Текст книги "Золотая пчела. Мистраль"

Постепенно она начала задумываться о будущем. Она еще не могла сказать, найдется ли в ее дальнейшей жизни место для Пршигоды, но можно было со всей определенностью предположить, что Тома в ней не будет, хотя Мистраль пока еще не порвала с ним окончательно. А значит, следовало продолжать учиться.

Мистраль списала на маленькую карточку выходные данные книги: «Die Beschreibung von den schönsten europäischen Herrensitzen», Leipzig[38]38
  «Описание прекраснейших европейских имений», Лейпциг (нем.).


[Закрыть], 1836. С полчаса она изучала особенности оформления интерьеров загородного дома некого барона фон Райгена из Лаузица… и внезапно замерла, не отрывая глаз от книги. Перед ней было изображение малой гостиной, черно-белая литография с четко прорисованными мельчайшими деталями мебели и декора вплоть до сложного узора дверных ручек. На стенах комнаты висело несколько картин. И среди них – портрет Констанцы.

Мистраль откинулась на спинку стула, пару минут сидела так, не глядя в книгу. Потом снова наклонилась вперед.

Да. Она хорошо помнила этот портрет в полный рост. Черноволосая женщина на фоне едва различимого замка. Внимательный рисовальщик тщательно скопировал каждую складку цыганского платья, каждый локон, развевавшийся на ветру. 1836 год. Ладно, допустим, Пршигода видел эту картину и решил повторить понравившуюся позу в своей работе… Мистраль недоверчиво прищелкнула языком. На щеке у женщины на картине темной линией выделялся шрам. Если художник не порезал Констанце щеку для пущего сходства со старинным портретом…

Мистраль пролистнула несколько страниц, нашла описание нужной литографии. № 29. На северной стене две картины. Художник – М. Абентойер. Слева – портрет барона Р. Г. фон Райгена, хозяина усадьбы, справа – картина под названием «Констанца. Вечер».

Мистраль внимательно просмотрела весь текст, относящийся к усадьбе фон Райгена, но не нашла упоминаний о картинах, ее внимание привлек только год смерти хозяина дома – 1835. Он умер за год до издания книги. Вот только вряд ли эта информация имела какое-либо значение.

* * *

Был пасмурный и жаркий вечер, напряженно тихий, застывший в ожидании скорой грозы. Мистраль сидела за столиком самого роскошного в городе ресторана «Рока Альтиссима» и мрачно глядела в быстро темнеющее небо над морем. Ресторан притулился на вершине громадной скалы, его широкая терраса открывалась прямо на необозримый морской простор. На Санта-Веране горели огни, но ее почти целиком загораживал черный горб острова Белой Римлянки, уже погрузившегося в спокойный сон.

Мирослав, наверно, удивляется, куда я подевалась, – пришло в голову Мистраль. На этот раз она даже самой себе не могла толком объяснить, почему совсем перестала ездить на остров. Ей все еще было страшно. Но, в конце концов, в сад можно было и не заходить…

– Что ты опять такая мрачная? – спросил Том. – Ну-ка взгляни туда, – Он мотнул головой в сторону террасы. Из-за сильного ветра посетители ресторана предпочитали сидеть в главном зале, но у самого выхода на террасу обосновалась за двумя столиками веселая компания, и среди шумных мужчин и кричаще наштукатуренных женщин Мистраль увидела Пршигоду. Рядом с ним сидел Лио Аванти, местный поэт, фантастически красивый мужчина, о нестандартной ориентации которого отлично знал весь город. Масляно блестящие глаза Аванти не отрывались от лица собеседника, а по положению правого плеча можно было предположить, что рука его находится на колене Пршигоды.

– Кому что нравится, – глубокомысленно изрек Том, с самодовольно-насмешливой улыбкой. Мистраль снова посмотрела в ту сторону и на этот раз, сама того не желая, поймала взгляд художника. Она отвернулась, залившись румянцем.

В то же мгновенье Пршигода, не снисходя до извинений перед сотрапезниками, поднялся из-за стола, пересек зал и остановился возле Мистраль.

– Добрый вечер, – холодно произнесла она.

– Пойдем отсюда, – спокойно ответил Пршигода, протягивая ей руку.

– Знаете что, синьор как вас там… – начал подниматься из-за стола Том.

