Текст книги "Пловец Снов"

Внезапно до него донеслись звуки голосов. Кажется, сверху… Кажется, пара этажей… Опять повезло, они могли быть гораздо ближе. Георгий рванулся к сумкам, быстро забрал их с лестничной клетки, забросил в квартиру. Йог всё ещё шевелился и хватал воздух, словно пронзённая рыба на берегу. Горенов запер дверь общего коридора и принялся убирать брызги крови. Их было не так много, причём ни в один он не наступил, ничего не размазал. Снова чудное везение. Волшебные салфетки и моющие средства, взятые с собой, справлялись отлично. Сильный хлористый запах заполнил пространство, почуять кровь стало почти невозможно, а вскоре растают последние ноты аромата смерти.

Мимо по лестнице прошли двое мужчин. Георгий слышал их через закрытую дверь.

– Да я звонил, сколько уже?!.. Не могут они починить. Приезжают, потыркаются… При них-то он, падла, всегда работает.

– Вниз ладно, а вверх?

– Да мы-то и вверх пройдём, а Милка с мелким как? А зимой? А с коляской?

– Совсем охренели!

– Чем это так пованивает?

– Краска, что ли?.. Акриловая, похоже. Или поливинилацетатная. Нет, латексная!

– Да хлорка просто небось.

Голоса исчезали в шорохе тряпок.

Уборка в предбаннике заняла около шести минут. Впрочем, уж в данных обстоятельствах его внутренний хронометр сбоил наверняка. Всё это время Горенов прислушивался к звукам за дверью второй квартиры. Там царила полная тишина. То, что лифт не работал, в общем, оказалось на руку, быстро появиться никто не мог. Из дома йога шорохов тоже не доносилось. Георгий приоткрыл общий коридор, чтобы разбавить хлористо-кровяной аромат запахом мусоропровода. Три минуты он простоял так, переводя дух. Или одну? Или все десять, а то и больше?

Горенов закрыл наружную дверь, вернулся к тренеру и заперся с ним в квартире. Риска немедленного разоблачения более не существовало. Но вот уж где пахло кровью! Несчастный до сих пор оставался живым. Нежданный гость был бы рад прекратить его мучения, но как? Вытащить стрелу нельзя, а всадить ещё одну – невозможно, это не соответствует книге. Страдалец смотрел на него ошалелыми глазами и всё так же жадно глотал воздух. Георгию чудилось, будто он спрашивал… То ли: «Кто вы?» То ли: «За что?» На деле же йог стонал. В глубине горла булькало, скрипело, несчастный шумно кряхтел. Все эти странные звуки не давали убийце забыть, что перед ним именно человек. Ни сам несчастный, ни автор его мучений не могли взять в толк, отчего пронзённый не кричит. «Наверное, так обычно бывает, когда умираешь», – думал инструктор. «Повезло», – думал Горенов.

Приглядевшись, Георгий заметил, как, лёжа на спине, тренер очень медленно елозил руками. То поднимал, то опускал их… Ещё он едва сводил и разводил ноги. Совсем чуть-чуть, с амплитудой меньше десяти сантиметров, словно хотел прочертить ангела на снегу. Но вокруг была не белая крупа, а красное болото. Откуда столько натекло, если даже стрела не выдернута?.. «Вот крови озеро, его взлюбили бесы». Цитаты роились в голове Горенова… и почему-то мешали. Он удивился. Быть может, впервые слова из любимых текстов не служили опорой, а противодействовали. Бодлер, например, не позволял проявить запоздалую жалость. Честертон тоже оказался против, запретив стрелять повторно.

Георгий поволок несчастного в комнату. К шокирующему, страшному запаху он попривык. Сначала Горенов всеми силами старался не испачкаться, но сразу стало ясно, что избежать этого не удастся. Сменная одежда, разумеется, была с собой. Нечего беспокоиться, это в американских фильмах по волосу на месте преступления безошибочно вычисляют личность убийцы… Да что там по волосу, говорят, достаточно десяти клеток… Вроде у них на самом деле подобная процедура стала обычной практикой полиции. Более того, на Западе широко распространились домашние ДНК-тесты родословной и генетических заболеваний. Их результаты не только высылаются заказчику, но попадают и в общую государственную базу данных, после чего найти если не самого преступника, то его родственников – пара пустяков.

