Текст книги "Золотая пчела. Мистраль"

51

Аксель не имел привычки высматривать знакомые лица в первых рядах, рискуя отвлечься и утратить сосредоточенность. Он следил лишь за общим настроением публики, а для «своих» – друзей и постоянных поклонников – существовало время после спектакля. Тем не менее, пустое кресло в третьем ряду, упорно остававшееся пустым и во время второго акта, нервировало его все больше, несмотря на то, что сидящая рядом Вероника, конечно, верещала и аплодировала за двоих.

В антракте Яновка встревоженно сообщил, что герр Легран ушел вскоре после начала представления – видимо, ему не понравилось? Аксель пожал плечами и ответил, что вкусам каких-то там легранов потакать и не собирался, а публика к концу первого акта, между прочим, ревела от восторга – не всякий раз бывает такая отдача.

Но чем ближе был самый ответственный – вернее, самый опасный – момент, тем меньше оставалось от дневной эйфории, тем более овладевали Акселем дурные предчувствия, и в мозгу метались тревожные мысли. Почему Легран ушел? Мог он что-нибудь подстроить, чтобы сорвать шоу? Тогда бы он, наверно, как раз остался? А главное – связано ли отсутствие Хайди с отсутствием Леграна? Или она просто пересела на другое место? С нее станется на колосники забраться, чтобы самой за всем присмотреть… Только как присмотреть, если там сам черт не разберется?

– Ты что пыхтишь? – спросил ассистент, затягивая на нем ремень. – Опять туго?

– Нет, в самый раз, – отмахнулся Аксель. Грудь его вздымалась от волнения, и когда Тереза по традиции бросилась ему на шею – на счастье, – он внезапно крепко стиснул ее в объятьях и столь продолжительно и качественно ответил на поцелуй, что на сцену его провожали аплодисментами.

Питер, все еще мокрый и взъерошенный, только сейчас вспомнил о своих прямых обязанностях, с которыми без него пока что благополучно справлялись другие, оторвался от созерцания в щелку сияющей в третьем ряду в своем открытом серебристом платье Вероники, и поднялся на колосники. Заменявший его машинист посмотрел на Питера равнодушным взглядом и, сверившись с висевшим рядом списком, потянул за очередной рычаг. Питер встал рядом, посмотрел вниз, потом взглянул на приклеенный к рычагу номер.

– Погоди, тут что-то не то… – медленно, раздумчиво произнес Питер, потом вдруг вцепился в рычаг и дернул назад, заорав: – Не тот номер, твою мать!

Другие машинисты сцены, стоявшие на галерее, насторожились. Питер лихорадочно метался от одного рычага к другому, всплескивая руками.

– Я же их расположение знаю! Кто-то поменял номера!

– Как такое может быть? – произнес дядя Ганс, с подозрением глядя на Питера. – А чем это от тебя несет, малец?

– Господи! – выдохнул Питер.

– Может, остановить все вообще? – неуверенно спросили его.

– Чтобы было, как тогда? У нас же не репетиция! – простонал Питер и оглядел удивленно-скептические лица вокруг: кажется, до них никак не доходило, что он говорит серьезно. Он посмотрел вниз: площадка уже подтолкнула Акселя в полет, и артист, видимо, не замечал, что в «небесах» за его спиной творится полный беспорядок.

Перепутанные номера сбивали с толку, и Питер, глядя в пол под ногами, стал на ощупь торопливо перебирать мокрыми от пота руками рычаги, словно пианист, исполняющий сложную, но хорошо знакомую мелодию – руки свое дело знали.

Один рычаг отказался двигаться с места. Питер с усталым стоном дернул сильнее, рычаг не давался. Дядя Ганс потянул тоже, схватившись за деревянную рукоять чуть ниже руки юноши. Где-то что-то громко щелкнуло, как будто лопнула толстенная струна, и рычаг внезапно легко сдвинулся.

Питер и дядя Ганс испуганно переглянулись и хором выругались.

Услышав неожиданный грохот справа, Аксель взглянул в ту сторону, чтобы обнаружить, что одна из крылатых тварей, вместо неспешного плавного полета, несется над сценой со скоростью кометы, словно сорвавшись с цепи. Одной секунды хватило на то, чтобы осознать, что траектории их движения пересекаются в совсем недалекой точке пространства, еще одной – чтобы понять, что сделать он все равно ничего не может.

А дальше было не до раздумий, потому что траектории уже пересеклись.

Почти пересеклись.