– Посторонитесь, юноша, – посоветовал Пршигода, – и предоставьте даме самой решать, уйти ей или остаться.

– Вам, наверно, интереснее ваша богемная компания… – пробормотала девушка, вжимаясь в спинку стула, хотя и подозревала в глубине души, что предпочла бы уйти с Пршигодой, нежели сидеть дальше с Томом, ловя его торжествующие взгляды. Но знала она и то, что Том, если его как следует разозлить, может стать опасен.

– Мне интереснее ты, – Пршигода сделал движение в ее сторону, но Том, красный и злой, схватил его за плечо.

– Нет! – дернулась Мистраль, прекрасно представляя себе, чем это кончится: папаша Скади, возможно, и устроит потом головомойку Тому и его дружкам, но Пршигоде это уже не поможет, и как бы до смерти не избили.

Однако на красивом лице Тома ярость внезапно уступила место растерянности, так как он не сумел схватить наглеца, а вышло… как-то даже наоборот. Пршигода легко и незаметно увернулся от его руки, а потом сам взял Тома за запястье. Он был на голову ниже Тома, однако тот, дернувшись раз-другой, понял, что высвободиться не получится, и теперь изо всех сил делал вид, что просто дружески беседует со знакомым. Рвануться сильнее он не решался, потому что… не был уверен в результате.

– Хочешь поговорить? – тихо спросил Пршигода, – Ладно, пойдем, я тебя выслушаю.

Он быстро увел Тома, но не к выходу из ресторана, а на опустевшую террасу.

Выведя Тома из зала, Пршигода свернул в сторону, и Мистраль потеряла их из виду. Робко оглянувшись, она встала из-за стола и направилась вслед за мужчинами.

Пршигода подтащил слабо упиравшегося Тома к небольшой калитке в ажурных металлических перилах террасы. За калиткой к отвесной стене крепилась узкая металлическая лестница, по которой можно было добраться до фонарей, висевших на скале. Эти фонари подсвечивали по вечерам террасу с боков и снизу, образуя вокруг нее сложный узор – с моря вид был сказочный.

Пршигода ударом ноги распахнул калитку, наверно, порвав запиравшую ее цепочку, и шагнул на лестницу. Легко опершись ногой на узкую металлическую ступеньку, он нащупал ногой едва выступавший на отвесной скальной стене карниз, настолько узкий, что его почти не было видно со стороны, и перешел на него, по-прежнему ведя Тома за собой. Тот был вынужден следовать за художником, пока Пршигода не отпустил его на карнизе.

Том плотно прижался к скале, вцепившись рукой в боковину лестницы – на карнизе едва хватало места для его ступней. Размер обуви у Пршигоды определенно был гораздо меньше, и чувствовал художник себя на отвесной скале совершенно комфортно, судя по тому, как расслабленно, даже вальяжно облокотился он о холодный камень. Порывистый ветер трепал его волосы и ударял в худое легкое тело так, что люди, выбежавшие в погоне за увлекательным зрелищем на террасу, невольно стискивали зубы.

– Да какого дьявола они там делают? – выдохнул кто-то за спиной Мистраль.

Рядом с девушкой возник управляющий рестораном, он растерянно топтался на месте, явно не зная, что предпринять. Пршигода между тем спокойно и неторопливо втолковывал что-то Тому, а потом, любезно улыбнувшись и чуть ли не извинившись, невообразимо ловким балетным движением обогнул парня и вернулся на лестницу.

Особенно сильный порыв ветра едва не сорвал его с лестницы, Пршигода неловко взмахнул руками, отпустив железную перекладину, и управляющий рядом с Мистраль громко ахнул. Но Пршигода оттолкнулся от лестницы, качнувшись в сторону, ухватился за перила и как ни в чем не бывало зашел на террасу. Том так и стоял, отчаянно вцепившись в железную трубу и вжав голову в плечи. Его загорелое лицо приобрело зеленовато-желтый оттенок, и было ясно, что снять его со скалы удастся разве что вместе с куском лестницы.

– Hoi’s der Teufel!..[39]39
  К черту! (нем.)


[Закрыть] – выругалась Мистраль, резко развернулась, опрокинув стул, и быстрым шагом пошла прочь.

У входа в ресторан стоял Андрес, Мистраль хотела пройти мимо, но верный солдат, подчиняясь знаку шедшего следом за ней хозяина, встал у девушки на пути.

