинга рассказал ей свою страшилку. Она заговорщически подмигивает мне, но предупреждает, что это опасно. Я в шоке. И она туда же! Я говорю, что у меня есть только Лкетинга, забираю дочку и отправляюсь домой.

В этой ситуации мне трудно рассказать о своем плане насчет Швейцарии. При этом становится все более очевидным, что мне нужен отпуск. Но пока я держу это в тайне и хочу подождать, пока все не утрясется.

Время от времени я пытаюсь съесть хоть немного мяса, но тут же страдаю от болей в желудке. Я предпочитаю придерживаться кукурузы, риса или картофеля в своем меню. Так как я не ем жирного и каждый день кормлю грудью, я все больше теряю в весе. Мне приходится затягивать юбки ремнями, чтобы не потерять их.

Напираи сейчас уже три месяца, и мы должны ехать в больницу в Вамбе для прививки и общего осмотра. С новой машиной это не проблема. Лкетинга после долгих дискуссий хочет сесть за руль новой машины. Я не в восторге от его идеи. Однако, поскольку я не могу вести машину одна с Напираи и потому в какой-то мере зависима от него, я нерешительно протягиваю ему ключ. При каждом его неверном движении у меня сжимается сердце. Он едет медленно, даже слишком медленно. Я чувствую странный запах и понимаю, что мы двигаемся с включенным ручным тормозом. Лкетинга ужасно смущен, потому что теперь тормоз не работает как надо, а я очень расстроена, так как у нас была масса проблем с неработающим ручником на лендровере. Теперь муж больше не хочет садиться за руль, сидит рядом подавленный, с Напираи на руках. Мне становится жаль его, и я уверяю, что мы обязательно все починим.

В больнице нам приходится ждать почти два часа, прежде чем нас вызывают. Швейцарская женщина-врач осматривает меня и говорит, что я слишком похудела и у моего организма недостаточно резервов. Если я не хочу вернуться сюда в ближайшее время в качестве пациента, мне придется отправиться в Швейцарию как минимум на два месяца. Я объясняю, что и сама давно уже собираюсь это сделать, но не знаю, как рассказать об этом мужу. Она вызывает врача, который также настаивает на немедленной поездке в Европу. Он говорит, что я сильно истощена, а Напираи высасывает из меня последние силы. С самой девочкой все в порядке.

Я прошу врача поговорить с Лкетингой. Муж вначале в шоке, когда слышит, что я должна уехать так надолго, но после переговоров безропотно соглашается на пять недель. Врач дает мне справку, чтобы я могла получить необходимые документы для выезда Напираи. Ей делают прививки, и мы возвращаемся в Барсалой. Лкетинга грустен. Он постоянно спрашивает: «Коринна, почему ты все время болеешь? Почему летишь с моим ребенком так далеко? Я не знаю, где находится Швейцария. Что я буду делать без тебя так долго?» Мое сердце разрывается, я понимаю, как ему тяжело. Мать тоже огорчена новостью о поездке. Но я обещаю вернуться здоровой и сильной, чтобы мы могли снова открыть магазин.

Мы отправляемся в путь через два дня. В Маралал нас везет отец Джулиано. Машину я оставляю у него. Лкетинга сопровождает нас с Напираи в Найроби. Это еще одно долгое путешествие, во время которого приходится не один и не два раза менять подгузники. Багажа у меня немного.

В Найроби, остановившись отеле, мы первым делом отправляемся в немецкое посольство, чтобы получить паспорт на имя ребенка. Проблемы начинаются уже на входе: Лкетингу не пускают в посольство в одежде самбуру. Только когда мне удается убедить их, что это мой муж, ему позволяют войти. Он сразу становится нервным и подозрительным.

В посольстве полно народу. Я начинаю заполнять анкету, заранее зная, что с именем возникнут проблемы. Я пишу: «Напираи Лепарморийо-Хофманн», но мой муж не желает, чтобы его дочь была Хофманн, он признает только Лепарморийо. Я пытаюсь как можно спокойнее объяснить ему, что нам нужен только такой паспорт, с которым Напираи сможет путешествовать. Начинается спор, очередь смотрит на нас с любопытством. В итоге мне все-таки удается уговорить его подписать заявление.

