Текст книги "Белая масаи. Когда любовь сильнее разума"

В страхе за ребенка

Вечером мы забиваем овцу. Баранину я здесь еще не ела; очень любопытно попробовать. Мать варит мясо. Мы пьем из чашек жирный, безвкусный бульон. Мать говорит, что это очень хорошая еда для беременных – помогает набраться сил. Очевидно, не надо было пить много этого бульона: ночью начинается диарея. Бужу Лкетингу, чтобы помог открыть калитку в колючие заросли. Я не успеваю отбежать дальше двадцати метров. Понос, кажется, никогда не прекратится. Потом плетусь назад к хижине. Лкетинга выражает искреннее беспокойство обо мне и нашем ребенке.

С утра никаких изменений, плюс тошнота. Несмотря на сильную жару, я вся дрожу. Теперь я сама вижу свои желтые глаза и отправляю Лкетингу к миссионерам. Я волнуюсь за ребенка, потому что уверена: это снова начинается малярия. Не проходит и десяти минут, как я слышу звук машины отца Джулиано у нас на участке. Войдя, он спрашивает, что случилось. Впервые сообщаю ему, что я на пятом месяце. Он удивлен, потому что до сих пор ничего не замечал. Он тут же предлагает отвезти меня в миссионерскую больницу в Вамбе, иначе есть риск потерять ребенка из-за преждевременных родов. Я быстро собираю кое-какие вещи. Лкетинга остается, на нем теперь магазин.

У отца Джулиано машина намного удобнее моей. Он летит на бешеной скорости, при этом прекрасно знает дорогу. Мне трудно сохранять равновесие, потому что одной рукой я придерживаю живот. Дорога в миссионерский госпиталь занимает почти три часа, и за это время мы практически не разговариваем. Нас встречают две белые сестры. Они ведут меня в смотровую, где я ложусь на койку. Кругом чистота и порядок. Тем не менее, когда я вот так беспомощно лежу, меня охватывает глубокая печаль. Отец Джулиано заходит попрощаться, и мне на глаза наворачиваются слезы. Он с удивлением спрашивает, что со мной. Я не знаю. Я боюсь за своего ребенка. Да еще и муж один в магазине. Отец Джулиано успокаивает меня, обещает навещать каждый день, а кроме того, сообщать медсестре новости по радиосвязи. Несмотря на его заботу, я снова плачу. Он зовет медсестру, мне делают укол. Потом появляется врач и осматривает меня. Узнав, на каком я месяце, он с беспокойством замечает, что я слишком худа и у меня мало крови. Поэтому плод очень маленький. Затем следует диагноз: малярия в начальной стадии.

Я с тревогой спрашиваю, как это скажется на ребенке. Он говорит, что сначала нужно самой вылечиться, тогда и с ребенком ничего не случится. Если бы меня привезли позже, организм сам инициировал бы преждевременные роды из-за анемии. Но надежда есть – ребенок жив. Эти слова меня прямо-таки окрыляют, и я спешу делать все, что в моих силах, чтобы как можно быстрее поправиться.

Меня направляют в родильное отделение, в четырехместную палату. За окном кусты усыпаны красными цветами, все совсем не так, как в Маралале. Я рада, что оказалась здесь. Приходит медсестра и говорит, что мне будут делать два укола в день, а также поставят капельницу с физраствором. Это необходимо, иначе будет истощение. Вот как надо лечить малярию! Теперь мне становится ясно, насколько плохо со мной обходились в Маралале. Сестры очень заботятся обо мне. На третий день я наконец свободна от капельницы. Однако еще два дня приходится терпеть уколы.

Сестры докладывают, что в магазине все хорошо. Я чувствую, будто заново родилась, и не могу дождаться, когда наконец вернусь домой к мужу. На седьмой день Лкетинга появляется с двумя воинами. Я счастлива его видеть, но вместе с тем обеспокоена, что он оставил магазин. «Нет проблем, Коринна, там мой брат!» – весело говорит он. Потом рассказывает, что выгнал Анну, потому что она подворовывала и раздавала продукты бесплатно. Я не могу в это поверить и с тревогой спрашиваю, кто же теперь будет нам помогать. Выясняется, что Лкетинга нанял какого-то парня, который недавно окончил школу. Мой муж уверяет, что у них с братом все под контролем, но у меня закрадываются сомнения. За время, что я в больнице, прилавки практически опустели, поэтому Лкетинга приехал на нашем лендровере. Отсюда он собирается отправиться в Маралал, чтобы нанять грузовик. Я в ужасе: «На какие деньги?» Он с гордостью похлопывает по туго набитому карману. Эти деньги он получил от отца Джулиано. Я раздумываю, как поступить. Если он поедет в Маралал с этими двумя воинами, его выпотрошат как рождественского гуся. Деньги у него в полиэтиленовом пакете, и он даже не знает, сколько их.