– Отойди в сторону! – прошипела Мистраль.

– Perdóneme, señora[40]40
  Простите, сеньора (исп.)


[Закрыть], – Андрес смотрел на нее безо всякого выражения.

А в следующую секунду к ним подошел Пршигода.

– Постой, Мистраль.

– Иди к черту!

Мистраль не хотела, чтобы он прикасался к ней: она знала, что тогда пойдет за ним куда угодно, как только что шел Том. Но Пршигода просто встал рядом с ней, засунув руки в карманы и не пытаясь ее удержать. И Мистраль не ушла прочь, хотя Андрес уже уступил ей дорогу.

– Dummkopf! – сказала Мистраль. – Болван! Mein Gott, что теперь будет?!

– Полагаю, твоего приятеля когда-нибудь снимут с лестницы, – ответил Пршигода. – Хотя, возможно, не без помощи автогена.

Мистраль невольно улыбнулась и произнесла уже более спокойным тоном:

– Ты ведь мог погибнуть.

– У меня абсолютное чувство равновесия. И я совершенно не боюсь высоты.

– Тебя едва не сорвало с лестницы! Зачем же нужно было?..

– Позволь обратить твое внимание на тот факт, что меня не сорвало с лестницы. Этого просто не могло случиться. И больше не будем об этом. Идем.

– Куда?

– Ко мне, – теперь Пршигода взял ее за руку и повел вслед за Андресом к морю, где ждал катер.

Мистраль вдруг поняла, что замерзла, ветер с моря кусал ее обнаженные плечи, швырялся мелкими брызгами. Волны накатывали на пляж, доставая все дальше, а за кругом света от фонаря на пристани было совершенно темно, только вспыхивали огни флюоресценции на волнах.

– Вы совсем с ума сошли? – поинтересовалась Мистраль, глядя, как Андрес уверенно спускается в катер. – Темно же совсем! И надвигается шторм.

– Не волнуйся, Андрес нас довезет.

Пршигода ловко подхватил ее на руки и аккуратно передал Андресу, а затем запрыгнул в катер сам.

Взревел мотор, и крохотный одинокий катер помчался в темноту, подпрыгивая на волнах. Фонарь вырывал из тьмы клочок блескучей воды впереди, а где-то очень далеко в непроницаемой черноте, то и дело разрываемой блеском далеких молний, иногда показывалось пятнышко света на вилле.

Пршигода накинул на Мистраль свой пиджак и привлек ее к себе. Волны захлестывали катер, Мистраль ежилась под ударами холодной воды, стараясь вжаться в тело Пршигоды, прячась за его крепкими руками, сомкнутыми на ее груди. А перед глазами была широкая и прямая спина Андреса, которую, наверно, никакая буря не могла согнуть.

– Ты хоть чего-нибудь на свете боишься? – прокричала Мистраль, перекрывая шум ветра, волн и мотора.

– А нужно чего-то бояться? – спросил Пршигода.

– Смерти, например, – Мистраль повернулась так, чтобы видеть его лицо.

– Смерти? – Пршигода усмехнулся. Ветер заметал назад его длинные черные волосы, открывая пятно ожога на шее. – Боюсь. Только я в нее не очень верю.

– Все когда-нибудь умирают, – заметила Мистраль.

– Когда я умру, мне будет на все наплевать. По крайней мере, я надеюсь.

– Сколько тебе лет вообще?

– Больше, чем ты думаешь.

Мистраль хотела спросить еще что-то, но тут ветер швырнул с полчашки воды ей прямо в лицо.

Море уже бурлило кипящим котлом, когда катер, повинуясь действиям железного Андреса, легко вписался в узкий проход и юркнул в относительно спокойные воды бухты.

Пршигода на руках доставил Мистраль на берег и, перекинувшись парой слов с Андресом, так и понес ее вверх по крутой тропе. Андрес остался возиться с катером.

Пршигода удивительно легко, несмотря на груз, поднимался по крутому склону холма, освещая дорогу маленьким фонарем.

– Что ты сказал Тому? Там на скале? – спросила Мистраль.

– Ничего особенного. Сказал, что не собираюсь отдавать ему ни свой остров, ни свою женщину.

– Он тебе этого не простит.

– Наверно.

