Текст книги "Анна – королева франков. Том 1"

Утром Анна проснулась от ощущения того, что кто-то на нее смотрит. Она открыла глаза и встретилась с темно-карими глазами супруга.

Он улыбался, трижды за ночь исполнив долг перед своим родом, и, довольный сам собой, радостно произнес:

– Mon soleil,135135
  Моё солнце


[Закрыть] мы с тобой проделали хорошую работу и с Божьей милостью дадим наследника нашей короне.

Анна, еще не отойдя ото сна, не совсем понимала, о чем ей пытается сказать супруг. Её широко распахнутые голубые глаза смотрели на него открыто и доверчиво.

– Как ты красива, нежна и трогательна, – прошептал он, обведя загрубевшей подушечкой пальца овал ее лица, а потом контур губ.

Генрих замолчал, ожидая, что она что-то скажет ему в ответ, но Анна промолчала.

– Как себя чувствуешь? – спросил он.

Анна сдвинула плечами, но потом смущенно ответила:

– Немножко саднит, но в целом терпимо.

– Тогда сегодняшним утром я дам тебе отдых, хотя… мне с трудом дается это решение. Не стоило так переживать. Я бы никогда не причинил тебе лишнюю боль.

– Я… я очень волновалась.

– Знаю. Тебе нечего меня бояться, если ты не…

– Не ослушаюсь тебя? – не дала супругу закончить мысль Анна.

Он отрицательно покачал головой.

– Насколько я узнал твой характер, уверен, что это все равно произойдет. Я имел в виду…

– Ты считаешь, что я могу… предать тебя? – голубые глаза Анны потемнели, засверкав от негодования.

– Пока я не могу ответить на этот вопрос, но знаю другое: то, что ты меня не любишь. Хотя я полюбил тебя с первого взгляда.

– Тем не менее я постараюсь стать тебе хорошей супругой.

– Это далеко не одно и то же. Впрочем…

Генрих встал с кровати и, подойдя к одному из сундуков, вынул что-то, завернутое в холщовую ткань.

– Это в знак признательности… за прошлую ночь.

Щеки Анны покрылись румянцем. Он делал ей традиционный утренний подарок супруга супруге, удовлетворившей его в брачную ночь. Пальцами, ставшими вдруг неповоротливыми, она развязала ленту на свертке. На дорогом темно-красном бархате лежало ожерелье, искусно выполненное в виде изящного старинного узора, в который были вплетены голубые топазы чистейшей прозрачности.

– Они похожи на цвет твоих глаз, – сказал тихо Генрих, наблюдая за реакцией Анны.

– Это старинная и очень красивая вещь, – с восторгом вымолвила она, дотронувшись до ожерелья. – И хотя у меня самой много драгоценностей, ничего подобного я раньше не видела.

– Я рад, что оно тебе понравилось, – не скрывая в голосе удовлетворения, произнес король. – Его достойна носить только такая королева, как ты. Мне очень хотелось доставить тебе удовольствие, милая.

– И ты мне его доставил, – с достоинством подтвердила Анна. – Благодарю за подарок, мой король. Я всегда буду дорожить этим украшением. Хотя ты мог бы попридержать его для другого важного события, например, рождения наследника.

– За наследника ты получишь подарок не менее достойный.

– У меня тоже есть для тебя подарки, – сказала Анна. – Ты можешь открыть сундук, который стоит справа от двери и посмотреть, что в нем.

Генрих, надев на себя исподнее, направился к указанному сундуку и открыл крышку. Увидев, что в нем лежит, он не смог скрыть своего удивления, воскликнув:

– Книги?!

– Да, – скромно подтвердила Анна. – Я сама перевела некоторые из них с греческого, а другие взяла с собой на латыни, чтобы ты мог их читать. Оклады136136
  Декоративное покрытие книжного переплёта


[Закрыть] их выполнены из золота и серебра, а некоторые из золочёной или серебрёной меди, но все украшены драгоценными камнями.

Генрих достал одну из них и раскрыл. Она была написана красивым почерком, но он не смог прочитать ни одного слова.

– На каком языке эта книга? – спросил он, показывая ее Анне.

– Я перевела ее с греческого и записала кириллицей. Ой, ты же не знаешь нашего славянского языка! Но это не страшно, я буду устно переводить тебе тексты. А на латинском ты сможешь читать сам.

