Текст книги "Белая масаи. Когда любовь сильнее разума"

Горькое разочарование

Восемь дней пролетели быстро. Уильям и я в магазине. На улице удушающе жарко, покупателей почти нет. Но мы довольны нашим оборотом, о котором София пока может только мечтать. Я сижу на крыльце магазина, а Напираи, несмотря на свои тринадцать месяцев, с удовольствием сосет мою грудь. Вдруг из-за индийского магазина выходит высокий мужчина и направляется к нам.

Я не сразу узнаю Лкетингу. Я не чувствую радости, словно я заморожена. Его вид вызывает у меня оторопь. Он состриг свои длинные рыжие волосы, на голове никаких украшений. На нем старомодная рубашка и темно-красные джинсы, слишком узкие и слишком короткие. На ногах – дешевые пластиковые тапочки, а походка кажется какой-то деревянной. «Коринна, почему бы тебе не поздороваться со мной? – говорит он. – Ты мне не рада?»

Только сейчас я понимаю, что, должно быть, ужасно на него посмотрела. Чтобы как-то отвлечься от увиденного, показываю Напираи папу. Он с радостью берет ее на руки. Она же, кажется, не узнает отца в новом обличье и сразу тянется ко мне.

Мой муж заходит в магазин и все осматривает. Увидев новые пояса масаи, он хочет знать, откуда они. «От Присциллы», – отвечаю я. Он откладывает их в сторону, чтобы позже вернуть. Он не хочет продавать ничего изготовленного ею, чтобы не платить ей проценты. Он уже страшно бесит меня, и я чувствую спазмы в животе. «Коринна, где твоя сестра?» – спрашивает он. «Не знаю. Может быть, в гостинице», – отвечаю я. Он требует ключи от машины и хочет навестить ее, хотя даже не знает, как она выглядит.

Лкетинга возвращается через час. Конечно, он ее не нашел. Зато купил мираа в Укунде. Он садится перед входом и принимается жевать. Через короткое время вокруг на земле появляются листья и обглоданные стебли. Я предлагаю ему съесть свою траву где-нибудь в другом месте. Он же думает, что я хочу избавиться от него. Он идет к Уильяму и подробно о чем-то его расспрашивает.

О доме и Джеймсе муж ничего не рассказывает. Лкетинга просто дождался обрезания и рано ушел с праздника. Я осторожно спрашиваю, где его прежняя одежда и почему он подстригся. Одежда в сумке, вместе с волосами. Он больше не принадлежит к воинам, поэтому канга ему не нужна. Я говорю, что большинство масаев в Момбасе до сих пор носят традиционную одежду, украшения и длинные волосы, кроме того Лкетинга – лицо нашего бизнеса. Из сказанного он делает вывод, что другие масаи нравятся мне больше, чем он. Я хочу лишь, чтобы он сменил рубашку и джинсы на кангу, так как эта простая одежда идет ему гораздо больше. Но пока я этого не озвучиваю, чтобы не подливать масла в огонь.

Мы возвращаемся домой и застаем Сабину, сидящую с Эди и другими воинами перед хижиной. Я знакомлю ее с мужем. Он радостно ее приветствует. Сабина смотрит на меня немного удивленно. Конечно, его вид тоже приводит сестру в замешательство. Лкетинга, вероятно, не догадывается, почему Сабина здесь.

Через полчаса Сабина собирается пойти ужинать в отель. Это единственная возможность перекинуться с ней парой слов, поэтому я предлагаю быстро отвезти ее, пока муж побудет с Напираи. Однако Лкетинга вызывается сам отвезти сестру. Сабина в ужасе смотрит на меня и говорит по-швейцарски, что, если этот человек будет за рулем, она не сядет в машину. Она его совсем не знает, и по его виду не скажешь, что он способен управлять транспортным средством. Я не знаю, что делать и что ей сказать. Повернувшись к Лкетинге, Сабина говорит: «Спасибо, я пройдусь с Эди». Я замираю, предчувствуя, что сейчас произойдет. Лкетинга смеется и отвечает: «Почему ты идешь с ним? Ты же сестра Коринны. Значит, ты и мне как сестра».

