Текст книги "Драматургия в трех томах. Том третий. Комедии"

СТАЛИН. Да, да. Дела у нас идут неплохо. Телегу двигаем. Конечно, со скрипом, но идет вперед. Но нам мешают, очень мешают наши враги. Вредители всюду. Классовая борьба обостряется. Но… Социализм непобедим. Не будет больше «убогой» России. Кончено!.. Будет могучая и обильная передовая Россия. Вы согласны с линией нашей партии, товарищ беспартийный писатель Горький?

ГОРЬКИЙ. Конечно, согласен, дорогой Иосиф Виссарионович.

СТАЛИН. Тогда почему вы нас так слабо поддерживаете? Вы, еще находясь в Италии, обещали написать пьесу о вредителях. Где пьеса? Нет пьесы…

ГОРЬКИЙ. Пьесу о вредителях я бросил писать, не удается, мало материала.

СТАЛИН. А разве я не выслал вам новые документы по процессу Промпартии? Или вы их не получили?

ГОРЬКИЙ. Я все получил. Но работа как-то не сложилась.

СТАЛИН. Не сложилась. А сложилось ли у вас вместо этого какое-то впечатление от поездки сюда, на Соловки?.. Какое же, интересно узнать?

ГОРЬКИЙ. Я… если честно…

СТАЛИН. Только честно, Алексей Максимович. Вы нечестно не можете.

ГОРЬКИЙ. Я обрадован работой ГПУ, действительно неутомимого и зоркого стража рабочего класса.

СТАЛИН. И я… Рад нашей неожиданной встрече. Берегите себя. Крепко жму вашу руку, дорогой товарищ. (Исчезает. Горький за ним.)

СТАНИСЛАВСКИЙ. Э, да он не так прост, наш Алексей Максимович! Он же прикидывается! Хитер, двуличен, сразу в пяти измерениях живет… Его втянули в большевизм, вот он у них на сковородке и жарится… на всех стульях хочет усидеть.

САТИН. А он талантлив?

СТАНИСЛАВСКИЙ. Когда нужно, дипломат тончайший. Когда хочет, несложен, даже элементарен, простодушен до крайности…

САТИН. Я спрашиваю, он талантлив?

СТАНИСЛАВСКИЙ. Однозначного ответа нет. «На дне» пьеса фантастическая, сплошная выдумка, ничего общего с настоящей ночлежкой, где реально бездомные люди собрались, не имеет, но в театре я ему прокричал «Верю»! Конечно, он не Чехов, но сделал немало хорошего – кого-то спас, кому-то помог…

САТИН. Я слышал, он во Дворце Рябушинского кончит свои дни. А ведь начинал, как босяк. Как и мы на дне жизни начинали.

СТАНИСЛАВСКИЙ. «На дне жизни» – первое название пьесы. Владимир Иванович последнее слово выкинул и получилось «На дне»…

САТИН. Лучше получилось! А теперь вот «На днище». Хуже.

СТАНИСЛАВСКИЙ. МХАТ многим ему обязан. Не меньше, чем Чехову.

САТИН. Это я уж по себе знаю. А вот Барон – неблагодарный. Ему все пофигу.

СТАНИСЛАВСКИЙ. Время совершенно другое наступило. Перепады… От жизни до смерти полшага. Только сцена может нас спасти.

САТИН. Да он контра, ваш Горький. И нашим, и вашим.

СТАНИСЛАВСКИЙ. Нет. Сложнее все.

САТИН. Гиблартарр! Самое сложное в жизни – в карты честно играть!

Входит парень с гармошкой. У него белозубая улыбка. Блатной вид.

Зовут Алешка.

АЛЕШКА. Эй, братва!.. Говорят, у вас тут театр образовался… Нельзя ли поучаствовать?..

СТАНИСЛАВСКИЙ. Внешние данные хорошие – амплуа – социальный герой. А что ты умеешь, парень?

АЛЕШКА. Много чего. Могу бритвой морду пописать, зенки выколоть и в темном уголке пришить… Уголовник я… Я мать свою топором… Меня Алешкой Горький назвал.

Пауза. Перемена света.

СТАНИСЛАВСКИЙ. Вот она, правда жизни и правда театра!.. Верю!.. Верим!.. Господа – товарищи актеры. Просыпайтесь. Мы возвращаемся к репетиции «На дне».

НАТАША. Константин Сергеевич, я от участия в постановке отказываюсь.

СТАНИСЛАВСКИЙ. Погодите… Почему?

НАТАША. Не хочу, и все.

ГОРЬКИЙ. Интеллигентные метания всегда кончаются предательством.

САТИН. Кто кого предает, еще неизвестно.

СТАНИСЛАВСКИЙ. Будем подобрее. Наш автор просто забыл, что он обещал сказать товарищу Сталину.

ГОРЬКИЙ (появляясь в бараке). Ничего я не забыл. Просто испугался, наложил в штаны.

