Текст книги "Золотая пчела. Мистраль"

Мистраль

Моей маме

с любовью и благодарностью

 
В темной раме под тусклой патиной
В заповедную даль окно.
Там свинец драгоценней платины
Или киновари вино
 
 
Берегут застывшее прошлое
Сотни лет, сохранят и впредь,
Хоть на лак, о время изношенный,
Кракелюров[30]30
  Трещина слоя краски или лака на картине.


[Закрыть] ложится сеть.
 
 
И из хрупкой, чужой реальности
Приглушенный струится свет,
И на нас с теплом или жалостью
Смотрят очи минувших лет.
 

Райдер открыл глаза и болезненно сморщился, внезапно увидев вместо мелькающих ярких образов уходящего сна обыденную обстановку. А разбудил его звучащий в отдалении собачий лай.

Непонятно было, сколько сейчас времени, и вообще, черт возьми, что за день. Кажется, после шумной презентации его новой книги прошло три дня, однако празднование сего радостного события что-то затянулось.

Домой он вроде бы вернулся под утро, а теперь снова был вечер – сквозь неплотно задернутые шторы пробивался золотисто-розовый свет заходящего солнца. Райдер лежал в постели частично одетый, в чем не было ничего удивительного – он знал свои привычки. Рубашка была аккуратнейшим образом повешена на спинку стула, хотя место ей явно было среди грязного белья, а вот галстук, как обычно, остался на шее. Подумаешь, не каждый день человек издает романы!

Со стороны моря по-прежнему долетал громкий лай – и кому только пришло в голову выгуливать собаку здесь на острове? Ну и дьявол с ним, кто бы это ни был.

С вздохом Райдер поднялся, направился в ванную, спотыкаясь о валяющиеся на полу ботинки и пиджак. Вымывшись, одевшись и трезво оценив состояние организма, он решил пока воздержаться от завтрака, или, скорее, ужина, выпил кофе и направился на свежий воздух. Ветер, летящий с моря, на мгновенье заставил задохнуться, переполнил легкие, а в следующий миг он увидел ее…

Она неторопливо шла из бухты к дому. За ее спиной морщилось мелкими волнами зеленовато-свинцовое дремлющее море, а закатное небо над ним переливалось цветами от глубокого фиолетового до желтого. И на этом мрачно-волшебном фоне она двигалась черным силуэтом, безликой тенью, не имеющей ни имени, ни личности.

Будь Райдер художником, он непременно зарисовал бы эту картину, суметь бы только схватить и удержать изящное по-змеиному движение аспидно-черной тушью по тусклому, переливчатому золоту…

Она шла легко, не спеша, а Райдер наблюдал, как завороженный, не двигаясь навстречу.

И вскоре она уже стояла прямо перед ним – тонкая, с гладко зачесанными назад волосами, казавшимися темными против света, одетая во что-то черное и струящееся на морском ветру, неуловимо подвижное, как расплавленный свинец. Изящная, как виньетка в старой книге.

Снизу донеслось глухое ворчание. Райдер опустил глаза и вздрогнул: в темноте, на фоне черной земли и чего-то черного и узкого, во что была одета незнакомка (он еще не разглядел, юбка это или брюки) блестели два круглых выпуклых глаза. Собака.

Странно. При этой даме, словно бы явившейся из прошлого, он ожидал увидеть стройную левретку или что-нибудь такое маленькое и пушистое, похожее на муфту… Однако у ее ног в узких туфлях на низком каблуке сгорбился французский бульдог. Шумно сопя, он уставился на Райдера с неким скучливым сомнением, словно раздумывая, а стоит ли, право, иметь с ним дело?

– Здравствуйте, – произнесла она мягким, бархатным голосом. – Мы договорились о встрече, если помните… – И, поняв по его лицу, что ни черта он не помнит, представилась: – Юлия Кунов.

Да. Он смутно припоминал. Он что-то слышал про нее. Точно. И с собакой. Очень самостоятельная особа. И что-то еще с арабским принцем. Или английским лордом. Или кем-то еще… Она была на презентации в картинной галерее. Это красивое лицо, гладкие светлые волосы, большие серые глаза, тонкая улыбка над бокалом шампанского… Нет, о чем говорили, он совершенно не помнил.