Пока я размышляю, начинается обход, и воинов просят выйти. Врач полагает, что малярия на данный момент уже побеждена. Я прошу выписать меня. Он обещает сделать это завтра. Но нельзя много работать, предупреждает он. И не позднее, чем за три недели до родов, я должна быть в больнице. Я рада, что меня отпускают, и говорю об этом Лкетинге. Он тоже рад и обещает забрать меня завтра. А пока они с воинами снимут номер в Вамбе.

И вот я снова за рулем, готовая отправиться в Маралал. И как всегда, когда мой возлюбленный рядом, никаких трудностей не возникает. Грузовик нам удается заказать уже на следующий день. В номере я считаю деньги, которые взял с собой Лкетинга, и вдруг с ужасом обнаруживаю, что для оплаты груза не хватает нескольких тысяч шиллингов. Я расспрашиваю Лкетингу. Он уклончиво отвечает, что на складе еще есть кое-какие товары. Мне ничего не остается, кроме как снова снимать деньги, вместо того чтобы приносить банку прибыль. Но вместе с тем я рада, что мы можем быстро вернуться в Барсалой. Ведь меня не было дома больше десяти дней.

Грузовик, сопровождаемый одним из воинов, отправляется по объездной дороге, а мы в компании второго едем через лес. Я счастлива рядом с мужем и чувствую себя в хорошей физической форме. Больничное питание явно пошло мне на пользу.

На «склоне смерти»

Кто-то недавно проехал перед нами. Глядя на свежие следы шин, Лкетинга говорит, что это, должно быть, не местные. Мы без проблем минуем «склон смерти», и я стараюсь не думать о мертвом ребенке.

Проезжая последний поворот перед скалами, я сбрасываю скорость – поперек дороги стоят два старых военных джипа. Около машин группа белых людей. Нам их не объехать, поэтому мы выходим посмотреть, в чем там дело. Это молодые итальянцы – двое парней и две девушки – в сопровождении чернокожего.

Один из молодых людей сидит под палящим солнцем и громко рыдает, а две девушки пытаются его утешить. По их лицам тоже текут слезы. Лкетинга заговаривает с чернокожим, а я подхожу к европейцам и пытаюсь извлечь из памяти несколько итальянских фраз.

От услышанного у меня пробегает мороз по коже, невзирая на сорокаградусную жару. Одна из девушек (подруга молодого человека, который сейчас, убитый горем, сидит на земле) зашла справить нужду в заросли возле скал. Не пройдя и пары метров, она у всех на глазах сорвалась в пропасть. Все слышали долгий крик, затем удар. Девушку звали, но тщетно. Я понимаю, что надежды напрасны. Парень рыдает и произносит имя своей подруги. Подавленная, подхожу к Лкетинге. Он тоже в растерянности. Он говорит, что девушка, конечно, погибла, потому что в этом месте высота обрыва около сотни метров, а внизу сухое каменистое русло реки. Спуститься со скалы отсюда невозможно. Итальянцы, кажется, пытались – на земле валяются связанные вместе веревки. Девушки пытаются успокоить обезумевшего от горя молодого человека. Его бьет дрожь, лицо сварилось на солнце. Я предлагаю им перебраться в тень, под деревья. Но молодой человек продолжает кричать.

Я перевожу взгляд на Лкетингу. Увидев, что он что-то обдумывает, иду к нему. Они с другом решили спуститься вниз и вытащить несчастную. В ужасе хватаю его за руку: «Милый, нет! Это безумие!» Но Лкетинга отстраняет меня. Молодой человек вдруг перестает выть и принимается поносить меня на чем свет за то, что я препятствую помощи. Я сердито объясняю, что сама я местная и что Лкетинга – мой муж. Через три месяца он станет отцом, и я не собираюсь воспитывать ребенка одна. Но Лкетинга и второй воин уже начинают опасный спуск – чуть выше, метрах в пятидесяти. Последнее, что я вижу, – их каменные лица в солнечном огне. Самбуру избегают мертвых, о смерти мы разговаривали не раз. Я сижу в тени и тихо плачу.

