Текст книги "Пловец Снов"

Девушка не могла не ощутить на себе взгляд такого небритого мужчины. Тем более что о его визите её предупредил дверной колокольчик. Заметив гостя, она немедленно вернула лицу выражение приветливой игривости.

– Добрый вечер, я могу вам чем-нибудь помочь, – фраза вовсе не звучала как вопрос, однако подразумевала ответ.

– Да… Здравствуйте. Вы знаете, я ищу подарок.

Горенов не был мерзляком, потому всё ещё не носил перчаток в это время года. Не касаясь последствий данного обстоятельства для галантерейной промышленности, следует отметить, что в деле торговли ювелирными изделиями оно позволяло сэкономить время. Барышня мастерски за мгновение нашла взглядом оба безымянных пальца. Проверять нужно всегда два, поскольку перепутать, где право, а где лево, может и покупатель, и продавец.

– Что бы вы хотели? Кольцо? Серьги? Брошь? Простите за такой вопрос, но, если вы скажете мне, сколько лет вашей девушке, я смогу подыскать что-то более подходящее.

– Это не для девушки… – Такой вариант надо было немедленно и резко отрицать. – Я думал… Подождите… Вы же – Ольга?

Обескураженный Георгий решил играть ва-банк. Очевидно, она его не узнала. Что ж, придётся изображать, будто с трудом вспомнил её имя. Хотя кто кого здесь должен узнавать?! В его фантазии события развивались иначе. Барышня говорит: «Ваше лицо мне кажется знакомым. Я могла вас видеть раньше?» А он: «Смотря где… Если во сне, то это точно был я».

– Нет… – ответила девушка и моментально сняла улыбку с лица, словно немодный бант.

– Как нет? Вас же Ольгой зовут?

– Нет, говорю вам, – ответила она и инстинктивно сделала небольшой шаг в сторону.

Воцарилась тишина. Похоже, их знакомство уже ничто не могло спасти. А уж как это унизительно! Доводить абсурд до предела, рассказывая ей, кто он такой и где они совсем недавно виделись, Горенов не решился. «Что ж за день?!» Ладно, в конце концов теперь ему известно место её работы, а значит, ничто не помешает снова прийти в этот магазин с букетом цветов… Побрившись… Правда, не очень понятно, зачем это делать, если она отрицает собственное имя. А признает ли, что её мужика зовут Уильям?

Из последних сил Георгий изобразил достоинство, пожал плечами и направился к выходу.

– Подождите… – вечно модная брошь улыбки вновь засияла. – Я вас вспомнила. Вы – писатель. Я у вас книжку подписывала… Это было для мамы…

Наконец-то, первое за сегодня подобие успеха. Горенов вернулся к прилавку.

– Так вас не Олечкой зовут, – прозорливо предположил он, глядя на прелестное дитя Шекспира.

– Нет, это моя мама. А Уильям – отчим. Они в Испании живут. Она там читает ваши книжки. Говорит, без них ей было бы совсем тоскливо за границей. Мама в интернете увидела, что будет презентация и попросила меня сходить за автографом.

С отцом опять вышла промашка, но это не так важно. Сколько магнетического смущения внезапно открылось в ней!

– А ваше имя?..

– Вика.

– Ах вот как… И вы, стало быть, меня никогда не читали? – спросил Георгий, уже по-хозяйски опершись на прилавок, с лёгким как бы упрёком. Неужели сегодняшняя полоса препятствий осталась позади? Уф-ф-ф. Барышню удалось смутить, это важно!

– Не читала… – призналась она. – Но я обязательно прочитаю.

– Это обнадёживает… А почему вы тогда спросили о том, сколько я пишу в день? – наступал Горенов.

– Даже не знаю… – девушка пожала плечами. – Мама любит ваши книги… Часто говорит он них… А вы так хорошо рассказывали… Мне хотелось о чём-то вас спросить, но я совсем не знала о чём.

– И вы подумали, что любой труд измеряется количественно, – закивал Георгий снисходительно и как бы понимающе.