– Ты не понимаешь? Он же будет мстить! Ты его выставил трусом перед всеми. А тут еще остров! Однажды он подстережет тебя где-нибудь… И будет не один…

– Пусть. Я тоже буду не один.

– С Андресом? – фыркнула Мистраль.

– Не советовал бы никому поднимать на меня руку, когда Андрес поблизости. Ты его просто не знаешь.

– Ты наверняка слишком многого от него требуешь. У него вечно такой усталый вид…

– Это всего лишь иллюзия. На самом деле, у Андреса только один недостаток – он на редкость необщителен. Может молчать сутками и отказывается выучить хоть какой-нибудь иностранный язык.

Войдя в дом, Пршигода поставил Мистраль на пол, однако она не расцепила рук, лежащих на его плечах. Их лица оказались вровень. Пршигода спокойно смотрел на нее своими странными глазами, совершенно черными в темноте. Дышал он ровно, ничуть не запыхавшись после подъема, слегка приоткрыв красивой формы губы, и девушка не удержалась и приникла к ним долгим и жадным поцелуем.

И все же спросила:

– Зачем ты был в ресторане с этим Аванти?

– Он интересный человек. Ты читала его стихи?

– Читала. Мне не нравятся. Ты спишь с ним?

– Между прочим, я не спрашиваю тебя, чем ты занимаешься с юным Скади.

– Ты возишь Аванти сюда? Пишешь его портреты?

– Я никого не вожу сюда, кроме тебя. И давно уже не писал портретов. Только твой, да и тот не удался.

Пршигода, не переставая обнимать ее, направился в комнаты, где она еще не бывала. Мистраль подумала, какие картины могут украшать здесь спальню? И крепче сжала руки на плечах Пршигоды.

– Ох, прости, я задела…

– О чем ты?

– Ну, у тебя на шее…

– А! Все давно прошло. Этой ране уже сотня лет…

– Сотня лет? Ты хочешь сказать, «много лет», или на самом деле сто? Мне уже кажется, что ты бессмертен!

– Да, я сказал про сто лет в фигуральном смысле. На самом деле триста сорок пять.

– Вот как?!

– Ты ведь уже догадалась, что я вампир.

– Я и забыла об этом. К утру ты выпьешь мою кровь?

– Непременно.

А в спальне царила ночь – стены покрывали пейзажи, окутанные тьмой или освещенные сиянием звезд. Сказочные, ненастоящие. Призрачные замки, уходящие шпилями в смутную мглу, призрачные корабли на мерцающих водах, призрачные фигуры в пустынных садах. Выписанные серебром звезды, горящие отраженным светом истинных звезд и луны, заглянувших в открытое окно…

* * *

А потом наступило утро. Оно хлынуло со всех сторон, едва Мистраль открыла глаза. То ли Пршигода с помощью какого-то хитрого механизма заменил картины на стенах, то ли они сами поменялись автоматически. Так или иначе, теперь вокруг Мистраль раскинулись зеленые поля и кудрявые рощицы, залитые солнечным светом, таким же золотым и радостным, какой врывался в окно. Может быть, хозяин действительно умел повелевать погодой?

Я все-таки попала в какой-то роман XIX века, подумала Мистраль. Потайные механизмы, загадки… Но где же сам Мирослав? Уже бродит по своему острову, пытаясь раскрыть все секреты утреннего бриза?

Вчерашнее платье Мистраль, промокшее и измятое до неузнаваемости, исчезло, вместо него на стуле лежал еще один из туалетов Констанцы, опять оказавшийся слишком свободным в груди.

Зажимая декольте рукой, Мистраль вышла в просторный вестибюль и увидела Констанцу, облаченную вопреки обыкновению в джинсы и грубую рубашку; она с грохотом волочила по драгоценной мозаике тяжелый чемодан. Бросив взгляд на грудь Мистраль, Констанца усмехнулась.

– Моя одежда вам не подходит. Когда будем в городе, я скажу Андресу, чтобы зашел за вашими вещами. Он ведь знает, где вы живете? И собаку вашу захватит.

В вестибюль с кряхтением ввалился Борнь, неся в руках гигантский сверток – по форме его нетрудно было догадаться, что это картина.

– Мы с Андресом погрузим это в катер, – прохрипел он своим задыхающимся голосом, зыркнув единственным глазом на Мистраль.

– Вы уезжаете? – спросила девушка Констанцу. – И картину забираете?

