Текст книги "Золотая пчела. Мистраль"

30

Тишина в комнате, спокойное дыхание приникшего к нему спящего тела, и опять нескончаемо долгие часы до рассвета. Акселю было жарко и тяжело дышать, – наверно, шампанского было слишком много для одного вечера, или танцев? – но он только плотнее прижимался к спящему юноше, словно это могло дать ему облегчение.

Проводив Хайди домой, он отправился к Хайнцу, терпеливо ожидавшему его с еще одной бутылкой. Можно было надеяться, что перегруженный впечатлениями и выпивкой вечер позволит ему уснуть скорее, чем обычно. Надежды оправдались не до конца, и теперь Аксель пребывал в состоянии тяжелой полудремы, в которой реальность смешивалась с бредовыми образами и неоформленными до конца мыслями. Давящий жар постепенно сменялся жестоким холодом, – та бутылка определенно была лишней. Аксель сжался, свернувшись в клубок, ища тепла у лежащего рядом тела, переплетенного с его собственным, но тепла больше не было в мире, только глухая тоска, мрак и безнадежное одиночество, бесконечное, как самая глубокая пропасть ада… Странное для него сравнение…

Щеки касалось нечто пронизывающе холодное, каким может быть только металл – откуда-то он знал это, хотя ему никогда не приходилось прикасаться к стали щекой. Аксель мельком подумал, что эти бедняги, похоже, и по ночам не снимали доспехов… спали на голой земле у костра… и порадовался, что, к счастью, живет не в те времена. Безжалостный холод унес эти смутные мысли, и снова осталось только ощущение одиночества, запах свежей молодой хвои и смолистого дыма, храп привязанной неподалеку лошади и поверхность ларца под замерзшей рукой, гладившей обитый железом край. Его пальцы знали каждый завиток металлического орнамента, каждый стык ореховых плашек и пластинок яшмы, из которых был сделан ящик.

Его рука медленно двигалась, ведя по краю ларца, и под подушечками пальцев и жесткой ладонью, истертой железной рукавицей и рукоятью меча, ощущалось учащенное биение пульса, оно ускорялось, становилось громче, грохотом морского прибоя гремело в висках.

Со стоном Аксель открыл глаза. Сердце продолжало гулко стучать в его пальцах сквозь прохладную кожу – сквозняк из окна охладил их разгоряченные тела. Аксель не знал, это его сердце колотилось так отчаянно, или чужое – его рука касалась и груди Хайнца, и его собственной.

– Так вот что… – прошептал Аксель, и вдруг сквозь ночь пугающе громко запел вызов мобильника.

Аксель резко дернулся, высвобождаясь из объятий Хайнца, и стукнулся затылком о спинку кровати. Пока жестоко вырванный из сладких грез юноша что-то невнятно лепетал и пытался осмыслить происходящее, Аксель слетел с постели, нашарил в темноте висевшие на стуле брюки и телефон в кармане.

– Хайди?

– Я подумала, ты ведь наверняка не спишь, – Ее голос по телефону звучал необычно высоко от подавляемого напряжения.

– Разумеется. Что-то случилось?

– Ты не мог бы приехать? Прямо сейчас.

– Прямо сейчас, – повторил Аксель. – К тебе?

– Нет, на Лютагассе. Это, наверно, глупо, но я, кажется, начинаю понимать твою фобию.

– Уже еду, – отчеканил Аксель, свободной рукой натягивая трусы под ошарашенным взглядом так и не проснувшегося до конца Хайнца.

31

– Я сначала подумала, что мне показалось, – Хайди стояла у камина, держа в руке зажженную сигарету – до сих пор Аксель не замечал, чтобы она курила. – Это ведь не то, как бывает во всех фильмах: приходишь домой и видишь, что мебель перевернута, книги свалены на пол, кресла вспороты и так далее. Просто что-то где-то лежало не так. Я уверена, что у меня что-то искали. Сначала я легла и пыталась заснуть, но одна в темноте накрутила себя уже всерьез… У меня такое чувство, что они могли замести все следы, но намеренно не стали. Они хотели дать мне понять, что им известно, где я живу, и что они могут войти в любой момент.