Аксель успел только подобраться, втянуть живот и запрокинуть назад голову, и дурная кукла пронеслась прямо перед ним, задев его оттопыренным крылом. Глухой удар и треск ломающегося о его ребра дерева отчасти заглушила бравурная музыка, тварь понеслась дальше с болтающимся крылом, а Аксель уже плавно опускался на землю. Играть плащом не получилось, потому что уже было поздно, да и правая рука была занята – он плотно прижимал ее к телу, чувствуя сильную боль в боку и груди. Ожидаемого грохота и треска с левой стороны не донеслось, значит, куклу каким-то образом сумели остановить и обезвредить по-тихому.

Свет погас, как и было задумано, Аксель встал на пол, под покровом темноты отбежал в сторону, где уже стояли наготове опытные костюмеры, которые в мгновенье ока освободили его от жилета и ремней, испуганным шепотом спрашивая, что произошло. Аксель что-то невнятно пробурчал и поспешил уйти.

Тереза и еще несколько человек бросились к нему. Аксель стремительным, властным движением притянул девушку к себе, на мгновенье скользнул губами по ее шее, отпустил и, не говоря ни слова, быстрым шагом устремился в гримерную, зажимая согнутой правой рукой бок и грудь.

Тереза еще стояла, тупо глядя ему вслед, когда в толпу влетел побледневший костюмер, неся перед собой в вытянутых руках жилет с влажным пятном крови сбоку, так, словно тот мог его укусить.

52

Хайнц колотил в дверь Акселевой гримерной и жалобно угрожал между всхлипами:

– Акс, открой сейчас же, а то дверь выломаю!

Костюмер неуверенно топтался рядом, разрываясь между беспокойством и стремлением исполнять свои прямые обязанности – как и всегда во время спектакля, каждая секунда была на счету.

Дверь приоткрылась, но Аксель встал во входе, загораживая им дорогу. Сняв рубашку, он накинул поверх брюк черный халат, и Хайнц не мог разглядеть, куда и насколько серьезно он ранен.

– Ну что вам нужно? Я в порядке! – устало произнес Аксель, кивнул костюмеру: – Извини, я сам разберусь, – и мрачно посмотрел на Хайнца. – Что ты здесь торчишь? Когда твой выход?

– Тогда же, когда и твой! – всхлипнул юноша.

Аксель со вздохом привалился к стене.

– А реветь-то зачем?

Хайнц снова всхлипнул.

– Ладно, заходи…

Аксель отступил в сторону, пропуская его в гримерную.

– Что нужно? – с готовностью спросил Хайнц, вытирая слезы и жадно оглядывая Акселя – тот плотно запахнул халат на груди.

– У тебя две минуты, чтобы привести себя в порядок! – рыкнул Аксель, толкая его к гримерному столику перед зеркалом.

53

Нарастающий вдали грохот и усиливающаяся дрожь стен встретили их, как только они сунулись в расселину. Выбраться в светящуюся пещеру, впрочем, оказалось не так просто. Дитрих, шедший первым, долго не двигался с места в узкой щели, и Хайди ерзала меж скальных стен, окончательно превратив платье в жалкие лохмотья, пока не исхитрилась заглянуть ему через плечо.

Раздавленный камнем рыцарь, как оказалось, умер не сразу, он сумел доползти до расселины, но прочно застрял в ней в своей кольчуге и в конце концов утонул, надежно перегородив проход. Убедившись, что рыцарь мертв, Дитрих пытался вытолкнуть его наружу, но ему было толком не наклониться, тем более – в узкой щели, и ничего не вышло. Виновато оглянувшись на Хайди, Дитрих, упираясь руками в стены над собой, подтянулся повыше и перелез через труп. Хайди пришлось последовать его примеру, но, едва не сорвавшись, она была вынуждена наступить на мертвое тело.

Дно продолжало вздрагивать, и из-за стен впереди доносились постоянные громовые раскаты – сухой грохот катящихся камней и скрежет сдвигающихся скальных масс. Клубы синеватого пара сконцентрировались на другом конце пещеры, словно зовя их туда, – напоминали, что нужно торопиться. Дитрих держал ее за руку, пока они шли по пещере, а потом отпустил и сделал приглашающий жест, указывая на тоннель, куда убегала вода.

Хайди кивнула.

– Прощай, Дитрих.

