Текст книги "Анна – королева франков. Том 1"

Глава 18

На протяжении всего пути в архиепископский дворец звучали колокольные звоны во всех церквях Реймса. Генрих вел королеву повеселевший и помолодевший на несколько лет. Ему до сих пор не верилось, что эта юная красавица его супруга. Он не мог скрыть восхищения: Анна в эти минуты была столь прекрасна, что казалась ангелом, сошедшим с небес. Её несколько бледное, но утонченно благородное лицо и величавая осанка завораживали, придавая ей неотразимое очарование.

Проводив Анну в комнату, Генрих поклонился и оставил ее на придворных дам. Она молча дала раздеть себя и, когда с нее сняли тяжелую коронационную одежду, с облегчением выдохнула. Никто из женщин тоже не нарушил молчания.

Марьяна принесла ей платье, подаренное сестрой Анастасией перед её отъездом. Оно было под цвет ее голубых глаз, лиф и низ широких рукавов которого были расшиты плотным серебряным узором. В уши она вдела длинные серьги с голубыми бриллиантами.

Из-под королевской короны, прикрывая золотистые волосы, ниспадала мелкими волнами на плечи накидка из тонкого голубого шелка, по краям которой серебрился такой же узор, что и на платье. На ногах были туфельки из серебристой кожи.

В новом платье, выбранном королевой для свадебного пира, не было той роскоши и помпезности, которые отличали её коронационный наряд. Но в нем были элегантность и изысканность, которые так подходили к ее дивной и пленительной красоте, придавая облику особое очарование.

Огромный пиршественный зал во дворце архиепископа был полон теней несмотря на то, что освещался большим количеством свечей, и это придавало ему загадочность.

Одна часть стен была украшена фресками на библейские темы, другая – занавешена шпалерами местных умельцев, на которых пленяли взор картины с изображением сцен охоты, над большим камином отсвечивали холодным блеском металла мечи, боевые топоры и щиты.

Столы со скамейками для гостей располагались вдоль стен. Их наружная сторона была свободной, чтобы слугам было удобно подносить подносы с кушаньями.

Стол для короля и королевы находился на возвышении, по центру которого стояли два кресла-трона с высокими спинками, украшенными серебряными фигурными вставками. Над ними на стене висел медальон с гербом Капетингов. На сиденьях лежали голубые подушки, отороченные золотой бахромой.

Пиршественным застольем, посвященном бракосочетанию короля и королевы и коронованию последней, руководил сенешаль Гийом де Гомец.

Раздались сигналы рога, пригласившие гостей войти в пиршественный зал и призвавшие к ритуалу «corner l’eau»126126
  Дословно – «позвать воду»


[Закрыть]. По обе стороны двери стояли тазы, а рядом с ними вереница нарядно одетых слуг с кувшинами, наполненными водой, и полотенцами через плечо.

Два герольда громким голосом стали объявлять знатных гостей, среди которых были не только послы из разных королевств Европы, но и представители влиятельных франкских родов. Однако они не спешили подойти к своим местам в ожидании короля и королевы, так как перед этим им было необходимо помыть руки.

Одетые в парчу и шелк, расшитые золотыми и серебряными узорами и украшенные драгоценными каменьями, мужчины и женщины наполнили залу разноцветьем своих одежд, основными цветами в которых были алые, синие, фиолетовые и зеленые.

Присутствовавших в зале было значительно меньше, чем в соборе, поскольку на пир явились только главы делегаций с узким кругом первых лиц. Из местной знати были приглашены только влиятельные особы, возглавлявшие герцогские и графские дома королевства, со своими супругами. Остальные приехавшие гости пировали в соседнем аббатстве.

Наконец появился сенешаль и объявил о выходе королевской супружеской пары.

Генрих I и Анна появились из распахнутых двустворчатых дверей и неторопливым, полным достоинства и величия шагом прошествовали по каменному полу, устланному пурпурными с золотым орнаментом коврами, к возвышению, где стояли их королевские кресла.

