Текст книги "Крылатые качели"

80

Федор уехал в адвокатское бюро, мощно поработал, а в пять, поглядев на визитку с третьим глазом, с ревом умчался в эзотерический бар «Сансара» на Курской, где его ждала маг в первом поколении, Кассандра. Расплывчатый ответ Пелагеи о сегодняшней встрече с Иннокентием только подтвердил, что все эти «устал, болел, спал» не более как ложь, поэтому Федор с мыслью «А вдруг наука ушла далеко вперед, а я темный?» решил вышибать клин клином. Вечером планировалось довольно странное действо под названием «Магия Кассандры против ведьмовства Эриды Марковны».

Скептически оглядев зеленую вывеску эзотерического бара, Федор сбежал по каменным ступеням в уютный подвал из красного кирпича. На потолке покручивались с мерным скрипом три кривые лопасти вентилятора, пахло зажженными палочками сандалового дерева. Слева был вход в лавку древностей, откуда доносился перезвон китайских фэншуйных трубок. По стенам стояли высокие полки с эзотерической литературой. За грубыми столиками, озираясь и оглядываясь, шептались бледные люди, меченные секретными знаниями дона Хуана. За вуалевой перегородкой слышалось странное гудение. Девушка-официант с остекленелыми глазами не евшего шесть дней фанатика голодания разносила вегетарианские горошки, укропчики, зеленые супчики и прочую непонятную Федору снедь. «В этом сообществе я выгляжу пришельцем со звезды Тубан! – подумал он, выискивая, кто из людей походит на женщину. – Странное дело, ведь не я – они больше похожи на пришельцев!»

Оглядывая зал, Федор увидел у кирпичной стены, расписанной арамейскими текстами, мужчину в белом балахоне, застывшего в позе лотоса. На сгибах его рук чернела каббалистическая татуировка пентакля Соломона. Рядом с мужчиной возлежала на подушках женщина и с клокотанием курила кальян. Другая, сверяясь с телефоном, записывала мелом на доске даты ретритов в Бангладеш.

Испугавшись, Федор быстро отвернулся и увидел в щелку вуалевой перегородки кружок женщин в шаманских мехах. Одна стучала ладошкой в бубен, другие, вполовину прикрыв глаза, гудели горловые мантры, от которых вибрировал пол и щекотались пятки Федора. Из бара тянуло знакомыми запахами вареных лошадиных копыт. Если и было на планете место, где Федор мог найти союзника в битве с ведьмой-тещей, то оно было здесь.

Неожиданно с дальнего стола поднялась тонкая белая рука в балетной позиции, и Федор, после минутного замешательства и оглядываний, догадался, что рука вызывает его. Когда он подсел, маг в первом поколении продолжала держать руку поднятой, а сама читала желтую книгу, давая возможность изучить ее.

Кассандра была миниатюрной русоволосой девушкой с огромными светлыми глазами, похожей мягкими чертами лица, пухлыми губами и квадратными очками на французскую актрису Изабель Аджани. Если б не отрешенно-безумное выражение лица, ее можно было бы назвать красивой. Кассандра была одета в мешковатую зеленую рубашку, заправленную по моде семидесятых в высокие джинсы. На ней блестели кольца, ремешки, веревочки и бусы с символикой всех в мире учений, сбоку шеи виднелась вертикальная татуировка: «God Save the Queen». В общем, Кассандра выглядела типичной прибабахнутой.

Федор удивленно наблюдал, как маг в первом поколении облизнула указательный палец и подняла руку. Затем театрально потерла пальцем в воздухе о большой палец и перелистнула страницу. Читала она, конечно же, методическое руководство по практической магии французского оккультиста Папюса. «Может, черт с ним, с велоспортом?» – подумал Федор, скептически сцепив руки под грудью.