Если бы в этот момент Анна могла заглянуть в голову своего супруга, она бы явно расстроилась, поняв, что он не из тех, кто любит читать книги. Для него важны военные походы, оружие и рысаки, которых он тщательно отбирал в свои конюшни. А чтение книг считал бесполезным времяпровождением и в детстве всегда удивлялся своему отцу, который больше внимания уделял божественным Писаниям и философским трудам греков, нежели управлению королевством.

Будучи ребенком, а потом отроком, он терпеть не мог занятия, которыми заставляли заниматься учителя, привезенные для него, Гуго, Роберта и Эда из Греции и Рима. Поэтому каждый раз сбегал во двор, где упражнялись королевские рыцари в военном искусстве. Вот с ними ему было интересно.

Но ничего из этого он, естественно, супруге не сказал, сдержанно поблагодарив её за подарок, боясь, чтобы его излишний пыл она не восприняла буквально и не стала в свободные минуты их общения принуждать к чтению привезенных книг.

Анна отметила про себя, что ее подарок Генриха в восторг не привел и расстроилась, но не показала этого.

– Там еще есть разные специи для королевской кухни, – сказала она, вдруг осознав, что их трудно назвать личным подарком для короля.

Но, к ее удивлению, Генрих обрадовался и сказал, что очень благодарен ей за них, так как у него часто не хватало денег на восточные пряности, и теперь он отдаст личное приказание повару использовать их только для блюд, которые буду приготовлены исключительно для них обоих.

Анна довольно улыбнулась:

– Я очень рада, что угодила тебе, мой король.

Он повернулся к ней и спросил:

– Тебе не очень трудно называть меня по имени, хотя бы когда мы вдвоем?

Она приподняла голову, в упор взглянула на него и негромко сказала, мило улыбнувшись:

– Хорошо, Генрих.

И он улыбнулся ей в ответ. Анна заметила, как улыбка расправила его постоянно нахмуренные брови, глубокие морщины на лбу и возле глаз, отчего лицо супруга помолодело.

– Тебе, Генрих, надо чаще улыбаться, – произнесла она с теплотой в голосе. – Ты сразу же выглядишь очень привлекательным мужчиной.

– Я постараюсь, – пообещал он. – А сейчас мне надо идти.

И, отгородив ложе ширмой, Генрих открыл на двери засов, после чего Анна услышала голос слуги, поприветствовавшего своего господина.

– Жиль, достать чистую одежду и помоги мне одеться, – прозвучал в тишине опочивальни повелительный королевский голос.

Через время стукнула закрытая дверь. Анна села на ложе и потянулась, понимая, что ей надо вставать. Но она не успела этого сделать, как, отодвинув ширму, показалась Марьяна.

– Как вы, княжна? – обеспокоенно спросила она, пристально осматривая ее лицо.

– Не княжна, а королева, – смеясь, поправила ее Анна. – Помоги мне привести себя в порядок, чтобы удалить все следы ночных соитий. А затем одеться. Очень хочется есть.

Марьяна, бросившая взгляд на постель, увидела запачканное кровью белье и уважительно поклонилась, сообщив Анне, что она теперь настоящая жена и королева. Та густо покраснела и отвернулась.

– Боярин Велимир ждет последствий этой супружеской ночи, прежде чем отправиться обратно в Киев, = сказала наперсница, складывая простынь. – Он должен доложить великому князю Киевскому, что его дочь оказалась чиста телом и теперь стала женщиной и королевой франков.

– Супруг не был с вами груб? – осторожно поинтересовалась наперсница.

– Нет, все было не так уж и плохо. Вначале было очень больно, а потом терпимо.

– Вот и слава Богу. Пока полежите еще, а я позову служанок, чтобы они занесли в опочивальню таз и теплую воду в кувшинах.

Постучав, вошли придворные дамы – Эрмесинда Аквитанская и Берта де Понтье. Вслед за ними вплыла графиня Аньес Анжуйская.

– Королева, вам нужно одеться, – обратилась она к Анне. – В соборе состоится обед с певчими, и ваше присутствие на нём обязательно.

Анна встала и, обмывшись с помощью Марьяны, в задумчивости позволила придворным дамам надеть на себя расшитую серебром сорочку, а затем тяжелое синее бархатное платье, низ и рукава которого были расцвечены драгоценными каменьями, поправить на волосах вуалетку, которую придерживала золотая корона, и закрепить на плечах светло-голубую накидку, отороченную орнаментом из золотых нитей.

Епископ Роже пришел за Анной вместе с епископом Мо. Она была рада увидеть их. Сначала Анна уважительно приложилась к епископскому кольцу одного епископа, потом второго и, выпрямившись, улыбнулась им.