Король внешне был сдержан, но его карие глаза выдавали чувства, которые теснились в его душе. Даже со стороны было видно, что они переполняют его, готовые выплеснуться наружу неуправляемой волной. Что касается его мыслей, которые были недоступны для окружающих, то они уносили его в волшебное царство любви и страсти, которое он связывал с первой брачной ночью.

Генрих ловил восхищенные взгляды гостей, вызванные той, которая с королевским достоинством опиралась на его руку. Его королева, его супруга, юная красота которой ни одного из присутствовавших не оставляла равнодушным. И он мысленно благодарил Господа за ниспосланное ему счастье обладать этой красавицей.

Король, зная цену каждому из своих вассалов, за их благопристойными улыбками видел истинные выражения зависти и внутреннего недовольства, но в настоящий момент, когда его сердце было исполнено радости, его это не волновало. Он был великодушен. Сейчас главное для него – это любовь молодой супруги, которую он надеялся от нее получить, и, конечно же, наследник короны, который продлит и прославит род Капетингов.

Несмотря на сильнейшее напряжение последних дней, король с королевой держались прекрасно. Они, сохраняя величественное достоинство, прошли и заняли предназначенные для них места. Поприветствовав гостей, король подал знак, приглашавший всех к столу.

Слева от монарха на скамью сел папский легат, затем митрополит киевский Иларион, после него послы Священной Римской империи и Восточной Империи римлян, Лотарингии и Баварии, королевств Полонии, Унгарии, Норвегии, Свеев, а также Данмарка, Англии и ряда других королевств и герцогств латинского мира.

С правой стороны от короля сидела супруга. За королевой расположилась знать Франкского королевства – герцоги Бургундский, Нормандский, Бретонский, Аквитанский и графы наиболее могущественных домов, которые в настоящее время находились с королем в мире и были ему законопослушными вассалами, а также архиепископы и епископы епархий королевства. Поскольку иерархия являлась основным требований этикета, она строго соблюдалась.

Забыв о страхах перед брачной ночью, Анна с любопытством наблюдала за новым окружением. Она несколько раз встречалась глазами с митрополитом Киевским Иларионом, но поговорить с ним ей пока никак не удавалось. Чтобы посланник батюшки не обиделся на нее за невнимание, Анна послала к нему Марьяну сказать, что встретится с ним завтра в приватной беседе, как только появится для этого удобное время и возможность.

Завязавшаяся между гостями оживленная беседа и обмен любезностями были прерваны звуком рога, призвавшего всех к молитве, которой архиепископ Реймса благословил еду, выставленную на столах.

Перед каждым из гостей на столе, накрытом скатертью из дорогой ткани и богато вышитой, были выставлены серебряный кубок, тренчер, деревянная ложка и нож с закругленным концом. Только у короля и королевы кубки для вина были из золота. На столах стояли перечница, уксусница, лимонник и солонка на каждые четыре персоны. После раздачи хлеба подали напитки, и началось пиршественное застолье.

Руководил пиром королевский сенешаль Гийом де Гомец, ему помогали помощник сенешаля Кларий Готье и новый сенешаль королевы Амори. За качество и разнообразие блюд отвечал королевский кухмистр Фрамерик, а за хмельные напитки – виночерпии короля Ингенульф из Дрё и Юг Санлисский.

По знаку сенешаля появились мальчики-пажи, которые несли из кухни кушанья на огромных блюдах. Это было зажаренное на вертелах мясо оленей, лосей и косуль. В небольших посудинах с ручками по бокам были расставлены соусы: демигглас,127127
  Густой бульон из запекаемых телячьих костей и добавка в виде вина, специй и соуса эспаньоле.


[Закрыть] бешамель,128128
  Белый соус, приготовленный на основе молока, загущенного белым ру


[Закрыть] эспаньоль,129129
  Коричневый соус, основанный на уменьшении количества коричневого бульона и загущенный коричневым ру


[Закрыть] кормари130130
  Соус из красного вина, мёда, молотого перца и имбиря


[Закрыть] и верде.131131
  Соус из петрушки, мяты, чеснока, тимьяна, шалфея, корицы, имбиря, перца, вина, панировочных сухарей, уксуса и соли


[Закрыть] Было также много пирогов с мясными начинками с заморскими специями и требухой с луком и зеленью. Еду с блюда церемонно брали тремя пальцами.