– Да, уезжаю, мадам, – Констанца тряхнула буйной гривой черных кудрей, отправляя их за спину. – И забираю картину. Это мой портрет, и он принадлежит мне.

– Констанца уезжает, потому что теперь здесь будет новая хозяйка, – проскрипел Борнь. – Так что мадам придется раздеваться без горничной. Впрочем, обращайтесь, я всегда готов помочь.

Мистраль вздрогнула, снова стянула края декольте и пробормотала:

– Спасибо, я уж как-нибудь сама.

– Прекрати свои глупости! – прикрикнула Констанца на Борня. – Ты прекрасно знаешь, что уезжаю я вовсе не поэтому. А вам, мадам, следует быть осторожнее.

– О чем это вы? – спросила Мистраль.

– Очень больно бывает лишаться иллюзий, – прохрипел Борнь, криво усмехаясь, – улыбка выглядела страшновато на почти безгубом лице. – А если иллюзии создаются намеренно, кто знает, что они могут скрывать? Потайные двери, нераскрытые убийства, давние пожары… – Он шумно втянул воздух, словно эта тирада совсем лишила его дыхания.

– Хватит, идем, – приказала Констанца, поднимая чемодан.

– Слушаюсь и повинуюсь, – издевательски поклонился Борнь и потащил картину следом за женщиной, но тут же оглянулся, подмигнул Мистраль и что-то бросил в нее. Девушка автоматически поймала сероватый комок – смятый кусочек бумаги – и осторожно расправила его. Ее глазам предстал карандашный набросок женского лица, явно сделанный рукой Пршигоды. Мистраль поразил прямой, смелый, пронизывающий взгляд, устремленный на нее с листа бумаги.

– Все-таки, Синяя борода? – пробормотала она.

Спустя какое-то время она стояла на лестнице и смотрела, как Пршигода идет к дому с холмов, держа под мышкой папку для этюдов.

– Здравствуй, Миро, – улыбнулась она.

– Чувствуешь, какой дует ветер? – спросил он, подойдя к девушке и прижимая ее к себе свободной рукой. – Мой любимый. Твой ветер.

– Он приносит с гор шторма, – напомнила Мистраль.

– Сегодня шторма не будет. Обещаю.

– Охотно верю! – рассмеялась Мистраль.

– Тебе нужна другая одежда, – заметил Пршигода, когда они вошли в дом.

– Андрес забросит. Он повез Констанцу на материк, – Мистраль замялась. – Кажется, она совсем уехала.

– Вот как? – Пршигода нахмурился на мгновенье, но тут же тряхнул головой. – Она вернется. Не в первый раз, – и он снова обнял Мистраль.

– А где та комната, в которую ты не разрешишь мне заглядывать? – тихо спросила Мистраль.

– Что? – Пршигода удивленно посмотрел на нее, но тут же улыбнулся. – Не скажу. Дразнить тебя я не намерен.

* * *

Теплый августовский вечер накрыл прибрежный город звездным плащом. В особняке сэра Джайлса Эркрофта, лорда Кайенби, собирались гости. Старый лорд, полковник в отставке, в свое время объехал весь мир, всеми силами стремясь не пропустить ни одного военного конфликта, в котором принимал малейшее участие британский мундир. Боевым крещением его стала операция «Оверлорд»[41]41
  Десантная операция союзников по высадке войск в Нормандии, открывшая Второй фронт во Второй мировой войне (началась 6.06.1944 г.).


[Закрыть]. Высокий, стройный и подтянутый, несмотря на пожилой возраст и скрытые под элегантным костюмом шрамы, с белоснежными волосами и усами цвета стали, он стоял рядом со своей племянницей, светлой и хрупкой в нежно-голубом платье, которое необыкновенно шло к ее ясным глазам.

Поднимаясь по лестнице под руку с Пршигодой, Мистраль скосила глаза на спутника. Его черные волосы были гладко зачесаны назад и спадали на воротник блестящими завитками. Мистраль подумала, что у лорда может возникнуть предубеждение против мужчины со слишком длинными волосами – он был несколько старомоден. В остальном Пршигода выглядел безупречно, а стянутый галстуком воротник рубашки почти скрывал ожог у него на шее. Мистраль вспомнила Тома с его огромным ростом и смазливой физиономией и улыбнулась. В Пршигоде было что-то неуловимо старинное; грациозный, как танцор, с изящными манерами, он должен был понравиться сэру Джайлсу гораздо больше ее прежнего спутника на званых вечерах!

