Текст книги "Время ведьмы"

Мир все еще продолжал плыть, но Таня понемногу нащупывала в нем островки знакомой реальности и старательно цеплялась за них, заново выстраивая картину.

Ни минуты не колеблясь, она выпалила:

– Я хочу вам помочь. Скажите, как.

– Татьяна, о чем вы говорите? Каюсь, я вас в это дело впутал, но сейчас то…

– Ян, вы все еще продолжаете считать меня дурой, или просто хотите избавиться. Я уже влипла. Неужели вы думаете, что теперь от меня просто так отстанут? Так чем быстрее мы с вами поймем, что происходит, тем лучше.

– Ну, что же, – почесал переносицу Ян, – похоже, вы правы. Ладно, давайте пойдем и, как и в прошлый раз, отобедаем. И я расскажу, чем вы можете быть полезны.

* * *

Возвращаясь уже под вечер в город, Татьяна чувствовала, как внутри у нее сплетается тугой клубок противоречивых чувств. Радость, предвкушение новых интересных событий, страх, тревога, неуверенность, бодрость…

Больше всего хотелось, чтобы не кончалась ровная асфальтовая полоса, по которой катила ее машина.

Решив, что нет смысла стараться удержать то, что все равно рано или поздно закончится, она откинулась на спинку сиденья, поудобнее перехватила руль и прибавила громкость радиоприемника.

Через несколько минут Таня громко, не очень мелодично, зато с большим чувством подпевала солистке «Мельницы»:

 
– Но никогда мой брат-чародей,
Ты не найдешь себе королеву,
А я не найду себе короля!
 

Дорога была уже знакома, так что, от души напевшись, Таня переключила приемник на более спокойную волну, где передавали, в основном, инструментальную музыку, и стала вспоминать разговор с Вяземским.

Как и в прошлый раз, они обедали в небольшой столовой, и Ян Александрович, нет, просто, Ян, он сам так попросил его называть, ухаживал сам.

Она попыталась задавать вопросы, но хозяин дома вскинул руку:

– Так! За обедом никаких разговоров о колдунах и нечисти! Ешьте.

И сам принялся уплетать суп-пюре из шампиньонов.

Закончив обед, перешли в кабинет Вяземского, и он попросил принести им кофе.

Потягивая густую темную жидкость, начал свой рассказ:

– Давайте поступим так – я сейчас расскажу вам то, о чем имею право говорить с непосвященными, затем вы зададите мне свои вопросы. Смогу ответить – отвечу. Не смогу – увы, «без комментариев».

Итак, начнем с того, что я уже упоминал в беседке – фактически все спецслужбы мира, по тем или иным причинам, отслеживают явления, которые обычные граждане считают несерьезной чертовщиной, или в которые просто не верят. Между тем, подобные отделы и управления существуют, иногда информация о них даже просачивается, с разрешения руководства, в прессу. Достаточно вспомнить, к примеру, штатовскую «Зону-51».

Вяземский сделал глоток кофе и взял из вазочки маленькое, обсыпанное сахаром, печенье. Откусил, деликатно захрустел. Прожевав, продолжил:

– Существовало нечто подобное и у нас. Но, в силу разных причин, о которых я, правда, только читал, направление это пришло в совершеннейший упадок, особенно в лихие девяностые. Поэтому, не так давно, ко мне обратились представители российских служб, и предложили сотрудничество в этой области.

– А почему именно к вам, Ян?

– Таня, отчасти, «но коммент». Скажу только, что в прошлом моей семьи, да и в моем тоже, достаточно событий, которые позволяют мне считать себя, если и не экспертом, то человеком, отлично разбирающемся в этой теме. Сразу предупрежу ваш следующий вопрос – я согласился потому, что мой род всегда служил Отчизне, как бы пафосно это не прозвучало. Я не вижу причин, по которым мог бы поступить иначе.

– Кроме того, – он улыбнулся, и лицо его стало совершенно мальчишеским, – я авантюрист и люблю все новое и неизведанное.

– Кажется, в этом мы с вами сходимся, – хмыкнула Таня.

– Да я уже успел это заметить!