– И ты не находишь ничего лучшего, как среди ночи ехать в безлюдный квартал?! – от возмущения Аксель сорвался в фальцет.

– Я подумала, что они не будут устраивать мне еще неприятности вот так сразу, – пожала плечами Хайди.

Аксель покачал головой и, засунув руки в карманы брюк, прошелся по комнате.

– И здесь та же картина, – заключила Хайди.

Оба вздрогнули, когда от сундука в углу донесся шелест марантовых листьев.

– Если полицию… – пробормотал Аксель, покосившись на цветы.

– И что я им скажу? Они решат, что у меня паранойя. Подумаешь, книжка не в той стопке!

– Ты уверена, что они ничего не взяли?

– Я знаю, что они искали! – сверкнула глазами Хайди и приподняла цепочку медальона. – Они заметили, что пчелы на мне нет, и сразу же кого-нибудь послали, пока мы танцевали на балу. Они подумали, что, надев сапфиры Вероникиной мамы, я, естественно, оставила пчелу дома или здесь. Откуда им было знать, что искать надо в сумке в твоем автомобиле?!

– Ну прямо! – фыркнул Аксель. – Ты лучше скажи, с компьютером что?

– Все на месте. Если они его и включали, то ничего не повредили.

– Наверняка включали. Если ты дала им понять, что знаешь слишком много… Кстати, как ты могла быть так неосторожна? Я ведь предупреждал.

– Увлеклась, – пожала плечами Хайди. – Он меня разозлил.

– Если ты дала им что-то такое понять, они могли пожелать выяснить, много ли ты знаешь, и просмотреть материалы в твоем нетбуке. Припугнуть – это тоже вполне в духе Леграна. Я бы тебе вот что посоветовал: сворачивай-ка ты эту твою пропагандистскую деятельность и тихо заканчивай книгу. Опубликуешь ее в Университете, как собиралась, и все будет в порядке. Не думаю, что Легран пойдет дальше. Стрелять из пушки по воробьям не в его правилах, насколько я знаю.

– Этот Легран как раз был довольно мил, – задумчиво заметила Хайди. – И вообще… Интересный мужчина…

– Этот интересный мужчина убил бы тебя одним щелчком, если бы решил, что ты представляешь для него опасность! – хмыкнул Аксель.

– Это все Йорген! – возразила Хайди. – Это он противодействовал реставрации Штадтранда и смотрел на меня, как на…

– Не может быть. Мы с Карлом вместе учились. Он – наш Арамис.

– То, что вы вместе учились, еще не говорит, что он порядочный человек. И он смотрел мне на грудь!

– Смотрел на грудь! – закатил Аксель глаза и добавил с сильным чувством: – Женщины! Ты надеваешь платье с вызывающе глубоким декольте и готова потом объявить преступником любого мужчину, который посмотрит тебе на грудь! Уверяю тебя, Карлу было абсолютно все равно, что у тебя там на груди болталось – его интересовало другое. По части женщин, он всегда был не промах. Думаю, он раньше нас всех получил первый сексуальный опыт… И вообще, откуда он мог знать, что ты постоянно носишь эту пчелу? Ты ее носишь под одеждой!

– Это когда как…

– А с ним ты раньше общалась?

– Не знаю, – ответила Хайди, выбросила окурок в камин и достала из пачки еще одну сигарету. – Не общалась, но видела точно – лицо знакомое.

– В любом случае, – Аксель снова нервно покосился на шуршащие цветы. – Раз пошло такое дело Если вечером или ночью ты не со мной, то у Вероники, ладно?

– Ты думаешь, это настолько опасно?

– Не думаю, но чем черт не шутит, – Аксель сел на диван.

– Но если так… – нахмурилась Хайди. – Ты-то зачем в это влез? Зачем было так откровенно нарываться?

– Ты хочешь сказать, мне следовало принять его щедрые предложения? – оскалился Аксель. – Все оптом, или по пунктам?

– Можно было отказать ему наедине.

– Э, нет, наедине надо было бы уже кулаком в челюсть. А у меня в этом деле никакого опыта, кроме сценического. Поэтому я предпочел так, – Аксель довольно улыбнулся.