Своеобразный ультрасовременный «отпечаток пальцев» связывает воедино людей, в чьих жилах течёт одна кровь. В итоге для того, чтобы иметь доступ к генетической информации едва ли не каждого американца, было достаточно получить результаты всего от четырёх миллионов человек. Вроде бы не так мало. Но на данный момент тесты сделали уже почти тридцать миллионов.

Нет, в США Горенову пришлось бы гораздо труднее. Правда, и в тамошних новых детективах авторы зачастую «забывают» о ДНК-экспертизе. Естественно, ведь при наличии подобной возможности в них просто не завязался бы сюжет. Жанр гибнет повсюду.

Главное сейчас – не запаниковать. Пока всё шло по плану. Оставалось только не совершить какую-то серьёзную ошибку, но… произошедшее можно будет с уверенностью называть таковой, лишь когда шанс исправить её окажется безвозвратно упущенным. До того это лишь помарка, описка, невнимательность…

Георгий водрузил йога на стул, стоящий перед небольшим столиком. Голова несчастного покорно запрокинулась назад, как велела книга. У Мертона «торчала вверх» «остроконечная бородка с проседью», в данном же случае скорее имелся лысый холмик, покрытый мелким раздражением от бритья. Вот уж шавасана так шавасана. Если смотреть от двери, стрелу, как ни жаль, не было видно, её закрывал стол. Что ж, значит, заметят не сразу.

Только теперь Горенов позволил себе оглядеться в квартире. Он подошёл к шкафу. На полках пестрели развалы всяких мелочей. Резинки, напульсники, календари, визитки, фигурки, солдатики, зарядные устройства, капли для глаз, биологически активные добавки в порошках и таблетках… Лежали очки, компакт-диски, карандаши, ароматические палочки, зажигалки и книги, книги, книги… Кучи барахла! Но книг было больше всего. Причём на корешках тех из них, которые не имели отношения к спорту и йоге, значились известные и ненавистные фамилии.

На этот раз с выбором жертвы он не ошибся! Автор метнул злобный взгляд в сторону несчастного тренера. Тот, кажется, уже испустил дух, однако перед ним на столе лежало что-то очень знакомое. Как же Георгий раньше не заметил? Он сделал несколько шагов… Точно, это была раскрытая книга. Его собственная книга!

Буквально только что, может быть, час назад, сегодня утром или вчера вечером сидящий на стуле человек читал его, Горенова! Глаза несчастного собирали мысли, исторгнутые из сознания своего будущего убийцы. Возможно, он даже переживал за выдуманных им героев. Кто знает, вероятно, умирая, йог ещё помнил что-то из этого текста. Георгий подумал: как странно, в тренере курсировала «его собственная» кровь, но в то же время в нём жили какие-то посторонние бактерии и микроорганизмы. В нём содержалась еда, купленная в магазине или кафе… Она когда-то могла считаться «чужой», но убитый заплатил за неё, утвердив своё право обладания. Но вот ко всему этому «наполнению» добавлялись и слова Горенова. Принадлежавшие или всё ещё принадлежащие автору. Сейчас эти вокабулы медленно остывали и гасли вместе с вобравшим их в себя человеком.

Подобные мысли не стали ни откровением, ни неожиданностью. Очевидно, что крестовый поход уже почти святого в своих глазах Георгия был направлен в том числе и против его собственных сочинений, но одно дело понимать, а другое – увидеть, физически ощутить себя своим противником.

