Текст книги "Пловец Снов"

Анатолия Оноприенко западные СМИ неоднократно называли самым кровожадным маньяком в истории. Это было вовсе не так, но в девяностые годы подобная трактовка изящно вписывалась в зарубежный портрет постсоветской России. Серийный убийца стал воплощением эпохи. В Оноприенко жила дикая стихийная агрессия. Он расстреливал и сжигал целые семьи, включая детей. Убивал без физического контакта, удалённо, не истязая. Жертв грабил, потому долгое время его преступления трактовали, как чистый бандитизм. Так думали бы и дальше, если бы не одно но: у него практически не бывало улова. Губить семью из пяти человек, двое из которых совсем маленькие, ради пары обручальных колец?.. Это какой-то грабитель-бессеребренник. Чуть позже к огнестрельному оружию добавились нож и молоток. Отдельный сюжет – история его «спасения». Будто кто-то влиятельный, если не всесильный, был на его стороне. Пока разыскивали Оноприенко, милиция арестовала за его преступления многих людей. Несколько подозреваемых, отказывавшихся от обвинений, запытали до смерти. Кто-то не выдержал и взял на себя чужую вину. Когда Анатолия впервые задержали, улик против него имелось достаточно, но загадочным образом ему дали уйти, не посчитав нужным допросить. Головокружительный поворот. Вновь, если написать такое в книге, это сочтут не более чем скудоумием автора. Но кто здесь автор? На суде Оноприенко рассказал, как у него была «идея», план трёх серий убийств во имя спасения человечества. Первая, состоящая из девяти жертв, – акт борьбы против коммунизма. Вторая, из сорока смертей – против неонацизма. А заключительная, самая масштабная, третья, из трёхсот шестидесяти пяти – против чумы XXI века. Количества брались не с потолка, это поминки: девятины, сороковины и годовщина. Концепция… Программа… Кстати, Анатолий тоже был моряком. Почему «тоже»?

Пытки и жестокие допросы… История советских и российских маньяков – это, как водится, ещё и про справедливость правосудия. За преступления Николая Фефилова, который насиловал и убивал малолетних девочек, органы правопорядка, изо всех сил «старавшиеся» закрыть дело, ошибочно убили двух ложно обвинённых. Использовались истязания, шантаж, подлог. Свалить вину пытались на многих. Одно из преступлений пробовали повесить на двух несовершеннолетних братьев, а также на нескольких умственно-отсталых, которые и защищаться-то толком не могли. Меж тем Фефилов продолжал убивать и насиловать. Когда некий, без преувеличения, героический сотрудник органов решил в прессе заявить о том, что происходит, рассказать о необходимости провести следствие заново, все зверства сразу попробовали приписать ему. Дескать, он совершает преступления, чтобы доказать правоту своих пустых домыслов. Такой поворот в книге тоже выглядел бы несусветной глупостью. Но Николай имел «страсть»: он постоянно возвращался на места убийств, чтобы наблюдать процесс разложения тел во времени. Потому его всё-таки поймали. Признания могли нанести грандиозный удар по «чести мундира» советской милиции, потому Фефилов был торопливо убит сокамерником, который впоследствии успешно бежал из тюрьмы и до сих пор формально находится в федеральном розыске.

Сергей Ткач – маньяк, дольше всех остававшийся на свободе. За четверть века от его рук погибло почти сто человек. Когда его арестовали, органам пришлось признать не меньше десяти ошибочных приговоров. Невиновные люди годами сидели за преступления Ткача. Освободить удалось не всех. Отец, обвинённый в убийстве собственной дочери, успел повеситься в камере.

А Олег Рыльков насиловал и убивал детей, которые оставались дома одни. Он звонил в дверь и говорил шестилетним девочкам, что ему срочно нужен телефон, поскольку его бабушке плохо и необходимо вызывать скорую помощь. Как воспитывать ребёнка в таком мире? Объяснять: никому не открывай, даже если за дверью умирает человек? Судьба Рылькова – готовый детектив.