– Проходите, прошу вас.

Он провел посетительницу в гостиную. Выпить она отказалась, села за стол на предложенное место, закурила предложенную сигарету. Пес без лишних раздумий запрыгнул на стул рядом с ней, и она не одернула его даже для виду. Она явно не торопилась начинать разговор, задумчиво разглядывая комнату и вечернее море за окном. Райдер с интересом уставился на пса, но встретил неожиданно прямой взгляд, казавшийся почти по-человечески осмысленным. Очень странный пес. Райдер протянул было руку – атласная шерстка так призывно поблескивала, – но бульдог приоткрыл широкую пасть, полную белоснежных и явно очень острых зубов и провел ярко-красным языком по крохотному носу.

Зубы. Очень уж белые, чуть ли не прозрачные. На вид этот бульдог, довольно маленький для своей породы, казался совсем молодым псом, почти щенком, но в его поведении совершенно не было обычной щенячьей суетливости. Он сидел неподвижно, слегка сгорбившись, и только неторопливо оглядывал комнату выпуклыми равнодушными глазами. Примерно такой взгляд должен быть у старой и мудрой черепахи из сказки. Шерсть на шее была примята – наверно, он носил ошейник или ленточку.

– Так мы с вами договорились… – произнес наконец Райдер в надежде, что она сама закончит фразу.

Она улыбнулась понимающе.

– Что вы покажете мне свои картины.

Да. Картины! Они разговаривали о картинах во время презентации. На террасе было прохладно, а они были вдвоем.

Она держала в руке бокал и смотрела, как пузырьки шампанского пляшут в прозрачной жидкости. Так, словно ее вовсе там не было – она находилась где-то далеко, скорее всего, в другом времени. Кунов. Русская фамилия? Или немецкая?

– Ваше молчание означает «нет»?

Она медленно улыбнулась.

– Молчание, мсье писатель, как правило абсолютно ничего не значит. Не стоит сдаваться так сразу.

– Что я должен сделать? Черт, я бы вытащил из воды утопающего или из пожара кого-нибудь спас. Но ведь такие вещи, когда надо, не происходят.

– А когда происходят, обязательно прозеваешь, – согласилась она. – Или нет свидетелей. Придумайте что-нибудь еще.

– Как быть? Хотите, подарю вам какую-нибудь картину. Моего Сезанна или…

Она широко раскрыла глаза.

– Ведь не все ваши картины выставлены здесь? Я хотела бы увидеть остальные.

Что было дальше, Райдер не помнил и искренне надеялся, что ничего ей не обещал. Разговор, конечно, был шутливый, но мало ли что она могла подумать. Захотела подумать.

Она встала, пес тут же спрыгнул со стула, готовый сопровождать хозяйку. Гостья шла так уверенно, словно хорошо знала планировку дома.

У окна в коридоре она остановилась, задумчиво глядя на зеленые лесистые холмы острова и почти скрытые деревьями стены виллы в холмах.

– Красиво здесь, правда? – заметил Райдер. – Странно, что город никак не воспользуется возможностью и не построит здесь хотя бы небольшую гостиницу. Сюда изредка заглядывают туристы и искренне удивляются, что им не приходится платить за прогулку по острову. Наверно, продай я все свои картины, мог бы купить его весь и зарабатывал бы миллионы.

– Вы, значит, бизнесмен, а не только писатель? – улыбнулась она.

– Нет. К сожалению. Так что миллионы мне не светят. Это видно уже по тому, что я не хочу продавать картины. Большая часть коллекции досталась мне от отца…

– Продав всего несколько, вы могли бы купить виллу.

– Возможно, – Райдер рассмеялся. – Знаете, пару раз сюда заходили люди и просили показать ее им. Думали, что я тут что-то вроде сторожа. Те, кто знали меня как писателя, удивлялись. Но нет. Почему-то трогать этот дом совсем не хочется. Не знаю даже, почему. Прежний владелец, кажется, просто отказался от виллы, и теперь она принадлежит городу. И никто ее так и не купил.

– Давайте подойдем к ней, – предложила женщина.