– Хорошо, тогда расскажите мне, какого черта со мной происходило в последние дни, и что за зомби на меня напали!

Вяземский аккуратно поставил чашку с кофейной гущей на поднос, задумчиво промокнул губы салфеткой. Было похоже, что он подбирает слова для ответа.

– Всего я вам не скажу. И даже не потому, что не имею права. Просто не знаю. Очень похоже на то, что вас приняли не то за моего курьера, через которого я передал какую-то важную информацию, и решили ее из вас обязательно выбить, не то за моего помощника, который раньше не попадал в поле зрения.

– Но убивать то зачем?!

– Скорее всего, когда не удалось заполучить от вас информацию во время разговора в кафе, кто-то решил, что проще будет вас убрать, замаскировав это под хулиганское нападение. Заодно, это отвлекло бы и мои силы от расследования.

– Что за расследование, вы мне, конечно же, не скажете?

– Не скажу, – улыбнулся Вяземский.

– Ян, но я же не дура. Вы встретились с Лесто. Именно там вы и показали меня окружающим. Как это у вас называется – «засветили»? Узнать, что Лесто крутится вокруг наших эзотериков – дело совершенно плевое. Складываем два и два, и…? Так чем я могу вам помочь?

Ян остро глянул на собеседницу и одобрительно кивнул.

– Что ж. Вы явно не прекратите собирать информацию. Ради вас уже частные детективы стараются!

Таня против воли коротко хихикнула, но тут же взяла себя в руки.

Вяземский скрестил руки на груди, взгляд его стал задумчив. Он что-то решал для себя, выстраивал в уме некую комбинацию. Наконец сказал:

– Вы ведете в газете колонку о городских тайнах, так? Помню, еще говорили, что интересуетесь деятельностью Якова Брюса. Значит, связи в среде знатоков Москвы, историков, этнографов имеются. Правильно?

– Не могу сказать, что такие уж обширные, но знакомые есть. И историки, и этнографы, – вздохнула Таня, вспоминая галантного Петю Резчика, пытавшегося уговорить ее ехать с ним в Сочи. Стоять на ногах в тот момент Петя мог исключительно вертикально. Стоило ему податься назад или вперед, и он начинал извиваться, словно садовый шланг под напором воды. Приходилось хватать его за отвороты кожаной куртки и снова выравнивать. Прелесть ситуации была в том, что напоила Петю до такого состояния она. А что делать! Нужно было выкачать из него байки о призрачном мусорщике, якобы обитавшем в старых канализационных трубах под Замоскворечьем. К этнографам Петю отнести можно было с большой натяжкой, но слухов и баек о Москве знал великое множество, чем и пользовался, входя в доверие к клиентам. Правда, потом клиенты его обычно именовались «потерпевшими».

– Отлично. Тогда слушайте дальше.

– А можно я диктофон включу?

– Нет, Таня, это не интервью, так что, полагайтесь на память. Вы уже сами поняли, что дон Мануэль Лесто вызывает мой живейший интерес. Им самим уже занимаются, но меня привлек один момент, который вы сами и назвали – это его контакты с отечественными любителями эзотерики и прочими, как вы сказали «гиперборейцами». Этот человек ничего не делает просто так, поэтому, у него есть какая-то цель. Какая – тоже задача не ваша. Вас же я попрошу заняться тем, что поможет и вам самой – если что-то получится, материал будет сенсационный. Да и интерес в этом направлении с вашей стороны будет куда более естественным, чем с моей.

– Так что за интерес то? – решила ускорить размышления Вяземского Татьяна.

– Да, простите. Я немного увлекся. Чтобы стало понятнее, о чем речь, я должен сказать пару слов о самом Мануэле Лесто. Я знал его еще там – в Эквадоре, и он всегда вращался в кругах различных мистиков, почитателей Кастанеды, спонсировал каких-то непонятных колдунов, возрождающих «традиции далеких предков», и так далее. При этом сам он человек самого, что ни на есть практического склада ума, обладает весьма приличным состоянием и давно уже состоит на дипломатической службе.