Анатолий Уткин – убийца-дальнобойщик. Его первая жертва была совсем подростком. Она попросила подвести её, ехала в областную больницу к маме. Тело, связанное и изнасилованное, нашли в трёхстах километрах от того места, где девочка села в машину.

Однажды Роман Бурцев попросил у деревенской старушки лопату. Та без задней мысли дала, так у них в деревне было принято. Потом бабушка долго сетовала, ведь незнакомец не вернул садовый инструмент. Могла ли она предположить, что Бурцев одалживал его, чтобы закопать изнасилованного им ребёнка? Преступление не сошло Роману с рук, вскоре его арестовали, но в тот момент следователи не догадывались, кто попал к ним в руки. Только в ходе работы дознавателей Бурцев сообщил, что совершает подобное зверство не впервые и указал, где лежат остальные пять жертв.

Василий Кулик примечателен многим. Он убивал и насиловал не только детей, но и дряхлых старух, чем напоминает Ричарда Рамиреза. Однако вдобавок Кулик работал участковым врачом-терапевтом и в этом качестве угробил огромное количество пациентов, специально назначая малоэффективное или попросту неверное лечение. Скажем, ношпу при почечной недостаточности или таблетки с красавкой от болей в животе любой природы. Кроме того, в тех случаях, когда требовалось срочное хирургическое вмешательство, он направлял несчастных на бессмысленные обследования, которых нужно было ждать месяцами.

Анатолий Сливко снимал на киноплёнку «композиции» из тел мальчиков, одетых в белоснежные рубашки, пионерские галстуки, а главное – чёрные туфли. Он был помешан именно на обуви. Жертв маньяк находил среди членов туристического клуба «Романтик», позже переименованного в «Чергид» – «Через реки, горы и долины». Собственно, Анатолий руководил этой организацией, которая со временем достигла грандиозного размаха, став едва ли не гордостью города Невинномысска. Сливко даже получил звание «Заслуженный учитель РСФСР». Это было против правил, поскольку формально педагогом он не являлся, но ради него сделали исключение по специальному распоряжению из горкома партии… Когда подробности «работы» маньяка вскрылись, хлопотавшая по поводу звания секретарша горкома покончила с собой. Тем не менее какой распространённый сюжет плохого фильма: ребёнка отправили в поход под руководством серийного убийцы. Основная цель клуба состояла в том, чтобы осуществлять туристические поездки к местам боевой славы. Своим подопечным, подвешивая их в петле, Анатолий объяснял, что это «эксперимент по определению границ человеческих возможностей». Подобно Роберту Берделле, он вёл дневник, куда вносил результаты «исследований». Нескольким десяткам мальчиков удалось пережить истязания, маньяк успешно реанимировал их после отключки в результате гипоксии, но, разумеется, для мозга такие вещи бесследно не проходили.

Удивительно, сколько в истории Сливко параллелей с судьбой самого известного отечественного монстра – Андрея Чикатило. Они были ровесниками, но последний начал свою деятельность значительно позже. Андрей тоже некоторое время работал в сфере образования и тоже искал жертв среди учеников. За преступления обоих погибли невинно осуждённые люди. Обоим фантастически везло. Долгое время в деле об убийствах Чикатило вообще отсутствовали подозреваемые. Отчасти это связано с тем, что изувеченные им тела порой было невозможно опознать. Тем не менее как-то его всё-таки поймали почти с поличным. Но на одной из прошлых жертв маньяка обнаружили сперму, которая, по мнению врачей, принадлежала человеку с четвёртой группой крови. У Андрея была вторая, и его отпустили. В результате упомянутой ошибки – а это была именно лабораторная ошибка – в медицине появился диагноз «парадоксальное выделительство», несоответствие группы белков в крови и других жидкостях организма. Через много лет и несколько десятков трупов его вновь арестовали именно из-за того, что когда-то он уже входил в число подозреваемых. Биография Чикатило полна фантастических, будто тщательно выписанных кем-то эпизодов. А уж придумать такую фамилию для персонажа-маньяка – вообще крупная творческая удача. Равно как и дать название Чернобыль месту, в котором произойдёт глобальная мировая катастрофа.