– Ты что-то имеешь против него, – догадалась Хайди.

– Я что-то имею против него, – повторил Аксель. – Нет, это сильно сказано. Но то, что он подчас играет нечисто, знаю. У одного моего… не то чтобы друга, просто знакомого, были из-за Леграна крупные неприятности. Это было совершенно не мое дело, просто… скажем так: он мне сильно несимпатичен. И вот, я приезжаю в город детства, а он тут всем заправляет, да еще все подряд усиленно толкают меня… в его объятья! Я просто не мог отказать себе в удовольствии стереть с его морды эту гнусную улыбочку.

– Это тебе удалось.

– Это мне удалось.

– Но что если он решит отыграться? Сейчас, когда впереди премьера…

– Я тоже увлекся, – широко улыбнулся Аксель.

– Я-то отвечаю только за себя, – напомнила Хайди. – А от тебя зависит слишком многое. И слишком многие. Судьба театра. Не говоря уже о Дитрихе…

– Да… – Аксель провел рукой по колючему от щетины подбородку. – Дитрих. Знаешь, я ведь тоже хотел тебе звонить, но думал, что уж ты-то спишь в такой час. Я знаю, что за сокровище он везет.

– И молчишь?! – Хайди выбросила сигарету в камин, метнулась к дивану и опустилась на пол перед Акселем, заглядывая ему в глаза. – Ну?

– Сердце, – тихо произнес Аксель. – Он везет на родину сердце своего погибшего короля.

32

Небо за окном понемногу седело, начало светать, и плавные изгибы вершин Свати постепенно проступали все четче высоким неровным горизонтом, делящим мир надвое. Хайди, стоя у окна и раздвинув плети хмеля, сосредоточенно изучала эти две половинки реальности – непроницаемо-черную внизу и слабо сереющую в россыпи бледных звезд наверху, – сжимая в руках горячую кружку с кофе.

– Он должен привезти сердце в собор? – задумчиво произнесла она. – Это было бы логично.

– В собор Янсталя. Наверно, – Аксель осторожно нагнулся с дивана, ставя свою кружку на пол.

– Тогда еще не было теперешнего собора, – заметила Хайди. – На его месте стояла другая церковь… И я не помню, чтобы в соборе хранились сердца фюрстов. Может быть, в замке, там ведь тоже есть церковь, но сейчас она не действует и недоступна. Я поищу информацию.

– Тут все непросто, – произнес Аксель. – Он почему-то не хочет ехать в Янсталь.

– Хочет оставить эту память себе?

– Нет, такое ему бы и в голову не пришло. Это желание его короля. Но по каким-то причинам он боится, что ему не удастся исполнить свою клятву. Он не уверен в том, что поступает правильно, – тяжелым, глухим голосом говорил Аксель. – Ему горько, оттого что, вернувшись домой, он не узнает родных мест. И еще… он смертельно устал, Хайди. Каждый шаг дается ему через силу. Если бы знать, чем ему помочь…

Хайди подошла к дивану и положила руку на плечо Акселя.

– Ты уже помогаешь. Ты оттягиваешь часть всего этого на себя. Как знать, может быть, если бы не ты, его уже не было бы в живых.

– Уже? – улыбнулся Аксель. Он вытянул из лежавшей рядом на диване сумки Хайди книгу и стал ее перелистывать. – Мне проще, Хайди. У меня есть ты. У меня есть Хайнц. У меня есть Тонда, и Тереза, и вся труппа. У меня есть цель, и я знаю, как ее достичь. Практически у меня не было бы никаких проблем, если бы не он… А Дитрих там совершенно один… Хотел бы я понять… – Аксель замолчал, задумчиво глядя на литографию в книге. На ней были изображены мрачные своды темного помещения, залитого водой. В углу иллюстрации – при входе в подземелье – сидел тщательно прорисованный скелет, сжимавший костями истлевшей руки древко копья.

– Никак не могу вспомнить, почему я вообще начал писать этот рассказ? – вздохнул Аксель.