Долгое ожидание. Затем меня просят пройти в кабинет. Муж тоже хочет пойти со мной, но его останавливают. Сердце у меня уходит в пятки, потому что я уже готова к следующей сцене, которая немедленно и происходит. Я вижу, как Лкетинга проталкивается к стойке и вступает в яростный спор с мужчиной.

Меня ожидает представитель посольства Германии, любезно сообщивший, что может выдать паспорт на ребенка, но только на имя Напираи Хоффман, так как наше с Лкетингой свидетельство о браке еще не вступило в законную силу и я, согласно немецкому законодательству, считаюсь незамужней. Другими словами, я замужем только в Кении. Когда он сообщает, что муж должен подписать еще одно заявление, я отвечаю, что он не согласится, и показываю свои медицинские справки. Но представитель ничего не может сделать.

Когда я возвращаюсь, злой Лкетинга сидит в кресле, держа на руках плачущую Напираи: «Что с тобой? Почему ты ходила без меня? Я твой муж!» Я в полном смятении, так как снова заполняю анкету без Лепарморийо. Поднявшись, он заявляет, что больше ничего не подпишет.

Я сердито смотрю на мужа и говорю, что если он не подпишет бумаги сейчас, то однажды я уеду в Швейцарию с Напираи и никогда не вернусь. Когда до него наконец дойдет, что речь о моем здоровье?! После того как человек за стойкой уверяет, что Напираи в любом случае останется его дочерью, Лкетинга подписывает бумаги. Я снова иду к представителю посольства Германии. Он недоверчиво спрашивает, все ли в порядке, и я объясняю, что моему воину масаи трудно разобраться во всей этой бюрократии.

Представитель посольства вручает паспорт моего ребенка и желает всего хорошего. Когда я спрашиваю, могу ли я теперь выехать из страны, он отвечает, что кенийские власти все равно должны будут поставить штамп о выезде и въезде, а для этого нужно разрешение отца ребенка. Я готовлюсь к следующей маленькой катастрофе. Недовольные, мы выходим из посольства и направляемся в Ньяйо. Снова приходится заполнять формы и ждать.

Напираи кричит, и даже грудь не может ее успокоить. Снова на нас смотрят сотни глаз, снова я слышу какие-то перешептывания по поводу одежды моего мужа. Наконец нас вызывают. Женщина за стеклом насмешливо спрашивает Лкетингу, почему у Напираи немецкий паспорт, если она родилась в Кении. Все начинается сначала, и в гневе я еле сдерживаю слезы. Я объясняю этой дерзкой женщине, что у моего мужа нет паспорта, хотя он подавал документы на него два года назад. Поэтому наша дочь тоже не может быть прописана здесь. Из-за проблем со здоровьем я должна ехать в Швейцарию. Следующий вопрос почти валит меня с ног: почему я не хочу оставлять ребенка с отцом? Возмущенная, объясняю, что взять с собой трехмесячного ребенка – это нормально. Кроме того, я думаю, что моя мать имеет право увидеть внучку! Наконец она ставит печать. У меня в паспорте тоже появляется штамп. Измученная, с облегчением забираю паспорта и выбегаю из офиса.

Теперь нужно заказать билеты. На этот раз у меня есть документ, подтверждающий, откуда у меня деньги. Я показываю паспорта, и мы бронируем билеты на самолет. Вылет через два дня. Сотрудник быстро возвращается к нам с билетами и читает вслух: «Хофманн Напираи» и «Хофманн Коринна». Лкетинга снова возмущен. Он спрашивает, зачем мы вообще поженились, если я не его жена! Его ребенок, вероятно, тоже ему не принадлежит. Я уже не знаю что сказать. Я плачу от стыда, кладу билеты в карман, мы выходим из офиса и возвращаемся в номер.

Постепенно Лкетинга успокаивается. Он сидит на кровати, встревоженный и грустный. Я его где-то понимаю. Для него фамилия – величайший подарок, который он может сделать жене и детям, а я не хочу его принять. Для него это означает, что я не хочу принадлежать ему. Я беру мужа за руку и говорю, что ему действительно не о чем беспокоиться, мы еще вернемся. Я пошлю телеграмму миссионерам, чтобы он знал, когда нас встретить. Лкетинга говорит, что, когда нас нет, он чувствует себя одиноким, но в то же время я должна поправиться. Когда мы вернемся, он хочет встретить нас в аэропорту. Эти слова наполняют меня радостью, потому что я знаю, каких усилий ему будет стоить это путешествие. Наконец он говорит, что теперь хочет уехать домой. Ожидание здесь делает его очень несчастным. Я это понимаю. Мы провожаем его до автовокзала. Мы стоим и ждем отправления. Он снова с тревогой спрашивает: «Коринна, жена моя, ты уверена, что вы с Напираи вернетесь в Кению?» Я смеюсь и отвечаю: «Да, милый, я уверена». Затем его автобус уезжает.