Заносились и только снятые с огня туши на перекладинах, и главный резчик разделывал их по желанию гостей на выбранные куски, используя для этого тонкий нож с богато инкрустированной рукояткой.

Гийом де Гомец объявил первый тост за благополучие короля и королевы, затем за здоровье королевы и во славу папского легата, а дальше тосты пошли за всех правителей королевств Европы в лице их послов.

Прозвучал сигнал рога – первое кушанье сменили вторым. Столы заставили блюдами, на которых было жаркое из диких птиц, приправленное ароматическими травами: розмарином, тмином, горячим перцовым соусом с лавровым листом и имбирем. Жаркое было на выбор: из перепелов, куропаток, фазанов и тетеревов. Не забыли и о домашней птице, подав цыплят, начиненных яйцами, луком, топленым свиным жиром и зеленью; вареных курей, фаршированных виноградом. Потчевали также мясным рагу Галимафре. На королевский стол был подан жареный лебедь с золотым клювом, украшенный перьями.

После третьего сигнала рога подали щуку с соусом «Galentyne», форель, фаршированную луком пореем, а также много блюд из рыбы как запеченной с различными начинками внутри, так и зажаренной на вертеле, а к ней «Пейн рагун», изысканное дополнение, сваренное из воды, меда и сахара с добавлением молотого имбиря и очищенных орехов. Не забыли и о рыбных пирогах.

Анна ела мало, так пережитые волнения отбили аппетит. К тому же ей мешал пристальный взгляд графа Рауля. Он не просто пожирал им, а вожделел, раздевая её глазами, юную и раскрасневшуюся от вина, заставляя краснеть и испытывать неловкость.

Она пыталась не смотреть в его сторону, но какая-то неведомая сила заставляла ее встречаться взглядом с его глазами. Ей не оставалось ничего другого, как большими усилиями напустить на свое лицо равнодушие, которого не испытывала внутри. Наоборот, ее сердце билось в груди, как пойманная в сеть неопытная птичка.

Когда ее супруг вышел из-за стола, чтобы поговорить с послом из Полонии, она подозвала к себе епископа Мо.

Вальтер тотчас подошел к ней и вопросительно посмотрел на королеву.

– Что вы знаете о Рауле де Крепи? – спросила она.

– Он из Вексенского дома, то есть знатного рода франкского происхождения, который правил и правит несколькими графствами в Северной Франции – Амьеном, Вексеном и Валуа, а также в ряде других владений. К тому же граф – вечный соперник короля.

– Соперник? – переспросила несколько громче необходимого Анна, не скрыв своего удивления. – В чем же? Вы же говорили, что он считается другом короля…

– Быть соперником не значит быть врагом. А вообще-то он соперничает с королем в знатности происхождения, в завоевании и присоединении земель, в количестве воинов на содержании, в военном искусстве и военной удаче. Не случайно его зовут Раулем IV Великим.

– Расскажите мне о нем подробнее.

– Как я вам уже говорил, когда-то граф воевал с нашим королем, пытаясь посадить на трон его младшего брата Роберта, войдя в сговор с их матерью. Потом в одном из сражений с войском короля попал к нему в плен. Король мог до самой смерти держать его в темнице, мог отпустить из плена взамен на его земли или, приняв от него присягу на верность, сделать своим вассалом и союзником. Король выбрал последнее, чтобы таким образом обезвредить одного из своих самых опасных врагов на тот момент.

Граф Рауль, присягнув королю, перешел на его сторону и таким образом получил свободу. Но всем хорошо известны чересчур необузданный нрав графа, его дьявольский темперамент, своеволие, чрезмерная гордыня и неразборчивое пристрастие к плотским утехам.

– Он может быть опасен? – дрогнувшим голосом уточнила Анна.

– Граф Валуа во всем ходячая опасность, так что будьте с ним предельно осторожны, ваше высочество. Если и существуют на земле мужчины, от которых благородным дамам стоит держаться подальше, то граф именно из их числа.

– Лучше бы я этого не слышала, – подумала Анна, но вслух поблагодарила епископа Вальтера за информацию и отпустила его.