– Okey, tell me about your problem! – сказала она почему-то на английском и начала заталкивать книгу в матерчатый бесформенный рюкзак, обвешанный сердечками. – Только быстрее, я очень занята, – продолжала она уже на русском: голос ее был приятного низкого тембра. – У меня сегодня антигравити-йога, арамейский язык и шаманские танцы! – продолжала она, и Федор порадовался, что она не перешла на арамейский. – А вечером я еду на мост дышать лучами солнечного заката. Я живу в потоке.

«Как бессмысленно она живет», – подумал Федор.

– Как вы можете всю жизнь сидеть в пыльном дурацком офисе? – продолжала Кассандра. – Читать дурацкие бумажки? Смотреть дурацкие фильмы? Ходить в дурацкие заведения? Это же так глупо. Лучи солнца так прекрасны вечерами…

Федор крякнул от неожиданности и промолчал. Прибабахнутая вдруг с теплотой посмотрела на него, словно его молчаливость приятно поразила ее. Похоже, все обычно смеялись над ней. Федор откинулся на спинку стула с улыбкой.

Слышалось горловое пение, звон бубна, пахло сандалом, и Федору вдруг стало весело. Что бы там ни было, Пелагея устроила ему интересную жизнь, выходящую за горизонт представлений обычных крючкотворов. Ногтем выцарапывая воск на грубом столе, Федор объяснил ведьмовскую сущность Эриды Марковны, рассказал, что сегодня вечером едет за сыном и сына вряд ли дадут, и, увлекшись, рассказал все о своей жизни, как в поездах дальнего следования открываются неизвестным попутчикам. Ему сразу полегчало.

Кассандра, выразив огромный интерес, отказалась от всех своих планов, сославшись на важность дела, и неуверенно предложила сразу поехать к нему в квартиру, предполагая, что начинать развязывать узелки надо оттуда. Федор, немного смущенный, но тронутый ее вниманием, согласился. «Что еще за узелки?» – запоздало подумал он. Кассандра натянула на спину матерчатый рюкзачок, Федор, вытащив ключ от мотоцикла, встал и вдруг понял, что сильно хочет есть, и они вновь сели.

– Эй! – громко крикнула Кассандра. – Включите мне солнце!

Официантка, уже другая, с безумно счастливым лицом, подошла к ним и дернула веревочный выключатель торшера. Раздался щелчок, и мягкий желтый свет уютно осветил их с Кассандрой. Пока Федор, возложив локти на стол, изучал меню, они поговорили. Разговор их напоминал разговор глухого со слепым. Если можно было найти самых разных людей, то это были Федор и Кассандра.

– Тут шанти, не так ли? – говорила она.

– Да, полный шанти! – отвечал Федор, водя пальцем по непонятным гуакамолям, нутам, бабаганушам, шакшукам, меланзанам и пармиджанам. «Что ж мне, гренки с чесноком заказать? – думал он, разволновавшись. – И что такое шанти?»

– Закажи запаренную чечевицу с сельдереем.

– Запаренную? Меня и от жаренной тошнит. Я люблю мясо.

– Мясо?!

Похоже, Кассандра сошла с ума от поедания травы. Покрывшись красными пятнами, она накричала на Федора, что мясоеды люди злые, а вегетарианцы – добрые, из чего он заключил, что все совсем наоборот, но заказал чечевицу. Принесли коричнево-зеленый супчик, пришлось его есть, потому что Кассандра любовно-восторженным взглядом отслеживала каждую ложку. Доев, Федор вежливо поблагодарил, решив дома сделать яичницу с сосисками. Он помог Кассандре просунуть голову в индейское пончо, сам натянул фирменную кожанку Харли Дэвидсона и пошел к каменной лестнице.

– А кто этот мужчина? – спросил Федор, кивая на медитирующего в белом балахоне. Пропустив двух вошедших, он начал подниматься по ступеням, полуобернувшись на Кассандру.

