Текст книги "Платформа"

– Да, я понимаю… – произнесла она после долгой паузы. – Я понимаю, что ты хочешь сказать. И ты думаешь, они уже не изменятся? Ни мужчины, ни женщины?

– Я думаю, назад возврата нет. Меняться все будет в другую сторону; женщины станут больше и больше походить на мужчин; сейчас пока у них еще велика потребность обольщать, в отличие от мужчин, которые обольщать не стремятся – им главное потрахаться. Обольщение – удел лишь тех, кто не увлечен работой и не имеет других интересов в жизни. По мере того как женщины станут больше времени уделять своей профессиональной деятельности, своим личным проектам, они тоже начнут считать, что проще заплатить за удовольствие, и тоже потянутся к сексуальному туризму. Женщины могут приспосабливаться к мужским ценностям – хотя бы и через силу, но могут, история это доказала.

– Словом, все катится куда-то не туда.

– Совсем не туда… – согласился я с мрачным удовлетворением.

– Значит, нам повезло.

– Это мне повезло, что я тебя встретил.

– Мне тоже… – сказала она и посмотрела мне в глаза, – мне тоже повезло. Все мужчины, которых я знаю, – это жуть что такое. Ни один не верит в любовь. Рассказывают тебе сказки про дружбу, общие интересы и прочую ни к чему не обязывающую ерунду. Я уже до того дошла, что слово “дружба” на дух не переношу, тошнить начинает. Есть еще другая категория: женятся, остепеняются как можно раньше и дальше думают только о карьере. К тебе это, понятно, не относится. С другой стороны, я сразу поняла, что ты не будешь мне заливать про дружбу, до такой пошлости не дойдешь. И я подумала, что, может, мы переспим и у нас получится что-то особенное; могло, конечно, и ничего не получиться, это даже было самое вероятное… – Она замолчала, вздохнула с досадой, потом произнесла покорно: – Ладно… позвоню все-таки Жан-Иву.

Пока она звонила, я одевался в спальне. “Да, прекрасно отдохнула”, – услышал я. Немного погодя она воскликнула: “Сколько?” Когда я вернулся в гостиную, она сидела задумавшись и по-прежнему держала трубку в руке; одеваться еще и не начинала.

– Жан-Ив виделся с тем типом по набору кадров, – сказала она, – ему предложили сто двадцать тысяч в месяц. Они готовы взять и меня; могут, наверное, дать тысяч восемьдесят. Завтра утром у него встреча, будут обсуждать детали.

– А что за место?

– Отдел досуга в группе “Аврора”.

– Это большая фирма?

– В общем, да. Крупнейшая сеть гостиниц в мире.

2

Понять поведение потребителя, определить круг его интересов, предложить ему нужный товар в нужную момент и, главное, убедить его в том, что товар полностью соответствует его потребностям, – вот о чем мечтает любая фирма.

Жан-Луи Барма “О чем мечтают предприниматели”

Жан-Ив проснулся в пять утра, бросил взгляд на спящую жену. Они отвратительно провели выходные у его родителей – жена не выносила деревню. Их десятилетний сын Николя тоже терпеть не мог ездить в Луаре, поскольку туда не возьмешь компьютер; дедушку с бабушкой он не любил и говорил, что от них плохо пахнет. Отец и вправду сильно опустился, перестал следить за собой, ничем, кроме своих кроликов, не интересовался. Скрашивала эти поездки только дочь Анжелика: в свои три года она еще была способна радоваться каждой корове и курице; но на этот раз она заболела и обе ночи почти непрерывно стонала и плакала. Как только они добрались до дома, проведя три часа в пробках, Одри отправилась развлекаться с друзьями. Готовя ужин из быстрозамороженных продуктов, Жан-Ив смотрел по телевизору посредственный американский фильм про серийного убийцу – аутиста: в основу сценария лег якобы реальный случай – мужчина был первым душевнобольным, казненным в штате Небраска за последние шестьдесят с лишним лет. Сын ужинать отказался, он сразу бросился играть в Total Annihilation, а может, это была Mortal Komhat II — Жан-Ив их путал. Время от времени он заходил к дочери и пытался ее успокоить, но она продолжала завывать. Уснула только около часа; Одри еще не было дома.