Когда уговорить ее не удается, Лкетинга предлагает встретиться с ней вечером в Bush-Baby-Bar, так как не хочет, чтобы она пошла туда одна. Сабина слегка раздраженно отвечает: «Я иду туда с Эди, а ты, если хочешь, приходи с Коринной». Я вижу, что теперь он понимает, в чем здесь дело. Сабина, пользуясь замешательством, исчезает с Эди. Я занимаюсь Напираи. Муж долго не произносит ни слова и усиленно жует мираа. Потом он интересуется, чем я занималась по ночам. Я говорю, что либо захожу к Присцилле, которая живет в тридцати метрах от нас, либо ложусь спать. «А кто ложился рядом?» – спрашивает он. Я отвечаю довольно резко: «Только Напираи!» Он смеется и продолжает жевать.

Укладываясь, я надеюсь, что он еще долго просидит на улице, потому что у меня нет ни малейшего желания заниматься с ним любовью. Теперь я в полной мере понимаю, насколько притупились мои чувства к этому человеку. После двух с половиной недель свободы теперь жизнь кажется невыносимой.

Вскоре он тоже ложится. Я, лежа у стены вместе с Напираи, притворяюсь спящей. Муж заговаривает со мной, но я не отвечаю. Когда он принимается ласкать меня, что в обычной ситуации было бы нормальным после разлуки, я испытываю ужас и отвращение. Я просто не могу и не хочу. Новое разочарование слишком велико. Я отталкиваю его и говорю: «Может быть, завтра». Он произносит: «Коринна, ты моя жена, я тебя давно не видел. Я хочу любви! Может быть, тебе достаточно любви других мужчин!» – «Нет! Нет у меня любви, и я не хочу любви!» – кричу я.

Конечно, всем все слышно, но я больше не в силах себя контролировать. Напираи просыпается и начинает плакать. Разъяренный Лкетинга встает, надевает украшения, кангу и ускользает в ночь. Дочка кричит и никак не может успокоиться. В комнате появляется Присцилла. Она берет Напираи на руки. Я так измотана, что не могу говорить с ней о наших проблемах. Единственное, я говорю, что Лкетинга совсем спятил. Она спокойно возражает, что все мужики такие, но здесь нельзя так кричать, иначе будут проблемы с арендодателем. Затем уходит.

Как обычно, на следующий день мы с Уильямом отправляемся в магазин. Я не знаю, где ночевал мой муж, настроение подавленное. Няня и Уильям тоже сегодня не особенно разговорчивы. Мы рады любому посетителю – они отвлекают нас от грустных мыслей, хотя сегодня даже я неохотно общаюсь с ними.

Лкетинга появляется около полудня. Он по каждому поводу начинает цепляться к Уильяму. Муж не желает больше сам раздавать листовки и посылает Уильяма. Кроме того, он не хочет, чтобы Уильям обедал с нами. К Софии он меня тоже не пускает, считая, что нам с ней не о чем разговаривать.

Складывается впечатление, что в кассе уже несколько дней недостача. Не могу сказать точно, сколько, но я уже не хожу в банк каждый день. Лкетинга тоже время от времени берет деньги, а я покупаю товары у торговцев. Но интуиция мне подсказывает, что что-то не так. Пока я не решаюсь говорить об этом с мужем.

Отпуск сестры подходит к концу, но, к сожалению, мы мало бываем вместе. В предпоследний день вечером мы отправляемся с ней и Эди на дискотеку. Это ее желание, видимо, она хочет напоследок пообщаться со мной. Напираи остается с Присциллой. Мы с Лкетингой сидим за столиком, а Сабина и Эди весело танцуют. Я немного выпила, чего давно не делала. Мысли мои возвращаются к тому времени, когда я была здесь с Марко и едва не лишилась чувств, когда в дверях показался мой масаи. Сколько воды утекло с тех пор! Я пытаюсь скрыть слезы. Я не хочу испортить последний день с Сабиной и не дай бог еще спровоцировать ссору с мужем. Наверное, тогда он тоже был счастливее, чем сейчас.

Вернувшись к столу, сестра сразу замечает, что со мной что-то не так. Я встаю и иду туалет. Я умываюсь холодной водой, а Сабина стоит рядом и обнимает меня. Мы молчим. Затем она сует мне сигарету и говорит, чтобы я потом не торопясь выкурила ее. В сигарете табак, смешанный с марихуаной; сестра уверена, что это пойдет мне на пользу. Если я захочу еще, нужно лишь связаться с Эди.

Возвращаемся к столу. Лкетинга приглашает Сабину на танец. Пока они танцуют, Эди спрашивает, есть ли у меня проблемы с мужем. «Иногда», – коротко отвечаю я. Эди тоже хочет потанцевать, но я отказываюсь. Вскоре мы с Лкетингой уходим, потому что я впервые оставила Напираи с Присциллой и оттого мне не по себе. Я прощаюсь с Сабиной и желаю ей хорошо долететь.