Только два дня назад я смогла позвонить маме и сообщить, что мы собираемся приехать. Она, конечно, удивлена, но очень рада, что наконец-то увидит внучку. Нам с Напираи необходимо привести себя в порядок, но трудно выйти из номера с таким маленьким ребенком. Туалеты и душевые находятся в конце коридора. Отправляясь в уборную, мне волей-неволей приходится брать ее с собой, если только она не спит. А вот с душем это невозможно. Иду на ресепшн и спрашиваю женщину, не присмотрит ли она пятнадцать минут за моим ребенком, пока я приму душ. Она с радостью сделала бы это, но сейчас в половине Найроби нет воды – прорвало трубу. Может быть, к вечеру починят.

Я жду до шести, но ситуация не меняется. Хуже того – везде ужасно воняет. Я не хочу больше ждать, потому что к десяти часам уже должна быть в аэропорту. Я отправляюсь в магазин и покупаю несколько литров питьевой воды. Сначала мою Напираи, потом кое-как ополаскиваюсь сама.

Такси везет нас в аэропорт. Багажа у нас немного, хотя в конце ноября Европа нас встретит холодом. Стюардессы приветствуют нас и постоянно останавливаются около моей маленькой девочки, что-то говоря. После еды я ставлю ей кроватку, принесенную стюардессой, и вскоре дочка засыпает. Меня тоже охватывает усталость, и я просыпаюсь уже во время завтрака. Мне волнительна мысль, что скоро я окажусь на швейцарской земле.

Белые лица

Я цепляю ребенка на спину, и мы без проблем проходим паспортный контроль. Затем сразу вижу маму и Ханса-Петера, ее мужа. Радость переполняет всех. Напираи с интересом смотрит на белые лица.

По дороге в Бернский Оберланд я замечаю беспокойный мамин взгляд.

Дома мы первым делом принимаем ванну – наконец-то горячую ванну! Мама купила маленькую ванночку для Напираи и делает всю работу за меня. Я сижу в горячей воде минут десять, и тут у меня начинает чесаться все тело. Язвы от украшений масаи на ногах и руках дают о себе знать. Они открылись и гноятся. Они плохо заживают во влажном климате. Я вылезаю из ванны и вижу, что все тело покрыто красными пятнами. Мама в ужасе. Напираи кричит – ее тело тоже все в красных гнойничках и ужасно чешется. Поскольку мама панически боится всякой заразы, на следующий день мы записываемся на прием к дерматологу.

Он поражен. Его вердикт – чесотка. В Швейцарии это редкое заболевание. Суть его в том, что под кожу заползают клещи, которые, когда им становится жарко, начинают забираться глубже, вызывая тем самым сильный зуд. Конечно, врач недоумевает, откуда у нас эта болезнь. Я рассказываю об Африке. Глядя на мои язвы, которые уже почти на сантиметр ушли в плоть, дерматолог предлагает мне пройти тест на СПИД. Хоть меня и охватывает ужас, я готова. Он дает мне несколько бутылочек с жидкостью для применения три раза в день от чесотки и говорит, что через три дня я могу узнать результаты анализов. Эти дни стали тяжелейшими в моей жизни.

Первый день я много отдыхаю и рано, вместе с Напираи, ложусь спать. На второй день вечером врач сам звонит мне. С трепетом снимаю трубку. Врач извиняется за поздний звонок, но хочет облегчить мое ожидание и говорит, что тест отрицательный. Я не могу сказать больше, чем спасибо. Однако, когда я произношу это слово, чувствую, что заново родилась. Я ощущаю огромный прилив сил. Теперь я знаю, что способна преодолеть и последствия гепатита. Каждый день я понемногу увеличиваю количество жирной пищи и ем все, что с любовью готовит мне мама.