Все бы ничего, но однажды господином Лесто заинтересовалась налоговая служба Аргентины. Всерьез заинтересовалась, но, вот ведь незадача, главные фигуранты внезапно скончались, следователь, занимавшийся основной линией расследования сошел с ума, а документы на этого достойного человека пропали из охраняемого сейфа. Связать это с самим доном Мануэлем не удалось, но, как говорится в классическом анекдоте, «осадочек остался».

Таня почесала ногтем бровь и спросила:

– И чем придется интересоваться мне?

– А как раз тем, о чем вы уже узнали. Его интересом к московским мистикам. Но я не прошу вас ходить и выспрашивать знакомых Лесто. Нет. Мне нужны ваши способности в увязывании обрывков информации.

Дело в том, что Лесто с младых ногтей увлекается мифологией и магией тольтеков и тех, кого многие считают их преемниками на пути Темного Знания – ацтеков.

Раз Лесто здесь и собирает информацию, значит, чувствует что-то полезное для себя. Я хочу понять – что. Ищите все, что как-то может объединять ритуалы тольтеков, ацтеков, и интерес Лесто к российской истории. Пусть даже это покажется вам совершенно бредовым.

Таня старательно записала в свою тетрадь – «тольтеки, ацтеки, ритуалы. Славяне – какие ритуалы были у них. Москвоведы? Кого спросить?».

Вяземский дождался, когда она закончит писать, и попросил:

– А теперь, пожалуйста, расскажите, как можно более подробно, о чем вас пытался выспросить Соловьев.

Рассказывать пришлось три раза. Каждый раз Вяземский задавал новые уточняющие вопросы. Особенно его интересовало все, что связано с «дымящемся зеркалом» и «черными камнями». В конце концов Таня заявила, что больше не в состоянии выносить такое насилие над своим мозгом, поскольку вспоминать попросту нечего.

Вяземский вышел провожать ее на крыльцо. Подтянутый, очень прямой, он снова показался ей человеком другой эпохи – куда более опасной и благородной, пришельцем из тех времен, когда слово «честь» еще не вызывало презрительную усмешку.

И пусть говорят, что таких времен не было – при виде Вяземского Татьяна хотела верить – были. Обязательно были.

Она уже сбегала по ступеням, когда Вяземский окликнул:

– Татьяна! Таня, подождите.

Она обернулась и чуть не столкнулась с ним – оказывается, он был уже совсем рядом. На раскрытой ладони протягивал ей свернутый кольцом кожаный ремешок.

– Возьмите, пожалуйста.

– Ян, у вас входит в привычку дарить мне на прощание подарки, – улыбнулась она.

– Разве это плохая привычка? – его ответная улыбка казалась чуть смущенной.

– И вы снова попросите носить, не снимая?

– Да. Попрошу. Желательно, на левой руке. Давайте-ка я сам завяжу.

Оказалось, это браслет, наподобие тех, которыми любили украшать себя хиппи. В отечественном сленге они получили известность, как «фенечки».

Но этот отличался от никчемушных поделок арбатских бездельников, как кухонный нож от боевого клинка.

Через широкую кожаную полосу были пропущены несколько тонких ремешков, на которых крепились маленькие костяные фигурки.

Таня присмотрелась – белый волк с оскаленной пастью, медведь, грозно поднявший лапу, хищная птица, раскинувшая крылья – не то сокол, не то орел.

– Кто это? – серьезно спросила она, показывая на птицу.

– Сокол, – коротко ответил Вяземский.

Татьяна вытянула руку, любуясь подарком. Браслет смотрелся стильно и даже грозно. Он плотно охватывал запястье, и Тане неожиданно захотелось сжать ее в кулак, почувствовать в руке тяжесть рукояти боевого меча.

– Это тоже оберег, да? – посмотрела она на Яна.

– Да. Но не только. Считайте это еще и системой охраны. И средством аварийной связи. Если вам будет что-то действительно серьезно угрожать, сорвите одну из фигурок и постарайтесь сломать. Например, раздавите каблуком. Но только, если угроза будет действительно смертельной. Это очень, – тут он сделал паузу, – мощное средство. В обычных условиях с этим оберегом управляются иначе, но вам я сейчас об этом рассказывать не буду.