Виллу украшала широкая мраморная лестница, на ступенях ее скопился мусор, опавшая листва; из трещины, куда ветром занесло семена и горсть земли, торчало юное деревце. Райдер сказал, что двери заперты, но при желании в дом ничего не стоило войти через любое из широких окон.

Это была старинная вилла, возможно, даже помнившая Римскую империю, но сильно перестроенная. В старой части дома на стенах и полах сохранились уникальные фрески и мозаики. Гостья кивала без особого интереса, слушая лекцию почувствовавшего себя экскурсоводом Райдера, в дом заходить отказалась. Она просто стояла внизу лестницы, оглядывая благородные линии виллы, и ветер с моря играл ее волосами, смутно светлевшими в наступающих сумерках. И Райдер понял, что она вообще не слышит его. Она опять была не здесь, а где-то очень далеко – в другом времени, откуда явилась с неведомой целью. Бульдог, чувствуя настроение хозяйки, прижался бархатным боком к ее ноге, словно предлагая молчаливую поддержку.

– Вы были здесь раньше, – вдруг понял Райдер. – В этом доме. Поэтому вы здесь? А вовсе не из-за картин.

Ее губы изогнулись бледной улыбкой.

– Нет, картины ваши меня действительно интересуют. Но вы правы – я здесь была. Бывала.

– Вы знали прежнего хозяина дома? Говорят, это был какой-то русский граф…

– Нет, – коротко ответила она. – Не русский. И не граф, – и вдруг взглянула на него, а глаза у нее вдруг оказались черными в вечерней полутьме, черными и бездонными, как омуты в лесной чаще. – А почему вы поселились именно здесь?

– Я искал покоя, – ответил Райдер, не задумываясь: ему не в первый раз приходилось отвечать на этот вопрос. —

Тишины. После развода, знаете ли… Хотелось сменить обстановку… На самом деле все произошло случайно. Шел мимо на катере, увидел виллу, захотел посмотреть. А здесь было так тихо!

– Да, здесь хорошо прятаться, – прошептала она.

– Пойдемте вниз, – предложил Райдер. – Вот-вот стемнеет, нам будет не спуститься, – и подумал, что ей, наверно, все равно. В случае необходимости, она просто взлетит над землей с порывом ветра, а ее пес будет лететь с ней рядом. Наверно, он носил раньше ленточку – этой собаке явно не нужен был ошейник.

Они медленно и осторожно спускались по крутому склону к побережью. Псу было легче на четырех лапах, он только громко сопел, сосредоточившись на спуске, не отвлекаясь ни на пауков, ни на лягушек, шмыгавших в траве.

Юлия молчала. Хотя можно было и рассказать. Он, конечно, все равно не поверит, но может быть, напишет роман. Юлия знала, что Райдер пишет мистические фантазии, далеко не все их одобряли, но что-то в них как будто было. Он оценил бы ее историю. Но нет, она только поиграла немного с этой мыслью и забросила ее. Ее история принадлежала только ей самой. И Шарло, пыхтящему на крутом спуске. И зеленым спинам холмов, и скалам над морем. Но им не нужно ничего рассказывать, то и дело спрашивая «А помнишь?..» Они молчали, и их молчание кричало громче любых слов.

Юлия многое повидала в жизни, яркие картины прошлого перемешивались в ее сознании, но проведенные здесь полгода она помнила особенно четко и знала, что именно их образы последними пронесутся перед ее мысленным взором перед тем, как ее глаза закроются навсегда.

* * *

Ей было двадцать четыре года. Она была студенткой и изучала архитектуру, но совсем забросила занятия и жила в городе в качестве невесты Тома Скади. Она терпеть не могла собственное имя, считая его слишком обыкновенным, и предпочитала, чтобы друзья и товарищи-студенты называли ее «Мистраль».

Имя капризного, холодного ветра, подхваченное из песни популярного исполнителя. Ее подруга англичанка Дженни уверяла Юлию, что это, скорее, мужское имя, но Юлия не реагировала. Мистраль. Имя было загадочным и романтичным.

В горячий летний день Мистраль с Томом катались на катере меж небольших островков, весело зеленеющих над гладью моря. Теперь она уже не могла вспомнить, что послужило причиной ссоры с Томом – эта мелочь затерялась в памяти, перекрытая яркостью более поздних воспоминаний. Она стояла хмурая, как туча, отвернувшись от него, равнодушно скользя взглядом по летящему мимо зеленому острову и благородной римской вилле на холме.