– Наверное, – улыбнулась она так трогательно и беззащитно.

Дальше идти в этом направлении рискованно, так можно было закрыть тему постели навсегда, оставшись в статусе недосягаемой вершины. Нужен был резкий скачок в сторону, куда-то подальше.

– А что же вы не живёте с родителями в Испании?

Девушка замялась.

– Я бывала там… Мне не очень нравится, честно говоря…

Удобно, если по лицу так отчётливо видно, когда она врёт. Барышня не совсем откровенна, и это тоже нравилось Георгию. Что вообще ему в ней не нравилось?! Правильно, правильно, нечего первому встречному выкладывать всё, как есть. Ты же ещё ничего о нём не знаешь, хотя, быть может, догадываешься, что у него на уме. Значит, не дура.

Судя по цвету кожи, Испания была давно. Конфликт в семье? Скорее всего – с отчимом. У матери другие дети? Родители – ламанчские бомжи, тратящие всю милостыню на книги Горенова? Уильям – растлитель и извращенец, потому Ольга скрывает дочь? Опять какая-то «Лолита» получается. В Испании они содержат небольшой бордель и не хотят, чтобы Вика об этом узнала? Масса сюжетов.

– А вы собирались купить что-то? Показать вам какое-нибудь украшение? – девушка тоже торопливо сменила тему. Умница! – Если вам ничего здесь не понравится, я принесу ещё…

Как она себя ощущает в этих стенах? Что для неё значат окружающие блестящие предметы? Отечественные продавцы преимущественно рассуждают о трудоустроивших их магазинах отстранённо и индифферентно. Словно место работы для них ничуть не менее чужое, чем для переступивших порог потенциальных покупателей. Георгия поражало, как на Западе каждый сотрудник даже самого заштатного супермаркета на вопрос: «У вас есть то-то?» – отвечал: «У меня есть. Пойдёмте, покажу». Пусть этого продавца взяли на работу вчера, он уже воспринимает всё вокруг своим. Сколько смысла в этом «у меня». В России, как максимум, можно услышать «у нас», да и то… С какой стати «у меня»?! За подобное отношение велик шанс и от начальства схлопотать…

Как многие особенности речи, это обнажало другой взгляд на другой мир. Он был не лучше и не хуже, просто дважды другой. Русский продавец, казалось, сообщал: дорогой гость, мы с тобой одной крови, мы оба здесь чужие, и мне тут нравится ничуть не больше, чем тебе.

– Во-первых, больше всего я хотел найти вас, – на этот раз Горенов нисколько не лукавил. – Видите ли, я переживал… Всё-таки на тот вопрос мне пришлось отвечать слишком торопливо… Да и было много людей. В общем, я готов рассказать подробнее, если хотите.

Девушка опустила глаза. Перебор?.. Не перегибай палку, ты уже не мальчик, чтобы нести такую нелепицу. Кстати, может, эту карту тоже стоит разыграть – что ты не мальчик?

– Кроме того, мне действительно нужны серёжки…

Теперь – пауза. Вика не поднимала взгляд. Вообще говоря, это тревожный знак.

– …для дочери. Она примерно ваших лет, ей семнадцать, – примитивный комплимент. Никто бы не дал девушке меньше двадцати одного. Пару годков она пока взяла у времени взаймы, значит, ей где-то двадцать три. Отдаст потом. В любом случае не тот возраст, в котором особенно приятно слышать подобные слова.

– А что она обычно носит?

Вика немного оживилась и взглянула заинтересованно. В беседе появились для неё хоть какие-то перспективы. Георгий же оказался в тупике. Про серую кофту он решил не упоминать.

– Знаете, вы с ней очень похожи. Кстати, какие у вас прекрасные серьги! Быть может, мне стоит купить такие же?