– Спасибо, – коротко, но от всей души поблагодарила она Вяземского.

Сплетения

Уехала Таня только в начале восьмого, когда апрельский вечер решительно вступил в свои права, и парк затянуло зябкими сумерками.

Трясясь по колдобинам грунтовки, она поймала себя на мысли, заставившей ее досадливо зашипеть: – Ай-й, прекрати.

Ей очень не хотелось уезжать. А хотелось сидеть в беседке рядом с Яном и смотреть, как вечерние тени размывают очертания деревьев, вдыхать запах весенней ночи, мерзнуть в своей тонкой городской куртке, а потом отогреваться в той маленькой столовой, где они обедали, и смотреть, как Ян, поглядывая на дверь, ложкой поедает варенье.

Сейчас эти мысли снова вернулись.

Решительно выпрямившись, она нажала кнопку переключения радиостанций на автомобильном приемнике. Удовлетворенно сказала: – О, то, что нужно!

И бодро заголосила вместе с солистом «Наива»:

 
– Я часто вижу страх
В смотрящих на меня глаза-ах!
 

Если бы Татьяна или Вяземский знали о трагической участи капитана Нифонтова, если бы Ян попросил ее заняться поисками чуть раньше, если бы он несколько раньше узнал о «расчлененке», которую уже забрало в свое производство и строжайше засекретило ФСБ…

Сколько их, этих вечных «если бы»?

Многих событий бы не произошло, многие люди остались бы живы, но все случилось так, как случилось.

Татьяна уехала домой, а Вяземский вызвал к себе Олафа, и, налив ему большую кружку крепкого черного чая, предложил присесть в одно из кресел, стоявших возле столика у окна.

Сам сел напротив, задумчиво уставился в непроглядную темень.

– Ян Александрович, что вас беспокоит? – прихлебывая чай, спросил Олаф.

Вяземский помолчал, поглаживая пальцами подбородок.

– Понимаете, Олаф, я никак не могу связать воедино кучу разрозненных фактов. Я чувствую шевеление вокруг, понимаю, что готовится что-то серьезное, возможно, даже один из Прорывов, но как только я пытаюсь сконцентрироваться и собрать картину, детали тут же разлетаются.

– Вы думаете, они действительно могут готовить Прорыв? Последний раз это случилось… сколько? Сорок или пятьдесят лет назад. Насколько я помню, австралийцы после этого заверяли нас, что Граница запечатана настолько надежно, насколько это вообще возможно.

Вяземский указательным пальцем потер свою искривленную переносицу:

– Печати! Вы не хуже моего знаете, насколько они условны. Да, австралийское отделение поработало замечательно и теперь там тишь да гладь. Но вопрос надо ставить иначе – чей именно Прорыв может готовиться? И почему именно здесь? И какое ко всему этому отношению, черт побери, может иметь аргентинский мошенник Лесто?

– Не пойму. Пока не пойму, Ян Александрович, – признался Олаф.

– Вот и я пока не понимаю.

Бесшумно поставив чашку на столик, Олиф снова откинулся в кресле.

– Скажите, а вы действительно думаете, что эта журналистка может раскопать что-нибудь стоящее?

– Откровенно говоря, нет. Но – сами знаете, иногда случаются самые невероятные вещи. К тому же, для нее куда безопаснее сидеть в архивах и беседовать с благообразными старичками-учеными, нежели рыскать по городу в поисках информации о Лесто. Откровенно говоря, я еще не знаю, как аукнется ее просьба, с которой она обратилась к Станиславу Загорулько.

– Думаете, этот будет рыть всерьез?

– Мало того, он уже роет. Вот скажите, вы верите в совпадения?

– Если честно, не очень, – сдержанно улыбнулся Олаф.

– Вот и я не очень. А то, что капитан Загорулько служил в группе, обеспечивающий силовое прикрытие экспедиций «Спецотдела», и вовсе наводит меня на тяжкие размышления. Кстати, это стопроцентно достоверная информация?