33

Если верить стрелкам на циферблате, прошло всего несколько часов, но Акселю казалось, что миновало уже не меньше суток с тех пор, как он – глубоко вздохнув и стиснув зубы – сделал первый шаг в лабиринт пещер. Был выходной, который он собирался провести с Хайнцем, но тот уехал по каким-то внезапным семейным делам, и Аксель неожиданно для самого себя сел в автомобиль, выехал из города и вскоре оказался у подножия гор, как раз неподалеку от одного из доступных входов в Свати-Хёлен.

Он и не подозревал, что так хорошо помнит эти места – десятилетиями он старался забыть их, эти хвойные запахи, журчание теплой, бегущей из глубины гор речки, красно-бурый срез обнаженной породы на месте очередного оползня. Черную пасть пещеры, обрамленную стеблями камнеломки. И темноту внутри.

– Нельзя убежать от того, что несешь внутри, – поделился с пещерой Аксель и, захватив из машины фонарь, стал решительно подниматься по крутой тропинке к входу в глубокую утробу гор.

Он не спешил. Он без малейших сомнений продвигался вперед, методично изучая каменные стены, запоминая их, часто отдыхая и делая пометки в блокноте, который захватил с собой – этот способ показался ему надежнее классических стрелок на стенах. Заблудиться он не боялся, хотя сам затруднился бы ответить, что давало ему абсолютную уверенность в правильности направления. Методическое изучение пути занимало его и не позволяло глухо бившейся где-то глубоко внутри тревоге прорваться и захлестнуть разум паническим страхом.

Аксель понимал, что это невозможно, но, уходя все дальше в глубину гор, иногда протискиваясь в узкие щели, огибая завалы или отыскивая очередной проход, скрытый за отросшими за долгие годы каменными колоннами, он узнавал этот путь. Не по собственным воспоминаниям – как раз эти воспоминания лучше было не пытаться вызвать к жизни, потому что вот тогда-то плотина страха прорвалась бы в один миг. Да и, в любом случае, в прошлый раз он все видел иначе: не было у него сильного фонаря, и сам он был куда меньше ростом. Нет, ему казалось, что кто-то подробно описал ему этот путь, и теперь он с радостным изумлением встречает заученные с чужих слов приметы, одну за другой.

Пробравшись в какую-то лисью нору, заваленную обломками камня так, что пришлось ползти на четвереньках, Аксель очутился в довольно просторной каменной пещере с удивительно ровными стенами – казалось бы, слишком ровными, чтобы эта пещера была естественной, хотя, природа, конечно, способна создавать самые неожиданные формы.

Ему казалось, что впереди, куда не достигал луч фонаря, ждет очередной завал или тупик. Аксель сделал несколько шагов вперед, шаря лучом по своду пещеры, и вздрогнул, когда отовсюду метнулись к нему быстрые дрожащие тени: на стенах колебались блики плескавшей где-то внизу воды. Завороженный зрелищем качающихся вокруг темных и светлых пятен, повторявших свой постоянный и бесконечно переменчивый танец, который мог созерцать и Дитрих в тысяча двести каком-то году, Аксель опустил луч фонаря вниз, ища источник этого волшебства, как вдруг свет погас.

В первый момент его охватило оцепенение, шок, полное непонимание происходящего, но спустя какие-то секунды плотина, сдерживали которую лишь азарт и чувство узнавания, дала первые опасные трещины, грозившие в скором времени полным разрушением.

Наверно, он кричал или пытался кричать, но не сумел – вокруг, казалось, исчез весь воздух, заменившись густой вязкой массой, не проходившей в стиснутые железной лапой легкие. Мокрые от липкого пота пальцы нажимали, дергали, теребили выключатель фонаря, никак не желавшего возвращаться к жизни. Аксель заметался, пытаясь сообразить, в какой стороне была та дыра, по которой он сюда добрался, и внезапно с громким плеском по колено погрузился в воду.

Вот тут он уже точно закричал, выпустив фонарь, зашарил ладонями по каменистому берегу мелкой подземной речки и торопливо выбрался на твердую поверхность. Вода была теплой, однако его колотила крупная дрожь, и сердце так ретиво билось в грудную клетку, словно ему там было тесно и страшно – во влажной тьме. И с каждой секундой нарастала уверенность, что нора, по которой Аксель приполз сюда, уже перекрыта, выхода нет, и он навсегда останется в этой непроницаемой темноте.