Он ничего не сказал, только провел жесткими огрубевшими пальцами по ее щеке, с каким-то удивленным восторгом глядя на ее глаза, обведенные слегка растекшимися кругами макияжа, убрал с ее лба прядь влажных каштановых волос, потом мягко подтолкнул к выходу.

Хайди уже наклонилась к тоннелю, но тут же выпрямилась с озорной, отчаянной улыбкой, бросилась назад, обхватила руками его шею и впилась губами в его губы. Она успела заметить, как в веселом изумлении широко раскрылись его глаза, успела коснуться губами колючей щетины, ощутить, как приоткрываются, отвечая, его узкие, сухие и обветренные губы, а дальше вся пещера могла себе рушиться, и весь мир мог катиться в преисподнюю в смешении времен и пространств. Она чувствовала спиной его руку – тяжелую, сильную. Его грудь была теплой сквозь два слоя мокрой одежды – ее и его, мокрой от воды и крови. Ее пальцы перебирали длинные волосы у него на затылке.

А потом она отпустила его, высвободилась из его объятий и, в последний раз улыбнувшись в ответ на его улыбку, бросилась в темноту тоннеля с головой, как в бездонный омут. И мгновенно все осталось позади, течение схватило ее, повлекло вперед, выбросило на простор, и она выпрямилась, отплевываясь и безуспешно пытаясь отереть мокрыми руками мокрое лицо в полной темноте.

Очередной обвал в горах происходил прямо сейчас и как раз над ней. Свати сто двадцать лет ползли в сторону Йоханнесталя, а теперь, обретя утраченное сокровище, они, возможно, решили вернуться на прежнее место?

Так или иначе, Хайди окружал непроницаемый мрак, и не было ни фонаря, ни волшебного света, только журчание подземной реки, особенно громкое за спиной, в тоннеле. Хайди подождала еще немного, вздрагивая и сжимаясь при каждом новом ударе наверху, но вода продолжала все так же мирно звенеть, и не было плеска от двигавшегося в ней тяжелого тела, и не было шумного дыхания и шороха шарившей по скальной стене руки. Если Дитрих благополучно вышел из пещеры, то вышел он совсем в другое время или в другом пространстве.

Хайди на ощупь выбралась на берег и попыталась прикинуть, как быть дальше, хотя от постоянного грохота мысли в панике разбегались. Где-то внизу стены прятался лаз, который вел в другую пещеру, его можно было нащупать, но что дальше? Бродить по подземному лабиринту в полной темноте? Или сидеть на месте и ждать, пока ее спасут? Уж Аксель-то догадается, где она, и он знает дорогу. Правда, Акселю могло быть не до нее: вероятно, он ранен, и кто знает, насколько серьезно? Впрочем, он на редкость силен и вынослив, в этом она не раз имела случай убедиться. И, в конце концов, нашли же здесь однажды одного заблудившегося в пещерах мальчишку…

Хайди как раз задумалась, грозит ли ей пожизненный страх темноты, когда обвал внезапно превратился из действующего на нервы грохота за стенами в объективную и очень близкую реальность: потолок над ней лопнул, впуская в пещеру свет полной луны, вода забурлила от падающих осколков камня, а тоннель обрушился, перерезав подземную реку и намертво перегородив ход в другое пространство.

Хайди инстинктивно бросилась в сторону предполагаемого выхода, чувствуя, что каменные стены сдвигаются и валятся прямо на нее, и еще подумала, что вот так ускользнуть в последний момент успевают только герои в фильмах…

54

Яновка постучал в дверь театрального медпункта, подождал, пока откроют, пропустил перед собой конвоируемых им Веронику и Питера и, успокоив взглядом несколько человек, нервно ожидавших снаружи, зашел внутрь и сделал Хайнцу знак снова запереть дверь.

– Я же просил никого сюда не пускать! – донеслось из кабинета врача.

– Это мы! – крикнул в ответ Яновка и, поманив молодых людей за собой, направился через приемную на голос.

– Вот! – объявил он, входя в кабинет и выставляя перед собой, как щит, Веронику. – Что нашел, доставил.

– Где Хайди? – спросил Аксель.

– А я откуда знаю? – удивилась Вероника и добавила, обведя глазами кабинет. – А круто ты выступил и дотянул до конца – кровищи-то!

– Спасибо, – проворчал Аксель.

– Руку не опускай, мешаешь! – прикрикнул на него врач, находившийся в самом дурном расположении духа. – Если тяжело держать на весу, пусть Хайнц поддержит. А лучше бы на спину лег.