Проходит полчаса, но мы до сих пор ничего не слышали. Тревога становится невыносимой. Второй итальянец отправляется на возвышение, откуда Лкетинга с другом начали спуск. Вернувшись, взволнованно сообщает, что видел на другой стороне ущелья двоих людей, которые что-то несли. Тревога сменяется истерическим возбуждением. Проходит еще минут двадцать, прежде чем Лкетинга с воином, совершенно изможденные, показываются из зарослей. К ним спешат итальянцы, чтобы перехватить носилки, сооруженные из канги и двух длинных жердей. Я смотрю на несчастную и удивляюсь ее молодости и безмятежному лицу. Если бы не характерный сладковатый запах, можно было бы подумать, что девушка спит.

Мой муж недолго говорит с чернокожим сопровождающим группы, затем их автомобили отъезжают в сторону. Лкетинга берет у меня ключ, он намерен сам вести машину. Протестовать после случившегося бесполезно. Пообещав итальянцам поставить в известность миссионеров, мы продолжаем движение по скалам. Мы едем молча. Когда на пути возникает река, Лкетинга останавливается и они с другом идут мыться. Ритуал продолжается около часа.

Наконец мы едем дальше. Мужчины изредка переговариваются. Около шести прибываем в Барсалой. Перед магазином разгружено уже больше половины товара. Воин, который ехал с братом Лкетинги, присматривает за помощниками. Я вхожу в магазин. Повсюду рассыпана кукурузная мука, валяются пустые коробки. Лкетинга прибирается, а я отправляюсь к отцу Джулиано. Он потрясен, хотя уже слышал что-то неопределенное по радио. Он быстро садится в свой Land Cruiser и с ревом уносится прочь.

Я иду домой. После пережитого мне невыносима магазинная суета. Мать хочет знать, почему грузовик прибыл раньше нас; я в общих чертах описываю происшедшее. Напившись чаю, ложусь. Мысли то и дело возвращаются к несчастному случаю. Я решаю больше не пользоваться этой дорогой. В моем состоянии это просто опасно. Около десяти вечера возвращается Лкетинга с двумя воинами. Они варят кукурузную кашу и обсуждают сегодняшнее происшествие. В какой-то момент я засыпаю.

Утром в магазин приходят первые покупатели. Я прибыла пораньше, чтобы посмотреть на нового сотрудника, который заменит Анну. Муж знакомит меня с этим парнем. На первый взгляд он нам не подходит, потому что не только ужасно выглядит, но и кажется стеснительным и ленивым. Однако я стараюсь себя переубедить, потому что больше не выдержу такого плотного графика. Я не хочу потерять своего ребенка. Парень работает вдвое медленнее Анны, и все просят вернуть ее.

Кроме того, мне хочется выяснить у Лкетинги, почему тогда в Маралале я недосчиталась денег. Мне сразу стало ясно, что запасы на складе вряд ли смогут компенсировать разницу. Он достает тетрадь и гордо показывает список должников. Я знаю лишь некоторых. Я злюсь, потому что перед открытием магазина предупреждала: «Никаких кредитов!»

Парень возражает, что знает этих людей и что это точно не проблема. И тем не менее я не согласна со всем этим. Он слушает мои доводы со скучающим и почти пренебрежительным видом, что бесит меня еще сильнее. Наконец муж говорит, что это магазин самбуру, а он пусть отправляется к своим. И вот я снова злая жадная mzungu. Но что делать – надо бороться за выживание. Моих денег в Швейцарии хватит, может быть, еще на пару лет. А потом? Как мы будем жить? Я становлюсь все более эмоциональной, и Лкетинга предпочитает ретироваться. Посетители магазина наблюдают за тем, как женщина на повышенных тонах указывает мужчинам, что надо делать.

Весь день уходит на бесконечные препирательства с должниками. Некоторые попросту не желают говорить со мной и ждут, когда явится муж. С парнем, пришедшим на место Анны, работать очень некомфортно. Я даже в туалет стала ходить с опасениями, что меня обманывают за моей спиной. Поскольку Лкетинга появляется только вечером, в первый день мне приходится работать больше, чем позволительно в моем положении. Ноги гудят. Снова я с утра ничего не ем. Дома ни воды, ни дров. Я с тоской вспоминаю трехразовое питание в больнице.

