Текст книги "Крылатые качели"

Часть десятая

124

Скрэтч[35]35
  Индивидуальная трековая гонка на 15 километров.


[Закрыть] среди ветеранов спорта от тридцати до тридцати девяти лет, в котором участвовал Федор, организаторы втиснули между квалификационными заездами действующей элиты в самый первый день Гран-при Москвы. Окончилась квалификация в гите, начался омниум[36]36
  Дисциплины велотрековой гонки. 51 5


[Закрыть], по залу ходили красные взмыленные спортсмены, судьи монотонно читали регламенты. Ближе к двум объявили гонку Федора.

Федор слез с роллерного станка, обтерся полотенцем и вышел, цокая велотуфлями, из небольшого загончика как обычно скованный и заторможенный перед стартом. В соседних отсеках, вынимая белые наушники из ушей, лениво слезали с велосипедов гонщики, пока еще небрежно расстегнутые, жующие, с блестками пота на лице и круглыми, ничего не видящими глазами.

Из подтрибунного бокса вышел старый тренер. Оглядевшись, он заметил Федора и пошел к месту старта, ведя перед собой два тонких элегантных велосипеда с навешанными шлемами. Сзади он поставил черные диски, спереди лопастные «зиппы», те, что на скорости оптически крутились в обратную сторону. Появился огромный Капитонов, они с Федором крепко обнялись и пожелали друг другу успеха.

Поднявшись на трек, Федор огляделся. Гонщиков уже выстроили в две длинные колбасы. Спортсмены встряхивали мощными плечами, мотали головами. Каждый из них выглядел непобедимым, нисколько не похожим на ветерана спорта, и Федор задавал вопрос: «Что я здесь делаю?» Высоченный швед, увидев его испуганное лицо, добродушно подмигнул. Чемпион мира ушел вперед.

Федор защелкнул под подбородком ремешки шлема, несколько раз выдохнул и залез на велосипед, поддерживаемый тренером в вертикальном положении. Вдруг он услышал свое имя. Федор поднял взгляд на трибуну и заметил в первом ряду строгую жену и сына чемпиона мира. Стройный мальчик, сам уже перворазрядник, держал плакат: «Папа, ты лучший!» и смотрел блестящими глазами на Виктора Капитонова. Правее сидели Катя Ковач, Кира и Илья. Они растянули плакат «Россия вперед!», улыбались и кричали имя Федора.

Стараясь не расплескивать эмоции, он сухо мотнул им головой и уперся взглядом в поворот трека впереди. Он постоянно зевал и казался заторможенным. Именно в таком состоянии гонки удавались ему лучше всего. Повинуясь порыву, Федор снял с себя монитор и ремешок сердечного пульса и отдал старому тренеру. Волков сложил все в карман и вопросительно поглядел на него.

– Буду топить на все деньги! – сказал Федор, нахмурив брови.

Объявили минутную готовность. Федор захлопнул со щелчком зеркальное забрало шлема, став похожим на стрекозу, и крепко взялся за руль. «Черт, мне страшно! Мне страшно! – думал Ребров, беспрестанно зевая. – Что я здесь делаю? Я недостоин быть здесь. Я опозорюсь и приеду последним».

Соломон Волков, расширив глубоко посаженные глаза, приблизил морщинистое лицо к его голове, так близко, что Федор почувствовал запах чеснока.

– Федор, знай, я горжусь и всегда гордился тобой, – сказал старый тренер. – Не думай сейчас ни о сыне, ни о текущем, ни о будущем. Ты ценность сам по себе, и никто ее забрать не сможет, если ты сам не отдашь. Поверь, ты не можешь контролировать все в этой жизни, ты можешь только попытаться. В конце концов, выбор предстоит сделать твоему мальчику самостоятельно, ведь ни хорошие, ни плохие родители не гарантируют, что вырастет хороший или плохой человек. Так что успокойся, жизнь все расставит по местам. А сейчас момент истины. Ты много тренировался и заслужил право быть здесь. Мы все понимаем тебя и любим тебя за то, что ты есть и что ты делаешь. Ну давай, покажи всем, на что ты способен.