– Он герой нашего времени! – пробубнила она, проследив взгляд Федора. – Ест соду, пьет валериану, нюхает мускус. Агни-йог! Он путешествует во времени и пространстве, любит весь мир, живет в свое удовольствие, делает что хочет! Я только что говорила с ним, его душа на Марсе! – Она скептически оглядела Федора. – Нет, ты человек ума, не поймешь. Может, слышал – эра Водолея, философия нью-эйдж, религия нового века?

– Может, у него нет жены?

– Жены и детей нет. Зачем?

Кассандра, к его удивлению, знала номера всех местных автобусов и полезла в приложение искать время, но Федор убедил ехать на мотоцикле. Они защелкнули шлемы и уселись, Федор спереди, маг в первом поколении сзади. Девушка кончиками худых пальцев вначале по-пионерски взялась за его ребра, так что Федор задергался от щекотки, а когда он с ревом разогнался, прижалась к нему всем телом и жарко дышала в шею. Федор, мчась по Садовому кольцу, вдруг усмехнулся столь многим переменам, что вошли в его жизнь. «Катя Ковач, Кассандра, что дальше – Жанна Агузарова? – думал он, ощущая теплоту женских объятий и пьянящий ветер на лице. – Может, мне не нравится одиночество, но я точно не сплю, я остро чувствую нерв жизни, я встречаюсь с интересными, порой странными людьми. Я могу жить как хочу и с кем хочу. Я – свободен, черт побери. Я свободен! Что ни говори, жизнь без жены имеет свои плюсы».

– Расскажи подробнее про марсианина, – прокричал он.

Кассандра, крича, рассказала про новую религию человечества, замолкая, только когда он срывался со светофоров. Все это было весело: и как она кричала ему в ухо, стукаясь шлемом, и как пышными волосами щекотала шею, и что рассказывала.

Марсианин и был квинтэссенцией так называемой новой религии человечества, или эры Водолея. Мужчина в позе лотоса не имел терпения любить конкретного человека, не имел терпения учиться, не имел терпения строить космические корабли. Думая, что любит весь мир, все знает и путешествует по мирам, он всю жизнь неподвижно сидел в эзотерическом баре «Сансара». Куда ему было до Беллинсгаузенов и Колумбов, о нем никогда не сложат легенды и не напишут в словарях. Ветра в голове марсианина хватало разве что дойти до татуировщика и сделать татуировку, без всяких усилий дающую магическую силу и открывающую тайну мироздания. Глядя на пентакль Соломона, марсианин верил, что он великий властелин мира, но он был мертвецом, не способным к реальной жизни. «О боже! Где я? – шептал он в медитативном сне, полагая, что это жизнь. – Я вижу свет! Я слышу шум! Я лечу! Я бог!» Как можно долететь до Марса, прячась в подвале? Максимум до ближайшей психушки.

Новая ступень развития? Это больше походило на закат, на утешительную религию человечества. Это была религия, что никуда не ведет. Ведьмовство и рептилоиды. Оккультизм и каббала. Магия и шаманизм. Астральные полеты. Фэнтези. Мистика. Гарри Поттер. Смерть в сладкой иллюзии, что ты бог, тогда как ты отравился содой в подвале эзотерического бара «Сансара». «Неведомые силы? – размышлял Федор, с ревом проскакивая квартал за кварталом. – Нет никого, кроме человека! Нет никого, кто смотрит на нас лучистым взглядом, как смотрят родители на детей. Человек один на один с безмолвием космоса. У человека нет никого, кроме другого человека! Все остальное – выдумка мужика с татуировкой пентакля Соломона. Иннокентий, выходи из дома!»

Маг в первом поколении рассказала и свою историю. Кассандра оказалась внучкой Ивана Ивановича Серафимова. Мама ее жила в Киеве, папа в Москве, оба они имели новые семьи. А девушка болталась по миру в поисках счастья.

81

Они расселись на красной кухне Федора, он сделал капсульный кофе и разлил по белым пузатым чашкам, Кассандра, обняв ноги, смотрела в окно на начавшийся проливной дождь, как вдруг зазвенел дверной звонок. Они вздрогнули, но это был мокрый и хмурый Илья Мягков, призванный Федором, чтоб в разгар бросания куриных лапок ущипнуть его и сказать: «Нет, ребята, то, что вы делаете, не сон!»