Между тем ноги устают все сильнее. Я должна что-то предпринять. Утреннего чая и ужина недостаточно для поддержания сил. Мать соглашается, что мне нужно больше есть, иначе ребенок не будет здоров. Мы с Лкетингой решаем перебраться жить в магазин. К сожалению, придется расстаться с нашей прекрасной хижиной, но она достанется матери, которая очень этому рада.

Со следующим грузовиком нам привезут кровать, стол и стулья, чтобы мы могли переехать. Мысль о кровати очень радует – от спанья на голой земле ноет спина. Больше года это меня не беспокоило.

За пару дней вечно голубое небо затягивает тучами. Люди ждут дождя. Земля полностью высохла. Она затвердела и покрылась трещинами. Снова и снова до нас доходят рассказы о львах, нападающих на стада средь бела дня. Дети, охраняющие стада, в ужасе бегут домой за помощью. Теперь Лкетинга целыми днями пасет наше стадо, и магазин целиком сваливается на мои плечи.

Большой дождь

На пятый день падают первые капли дождя. Сегодня воскресенье, у нас выходной. В спешке обкладываем наше жилище листами пластика, что не так-то просто из-за сильного ветра. Сквозь пыльную мглу вижу, как мать сражается за свою хижину.

Скоро дождь льет как из ведра. Я никогда не видела столько воды – словно небесные реки обрушились на землю. За короткое время земля обильно насыщается влагой. В щели хижины рвется мокрый холодный воздух. Искры из очага летят во все стороны, и мы вынуждены потушить огонь. Я кутаюсь во все подряд, чтобы согреться. Через час в хижину начинает проникать вода, невзирая на пластик. Воображаю, что творится у матери с Сагуной!

Вода неуклонно подбирается от входа к нашему спальному месту. С помощью чашки я перекапываю землю, чтобы вода не поднималась дальше. Ветер рвет пластиковые листы, и я жду, что они вот-вот улетят. Снаружи такой шум, что кажется, будто мы плывем по бурной реке. Вода обступает хижину со всех сторон. Я пытаюсь спасти вещи, запихиваю одеяла в дорожную сумку, чтобы сохранить их сухими.

Часа через два ливень внезапно прекращается. Мы выползаем наружу, и я не узнаю окрестности. Некоторые хижины разрушены дождем, козы носятся в смятении. Мать, промокшая до нитки, стоит перед своим затопленным жилищем. Рядом плачет и дрожит Сагуна. Я веду ее к нам, надеваю ей сухой свитер. По крайней мере согреется. Люди выходят из жилищ. Множество ручьев стремится вниз, к реке. В эту минуту раздается грохот. Я в ужасе смотрю на Лкетингу и спрашиваю, что это было. Закутавшись в свое красное одеяло, он смеется и говорит, что это сель сошел в реку. Рев стоит, как от водопада.

Лкетинга хочет прогуляться со мной к большой реке, но мать против. Это слишком опасно, заявляет она. В итоге мы решаем отправиться в другую сторону, где недавно застрял в песке наш грузовик. Сейчас ширина реки около двадцати пяти метров. Она стала больше раза в три. Лкетинга с головой закутан в шерстяное одеяло, а я впервые в этих краях надела джинсы, свитер и куртку. Те немногие, кого мы встречаем по пути, в шоке – они никогда не видели женщину в штанах. Мне в них, кстати, не очень-то удобно – молния расходится из-за выросшего живота.

Шум нарастает, и скоро мы уже едва можем слышать друг друга. И тут передо мной открывается бушующая река. Я не могу поверить своим глазам. Бурый поток сметает все, выворачивая кусты и камни. Мощь природы лишает меня дара речи. И тут вдруг мне кажется, что я слышу крик. Я спрашиваю Лкетингу, слышал ли он что-нибудь. Он отрицательно мотает головой. Прислушавшись, различаю тот же звук. Явно кто-то кричит. Теперь Лкетинга подтверждает, что тоже слышал крик. Откуда он доносится? Мы бежим по высокому берегу, стараясь не поскользнуться.