Анну сопровождала пестро одетая группа женщин и вельмож и, пробежав по ним быстрым взглядом, она убедилась, что графа де Крепи среди них не было.

Реймсский архиепископ ждал ее возле престола. Анна встала на колени, чтобы ее благословили. И, как только к ней присоединился король, началась служба.

Анна перехватила взгляд супруга, выражавший гордость и удивление одновременно. Она смутилась и, покраснев, опустила глаза. Когда Анна, восстановив свое внутреннее спокойствие, подняла взгляд, неожиданно встретилась с черными глазами графа, стоявшего у престола лицом к пастве. То, что Анна прочла в них, показалось ей крайне бесстыдным и непристойным, и она, впервые не владея собой из-за внезапно нахлынувшей ярости, чуть не бросилась вперед, но Генрих придержал ее за рукав.

– Что с вами, моя дорогая, вам нездоровится? Вы хотите выйти?

– Нет, все нормально. Стало несколько дурно, но уже прошло.

На службе присутствовала и сестра Генриха Адела. Она очень любила брата и с трудом пережила заговор матери, попытавшейся не допустить Генриха к трону. Особенно её беспочвенное обвинение сына в содомском грехе. Она до сих пор помнила ежедневные ссоры матери и отца, который, будучи слабее духом нежели его жена, всё же настоял на том, чтобы королем был Генрих.

Ради брата, чтобы у него был могущественный союзник в борьбе за королевскую власть, Адела согласилась выйти замуж за графа Фландрского. Опять-таки, чтобы обеспечить мир королевству, не противоречила, чтобы отдать свою дочь Матильду за бастарда Роберта Дьявола– герцога Вильгельма Нормандского. И всё потому, что она не хотела видеть смертей, страданий и голода, порождаемых войной. И несмотря на то что она была сильной женщиной, младший брат Генрих был ее слабостью.

Именно к ней утром, покинув опочивальню, пришел король, чтобы подробно рассказать ей о своих победах на брачном ложе, что утешило графиню, так как влечение брата к своей молодой красивой супруге давало надежду на то, что он откажется от услуг своих оруженосцев и сосредоточится на том, чтобы родить короне сыновей.

Состоялось последнее благословение, служба Божия кончилась, и королевские супруги под приветственные возгласы жителей Реймса покинули собор, раздав положенную милостыню.

Идя рядом с супругой, Генрих спросил её:

– Ты не голодна?

– Нет, мой король. Я уже поела.

– Скажи своим людям, что мы завтра рано поутру отправимся в Санлис, где находится один из королевских дворцов, и поживем какое-то время в нем.

– Я могу отпустить боярина Велимира, его жену, отроков и слуг, сопровождавших обоз, в обратную дорогу в Киев?

– Если они тебе не нужны, пусть едут. Ты хорошо говоришь на франкском языке, поэтому тебе будут прислуживать местные девушки.

– А своих подруг и наперсницу я пока оставлю при себе, – сказала Анна. – Постараюсь отдать их замуж за местных рыцарей. Они уже сносно объясняются на франкском языке. Подберу им хороших мужей. Думаю, ты не против?

– Делай, что считаешь нужным. Мне безразлична судьба этих женщин. Главное, чтобы завтра сразу после пробуждения мы отправились в дорогу.

– Путь дальний предстоит? – уточнила Анна.

– Да, больше двух суток, при условии, что будем менять лошадей. Выдержишь?

– Конечно, если учесть, что я проехала всю Европу с востока на запад, да еще удлинила дорогу тем, что заехала в сестре в Унгарию, где нас застала зима и пришлось ждать, когда оттают и просохнут дороги. Извини, что так получилось, – сказала Анна, почувствовав себя виноватой.

– Ты все компенсировала сегодняшней ночью, – ответил на извинение супруг, введя ее в смущение.

Вскоре начался обеденный пир, явившийся продолжением вчерашнего. Столы вновь ломились от изобилия блюд и вина, которое лилось рекой.

Окинув взглядом присутствовавших за столом, Анна отметила отсутствие графа Валуа и испытала двойственные чувства. С одной стороны, она обрадовалась этому, поскольку он очень смущал ее своим излишним вниманием. А с другой, испытала разочарование. И какое из этих чувств было сильнее, она определиться не могла.

Неожиданно в середине пиршества он появился, нарядно одетый и столь же самоуверенный. И сразу же остановил свой взгляд на ней.

Анну бросило в жар, и она ощутила, как запылало ее лицо. Благо, супруг разговаривал с сидевшим рядом с ним папским легатом, и ее реакция на Рауля де Крепи осталась им не замеченной.