Долгое время Андрей состоял в дружинах для поимки самого себя. Сливко консультировал милицию по его делу и был убеждён, что изловить «Ростовского потрошителя» не удастся. Сменив работу, Чикатило начал часто ездить в командировки, и география его преступлений приобрела хаотический характер в духе Теда Банди. Позже из тюрьмы он писал жене: «Зачем меня Бог послал на эту землю, такого ласкового, нежного, заботливого, но совершенно беззащитного со своими слабостями?»

Однако квинтэссенция советского маньяка – это Сергей Головкин, наиболее известный под кличкой «Фишер». Сейчас он подзабыт, но когда-то был едва ли не частью национального фольклора, пионерской страшилкой вроде «гроба на колёсиках», «ведьминой пластинки», «чёрного Чебурашки» или «пиковой дамы». Им пугали детей, а конкретно – мальчиков. «Вот пойдёшь гулять без спроса, тебя Фишер и схватит!» Многих хватал. Это имя стало нарицательным, хотя его придумал не Сергей. Кличка пришла в голову одному ребёнку-мифотворцу, который решил постращать своих товарищей. Сам убийца услышал её по телевизору и сразу подхватил игру. Вымышленный образ Фишера вобрал в себя всё: любые мыслимые пытки, включая дыбу, расчленение, вскрытие черепной коробки и сдирание кожи, каннибализм, в том числе изощрённые кулинарные изыски вроде засоленных органов, зоофилию, некрофилию. Но вряд ли кто-то из рассказчиков подозревал, что любая их фантазия на деле оказывалась правдой. Головкин словно стал воплощением национальной бытовой жестокости, которую «обычным» людям удавалось держать под спудом. Он насиловал и убивал, мстя детям за свои собственные травмы, обиды и сексуальную неудовлетворённость. Будучи ветеринаром, Сергей осеменял кобыл не только конской спермой. При этом в конце жизни стал глубоко верующим человеком, не видящим большой беды в содеянном. Казнь Фишера – последний смертный приговор, приведённый в исполнение в России на данный момент.

Очевидно, большинство маньяков «рождалось» из-за сексуальных проблем. Причём в существенной доле случаев речь не шла о каких-то серьёзных медицинских отклонениях и болезнях, всё было куда проще: будущим убийцам не давали. Так Геннадий Михасевич, которого девушка не дождалась из армии, однажды подумал: «Для чего мне давиться из-за бабы, лучше сам бабу удавлю». В результате плодом неразделённой любви стал один из самых страшных советских монстров. От его рук погибло около сорока женщин. Убивал он именно зрелых, подростки и дети Михасевича не интересовали. Он тоже был дружинником, разыскивавшим самого себя. Его тоже награждали за трудовые успехи. Как и многие другие маньяки, включая Чикатило, Геннадий оставался заботливым отцом. За его убийства тоже сажали невиновных, почти два десятка человек, большинство из которых вышли из тюрьмы инвалидами, а в качестве компенсации получили от государства телевизоры и холодильники. Некоторые, как водится, не вышли, наложив на себя руки. Но была у Михасевича одна черта, которая очень интересовала Горенова: иногда он убивал во сне. Ему снилось, будто он душит своих жертв. Жена Геннадия потом неоднократно вспоминала, как просыпалась от ощущения сжимающихся пальцев мужа на шее. Она сразу будила его, не думая, что за этим скрывается тайная жажда крови. Другой занятный момент: когда милиция уже была на хвосте, Михасевич решил сбить их со следа, отправив в областную газету письмо от лица вымышленной антисоветской организации «Патриоты Витебска», состоящей якобы из обманутых мужей, которые жестоко мстили своим жёнам-изменницам. Нет, это вовсе не скверный анекдот, не плохая книжка, а реальная жизнь. Он послал ещё множество депеш от имени упомянутого таинственного общества, что, собственно, его и подвело. Первичное обвинение Геннадия строилось на результатах графологической экспертизы, в ходе которой сотрудникам милиции пришлось изучить полмиллиона образцов почерка.