Бородатый и обросший Илья казался стариком в сравнении с юной Кассандрой. Он мрачно поздоровался с магом, повесил на косяк двери мокрый пиджак и ушел мыть лицо в ванную, из которой крикнул им, перекрывая гудящий кран, о страшной беде: с ним случился писательский кризис. Оставляя мокрыми носками следы на ламинате, он вернулся к столу, сел на табурет и пригубил приготовленный кофе.

– Знаете «The Road Not Taken»[23]23
  «Неизбранная дорога». 33 6


[Закрыть] Роберта Фроста? – спросил он, переведя безумный блуждающий взгляд с Федора на Кассандру. Не дождавшись ответа, он звонко продекламировал:

 
В осеннем лесу, на развилке дорог,
Стоял я, задумавшись, у поворота;
Пути было два, и мир был широк,
Однако я раздвоиться не мог,
И надо было решаться на что-то[24]24
  Перевод Г. Кружкова. 33 7


[Закрыть].
 

– И что это значит? – спросил Федор.

Мягков, взяв овсяную печеньку, перешел к подоконнику. Дождь кончился. Желтая полоска закатного солнца освещала его лицо. Мягков смотрел в окно и был похож на моряка Чарли Блека из детской сказки про Урфина Джюса, разве что без деревянного протеза.

– Никакой я не писатель, вот что это значит! – сказал Мягков, стоя с задумчивым мужественным лицом. – Разве писатели пишут восемь лет одну книгу? Толстой «Войну и мир» написал быстрее. Керуак «В дороге» написал за три недели. Я не писатель. Мой самодельный кораблик с моряком-безумцем, женой и сыном тонет, попугайчики-неразлучники умирают, и мне так жаль, что у меня нет слов спасти их. Ведь это красиво – корабль, океан, волны, чайки, горизонт… Мои эмоции остаются в сердце, а на бумаге выходят мертвые буквы. Не случается волшебства! – Он подергал себя за бороду. – Может, на той развилке дорог мне надо было пойти в юридическую фирму? Не создавал бы влюбленных попугаев? Не убивал бы красоту корявым слогом?

Имел бы деньги, чтоб купить дочке «Лего»?

– Пил бы пиво у телевизора и гордился пузатым животом, – Федор улыбнулся.

Некоторое время они молча пили кофе. Федор вытащил телефон и посмотрел время. Кассандра перебирала худыми пальцами агатовые четки и листала в Интернете расписание антигравити-йоги с фотографиями счастливых девушек, подвешенных к потолку шарфами.

– Не думаю, что деньги дороже, чем твои попугайчики, – сказал Федор, макая в кофе овсяную печеньку. – Богач ты или нищий – какая разница, если ты все равно умрешь? Хочешь знать мое мнение – я горжусь тобой. Пусть тебя выгнала жена, пусть ты нищий, пусть живешь у друга, но ты идешь, не сворачивая, прямиком к своей мечте! Большинство людей плывут по течению маленькой речки Сутолоки, а ты, как твой герой моряк, мчишься по океану! Из нашей компании только у тебя большая мечта. Ты наша надежда, дружище, тебе и страдать за всех!

Мягков, судорожно жуя твердое печенье и роняя крошки на пол, возразил, что Федор несет красивый бред, не знает, о чем говорит, и принижает свои успехи. Ребров, слушая ворчание друга, пил кофе и смотрел на Кассандру. Девушка скучающе слушала их, похоже думая о пропущенной йоге. Федор вдруг почувствовал себя стариком-моралистом. «А, неважно!» – он подхватил чашку кофе и встал рядом с Мягковым.