АЛЕШКА. И-эх, жители… (ложится на пол). Вот пойду лягу на пустыре… Гармонь моя сломалась… Ненавижу вас всех… политических… Они давят, жить весело не дают… Пижоны! Убить вас мало! Чтоб я сдох! (Бьется в припадке.)

НАСТЯ (гладит Алешку). Ах ты, буйная головушка! Все к сердцу принимает. Несчастный. Молоденький. А какой талантливый!.. Жаль, на наркотиках сидит. Ну, слава богу, затих.

АЛЕШКА. В следующий раз подожгу я вас, черти.

НАСТЯ. Эх, Алешенька. Ты пой больше. Нам на радость. Мы тебя любим, солнышко. А то, что маму прибил, об этом забудь. Все тебе простим за твои песни!

СТАНИСЛАВСКИЙ. Самородок. Школы нет, но мог бы и Гамлета потянуть. Горьковский тип. Яркий, но безголовый.

ГОРЬКИЙ. Таких много в России. Типический образ. Тут очевидно мое мастерство.

АЛЕШКА. Сломалась моя гармонь! (Поет без гармони блатную песню.)

ГОРЬКИЙ. Сынок, дай слова переписать (целует Алешку, плачет). Талант!

БАРОН (выхватив у Насти книжку). Что читаешь, Настя?.. О. «Роковая любовь».

НАСТЯ. Отдай, отдай!

БАРОН. Ты смотри: и вся в глазах (помахивая книгой в воздухе). Дура ты, Настена. Очнись!

НАСТЯ. Дай сюда! Я не дочитала! Озорник! А еще барин.

БАРОН. Не барин, а Барон. Слушай, девушка, подмети пол за меня – я тебе твою роковую любовь верну.

НАСТЯ. Сам подмети. Не переломишься, чай.

ГОРЬКИЙ. Давайте похерим этот кусок. Он ни о чем.

НАСТЯ. Как ни о чем?.. Он о моих отношениях с Бароном… Он в меня влюблен, а я его терпеть не могу. Очень похожая ситуация. Конфликт.

СТАНИСЛАВСКИЙ. Автор прав. Мелодрама. Дешевка. Лишнее.

НАСТЯ. Ну, выбрасывайте. У меня и так маленькая роль, а тут еще вы.

СТАНИСЛАВСКИЙ. Нет маленьких ролей, есть маленькие актеры!

АКТЕР. Это я уже где-то слышал. Звучит красиво, а для актеров оскорбительно. Наш Станиславский ничего не понимает в театре. (Читает из Фауста.)

ГОРЬКИЙ. Гениально! (Целует трехкратно Актера.)

НАТАША. Душно.

СТАНИСЛАВСКИЙ. Страх понятен. Трусость позорна. Я понял: ваша пьеса – про нас… про всех… Кроме меня. Меня нет среди вас. Да здравствует реализм. Это когда я есть, а на самом деле меня нет.

ГОРЬКИЙ. О чем моя пьеса? Я вспомнил! Память у меня, как у Ильича, архи… архи… дальше забыл!.. О том, что все люди – ничтожества. Их от злодейств не отвести. Они на любые мерзости способны. Гуманизм 19-го века умер. Вера умерла. Толстой умер, Чехов умер, один я, живой труп, еще остался. А человек нынче гордо не звучит, нет. Кровь как лилась веками, так и будет литься рекой. И ничего с этим не поделаешь. (Плачет.)

НАТАША. Товарищ Горький! От вас скрывают, что здесь у нас творится. А я хочу рассказать… О себе, чтоб вы знали. Кое-что.

ГОРЬКИЙ. Тут природа красивая. Над седой равниной моря (смотрит в бинокль) что-то там такое реет…

НАТАША. Да! Да! По первым весенним разводам пришло судно, которое должно было забрать нас, перезимовавших на острове Анзер лагерников, кого по баракам, кого на Секирную гору – в мир иной. Но корабль из-за ледяных торосов до причала не дошел… Тогда охранники положили доску, соединяющую борт и причал… Первой на этот мостик вошла Ольга Николаевна Римская-Корсакова – родственница известного композитора. Она соскользнула и – хлюп: мгновенно пропала под водой между льдин. За ней шла Ольга Кремерова, знавшая восемь языков – хлюп! И нету ее… Потом исчезла в воде Ольга Петровна Горохова. Охранники смеялись, наблюдая гибель людей. Зрелище!.. Нас, оставшихся в очереди около обледеневшей доски, парализовало. Защелкали затворы: «Кто не пойдет – расстреляем. К трюму – марш!» И тогда я поползла по доске на коленях… Соловки для меня – черная вода у мыса Каньга. (Пауза.) Алексей Михайлович, вы меня слышите?

САТИН. Он глухой.

НАТАША. Алексей Максимович, вы меня видите?

САТИН. Он – слепой.