Ей вдруг представилось – она ведь так любила романтику, – что этот остров только кажется мирным и спокойным. Кто знает, какие мрачные тайны хранят густые зеленые кроны, едва пропускающие тонкий луч солнца? А что может твориться за чистыми белыми стенами дома? Мозаики его полов, наверно, истоптало много ног за пару тысяч лет; как знать, что отложилось меж их элементов – капли крови, пыль всех дорог Европы? Или на этой вилле и не бывал никто из чужих, да и что делать отчаянным авантюристам в таком тихом месте? И владела виллой, возможно, одна и та же семья со времен империи; войны и катаклизмы не касались их, и только в глубинах генетической памяти сохранились удивительные картины прошлого. А нынешний владелец – какой-нибудь банкир, он приезжает сюда на лето с женой и двумя детьми, которые играют на поле за холмом в футбол, еле оторвавшись от телевизора… или все-таки катаются на пони?..

Том положил руку ей на плечо, но Мистраль вывернулась из-под нее.

– Мы возвращаемся, – сказал он, силой привлекая Мистраль к себе.

– Я не хочу возвращаться! – Мистраль внезапно почувствовала глухую злость на него.

Собственно, в нем самом по себе не было ничего особенного – обычный спортивный, смазливый парень, но все знали, что его отец заправляет ночной жизнью города, и Мистраль иногда казалось, что ее постепенно затягивает в какую-то паутину, из которой однажды будет не выбраться. Хорошо еще, что она пока не увидела ничего такого, о чем предпочла бы не знать.

– Чего ты хочешь, в конце концов? – разозлился Том. – Что ты о себе воображаешь? Знаешь ли, я ведь могу и другую найти, не такую недотрогу!

– Вот и ищи! – фыркнула Мистраль. – А меня высади на берег, я не хочу в одной лодке с тобой находиться!

Они как раз снова поравнялись с островом. Каменистый берег был совсем близко.

– Скоро будет буря, – заметил Том.

Мистраль огляделась. Задул своенравный ветер – ее тезка, летящий с далеких гор на севере, небо заметно потемнело, свинцовые брюха туч грозили лопнуть и выплеснуть на прибрежный город свой холодный груз.

– Плевать! – ответила Мистраль – она здорово разозлилась.

– Ну да, конечно, – пробурчал Том, поворачивая к городу – у него были все шансы успеть до дождя.

И тут Мистраль выпрыгнула за борт. Несколько гребков, и она достала ногами дно.

– Ты что, рехнулась?! – завопил Том.

Цепляясь за выступы на мокрых камнях, Мистраль вскарабкалась на берег. Стена туч угрожающе возвышалась на горизонте, но здесь пока еще светило солнце, и она вполне успела бы до дождя высушить легкую майку и шорты на себе.

Том нетерпеливо дернулся: пристать к берегу мешали камни.

– Ну, хватит, спускайся обратно.

Мистраль неторопливо сняла легкие туфли и вылила из них воду.

– И как ты собираешься попасть на материк? – вредным голосом спросил Том.

Мистраль повернулась в сторону виллы.

– Может, там нет никого, – выразил надежду Том.

Словно в ответ на его слова, со стороны дома донесся собачий лай и невнятный окрик.

Мистраль молча пошла прочь от берега.

– Еще неизвестно, кто там живет! – крикнул ей вслед Том. – О них всякое говорят… Ну, как знаешь. Мокрая курица! – Он сердито запустил мотор.

Когда солнце слегка подсушило одежду, а северный ветер задул сильнее и стал ощутимо покусывать тело под еще влажной майкой, ее раздражение заметно уменьшилось. Она, в самом деле, не знала, что за люди жили на вилле, не знала даже того, что слышал о них Том.