– Черта с два, – прошипел Аксель и, поморщившись, поднял руку выше. Голый по пояс, он сидел на столе врача, пока тот зашивал неглубокую рваную рану, поднимавшуюся с правого бока Акселя на грудь. Его живот был сбоку измазан кровью, стекавшей на пояс брюк, кровавые пятна покрывали стол, белую рубашку врача и смокинг, брошенный на спинку стула – тот никак не рассчитывал после премьеры исполнять свои прямые обязанности.

Яновка побледнел и отвел глаза, пробормотав что-то в том смысле, что надо было вызвать скорую помощь.

– Еще чего! – фыркнул Аксель. – Сломанное ребро и пара стежков, всего делов-то!

– И горка вынутых из раны щепок, впору костер разводить! – раздраженно напомнил врач. – И весь кабинет кровью заляпал!

– Не ворчи, – примирительным тоном ответил Аксель и окликнул Яновку (тот уже успел аккуратно повесить окровавленный смокинг врача на спинку стула и теперь разглаживал его ладонями): – Что публика?

– Отказывается расходиться, пока не услышит, как у тебя дела! – мгновенно посветлел Яновка и еще раз расправил складку на смокинге. – Не говоря о толпе артистов и служащих, которые там разрываются от беспокойства и желания начать наконец праздновать! Потому что успех бешеный, Аксо. Даже если бы не твой бравурный выход на поклоны в промокшем от крови жилете, все равно был бы успех. Я следил за их реакцией – еще до эпизода с полетом они были твои с потрохами. И теперь… Даже если Легран из вредности скупит команду злобных критиков, дело уже сделано – публика будет валить на шоу валом, а на волне этого успеха, можно будет ввести новую программу… – Он внезапно замялся, оглянулся на остальных, посмотрел в глаза Акселю и тихо, но решительно произнес: – Прости, Аксо. За все. И за что, что сомневался в тебе, и за то, что не придал значения твоим словам вчера…

– Да не бери в голову, я некоторым образом сам виноват… В общем, хорошо, что обошлось малой кровью.

– Малой! – фыркнул врач, с жалостью окинув взглядом испорченный костюм. – Выпрямись, тут нужна давящая повязка. И учти – ни в коем случае не поднимать тяжести!

– Разумеется! – ответил Аксель, бросив на врача взгляд, не позволявший усомниться в его искренности.

Яновка машинально поправил брошенные на стол щипцы, к которым присохла окровавленная щепка, но, разглядев их, тут же отдернул руку.

– А кто у нас спас положение? – напомнила Вероника, взяв под руку Питера.

Питер что-то неразборчиво пробормотал, не зная, куда девать глаза.

– Спас! – нахмурился Яновка. – Чудом явившись в решающий момент на свое законное рабочее место, где должен был находиться с самого начала! Мы еще поговорим об этом, – угрожающе закончил он.

– Он не виноват, это все из-за меня! – заступилась Вероника.

– Спасибо, Питер, – серьезно сказал Аксель. – Как бы то ни было, я рад, что ты оказался именно там и именно в этот момент. Мне вообще странно, что публика что-то заметила, – обратился он к Яновке. – Я бы сам не понял, что происходит что-то не то, если бы не… не находился в центре событий.

– Тебе странно! – взвился Яновка. – После того, как ты доиграл спектакль, никому ничего не сказав, не отвечая на вопросы, просто запихнув под рубашку какую-то тряпку, чтобы кровь не выступала на жилете!

Аксель радостно кивнул.

– Не какую-то тряпку, а полотенце. Но ведь до поклонов его хватило, верно?

Хайнц, тихо молчавший, стоя у стола, испустил дрожащий полувздох-полувсхлип, и Аксель не глядя протянул левую руку и сжал его локоть.

Врач отступил на шаг, полюбовался плодами своих трудов, словно художник – только что законченной картиной, и, как будто делая последний штрих, стер смоченной в спирту ватой следы крови с живота и руки Акселя.

Аксель ощупал туго перебинтованную грудь, удобнее устроился на столе, беспечно болтая ногами; Хайнц принес чистую рубашку и приготовленный для послепремьерного праздника смокинг и стал помогать ему одеться.

– Надо, чтобы Хайнц отвез тебя домой, и немедленно ложись в постель, – распорядился Яновка.

– Ты еще скажи – постарайся уснуть! – хмыкнул Аксель. – Нет уж. Я в полном порядке и готов на все – работать дальше, отмечать, писать автографы, все что потребуется. Дайте только грим снять… Где, в конце концов, моя законная доля всеобщих восторгов?