«Благодаря» Сливко и Михасевичу в лексикон советских криминалистов вошло понятие «серийный убийца» (Чикатило и Оноприенко – фигуранты постсоветской истории страны). В США это произошло существенно раньше, после дел Банди и Берковица.

Но маньяки, не имевшие сексуальных мотивов, вызывают особенную оторопь, поскольку их действия будто разрушают причинно-следственную связь бытия и находятся по ту сторону не только добра и зла, но ещё чего-то третьего… С одной стороны, Алексей Суклетин убивал исключительно женщин, но он выбирал не тех, кто красивее, не тех, кто напоминал ему кого-то, даже не первых попавшихся. Его жертвами становились дамы, которые казались ему наиболее вкусными. Суклетин нередко «удивлял» своих многочисленных знакомых рассуждениями о том, сколько котлет вышло бы из прошедшей мимо барышни. Никто не предполагал, что человек рядом – едва ли не самый страшный советский каннибал.

Игорь Иртышов разрывал мальчиков руками, вытаскивая внутренние органы из ещё живых.

Петербургского маньяка Эдуарда Шемякова на то, чтобы убивать женщин, «вдохновил» фильм «А зори здесь тихие». Знал бы об этом Борис Васильев… Вот уж действительно «нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся»… Шемякова сдала в милицию собственная мать, нашедшая в холодильнике части тела пропавшей знакомой девочки.

Обратный сюжет: мать Александра Спесивцева заманивала жертв к нему, а потом ещё помогала выкидывать останки и участвовала в приготовлении человечины. Мясо маньяк ел сам, кормил собаку и угощал следующих несчастных. Можно ли такое придумать?

С Игорем Елизаровым психологи и психиатры работали с детства, поскольку склонность к серийным убийствам выявили рано. Лечение давало плоды, и в какой-то момент прогноз казался крайне оптимистичным. Елизаров социализировался, начал нормально общаться со сверстниками, потому наблюдение врачей постепенно сошло на нет. Тем не менее, окончив экономический университет, Игорь всё равно устроился трудиться в морг. Вскоре он почувствовал зов крови, естество взяло своё. Сюжет? Жизнь!

Придумывать нечего… Вот и Булгаков написал фельетон «Комаровское дело» не о каком-то вымышленном человеке, а о «шаболовском душегубе» Василии Комарове. Этот действовал в начале прошлого столетия, убивал ради денег, оправдываясь на суде тем, что якобы губил спекулянтов, а не добрых людей. Тоже мне, Раскольников… Жене, кстати, когда она узнала, сказал, дескать, делать нечего: «Надо привыкать». Очень «русский» совет. Она и привыкла, стала пособницей. Почему Михаил Афанасьевич взялся за эту историю, он признаётся сам: «Никакого желания нет писать уголовный фельетон, уверяю читателя, но нет возможности заняться ничем другим, потому что сегодня неотступно целый день сидит в голове желание всё-таки этого Комарова понять». Благородный авторский позыв. Он хотел разобраться, был душегуб человеком или нет. Булгаков быстро и уверенно ответил на свой вопрос отрицательно. Как это понятно… Как старомодно… Знал бы он, что начало твориться потом.