Золотые серёжки витиеватой формы, в которой можно было увидеть хоть корягу, хоть изгиб ладони, кисти руки или ягодицы, не шли даже Вике с её миниатюрными ушками. Правда, это скорее давало надежду, ведь то, что хорошо одной женщине, редко в равной мере подходит другой. Горенов прекрасно понимал, что несёт ахинею, они с Леной были практически антиподами, но он сейчас говорил не для Истины, а для Вики.

Серьги оказались не из дешёвых. Отец никогда не делал дочери таких дорогих подарков, но идти на попятный было немыслимо. Повезло же Ленке! И ему. Ничто так не сближает современных людей, как оформление сделки, хоть самой пустяковой. В ходе разговора, упаковки, пробивания чека они смеялись, он предложил перейти на ты, она оставила свой номер телефона.

– Я позвоню. Скоро увидимся, – радостно пообещал Георгий.

– Подожди. Давай сделаем селфи, можно?..

Горенов с улыбкой изобразил неудовольствие, но согласился.

– Давай там, у зеркала. Не волнуйся, я не буду нигде выкладывать, только маме отправлю.

В голове Георгия мгновенно родилось ещё больше сюжетов из их семейной жизни.

8

Теперь ему снова не хотелось ехать на метро. Он вернулся к первоначальному маршруту и энергично зашагал в сторону дома. Вообще, отступать от планов, нарушать придуманный или даже спонтанный, возникший по наитию порядок Горенов не любил. Что заставило его отклониться от курса? Нет, это, безусловно, было замечательное и верное решение, но как оно пришло к нему? Мост, темнота, собака… С чего всё началось? Ах да, Истина, вылезающая из колодца. Наконец можно вернуться к размышлениям о ней. С Ольгой… то есть с Викой всё решено. Через некоторое время он ей позвонит. А что до книги G, то пока дело за Люмой… Честно говоря, слишком многое зависело от того, совладает ли она с обидой.

Георгий попытался сосредоточиться на своих снах и картине, но его ждало неприятное открытие. Про колодцы думать было, собственно, нечего. Новых сведений не поступало, намёки отсутствовали, интуиция безмолвствовала. Просто гора, на ней – каменные жерла. Потом, наяву – книга, в ней – женщина. И что? Бессилие раздражало и мучило. В море во время шторма ты тоже не можешь ничего сделать, будучи не более чем щепкой во власти стихии, однако подобное ощущение бессилия там почему-то его не посещало никогда.

Горенов резко свернул во двор-колодец. Внезапный порыв. Казалось, он ничего не выбирал, это была первая попавшаяся арка, но… Что за чудо, именно сюда они когда-то заходили с отцом. В центре тогда стояла какая-то будка с решёткой. Папа рассказывал, что это вход в бомбоубежище. Маленький Гоша был поражён: как всё продумано! Как славно и мудро устроено! Его воображение рисовало огромные подземные города с реками и садами. Люди, всемогущие «взрослые», предусмотрели и построили необходимое на любые случаи жизни! Война и мир, счастье и несчастье, потоп и беспощадный огонь, но мы будем в порядке всегда!

Теперь взрослым оказался он сам, а будка – это либо какая-то вентиляция, либо трансформаторная подстанция. Разобраться уже невозможно, потому что её давно нет. Не нужна. Но почему отец тогда говорил про бомбоубежище? Он действительно так считал? Трудно предположить, будто папа в своём возрасте верил в подземные города. Или ему хотелось впечатлить сына, «заразить» таким совершенным и безопасным Ленинградом, куда Горенову-старшему переехать так и не удалось.