Волков похлопал его жилистой старческой рукой по плечу. Федор почувствовал, как тяжесть на душе, все это время тревожившая его, словно исчезла, а кровь вскипела от адреналина.

125

В семье Недоумовых был обычный день. Крепкий старик Арес Велиалиди жарил на кухне сосиски, распространяя дурманный запах. У окна на табурете, сдвинув колени, сидела маленькая Эрида Марковна. Она разглядывала в круглом зеркальце свое отражение, делая наивно-деревенское, простецкое, добродушное, сияющее и в то же время бесконечно мудрое лицо, какое считала истинным своим лицом.

Дэв Медузов, расставив широко ноги, сидел на краешке дивана в гостиной и вяло переключал каналы. Иннокентий и его одноклассник, сидя на том же диванчике, что и Медузов, играли в нарды. Пелагея, выставив вбок щиколотку, сидела за компьютером и уже долго глядела своими красивыми серыми глазами на заснеженную рябину за окном.

Одноклассник кинул кости и передвинул шашки.

– Это твой папа? – спросил он, головой кивая на Медузова.

– Нет, он живет в другом доме, – ответил, часто заморгав, Иннокентий.

– Бросил?

– Не бросил! У меня это… два дома.

– Два дома, значит родители развелись, – сказал одноклассник. – У тебя нет папы.

Иннокентий начал гримасничать. Пелагея, пересев на диван, обняла сына и крепко прижала к своему красивому теплому телу. Дэв, переключая каналы, наткнулся на соревнования по велоспорту.

– Вот он! – крикнул Иннокентий, перестав гримасничать.

– Кто? – вскричал одноклассник.

– Мой папа!

Иннокентий, соскочив с дивана, прыгнул к экрану и ткнул пальцем в гонщика. Пелагея удивленно вгляделась. Крупным планом показывали худое небритое лицо ее мужа. Зеркальное забрало шлема было поднято. Федор смотрел перед собой безумным взглядом. Медузов попытался было переключить канал, но Пелагея остановила его.

– Бабушка! – громко закричал Иннокентий. – Папа в телевизоре! Пошли смотреть!

Эрида Марковна с хмурым лицом перенесла табурет близко к телевизору и села. Велиалиди, выключив конфорку и повесив фартук, подсел на диван с другой стороны.

Показывали огромный зал велотрека в Крылатском, похожий на крытый стадион. Зрители занимали места на трибунах. Теннисные и бадминтонные поля внизу убрали и сделали целый городок для судей и разминки спортсменов. Пока на экране крутили списки участников, комментатор веселым звонким голосом рассказывал о гонке. От России выступали чемпион мира Виктор Капитонов и мастер спорта международного класса Федор Ребров, со слов комментатора, человек в велосипедном мире давно забытый.

– Но и чемпион мира уже не тот! – возражал комментатору Екимов[37]37
  Екимов Вячеслав Владимирович (р. 1966) – советский и российский велогонщик, трехкратный олимпийский чемпион, шестикратный чемпион мира на треке, победитель трех этапов «Тур де Франс» и обладатель рекорда в часовой гонке. 52 0


[Закрыть]. – Десять лет прошло с той его победы…

– В ветеранском заезде конкурентов у него нет.

– Ветеранском? – Недоумова, молитвенно сложив ладошки, умиленно оглядела всех.

– Если эти парни – ветераны, то я уже давно святой дух! – загоготал Арес Велиалиди.