Какое-то время она сидела, не поднимая глаз от стола, пытаясь привести себя в относительное спокойствие, но сердце не хотело ей помогать в этом, продолжая громко биться в груди и заставляя учащенно дышать.

Наконец желанное спокойствие наступило и, взяв себя в руки, Анна бросила безразличный взгляд в сторону графа Рауля, который просто скользнул по нему, не задерживаясь, и перевела его на епископа Вальтера, который о чем-то увлеченно разглагольствовал.

Однако эта уловка ей в полной мере не удалась, поскольку ей оказалось достаточно одного мгновения, чтобы убедиться, что граф заметил ее смятение. Он все же успел ей понимающе улыбнуться и приподнять кубок с вином в ее честь.

Анна сделала вид, что не заметила этого, но, хотя больше не разрешила себе посмотреть на Рауля де Крепи, чувствовала на себе его взгляд, от которого у нее закипала кровь. И она ничего не могла с этим поделать

Наконец Генрих закончил свой разговор и обратил свое внимание на неё. Она обрадовалась этому, как девчонка, ибо могла хоть на время избавиться от мыслей о несносном графе.

Король не скрывал, что влюблен в свою супругу, и это явно бесило Рауля Валуа. Он громко разговаривал, обращая на себя внимание всех, кроме короля и королевы, которые были заняты друг другом. И это вызывало у него еще большее раздражение, которое он изливал в едких шутках.

– Что же так завело Рауля? – вырвалось у Генриха, и он внимательно посмотрел на него.

Тот сразу же отреагировал на взгляд короля, поднявшись со своего места и поднимая кубок с вином.

– Ваше высочество, – сказал он с насмешкой в голосе. – Что-то не видно, чтобы первая брачная ночь оставила на вашей супруге печать сладострастия.

– Вы забываетесь, граф, – резко сказал Генрих. – Вы не в таверне среди продажных девок. Сейчас же извинитесь перед королевой.

– С превеликим удовольствием, – охотно согласился с требованием короля Рауль де Крепи. – Как только её высочество посмотрит на меня.

По всему было видно, что он достаточно захмелел, чтобы потерять всю осторожность. Чтобы быстрее покончить с этим фарсом, Анна подняла глаза и встретилась с дерзким взглядом, в глубине которого застыла боль. Она вздрогнула от понимания того, что граф испытывает мучение от своего чувства к ней.

– Извините меня, моя королева, – сказал он, выделив собственническим тоном слово «моя».

Это прозвучало так явно, что Генрих тут же отреагировал, закипев. Анна поняла, что скандала не миновать, и положила свою руку на руку супруга, примирительно обратившись к нему:

– Не обращайте на него своего внимания, мой супруг. Разве вы не видите, что он пьян. А с пьяного какой спрос? Лучше давайте совершим конную прогулку по окраинам Реймса. Мне очень нравится местная природа.

Перед вечерней трапезой Анне все же удалось поговорить с митрополитом Киевским. Она пригласила его в малую гостиную и там, не стесняясь, замерла в его объятьях. Сердце сжалось от тоски, и на глазах выступили слезы. Она совладала с ними, а потом предложила митрополиту Илариону присесть в кресло.

– Как батюшка? – сразу спросила Анна, прикипев взглядом к его лицу.

– Не буду лукавить и скажу прямо: хвори его одолели. Не смог справиться с тоской по своей супруге покойной. Уж слишком неожиданно и рано она покинула этот мир. Ведь на двадцать три года моложе него.

– А от чего умерла матушка?

– Да кто же его знает. Последние месяцы жизни от болей в груди места себе не находила. Задыхалась. Все кричала: «Воздуха дайте мне! Воздуха!» И на двор ее выносили – все без толку. Вот так и умерла в мучениях. В какой-то момент задохнулась, несчастная.

Анна слушала, закрыв глаза, и слезы, просачиваясь из-под ресниц, медленно сползали по побледневшим щекам. Ей было больно слышать это. Как же в душе она сожалела, что ее не было рядом с матушкой в эти трудные для неё часы. Совладав с горем, она подняла на митрополита своим голубые глаза, в которых застыла мука.

– Успокойся, Аннушка, – по-свойски обратился он к молодой женщине. – Давно это было. А вот что с князем делать, не знаю. Тоска его гложет, и какое снадобье от нее найти не знаю. Все дети разъехались – и остался он один. Поэтому и сбежал в Вышгород, чтобы ничего ему не напоминало о княгине.