Сама собой пришла идея… Даже не так, ей не нужно было откуда-то возникать и заявляться… Витал в воздухе, буквально напрашивался вывод, как бы безусловная истина: чтобы такие книги меньше читали, их нужно меньше писать. Ему, Горюнову, тоже следует перестать это делать… или перестать существовать. А может, не «тоже», а – в первую очередь?.. Что, если в этом будет больше проку?.. Не губить других людей, а просто самоликвидироваться…

Внезапный звонок прервал размышления. Георгий рванулся к дверному глазку. Второпях он прошлёпал по всему кровавому болоту, как по лужам в детстве. Брызги разлетелись почти на метр, а сам он выглядел теперь так, будто кого-то расчленил. Вдобавок это перемещение оказалось абсолютно напрасным, поскольку в глазок был виден только общий коридор, выходить в который он не собирался ни в коем случае. Кто это мог быть? Горюнов замер. Нужно как можно скорее заканчивать здесь и проваливать подобру-поздорову, не разглядывая полки. А вдруг у этих гостей есть свои ключи? Главное, не сомневаться! Категорически! Особенно когда ты один и некому вернуть тебя на путь первоначального замысла. Всё-таки Лукасу стало гораздо легче, когда у него появились сообщники. А какое подспорье было у Георгия? Лишь точный и сложный план. Практически неосуществимый и даже невообразимый прежде. Конан Дойл в том самом рассказе про апельсиновые зёрнышки писал: «Один человек не мог бы совершить два убийства таким образом, чтобы ввести в заблуждение судебное следствие. В этом должно было участвовать несколько человек, притом изобретательных и решительных». Горенову предстояло показать, как классик ошибался. Он хотел сделать так, чтобы ничто в этом убийстве не указывало на предыдущее. Ничто, кроме литературной отсылки, намёка на мотивы преступника. Пусть лучше они думают, будто существует не один мститель, а целая группа! Пусть думают и боятся.

Повторно в дверь никто не позвонил. Георгий вернулся в комнату. Он открыл альбом на странице с одной из коптских чаш и разместил его поверх собственной книги. Сначала Горенов намеревался убрать детектив с фамилией и именем убийцы на обложке, но потом передумал. В этом виделось нечто поэтическое, какая-то рифма. Кроме того, когда одна раскрытая книга лежит на другой, сразу ясно: это не случайно.

Из маленькой сумки он вытащил железнодорожные билеты, найденные на вокзале. Их было три, но все – из Москвы. Два пассажира – мужчины и одна женщина. На пол в коридоре Георгий кинул помаду и флакон духов. Дескать, девушка собиралась и выронила в суматохе. Ранее планировалось написать губным карандашом на зеркале слово «прощай», но теперь он решил этого не делать. Во-первых – почерк. Во-вторых, нужно поторапливаться. В-третьих, уж слишком литературно. А в-четвёртых, кто мог знать, что у йога совершенно нет зеркал.

В мужском беспорядке, царившем в квартире, помада и так выглядела неожиданно. Кроме того, Горенов создал видимость то ли ограбления, то ли поисков чего-то. Он вывернул на пол ящики, скинул с полок почти все вещи. Добавил к этому принесённые с собой пустые коробочки для ювелирных украшений. Предварительно он специально поистёр и состарил их, как учили в интернете. Правда, вполне можно было обойтись без микроволновки. Её, к сожалению, пришлось выбросить, слишком пропахла пластмассой и жжёной тканью. А если взять взамен печку отсюда? Не дури! Она стоит копейки, зачем рисковать? Так, может, девушка и забрала? Мол, переехала к нему с «приданым». Вроде это была её микроволновка… Не дури, говорю!

Для ускорения процесса в кровяное болото он вывалил всю одежду. Опустошив самый большой шкаф, Георгий заметил на задней стенке плакат с изображением масонского знака – циркуля, наугольника и литеры G. Горенов растерялся от неожиданности. Увиденное никак не вязалось с образом нелепого субтильного йога. Чтобы лишний раз убедиться, он даже заглянул в комнату. Действительно, где этот человек, а где тайное общество с огромной историей…

Много лет назад Георгий сильно переживал по этому поводу. Ведь, как бы там ни было, он – петербургский писатель. Хороший, плохой или такой, которого лучше бы не существовало – не о том речь. Горенов – безусловный и непосредственный участник литературной жизни самого литературного города едва ли не самой литературной страны. И что? Почему же за все годы ему так и не встретился ни один вольный каменщик? Это, к слову, в колыбели российского масонства!