Темно? Разве было темно? Он стоял, склонившись над рекой, капли смолы с факела с шипением падали в воду… И страха не было, только любопытство и надежда.

Это длилось всего мгновенье, однако позволило ему прийти в себя и отвлечься от растущей паники. Обретя некоторую ясность мысли и неимоверным усилием воли не давая себе сорваться обратно в состояние нерассуждающего животного ужаса, Аксель подавил первый порыв броситься в любую сторону – к стене – и ощупывать камни в поисках выхода. На то, чтобы выбраться на поверхность таким манером, ушли бы дни, а в его распоряжении были считанные минуты до нового приступа.

Аксель ощупал карманы – телефона при нем не было, он остался в машине. Стоя на коленях, Аксель стал шарить руками вокруг себя, ища валявшийся где-то на полу фонарь – это была его единственная надежда. К счастью, фонарь упал не в реку – он хорошо помнил сухой стук.

Попав один раз рукой в воду и намочив рукав до локтя, Аксель наконец нащупал фонарь. Уговаривая себя не спешить, он сел на землю, держа предательский прибор над коленями, чтобы в случае чего не потерять снова, на ощупь вынул и вставил снова батарейку. Чего и следовало ожидать, тут же вспыхнул яркий луч, и Аксель недолго думая рванул к знакомой норе и пополз по обломкам со всей возможной скоростью, раздирая одежду на локтях и коленях и размазывая по лицу пыльным рукавом струившиеся из глаз слезы.

Было уже совсем темно, когда он вывалился из автомобиля на окраине Штадтранда, нетвердой походкой – колени тряслись так, что ноги были как чужие – вошел в захудалый бар, не особенно чистый и явно доживавший последние дни: в воскресный вечер там находилась всего пара сонных посетителей.

Аксель навалился на стойку – ему казалось, еще немного, и колени вовсе подломятся под его весом – и хрипло потребовал:

– Шнапса, водки, спирта, что найдется крепкого!

34

Аксель неторопливо шел по узким, извилистым улицам Штадтранда, глубоко вдыхая ночной воздух, полный ароматов запущенных садов и затхлого дыхания прошлого из никому не нужных каменных коробок в облупившейся штукатурке и осыпающейся лепнине. Это был воздух, пронизанный светом звезд и редких фонарей, отдаленным сиянием городского центра за рекой, воздух свободный и прозрачный, легко наполнявший грудь. В нем был стрекот цикад, вопли дерущихся котов и вой сирены скорой помощи или полиции – родные звуки, напоминавшие о том, что совсем рядом кипит жизнь. Дрожь постепенно утихла, и отпустило острое ощущение беззащитности перед готовой проглотить его темнотой.

Промокшие до колена джинсы и рукав полотняной куртки высохли, но ботинки были все еще мокрыми, и Акселю не терпелось снять их.

Он сознавал, что садиться за руль сейчас было бы неразумно, и решил подождать рассвета на гостеприимном диване в кабинете Лауры Таннен, тем более что в доме имелась уже опробованная аптечка: разодранное о камни вместе с брючиной колено саднило, не говоря о многочисленных ссадинах на ладонях.

Свернув на Лютагассе, Аксель замер на мгновенье, обнаружив, что доносившийся до него ранее шум исходил именно отсюда. Изъеденные временем старинные особняки мирно спали под покровом темноты, и только у распахнутых настежь чугунных ворот дома Лауры Таннен образовался островок света и шума, резко контрастировавший с кладбищенским покоем остальной улицы. Там стояло несколько полицейских машин и скорая помощь, суетились люди в полицейской форме.

Чувствуя, как внутри что-то обрывается и воздуха снова начинает катастрофически не хватать, Аксель ускорил шаг.

Он не отрывал взгляда от освещенной многочисленными фарами стены дома, видневшейся в проеме ворот, и даже не заметил, когда к нему обратился насмешливый глубокий голос. Он остановился только, когда крепкие, уверенные пальцы сжали его плечо в изодранном рукаве.

– Ваше имя Аксель Эдлигер? – авторитетным тоном спросил его знакомый полицейский с чудесными усами.