НАТАША (теребит окаменевшего Горького). Алексей Максимович!.. Э… Да он плачет!

ГОРЬКИЙ. Хочу в Сорренто, а мне визы не дают… Вот и плачу!

ВАСИЛИСА (входит). Кто Алексей Максимовича обидел?

СТАНИСЛАВСКИЙ. Только что Наташа отказалась играть в нашем спектакле. Говорит: искусство – это не то, что есть, а то, чего не должно быть. Или должно.

ВАСИЛИСА. А вот я ей мозги вправлю! Честная нашлась! (Бросается с кулаками на Наташу. Женский визг.)

Входит Барон. Он еле жив.

ПЕПЕЛ. Слушай, старик: бог есть?

ЛУКА. Коли веришь – есть, не веришь – нет. Во что веришь – то и есть.

ГОРЬКИЙ. Это точно. Это я хорошо сказал.

ПЕПЕЛ. Мы звери. Не поймешь людей. Которые добрые, которые злые. Не люблю покойников.

ЛУКА. За что нас любить? Любить живых надо… живых!

ГОРЬКИЙ. И это хорошие слова. Мои!

АКТЕР. Я вспомнил свои любимые стихи… (Принимает позу.) Господа! «Если к правде святой Мир дорогу найти не умеет, – Честь Безумцу, который навеет человечеству сон золотой!»

ГОРЬКИЙ. Можно сказать, это… это… Стихи о товарище Сталине (Плачет.)

САТИН (обняв доходягу Барона, кричит). Мертвецы не слышат!.. Не чувствуют… кричи… реви… а мертвецы не слышат!..

ГОРЬКИЙ. Помните, люди! Без жертв новый мир не построим.

НАТАША. А совесть? Куда совесть при этом спрятать?

ГОРЬКИЙ. Совесть – буржуазный предрассудок. Она богатым нужна как прикрытие. А рабочему классу победа во что бы то ни стало нужна.

КЛЕЩ. Вот я – рабочий класс. А почему здесь сижу?..

АКТЕР. Потому же, что и я.

ПЕПЕЛ. И я.

БАРОН. И я, и я! И я!.. Бароны мы. Потому и сидим.

СТАНИСЛАВСКИЙ. По статье 58-8, 58-9, 58–10 или без статьи.

БАРОН. Вот я как раз без. Сижу потому, что должен сидеть. У меня вариантов нету. Кроме как на жердочке.

САТИН. Люди для лучшего живут. Для общей пользы. А от тебя, Барон, какая польза? Что ты есть, что тебя нет. Да и я такой же. Сотрут меня в порошок – никто пропажи и не заметит!

БАРОН. Мм-а… для лучшего?.. Это напоминает наше семейство… Старая фамилия… времен Екатерины… вояки!.. Выходцы из Франции… Служили, поднимались выше… выше… При Николае Первом дед мой, Густав Добиль… занимал высокий пост… Богатство… сотни крепостных… лошади… повара…

НАСТЯ. Врешь!.. Не было этого!

БАРОН (вскакивает). Что-с? Как же не было, если было!

НАСТЯ. Не было этого!

БАРОН (кричит). Дом в Москве! Дом в Петербурге!.. Кареты!.. Кареты с гербами!

ГОРЬКИЙ. Я тоже мечтаю так пожить, но пока товарищ Сталин мне это только обещает… Играйте, играйте, товарищи. (Исчезает.)

Клещ берет гармонь, издает нечленораздельные звуки.

НАСТЯ. Не бы-ло!

БАРОН. Цыц! Десятки лакеев!..

НАСТЯ. Н-не было!

БАРОН. Убью!

САТИН. Не зли его, Настена!.. Он и вправду убить может.

БАРОН. Подожди! (Хватает чайник, замахивается.) Ты – дрянь. Дед мой…

НАСТЯ. Не было деда. Ничего не было! (Сатин хохочет.)

БАРОН. Сатин, скажи этой шлюхе… Ты тоже не веришь! Константин Сергеевич!

СТАНИСЛАВСКИЙ. Не верю! Наиграли!

САТИН. Я думал, драка будет…

НАСТЯ. А-а, взвыл! Понял, когда человеку никто не верит?

КЛЕЩ. Все из-за меня. Рабочему классу тоже не верят!.. (Хочет обнять Наташу. Она отстраняется.) Мне это давно ясно. А тебе, Наташа?

НАТАША. Товарища Горького надувают. Барон, расскажите.

БАРОН. Про что?

НАТАША. Как надувают товарища Горького.

БАРОН. Не буду я ничего рассказывать. Тем более про эту историю все знают.

КЛЕЩ. Я не знаю.

АКТЕР. В «Отелло» строчка: «Тот ограблен, кому сказали, что он ограблен!» Шекспир будто сидел в Соловках.

САТИН. Барон, кончайте кокетничать. Рассказывайте.