Время тянется медленно, потому что я все-таки не чувствую себя здесь дома. Мы много времени проводим на улице, навещаем мою золовку Джелли, гуляем с Напираи по первому снегу. Ей очень здесь нравится, но она не любит все время одеваться и раздеваться.

Через две с половиной недели мне становится ясно, что я не хочу оставаться дольше Рождества. Но первый свободный рейс, на который я могу купить билет, – только 5 января уже нового, 1990 года. Так что меня не будет дома почти шесть недель. Мне трудно прощаться, потому что понимаю: скоро мне снова придется рассчитывать только на себя.

Я возвращаюсь с багажом весом почти сорок килограммов. Я накупила и сшила для всех огромное количество одежды, плюс еще везу наши с Напираи рождественские подарки. Их много и они замечательны. Среди них подаренный братом слинг, в котором я теперь могу носить дочку на спине.

Все будет хорошо?

Когда мы приземляемся в Найроби, я нервничаю, потому что не знаю, встретит ли нас Лкетинга. Если нет, то я застряну здесь с багажом и Напираи, а найти ночлег среди ночи будут нелегко. Сказав «пока» милым стюардессам, идем на паспортный контроль. По окончании всех процедур я вижу своего возлюбленного и его брата Джеймса с другом. Радости нет предела. Мой муж дивно раскрашен, длинные волосы красиво уложены. Он стоит, завернутый в красное одеяло, и с радостью обнимает нас. Мы сразу едем в отель, где они с Джеймсом уже забронировали жилье. У Напираи проблема с лицами – они снова все черные. Дочка плачет, и Лкетинга беспокоится, узнала ли она его вообще. В номере все хотят сразу же увидеть подарки, но я достаю только часы, потому что завтра нам уезжать, а я все аккуратно упаковала. Парни уходят в свою комнату, и мы тоже ложимся спать. В эту ночь мы с мужем спим вместе, и это не причиняет мне боли. Я счастлива и засыпаю с надеждой, что все будет хорошо.

По дороге домой мы много разговариваем, рассказываем друг другу новости, и я узнаю, что скоро в Барсалое должна быть построена настоящая, большая школа. Прилетал самолет из Найроби с индийцами, которые на несколько дней остановились в миссии. Школу хотят построить на другом берегу большой реки. Приедет много рабочих из Найроби, все из племени кикуйю. Но никто не знает, когда начнется стройка. Я рассказываю про Швейцарию и, конечно, говорю о чесотке и о том, что мужу надо лечиться, иначе он опять нас заразит.

Лкетинга доехал на машине до Ньяхуруру и припарковал ее у миссии. Я восхищаюсь его мужеством. Мы без проблем добираемся до Маралала, хотя расстояния снова кажутся мне бесконечными. Мы прибываем в Барсалой на следующий день. Мать радостно приветствует нас и благодарит Enkai за то, что мы благополучно вернулись с крыльев «железной птицы», как она называет самолет. Как же хорошо дома!

Меня также с радостью встречают миссионеры. Я спрашиваю у отца Джулиано про школу, и он подтверждает слова парней. На самом деле строительство начнется в ближайшие дни. Здесь уже есть люди, которые строят бараки для рабочих. Из Нанюки-Вамбе целыми грузовиками ежедневно доставляются материалы. У меня нет слов, я восхищена, что здесь реализуется такой проект. Отец Джулиано сказал, что правительство хочет, чтобы масаи осели здесь. Место неплохое, потому что река всегда течет, а песка достаточно, чтобы соединить камни с цементом. Благодаря миссионерам правительство выбрало это место. Мы наслаждаемся прекрасными днями, снова и снова ходим на другую сторону реки, чтобы наблюдать за тем, что происходит.

Мой котенок вырос. Видимо, Лкетинга сдержал обещание и кормил кошечку исключительно мясом, потому что она свирепа, как тигр. Лишь когда она ложится в постель с Напираи, мурлычет, как домашняя.

Через две недели появляются рабочие. Большинство из них можно увидеть в церкви в первое воскресенье, ведь месса здесь – единственное развлечение для горожан. Сомалийцы взвинтили цены на сахар и кукурузу, и это вызвало недовольство жителей. Было даже организовано деревенское собрание со старейшинами и местным шерифом. Мы тоже в этом участвуем, и меня часто спрашивают, когда же наконец откроется магазин самбуру. Некоторые рабочие интересуются, не хочу ли я организовать доставку пива и газированных напитков на своем авто. Они хорошо мне заплатят, так как зарабатывают много, а деньги не на что тратить. Сомалийцы – мусульмане, поэтому пива у них нет.