Мистраль уже с тоской оглянулась на море, словно надеясь увидеть там маленький белый катер и высокого отлично сложенного парня в рубашке с короткими рукавами. Но его не было, и Мистраль продолжила путь, сама не понимая, с чего она так вспылила. Наверно, оттого что слишком далеко зашла и теперь не знала, как найти путь отступления…

Пешком до виллы оказалось неблизко, да еще приходилось петлять то вниз, то вверх по холмам. А кроме виллы, на острове пока не наблюдалось никаких примет цивилизации. Надо сказать, это был на редкость запущенный остров, учитывая его близость к городу. Наверно, его обитатели были склонны к отшельничеству.

Издалека донесся глухой раскат грома. Мистраль обхватила руками плечи и ускорила шаг, вдруг сообразив, что, выбирая дорогу поближе, только все больше уклоняется в сторону от цели. Когда она одолела очередной подъем, с вершины холма ей внезапно открылась небольшая бухта, а на берегу – двухэтажный домик с симпатичной крытой террасой. Видимо, его построил кто-то из прежних владельцев виллы, чтобы отдыхать у самого моря.

Мистраль огляделась, прикидывая, как побыстрее спуститься, и заметила в стороне на склоне холма человека. Странно скособоченный, он стоял, раскинув руки и хохоча. Мистраль замерла в нерешительности, но в этот момент ослепительно сверкнуло, и грохочущий раскат грома едва не оглушил ее. Сообразив, какой удачной мишенью для молний она может стать, девушка припустила вниз, то ли по направлению к дому, то ли к человеку. Хлынул настоящий тропический ливень, и Мистраль вымокла насквозь в одно мгновенье. Человек, кривляясь и не переставая хохотать, начал удаляться от девушки, перемещаясь странными резкими скачками. Мистраль остановилась, удивленно наблюдая за изломанными движениями его перекошенного тела – словно у плохо сделанной куклы, но сзади громко зашуршала трава, и кто-то крепко схватил ее за плечо. Мистраль испуганно повернулась и увидела перед собой невысокого мужчину. Он был примерно одного роста с Мистраль, мокрые черные волосы облепляли его голову и шею. Одет он был в непромокаемую светлую куртку на голое тело и легкие брюки. Вот и все, что девушка заметила в первый момент.

– Простите, мадемуазель! – весело крикнул незнакомец сквозь шум дождя. – Это все из-за меня! Но как, черт возьми, вы тут очутились?

Он быстро снял свою куртку и накинул на нее, накрыв голову и плечи, хотя смысла в этом, пожалуй, уже не было: Мистраль ощущала себя так, словно снова окунулась в воду. Но таинственный незнакомец обхватил ее за плечи и быстро повлек к дому – даже слишком быстро, она едва успевала шагать, запинаясь в траве, но сопротивляться не было никакой возможности: его рука, казалось, была отлита из стали.

Спустя несколько минут, они влетели в домик на берегу.

– Тысяча извинений, это целиком и полностью моя вина, – сообщил хозяин. – Вы здесь одна? Вы пришли на катере?

Краем глаза Мистраль уловила движение сбоку. Там резко захлопнулась дверь, словно кто-то подглядывал за ними и предпочел скрыться, пока его не увидели. Мистраль успела заметить только прядь длинных темных волос.

– Я одна, и мой катер ушел, – ответила она. – И это вы меня простите. Я рассорилась со своим парнем, ну и… Вы из-за меня промокли.

– Ни в коем случае! Если бы не мои эксперименты, этого дождя вообще не было бы, – отрезал мужчина. – Вам надо срочно переодеться.

– Вы умеете управлять погодой? – улыбнулась Мистраль.

– В том-то и дело, что не умею. Констанца!

Из-за той самой двери вышла смуглая молодая женщина в кружевной блузке и длинной темной юбке. Черные вьющиеся волосы волнами рассыпались по плечам.

– Мадемуазель вымокла до нитки. Одолжи ей что-нибудь из своих вещей и высуши ее одежду. Живо!

Не кивнув и не ответив, женщина развернулась и вышла из комнаты. По знаку хозяина Мистраль последовала за ней и тут же получила большое пушистое полотенце, длинное платье, которое оказалось слишком свободным в груди, да еще рюмку коньяку. И все это – без единого слова. Однако, если бы женщина была немой, у нее было бы более выразительное лицо. Мистраль пожала плечами. Для служанки женщина вела себя очень уж неприветливо, это могла быть ревнивая жена или любовница хозяина. И то верно, ей никто не объяснил, откуда на острове взялась чужая девушка, которую ему понадобилось спасать от дождя в своей куртке… Кстати, он был неплохо сложен – это Мистраль успела заметить, – худощавый и грациозный, не атлет, как Том, но довольно крепкий, во всяком случае, рука у него была тяжелая.