БАРОН. Ну, карцер на Секирной горе. Я сижу на жердочке, и все сидят… Вдруг приходят они, убирают жердочки, приносят книги, газеты, устраивают библиотеку… И было нам предложено – делать вид, что мы, значит, эти газеты читаем… Вот они входят, Горький умиляется, плачет…

НАТАША. Он всегда плачет, когда умиляется.

БАРОН. Ну, а я… возьми и переверни свою газету вверх ногами. И все за мной перевернули… И тут…

НАТАША. Он все понял?

БАРОН. Перевернул мою газету правильно. Поправил, так сказать. И ушел молча. Только весь в слезах. То есть дал всем понять, что разобрался, в чем дело.

САТИН. Во-ооот! Все наоборот, товарища Горького не надуешь. И-эх, хочется на волю.

БАРОН. А на воле что ты будешь делать?

САТИН. Хочется в карты с настоящими людьми сыграть. Прямо руки чешутся.

БАРОН. А давайте сыграем. Только моей колодой. Эй, татарин, присоединяйся!.. Клещ!

САТИН. Ну, давайте! На кого ставка?

БАРОН. Да хоть на Настьку нашу. А то она то с Раулем, то с Гастоном своим. Хочу ее выиграть.

КЛЕЩ. Зачем?

БАРОН. Как зачем? Удовольствие с нее получу. Ты выиграешь – ты получишь.

КЛЕЩ. А что? Давай.

САТИН. Не давай, а сдавай.

Барон раскладывает карты, играют…

ТАТАРИН (вдруг). Э! Э-эа!.. Карты рукав совал! Я видел…

БАРОН. Тьфу… что ж мне – в нос твой совать?..

САТИН (хохочет). Ублюдки!

ТАТАРИН. Я видел!.. Жулик! Не буду играть!..

КЛЕЩ. А я буду морду бить! За Настю!

ТАТАРИН. Кому бить? Всем вам надо бить! (Лезет в драку. Вбегает Медведев. Забирает Клеща.) Нарушение режима. Пойдешь по статье.

САТИН (разнимает). Ты, Асан, отвяжись… Что мы жулики, тебе известно. Зачем сел? С нами!..

ТАТАРИН. Надо играть честно!

САТИН. Это зачем, спрашиваю.

ТАТАРИН. Как оно зачем? Ты не знаешь?

САТИН. Я не знаю, а ты знаешь?.. Играли б честно, Настю кто-то бы получил. А так… Впрочем, вы, вашество, опять торжественно сели в лужу. Образованный человек, а карту передернуть не можете!

АКТЕР. Таланта нет, мастерства нет… верю в себя. А без этого…

САТИН. Без этого даже товарища Горького невозможно надуть.

НАТАША. Товарищ Горький сам кого хошь надует!

ГОРЬКИЙ (появляясь). Надо воспевать героизм. Летчики, моряки, труженики сельского хозяйства – трактористы и комбайнеры… Вы мою «Песню о соколе» читали?

НАТАША. Про Ужа?

ГОРЬКИЙ. Про Сокола.

НАТАША. Ясно. Мне лично все ясно давно.

ГОРЬКИЙ. Что тебе ясно, Наташа?

НАТАША. Что мы в бессовестное время живем.

ГОРЬКИЙ. Так его изменить надо! А сил нет. Все Соколы в ужей превратились. (Плачет.)

ЛУКА. Экие вы бессильные… Раз под Томском служил я сторожем на даче… место глухое, зима, лес, один я… вдруг слышу – лезут!

НАТАША. Воры?

ЛУКА. Они… Лезут, значит, да. Я им кричу: прочь!.. Схватил ружьишко, ах, вы… сейчас стрельну… И то на одного, то на другого навожу… А они, значит, на меня с топором… Я и стрельнул… В воздух!.. Они враз на коленки пали… Я им: ах, лешие… А ну, один ложись, другой пори его… Так по моему приказу выпороли друг дружку. А как выпоролись, дедушка, говорят, ты нам хлебца дай. Христа ради. Я дал, так мы зиму душа в душу втроем прожили. Вот те и воры, вот те и с топором… Я дал, приласкал… голодного человека ведь приласкать надоть… Тюрьма добру не научит, и Сибирь не научит… а человек может добру научить… очень просто.

ГОРЬКИЙ. Ну, да. Я от своих слов не отказываюсь. Зло пройдет и жизнь другая, светлая, установится. Несчастья сгинут. И мы запоем от счастья в самой счастливой на свете стране! (Плачет.)

ПЕПЕЛ. Я брошу воровство. Вот Наташа пусть меня полюбит только, я тут же брошу.

НАТАША. Иди от меня! (Отталкивает Ваську.) Без тебя сердце щемит.

САТИН. А я в карты закончу. Пойду учиться на водителя трамвая. Чтоб с рельсов больше не сходить.

ПЕПЕЛ. А я в партию вступлю, как Клещ. А оттуда – в консерваторию.