– Сделай так, чтоб твой моряк увидел кенгуру, – продолжал Федор, глядя на красный закат и попивая кофе. – Не теряй веры в себя. Пока ты веришь в себя – ты живешь, ты интересен, ты имеешь шанс. Если ты сдашься – весь мир будет плакать над убитыми тобой попугаями. Представь, наша планета забита кладбищами, а ты живой, у тебя есть мечта, писательский шарф и старенький ноутбук. Забудь сомнения! Деньги истлеют, мы все умрем – а твой моряк будет жить вечно! Люди будут читать историю его путешествия, переживать твои эмоции и плакать от счастья. Пиши, дружище! А не получится – так и черт с ним, ты хотя бы попытаешься.

Постояв перед окном, словно два капитана дальнего плавания, они молча допили кофе и перешли в гостиную – до встречи с Иннокентием было немного свободного времени. Мягков залез на велосипедный станок перед телевизором и включил повтор Гран-при Монреаля. Федор, подложив руки под голову, улегся на оранжевый диван и наблюдал через пыхтящего Мягкова велогонку, изредка посматривая на странные манипуляции Кассандры.

Миниатюрная девушка, сцепив на макушке волнистые черные волосы, стояла спиной к нему, почти касаясь задом его ног. Он мучился дурным желанием легонько пнуть ее и сделать вид, что спит, указывая как бы случайно пальцем на Мягкова. Кассандра вытаскивала из икеевского платяного шкафа вещи Федора, показывала ему и выкидывала подаренное тещей.

– А это зачем? – Он вырвал из ее рук галстук.

– Видишь, тут петелька нарисована? Это чтоб ты повесился!

– Тьфу ты! – Он с ужасом бросил галстук.

На полу уже валялся свитер с веригами, брюки со змеями, носки с гирями, платок с ежом и все в том же духе. Там же лежало полотенце с узелком, чтоб Федор не изменял. Федор незаметно развязал узелок и позже проследил, чтоб все подарочки любимой тещи были сожжены, прах запрятан в серебряный сундучок и выброшен в океан. Когда он все это сделал, ему показалось, что у него за спиной выросли крылья.

82

В половине восьмого вечера они поправили перед зеркалом мелкие недостатки в одежде, спустились на первый этаж и вышли на улицу. Федор удивленно огляделся – неожиданно рано стемнело и сильно похолодало. На землю опустился туман. Воздух зажегся странным синим сиянием, словно возвещая пришествие потусторонней нечисти, бешеные пляски мертвецов и жуткий смех демона Велиала. Лицо Кассандры, взглянувшей на Федора, мерцало синюшным оттенком, словно флуоресцентная лампа. В окнах уже горели тыквы со свечками. Приближался кельтский праздник смерти – Самайн, позже побежденный веселым Хэллоуином.

– Ты бы еще Вальпургиеву ночь выбрал! – испуганно прошептала Кассандра.

Друзья решительно направились через черемушкинские дворы в сторону метро «Профсоюзная». Федор, обходя лужи и пропуская мамаш с колясками, размышлял о загадке личности Недоумовой. Она была как тот пресловутый кот, на примере которого Эрвин Шредингер доказывал квантовую неопределенность. С Эридой Марковной в запертой квартире происходили совершенно непонятные метаморфозы, и ни один человек снаружи, даже Федор, имевший подписанное соглашение, не мог знать, какое решение она примет – даст она Иннокентия или нет.

Они шли дальше. Слышались громкие крики детей с детской площадки. Мусорная машина, грохоча и лязгая, втягивала зацепами огромное железное корыто. Друзья прошли между двумя одинаковыми девятиэтажками, со светящимися уютными кухнями и цветными телевизорами, прошли мимо футбольного поля, вырезавшего под себя плоский прямоугольник у холма. Федор вспомнил, как прошлой зимой его сын с толпой разрумянившихся детей, визжа от счастья, съезжал с холма и укатывался до середины поля. «Словно вчера!» – подумал Федор.