Было ли это всё? Георгию шёл четвёртый десяток, и далёкие воспоминания существовали в его голове в столь же летучем, газообразном состоянии, что и сны. Может, никогда не возвышалось здесь никакой будки, не было отца, не было детства. Всё приснилось. Или, скажем, детство всё-таки имело место, даже папа случался, но посреди двора стоял колодец. Такой широкогорлый, каменный, крепкий, из которого тогда на Гошу впервые бросила беглый взгляд Истина. Потом Горенов об этом накрепко забыл. Колодец снесли и засыпали. Не нужен. Много раз с тех пор Георгий приезжал в этот город с надеждами. Почти все – с маленькой буквы, но одна – его молодая жена – была с большой. И теперь он начал вспоминать. Медленно, постепенно. Наверное, дело в том, что однажды во время прогулки черты Медузы на решётке Летнего сада показались ему неумолимо знакомыми и всколыхнули прошлое. Всего, кстати, парковый ансамбль огораживают тридцать шесть столбиков с одинаковым лицом. Вот оно, число игры. На какой из них ставить? Каковы правила?

Новые мысли клубились в голове, но не прибавляли ясности. Всё усиливалось ощущение, точнее уверенность, будто сон с колодцами, быть может, – самое важное из случившегося с ним за последнее время.

Не хотелось сомневаться в том, что это как-то связано и с книгой G. Горенов знал: море, которое владеет автором, впадает в тёмный океан, где писателям и поэтам плавать нельзя. Люди не выживут. Так далеко тексты отправляются одни. Разумеется, не любой последовательности букв это под силу. Там они сами за себя и активно противостоят собственной невозможности, своему естественному небытию. Но как провести границу между морем и океаном? Как по ошибке не заплыть слишком далеко?

В голове возник один случай из давнего прошлого. Помнится, таганрогские газеты долго его обсуждали. Однажды на пляж пришёл некий человек. Его никто не знал. Видимо, он был не из местных. Приезжий. Почти у самой воды неизвестный нашёл местечко между разморившимся на солнце семьями. Аккуратнейшим образом он сложил одежду и полотенце в полиэтиленовый пакет, придавил его камнем, после чего отправился купаться. Человек входил в воду медленно, словно сомневаясь. Впрочем, это, зная конец истории, кажется, будто он не был уверен. Шёл шаг за шагом, а когда стало глубоко, оттолкнулся от дна. Он плыл и плыл всё дальше от берега. Никто не смотрел на него, никто не заметил, как голова медленно исчезает из вида. Только вечером, когда на пляже остался один пакет, люди поняли, что кто-то не вернулся.

Потом все наперебой говорили про самоубийство. Добавляли, будто одно только выражение его физиономии указывало на намерения свести счёты с жизнью. Само лицо при этом никто не запомнил, потому портрет составить не смогли. Но, во-первых, если всё так, почему окружающие не попытались его остановить? Во-вторых, человеку, умеющему плавать, утонуть специально нелегко. А в-третьих, зачем он столь аккуратно складывал вещи в пакет, если не собирался вернуться?

Теперь Горенов уже знал, что большинство писателей входит в море именно с таким выражением лица и неопределёнными намерениями. Они не знают, что будет, потому на всякий случай оставляют вещи бережно собранными. Аккуратность – важный спутник литературы, тогда как «творческий беспорядок» – не более чем ещё одно распространённое заблуждение относительно писательского труда.

Что до колодца, двора, будки и Истины… Тут Георгию вспоминался другой случай, уже из его собственной жизни. Повторяя ритмичные движения, не сбивая дыхание, он заплыл довольно далеко. Не дальше обычного, но на такой дистанции от берега, как правило, больше людей нет. Вдруг Горенов заметил, что рядом с ним плыла рыба. Совсем крохотная рыбёшка. Ничего страшного, но… странно. Она сопровождала его не меньше получаса, иногда делая виражи вокруг головы, следуя то справа, то слева. Когда пловец останавливался, чтобы передохнуть, спутница ждала его, вертелась вокруг. Один раз Георгию удалось поймать юркую в ладошку. Что с ней делать? Разумеется, он отпустил её, после чего они двинулись дальше… вдвоём.

Георгий часто вспоминал тот заплыв, поскольку не мог взять в толк, что это было. Хладнокровный инстинкт? Любовь рыбы к человеку? Может, в мальке заключался дух кого-то из его ушедших друзей? Или – такая идея тоже посещала – кого-то из друзей будущих? Мысли о том, будто в море писателя преследовал некто из великих предшественников – Достоевский или, например, Бальзак – приходили к нему только в подпитии, однако очень нравились, потому оставались надолго. Кстати, плавать пьяным категорически нельзя! В этом обстоятельстве заключается одно из фундаментальных отличий жизни в море и на суше.