– Абсолютно. Поверьте, я перепроверял по нескольким источникам – уточнил Олаф. – Сегодня с утра данные подтвердили. А потому, снова встает вопрос, который я вам задавал сегодня утром, когда отследил активность этого детектива – случайна ли ваша встреча с Бересневой.

Вяземский встал, прошелся по кабинету, остановился перед собеседником.

Покрутил головой, разгоняя напряжение после трудного дня. Ответил:

– А вы знаете, думаю, случайно. Либо ее используют настолько втемную, что она это как вмешательство даже не воспринимает. Понимаете, не будь это так, она не стала бы обращаться к Загорулько настолько открыто. Да и сам этот отставной капитан не полез бы так прямолинейно меня проверять.

– Похоже на то, – кивнул, поднимаясь, Олаф, – Какие распоряжения будут на завтра?

– Завтра мы с вами будем совершать визиты. Мне очень интересно, что же, все-таки, черт побери, происходит в этом славном городе.

* * *

В это же время в одном из особняков, расположившихся в самом центре Москвы, состоялась беседа, содержание которой очень заинтересовало бы Яна Вяземского и Олафа.

В комнате, тускло освещенной масляными светильниками, находились двое.

В невысоком ухоженном мужчине ярко выраженного латиноамериканского типа Татьяна без труда узнала бы Мануэля Лесто. Сейчас дон Мануэль взволнованно расхаживал перед вторым участником разговора, который слушал торопливую речь дипломата, вольготно раскинувшись в мягком кожаном кресле.

Разговор шел на языке, не поняли бы даже сегодняшние потомки ацтеков. Звуки этого языка некогда грозно разносились с вершин ступенчатых пирамид, обильно орошенных человеческой кровью, повергая в ужас окрестные племена.

– Поймите вы, – горячо убеждал Лесто, – нельзя действовать настолько неосмотрительно! Мы действуем практически на свой страх и риск! Мы в чужой стране с чужой культурой, помнящей о совсем других богах! Попробуйте объяснить это нашему почтенному гостю!

– Гостю? – холодно спросил сидевший. Его широкое круглое лицо с толстыми мясистыми губами и тяжелыми веками напоминало маску древнего божества. Веки лица-маски дрогнули, и Лесто, споткнувшись на полушаге, остановился. Взгляд черных, горящих жестоким внутренним светом, глаз, пригвоздил его к месту.

– Гостю? – переспросил широколицый. – Вы забываетесь, Лесто. И забываете, что тот, кого вы назвали гостем, является вашим повелителем. И если Говорящему с Тецкатлипока нужны для смертного существования жизни этих белых дикарей, то он их получит столько, сколько требуется. Это понятно?

Лесто вытер белоснежным платком посеревшие трясущиеся губы:

– Великий Ицкоатль, поверьте, я нисколько не сомневаюсь в мудрости Говорящего. Вы знаете, что во всем здешнем мире у него нет более преданного слуги.

– Конечно, знаю, – высокомерно ответил Ицкоатль. – Ты же прекрасно понимаешь, что твое жалкое существование зависит от того, насколько ты будешь полезен Говорящему с Тецкатлипока.

Произнося эти слова, Ицкоатль встал. Несмотря на небольшой рост, он нависал над Лесто, подавляя собеседника холодным презрительным величием.

– А потому, – продолжал он, – более не беспокой меня подобными мелочами.

– Хорошо, о Великий, – склонив голову, ответил Лесто. – Но я хотел бы знать, что делать с женщиной, которой так неосторожно открылся наш слуга. И как поступить с воином, которого прислали сюда наши враги?

На секунду Ицкоатль задумался. При упоминании воина по его лицу скользнула тихой змеёй недобрая улыбка.

– Лишнего внимания привлекать не стоит. Поэтому, в отношении воина пока ничего не предпринимай. Сейчас мы должны отвлекать его, подбрасывать ложные следы, подобно тому, как ящерица отбрасывает свой хвост, уходя от врагов. Для этого как раз можно использовать женщину. Попробуй убить ее, но так, чтобы это выглядело, как несчастный случай. Даже если она останется жива, то своими воплями отвлечет нашего преследователя. А нам нужно всего несколько дней. Тецкатлипока уже готов показать Говорящему место, подходящее для ритуала.