Входит Медведев.

МЕДВЕДЕВ. Арестованный Пепел Василий. Попытка изнасилования. Нарушение режима. Статья… (Уводит Пепла.)

НАТАША. Вася, прости. Прости, Вася. (Пауза.)

САТИН. Ну, что приуныли?

БАРОН. Скоро нам конец.

САТИН. И тем, кто на свободе. Им тоже.

ГОРЬКИЙ. Будем оптимистами, товарищи. Тридцатые годы не за горами.

БАРОН. Меж нами никакой разницы. Все рабы.

САТИН. Нам конец – всему конец. Самое страшное – мы друг друга стоим и сами себя губим. Вот интересно, кто Клеща сдал?

БАРОН. А меня кто сдал?

САТИН. Да тот же, кто меня сдает. Кто-то из наших. Вот ты, Барон, разве устоишь под пыткой, если еще раз на жердочке посидишь? Сам признавался…

БАРОН. А сейчас я тебе по роже дам.

САТИН. А я тебе.

БАРОН. Я думаю, на нас старик доносит. Кто всех подряд любит, тот первый и предает. Моралисты, они всех опаснее.

ГОРЬКИЙ. А как мораль отстоять без моралистов. Товарищ Сталин это понимает, как никто.

САТИН. Я тоже моралист, но другой.

БАРОН. Ты шулер, то есть обманщик профессиональный… словом, веры тебе нет.

САТИН. Не верь, твоя вера мне ни к чему. А что, если деда прямиком спросить?.. В лоб!.. Не ты ли, добрый дедушка, наш славный доноситель?

БАРОН. Так он тебе и признается!.. Все стукачи – тихони. Думаешь на одного, ждешь от другого, а оказывается третий…

САТИН. Надо с Константин Сергеевичем посоветоваться. Он жизни совсем не знает, но в людской психологии разбирается. Константин Сергеевич!..

СТАНИСЛАВСКИЙ. Какая-то новая пьеса идет. Неуправляемая. (Хлопает по-режиссерски в ладоши.) Давайте с реплики Актера.

АКТЕР. Я сегодня барак мел, водки не пил, исправляюсь.

ГОРЬКИЙ. Вот, вот… Я в исправление верю, в нового человека верю.

БАРОН. К примеру, я. На жердочке посидел, и сразу новым человеком стал. Видите? (Обнажает исполосанную в кровь грудь.) Пришла пора и мне в партию вступать.

ГОРЬКИЙ. Тебя не примут. Ты враг. А если враг не сдается, его уничтожают.

САТИН. Это ты своему товарищу Сталину скажи. Ему понравится. Алексей Максимович, можно я спрошу, а вы мне правду в ответ?

ГОРЬКИЙ. Только правду. Без правды нет советской литературы.

САТИН. У меня такой вопрос к вам: кто «Мать» Горького написал?

ГОРЬКИЙ (растерянно). «Мать» Горького?.. Горького «Мать»?.. Ну, я… Вроде я написал «Мать» Горького.

САТИН. А вот и неправда. «Мать» Горького написал другой человек…

ГОРЬКИЙ. Это кто же?

САТИН. Другой Горький!.. Ну, тот, который к нам, на Соловки, по заданию Лубянки не ездил… Который здесь свою инспекцию не проводил. И ГПУ не поддерживал… Тот Горький со Львом Толстым и Чеховым общался, а вы… Вы свое имя тем самым позором покрыли!

ГОРЬКИЙ. Ай да сокол! Какой Данко новый выискался!.. Слушай, Сатин, другого Горького никакого не было и нет. Я к вам приехал, чтоб вас спасти, вас возвысить… думаете, я не понимаю, что вы тут в беде и под страхом смерти?! Вы – жертвы? Нет, вы не жертвы! А знаете, кто вы? Вы есть герои социалистического труда. Да! Да! За вами будущее. Вы пролагаете к нему путь. Вашими телами как удобрениями будет устлана эта великая дорога к свету! Вы… Мы… Дети Солнца! Ослепительные!

САТИН. Ослепшие.

ГОРЬКИЙ. Нет! Нет, господа-товарищи. Мы идем в будущее с широко открытыми глазами. Радуемся жизни и сами излучаем свет! Не будьте «Мещанами»! Не будьте «Дачниками». Вы строители нового светлого царства труда и свободы! Вот кто вы!

ЛУКА. Ага, ага… Утешьтесь, милые. Вам Господь утешиться велит. Боженька сверху всех видит – кого простит, кого покарает… у Боженьки все по справедливости.

БАРОН. По справедливости я удобрением не хочу быть!

ЛУКА. Экий ты говорун, милок. Между прочим, «удобрение» от слово «добро» происходит…

ГОРЬКИЙ. Вот-вот. Вот где правда!

ЛУКА. Мы тут в железах обутые, задохлики и доходяги… Нам протестовать – что в лицо дьявола дышать. Мы тут все гибельные, все до одного. Смириться надо.