По понятным причинам, автору очень хотелось надеяться на существование тайных лож, орденов, знаний. Это бы означало, что всё устроено хоть немного, хоть на йоту сложнее, чем та чудовищная, звенящая ясность бытия, которую Георгий был вынужден изображать в своих книгах.

Куда пропали масоны со времён Павла I, Пушкина, Грибоедова, Керенского, Гумилёва?.. Казалось, «Великий Восток народов России» заседал ещё совсем недавно, но где он теперь? Не могло же никого не остаться? Горенов мечтал встретиться с членом ложи, который бы успокоил его. Взял за руку и объяснил, что на самом деле существует архитектор Вселенной, всесильный геометр, сочинивший и вложивший во всё свой чудесный закон. И есть люди, много людей, которые его знают. Эта мечта жила в Георгии так давно и безнадёжно, что он уже успел её позабыть.

«Ты на что рассчитывал? – усмехнулся злой голос внутри. – Колыбель масонства… Между прочим, этот город – исток и пионерского движения тоже. Читал на памятнике: „В 1923 году при фабрике „Красное знамя“ в Петрограде создан первый пионерский отряд“? И что? Самый умный? Решил всех перехитрить? В Таганроге его в пионеры не приняли, так он рванул в „колыбель“! Решил тут стать последним масоном-пионером-революционером! Ничего не выйдет!!!»

В одной книжке по психологии Горенов вычитал, что злость, постоянное ожидание подвоха и обмана – признак глупости. С тех пор он считал этот голос дураком. Разумеется, Георгий его не любил. Он уже давно не сомневался, что никаких масонов нет. А может, и смысла нет ни в чём, кроме, пожалуй, книги G. Иными словами, кроме того, куда он сам, своими усилиями пытался его вложить. Но вот с плаката на него смотрела другая «G», заключённая между циркулем и наугольником.

Возможно ли?.. Неужели он действительно был масоном? Неужели Горенов собственными руками убил того, кого мечтал разыскать много лет? Нет, наверное, несчастный йог тоже лишь надеялся на что-то такое, тоже верил… И сам себе выдумал… Иначе просто не может быть.

Георгий торопливо закончил, переоделся и вышел на лестницу. Экспериментировать с лифтом он не решился – застрянет ещё – сразу пошёл пешком. Снизу поднималась какая-то пара, пришлось прятаться на шестом на этаже, но в целом – без неприятных сюрпризов. По плану домой следовало снова ехать на метро, но на этот раз – с «Комендантского проспекта».

Произошло то, чего Горенов никак не ожидал: сегодняшнему убийству надлежало стать «одним из» эпизодов в ряду, но оно неожиданно изменило многое. Книга… Она более не могла называться книгой G. История G тут обрывалась, заканчивалась, как пройденный этап, оставаясь лишь буквой на задней стенке платяного шкафа новоиспечённого покойника. Скорпион нанёс сокрушительный удар своим смертоносным хвостом, и кольцо замкнулось, образовав самую надёжную и бесспорную форму на свете. Форму всего и нечего. Форму тайны и ответа. Теперь это книга O. Округлая, словно овал лица Истины. Словно её рот, не могущий, не имеющий более права молчать. Словно сам бездонный колодец, из которого она нашла в себе силы вылезти. Георгий ощущал огромную важность всего произошедшего, хоть и не понимал до конца, что именно случилось.

Сильнее всех других эмоций в нём говорила ненависть. Как же он мог! Как он мог быть… Нет, не так. Зачем он повесил в шкафу этот плакат? Или почему тогда, открывая дверь, не провозгласил: «Остановись, я брат тебе…»

Горенову совсем не хотелось думать о том, кто звонил в дверь. По законам жанра такие вещи не происходят просто так. В них должен быть смысл, значение для развития сюжета. Раз они не встретились возле квартиры, следовало ожидать, что человек, приходивший к тренеру, непременно появится позже. А если прямо сейчас он идёт по пятам? Впрочем, почему «он»? Может, это была женщина?