Фантазия бессильна перед бытием. Когда впервые узнаёшь о маньяке, который убивал беременных женщин на поздних сроках, чтобы вы́резать и съесть их плод, неизбежно думаешь, что это самый больной ублюдок на свете. Точно в мужском роде – ни одна барышня не стала бы таким заниматься. Сразу приходит мысль: наверняка он такой один и давно лежит в могиле, в результате то ли Божьего, то ли людского суда. Не может же быть их несколько! Но стоит заглянуть в этот колодец, как становится известно, что жил и второй, совершавший то же самое. Они с первым не были знакомы, не договаривались, даже не знали о существовании друг друга. Потом всплывают третий, четвёртый, пятый… Как это дикое желание могло возникнуть у разных людей? Неужели в нём есть нечто общее, являющееся не просто единичным патологическим отклонением? Откуда берётся такая чудовищная идея? Да и правильно ли назвать эту мысль идеей? Не будет ли тем самым опорочено слово, белое, как античный мрамор? Но настоящий ужас приходит позже, когда понимаешь, что наверняка где-то кто-то творит подобное прямо сейчас.

Как Лена будет жить в таком мире? Этим вопросом Горенов задавался давно, с тех самых пор, когда отвёл её в школу. Там он впервые увидел свою дочурку со стороны, стоящей среди множества совершенно чужих и, в сущности, неприятных ему детей. Они все были в похожей одёжке, в руках держали почти одинаковые букеты. Таков ритуал. Надя улыбалась, но едва не плакала… от радости. А Георгию хотелось выть. Его звёздочка попала туда, где каждый станет думать, будто она такая же, как все… А ведь это самая большая ошибка на свете! Она лучше! Она лучше всех! Но вот он своими руками отправил её в мир, в котором никто об этом не знает. Где будут стараться всячески это отрицать…

Из числа изученных им маньяков Георгия особо заинтересовал Генри Ли Лукас. Одно время он даже собирался написать о нём биографическую книгу, как Борис о своём художнике. Тогда вдруг выяснилось, что Горенову очень трудно не фантазировать, работая в жёстких фактологических рамках, полностью опираясь на свидетельства и документы. Тем не менее неудовлетворённое желание сделать текст о Лукасе жило в нём до сих пор. Несостоявшийся герой вновь напомнил о себе как нельзя кстати. Может, это и есть такая новая литература, проникающая в жизнь?

Георгий почувствовал странное движение совсем рядом, будто кто-то очень быстрый или попросту невидимый промчался мимо, толкнув его. Так могло показаться не только со стороны, но и ему самому. На деле же произошло иное: со страниц не написанной им книги об американском монстре образ этого человека соскользнул в Горенова. Не Горенова-автора, а Горенова-читателя. Хорошо известно, как часто серийные убийцы инспирировали друг друга… Так произошло и с литератором, который словно «вдохнул» персонажа из собственного, хоть и не существовавшего текста.

Удивительно, насколько уместным в этой кровавой сфере оказывается понятие «вдохновение»… Оно имеет аналогичную мистическую природу, загадочную и совершенно ясную одновременно. Человек, которого принято считать первым американским серийным убийцей – Генри Говард Холмс – заявлял на суде: «Я родился с дьяволом в душе. Я не мог не убивать, как не может молчать поэт, охваченный вдохновением». Горенов появился на свет не с дьяволом, но с текстом, и теперь, когда на него гневно смотрела Истина, он тоже больше не мог бездействовать.

Фамилию Холмс, кстати, маньяк выдумал себе сам. Разве не завораживает это совпадение, синхронность с ходом фантазии Конана Дойла? Генри Говард и Шерлок – практически ровесники, между ними меньше десяти лет разницы, если принять тот факт, что, согласно рассказу «Его прощальный поклон», сыщик родился в середине пятидесятых годов XIX века. Кстати – а ведь здесь практически всё «кстати» – «Вашингтонского снайпера» поймали благодаря наводке человека по имени Роберт Холмс. А первая жертва Денниса Нильсена – подросток, которого звали Стивен Дин Холмс.