Она сидела, бесцельно глядя перед собой в стол и обдумывая услышанное, чувствуя, как в ее душе накапливалось нестерпимое любопытство и желание узнать получше этого опасного мужчину. Наверное, не случайно говорит церковь, что в каждой женщине сидит дьявол, токающий ее на грехи. Анна уже ощущала его присутствие, что очень ее пугало.

Рауль де Крепи, не сводивший с неё глаз во время пира, пробуждал внутри неопытной девушки неведомый ей огонь и плотское томление, заполонил все её мысли, поселился внутри, заставляя мечтать о запретном.

Будучи благовоспитанной и богобоязненной, Анна призвала все свои силы, чтобы избавиться от этого наваждения и искушения, исходивших от графа Валуа, выгнать прочь из головы все вредные мысли, ведь у нее уже есть супруг, клятвы в верности которому она дала под неусыпным оком Господа, к тому же она королева, долг которой дать престолу наследника.

Вернулся Генрих и сел в свое кресло.

– Скучала, милая? – спросил он, чувственно заглянув в глаза супруге и легонько сжав ее изящные пальчики, лежавшие на столе.

– Да, мой король, – ответила Анна, в глубине души устыдившись своей лжи, но в то же время почувствовала спокойствие и защиту, которых была лишена в его отсутствие.

Присутствовавшие, увидев, что король вновь возглавил пиршество, стали подниматься со своих мест, произнося поздравления или славословия в честь его самого и королевы. Отдельные из них задавали ей интересующие их вопросы о ее далекой стране, на которые она охотно отвечала.

Вдруг, повелительно подняв руку, заставив всех замолчать, поднялся граф Валуа. Взяв кубок с вином, он с улыбкой в жгучих темных глазах спросил Анну:

– Я могу поднять тост и выпить за здоровье королевы?

Его взгляд, поза и выражение лица были вызывающими, но Анна понимала, что на его вопрос нужно ответить.

Она посмотрела на супруга, глазами спрашивая его разрешения, и тот благожелательно улыбнулся ей, слегка кивнув головой, хотя на графа взглянул из-под нахмуренных бровей, не ожидая ничего хорошего.

Анна улыбнулась этому надменному вельможе, как бы давая ему согласие на здравицу, но улыбка получилась несколько растерянной. Осознав это, девушка в волнении по привычке закусила нижнюю губку.

Рауль выпил вино до капли, перевернув в доказательство этого кубок вниз дном, и опустился на скамью, почтительно поклонившись королеве, при этом подчеркнуто пренебрег сделать поклон королю.

Анне вдруг стало узким и жарким голубое платье норманского покроя, тесно обтягивавшее грудь и бока – и она часто задышала, испытывая недостаток воздуха. Ещё давила на голову тяжелая корона…

Но тут на десерт подали закрытые пироги со сладким заварным кремом, тарты132132
  Открытые пироги


[Закрыть] с яблоками, корицей и луком, а также сливами и вишнями, сдобренными восточными пряностями; вафли со сладким с сыром и тонизирующим вином с корицей, рисово-миндальные пудинги под ежевичным соусом с медом и орехами, и она отвлеклась. Поставили на стол и засахаренные фрукты с имбирём, кориандром и анисом, украшенные цветами и цветочными лепестками, пробуя которые, Анна получала удовольствие, забыв на время о несносном графе.

В конце пира реймсский архиепископ встал, прочитал послеобеденную молитву и вместе с епископами и своим свитой покинул зал, дав полную волю жонглерам и шутам.

Анна скучала в окружении серьезных лиц послов, с завистью поглядывая на ту часть стола, где после того, как зал покинуло духовенство, воцарилось нескрываемое веселье. Ей показалось, что Генриха весьма развлекали ужимки двух молодых оруженосцев, которые подсели к нему со спины, как только из зала вышли епископы. У Анны создалось впечатление, что теперь гости проявляли к ней куда большее любопытство, чем в начале пира, то и дело переводя взгляды то на короля, то на нее.