Они подошли к хозяину, Мистраль представила Пршигоду и лорда с племянницей друг другу.

– Очень рада познакомиться, – улыбнулась Дженни. – Я слышала, что вам принадлежит ближайший к городу остров и вилла на нем?

– Да, вилла «Романа Бьянка», мисс Эркрофт.

– Мистраль говорила, что там очень красиво.

– Несомненно. Остров, надо признать, довольно дикий, там нет приличных дорог, только тропинки; холмы заросли лесом и кустами. Водится там и кое-какая живность.

– Там, наверно, чудесные пейзажи? Мистраль говорила, что вы художник.

– Балуюсь немного. Вы, как я понял, тоже пишете? Буду счастлив в любое время видеть вас на моем острове, мисс Эркрофт.

– Благодарю вас, обязательно воспользуюсь приглашением, мистер Прдж… Прж…

– Пршигода, – неожиданно легко и четко произнес лорд. – Да, мы много слышали о вас и давно уже хотели познакомиться. Вы ведь нечасто бываете в городе? Я знаю ваш остров. Там очень…

– Спокойно, – закончил за него Пршигода.

Когда они сидели за столом, лорд Кайенби вдруг поинтересовался:

– Мирослав Пршигода… Скажите, а вашего отца звали так же?

Пршигода с любопытством взглянул старику в глаза и, помедлив несколько секунд, ответил:

– Да. Так же.

– Видимо, я знал его. Франция, июль сорок четвертого. Военный госпиталь в Шартре. Может такое быть?

Пршигода нахмурился, вспоминая.

– Да. Вполне. Он действительно участвовал в открытии Второго фронта. Он всегда был авантюристом, знаете ли… Тогда ему непременно хотелось принять участие в освобождении Европы, а значит, и родной страны. Но все обернулось не лучшим образом. С социалистическим строем отец не ужился.

– Понимаю, – кивнул сэр Джайлс. – Одно могу сказать, ваш отец был человек железный. Вас-то тогда, конечно, еще на свете не было, а я был совсем мальчишкой, но помню все очень четко – ведь это была моя первая война. Теперь я вижу, что он пережил ее.

– Да, – улыбнулся Пршигода.

– А сейчас он жив? – спросил старый лорд.

– Н-нет… пожалуй что нет, – странно замявшись, ответил Пршигода, и, отметив удивление приподнятой бровью, сэр Джайлс перевел разговор на другое.

* * *

Дженни затащила Мистраль в кабинет лорда и усадила в огромное кожаное кресло, а сама умостилась на подлокотнике.

– Что скажешь? – спросила Мистраль, лениво разглядывая корешки редких изданий по истории армии и флота, а также старинных словарей и энциклопедий в высоких книжных шкафах, сплошь загораживавших стены – у лорда была неплохая коллекция справочной литературы XVIII–XIX веков.

– Он великолепен! – возбужденно сообщила Дженни. – Просто нет слов!

– Руки прочь от моего парня! – предупредила Мистраль.

– А как же Том? – игриво напомнила Дженни.

– Никак. С Томом все. Окончательно.

– Вот и хорошо! Том и в подметки не годится этому Прдж… Это ведь не русская фамилия?

– Чешская, – ответила Мистраль, зацепившись взглядом за толстый том на полке в шкафу, стоящий в плотном ряду точно таких же.

– А где его извозчик? – поинтересовалась Дженни.

– Был с нами, – пожала плечами Мистраль. – Наверно, Пршигода оставил его где-то снаружи. Он часто ждет нас где-нибудь в кафе или просто на улице.

– Это же нехорошо, – заметила Дженни. – Кто он вообще для твоего Пр… Мирослава?

– Слуга. Телохранитель. На самом деле, не знаю, что их связывает.

– А парень красивый. Даже очень. И военная выправка…

Мистраль встала с кресла и подошла к шкафу. Плотные ряды многотомного «Großes biographisches Lexikon»[42]42
  «Большой биографический словарь» (нем.)


[Закрыть] занимали несколько полок, но внимание девушки привлек кожаный корешок с тиснением фрактурой: «Ranke – Reigen».