Как всё близко – литература и смерть, искусство и убийство. Колин Питчфорк, первый в истории маньяк, чья вина была установлена с помощью генетической экспертизы, родился в Бристоле, в том самом городе, куда Стивенсон приводит героев своего романа «Остров сокровищ». Сквайр Трелони, доктор Ливси и Джим едут нанимать «самую лучшую команду». Во времена расцвета мореплаванья там, надо полагать, слонялись тысячи кандидатов, но им достаются именно бывшие пираты Флинта. Сколь надуманно это выглядит всякий раз, но таковы законы жанра. Как в фильмах про Джеймса Бонда: чем у́же у девушки талия, тем более высококлассным физиком-ядерщиком она является.

А Питчфорк… Уже в тюрьме, отбывая два пожизненных срока за изнасилования и убийства девочек, он получил музыкальное образование и стал специалистом по переводу нотных партитур в шрифт Брайля. Какое гуманное и человечное занятие! Удивительно, но переводом на язык слепых после ареста занялся и Деннис Нильсен. Питчфорк же вдобавок сам стал художником, сделав инсталляцию в виде сцены с музыкантами из листов девятой симфонии Бетховена.

В своих внутренних монологах и диалогах Горенов называл маньяков «людьми» и «человеками», но всякий раз сомневался в том, что это правильно. Многие, включая Булгакова, сразу бы возмутились и высказали резкое негодование, но мыслей Георгия никто не слышал. Доносился ли шёпот до того, кто подсказывал буквы и точки?

Долгое время в Генри Ли Лукасе не замечали монстра. Точнее, окружающим просто не могло прийти в голову… «Маска нормальности» – общепринятое понятие в среде криминалистов. Так и в случае Горенова: кто из числа читателей или знакомых мог бы представить, что у него возникнет подобный замысел? Сам же Георгий теперь думал о своём намерении как о чём-то уже свершившемся или по крайней мере принятом и осуществляемом. Определённые детали, подробности ещё оставались неясными, но «псы войны» уже мчались по весь опор, а маховик совершал методичные движения. Горенов был человеком, помещавшим в центр мироздания слово, а значит, написав «убить», он сразу принял смертный грех. Хотя никто пока, взглянув на него, не почувствовал бы запах крови и не увидел несмываемый багрянец на руках.

Значительно труднее винить в чём-то Лукаса, если принимать во внимание подробности его детства и жизни с матерью. Она регулярно избивала их с отцом – безногим инвалидом. Занималась проституцией на глазах сына, морила голодом… Потом Генри Ли прикончил её. Здесь вновь никаких кавычек – убил мать не в смысле философии чань-буддизма, а ножом в живот.

Лукаса на его страшный путь толкнули обстоятельства судьбы… Так и Горенова тоже! У него нет выбора и возможности свернуть, отказаться! Однако в биографии американского психопата имелось множество деталей, которые были неприемлемыми: наркотики, тюрьма, попытки суицида, сожительство с сестрой… Немыслимо! Да и нет у Георгия никакой сестры…

Меж тем в тюрьме с Генри Ли произошло многое из того, что вызывало неподдельный интерес автора. Сначала Лукас ценой невероятных усилий добился разрешения пользоваться архивом. Зачем? Что искал там этот страшный человек? Он изучал дела, проникая в специфику работы полиции, с целью создать схему идеального преступления, совершенного убийства!

А потом случилось едва ли не чудо: совет по помилованиям каким-то образом постановил выпустить Генри Ли, приговорённого к сорока годам заключения. Поразительно, но маньяк сразу начал протестовать, настаивая, что тогда он обязательно снова прольёт кровь. Он сам называл себя тяжело больным. Кричал, будто свобода ему противопоказана! Тем не менее врачи были непоколебимы: «Здоров!»

С одной стороны, Лукас планировал идеальное преступление, исключавшее ошибки и последующее разоблачение, но с другой – не хотел его совершать. Кому-то могло показаться, что здесь заключено противоречие. Кому-то, но не Горенову. Он как раз очень хорошо это понимал.