Когда рабочие продолжают появляться у нашего дома по вечерам, я задумываюсь о новом бизнесе для нас. Мне приходит в голову идея организовать что-то вроде дискотеки с музыкой кикуйю. Мы могли бы также жарить мясо, продавать пиво и газировку. Обсуждаю это с Лкетингой и ветеринаром, к которому часто заходит мой муж. Им обоим нравится эта идея, и ветеринар говорит, что ее обязательно нужно претворить в жизнь, а заодно и продавать здесь мираа, так как люди продолжают спрашивать о ней. Итак, решено. Мы начнем в конце месяца. Я прибираюсь в магазине и пишу объявления, которые мы расклеиваем в разных местах и раздаем рабочим.

Эффект потрясающий. Уже в первый день приходят люди и спрашивают, почему бы не устроить дискотеку уже в эти выходные. Это слишком рано, учитывая, что в Маралале не всегда есть пиво.

Мы совершаем наш обычный вояж и покупаем двенадцать ящиков пива и газированной воды. Лкетинга закупает мираа. Машина битком, и обратный путь занимает значительно больше времени.

Дома мы складываем товары перед магазином, потому что танцплощадка будет устроена в нашей бывшей квартире. Через некоторое время появляются первые желающие купить пива. Я остаюсь непреклонной, потому что в противном случае на завтра ничего не останется. Потом появляется шериф и требует лицензию на дискотеку. Конечно, у меня ее нет, и я интересуюсь, действительно ли это необходимо. Лкетинга обсуждает с ним этот вопрос. Тот обещает все уладить завтра. За небольшую сумму и пиво он готов выдать лицензию.

Сегодня должна состояться дискотека, и мы очень взволнованы. Помощник в магазине кое-что смыслит в технике. Он вынимает из машины аккумулятор, чтобы подключить его к магнитофону. Звук есть. Тем временем зарезали козу. Двое парней заняты потрошением и расчленением. Нашлись даже волонтеры, чтобы помогать нам. Лкетинга занят оргмоментами. И вот к половине седьмого все готово. Музыка звучит, мясо шкварчит, а у задних дверей ждут люди. Лкетинга собирает с мужчин денежный взнос. Для женщин вход свободный, но они остаются снаружи и лишь изредка, хихикая, заглядывают внутрь. Магазин заполняется в течение получаса. Рабочие продолжают приходить, знакомятся с нами и поздравляют с тем, что мы осуществили задуманное. Сам бригадир выражает мне признательность за мои старания. Люди заслуживают развлечений, ведь для многих это первая стройка вдали от дома.

Мне нравится находиться среди такого количества счастливых людей, большинство из которых говорит по-английски. Из деревни приходят самбуру, среди них даже несколько старейшин, которые, усевшись на ящиках и закутавшись в шерстяные одеяла, наблюдают за танцующими кикуйю. Их удивлению нет предела. Я не танцую, хоть и оставила Напираи с матерью. Некоторые мужчины приглашают меня, но, взглянув на Лкетингу, я, конечно, отказываюсь. Он за моей спиной пьет пиво и жует мираа. Эти товары были распроданы первым делом.

В одиннадцать вечера музыка стихает, и несколько мужчин произносят благодарственную речь в наш адрес. Особенно благодарят меня, mzungu. Через час заканчивается пиво. Коза тоже разошлась. У гостей хорошее настроение, которое остается таким до четырех утра. Потом наконец мы расходимся по домам. Я забираю у матери Напираи и в изнеможении тащусь к нашей хижине.

На следующий день, подсчитывая доход с мероприятия, я с удовлетворением обнаруживаю, что прибыль существенно превышает продажи в магазине. Однако радость быстро улетучивается, когда отец Джулиано с ревом подъезжает на своем мотоцикле и сердито спрашивает, что за «адский шум» мы устроили прошлой ночью. Несколько смущенная, рассказываю о дискотеке. В принципе, он не возражает, если это будет пару раз в месяц. И после полуночи он хочет спать. Мне не хочется его расстраивать, поэтому в дальнейшем я намерена придерживаться этого правила.