Мистраль вышла на террасу над бухтой. Прямо перед ней клокотало море, но большие валы разбивались о скалистый мыс, прикрывавший бухту, да и домик стоял на безопасной высоте. На террасе обнаружился мольберт с картиной, и хозяин стоял перед ним, проводя щеткой по влажным волосам. Он словно сравнивал изображение на картине с видом на море. Определенно он был привлекателен. Черные с легкой проседью волнистые волосы до плеч, нос с крутой горбинкой, то ли от природы такой, то ли сломанный, черты неправильные, но вполне приятные, глаза не то зеленые, не то карие, длинные ресницы, гладкая кожа, хотя у глаз и уголков рта виднелись тонкие сети морщин. Ему могло быть и тридцать пять, и все пятьдесят.

Мистраль подошла к хозяину и посмотрела на мольберт. На картине был изображен вид с террасы в бурю. Часть берега на переднем плане казалась размытой, зато изображение бурлящих волн и фиолетовых туч над ними поражало своей четкостью и мощью. Казалось, заткни уши, и услышишь в отдалении раскаты грома и шелест дождя; протяни руку, и ощутишь холодную влагу, не говоря уже о свежем запахе морской воды.

– Mein Gott! – прошептала Мистраль. – Это ваша работа? Просто волшебство какое-то!

Он улыбнулся.

– Конечно, еще далеко до совершенства…

– Да что вы! Это и есть совершенство! Вы ухватили самую… самую… даже не знаю что. Но именно так и выглядит буря.

– Я бы хотел уловить ее душу, – медленно произнес художник. Голос у него был низкий и хрипловатый.

– Душу, – тихо повторила Мистраль.

Отчего-то ей внезапно стало страшно. Она почувствовала внимательный взгляд хозяина.

– Мирослав Пршигода, – представился он с поклоном. – К вашим услугам, мадемуазель.

Ничего себе, подумала Мистраль, такое имечко, и абсолютно никакого акцента!

– Мистраль, – просто ответила она. Разве можно было представиться иначе в этом таинственном доме у моря?

Его изящно изломанные брови взлетели на лоб, в глазах мелькнул веселый огонек.

– Мистраль? Так это вы пригнали мне бурю?

– Я не нарочно, – заверила хозяина девушка.

– Чудесное имя! Надеюсь, Констанца вела себя прилично – у нее не самый мягкий характер.

Дождь лил сплошной стеной, и конца ему не предвиделось.

– А кто тот человек, который был на холме?

Пршигода удивленно посмотрел на нее.

– Который плясал под дождем. Вы его не видели?

Хозяин кивнул.

– Наверно, это был Борнь[31]31
  Кривой (фр.)


[Закрыть]. Уродлив, как Квазимодо, и немного сумасшедший. Но вы бы знали, какие у него руки! На этом острове живут разные люди, – Он тряхнул головой, как будто отгоняя неприятную мысль, и Мистраль заметила у него сбоку на шее шрам от давнего ожога.

* * *

Прекратился дождь только к вечеру, и Мистраль осталась в домике на берегу на ночь. Ужин был приятным и романтичным – в полутьме, при свете небольшой лампы. Хозяин был бесконечно любезен, демонстрировал большую эрудицию и свободно изъяснялся на итальянском, немецком и французском. Констанца добросовестно исполняла обязанности хозяйки дома, но по-прежнему молча, только один раз она произнесла что-то на неизвестном Мистраль языке. Пршигода нахмурился и ничего не ответил. И весь вечер Мистраль ловила на себе настороженный взгляд женщины.

Внезапно прямо перед лицом Мистраль мелькнуло нечто темное и шуршащее, и девушка испуганно вскрикнула. Неведомый летучий чертенок порхнул в сторону и заметался у лампы – он казался, по крайней мере, в ладонь величиной.