В спешащем навстречу мужике Георгию внезапно померещился недавно убиенный. Хотя этого прохожего он совсем не успел разглядеть, оба шли быстро. Но вот у ларька стоял другой, знакомое лицо с раздражением на подбородке. Вот – снова… И снова… Сознание не отказывало, потому Горенов понимал, что все они – мираж, какое-то наваждение. Должно пройти. Однако странно: прежде Георгий с тренером виделись всего пару раз, а теперь он узнаёт его в каждом. Кстати, как же звали этого человека? Пришлось даже замедлить шаг… А вдруг это и был Вадик? Нормальный сюжетный поворот! Хотя нет, скверно. Получалась какая-то бытовая личная месть, а не великая миссия. Приступ негодования вновь нахлынул на Горенова: теперь он ненавидел йога ещё и за то, что тот вполне мог оказаться любовником его дочери.

Георгий спустился в метро довольно поздно. С детства хорошо запомнилось, что в стеклянных аквариумах у эскалаторов дежурили пожилые тётки неприятного вида, но почему-то теперь в них были заключены совсем молоденькие девочки. Да все вокруг стали юны! Милиционеры, то есть – полицейские, вагоновожатые, водители, бармены, официанты. Женщиной теперь можно было называть существо вдвое младше Горенова…

Людей в вагонах осталось немного, они сидели тихо и, вяло потряхиваясь, катились по домам. Внезапно девушка напротив него закрыла глаза. Она сделала это вовсе нет так, как поступают отходящие ко сну. В её жесте было гораздо больше содержания. Смысла добавляло и то, что вдобавок незнакомка сложила руки вместе, будто для молитвы. Похоже, она действительно начала молиться или по крайне мере говорить с кем-то. Её напряжённое, усталое лицо вмиг покрылось складками и морщинами недюжинной сосредоточенности и боли. Оно выглядело потрясающе!.. Какая красота! Но это вовсе не женское изящество черт, а другое… Библейское, что ли. Сидящее напротив создание не имело ничего общего с типичной барышней своих лет… Хотя понятие «возраст» к ней было неприменимо.

От восхищения Горенов ненадолго отвёл глаза. Так делаешь, когда хочешь сопоставить предмет восторга с окружающей средой, вынырнуть в реальность, чтобы удостовериться в подлинности чуда и отсутствии обмана зрения. Почти все в вагоне неотрывно глядели на девушку. На её подлинную веру или настоящую любовь – кто знает, что и кому она говорила в этот момент, о чём просила, кого спасала. Каждый жадно хотел прикоснуться к красоте. Георгий снова повернулся к незнакомке. На её щеках уже проторились бороздки слёз, которые будто поддерживали на весу воздушные шарики, тщательно прошитые ресницами.

Все ехали откуда-то куда-то. Одна судьба бок о бок с другой. У многих, наверное, были причины просить о чём-то в слезах, но плакала только она. Горенов не помнил, как вернулся домой. Он только не мог забыть, что там его никто не ждал.

17

Внезапный звонок испугал тишину. Потом сразу принялись молотить в дверь ногой. Горенов спросонок вышел из комнаты, взял из кошелька пятьсот рублей одной купюрой и повернул ручку замка. Макарыч собирался сделать шаг в квартиру, чтобы по-соседски пожаловаться на тяжесть своего положения, а главное, прояснить, сколь фатально оно усугубилось с позавчерашнего дня… Или с понедельника… Когда именно он приходил в прошлый раз, не помнил ни тот ни другой. Алкаш-то понятно почему, а Георгий?.. Иногда Горенову казалось, будто их дом – это какая-то временна́я аномалия, часы здесь шли не так. Иначе. А может, и не шли вовсе. Как белая ночь – ночь, но не ночь.

– Ваще… – произнёс сосед, покачивая головой, и из этого короткого слова брызнули восхищённая благодарность, искреннее удивление щедрости и обида. Огорчало Макарыча в первую очередь то, что, по всей видимости, сосед, как и все остальные, считал, будто ему от людей нужно только одно. А если он долг пришёл отдать? Нет, ну, спасибо, конечно, но вообще мог бы и в дом пригласить. И откуда столько? Поднялся? А раньше-то по полтиннику… Или что, всегда мог пятихатку, но, сука, давал по пятьдесят? И почему фиолетовые, как синяк? Намекаешь, подлец?!