В темноте мы бредем в деревню. Свою дочурку я слышу издалека. Присцилла успокаивает меня, говоря, что Напираи только что проснулась и, конечно, скучает по груди. Пока Лкетинга с Присциллой разговаривают, я иду в нашу комнату. Напираи снова засыпает, и я сажусь на улице в душном ночном воздухе и закуриваю сигарету, которую дала сестра. Жадно вдыхаю дым. Не успеваю я в последний раз затянуться, как появляется Лкетинга. Надеюсь, он не учуял запаха.

Я чувствую себя свободнее и легче и внутренне улыбаюсь. Когда голова начинает кружиться, я ложусь. Лкетинга говорит, что я какая-то не такая, но я сваливаю все на алкоголь, от которого отвыкла. Сегодня мне нетрудно выполнить свой супружеский долг. Даже Лкетинга удивлен моей готовностью.

Просыпаюсь ночью от того, что мне срочно нужно в туалет. Выбравшись, делаю все непосредственно за нашим жилищем, так как туалет слишком далеко, а голова все еще кружится. Когда я снова оказываюсь в нашей большой кровати, муж в темноте спрашивает, куда я ходила. Не удовлетворившись моим ответом, он встает, берет фонарик и просит показать ему место. Каннабис еще не выветрился, мне все кажется очень смешным. Лкетинга, однако, находит, что я недостаточно сонная, и из этого заключает, что у меня была назначена с кем-то встреча. Я хохочу и показываю ему темное пятно на земле. Скоро мы снова засыпаем в тишине.

Утром голова раскалывается и меня окутывает глубокая тоска. После завтрака мы едем на работу и впервые по дороге не встречаем Уильяма. Подъехав к магазину, обнаруживаем, что он уже там. Поскольку меня это не касается, я не спрашиваю, где он был. Он кажется нервным и замкнутым. Сегодня ничего особенного не происходит, но после закрытия магазина я замечаю, что кто-то взял деньги из моей сумки. Что делать? Решаю понаблюдать за Уильямом и Лкетингой, когда они вместе. Ничего особенного не замечаю, но и няне я теперь тоже не доверяю.

Уже дома, когда я возвращаюсь из душа, Присцилла сидит у нас и беседует с Лкетингой. Среди прочего, она рассказывает, что Уильям каждую ночь тратит много денег в Укунде. Она не может объяснить, откуда у него столько денег, но полагает, что нам лучше понаблюдать за ним. Мне неприятно думать, что у меня крадут деньги, однако я не спешу с выводами и решаю сначала переговорить с Уильямом с глазу на глаз. Если муж вышвырнет его, вся работа ляжет на мои плечи. К тому же до сих пор я была очень им довольна.

На следующий день парень приезжает на работу из Укунды. Лкетинга пытается поговорить с ним о пропаже денег, но тот все отрицает. Когда прибывают первые туристы, Уильям работает, как ни в чем не бывало. Лкетинга собирается съездить в Укунду. Полагаю, хочет разузнать насчет Уильяма.

Оставшись с Уильямом наедине, я напрямую заявляю ему, что мне известно, что он ежедневно крадет у меня деньги. Я ничего не скажу Лкетинге, если он пообещает впредь работать честно. В этом случае я его не уволю. Через два месяца, с началом туристического сезона, он обязательно получит повышение. Он молча смотрит на меня. Я уверена, что он сожалеет о содеянном и воровал, чтобы отомстить Лкетинге за плохое к нему отношение. Когда мы работали вдвоем, не пропало ни шиллинга.

Вернувшись из Укунды, Лкетинга сообщает, что Уильям провел ночь на дискотеке, где, по свидетельствам очевидцев, сорил деньгами. Он требует объяснений. Я вмешиваюсь и говорю, что вчера парень получил аванс. Работа возвращается в нормальное русло, однако напряжение сохраняется.

После тяжелого рабочего дня я скучаю по сигаретке, которая могла бы меня приятно расслабить, и думаю, где бы встретиться с Эди. Сегодня я не могу придумать повода уйти, но завтра отправлюсь в Africa-Sea-Lodge, чтобы заплести дреды. Это займет часа три, так что есть большая вероятность, что я встречу Эди в баре.