Ицкоатль покинул комнату. Губы Лесто снова затряслись, он с облегчением промокнул платком лицо. Больше всего он боялся, что это порождение неведомых адских сил припомнит ему, что Соловьева вербовал именно он. Но, судя по всему, на этот раз обошлось.

Лесто не обольщался в отношении себя: он оставался тем же, кем и был ранее – полуграмотным авантюристом, умеющим проскользнуть в нужные двери, благодаря обходительности и грубоватой природной хитрости.

Когда, несколько лет назад, к нему обратилась за помощью его тогдашняя любовница – сочная тридцатипятилетняя дамочка, помешанная на магии ацтеков, он и предполагать не мог, что все закончится тем, что он будет стоять посреди кабинета в ненавистной Москве и утирать со лба холодный пот.

Сначала его попросили помочь выкрасть ритуальный обсидиановый нож, хранившийся у одного из миллионеров-затворников, чьи коллекции никто никогда не видит.

Сумму назвали такую, что Лесто ни секунды не колебался. Нет, конечно же, он не полез на охраняемую виллу сам. Но договорился с нужными людьми и умело организовал весь процесс.

Его отблагодарили.

Спустя несколько дней любовница подарила ему гладкий черный камень, похожий на крохотное зеркальце.

И его дела пошли в гору. Черный диск работал безотказно, открывая нужные двери, помогая добиться расположения таких людей, о внимании которых он раньше и не мечтал. А, главное – даря Власть.

Когда Виктория, так звали его пассию, попросила найти здоровенького ребенка, которого не хватятся, он даже не стал интересоваться, зачем это нужно.

Просто сделал так, что ничего не подозревающий малыш оказался посреди джунглей, где возвышались развалины древнего храма.

Сам ритуал он запомнил плохо – слишком силен был ужас от увиденного.

Но затем появившийся откуда-то из непроглядной тьмы Ицкоатль возложил руку ему на лоб и показал, что может получить верный слуга.

А потом – ЧТО случается с тем, кто отказывается.

Лесто очень старался быть преданным слугой.

* * *

Татьяна думала что, вернувшись домой не сможет заснуть и уже прикидывала, чем заняться, чтобы умотать себя так, чтобы упасть и забыться до утра.

Можно было посмотреть материалы по «расчлененке», также все еще висел долг – ненаписанный материал о Якове Брюсе. Якобы, он по приказу Петра I составлял карту «сильных мест» Москвы и Подмосковья. Сейчас многие считали, что под «местами силы» следует понимать зоны геомагнитной активности. Как бы то ни было, а материала о самом Брюсе Таня набрала уже немало, и колонка вырисовывалась вполне занятная.

Копаться в расчлененке не хотелось совсем, но редактор вцепился, что твой терьер, и требовал кровавых подробностей.

Кстати, а как там Нифонтов? – и Таня набрала номер капитана. До этого она без всякой надежды стучалась ему в мессенджер, но сообщение так и болталось непрочитанным. Новомодные способы связи Нифонтов терпеть не мог.

– Абонент не отвечает или временно недоступен, – сообщила ей автоматическая барышня.

Звонить в отделение с дороги не хотелось, поэтому она снова кинула коммуникатор на сиденье и сосредоточилась на дороге, решив позвонить капитану на работу уже из дома.

Вот и будет чем заняться, чтобы прогнать бессонницу.

Однако, навешивая на гараж замки, Таня поняла, что глаза у нее слипаются, и она готова уснуть прямо здесь – рядом с железной коробкой, положив рюкзак под голову.

Кое-как она дотащила себя до подъезда, постанывая, поднялась на второй этаж и ввалилась в квартиру.

Лишь на следующее утро она осознала, что ни разу не обернулась, высматривая возле гаражей подозрительные тени, не испытала даже мимолетного дуновения страха, идя к подъезду. Это она-то! Которая после каждого неприятного столкновения с руганью в очереди нервно оглядывалась.

Улыбнувшись, сжала в кулаке серебряный листок, словно пожимая руку верного друга.