– Да. Что случилось? – онемевшими то ли от выпивки, то ли от дурных предчувствий губами прошептал Аксель.

– Думаете, герр артист, – мрачно усмехнулся полицейский, – если вы откуда-то там из Берлина или Гамбурга, то в Янстале вам все дозволено?

Резко дернув плечом, Аксель стряхнул руку полицейского, оттолкнул его и, постепенно ускоряя шаг, пошел к дому, глядя широко раскрытыми глазами на стройное тело женщины на носилках, которые как раз выносили из дверей. Ему видны были только темно-каштановые волнистые волосы: лица он не мог разглядеть под сплошной коркой крови.

Опомнившись, усач окинул взглядом плотную фигуру Акселя и кивнул паре подчиненных помощнее. Аксель резко остановился, когда его схватили за плечи уже с обеих сторон, рванулся, пытаясь освободиться. Усатый подошел к нему с самым суровым выражением на лице, но сразу же отскочил, ругнувшись: Акселя вырвало ему под ноги.

35

– Боже мой, что они с тобой делали? Почему ты в таком виде?! – простонал Яновка, с нескрываемым отвращением оглядывая изорванные, покрытые засохшей грязью куртку и джинсы Акселя.

Они стояли на пороге полицейского участка. Хайди, поджидавшая у машины Яновки, в первый момент едва не бросилась Акселю на шею, но, разглядев его, вспомнила, что на ней надет светло-серый жакет, и сочла за лучшее с нежностями повременить.

– Не могу пожаловаться, – пробурчал Аксель. – На мой взгляд, они были просто убийственно любезны. Впрочем, мне не с чем сравнивать: я еще никогда не проводил ночь в полицейском участке.

– Удивительное дело! – фыркнул Яновка, схватил Акселя за рукав, подтащил к автомобилю и толкнул на заднее сиденье. Сам он сел на место водителя, а Хайди расположилась рядом.

– Это уму непостижимо! – рычал Яновка. – Я проклинаю тот день, когда с тобой связался! Премьера в субботу, а тебя приходится выручать из полиции! Моего ведущего актера обвиняют в изнасиловании женщины в Штадтранде! В голове не укладывается!

– Ты думаешь, у меня укладывается? – взвизгнул Аксель фальцетом, и Яновка брезгливо поморщился.

– Не ори, береги голос. А какого дьявола ты болтаешься на ночь глядя по самым гнусным барам в Штадтранде?..

– Он там был всего один! Я больше не нашел…

– …нетрезвым и в таком виде, будто тебя валяли по проселочным дорогам. Где ты ухитрился столько грязи в Янстале найти?!

– Между прочим, как раз по моему виду было ясно, что я занимался чем-то другим. Работа полиции впечатляет. И кстати, я шел к дому, а не из него!

– Полиции было все равно, в какую сторону ты шел.

– Оно и видно! Прицепились ко мне, потому что я находился на той же улице! Если сейчас кому-нибудь в соседнем квартале свалится на голову кирпич, нас всех могут посадить за убийство, так что ли?!

– Аксо! – взвыл Яновка. – Ты шатался по улице, где не было больше ни души, где все заброшено и заколочено, возле этого злополучного дома, в котором, к тому же, часто бываешь, и ключ от которого лежал у тебя в кармане! Девушка до сих пор лепечет какую-то бессвязицу и, похоже, вообще не знает, кто это с ней сделал… К тому же, местной полиции ты почему-то не нравишься!

– Они сказали, что… что все это произошло за несколько часов до того, как меня задержали. Им не показалось странным, что я не убрался с места преступления?

– Ты был пьян.

– Не настолько, чтобы вести себя совсем по-идиотски! И каким надо быть придурком, чтобы делать… такое в собственном доме? Впрочем, если ваша полиция судит по себе…

– Им кто-то донес на тебя. Сообщил, что произошло, и назвал твои приметы, – мрачно объяснил Яновка и включил зажигание. – Ты же не сделал ничего, чтобы их разубедить.

Автомобиль тронулся с места. Аксель и Хайди переглянулись.

– Это уже слишком, – Аксель наклонился вперед и оперся локтями о спинки обоих передних сидений. – У кого есть закурить?