По сути, Генри Ли выдворили из тюрьмы чуть ли не насильно, и следующий раз монстр пролил кровь уже через два часа. Далее случилось то, что потрясло автора. У Лукаса появились сообщники, и один из них как-то от скуки взял с полки книгу. Это произошло в доме случайных людей, который компания заняла для очередного ночлега. Там могла находиться любая библиотека или не быть её вовсе. Но в руки Генри Ли попало именно издание, посвященное обычаям и ритуалам людоедов, которое полностью изменило характер дальнейшей деятельности банды. Случай определяет книгу, книга определяет всё! Судьбу каждого человека, убийц и жертв! Решительно всё! И ничто не в силах этого изменить.

Оказавшись за решёткой в очередной раз, на допросах Лукас рассказывал, как они с подельниками были наняты сатанинской общиной для того, чтобы вызывать у местного населения страх и потребность в вере. То же самое было нужно и Горенову! Согласно показаниям Генри Ли, посредством многочисленных убийств секта привлекала в свои ряды новых членов. Он подробно описал все культы, дал словесные портреты руководства, правда, следствию так и не удалось найти никаких следов существования такой организации сатанистов. Но это не столь важно. Или, наоборот, это важнее всего!

– Эй, мил человек, знаешь, в Москве тюрьма – Бутырка, а в Петербурге – Бутылка, – неприятный скрипучий голос прервал размышления Георгия.

На него смотрел бездомный старик в странном пальтеце, рваных штанах и калошах… Кто нынче носит калоши? Это был настоящий нищий, а не «декоративные» привокзальные побирушки, толпящиеся с протянутой рукой в дублёнках и туфлях, дороже тех, которые Горенов приберегал для публичных выступлений и особых случаев. В окликнувшем его человеке было что-то, не допускающее сомнений. Бутырка, Бутылка… Всё правильно, так и есть. Они стояли молча. Вскоре старик начал нелепо улыбаться. Очевидно, он чего-то ждал от случайного встречного, хотя ни о чём не просил. Георгию казалось, будто ни на что не намекала и его протянутая рука. Горенов смотрел в глаза нищему очень внимательно, даже не моргал.

– Да ну тебя… – проскрипел тот, махнул порожней конечностью и скрылся во дворах.

Когда работаешь над книгой, тщательно и интенсивно пишешь её день за днём, что-то начинает происходить с миром вокруг. Он будто перестраивается, адаптируется под очередной текст. Всё норовит пролезть на страницы. Каждое событие, происходящее вокруг автора, словно примеряется к сюжету и пытается оказаться внутри, порой распихивая уже написанное. Всё, что ты делаешь, всё, что ты знаешь, напирает изо всех сил. Всплывают давние идеи, забытые впечатление. Ничто не хочет пропасть и силится использовать редкий шанс сохраниться в буквах.

Георгий заметил это уже давно, с самых первых своих литературных опытов. Иногда ему думалось, что оттого он и решил переменить жизнь, выбрав игру в слова. Ради этого, ни с чем не сравнимого ощущения. Причём подобные чудеса могли происходить с любым текстом, даже с самым посредственным. В этом, вероятно, и состоит свойство, объясняющее таинственную притягательность литературы: плохой врач довольно быстро поймёт, что он плох. Человек может оставаться в профессии, но место и способности свои осознает. То же касается водителей, строителей, бухгалтеров, пилотов, проституток и представителей всех прочих ремёсел, а также видов спорта. Бегуну совершенно очевидно, бежит он медленнее, быстрее или примерно как все. Но писатели зачастую сходят в гроб, оставаясь совершенно убеждёнными в собственном даровании, имея тому великое множество мистических подтверждений, так и не осознав, чего стоят на самом деле, ведь таинственные события наполняют их жизни вне зависимости от качества произведений.

Мир не гнушался активно вмешиваться и в детективы, навеки запятнавшие фамилию Горенова, почти никогда… А вот если этого не случалось, становилось очень страшно. Значит, что-то не так. Жизнь безмолвствовала, ей не хотелось на страницу, но писать автор вынужден. Выбора никто не давал, имелись лишь обязательства. Это что-то вроде необходимости вдохнуть даже под водой, и никого не волнует, есть ли у тебя жабры.