Неотвратимо надвигались майские праздники, обещавшие в этом году быть на редкость теплыми. Во всяком случае, в этом была непоколебимо уверена Танина мама, уже несколько лет безвылазно жившая на даче в Зеленоградской.

Выйдя на пенсию, она заявила, что больше ни секунды не намерена дышать загазованным воздухом, сдала свою двухкомнатную квартиру возле метро «Алексеевская», и уехала в старый бревенчатый дом на лесной поляне.

Сейчас все были довольны – Светлана Игоревна с наслаждением год за годом «облагораживала участок» и, и обустраивала дом, а Татьяна жила в собственной квартире, что решало множество проблем.

Увы, квартира эта досталась ей от отца, ушедшего из жизни несправедливо рано и неожиданно.

Первое время она даже не могла заснуть без снотворного, настолько все в квартире напоминало о папе.

Со временем боль утихла, после развода Таня окончательно перебралась в Измайлово и теперь ни на что не променяла бы свое скромное жилище.

Каждую весну широкий подоконник занимал пластиковый ящик с рассадой, которую Таня на майские праздники отвозила маме.

Из года в год она пыталась выяснить у нее, зачем растить рассаду на подоконнике у непутевой дочери, если можно прекрасно вырастить и прямо на месте – в экологически чистом доме. Светлана Игоревна лишь махала рукой и говорила, что таким образом она хоть как-то дисциплинирует чадо-разгильдяйку.

Наскоро убравшись в квартире, Таня засела за статью.

Рассказ об удивительной жизни колдуна Брюса лег на бумагу неожиданно легко, закончила она его фразой: «Что сталось с Брюсовой картой достоверно не знает никто. Многие считают, что она существует и поныне, в каких-нибудь секретных кремлевских хранилищах, другие – что карта бесследно затерялась во время одной из войн. Но точно можно сказать одно – загадки Москвы и сегодня продолжают будоражить наши умы, и, возможно, сегодня на старинную карту можно было бы нанести новые „места силы“.

Поставила точку и задумалась. Интересно, а есть ли сегодня такие карты Москвы и Подмосковья? Порывшись в памяти, не припомнила ничего, кроме откровенно любительских фальшивок, и записала в тетради – «поискать карты московской чертовщины».

Незаметно пролетел день.

Перечитав колонку, Таня отправила ее в редакцию и с удовольствием закрыла крышку ноутбука. Посмотрела на часы – можно, конечно, выехать сейчас, в ночь, но это означало сборы с бухты-барахты, напряженное всматривание в непроглядную темень дороги, и прочую нервотрепку. Да еще и мама будет волноваться…

Нет, лучше выехать с утра.

И она поставила будильник на шесть.

* * *

Таня порадовалась, что предусмотрительно положила телефон подальше от кровати. Иначе, точно бы его вырубила.

И точно оказалась бы 30-го апреля посреди раскаленной, уже в три часа дня наглухо вставшей, Ярославки.

Теперь же пришлось выбираться из постели, брести, пытаясь разлепить глаза, к столу, отключать жизнерадостно трезвонящую «чертову коробочку». Не давая себе упасть обратно в постель, открыла балкон и вдохнула полную грудь холодного бодрящего, еще пахнущего свежей весенней зеленью, воздуха.

Вымолвив: – Ы-ы-ы-рррр, она, поежившись, побежала на кухню – щелкать чайником, в ванную – умываться, затем последовала традиционная предпраздничная Большая Кормежка Мурча. Коту оставлялись две миски полных еды и две плошки с водой.

А потом надо было вывести «Гольф» из гаража, подогнать его к подъезду, загрузить длинный, норовивший причудливо изогнуться и перевернуться, пластиковый ящик с рассадой…

В результате к Кольцевой она вырулила только в семь утра. На мосту уже вырастал автомобильный хвост их жаждущих попасть в Балашиху, но, слава богу, съезд на Кольцо был свободен.

Дождавшись, когда мимо пронесется вереница рычащих грузовиков, она влилась в пока что не слишком плотный поток и покатила в правом ряду.