Время уже подходило к полуночи, и королева вскоре вынуждена была покинуть пиршественный зал, поскольку ей надлежало удалиться в королевскую опочивальню, которая была постоянной во дворце архиепископа Реймса. К ней подошла тучная графиня, которой было поручено подготовить невесту к первой брачной ночи.

Анна встала из-за стола, чувствуя, что ноги потяжелели и не хотят отрываться от пола. Она лихорадочно стала искать глазами Марьяну. Та поспешила к своей хозяйке. Увидев рядом свою наперсницу, Анна облегченно выдохнула и, ни на кого не глядя, пошла к открытой двери. По пути она оглянулась на короля, который смотрел ей вслед, а затем, не удержавшись, бросила короткий взгляд на Рауля де Крепи. И тотчас вздрогнула, остановившись на мгновение, чтобы прийти в себя после того, как ее обожгли в его взгляде зависть и ревность.

От вина, от всех волнений в голове у Анны стоял туман. Когда она поднималась по лестнице в опочивальню и подумала о том, что ждёт её там, у нее подкосились колени. Но свою хозяйку поддержала не отходившая от неё ни на шаг Марьяна. Сзади них, тяжело отдуваясь, пыхтела графиня.

Войдя в опочивальню, первое, что бросилось Анне в глаза, было расстеленное роскошное ложе с пурпурным бархатным балдахином. И почему-то именно в эту минуту она вдруг отчетливо увидела перед собой синие, словно лесные озера, глаза Филиппа, дубовую рощу, укрывшую их своими листьями от осеннего дождя, нежные руки красавца ярла, впервые коснувшиеся ее тела, его сладкий поцелуй… и поняла, что он таким образом простился с ней. Слезы хрустальными капельками покатились по ее бледным щекам, и Анна, не удержавшись от боли, пронзившей сердце, глубоко всхлипнула.

Марьяна обняла ее за плечи и зашептала на ухо:

– Не бойся, милая. Все женщины проходят через это. Думай о сыне – и тебе легче будет.

– Я не боюсь, Марьяна, предстоящей ночи. Я оплакиваю свою любовь к Филиппу, который только что простился со мной, – так же шепотом ответила ей Анна.

Та удивленно посмотрела на госпожу, не понимая, о чем она говорит. Но дальнейшее их общение было прервано подошедшей к ним графиней.

Увидев слезы на глазах королевы, она понимающе закивала головой, а потом сказала:

– Меня забыли представить вам, ваше высочество, поэтому мне придется сделать это самой. Я Аньес Бургундская, по второму мужу графиня Анжу. Первый раз была женой герцога Гильома V Аквитанского и родила ему двоих сыновей и дочь Агнесу, которая является супругой императора Священной Римской империи Генриха III. Второй раз вышла замуж за Жоффруа II Мартела, графа Вандома, Анжу и Тура, но Бог нам детей не дал. Поэтому, моя королева, с первой брачной ночи молитесь, чтобы Господь помог вам зачать наследника трона.

А теперь нам надо поторопиться, чтобы не заставлять ждать короля и он мог приступить к своим супружеским обязанностям.

Вместе обе женщины раздели Анну и повели её, оставшуюся в одной белоснежной шелковой сорочке, к ложу на высоких фигурных ножках.

– Я не лягу в постель, пока не смою с тела пот и грязь после долгого дня, – воспротивилась она.

Повернувшись, королева осмотрела опочивальню и не увидела в ней бадьи с водой.

– А в чем я должна искупаться? – спросила она резким голосом, посмотрев на Марьяну.

Та побледнела и, ничего не сказав, опрометью выскочила из комнаты.

– Вы заставите своим купанием короля ждать, – недовольно сказала графиня Аньес.

– Вот вы сейчас пойдете и предупредите его, чтобы он приходил в опочивальню не раньше, чем через час, – повелительным тоном приказала Анна.

Лицо графини Анжу покрылось красными пятнами то ли от возмущения, то ли от испуга. Но Анне недосуг было разбираться с этим, и она, повысив голос, строго спросила:

– Почему вы до сих пор здесь?

Несмотря на свою излишнюю полноту, графиня довольно резво покинула опочивальню и вернулась, когда королева уже с наслаждением принимала ванну. Из бадьи поднимался легкий пар, увлажняя прохладный воздух.