Имелось несколько книг, которые Георгий начинал или заканчивал в такой ситуации. Он помнил, насколько это жутко. Внезапно и сейчас стало не по себе. К чему этот перебивший мысли дед? Он не вписывался в общую канву сюжета, в филигранный замысел. Тогда зачем он появился здесь? Книга не терпит случайностей. Кто и что хочет этим сказать?

Итак, какова, в сущности, идея Горенова? Придётся убивать… Ну, это ещё не план и уж тем более не самоцель, лишь практические выкладки, средства… Сформулировать придуманное следует иначе: необходимо усилием воли и последующими действиями изменить баланс добра и зла в мире, заставив людей вновь поверить в силу литературы. Уже кое-что. Однако в такой формулировке замысел звучал как намерение штурмовать преисподнюю: амбициозно и вряд ли возможно. Сюжет нуждался в конкретике. Как убивать? Кого именно? Где? Каким образом это будет связано с книгами?

Что, если мстить от лица текстов? Непрочитанных, забытых и прекрасных произведений… Пусть это будут детективы! Действительно, кто сможет распознать отсылки к Джойсу, Прусту или Кафке? Кроме того, всё-таки требуются истории с преступлениями и криминальным антуражем. Точно! Классика опостылевшего ему, но столь любимого публикой жанра!

Да оживут пылящиеся на полках великие романы, ещё хранящие в себе загадку, содержащие тайну, будто застигнутые до того, как прозорливый герой выйдет на авансцену и назовёт истинного убийцу!!! Подлинное имя преступника – Горенова – озвучивать нельзя! Нужно только, чтобы стала ясна причина. В конце концов, он не персонаж, но автор, так что всё в порядке. А вот остальные люди, его современники, узнавшие о произошедшем, окажутся как бы эпизодическими действующими лицами. Сторонними зеваками, праздными горожанами, прохожими, которые словно живут на страницах выбранной им книги и там читают о случившемся в газетах или слышат от знакомых… Так весь мир погрузится в литературу!

Жертв Георгий, как и планировал, будет искать среди тех, кто читает скверные бульварные романы. Именно они виноваты во всём, заставляя его и многих других прекрасных авторов сочинять такие произведения. Что ж, образцы жанра подскажут, как эти люди умрут. Сцены преступлений обязательно должны содержать отсылки к первоисточникам. Кстати, можно просто совершать убийства по описаниям классиков. Важнее всего в этом деле узнаваемость. Нужно добиться, чтобы все поняли смысл: отныне читать плохие книги опасно для жизни! Чтобы стало по-настоящему жутко. Чтобы родители пугали своих детей: «Вот не будешь читать, тебя Фишер и схватит!» То есть не Фишер… Какая разница! Пришёл его черёд! Теперь он должен стать их страхом!

Горенов почувствовал, как по всему его телу разливается сила. Давно не приходилось ощущать ничего подобного. И ведь вряд ли кто-то сможет ему помешать. Нетрудно пресечь деятельность банды, но почти невозможно остановить одержимого идеей одиночку, который тихо собирает себе взрывное устройство в гараже, подвале или в собственной квартире. Суть не в маске нормальности, просто никто почти никогда не знает, что происходит в чужой голове. В метро мимо нас постоянно проходят убийцы, насильники, гении и праведники. Что с того? Они смешиваются в единую массу, как капли в океан.

Допустим, Бог не играет в кости, но его дьявол наверняка не сможет отказаться от такой партии. Страшно ли брать подобного напарника… или визави? Безусловно, это вызывает опасения, но Георгий берётся за дело не ради себя. Напротив, он жертвует собой во имя людей! Не тех, кто погибнет от его рук, а тех, кто услышит послание и спасётся! Пусть сегодня Горенова проклянут и завтра продолжат считать преступником, но потом он будет прославлен! Недаром апостол Павел говорил: «Вера есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом». Вот его подлинная вера! Пришло время её нести.