Хайди полезла в сумку, но Яновка не глядя протянул руку и захлопнул сумку у нее на коленях.

– Ты не будешь курить в моей машине…

– Что в ней такого?!

– …и ты не будешь курить до премьеры!

– А! – понимающе кивнул Аксель. – Премьера! Конечно. Вот что тебя беспокоит. А я-то хотел поблагодарить тебя за то, что ты так сразу бросился меня спасать… убеждать полицию в кристальной чистоте моего морального облика… Ты убедил полицию в моей кристальной чистоте?

– Я сказал им, что сама мысль о твоем участии в этой мерзости абсурдна, потому что ты гей и в сексуальном отношении женщины тебе абсолютно неинтересны.

Хайди прыснула. Аксель поперхнулся.

– Ты с ума сошел? Стоило им только начать хоть что-то выяснять, и они обнаружили бы, что у меня имеется законная жена!

– Просто это было первое, что пришло мне в голову.

– Это было первое, что пришло тебе в голову, – повторил Аксель.

Хайди уже стонала от смеха.

– А я сказала им, что провела с тобой весь вечер, – сообщила она между приступами хохота и пояснила в ответ на долгий взгляд Акселя: – Так всегда делают в фильмах.

– Слышал? Так всегда делают в фильмах, – повернулся Аксель к Яновке. – Почему ты им не сказал, что я провел вечер с тобой?

– Что?! – вспыхнул Яновка.

– У вас в гостях, идиот! Ты сам меня приглашал!

– Не подумал.

– Удивляюсь, что меня вообще выпустили! – Аксель откинулся на сиденье и стал критически рассматривать в прореху в джинсах расцарапанное колено. – То-то усатый на меня сегодня утром с таким интересом смотрел!

– Тебя выпустили, потому что был звонок от герра Леграна, – просветил его Яновка. – Видимо, он доказал им, какая это глупость…

– Легран? – выпрямился на сиденье Аксель. – У него и полиция в руках?

– Не знаю. Может быть, он сдал им настоящего преступника, может быть, как-то убедил их…

– Наверно, я и с ним провел вечер! – простонал Аксель.

– Я бы подумала, что это он тебя подставил! – заметила Хайди.

– Тонда, отвези меня обратно в полицию! Я не хочу быть ему обязанным!

– Поздно, Аксо. Кстати, – Яновка снова покосился на Хайди. – Я не понял, в каких вы-то, собственно… что между вами?

Аксель и Хайди переглянулись.

– Я… у нее квартирую! – нашелся Аксель.

– Это я у тебя, – улыбнулась она.

Яновка затормозил у светофора.

– Так куда вас, собственно, везти? К тебе, к ней, на Лютагассе?

– Мне надо тебе кое-что сказать, – снова повернулась к Акселю Хайди. – Я кое-что раскопала.

– Все равно в гостиницу! – распорядился Аксель. – Могу я наконец принять душ и переодеться?! – Он брезгливо подергал на себе останки куртки и окинул недовольным взглядом пропыленную, в разводах от высохшего пота рубашку. – Все остальное подождет. Даже Дитрих, – Он посмотрел на Хайди.

– Кстати! – напомнила она.

– Что? Вы меня вытащили, значит, и у Дитриха все должно быть в порядке, – заверил ее Аксель, снова наклоняясь вперед. – В данный момент меня больше интересует другое, не менее дорогое мне существо. Та девушка была похожа на тебя, по крайней мере, издали. Если это новый тонкий намек, то я не понимаю, с чего они взяли, что мы не поняли предыдущий?

– Вчера вышла моя статья о значимости Штадтранда для всего Янсталя, – опустила глаза Хайди.

– Вышла. Твоя. Статья, – медленно повторил Аксель, делая ударение на каждом слове.

– В «Штедтише Цайтунг», – пояснила Хайди. – Они сначала не хотели ее печатать, а тут вдруг у них не хватило материала и образовалась свободная колонка. Решили, что три рекламы с твоей физиономией в целый лист на один номер – это уже слишком. Радостно оповестили меня и-мейлом постфактум. Им бы в голову не пришло, что я захочу отозвать статью. Ты думаешь, это из-за меня ее?..