Через несколько метров видим нечто ужасное. На середине реки двое детей уцепились за камни; видны только их головы посреди кипящей бурой жижи. Лкетинга, не колеблясь ни секунды, сбегает вниз по склону, что-то крича детям. Все это выглядит просто ужасно. То и дело головы детей накрывает поднимающаяся вода. Маленькие ручки цепляются за камни. Я знаю, что мой муж боится глубокой воды, и он не умеет плавать. Если он не устоит на ногах, бурная река поглотит его. И все же я горжусь тем, что он бросился спасать детей. Муж тем временем хватает длинную палку и входит в воду. Он подбирается к камням, продолжая что-то кричать. Я молюсь добрым ангелам-хранителям. Вот Лкетинга у цели; он сажает девочку на закорки. Теперь нужно вернуться назад. Замерев, смотрю на мальчика, который все еще там. Скоро его голова скроется под водой. Я бросаюсь в воду, спешу навстречу Лкетинге и принимаю у него девочку, чтобы он быстрее вернулся за вторым ребенком. Девочка тяжела; нужно приложить немало сил, чтобы преодолеть пару метров до берега. Я сажаю ее на землю и укрываю курткой. Она вся дрожит. Тем временем мой возлюбленный спасает мальчика. После того как Лкетинга надавливает ему на грудную клетку, он выплевывает довольно много воды. Муж тут же принимается растирать мальчику ноги и руки, я делаю то же с девочкой. Она довольно быстро приходит в себя, но мальчик очень слаб и не может идти. Лкетинга несет его домой на руках, а девочка идет сама, я лишь слегка поддерживаю ее. Я прихожу в ужас от мысли, как близко дети были от смерти.

Мать, услышав эту историю, хмурится и ругает детей. Как выяснилось, они были со стадом и собирались перейти реку, когда пришла приливная волна. Многих коз унесло, некоторым удалось выбраться на берег. По словам Лкетинги, волна выше, чем он сам. Она спускается с гор так быстро, что ни у кого из оказавшихся внизу нет шансов спастись. Каждый год тонут несколько человек и животных. Дети пока остаются у матери. Чая нет, дрова сырые. Мы отправляемся в магазин. Крыльцо в густой грязи, но внутри сухо, если не считать двух небольших лужиц. Заглядываем в чайный домик, но и здесь нет чая. До нас доносится рев огромной реки. Мы идем дальше. Река выглядит устрашающе. Отцы Роберто и Джулиано тоже здесь и наблюдают за буйством стихии. Я вскользь упоминаю о происшествии, и отец Джулиано впервые с благодарностью жмет Лкетинге руку.

На обратном пути мы забираем из магазина печь и уголь. Так мы хотя бы сможем заварить всем горячий чай. Ночью неуютно: кругом страшная сырость. Утром, однако, появляется солнце. Мы развешиваем одежду и одеяла на колючих кустах.

Через день земля выглядит как новенькая, она преображается мягко и тихо. Везде пробивается новая трава, а цветы появляются из земли так быстро, что можно за этим наблюдать. Тысячи маленьких белых мотыльков плывут над землей, как снежинки. Радостно наблюдать, как жизнь оживает в этом засушливом месте. Через неделю весь Барсалой покрыт цветами и выглядит как огромное лиловое море.

Но есть и минусы. Вечером вокруг жужжит ужасно много комаров, и мы вынуждены спать под москитной сеткой. Их так много, что вечером я даже зажигаю в нашей хижине ядовитую палочку. Минуло уже десять дней после великого дождя, а нас по-прежнему отделяют от внешнего мира две полноводные реки. Хотя их уже можно перейти вброд, на машине лучше пока не рисковать. Отец Джулиано строго предупредил меня об этом. Несколько авто уже застряли в реке, и можно наблюдать, как их медленно поглощает зыбучий песок.

Через несколько дней мы отваживаемся на поездку в Маралал. Отправляемся в объезд, потому что лесная дорога еще не просохла. На сей раз нам не удается сразу получить грузовик. Приходится торчать в Маралале целых четыре дня. Мы навещаем Софию. Она прекрасна. Она располнела и едва может наклоняться. О Ютте ничего не слышно.

Мы с мужем проводим много времени в туристическом домике. Сейчас особенно увлекательно наблюдать за водопоем диких животных, учитывая, что у нас есть на это время. В последний день мы покупаем кровать с матрасом, стол с четырьмя стульями и небольшой шкаф. Мебель не такая изысканная, как в Момбасе, зато стоит дороже. Шофер не особенно рад, когда ему приходится забирать все эти вещи, но я плачу за грузовик, так что выхода у него нет. Мы следуем за ним и на этот раз без проблем добираемся до Барсалоя часов за шесть. Нам даже не потребовалась замена шин. Сначала мы в подсобке расставляем мебель, а затем принимаемся за уже привычную разгрузку.