Что, если действительно это была любовь? Удивительное и таинственное рыбье чувство. Быть может, самое чистое и подлинное на свете, поскольку оно лишено кровной обусловленности и даже теоретической возможности плотской страсти.

Именно после того случая Горенов пришёл к выводу, что самая главная связь, которая возникает между людьми, не имеет ничего общего ни с родственными узами, ни с половым влечением. Женщин выбирает инстинкт. Родных не выбирает никто. Получается, что именно тех людей, которые входят в нашу жизнь иными путями, мы определяем и умом, и сердцем. Узы с ними не случайны, а мотивированы и наполнены смыслом. Как правило, это близкие друзья одного с нами пола, и их Георгию очень не хватало.

Чем пловец мог тогда ответить рыбе на её любовь? Голый, посреди моря, кругом вода… Как проявить взаимность одинокому, практически бессильному по сравнению со средой существу? Горенов решил проглотить малька, чтобы молекулы полюбившего его создания навсегда остались внутри. Очень человеческая идея! Рыбёшка была такой крохотной, что её можно отправить в желудок, не жуя. Пару раз он едва не захлебнулся, пытаясь сделать это. Ничего не вышло, а отважное… или слишком влюблённое создание всё не отставало.

Ситуация с Истиной казалось чем-то сродни. Как тот малёк, суровая женщина неотрывно следовала за ним, не давая никаких намёков на то, чего, собственно, она хочет.

– Уважаемый, поняты́м будете? – внезапно раздался знакомый голос за спиной. Тот же самый, что два дня назад. Георгий запомнил его, что не удивительно. Но следователь тоже узнал случайного встречного, чего вряд ли можно было ожидать.

– А, торопливый… Ладно тогда… – он едва заметно махнул рукой.

– Что случилось? – поинтересовался Горенов спокойно и благожелательно. На этот раз он никуда не спешил, да и настроение было хорошим.

– Не торопишься? В смысле «не торопитесь»? – чрезмерное уважение упорно мешало отказаться от обращения «ты». – Там двое… Понимаешь, тут в основном женщины да старухи ходят, а нужен кто-то… покрепче. Месиво, будь здоров. Пойдёте? Второй уже есть.

– Кто второй?

– В смысле? Ну, мужик какой-то. Не тупи… те? Пойдёшь?

Нужно как минимум два человека, сообразил автор детективов и кивнул. Он вдруг подумал, что в его сюжетах не бывало понятых. Возможно, ему никогда в жизни не приходилось писать это слово.

Шли дворами довольно долго. Колодцы, колодцы…

– Да говорю, мужиков, чтоб один, мало ходит. Либо с семьёй, либо с девочкой. Повезло, что вы снова… Живёте, что ли, тут где-то?

«Хорошенькое дело, – подумал Георгий, – он меня по пути допрашивать будет? Хотя, наверное, в протоколе всё равно придётся указывать адрес».

– Позавчера не здесь шли… – размышлял следователь вслух. – Ладно, не обращай внимание. Не обращайте.

– Можно на ты, – смилостивился Горенов.

– Да? – обрадовался собеседник. – Нам не положено. Я-то тоже не против, чтобы ты меня на ты называл, но… не положено. Скажут потом, что я знакомого приволок. Время такое… Нехорошо может выйти.

Подошли к очень грязному подъезду. Назвать его парадной не поворачивался язык.

– Трупы видел раньше? – спросил следователь.

– Да.

– Ну, всё равно… В общем, если что – дыши глубоко.