– Сэр Роберт ведь, наверно, не будет против…

– Конечно, – махнула рукой Дженни. – Смотри, пожалуйста. Но неужели ты и сейчас способна думать только о работе? С тобой уже и не увидишься, кроме как в гостях. Днем ты в библиотеке, ночью – на острове.

– Я больше не невеста богатого наследника, значит, надо как-то устраиваться в жизни!

Мистраль не без труда вытянула тесно зажатую другими книгу, уселась с ней за огромный письменный стол и открыла на статье под заголовком: «Роберт Гюнтер, барон фон Райген (1795–1858)».

Статья была совсем коротенькая. В 1830–1834 годах барон являлся бургомистром города Йоханнесталь в Нидерлаузице – Мистраль вспомнила, что дом с картинами находился как раз где-то там. С 1840 года он занимался экспериментами в области дагерротипии, даже сделал определенный вклад в развитие нового искусства. Умер он в августе 1858 года в городе Аргант близ Граца в Австрии.

– Интере-есно, – протянула Мистраль. – Здесь написано, что он умер в 1858 году. А я ведь точно помню: в книге о его доме была другая дата смерти – 1835 год! Я еще обратила внимание, что он прожил ровно сорок лет.

– Ничего себе! – заметила Дженни. – Значит, словарь добавил ему целых двадцать три года жизни!

– Как это может быть? – спросила Мистраль.

– Опечатка.

– Исключено. Книги того времени тщательно редактировали. Обнаруженные после печати книги ошибки указаны на специально вклеенном листке, про дату там ничего не было. В словаре тоже не может быть опечатки, ведь там сообщается, где был и чем занимался барон фон Райген все эти двадцать три года…

– Довольно скупо сообщается, без особых деталей, – заметила Дженни. – Но почему тебя это так волнует?

– Это… это важно для моей работы, – солгала Мистраль. Она сама толком не могла объяснить, в чем тут дело, но портрет Констанцы не давал ей покоя.

– На самом деле, объяснить это можно очень просто, – заметила Дженни. – Два разных человека с одинаковым именем, вот и все. Отец и сын. Родственники. А авторы словаря сочли, что это один и тот же человек. Такие ошибки случались сплошь и рядом.

– Вряд ли. Словарь издан в конце XIX века, не так уж много времени прошло…

– Ты вспомни, что творилось в это время в Европе!

– Но речь идет о бароне! Барон – это не кто попало.

– А в каком году была издана та книга?

– В 1836 году. Через год после его… первой смерти.

– Тогда все ясно. С ним что-то случилось, и его сочли мертвым. А выяснилось, что он жив, уже после издания книги.

– Наверно, ты права, – нехотя признала Мистраль. – Но я еще попытаюсь в этом разобраться!

– Пойду поищу Андреса, – решила Дженни. – Все-таки это нехорошо – бросать его на улице. Хоть поговорю с ним…

– Попробуй, – усмехнулась Мистраль.

– Позволь напомнить, что я, в отличие от тебя, знаю испанский.

– Чтобы разговорить Андреса, знания испанского явно недостаточно, – пожала плечами Мистраль.

* * *

– Но послушайте! – втолковывала Мистраль невидимой женщине – архивариусу из маленького восточно-немецкого городка. – В «Großes biographisches Lexikon» указано…

– Вы уже это говорили, – устало ответила женщина. – У нас нет таких сведений. Я сообщила вам все, что смогла найти.

– Verdammt![43]43
  Проклятье! (нем.)


[Закрыть] – выругалась Мистраль, вешая трубку.

– Надеюсь, это не по поводу моего прихода? – весело поинтересовалась Дженни, зайдя в комнату и потрепав по ушам Шарло, который, как всегда, вежливо подошел поздороваться.

– Я с таким трудом связалась с архивом этого Йоханнесталя – этой глухой деревни! Ты не представляешь, чего мне это стоило – добиться звонка в Восточную Германию! За меня замолвили словечко в Университете, дав понять, что это для научной работы! – пожаловалась Мистраль. – И что я выяснила?!

– Что же?

– Что в 1835 году Роберт Гюнтер барон фон Райген благополучно свернул шею, глупейшим образом свалившись с лошади. И был благополучно похоронен. Весь город скорбел о своем бывшем бургомистре… И откуда у покойника такой интерес к фотографии?