Осторожно приблизившись к королеве, она доложила, что выполнила данное ей поручение и его высочество задержится на пиру.

Анна открыла глаза и, заметив страх графини Аньес перед водой, рассмеялась.

– У меня сложилось такое впечатление, что вы боитесь купания, – сказала она.

– Не то, чтобы боюсь, просто купалась в своей жизни всего три раза: при рождении и когда выходила замуж. К тому же лекари говорят, что водные ванны утепляют тело, но ослабляют организм, очищают и расширяют поры, через которые в него может проникнуть заражённый инфекцией воздух и вызвать не только болезни, но и смерть.

– Глупости, – отмахнулась Анна от услышанного бреда и сказала Марьяне, чтобы та начинала мыть ее тело с мылом.

– А как же вы спасаетесь от грязи? – продолжила спрашивать Анна, понимая теперь, почему от всех французских вельмож смердит, хоть нос затыкай.

– С помощью надушенной тряпочки, которой протираем тело, когда оно начинает чесаться. Подмышки и пах смачиваем розовой водой, перебивая запах. А еще меняем нижнее белье, когда оно пропитается потом и измажется грязью, очищая таким образом от них свое тело. Но на белье приходится экономить, так как тонкие ткани очень дорогие.

А еще наши святые обоего пола гордятся тем, что вода никогда не касалась их ног, за исключением тех случаев, когда им приходилось переходить вброд реки.

Анна, не выдержав, возмутилась:

– И как только латинская вера допустила подобную нечистоплотность!

Марьяна уже тем временем ополоснула тело своей госпожи чистой водой и, надев на нее чистую шелковую сорочку, отделанную кружевами, расплела ей волосы и стала расчесывать деревянным гребнем.

Когда подготовка молодой королевы к брачной ночи закончилась, графиня Анжу торжественно подвела ее к ложу и помогла подняться по ступенькам, после чего прикрыла её до груди золотисто пурпурным покрывалом, уложив красиво волосы на подушке.

– Теперь пойду и скажу королю, что вы, ваше высочество, готовы принять его.

И важно удалилась.

– Благослови вас Господь на брачном ложе. Желаю счастья и красивых здоровых детей, – как полагалось в таких случаях, проговорила Марьяна и, перекрестив новобрачную, тоже покинула опочивальню.

В дверь кто-то постучал, и Анна, подумав, что это супруг, громко крикнула:

– Входите!

Открылась дверь, и неё вошли король, архиепископ Ги, епископы Роже и Вальтер, а еще несколько графов, среди которых был и граф Валуа. Помимо воли Анна встретилась с ним глазами и почувствовала, как румянец смущения залил ее лицо: Рауль де Крепи разглядывал её так бесстыдно, что девушку окатило горячей волной. Он словно прикипел взглядом к возлегающей на высоком ложе молодой королеве.

Архиепископ Реймсский подошел к ней ближе и сказал, не сводя с нее пристального взгляда:

– Мы пришли, королева, благословить брачное ложе, чтобы Бог смилостивился дать вам радость зачатия.

Анна в смущении подтянула к подбородку покрывало, ничего не ответив, и продолжала молча смотреть на служителя церкви глазами испуганной косули.

Рядом на край ложа сел Генрих, и архиепископ продолжил:

– Господи, благослови этого мужчину и эту женщину, которых мы соединили узами брака. Осени их своей благостью и милостью. Пусть они станут единой плотью и пусть, любясь, увековечат род сынов Твоих. Аминь.

Отеческим жестом он благословил их и ложе, в которое они должны были лечь, чтобы повторилось то, для чего Бог их создал: размножались ради рода человеческого.

После этого все вышли из опочивальни. Генрих встал и, подойдя к столу, со стуком положил на него золотую корону и стал раздеваться, не потушив толстую свечу.

Анна в смущении закрыла глаза. Она услышала, как щелкнула застежка на ремне, как супруг положил на стул меч. Затем ее слуха достиг шелест снимаемой одежды. Наконец она решилась открыть глаза и увидела, что он стоит в льняных нижних штанах и короткой рубашке.