Они начали подниматься по заплёванной и прокуренной лестнице. Георгий обошёл справа лужицу какой-то студенистой гадости. Он уже давно перестал удивляться такому, но здесь был явный перебор. Странно, люди согласны жить в подобных условиях, а ведь отмыть и покрасить немудрено. Неужели тут остались только старики и алкаши? Лучше, если так. Иначе попадётся кто приличный, ничего не сможет поделать да ещё и проклянёт всё на свете.

Перед дверью квартиры стояли полицейские и, по всей видимости, второй понятой. Впрочем, кто из них первый, а кто второй? Следователь остановился, посмотрел каждому в глаза, будто проверял.

– Ну, все готовы?

Горенов кивнул, его внезапный коллега тоже, и дверь перед ними распахнулась. Жуткая картина открывалась с порога. Прямо в коридоре на животе лежал молодой мужчина в луже собственной крови. Её было действительно много. Откуда столько? Так бывает? Это правильно? Полиция уже набросала своего рода гать из обуви и тряпья. Густое море, омывающее мебель, пахло скверно и другого понятого сразу начало тошнить. Теперь ясно, кто тут первый, а кто второй. Маленькая победа.

– Так, разошлись, – скомандовал следователь своим, – блеватория нам тут не надо, на выход. Дышим, дышим его на лестнице.

Когда несчастного вывели, знакомый Георгия спросил у своего коллеги:

– Ты где его подобрал?

– Живёт в соседнем дворе. С женой и дочкой гулял. Их домой отправили.

– Да, не того мужик ждал сегодня вечером, – улыбнулся следователь.

– Этот тоже не того ждал, – ответили ему с кухни.

О ком говорили, Горенов не понял. Может, о покойнике? На всякий случай он принял сказанное не на свой счёт.

Георгий сам удивился, но кровавая картина не производила на него сильного впечатления. Он внимательно осмотрел труп. Столько раз ему приходилось описывать их. Собственно, всё так, как он бы себе представлял, если бы подобная сцена возникла в книге. Даже хорошо, что здесь столь ужасный смрад. Живой человек так пахнуть не может.

Горенов пригляделся. Казалось, будто пятно крови под телом по форме напоминало Австралию. Это могло что-то значить? Безусловно… Примерно всё что угодно. Труп лежал лицом вниз… Можно так сказать? На шее виднелось множество хаотичных ножевых ран. Убит неумело, нервно.

– Ему сонную артерию перерезали? – спросил писатель.

– Так, понятой, – резко, но с улыбкой ответил его знакомый, – выводов не делаем, следствие не ведём. Ему много всего порезали. Вас пригласили, чтобы подтвердить описание места преступления. Смотрим, подписываем протокол.

– Я ещё не всё осмотрел, – обидчиво ответил Георгий.

– Вы сюда потом зайдите, – другой полицейский указал в сторону кухни.

Там лежало тело молодой женщины. Горенов почувствовал, что её почему-то было жалко существенно больше. Голова, видимо, разбита табуретом, брошенным в углу. Ножевое отверстие одно, в животе. Вот это уже жутко: лицо то ли отекло, то ли исказилось от боли и ужаса до такой степени, что даже нельзя сказать, красивой она была или нет. Запах крови и намокшего от неё пола почти не доносился из коридора. Его не хватало для того, чтобы придать происходящему черты литературной игры. Напротив, здесь пахло едой – мясом, каким-то супом, картошкой и салатом под майонезом. Иными словами – недавней жизнью, трудом, заботой, кухонными разговорами. Это мешало отогнать мысль о том, что изуродованное тело было человеком. По крайней мере, фигура хорошая… Почему женщину всегда жалко больше?

Нож, орудие убийств, лежал в раковине, притворяясь обычной грязной посудой, но кое-что его выдавало. Это был старый советский прибор с деревянной ручкой на дюралевых заклёпках, резко контрастировавший с блестящей новизной прочей утвари. Очевидно, убийца принёс его с собой.