– Необязательно, могли просто использовать ситуацию. Совместить приятное с полезным, – Аксель снова устало откинулся на спинку сиденья. – Статья вышла… С такими друзьями я точно до премьеры не доживу…

– Кстати, для протокола, – произнес вдруг Яновка. – Может, ты все-таки скажешь, где ты, собственно, был вчера вечером?

– Ты же не думаешь, что я на самом деле?..

– Я столько нового узнал о тебе с тех пор, как ты приехал в Янсталь, что теперь уже не удивлюсь ничему. Так где ты провел вечер?

– Ну в пещерах, – раздраженно бросил Аксель.

– Где? – одновременно повернулись к нему Яновка и Хайди.

– Тонда, следи за дорогой! – рявкнул Аксель на Яновку и продолжил, обращаясь к Хайди: – Я подумал, может быть, эти мысли про Дитриха начались как раз после того… случая. В конце концов, это было мое самое яркое впечатление в юности.

– Ты на что-то наткнулся там, в пещерах?

– Я на что-то наткнулся. Я мог на что угодно наткнуться и не понять в темноте. Вот и решил проверить.

– И что?

– И ничего. Я не смог пройти.

– За тридцать с лишним лет пещеры сильно изменились, – напомнил Яновка.

– Дело не в этом. Я знал, куда идти. Просто не смог.

– Почему ты мне не сказал?! – возмутилась Хайди.

– Понятия не имею. Наверно… думал, если встать лицом к лицу с этим страхом, если справиться с ним, то потом будет легче… Может быть, хотел проверить себя. И еще хотел, чтобы все было, как тогда. Для чистоты эксперимента.

– Ну и не удался твой эксперимент!

– Я был неправ.

– Если как тогда – то с обвалом, – хмыкнул Яновка.

– Тьфу на тебя! – ужаснулся Аксель. – Еще чего не хватало!

– Ты мне не тьфу! – взревел Яновка.

– Следи за дорогой!

– Ты мне не тьфу! Экспериментирует он… А то, что сегодня вечером полноценная репетиция в костюмах, ты не забыл?

– Да помню я про репетицию, все будет отлично, – проворчал Аксель.

Послышался нежный зов мобильника, Аксель полез в карман и тут же издал такой вопль, что Яновка чуть не наскочил на поребрик.

– В полиции у меня отобрали телефон! – простонал Аксель. – Одиннадцать смсок и звонков от Карины! Она приезжает сегодня! Это последний удар. Сейчас ведь, наверно, уже не девять утра?

– Сейчас три часа пополудни, – ответил Яновка не без злорадства.

Аксель уперся лбом в спинку переднего сиденья и тихо попросил:

– Отвези меня обратно в полицию… В тюрьму… В пещеры…

– Кстати, мы приехали, – безжалостно ответил Яновка.

– Нет, я так не могу! – Аксель выпрямился и снова оглядел измазанный костюм. – Как я ей объясню?!

– Так давай ко мне! – предложила Хайди.

– А во что я у тебя переоденусь?

– Может, в квартиру твоего Хайнца? Вы одного роста.

– Я в плечах шире, и у меня все равно нет ключа. Тонда, поворачивай в театр. Буду сидеть там до вечера.

– Вот это меня устраивает! – одобрил Яновка, трогая машину с места.

Аксель ответил на последний вызов.

– Хелло, шэтцхен![26]26
  Schätzchen (нем.) – радость моя, ласковое прозвище.


[Закрыть] – заговорил он неестественно высоким голосом. – Как доехали? Ты понимаешь, репетируем буквально сутки напролет, Яновка так волнуется из-за премьеры…

– Ты меня не впутывай! – испугался Яновка, но Хайди сделала ему знак молчать.

– Да, я был так измотан, что совершенно забыл про телефон. Нет, это никак невозможно. Вечером, поздно. Да, у меня все в порядке. Шэтцхен, я прекрасно себя чувствую! – его голос зазвучал ниже, в нем отразился призвук металла. – Вечером! – Аксель выключил телефон и обвел их ошалелым взглядом. – Весело начинается неделя!