Анна снова закрыла глаза и так лежала до тех пор, пока ее ноздрей не коснулся неприятный запах. Она мгновенно открыла их и увидела поднявшегося по ступенькам супруга, который готовился лечь с нею рядом.

– Нет! – громко вскрикнула она, приподнявшись на подушке и выставив вперед руку.

Генрих замер, присев на край ложа, и в недоумении уставился на нее немигающим взглядом. Однако он не успел ничего спросить, как Анна вскочила и, стоя во весь рост, заявила:

– Я с вами не останусь в одной постели, мой король, пока вы не помоетесь.

– Пока не помоюсь? – переспросил ошарашенный Генрих.

– Да, пока не смоете с себя весь пот и грязь. Прикажите, чтобы вам принесли теплой воды.

– Куда? – все еще не понимая требований своей супруги, уточнил король.

– В бадью, которая стоит в дальнем углу.

И тут Генрих увидел то, о чем ему говорила Анна. Не стесняясь своей наготы, он отправился к бадье и, увидев в ней воду, полез в неё.

– Что вы делаете? – возопила девушка. – Вода остыла, да и я в ней уже купалась.

– Нет, вода еще теплая, – возразил Генрих, обливая себя несколько мыльной водой. – А ждать, пока ее заменят у меня нет терпения.

– Возьмите тряпицу и мыло, – подсказала Анна, понимая, что большего от него добиться не удастся. – А лучше всего позовите своего слугу, чтобы он помыл вас, а меня отгородите ширмой.

Генрих, весь мокрый, вернулся к кровати и закрыл ее ширмой. Что происходило дальше в опочивальне она не видела, но слышала чужой мужской голос и всплески воды. Затем по звукам поняла, что вынесли бадью и ведра, а следом заскрежетал задвинутый засов.

Анна лежала, сжимая руки между коленями, и пыталась унять в них предательское подёргивание. Она с тоской подумала об умершей матери. Будь она жива, наверняка обняла бы ее сейчас и развеяла все страхи.

Ширма отодвинулась, и перед кроватью появился Генрих. Его грузное обнаженное тело было непривлекательным, и Анна вновь закрыла глаза в ожидании, когда супруг ляжет рядом.

Но он вместо этого оперся обеими руками о постель и стал смотреть в лицо юной красавицы. Она чувствовала этот взгляд каждой своей клеточкой и, не выдержав, открыла глаза.

Генрих сел боком на край кровати и загрубевшими подушечками пальцев провел по ее шее, легко коснулся пухлых разомкнутых губ. Потом пальцы заскользили ниже, пока не оказались у выреза рубашки. Анна поразилась, что он дотрагивается до нее так нежно. Она опасалась, как бы он не разорвал на ней ночную одежду и силой не овладел ею.

Но ее сердце подскочило, лихорадочно забившись, когда взгляд супруга, полный вожделения, упал на ее губы и она почувствовала влажное дыхание, пропитанное винным духом, на своей щеке.

– Ну, конечно, он вовсе не собирается целовать меня, – мелькнула успокоительная мысль.

Сдавленный звук протеста вырвался у нее из груди. В полной уверенности, что сейчас он силой завладеет ее губами, Анна отвернулась. Дыхание Генриха стало тяжелым и прерывистым, что заставило ее и вовсе похолодеть.

– Надо чем-то его отвлечь, – подумала она, лихорадочно ища причину, и, вдруг вспомнив, что на столе стоит кувшин с вином и два кубка, тотчас попросила:

– Мой король, не могли бы вы мне налить вина. Очень хочется пить.

Она слукавила, ибо хотела всего лишь опьянеть, чтобы суметь перенести любое испытание.

Генрих недовольно поморщился, находясь уже весь во власти плоти и настроившись, что сейчас будет сжимать в объятьях молодое нежное тело, но отказать супруге не смог.

– Сними сорочку, – приказал он и, чертыхаясь в уме, сошел со ступенек и принес ей полкубка хмельного напитка. Сам, невзирая на полную боевую готовность, вернулся вновь к столу и выпил еще вина.