Скорее всего, этот человек совершил подобное преступление впервые. Слишком непрофессионально, судорожно, истерично. Возможно, идя сюда, злоумышленник собирался только напугать, но несколько мгновений спустя, отступать оказалось поздно, и он стал убийцей. Сам был потрясён. Ужасно глупый нож, выбрать такой для дела невозможно. Неужели другого не нашлось?

Наверное, преступник не догадывался, что встретит здесь кого-то, кроме мужчины. Девушка погибла случайно. Гость совсем не был готов к её появлению, потому ударил сначала табуретом. Можно назвать его «гостем»? По полу были рассыпаны красивые вилки и ножи. Видимо, она оборонялась, но ни один так и не взяла в руку, швырнула в него ящиком.

Кровавые следы вели из кухни в другие комнаты. Очевидно, злоумышленник, после неожиданной встречи с девушкой, решил проверить оставшиеся помещения.

– Я пойду там посмотрю, – сказал Горенов.

– В смысле? – встрепенулся следователь, но его коллега одобрительно махнул рукой.

Внутреннее убранство квартиры контрастировало с тем, что Георгий увидел в подъезде так же, как смертоносный нож – с остальной посудой. Это жилище казалось совершенно неуместным в таком доме. Всё светлое, чистое… Нет, вовсе не шикарное, местами очень «дешёвое» – полно пластмассы, мебели из ламинированного ДСП и МДФ. Однако ни трещинки, ни чёрточки на дверном косяке, словно здесь никто и никогда не вырос. А разве так может быть в вековом доме, который своими глазами видели Ленин и Николай II или даже Александр III? В квартире будто не было никакой истории, кроме того, что случилось сегодня. Как обычно, летопись начинается с трагедии. Но более всего Георгия поразило другое: ни в одной из трёх комнат он не нашёл книг.

Впрочем, на диване в гостиной лежал «Лёгкий способ бросить курить» Аллена Карра. Кто-то его ещё читает? Разве это книга? Безусловно, нет! Даже по меркам сочинений самого Горенова. Кроме того, на полках валялось несколько пачек сигарет и ещё целый блок. Значит, литература опять не помогла, не выручила, не справилась, вновь осталась в большом долгу.

– Что-то ты засмотрелся, – не выдержал следователь и заглянул в комнату. – Давайте уже подписывать. Как, значит, зовут?

Георгий ответил.

– А по профессии?

– Писатель.

– В смысле, «писатель»?

Полицейские растерянно переглянулись. Горенов вспомнил разговор с одной из коллег, получившей повестку в суд в качестве присяжной. Та рассказывала, что явилась в назначенное время, но стоило ей ответить на вопрос о роде занятий, её сразу поблагодарили и отпустили восвояси. Видимо, на этот случай тоже существовала какая-то должностная инструкция, как и по поводу обращения на ты.

– Ладно, – нехотя согласился следователь, – пусть. Второй уж дома блюёт поди.

– Адрес есть, я схожу, подпишу у него потом, – сказал другой.

Георгию протянули протокол.

– Читать будешь?

Он вновь кивнул и начал изучать документ. Описано всё было довольно точно и просто, но слишком коротко и поверхностно. А ведь здесь столько «говорящих» деталей! Хотя, понятно, полицию книга о том, как бросить курить, не интересовала.

Горенова смутила лишь стандартная фраза, имевшая отношение к нему самому: «До начала осмотра вышеуказанным лицам разъяснено их право присутствовать при всех действиях, проводимых при осмотре, и делать заявления, подлежащие внесению в протокол, а также объявлено о применении в процессе осмотра фотоаппаратуры, возможном применении тех или иных средств»… Кто помешал заменить второе «применение» на «использование»? И зачем «осмотр» столько раз?

Никакого инструктажа перед началом, разумеется, не было. Да и «действий» полицейские особо не производили, но Георгий решил не связываться и безропотно подписал.

– Я могу быть свободен?

– В смысле? Не надо так официально, – улыбнулся следователь. – Спасибо за помощь! – он протянул руку.