ГОРЬКИЙ. Ты чего болтаешь, старый? Я твои речи знаю. До революции тебя слушать было противно, а сейчас и подавно. Уж кто-кто, а я горе людское видел и сопереживать умею. Противу смирения восставать надо. За новую жизнь поборемся и всех врагов победим.

САТИН. Хотя сами до этого не доживем.

ГОРЬКИЙ. И пусть! Мало нас, что ли? Лес рубят и щепки летят. И ведет нас вперед наш бог, наш лучезарный вождь, светоч нашего царства Иосиф Виссарионович товарищ Сталин!

Снова молния, гром. Явление Сталина.

СТАЛИН. Извините, товарищи, что я снова вмешиваюсь.

СТАНИСЛАВСКИЙ. Фантасмагория. Товарищ Сталин на Соловках.

СТАЛИН. Я везде. В Кремле, на земле, на небесах… От Москвы до самых до окраин, с южных гор до северных морей. Человек проходит как Хозяин… Слышите? Как Хозяин прохожу. Почему бы мне на Соловках не появиться. Тем более на сцене местного театра.

СТАНИСЛАВСКИЙ. Но мы не МХАТ, мы тут тюремная самодеятельность.

СТАЛИН. Запомните, товарищ Станиславский, теперь МХАТ будет везде, все театры в стране будут МХАТ, и везде тюремная самодеятельность. Здравствуйте, дорогой Алексей Максимович! Вы еще здесь? Пора бы уж в столицу вам возвращаться. За новое дело приняться.

ГОРЬКИЙ. Я готов, Иосиф Виссарионович. Какое дело?

СТАЛИН. Судя по вашим последним заявлениям, вы стоите на наших большевистских позициях. Если враг, как вы сказали, не сдается, ему – крышка, это уже как я сказал. А дело простое – надо вам мою биографию художественно написать.

Пауза.

ГОРЬКИЙ. Я подумаю, Иосиф Виссарионович.

СТАЛИН. Тут и думать нечего. Поручение ЦК.

ГОРЬКИЙ. Товарищ Сталин! В прошлый раз, когда Вы здесь были, я не рассказал о своих впечатлениях. Вчера на Секирной горе приведен в исполнение приговор на 198 человек. Картинка, которую я застал на «Голгофе» – это церковь тут местная, – тоже хороша. В темном помещении, набитом людьми, спертый воздух, мороз, люди голые, но есть и в лохмотьях… Истощение страшное, скелеты, обтянутые кожей, выбегали нагие из часовенки к проруби, чтобы зачерпнуть воды в банку из-под консервов. Я видел – наклонившись, некоторые умирали…

САТИН. Добавлю. Порядок зарывания тел на Соловках отсутствует. Зимой мертвые зэки лежат, прикрытые сетками. Это я к тому, что голодные звери из леса раздирают человечину на куски… Я сам обнаружил трупы с отгрызанными половыми органами.

СТАЛИН. Товарищ Ежов ответит за эти безобразия. А товарища Ягоду расстреляем. У вас все, товарищи?

МЕДВЕДЕВ. Нет-нет. Хочу добавить.

СТАЛИН. Добавьте.

МЕДВЕДЕВ (возвращает полуживых Клеща и Пепла в барак). Я тут работаю надзирателем. Скажу честно: грязная работа. Вот заключенный Бубнов – он вот на этой наре спал недавно – в зимнее время был посажен раздетым на колокольню, где пробыл 48 часов. За это время мы его шесть раз спускали в топленую комнату и избивали… Заключенные Клещ и Пепел – вот эти! – были избиты до потери сознания, после чего я брал веревку и, раздев до нижнего белья, связывал руки за спину…

КЛЕЩ. Связывал, связывал… выше локтя.

МЕДВЕДЕВ. Выше локтя руки за спину связывали… показываю… (показывает)… я к рукам привязывал одну ногу, отогнув ее к спине… (показывает).

ПЕПЕЛ. Привязывал, привязывал… (Стонет от боли.) Ааауа-ээ!

МЕДВЕДЕВ. Такое положение вызывало сильную боль, мы перетаскивали его недвижное тело на колокольню, где лежал снег и дул ветер…

СТАЛИН. Для чего?

МЕДВЕДЕВ. Для охлаждения.

СТАЛИН. Ай, нехорошо. Как вас зовут, товарищ?

МЕДВЕДЕВ. Медведев. По пьесе Горького «На дне» (выбегает).

СТАЛИН (гэпэушнику). Отметьте товарища Медведева орденом за особые заслуги.

Вбегает Василиса. Буквально врывается в барак.

ВАСИЛИСА. Ой, люди, люди… Что на свете делается… Там в яме Алешка с гармошкой лежит, кровью истекает… Его наша Наташа ножом пырнула… Тварь!