После обеда отправляюсь на машине в отель. Оба парикмахера заняты, и мне приходится ждать полчаса. Затем начинается болезненная процедура. Мои волосы заплетают шерстяными нитками, а в конце каждой косы втыкают цветные стеклянные бусины. Поскольку я хочу много тонких косичек, работа занимает более трех часов. Уже почти половина шестого, а процедура еще не закончена.

Безысходность

Внезапно в парикмахерскую входит мой муж с Напираи на руках. Я не понимаю, что это значит – машина у меня, а наш магазин в нескольких километрах отсюда. Он смотрит на часы и начинает упрекать меня, что я так сильно задержалась здесь. Как можно спокойнее я отвечаю, что процедура только что завершилась. Он кладет мне на колени Напираи. Ее штанишки насквозь мокрые. Я сердито спрашиваю, зачем он пришел сюда с дочкой и где няня. Он отправил ее и Уильяма домой и закрыл магазин. Он не сумасшедший и знает, что у меня с кем-то назначена встреча, иначе я бы давно уже объявилась. Возражения бесполезны, этот человек просто отравлен ревностью. Он убежден, что до того, как пойти в парикмахерскую, я встречалась с другим воином.

Я хочу покинуть гостиничный комплекс как можно скорее и сразу же отправиться домой. У меня пропало всякое желание работать. Это не укладывается в голове: я не могу даже сходить в парикмахерскую без того, чтобы мой муж не сходил с ума! Так больше не может продолжаться! Вне себя от ярости, я предлагаю Лкетинге вернуться домой и найти себе вторую жену. Я даже поддержу его материально. Но он должен уйти, чтобы мы могли друг от друга отдохнуть. У меня нет любовника, и он мне не нужен. Я просто хочу работать и жить спокойно. Он может вернуться через два-три месяца, а там посмотрим. Но мои доводы не доходят до Лкетинги. Ему не нужна никакая другая женщина, он любит только меня. Он хочет вернуть все назад, чтобы все было так, как было до рождения Напираи. Он просто-напросто не понимает, что это он все разрушил своей проклятой ревностью. Я могу свободно дышать только без него. Мы кричим друг на друга, и я снова плачу и не знаю, как выбраться из всего этого. У меня даже нет сил утешить Напираи, я сама так несчастна. Я чувствую себя как в тюрьме. Я должна с кем-нибудь поговорить. Может быть, София меня поймет? Хуже уже некуда, поэтому я сажусь в машину, оставив мужа и ребенка. Он преграждает мне путь, но я просто давлю на газ. «Ты сошла с ума, Коринна!» – кричит он.

София полагала, что все в порядке, раз я так долго не появлялась. Когда я рассказываю ей всю правду, она в шоке. В отчаянии я говорю ей, что, может быть, вернусь в Швейцарию, потому что боюсь, что однажды все это плохо кончится. София возражает: теперь, когда дела идут так хорошо и у меня есть разрешение на работу, я должна взять себя в руки. Может быть, Лкетинга все-таки отправится домой, потому что ему неуютно в Момбасе. Мы много говорим, и я чувствую, что внутри я вся выгорела. Я спрашиваю, есть ли у нее марихуана. Меня выручает ее бойфренд. Немного прядя в себя, отправляюсь обратно. Я готова к следующей пытке. А мой муж лежит перед домом и играет с Напираи. Он не говорит ни слова. Да он даже не хочет знать, где я была. Это что-то новенькое!

В комнате я торопливо сворачиваю и выкуриваю сигарету. Все тут же меняется, и мне кажется, что все совсем не так страшно. Веселая, я сижу на улице и с удовольствием наблюдаю, как моя дочь пытается вскарабкаться на дерево. Когда мой разум проясняется, я покупаю рис и картошку, чтобы приготовить ужин. После марихуаны очень хочется есть. Позже, как обычно, купаю Напираи в тазу, а затем сама отправляюсь в «кустарниковый душ». Как всегда, я замачиваю подгузники на ночь, чтобы утром перед работой выстирать их. Затем ложусь спать. Муж везет воинов на танцевальное представление.

Дни летят незаметно, и каждую ночь я с нетерпением жду новой сигареты. Мы с мужем стали чаще заниматься любовью, но не потому, что мне это нравится, а потому что мне все равно. Моя жизнь пуста. Машинально я открываю магазин и начинаю торговать вместе с Уильямом, который появляется все более и более нерегулярно. Лкетинга, наоборот, проводит в магазине почти целый день. Приходят туристы с фотоаппаратами и видеокамерами, и вскоре мы становимся героями множества фотосессий. Мой муж продолжает требовать деньги за фотосъемку, что меня уже больше не расстраивает. Он не понимает, почему нас хотят фотографировать, и справедливо замечает, что мы не обезьяны.