Макарыч взял деньги, но продолжал стоять в дверях.

– Чего ещё? Извини, не могу сейчас, – сказал Георгий чуть раздражённо. – Это тебе на сегодня, на завтра и вообще… на будущее. Прости.

«Дело понятное, но как-то не по-соседски, – думал гость. – А поговорить?» Ему этого остро не доставало. Макарыч всегда был довольно болтливым. «Не язык, а помело», – говорила о нём бывшая жена. Всякий раз пьяницу одолевала досада, что вновь не удалось пообщаться. За годы жизни бок о бок, в сущности, по душам они с Гореновым не побеседовали ни разу, хотя кредитовался он регулярно. В целом, конечно, понятно: моряк, серьёзный человек, куда там…

О том, что Георгий пишет, Макарыч вспоминал не всегда. А вот быть соседом «морского волка»… Это он считал не последним своим достижением и с гордостью сообщал о нём дружкам при всяком удобном случае. Словно флот для него – вроде вируса. Жить рядом с моряком – почти то же самое, что служить на корабле. Там-то они, поди, все тоже соседи друг друга.

Поскольку Горенов и Макарыч почти никогда не разговаривали, затруднительно было припомнить, с чего всё началось. Как возник этот славный обычай снабжать алкаша деньгами. Обещал ли Георгий, что будет безотказным и неисчерпаемым источником (вроде колодца) всегда? Нет ли здесь хоть какой-нибудь лазейки для прекращения оттока финансов? Когда-то этот вопрос стоял для него остро. Славное было время… Но уже давно Горенов относился к происходящему как к очередной, быть может, не самой приятной петербургской традиции. Щедрость была вызвана простым желанием, чтобы сосед подольше не возвращался. Можно сделать паузу хотя бы недели в полторы?

Георгий запер дверь и вернулся в кровать. «Кровать» – это когда спишь один. «Постель» – это когда вдвоём. Его важнейшие морские дела происходили теперь именно здесь. Сон устроен куда сложнее, чем принято думать. Как и море сложнее, чем вода с солью. Казалось бы, чего проще: заснул и спишь. Но нет. Наука предлагает разные подходы к объяснению физиологии этого процесса. Между учёными нет полного согласия, хотя чаще всего в нём выделяют от трёх до пяти фаз, которые в течение ночи образуют от четырёх до шести циклов. Методично: раз, два, раз, два, раз, два – как плавание.

Одним из основных инструментов исследования путешествий к Морфею являются электроэнцефалограммы, которые записывают волны. Альфа-волны и бета-волны – словно рябь на воде, а глубокая грёза, автономное погружение – это дельта-волна. Иными словами, ночью в нашей голове разливается море! Или мы сами становимся во сне солёной водой.

Когда человек спит крепко, в нём штиль. Именно тогда происходит работа с памятью. Горенов не сомневался: хочешь узнать, что было? Иди поспи, понимание придёт само собой. Хочешь узнать, что будет? Попробуй заснуть. Если повезёт, внутренняя стихия вынесет спасительный обломок судна, которое пока ещё цело и скрыто за горизонтом. Однако в данный момент Георгия интересовало не прошлое и не будущее, а настоящее. Именно настоящее – самая таинственная сфера для сна… если, конечно, не спишь прямо сейчас. Горенов дёрнул себя за ухо. Чёрт побери, оно так опухнет.

Дни и ночи сменяли друг друга, а новостей всё не поступало. Книга O стучала в его сердце, но как-то пугающе неритмично. Что делать дальше?.. Сколько дней прошло со второго убийства? Три? Семь? Туз? Туз – это одиннадцать. Да нет, уже значительно больше. Кажется, даже Макарыч за это время приходил не меньше одиннадцати раз. Что ещё случилось? Ничего.

Ночи Георгия стали слепы и немы, никаких видений теперь не было. Это мучило и пугало. Мама говорила в детстве, что если человеку снятся сны, значит, кто-то его очень любит. А если нет?