ЛУКА (открыв одеяло). Она честная девушка. Хорошая.

Входит Медведев. Тащит за волосы Наташу.

САТИН. «Девушка и смерть». Поэма Горького.

СТАЛИН. Это штука посильнее «Фауста» Гете. Любовь побеждает смерть.

ВАСИЛИСА. Ага! Честная! Только сколько зверства в этой бабе!

МЕДВЕДЕВ. Скончался только что ваш Алешка. Признаешься, Наташенька, в преступлении?

НАТАША (с колен). Признаюсь во всем. Я в административном корпусе машинисткой работаю. С бумагами разными накоротке. Вижу, и глазам не верю: его в наш театр шпионом послали… Он на всех на нас поклепы возвел!.. Ну, я сама решила его порешить. Закон тайги. У нас на Соловках стукачам – кердык положен. По понятиям получил.

ВАСИЛИСА. Такой ангелок был!.. Славный парнишка! И такой веселый, молодой. Живой такой…

БАРОН. Был! Сукин сын! Я б его тоже… собственными руками!

САТИН. Теперь понятно, почему он у Горького «Похоронный марш» играл.

ГОРЬКИЙ. Не помню. Старая пьеса. Гениальная. Но нынче новое время наступило.

СТАЛИН. Товарищ Наташа! Вы нас извините, но мы вас расстреляем. И товарища Медведева тоже. За то, что он допустил нарушение социалистической морали в этом театральном бараке. (Гэпэушники с винтовками хватают Медведева и Наташу. Расстреливают их тут же у кирпичной стены.)

ВАСИЛИСА. Он был мой дядя. Давайте и меня заодно!

СТАЛИН. Тебя – нет. Гуманизм должен быть. (Серия выстрелов.)

ВАСИЛИСА. Какой гуманизм? У них в бараке никогда не подметено.

СТАЛИН. Ай, хорошо. Расстреляйте эту тетку по ее просьбе. И чтобы здесь всегда была чистота. Этих тоже. (Пепла и Клеща расстреливают те же люди с винтовками.)

БАРОН. Моя очередь. Я недобиток. Трушу. Всю жизнь трушу. С той поры, как помню себя… Мне кажется… Никогда и ничего не понимал… в башке туман, а вокруг события, революция эта… а я только и делаю всю жизнь, что переодеваюсь… зачем?.. Не понимаю! Учился – носил мундир дворянского института. А чему учился? Не помню. Женился – одел фрак, потом халат… а жену взял скверную и – зачем?.. Прожил все, что было – носил какой-то серый пиджак и рыжие брюки… А как разорился?… Не заметил… Не понимаю. Фуражка с кокардой… растратил казенные деньги… Надели на меня арестантский халат… потом одел все это… Смешно?.. Скорее глупо.

СТАЛИН. Мелкобуржуазная пена. Этот жалкий буржуазный человек – пыль. Расстрелять!

БАРОН. А кого я обидел? Я же никого не обидел! (Его уводят.) Смешно?.. Нет, смешно и глупо!.. (Слышен выстрел.)

ТАТАРИН. Нет на вас Коран. Закон нет. Эх, пить будем, гулять будем… а смерть придет… (По жесту Сталина его расстреливают.) Помирать будем!

СТАНИСЛАВСКИЙ. Теперь монолог Сатина. Дело к финалу идет.

САТИН. А где старик? Исчез, а куда исчез?

СТАНИСЛАВСКИЙ. У автора надо спросить.

ГОРЬКИЙ. Не знаю, куда он делся. На нарах под одеялом нет его. Старик – шарлатан. Дух. А дух, он везде.

САТИН. Да нет же!.. Автор сам не понимает того, что написал!

ГОРЬКИЙ. Но-но-но!.. Я все понимаю! Больше вас.

СТАЛИН. Больше всех здесь понимаю только я.

САТИН (ударил рукой по столу). Молчать! Вы все – скоты!.. (Пальцем на Сталина.) Вот кто сделал нас скотами!.. Я карточный шулер, жулик, одним словом, но я мелкий обманщик, который скоро станет трупом… А есть жулики крупномасштабные… Я знаю ложь. Мы все в ее власти. Что такое правда? Человек – вот правда!.. Есть ложь утешительная, ложь примиряющая, а есть ложь, убивающая правду. Ложь – религия рабов и хозяев… Правда – бог свободного человека.

СТАЛИН. Свободный человек тут я. Самый свободный. А вы, товарищ Сатин, троцкист, причем скрытый… На Секирную гору его!.. На «Голгофу»! Не здесь! И хочу напомнить вам замечательные слова товарища Горького: «Рожденный ползать… как там?.. летать нэ будет».

ГОРЬКИЙ. Не может. У автора, насколько я знаю…

СТАЛИН (грубо перебивая). Будет «нэ будет». Прошу заучить, как я сказал.

ГОРЬКИЙ (робко). А можно «Рожденный ползать летать и не может, и не будет»?!