Объявили минутную готовность. Гонщики, подергав плечами, застыли. Федор, выглядевший необычно мощно в облегающей белоснежной вело-форме с синими и красными вставками, захлопнул зеркальное забрало. Подув на обрезанные перчатки, он, чуть выставив локти, ухватился нижним хватом за изогнутый руль и устремил взгляд вперед. Невысокий старик держал Федора в вертикальном положении и что-то быстро говорил ему. Федор, встегнутый в педали, нетерпеливо подергивал ногами с накачанными икрами и двигал надутыми плечами.

– Я знаю старика, это тренер! – вытягивая шею от волнения заявил Иннокентий. – И чемпиона мира знаю, он мне руку пожимал! – быстро говорил он, раскачиваясь взад-вперед. – Но папа сильнее всех!

Он никогда не проигрывал чемпиону мира.

Одноклассник посмотрел на Иннокентия уважительно. Пелагея, переглянувшись долгим взглядом с Эридой Марковной, с улыбкой взъерошила сыну светлые волосы.

126

Через минуту после стартового выстрела Иннокентий, оглядывая каждого широко раскрытыми красивыми глазами, в возбуждении вскочил с дивана. Пелагея во все глаза смотрела на экран.

Федор, к удивлению всех, мчался первым. Опустив голову, он выгнул спину горбылем и бешено мельтешил ногами. Основная группа, вместе с чемпионом мира, словно рой жужжащих пчел, гналась за ним.

Твердые диски гремели. Трибуны неистовствовали.

– Мой папа победит! – крикнул Иннокентий, тыкая пальчиком в экран. – Папа может!

– Гони, папа Иннокентия! – закричал одноклассник.

– Давай же! – испуганно поглядев на Эриду Марковну, крикнула Пелагея.

Дети уселись на краешек дивана, чуть наклонившись вперед, и обсуждали со знанием дела то технику педалирования, то причины облегания формы, то стратегию гонки, которая виделась им в том, чтобы быть всегда первым, тогда как Федор, несколько раз обернувшись, намеренно уступил лидерство другим. Велосипедисты, казалось, съехались со всех стран только поглазеть друг на друга, так часто они озирались вокруг.

– Гебгов, не сбавляй! – возмущался прокурор Москвы Елисей Пилатов, оглядывая раздраженными красными глазами Богомолова и Кайсарова. Прокуроры собрались в его кабинете и смотрели трансляцию. – Зачем он это делает? Что он твогит?

– Тряпка, очнись! – кричал огромный Богомолов, вскочив с кресла.

– Силы экономит, – спокойно сказал Кайсаров. – На финише покатит на все деньги.

Матвей Ребров, наблюдая за сыном, напряженно молчал.

– Мы с тобой! – говорила, пытаясь вязать носок, мама Федора.

– Умри, – шептала Недоумова, вращая ладошкой. – Хрящи стерлись. Еще минута.

Гонщики успевали не только вертеть головами, глазеть, наклонять на поворотах и подъемах корпус, но и беспрестанно маневрировать и менять позицию, врываясь в зазоры между друг другом. Они гнали так близко и так быстро, что должны были, казалось, сотню раз упасть, завалиться, но ничего такого не происходило. Порой камера отдалялась, и разноцветное облако гонщиков превращалось в калейдоскоп разных узоров. В один момент все они вовсе выстроились в длинную линию, с которой, как пепел, слетали первые, чтобы встать последними. Неожиданно камера выхватила на трибуне группу поддержки Федора.

– А кто эта женщина? – спросил Арес, надевая тонкие очки. – Просто красавица!

– Любовница зятька, – зашипела Недоумова, отмахиваясь рукой. – У него же гарэм!

– Гарэм! – Велиалиди захохотал. – Не гарэм, а гарем!

Пелагея придирчиво всмотрелась в высокую черноволосую женщину с очень белой кожей и ясными голубыми глазами, похожую лицом на американскую модель Беллу Хадид. По донесениям Киры, Федор не встречался и не собирался встречаться с Катей Ковач, но Пелагея теперь засомневалась. Эрида Марковна, как никто другой, умела вывести ее из равновесия.