Как-то Леночка года в три-четыре пожаловалась, что ей ничего не грезится по ночам. Он страшно переживал тогда. Начал всё время укладывать её рядом с собой. Следить, как она спала. Улыбнулась ли? Испугалась? А может, шепнула какое-то слово? Без снов не годится.

Потом выяснилось, что в столь юном возрасте это обычное дело. Одни дети не отличают ночные грёзы от яви. У других с утра не срабатывает память. Третьи не знают, как рассказать, поскольку у маленьких не возникает осознанного желания спать. Они отключаются, не отдавая себе отчёта в том, что происходит, не находя в этом ни радости, ни удовольствия, ни спасения.

Теперь же эта проблема коснулась самого Горенова. Просыпаясь, он помнил только мрак и тишину. Целый колодец темноты. Вот уж действительно «репетиция смерти».

Георгий думал о том, что у многих убийц из классических детективов – в особенности, скажем, у героев По – временами возникала странная мысль, соблазн сознаться. Не так, как у Раскольникова, не совесть, не ощущение рухнувшей идеи, не желание искупить, не безумие… Родион Романович, кстати сказать, сны видел. Даже убиенная старуха приходила к нему, заливаясь «тихим, неслышным смехом». Горенов же Марию Сергеевну вообще не вспоминал, а йог всё чаще являлся ему наяву. Он то хохотал, то ругался, то шёл, то спал на скамейке, то пытался кому-то что-то продать, то вёл машину, а то стоял на Семимостье, глазея по сторонам. Всё происходило в действительности, тогда как ночные видения Георгия оставались порожним мраком. А что, если к нему просачивается пейзаж его будущего? Страшно, хотя, положим, здесь нет ничего нового. Подобное ждёт каждого.

Итак, соблазн сознаться… Точнее, потенциальная возможность сделать это в любой момент, хоть днём, хоть ночью, не давала покоя многим героям прекрасных детективов. Необъяснимая тяга погубить себя. Порой столь же таинственная, как их немотивированное или невразумительно обоснованное желание погубить других. Быть может, в этом заключалась констатация того факта, что на самом деле себя они угробили вместе со своей жертвой. В отличие от них всех, Горенов страстно хотел, чтобы его не поймали, а поняли.

Пустота ночей складывалась с пустотой дней. В сумме они, очевидно, давали ещё более бессмысленный ноль, сливались в лишённую углов бессодержательность всего. В бездонный и бесплодный колодец, наполняемый не из недр, а лишь бессильно собирающий пресную дождевую воду минут. Округлость этого ноля коварно тянулась к книге O. Но никогда! Пусть внешне цифра и буква похожи, что с того? Они похожи и на апельсин, станем ли делать из этого далеко идущие выводы?

Ежедневно Георгий проверял криминальную хронику. Он спускался за свежими газетами, это стало своего рода ритуалом, тщетным, но полным надежды, как многие человеческие обряды. Новостей не поступало. Он стал убийцей, но кто, кроме него самого, считал Горенова таковым? Он пролил кровь, но кому было известно об этом? Он совершил страшное во имя высокой цели, но кто догадывался о ней?

Ежедневной проверкой сводок ритуалы не ограничивались. По утрам Георгий искал аргументы в пользу того, чтобы позвонить жене. Днём думал, с чего можно было бы начать разговор с Люмой. Вечерами вспоминал о Борисе и Вике. Озадачивало то, как же легко они все сейчас обходились без него. О Лене же отец размышлял постоянно. С ней наверняка всё в порядке, иначе Надя бы давно обрывала телефон… Даже думать об этом не смей!

Какая путаница в голове… Прежде у Горенова возникала масса занятных ситуации и разговоров, начинавшихся с того, что его спрашивали: «А вы кем работаете?» Собеседниками выступали таксисты, соседи по палате в больнице, паспортистки, чиновники, секретари, кто угодно… Георгий традиционно отвечал со свойственной ему прямотой, что он, дескать, писатель, и этим ломал шаблон их реальности. В потоке привычных курьеров, менеджеров, мерчандайзеров, программистов и безработных литератор выглядел словно снежный человек. Сразу начинались либо хаотичные и напористые расспросы, либо раздражённое и пренебрежительное недоверие.