Пауза.

СТАЛИН (курнув из трубки, благожелательно). Можно и так.

САТИН (его скручивают, но он успевает прохрипеть). Человек – вот правда. Что такое человек?.. Это не ты, не я, не они… нет! – это ты, я, они, старик, Наполеон, Магомет… в одном!

СТАЛИН. И этот один – я.

САТИН. Все в человеке, все для человека. Человек – это звучит гордо!..

СТАЛИН. Уведите дурака! (Сатина уводят.)

СТАНИСЛАВСКИЙ. Ну, что ж, получилась отличная сцена. Партнерская. «Я – в предлагаемых обстоятельствах».

ГОРЬКИЙ. Отсебятины много. Но в в целом да. Получилось. Жду скорейшей премьеры в вашем замечательном театре.

СТАНИСЛАВСКИЙ. С актерами затруднения. Но как сказал товарищ Сталин, «у нас незамэнимых нэт». Ничего, новых наберем.

СТАЛИН. Ну, так что, Алексей Максимович, вы все взвесили? Все обдумали?

ГОРЬКИЙ. Да, конечно. И взвесил, и подумал. Напишу я вашу биографию, Иосиф Виссарионович, обязательно напишу! Что такое товарищ Сталин? Это… отлично организованная воля, проницательный ум великого теоретика, смелость талантливого хозяина, интуиция подлинного революционера, который тонко разбирается в сложности качеств людей, и, воспитывая лучшие из этих качеств, беспощадно борется против тех, кто мешает нашим достижениям. Железная воля товарища Сталина… Ну, и так далее. Это я себя цитирую.

СТАЛИН. Ай, хорошо. А вы что скажете, Константин Сергеевич?

СТАНИСЛАВСКИЙ. Я не Константин Сергеевич.

СТАЛИН. А кто же вы?

СТАНИСЛАВСКИЙ. Собирательный образ. На Соловках многие каторжники – бывшие актеры и режиссеры были. Например, Лесь Курбас – гений украинского национального театра, другие таланты… из Камерного… Из Александринки… Из Малого театра! Так что то, что мы самодеятельность – это миф!

СТАЛИН. Кадры решают все. Это я сказал. А вот с кем вы, мастера культуры? Это не я, это вас товарищ Горький спрашивает. Далее. Дорогие товарищи – участники представления! Подведем некоторые итоги классовой борьбы: уголовника нет, товарищ Наташа – политзаключенная – ждет кары на Секирной горе, товарища вашего Клеща – бывшего представителя рабочих – пришлось ликвидировать, а товарища Пепла, как деклассированного элемента, тоже наказать по всей строгости… Товарищ Медведев ответит за свой террор… Давайте, наконец, спокойно разберемся… Товарищ Станиславский!.. А зачем вообще вам понадобилось переносить действие пьесы из того времени в наше время, из ночлежки в соловецкий барак? К чему это привело? Зритель перестал понимать, где что – где театр, где жизнь… Остались бы в ночлежке, остались бы живы, дорогие товарищи. Вывод на будущее: не надо переиначивать старые пьесы. Они того не стоят.

СТАНИСЛАВСКИЙ. Черт попутал. Влияние Мейерхольда. Но прошу: все-таки, ну пожалуйста, не трогайте Всеволода Эмильевича.

СТАЛИН. Пока вы живы, Константин Сергеевич, не тронем, проявим временный революционный гуманизм. Что касается товарища Горького, мы его увековечим при жизни.

ГОРЬКИЙ. Что это значит?

СТАЛИН. Тверскую улицу переименуем в его честь, Нижний Новгород в город Горький, МХАТу дадим ваше имя, что еще? Пьесу «На дне» поставят 500 театров… Только об одном прошу… Мою биографию, пожалуйста, Алексей Максимович… Художественно… памятники вам по всей стране… заводы… пароходы… дорогой, очень прошу… центральный парк вашим именем назовем…

ГОРЬКИЙ. Я же сказал, я подумаю, товарищ Сталин (выходит из барака).

СТАЛИН. Ай, нехорошо.

АКТЕР (появляется в открытой настежь двери, поет).

Солнце всходит и захо-одит.

А в тюрьме моей темно-о!

Эй, вы!.. Идите все сюда!.. (Все участники выходят на сцену.) Там на пустыре… Алексей Максимович удавился!

СТАНИСЛАВСКИЙ. Не так, не так… Неправда. Не надо коверкать классика. По возвращению в Москву Алексей Максимович заболел и скоропостижно умер. Есть версия, что он был отравлен по личному указанию товарища Сталина за отказ писать его биографию.

АКТЕР. А на пустыре удавился я! Актер!

СТАНИСЛАВСКИЙ. Эх, испортил песню… дур-рак!

КОНЕЦ

Максим Горький на Соловках

Иосиф Виссарионович Сталин и Максим Горький