Огонь в очаге ярко горел, но обнаженная Анна дрожала, хоть и была укрыта покрывалом. Постель благоухала травами, сулящими плодовитость, но мысли её были не о наследнике престола, о котором она должна была молить Господа. Ей было страшно. И еще полумрак в каждом углу незнакомой большой комнаты пугал скрытой угрозой. Она напрочь забыла о том, что следует откинуть одеяло и пригласить мужа лечь.

Он сделал это сам, и, почувствовав обнаженное тело супруга своим, Анна тихонько вскрикнула, отпрянув подальше. Генрих сдвинул и без того нахмуренные брови, а когда она хотела прикрыться, не позволил ей этого. Она судорожно всхлипнула, а он хрипло произнес:

– Я думал, что женился на отважной охотнице, ходившей на медведя, а оказалось, что ошибся.

На Анну словно вылили ушат холодной воды. Она села, забыв прикрыть оголившуюся грудь, и бросила на супруга гневный взгляд.

Он вытянулся на постели. Девушка отодвинулась как можно дальше, но Генрих протянул руку и взял ее за плечо. Анна хотела оттолкнуть его, но он уже завладел ее руками и крепко прижал к себе.

Король так крепко сжимал ее, что ей стало больно, но она больше не сопротивлялась. Все равно он овладеет ею, но лишь телом, а не душой. На это он имеет все права, освященные церковью, и она не может ему отказать. Заставить же полюбить его он не в силах. Она будет ему верной женой, хорошей королевой, будет подчиняться его желаниям в постели, родит ему сыновей и дочерей, но никогда не будет полностью принадлежать ему. И Анна решительно сжала зубы, приготовившись к неизбежному.

Генрих же был взбешен на самого себя. Зачем он настроил ее против себя в такой важный момент? В его любовницах перебывали многие: и спесивые придворные дамы, и шлюхи из военных обозов, и юные пажи, но ни разу он не взял никого из них силой.

Он отпустил ее плечо. Но растущая страсть очень скоро возобладала над его силой воли. Внутри у него все разрывалось на части, а она лежала, откинувшись на подушки, и в свете пламени от камина ее белое, как слоновая кость, тело нещадно манило его. Господи, как он хотел ее!

От одной мысли, что она могла бы лежать в объятиях другого, его бросило в жар. Анна принадлежала ему, и Бог, который освятил их брак, тому свидетель. Сегодня ночью он овладеет ею и вытеснит из ее головы все мысли о ком-либо еще. Особенно о Рауле де Крепи. Генрих заметил, как девушка реагировала на пламенные взгляды этого покорителя женских сердец.

Он протянул руку и накрутил на палец длинный шелковистый локон, пахнущий жасмином.

– Послушай, ma cherie133133
  Дорогая


[Закрыть], – прошептал Генрих на ушко своей супруге, – ты не бойся меня: я буду с тобой очень осторожен…

И прижался губами к бьющейся жилке у нее на шее. Анна не отодвинулась, но замерла.

Генрих приложил все свои силы, чтобы сдержать, и обращался с девушкой нежно. Он опустился на безропотное тело и почувствовал ее сильную дрожь.

– Doux, mon infiniment tendre134134
  Милая, моя бесконечно нежная


[Закрыть] – прошептал он и ласково поцеловал ее в лоб. – Не бойся. Я поклялся себе, что ни одна слезинка не упадет из твоих глаз по моей вине. Мы не будем спешить.

Когда наконец он проник в ее плоть, Анна ощутила боль, но он подождал, когда она придет в себя. Всё оказалось не так страшно. И хотя удовольствия она от их соития не получила, неприятия его не было.

Генрих I Капетинг, этот властный король, часто безжалостный, лежал подле нее уставший. Он спал, не выпуская ее из своих объятий. Анна, склонив голову набок, смотрела, как ритмично поднимается и опускается во сне его грудь.

Она вдруг почувствовала расположение к нему и подумала, что, возможно, ее жизнь с ним не будет такой уж безрадостной. Марьяна говорила правду, что эта ночь может повлиять на всю ее жизнь. Во всяком случае, она всегда будет благодарна супругу за то, что он не унизил ее и не причинил излишней боли, хотя мог это сделать.