Пршигода улыбнулся:

– Духи ночи на многое способны, мадемуазель Мистраль, но уверяю вас, со мной вы в полной безопасности.

Он протянул руку и, к изумлению девушки, большая ночная бабочка послушно села ему на ладонь. Мотылек оказался не темным, а светлым, на его пушистых крылышках причудливо переплетались узорчатые линии разных оттенков кремового цвета, мохнатые усики на большой круглой голове подрагивали – как будто он слушал равномерный напев цикад за окном.

– Никогда таких не видела, – заметила Мистраль.

– Он нездешний, – ответил Пршигода. – И, скорее всего, вообще последний из своего племени. Я нашел его в Африке, в диких местах, где до меня не бывали европейцы. Природный катаклизм нарушил условия жизни этих существ, и они постепенно вымерли.

– И вы сумели привезти его сюда?!

– Да. Помнится, два местных племени сцепились между собой, и мне пришлось срочно убираться. Это было нелегкое путешествие – со всем скарбом в тропическом лесу. Со всеми картинами.

– И вы еще сумели привезти оттуда мотылька!

– Это как раз было проще всего.

– Но если никто до вас… Так вы, наверно, открыли новый вид?

– Возможно. Я зову его Spiritus Noctis. Мне как-то все равно, есть ли у него другое название. Важно не это, – Пршигода протянул руку и стряхнул мотылька ей на ладонь. – Посмотрите, насколько это хрупкое существо. И в то же время насколько сложное.

– Вот бы кого нарисовать! – улыбнулась Мистраль.

Бражник беспокойно поводил усиками, оглядываясь в незнакомых пальцах, цепко хватался за них толстыми лапками. Хотя разбирается ли мотылек, в чьей он руке?

Пршигода кивнул.

– В этом-то все и дело. Особенно любопытно было передать пыльцу на крыльях – чтобы сразу было видно, какая она легкая. Для того я и путешествовал там – экзотические животные, растения.

– А люди? Вы пишете портреты?

– Больше нет, – ответил Пршигода. – Люди – это слишком просто.

– А его душу вы уловили?

Дух ночи расправил мягкие крылья, легко порхнул в темноту.

– Надеюсь, что да, – сказал художник.

* * *

Начало светать, на острове было тихо. Замолчали даже цикады, только волны лениво шлепали в бухте. Мистраль не спалось, она лежала в постели и слушала тишину. Хозяева, наверно, спали. Но вот вместе или нет? Почему это было так важно?

Поняв, что все равно не сумеет снова заснуть, Мистраль встала с постели, оделась – ее майка и шорты ждали ее, высушенные и отглаженные – и спустилась на первый этаж.

Было еще довольно темно, хотя бледный рассвет уже заглядывал в окно. И, рассматривая комнату, таинственную и почти волшебную в полутьме, Мистраль вдруг увидела на стене давешнего бражника – некий сгусток тени, то ли светлый, то ли темный, легкий и призрачный. Он действительно наводил на мысли о чьей-то душе, задержавшейся на земле после смерти и не уплывшей в неведомые края.

Мистраль приблизилась к стене, гадая, будет ли ручной мотылек так же храбр в отсутствие хозяина, хотела подцепить его пальцами и вздрогнула, коснувшись деревянной поверхности. Это была небольшая картина, выполненная на дощечке, фон ее напоминал рисунок древесины на обшитой досками стене. Мистраль только захлопала глазами, не понимая, как изображение на картине может быть настолько реальным. Ведь она могла поклясться, что мотылек минуту назад шевелился, его нежные крылышки трепетали на сквозняке. Впрочем, если долго смотреть на что-то, да еще в полутьме, и не такое померещится… Оставалось признать одно: Мистраль никогда еще не видела, чтобы картина так точно отражала действительность.

* * *

Дженни сидела перед мольбертом и трудилась над очередным портретом своей кошки, когда в маленькую квартирку, которую две подруги снимали на самом краю города – там из окон был виден живописный пустырь, – вошла Мистраль, бросив короткое «Morgen».

– Ничего себе «Morgen»! – заметила юная художница. – Полдень уже прошел! Конечно, для тебя время летело незаметно. Ты была с Томом? Я к тому, что можно было и позвонить, чтобы я не волновалась.