Попрощавшись, Горенов вышел из квартиры и побрёл вниз по лестнице, вляпавшись в остатки стресса второго горе-понятого. Навыки, знание темы и множество хорошо известных сюжетов позволили понять кое-что в сути преступления, но ему было совсем нечего сказать о тех двоих, которые жили в окружении пластмассы, стружечных панелей и прекрасной посуды. В их собственном доме о хозяевах не говорило ничего. Георгий узнал только, что кто-то боролся с пагубной привычкой. Но какие это были люди? Почему их убили? Мотивы и связи не возникали. Их нетрудно было придумать, привнести, но реальность не давала подсказок. Возможно, причина в том, что на полках не стояло ни одной книги.

– Подожди! – Горенов услышал приближающийся голос следователя и быстрые шаги. Он остановился и посмотрел назад.

– Слышь… – несколько мгновений полицейскому потребовалось, чтобы отдышаться. Много курит, наверное. – Андрей, – он вновь протянул руку недавнему понятому, на этот раз для знакомства.

– Георгий.

– Да я знаю. А ты правда писатель?

– Правда.

Собеседник хмыкнул.

– И про это напишешь?

– Слушай, я уже столько раз про это писал… А что там случилось, ты знаешь?

– В смысле? Да с соседом поругался. Тот курил на лестнице, как паровоз, а парень сделал ему замечание. Он вообще не простой парень-то, сын депутата какого-то, что ли. Там остальные квартиры в подъезде – коммуналки почти все. А сосед бухой был, взял нож да и пошёл разбираться, воспитывать. Разобрался… Дерзкий, наверное, парень был. Привык, чтобы всё, как он хочет.

Горенов задумался. Никакой литературы, никакого смысла, ничего не было в этом сюжете, кроме злобы и случайности. Показалось, будто Георгий выпал из жизни и провалился в один из собственных детективов. Зачем он здесь, если не в качестве автора?

Значит, всё-таки сочинение Карра сыграло свою роль. Можно было догадаться или хотя бы предположить. Обидно. Словно книга его и убила – бросал курить, распсиховался. А вот что сын депутата имел мебель из ДСП – это странно. Напиши Горенов так, Люма бы заставила исправлять. Как бы он ей тогда возражал? Может, парень с характером? Хотел жить с девушкой на свои? Сам зарабатывал, а не сидел на отцовской шее. Не верится.

– Завтра газеты растрезвонят. Громкое дело. Народ у нас любит такое.

– Какое? – не понял Георгий.

– Ну, когда «богатые тоже плачут». Девку только жалко очень. Она-то, понятно, просто под горячую руку попала.

Горенов кивнул.

– Его нашли уже?

– В смысле? Убийцу? Конечно. Он прямо в подъезде сидел и выл, когда мы приехали. Слушай, а чего ты пишешь?

Георгий рассказал вкратце примерно то же, что и на презентациях. Потом он решился спросить Андрея, не согласится ли тот сообщать ему о каких-то особо интересных случаях и приглашать на места преступлений.

– Да ничего такого у нас… Всё – пьянка, бытовуха, наследство, баба не дала… Ты звони. Если будет – расскажу… Только фамилии не пиши…

– А ты мне их не говори, – усмехнулся Горенов. – Придумать, как звали людей – плёвое дело.

Ему показалось, будто следователь польщён просьбой. По крайней мере Андрею было то ли приятно, то ли интересно. Наверное он, как и все, хотел когда-нибудь оказаться на страницах книги.

– Я, кстати, никогда не видел живого писателя… До тебя. Думал, они все умерли давно.

– Да видел, точно… Ты не представляешь, сколько их вокруг.

– Вот, знаешь, я уже два десятка лет работаю, и у нас никогда такого не было, чтоб потерпевший или преступник из ваших. Что ж, писатели не как все люди что ли?

Они проболтали ещё несколько минут, обменялись телефонами и разошлись. Андрею предстояло встречать убитого горем депутата, а Горенов отправился домой. Что хотела всем этим подсказать ему его недобрая Истина, так и оставалось загадкой.