– Между прочим, – заметила Дженни, – фотография как раз в те времена имела к покойникам самое прямое отношение. Раньше считали, а в некоторых отсталых племенах в какой-нибудь Африке считают и по сей день, что фотография вбирает частицу души того, кого снимают. Поэтому в прошлом иногда фотографировали мертвецов, чтобы их души остались с родными.

– А ведь верно, – задумчиво заметила Мистраль. – А ведь верно… – Она внимательно посмотрела на подругу. – А что это ты сегодня такая сияющая? Откуда пришла?

– Андрес катал меня на катере, – охотно призналась Дженни.

Мистраль воззрилась на нее в безмерном изумлении.

– А почему бы и нет? – с вызовом спросила Дженни.

– И как он? Интересный собеседник?

– Некоторые молчат так, что это стоит любых слов! Любопытно, сколько ему лет?

– Наверно, куда больше, чем можно подумать, – пробормотала Мистраль.

– Что?

– Ничего. Как думаешь, он уже увел катер к острову? Я хочу повидаться с Мирославом, – Мистраль направилась к двери. – Пожалуй, я уеду на некоторое время.

– В Восточную Германию? – поразилась Дженни.

– Нет, конечно, кто меня туда пустит? В город Аргант в Австрии. Наверно, тоже порядочное захолустье. Это… нужно для моего диплома.

* * *

– И что дальше? – недовольным тоном спросила Мистраль у Шарло, неторопливо идя по истоптанной старинной мостовой Арганта – тысячи полторы населения, не больше. В сонном спокойствии пасмурного сентябрьского дня ее одинокие шаги и цокот коготков бульдога звучали громко и решительно, отзываясь эхом среди покрытых плющом каменных стен и узких двориков, украшенных островерхими башенками.

Шарло осуждающе покосился на нее – он-то вообще не одобрял всю эту авантюру.

Ничего не удалось выяснить ни в архиве, ни в библиотеке. Оставалось только плюнуть, признать поражение и возвращаться. Тем более что Мистраль сама не могла взять в толк, чего ради она сюда приехала и что, собственно, рассчитывала найти. С другой стороны, здесь, вдали от зеленых холмов и старинной виллы, она постоянно ощущала горькую, почти болезненную тоску по ним и чуть ли не страх, что по возвращении остров окажется иным. Что хозяин его вдруг куда-то уедет. Она безумно скучала по Мирославу. По пронизывающему взгляду то ли зеленых, то ли карих глаз и мимолетной улыбке. Здесь ей впервые стало ясно, что она уже не может обойтись без этого взгляда и этой улыбки.

– Все, Шарло, – заключила Мистраль. – Едем домой. Будем считать, что нам надо было разобраться в наших чувствах. Разобрались. И какое нам, в конце концов, дело, отчего больше ста лет назад помер барон, о котором здесь никто и не слышал?

Шарло просопел нечто однозначно одобрительное и зашагал вперед походкой старого кавалериста, а девушка внезапно застыла на месте.

Из-за облаков выступило солнце и залило светом старую церковь на окраине города, небольшой лесок в разноцветном уборе осени и вершины Альп вдали… И Мистраль поняла, что уже видела все это раньше. Это был самый обычный центрально-европейский пейзаж, ей случалось рассматривать сотни фотографий и открыток с подобными церквями, не говоря уже о литографиях и акватинтах[44]44
  Разновидность гравюры. Оттиск ее похож на рисунок акварелью.


[Закрыть] в старых книгах по архитектуре… Но нет, именно эту церковь с приметным погнутым флюгером – вероятно, когда-то в него ударила молния – она помнила слишком хорошо, как и именно этот лес, и ломаную линию горного кряжа. Именно этим пейзажем она тысячу раз любовалась в столовой виллы «Романа Бьянка». Это была одна из тех полных солнечного света картин, отличавшихся сочными, теплыми цветами, которые чаще других вывешивались в доме, чтобы небо над островом заливалось ясной, нежной синевой и зелень блестела за окнами так же весело, как и на полотнах.

Шарло потоптался на месте и вопросительно посмотрел на нее.

– Извини, мы тут все-таки задержимся, – объявила Мистраль и повернула обратно к зданию библиотеки.

* * *

Шарло тяжело, прерывисто вздохнул и, философски приняв неизбежное, свернулся под столом в клубок. Библиотекари уже поняли, что от бульдога никакого беспокойства не будет, и смирились с его присутствием.