Туристы продолжают спрашивать, где наша дочь, полагая, что Напираи, играющая с няней, является ее ребенком. Мне приходится объяснять всем, что этот ребенок наш. Мы смеемся над их предположениями о няне, пока мой муж не начинает замечать в этих предположениях недобрую закономерность. Я пытаюсь успокоить его: какая нам разница, что они думают? Тем не менее Лкетинга буквально пытает нечастных клиентов, спрашивая, почему они не узнают во мне мать Напираи. В результате некоторые покупатели с опаской покидают магазин. К няне он тоже относится с подозрением.

Моя сестра уже почти месяц как вернулась домой. Время от времени появляется Эди, чтобы узнать, нет ли от нее писем. Но Лкетинга смотрит на это сквозь свою диковинную призму. Будучи уверенным, что Эди приходит ко мне, он однажды застукивает нас с марихуаной. Он называет меня преступницей и угрожает сообщить обо всем в полицию.

Собственный муж хочет засадить меня в тюрьму! Можно подумать, что он забыл, каково там! В Кении законы о наркотиках очень строги. С большим трудом Эди удается отговорить его обращаться в полицию Укунды. Я в таком шоке, что не могу даже заплакать. В конце концов мне нужна марихуана, чтобы как-то выносить его! Но я должна пообещать, что больше никогда не буду курить, иначе он на меня донесет. Он не желает жить с женщиной, которая нарушает законы Кении. А вот мираа, напротив, разрешена.

Теперь муж обыскивает мои карманы и нюхает каждую сигарету, которую я выкуриваю. Дома он рассказывает обо мне Присцилле и всем, кто готов его слушать. Все, конечно, в шоке. Я чувствую себя одинокой и несчастной. Он сопровождает меня всякий раз, когда я иду в туалет. Мне даже больше не разрешено ходить в деревенский магазин. Моя свободная территория – наш магазин, а дома я в основном просто сижу на кровати. Единственное, что имеет для меня смысл, это мой ребенок. Напираи, кажется, чувствует, что мне плохо. Она остается со мной большую часть времени и бормочет: «Мама, мама» и еще какие-то неразборчивые слова. Присцилла к нам больше не заходит. Ей не нужны неприятности.

Я больше не получаю удовольствия от своей работы. Лкетинга всегда рядом, как тень. Он следит за каждым моим шагом, где бы я ни находилась – в магазине или в китайском баре. По десять раз на дню он перетряхивает мою сумку.

Сегодня к нам заходят швейцарские туристы. Я не хочу много с ними разговаривать и объясняю, что мне нездоровится. Муж появляется, когда швейцарка восхищается Напираи и, ничего не подозревая, замечает сходство ребенка с няней. Я снова объясняю, чей это на самом деле ребенок, а Лкетинга спрашивает: «Коринна, почему все уверены, что этот ребенок не твой?» Этой фразой он разрушает мою последнюю надежду и мое последнее уважение к нему.

Словно в трансе, не отвечая на остальные вопросы, я встаю и иду в китайский ресторан. Я прошу у хозяина разрешить мне позвонить. Связавшись с офисом Swissair в Найроби, я спрашиваю о ближайшем возможном рейсе в Цюрих для меня и моей полуторагодовалой дочки. Проходит некоторое время, и мне сообщают, что на рейс, который будет через четыре дня, еще есть свободные места. Я понимаю, что частные лица не могут бронировать места по телефону, но прошу женщину все-таки зарезервировать для меня места. Я могу забрать и оплатить билеты только за день до вылета. Но мне это очень важно, и я обязательно приеду. Мое сердце начинает биться сильнее, когда я слышу ее «хорошо».

Я медленно возвращаюсь в магазин и прямо говорю, что еду в Швейцарию на каникулы. Лкетинга сначала неуверенно смеется, затем говорит, что я могу поехать без Напираи, чтобы у него была уверенность, что я вернусь. Я устало отвечаю, что мой ребенок летит со мной. Я приеду снова, как всегда, но мне нужно немного отдохнуть от напряженной работы в магазине, потому что в декабре начнется туристический сезон и спрос на наши товары возрастет. Лкетинга не согласен и не хочет подписывать разрешение на выезд. Тем не менее через два дня я собираю вещи. Присцилле и Софии удается убедить Лкетингу. Все уверены, что я вернусь.