Гонщикам предстояло проехать пятнадцать километров, и комментатор занялся объяснением устройства трековых велосипедов. Пелагея с ужасом узнала, что у трековых велосипедов не было тормозов и что туфли гонщиков были пристегнуты к педалям. «Весь комплект, чтоб сломать себе шею!» – подумала она, переглядываясь с матерью. Велиалиди, повернув ухо к телевизору, внимательно слушал комментатора.

– Попробуй останови таких! – с восхищением сказал Арес. Он по привычке начал искать сигары, но под взглядом Недоумовой прекратил. – Я сделал все, что мог!

Дэву Медузову для избавления от дурного настроения, мучившего его с утра, требовалось найти изъян, червоточину, гниль, сказать умное, веское, солидное, но говорить мешал Арес Велиалиди. «Зачем они это делают? – подумал он, облокотившись на спинку дивана и сложив руки на огромный живот. – Это же так опасно. Ну упадут они, и что? Глупо».

Оператор подключил к трансляции одну из подседельных камер, и они увидели, как в дверном глазке, зеркальный шлем, кривой рот и мельтешащие колени Федора. Желтое полотно трека улетало под ним, словно взлетная полоса. Изображение подрагивало от мелких неровностей, передавая вживую, что чувствовали гонщики.

– Зачем он едет в миллиметре от шведа? – спросил комментатор Екимова.

– Жить – значит рисковать! – ответил чемпион.

– Аргарунд Серерунд! – шептала Недоумова. – Скоро праздник.

Она, как краб, ходила у телевизора, направляя пальцы в экран. Федор, словно в насмешку над ней, вдруг криво улыбнулся в камеру. Недоумова затрясла кулаками и зарычала.

«Бедная мама!» – с жалостью подумала Пелагея.

Тройка велосипедистов постепенно вышла в лидеры. Среди них был высоченный швед, огромный Капитонов и маленький Ребров. Огромный чемпион мира, с бочонками ног, мощным торсом и длинной косичкой, судя по спокойному лицу, еще и не включался в полную силу, тогда как Федор давно ехал с перекошенным ртом.

– Разве кто ждал Реброва в лидерах? – накалял обстановку комментатор. – Природа? Нет и еще раз нет! Характер, тренер, работа. Я слышал…

Трое лидеров вытянулись в струну и пролетали половину круга так быстро, что камера только и успевала прослеживать их под собой, как они улетали за поворот и подхватывались другой камерой.

127

Федор вначале выскочил вперед, потом сбавил темп и быстро освоился, стараясь притираться ближе к колесам едущих впереди. Он ни о чем не думал, как в свои лучшие спортивные времена.

В середине дистанции он с чемпионом мира и высоченным шведом вырвался из общей кучи вперед и командно работал на скорость. Лидировали по очереди. Как только один уставал тащить скоростной поезд, он отлетал резко вправо и пикировал обратно в хвост.

Выбранный темп был слишком высок для Федора, и даже без пульсометра он знал, что пульс задрался до двухсот. Скривив рот в гримасе, Федор выжимал все силы, благо большое спортивное сердце его было натренировано к сверхнагрузкам. Он уже давно дышал со свистом, в глазах кружились синие звездочки, и знай Федор показатели пульса – он бы прекратил гонку, но он поймал кураж и собирался победить. Среди многоголосицы трибун слышался надсадный крик Соломона Волкова.

– Держать темп! – кричал тренер. – Держать!!!

Они гнали со скоростью пассажирского поезда доходя до исступления, до эйфории в осознании своей мощи. Но и основная группа гонщиков жила своей жизнью, меняла лидеров, экономила силы, постепенно пожирая метры отрыва.