– Я решила порвать с Томом, – объявила Мистраль, падая в старое кресло, довольно шаткое, но привычное к такому обращению.

– Это уже не первый раз, – сообщила Дженни, подцвечивая глаза кошки голубым.

– Не приукрашивай, у нее не такие глаза! – фыркнула Мистраль. – На этот раз действительно решила. Мы катались на катере, и я вдруг поняла, что вообще не хочу находиться с ним рядом.

– Это хорошее решение, – оценила Дженни. – Но правильное ли? Не знаю.

– Том легко утешится. Ему все равно нужна девчонка попроще меня.

– Так ведь дело не в Томе…

– Да-да-да, я знаю, главный сторонник этого брака – его отец. Но это же чушь какая-то!

– Он должен думать о будущем своего бизнеса. Видимо, он не слишком полагается на Тома, и хотел найти ему жену, которой мог бы доверять.

– Вот сам бы и сделал мне предложение, – проворчала Мистраль. – Нет, меня это все уже начинает пугать. Ты помнишь, что сделали с тем швейцарцем, который полез ко мне на вечеринке?

– Насколько я понимаю, дело было в бизнесе. Он им чем-то мешал, а ты тут ни при чем.

– Надеюсь! Потому что… ты бы видела, как он перетрусил, когда понял, что я невеста Тома. Затрясся весь и так извинялся! И… у Тома такие друзья…

– А ты вообще-то уверена, что можешь уйти?

– Я как раз и думаю, что пора дать задний ход, пока не поздно. В конце концов, не убьют же меня за то, что отказала?!

– Тебе лучше знать их нравы.

Мистраль долго смотрела на рисунки, развешанные по стенам – на них были изображены многочисленные кошки, лошади, попугаи и другая живность.

– Ты бы видела… – пробормотала она.

– Что? – обернулась Дженни.

– Да, тебе бы понравилось, – решила Мистраль. – Я вчера познакомилась с одним человеком… Он мог бы написать твою любимицу так, что ты не поняла бы, где картина, а где живая кошка!

– Художник?

– Да. Нет. Не знаю. Он вполне может заниматься и тысячей других вещей. Ты что-нибудь знаешь о тех, кто живет на ближнем острове?

– Они странные, – пожала плечами Дженни. – В городе бывают редко. Дядя посещал остров, говорит, там очень красивая старинная вилла, но все вконец запущено. Кажется, там водятся какие-то ценные животные. Дикие козы, что ли? Дядя говорил, что там можно было бы охотиться, но весь остров – частное владение, и увидеть хозяина ему так и не удалось. В общем, он от них не в восторге, – Дженни была внучатой племянницей лорда Кайенби, но в разговорах с друзьями именовала его дядей.

– А по-моему, очень милые, любезные люди, – сказала Мистраль. – То есть… – Ей вспомнилась прекрасная Констанца, – по крайней мере, хозяин очень симпатичный. Если это он – хозяин. Впрочем, наверняка.

– Так-та-ак, – протянула Дженни. – Не потому ли ты вдруг решила порвать с женихом?

Мистраль улыбнулась.

– Как раз наоборот. Именно из-за ссоры с Томом я туда и попала. На самом деле, я ничего об этом человеке не знаю, может быть, он женат. Но знаешь… На этом острове живет настоящий граф Монте-Кристо. Или граф Дракула, я еще не разобрала.

– Но непременно граф?

– Обязательно. Mein Gott, настолько таинственные личности встречались только в XIX веке! Ему принадлежит целый остров, он определенно очень эрудирован, интересен, а какие картины пишет!

– Ни у Монте-Кристо, ни у Дракулы не наблюдалось таких склонностей, – заметила Дженни.

– А теперь появились.

– Возраст?

– Не представляю себе. У него нет возраста. На самом деле… Я бы, наверно, даже не обратила на него внимания, если бы просто встретила на улице. Ростом он с меня, худой, темноволосый. Том его одним пальцем с ног сшибет… – Внезапно ей вспомнилось, как Пршигода повлек ее за собой под дождем, и это чувство, что ее направляет железная машина, которая скорее сломает ей кости, чем остановит движение. – А может быть, и он – Тома… – закончила Мистраль.