Как-то Горенов ехал на поезде. Купе – щадящая разновидность русской рулетки: повезёт с соседями или не повезёт, всё равно из замкнутого пространства никуда не денешься. В этом отношении плацкарт гораздо безопаснее – ниже ставки. Тогда он оказался запертым не с бузотёром, не с хулиганом, не с алкоголиком, а с болтуном. Тоже приятного мало. Сам Георгий очень хотел спать, а попутчику нужно было поговорить. Тем не менее он был трезвым и азартным, потому согласился на игру. «Ты откуда? Чем занимаешься?» – не унимался незнакомец, отвлекаясь от пространных рассказов о себе. Горенов понимал, что если ответит, то дальнейшие расспросы затянутся на всю ночь, а потому предложил: «Давай так, я тебе скажу, кем работаю, но больше ты мне сегодня вопросов не задаёшь. Согласен? Молчишь до самого утра». Болтун кивнул, и сразу пожалел об этом, однако уговор дороже денег.

Безусловно, услышать о себе: «Он – писатель» – куда приятнее, чем рекомендоваться подобными словами самостоятельно, но в данный момент Горенов вообще перестал понимать, кто он такой. Писатель ли? Допустим, есть книга O за его авторством, но что это доказывает? Почему-то казалось, что здесь и сейчас он скорее убийца. Убийца, но из-за книг, душегуб по литературной необходимости. Ему приходится проливать кровь ради себя или ради других? Вообще он действует как читатель или всё-таки как автор? Где Георгий находится? Если в Петербурге, то почему так часто думает про Таганрог? Он на суше или в воде? Раньше в подобных ситуациях выручал Борис… Впрочем, подобных прежде не бывало.

Кто поможет? Бывшие женщины – не вариант. Призма обиды, обманутые ожидания, эмоциональные воспоминания… Важнее, что никого из них Горенов не выбирал из-за выдающегося ума и сообразительности. Вдобавок ни одной не верил настолько, чтобы сознаться в убийствах. О серьёзных вещах лучше и правильнее говорить с людьми, которые никогда не видели вас без одежды.

Недавно ему звонил Денис – одноклассник из таганрогской школы. Хотя как «недавно»… Года четыре, пожалуй, прошло. Он тоже перебрался в Петербург и хотел увидеться. Слухами об известном авторе детективов давно полнился родной город. Интересно, где он взял номер телефона? Георгий хорошо знал, что нет смысла встречаться с друзьями детства, школьными товарищами, однокурсниками и другими людьми из давнего прошлого. Повседневность писателя, как правило, куда занимательнее и динамичнее, чем у них… Опять «они»… Обязательно получится что-то вроде «ужина с дураком», только наоборот. Будто на застолье позвали человека, который станет центром разговора. В прошлом Горенову доводилось несколько раз неосмотрительно принимать подобные приглашения. Он даже ездил в Таганрог на годовщину выпуска. Это всегда приобретает форму встречи с читателями. Монолог автора перемежается вопросами о том, как он пишет и поживает, что ест, какие книги любит и советует обязательно купить. При этом большинство собравшихся не брало и никогда не возьмёт в руки его сочинений, тем самым окончательно нивелируя все мыслимые отличия происходящего от презентации в магазине.

Что они могли противопоставить ему, создающему людей и события, своею волей спасающему и убивающему, карающему и милующему? Его жизнь наполняли драмы читателей из далёких городов, названия которых никто никогда не слышал до тех пор, пока оттуда Георгию не приходили окроплённые слезами письма. Нет, действительно, будь Горенов одним из собственных товарищей юности, он восхищался бы собой. Завидовал! Мямлил, что после училища пошёл работать туда-то… там и остался. Или, напротив, с тех пор на одном месте более пары лет не задерживался. Какие, собственно, ещё варианты? В лучшем случае чуть более твёрдо отвечал бы, что открыл свой бизнес и зарабатывает большие деньги, но письмам со слезами противопоставить всё равно нечего. Единственное, чем можно парировать – это дети, но ведь и у Георгия была Лена. Он бы обязательно завидовал себе, если бы только являлся не Гореновым, а кем-то другим.