В пылу смен Федор вдруг понял, что непостижимым образом еще мчится с лидерами, а значит, очень силен и все делает правильно. Это осознание добавило ему сил, он неожиданно криво улыбнулся в подседельную камеру шведа. «Все будет хорошо, только держись! – шептал он себе как заведенный, вспоминая приятное чувство физической мощи. – Пока есть жизнь, возможно счастье! Не сдавайся! Не опускай руки! Все получится!» Он не знал, что весьма расстроил своей улыбкой Эриду Марковну.

– Россия вперед! – кричали болельщики, наблюдая, как два российских спортсмена мчатся в лидерах.

– Папа лучший! – кричал Иннокентий перед телевизором.

– Три круга! – крикнул тренер. – Концовку!

Пора было валить на все деньги. Капитонов взвинтил частоту педалирования и начал быстро ускоряться. Швед тоже добавил и мчался справа Капитонова.

Федор непонятно как удержался на колесе чемпиона мира. «Ты можешь! – шептал Федор. – Можешь!» Он выдвинул широко локти, выгнул спину, опустившись вниз, лицо его сделалось кривым и ненормальным от гримасы усилий. Он задыхался и хрипел. За спиной слышался свист легких, грохот дисковых колес и стрекот цепей. Разъяренный улей настигал его.

Судья затрезвонил в колокольчик.

Гонщики, словно пули, прошили линию будущего финиша.

Остался один круг.

Обычно Федор побеждал на турнирах, улетая вперед на последнем круге. Никто не мог выдать такой финишный спурт, как он. Федор от близкого финиша, от необыкновенного свойства выдавать мощный спурт, быстрее закрутил педали. «Встань! Победи томленье, нет побед, Запретных духу, если он не вянет, Как эта плоть, которой он одет!»[38]38
  Данте. «Божественная комедия». 52 7


[Закрыть] – скрипел Федор.

Чемпион мира, повинуясь центробежной силе, на последнем повороте сместился вправо. «Обогнать по внешнему кругу не успею!» – подумал Федор и бросился в зазор между лазурной линией и Капитоновым. Он крепко держал руль в одном положении, не дергался и медленно вырезал угол в противоход той силе, что выдавливала его вправо. И медленно обходил чемпиона мира. Зрители повскакивали с трибун, зайдясь в крике.

– Уйди оттуда! – надсадно завопил тренер.

– Что творит Ребров? – вопрошал комментатор. – Нельзя победить законы природы!

– Но можно попытаться! – отвечал Екимов.

Заднее дисковое колесо Федора начало с визгом смещаться вправо, способное оторвать велосипед от полотна и устроить завал.

– Шампанское ждет в холодильнике! – шептала маленькая Эрида Марковна. – Умри!

– Держись, папа! – шептали Иннокентий и Пелагея, сжимая вспотевшие кулачки.

Федор смог удержать велосипед, выскочил из поворота и на финишной прямой в диком спурте обогнал чемпиона мира. «Похоже, кто-то помог мне удержаться на этом повороте!» – подумал счастливый, удовлетворенный Федор, прокатывая круг победителя со вздернутой вверх рукой. Зрители неистовствовали. Третье место занял швед, второе – Капитонов, а победил Федор.

– Я же говорил, папа всех сильнее! – кричал Иннокентий, кружась с Пелагеей в хороводе.

128

На следующее утро зал судебных заседаний в Черемушкинском районном суде был забит журналистами, но не потому, что Федор выиграл заезд, а потому, что в глазах общественности он все еще значился домашним буяном, и это было гораздо интереснее.

Скучный развод превратился в увлекательное шоу. «Неужели он еще и ребенка заберет у родной матери?» – вопрошала общественность. Прекращение уголовного дела мало кого убедило в невиновности Федора, ведь он был сын депутата, а значит, человек подозрительный.