Московские Черемушки жили своей уютной, размеренной жизнью. Спрятавшись в большие тулупы, ремонтники бежали по асфальтовым тропкам на вызовы, машины тыркались на собянинские парковки, на длинной аллее ниже поля, по которой Федор бегал пить в ирландский паб, степенно прогуливались бдительные бонны, зорко отслеживая убежавших далеко детишек. Усталые мужчины, закупив по желтой бумажке тонну продуктов, встречали у скамей своих жен и, позабыв усталость, выхватывали из колясок довольных младенцев. На спортивной площадке резво подтягивались мускулистые мигранты в белых майках.

– Папа! – запищал тонкий голосок. – Посмотри сюда!

Федор оглянулся и вдруг почувствовал себя частью этой жизни. У широкого дуба стоял, улыбаясь, Иннокентий в своей синей балаклаве и дутой курточке-перевертыше. Он показывал пухлой ручкой вниз, на зеленый росток, невесть как родившийся осенью. Мужчина в круглых очках подбежал к мальчику и присел на корточки рядом. Федор понял, что обознался.

– Мам, я еще немного погуляю, пожалуйста! – закричал другой голосок.

Жизнь продолжалась, но если раньше Федор жил внутри этой жизни и не замечал ее, как не замечают жизнь семейные люди, то сейчас, как выпавший птенец, он хорошо видел жизнь гнезда со стороны и немного завидовал всем живущим в нем. Он чувствовал, что все эти люди далеки от него. «У них своя, настоящая жизнь, свои дела, – с некоторой завистью думал он. – Жизнь, из которой они выходят с утра и в которую вечером возвращаются».

Федор, потерявшись в своих мыслях, наступил на Кассандру и сдернул с ее ноги маленький розовый кроссовок. Она запрыгала на одной ноге, светясь белым чистым носком, и раздраженно зацокала на него. Не доходя до «Интероптики», они свернули вправо и быстро дошли до нужного подъезда.

Хрущевка Пелагеи, с рядами желтых окошек, имела вид корабля, неровно утонувшего в асфальте по самые каюты. Под крышей раскачивался и чудно выл железный ржавый лист. Федор посмотрел в окно Пелагеи. Шипастый кактус цереус на подоконнике расцвел огромным красным цветком. Сквозь плотную штору просвечивало яркое пятно люстры. Пропустив полицейскую машину, Федор перешел к друзьям, застывшим под деревьями, и сразу почувствовал неладное. Позже Кассандра объяснила, что мастер морочить головы Недоумова, скорее всего, заколдовала квартиру страшным охранным проклятьем. Федор и сам поверил, иначе объяснить последующее было невозможно: они чуть не рассорились насмерть и в один момент были готовы разойтись навсегда. Мягков смотрел в сторону метро, на фоне серой стены, освещенной высоким фонарем, дергались тени веток.

Кассандра смотрела в другую сторону.

– Что случилось? – спросил Федор.

– Бородач уходит, – сказала Кассандра и ткнула пальцем в сторону Мягкова.

– Я не ухожу, – взвизгнул Мягков. – Зачем ты сказала? Федор, женщина в деле – плохая примета!

Пусть она уйдет и не ссорит нас! Или уйду я.

Кассандра надулась и обиженно скрестила руки на груди. Мягков смотрел на Федора, ожидая решения. Федор вдруг разозлился и решил так построить разговор, чтоб красиво вставить фразу: «Ты тряпка, Мягков».

– Ты Киры испугался?

– Нет.

– Книгу надо писать?

– Нет.

– Так почему ты уходишь?

– Я не ухожу!

– Ты тряпка, Мягков.

Федор сразу понял, что не туда вставил фразу.

– Видишь, бородач с нами! – закричал он Кассандре. – А ты нас чуть не рассорила!

– Почему я тряпка? – вскричал Мягков.

На секунду показалось – они разойдутся, но Кассандра улыбнулась, и помрачение, чуть не овладевшее ими, исчезло. Удивленно переглянувшись, они поднялись на второй этаж.