– И чем же он там занимается целыми днями? На охоту ездит?

– Забросил ее. Интереса не стало.

В феврале этого года поставил меня возглавлять киевскую митрополию, впервые отказавшись от греческого ставленника. Дописывает церковный Устав. Продолжает работать над «Правдой Русской»: хочет успеть оставить для сыновей свод «правд», по которым им надлежит княжить. И, конечно, много читает. Ты же сама знаешь, что он считает книги реками, способными напоить мудростью.

– Батюшка мне ничего не передал? – спросила, волнуясь, Анна.

– Если ты про письмо, то нет. Но на словах просил передать, что скучает по тебе больше других детей. Переживает, как ты тут на чужой земле. Привыкла? Что передать ему?

– Привыкаю, – грустно ответила она. – Правда, с большим трудом. Все мне здесь чужое: и люди, и обычаи, и нравы, и церкви.

– А как тебе супруг? – осторожно спросил митрополит.

– Тоже привыкаю к нему. Благо, что не злой и не грубый. Ко мне хорошо относится. Говорит, что любит.

– А ты его?

Анна не сразу ответила на этот вопрос, но все же сказала:

– Лукавить не буду: сердцем к нему я равнодушна. Душой воспринимаю, поскольку чувствую от него защиту, ценю его отношение к себе, хочу помочь ему в делах королевских, ибо он совершенно один. Ни друзей у него, ни родственников надежных, кроме сестры Аделы. Но хотя я его и не люблю, супругой ему буду хорошей и верной.

– Вот и славно, – одобрил Митрополит. – Мне он тоже показался неплохим человеком, да и со стороны видно, что души в тебе не чает. Так что и ты ему плати добром.

– А как мои братья?

– Да что с ними станется! Княжат себе в своих княжествах.

– А не рано ли батюшка отослал от себя Вячеслава и Игоря?

– Им уже по пятнадцать годков. Владимира, если помнишь, он княжить в Новгороде в четырнадцать поставил. Да и не одни они там. Великий князь к ним толковых людей приставил, чтобы уму-разуму учили и в княжении направляли.

– Владыка, мне ваш совет нужен. Архиепископ Реймский и мой венценосный супруг говорят, что мне нужно сменить свою греческую веру на латинскую, чтобы быть единой в вере со своими подданными. Не будет мне уготован за это ад?

Митрополит некоторое время молчал, а потом сказал:

– Нехорошо это, конечно, но выхода у тебя другого нет, будучи королевой франков. Ты ходишь в их храмы?

– Хожу, но молюсь своими молитвами у распятия Иисуса Христа. А остальные иконы для меня неведомы.

– Что ж, – тяжело вздохнув, произнес Иларион. – Принимай латинскую веру. А я буду молиться за спасение твоей души. Бог ведь один. Думаю, он помилует тебя.

– Спасибо, Ваше преосвященство. Вы камень с моей души сняли. Вас сам Бог ко мне прислал.

– Наверное, – улыбнулся митрополит. – Великий князь Ярослав думал послать вместо себя Всеволода, да тот накануне отъезда хворь с лихорадкой где-то подхватил. Вот в последнюю минуту мной его и заменил. А я к тебе не с пустыми руками. Завтра тебе через Марьяну передам «Слово о законе и благодати», которое написал в прошлом году, а сейчас пишу «Молитву и Исповедание веры». Даст бог, и ее тебе передам через кого-то.

Анна поцеловала руку митрополиту, поблагодарив за доброту и радение за ее душу.

Они еще долго разговаривали, пока не прозвучал сигнал рога на вечернюю трапезу.

– Я сегодня напишу письмо батюшке, и Марьяна завтра отдаст вам, – напоследок сказала Анна. – Передайте его и скажите, что я очень скучаю по отчему дому и по нему. Не хватает мне здесь его родительской ласки. Только мы рано утром уезжаем, поэтому придите во дворец с зорькой, чтобы не разминуться.

И в последний раз прижавшись к груди батюшкиного посла, она направилась с ним в пиршественную залу, где ее уже ждал король.

Вечером за ужином архиепископ спросил у нее, когда назначить таинство её крещения в латинскую веру.

– О, не торопите меня, ваше преосвященство. Я еще не отошла от венчания и коронации.

– В Санлисе есть церковь? – обратилась она к супругу.

– Да, несколько, включая королевскую.

– Значит, в одной из них меня и покрестят.

Генрих поддержал супругу и, не дожидаясь окончания вечернего пира, повел ее в опочивальню.