Жующие операторы настраивали камеры. Журналисты расставляли на полу микрофоны со значками каналов и газет. У стен вставали опоздавшие, еще замерзшие и румяные – на улице было так холодно, что руки примерзали к ручкам дверей. Корреспондент «Российской газеты», бодрый старик с седыми усами, протолкнувшись к коллеге, рассказал пошлый анекдот. Красивая женщина с федерального канала, сидевшая в центре на раскладном стульчике, выждав, когда старик взглянет, подмигнула ему, они были хорошими друзьями. Слышались многие голоса, звуки сдвигаемых скамей, громкий смех.

Были в зале и известные правовые издания. «Как же ж мне не быть! – объясняла в фейсбучном блоге главный редактор юридического журнала. – Бабушка и дедушка – ответчики! А почему б не привлечь прабабушку? Интересно, что решит судья?»

Как бы то ни было, мужчинам и женщинам, пришедшим в зал заседаний, было хорошо и приятно от того, что и те и другие тут собрались, что можно увидеть старых знакомых, поговорить и себя показать. За ребенка никто беспокойства не испытывал. Так или иначе, судьба его была решена, трюк повторялся миллион раз, никто не умер, а значит, и повода беспокоиться не было.

Да и мама мальчика, высокая стройная девушка с длинными светлыми волосами, широкими скулами и серыми томными глазами, всем понравилась. Пелагея, одетая в красивое голубое платье, тихо сидела во втором ряду скамей и кусала большой палец. Мама Пелагеи, скромно одетая маленькая женщина с простецки-добродушным лицом, сидевшая под руку с молчаливым супругом, тоже всем нравилась, но не так, чтоб до экстаза.

Изольда Исааковна Микенко посмотрела на маленькие золотые часики на руке – она пришла раньше времени, и это раздражало ее. Она напряженным, даже бешеным взглядом царя персов оглядела шумный полный зал, пока не наткнулась на поблескивающие очки психиатра. Квадратный Страхов сложил короткие ладошки на животе и умильно разглядывал ее. Микенко сразу раскраснелась, похорошела и заулыбалась. Психиатр накануне сделал ей предложение выйти за него замуж.

– Зачем нам отец? – выкрикнула Немезида Кизулина, тоже пришедшая на заседание. – Давайте не тратить наше драгоценное время и начинать.

– Если у нас есть отец, думаю, стоит его выслушать? – сказал старик корреспондент.

– Сейчас отец есть, а завтра нет.

Микенко, вздохнув, вернулась к своим мыслям. Выступления психиатра и шипящий, как зверек, мальчишка убедили ее, что случай нетипичный, и даже при том, что Ребров не нравился ей, она вдруг засомневалась, правильно ли отдавать ребенка Пелагее, раз уж она так зависела от сумасшедшей ведьмы-матери. Дошло до того, что Изольда Исааковна задала себе вопрос «А что будет, если?..», после которого обычно совершались самые важные прорывы в истории человечества.

Но тут перед ее мысленным взором появлялось демонически прекрасное лицо женщины, весьма похожее на лицо председателя Мосгорсуда. «Ни-и-и-зя! – говорила та, подняв короткий указательный пальчик. – Совершишь революцию – не возьмем!»

«Спасти одного ребенка и навечно остаться в районном суде? – размышляла Изольда Исааковна, задумчиво глядя в окно. – Или бросить одного, но спасти тысячи в Мосгорсуде? К черту достоевщину! Разве я могу контролировать все? Я могу только хорошо делать свое дело». В этот момент дверь в зал раскрылась и быстро вошел Федор Ребров.

Красивая ведущая с федерального канала, поправив дутую маленькую куртку-безрукавку, с ироничной улыбкой оглядела вошедшего. Это был худой, ощутимо сильный мужчина с ясным взглядом, небритым подбородком и уверенными резкими движениями. Он был одет в элегантный приталенный костюм с клетчатой рубашкой и тонким галстуком. Усевшись на свое место, мужчина равнодушно оглядел полный зал, задержал веселый взгляд на своей жене и предложил начать.

Участники отказались от прений и сразу перешли к последнему слову.