Яновка вопросительно посмотрел на врача, с раздраженным звоном перекладывавшего инструменты. Тот пожал плечами, пробурчал что-то не имевшее к делу прямого отношения и нервно оглянулся на шум, доносившийся от двери.

– Взволнованные поклонники уже берут нас штурмом? – спросил Аксель и, опершись на руку Хайнца, спрыгнул со стола.

– Подозреваю, что это Карина нашла, где у нас медпункт, – вздохнул Яновка.

– Карина нашла… – повторил Аксель и испуганно огляделся. – А можно я через окно?..

Вероника хихикнула.

Аксель одернул смокинг, обвел присутствующих взглядом и нахмурился.

– Я одного не понимаю, где все-таки Хайди? Почему она не переживает, стоя у моего одра? Когда она ушла? – спросил он Веронику.

– Да в самом начале, – пожала та плечами. – Бормотала про какой-то скелет, и что никто не знает, когда происходит переход… Собственно, она ушла сразу после Йоргена. Я бы сказала, следом за ним.

– Следом за Йоргеном, – повторил Аксель. – Она ушла, а после этого, значит, кто-то оказался на своем положенном месте в нужное время… – Аксель потер подбородок. – А ведь действительно неизвестно, в какой именно момент происходит переход, и мы могли не увидеть тот скелет, потому что… – Он бессмысленно уставился на Веронику широко раскрытыми глазами, а девушка задумчиво почесала нос и добавила:

– И Легран, кстати, ушел вскоре после них. Я еще подумала: этак в зале скоро вообще никого не останется.

– Легран! – вздрогнул Аксель. – Господи! Этого еще не доставало! – Он резко обернулся к Яновке. – Объяви людям, что со мной все в порядке, и я уехал домой отдыхать. И здесь есть какой-нибудь такой служебный выход, у которого не стоит толпа зрителей?

– Через подвал разве что, – робко подсказал Питер. – У директора, – он отвесил Яновке неуверенный поклон, – ключи взять…

– Значит, за ключами! – распорядился Аксель. – Карину я беру на себя, – Он выжидающе оглядел остальных, словно надеялся, что кто-то вызовется на этот подвиг вместо него. Желающих не нашлось, и Аксель с вздохом устремился к дверям, кивнув на Питера и велев Яновке: – Если через пять минут я буду в пути, выпиши этому парню премию!

55

Аксель мельком подумал о полицейском с мультяшными усами – нарваться на него сейчас было бы совсем некстати. Артист летел в автомобиле по ночным улицам, не заботясь о правилах движения, и сбавил скорость только после того, как едва не сбил припозднившегося пешехода.

Он въехал на мост, и перед ним открылась ночная панорама восточного берега: на месте Свати-Гебирге, куда он направлялся, его ждала густая тьма, еще более непроницаемая, оттого что на переднем плане, в сердце Штадтранда, горел яркий свет, оттуда доносились звуки сирен и, подсвеченные прожекторами, в небо поднимались мутные клубы дыма.

Сначала Аксель намеревался свернуть после моста и ехать в горы в объезд Штадтранда по более длинной, но и более ровной и надежной дороге, но теперь он повел автомобиль мимо башни и напрямик через старый район, не отрывая встревоженного взгляда от света и дыма – ему показалось, что они перемешиваются в темно-синих небесах как раз над Лютагассе.

Разумеется, он забыл о яме на дороге и помчался самым кратким путем по опасно крутому спуску. Яму никто так и не потрудился хотя бы засыпать щебнем – видимо власти действительно стремились только способствовать скорейшему приходу Штадтранда в полный упадок. Поняв, что уже не успеет остановиться, Аксель резко свернул перед ямой в сторону, автомобиль занесло, развернуло, он опрокинул деревянную ограду и наконец встал, въехав багажником в приснопамятный куст.

Был бы я жив до сих пор, если бы не эта яма и не этот куст, познакомившие меня с Хайди? – подумал Аксель, выскакивая из машины, и бросился вниз к повороту.

Завернув за угол, он привалился к забору, пережидая приступ боли и дурноты и неверяще глядя вперед.

Это было как повторяющийся дурной сон, только теперь в раскрытых воротах дома Лауры Таннен стояли не полицейские, а пожарные машины. Придерживая левой рукой правую, плотно прижатую к телу, Аксель быстрым шагом пошел к дому.