Ей повезло. Даже бесконечную змею съезда на Ярославское шоссе и вечную пробку перед Королёвым удалось миновать вполне благополучно а дальше машины стали сворачивать в сторону дачных поселков и перед Пушкино она неожиданно обнаружила, что в пределах видимости маячит лишь пара автомобилей, да изредка просвистывают дальнобойщики в сторону Москвы.

Татьяна ехала неторопливо, наслаждаясь возможностью отвлечься от суматохи последних дней, чувствуя, как покидает ее напряжение и его место занимает радостное предчувствие праздника, полного яркого слепящего солнечного света, белизны стволов старых берез, растущих вокруг дома и маминого причитания:

– Да что же ты делаешь! Ну, ты же всю рассаду погубишь!

А вечером они усядутся на террасе, и будут пить необыкновенно вкусный чай и трепаться «за жизнь». Такой чай получался только на даче – Светлана Игоревна специально набирала воду из родника, к которому перебирались по шаткому мостику из бревен, перекинутых через год от года мелеющий ручей.

Вода из этого, заключенного в древнюю коричневую трубу родника была действительно божественно вкусна. А чай! Для того, чтобы побаловать себя лишней чашечкой, Таня набирала полные канистры, потом долго стоявшие под обеденным столом.

Она настолько замечталась, что не сразу опознала зудение поставленного на вибрацию смартфона. Чёрт! Снова забыла достать из сумки!

– Алло! Алло! – она даже не посмотрела, кто звонит.

– Тан… Ты слы… – в динамике трещали помехи, потом воцарялась глухая тишина, через стену которой неуверенно прорывался настойчивый голос.

Она узнала характерный басок Славы Загорулько и радостно закричала в ответ:

– Славка! Привет! Ты что в такую рань на ногах?!

– Слушай, ты кому-ни…, тррррр, еще про Лесто гово – тррррр – ла?

– Что? Кому говорила?!

– Да! Да!

– Только Вяземскому! Но он и так знает!

– Кроме него! – кричал в трубку Слава.

– Никому! А что случилось?! – Таня почувствовала укол тревоги.

– Береснева! Не лезь дальше! – неожиданно четко и ясно прорвался голос Славы. – Никого, слышишь? Никого больше о нем не расспрашивай и Вяземскому своему скажи, чтобы… тррррррррррррр………

Динамик разразился пронзительным воплем помех и связь прервалась.

Таня еще пару раз попыталась набрать номер детектива, но механический голос сообщил что, абонент недоступен.

Впереди уже показалась островерхая крыша знаменитого ресторана «Сказка», пора было перестраиваться в крайний левый ряд, уходить на разворот, и Татьяна кинула телефон обратно в рюкзак.

Пропуская встречные машины, она думала о том, что могло заставить Славу так встревожиться. Судя по тому, что говорил ей Вяземский, латиноамериканец был авантюристом, возможно, мошенником, но особой опасности не представлял. А тут…

Маленький синий Фольксваген «Гольф» стоял в крайней левой полосе, на участке, отведенном для разворота. Место это Таня очень не любила, но иного пути, чтобы попасть на отходящую от Ярославского шоссе дорогу к станции «Зеленоградская» не существовало.

Нужно было пропустить встречный транспорт, увидев «окно» быстро развернуться и по диагонали пересечь все полосы, вставая в крайнюю правую.

Увидев, что навстречу никто не едет, Татьяна приготовилась переключить скорость, когда из-за поворота вылетела огромная фура.

Пришлось снова выжидать.

Внезапно, машину сотряс сильнейший мягкий удар. Казалось, по «Гольфу» с размаха врезали великанской пуховой подушкой.

Машина выпрыгнула на встречную полосу прямо под колеса грузовика.

На Таню снизошло противоестественное спокойствие.

Она видела каждую деталь – отблески солнца на надраенной радиаторной решетке, нестерпимо сияющие буквы Scania, трещины в асфальте, мусор в стыках бетонных плит на площадке перед магазином, брызги краски на вывеске «Хозтовары»…

Очень спокойно она выжала сцепление, врубила передачу и до отказа утопила педаль газа. Протестующе воя, синий автомобильчик снова прыгнул, и на какие-то миллиметры разминулась с истерично воющим грузовиком.