Вернулась-таки, думал Жан-Ив, готовя себе эспрессо; пока еще возвращается. Работая в адвокатской конторе, клиентами которой были газеты “Либерасьон” и “Монд”, Одри вращалась в кругу журналистов, телеведущих, политических деятелей. Они вели светскую жизнь, постоянно куда-то ходили, порой в довольно странные места, – так, листая однажды какую-то книгу с ее полки, Жан-Ив увидел клубную карту бара для фетишистов. Он подозревал, что жена спит с кем-нибудь на стороне, по крайней мере между ними давно все кончилось. Оставалось только удивляться, что сам он не завел романа. А ведь он был красив и знал это: блондин с голубыми глазами – такой типаж чаще встречается среди американцев. Но он не испытывал ни малейшего желания пользоваться предоставлявшимися возможностями, да и предоставлялись они не часто: Жан-Ив работал по двенадцать-четырнадцать часов в сутки; на службе, занимая ответственный пост, женщин видел редко. Разумеется, у него была Валери, но он воспринимал ее исключительно как коллегу. Взглянуть на нее по-новому было бы хотя и любопытно, но совершенно бесперспективно; они работали вместе уже пять лет, а такие вещи происходят либо сразу, либо никогда. Он очень уважал Валери за ее организаторские способности и необыкновенную память и понимал, что без нее не достиг бы своего теперешнего положения, а если бы и достиг, то не так быстро. Сегодня ему предстояло сделать, возможно, решающий шаг в своей карьере. Он почистил зубы, тщательно побрился, надел строгий костюм. Перед уходом заглянул в комнату дочери: она спала, одетая в пижаму с цыплятами; головка беленькая – вся в него.

Он отправился пешком в спортклуб “Республика”, открывавшийся в семь; жили они на улице Фобур-дю-Тампль, в достаточно модном районе, который он терпеть не мог. Встреча в “Авроре” была назначена на десять. Ничего, один раз может и Одри собрать и проводить детей. Вечером, правда, ему придется в течение получаса выслушивать упреки. Шагая по мокрому тротуару среди валяющихся очистков и пустых коробок, он вдруг понял, что ему плевать. И еще он подумал – впервые так отчетливо, – что его брак был ошибкой. Как известно, от появления подобных мыслей до развода проходит в среднем два-три года: такие решения не из легких.

Высокий негр у входа спросил не слишком уверенно: “Поддерживаем форму, шеф?” Жан-Ив кивнул, протянул ему абонемент, взял полотенце, кивнул. Он познакомился с Одри, когда ему было двадцать три. Два года спустя они поженились, отчасти из-за того, что она была беременна, но не только поэтому. Она была хороша собой, элегантна, одевалась со вкусом и умела при случае выглядеть весьма сексуально. Кроме того, она высказывала весьма оригинальные суждения и развитие во Франции юридических процедур по американскому образцу считала не возвратом в прошлое, а, наоборот, шагом вперед, обеспечивающим лучшую защиту граждан и индивидуальных свобод. Она была способна убедительно аргументировать свои мысли, тем более что недавно вернулась со стажировки в Штатах. Короче, пускала ему пыль в глаза как могла. Удивительно, думал он, до какой степени он всегда был падок на интеллектуалок.

Сначала он в течение получаса упражнялся на разных уровнях тренажера Stairmaster, потом плавал в бассейне, раз десять туда и обратно. В сауне, где в этот час не было ни души, он, расслабившись, перебирал в голове все, что знал о группе “Аврора”. В 1966 году выпускник Центральной школы Жерар Пелиссон совместно с неким самоучкой Полем Дюбрюлем основали компанию “Новотель” на средства, собранные среди родственников и друзей. В августе 1967 года в Лилле открылась первая гостиница “Новотель”; в ней уже проявились особенности, которые составят в будущем специфику всей сети: подчеркнутая стандартизация комнат, расположение на периферии города, точнее возле автомагистрали у самого въезда, высокий по тем временам уровень комфорта: гостиницы “Новотель” одними из первых оснастили все номера ванными. Успех у клиентов из деловых кругов не заставил себя ждать: в 1972 году сеть насчитывала уже тридцать пять отелей. Затем последовало создание “Ибиса” в 1973 году, покупка “Меркурия” в 1975-м и “Софителя” в 1981-м. Одновременно с этим группа начала осторожно осваивать ресторанное дело: выкупила сеть ресторанов “Куртепай” и фирму “Жак Борель Интер-насьональ”, специализирующуюся на общественном питании и питании по талонам. С 1983 года компания превратилась в группу “Аврора”. Потом, в 1985 году, были созданы гостиницы “Формула-1” – первые отели без персонала – одно из успешнейших начинаний в истории гостиничного дела. К тому времени, прочно обосновавшись в Африке и на Ближнем Востоке, компания начала внедряться в Юго-Восточную Азию и открыла свой собственный центр обучения – академию “Аврора”. В 1990 году, с приобретением “Мотеля-6”, владеющего шестьюстами пятьюдесятью гостиницами на американском континенте, “Аврора” вышла на уровень крупнейших мировых компаний; в 1991 году последовала удачная покупка акций группы “Вагон-Ли”. Все эти приобретения стоили больших денег, и в 1993 году “Аврора” пережила кризис: акционеры сочли, что задолженность компании слишком велика, и покупка гостиничной сети “Меридьен” сорвалась. Благодаря уступке части активов и оздоровлению “Еврокара”, “Ленотра” и “Казино” Люсьена Баррьера в 1995 финансовом году ситуация полностью выправилась. В январе 1997 года Поль Дюбрюль и Жерар Пелиссон отошли от руководства компанией, передоверив его выпускнику Национальной школы администрации Жан-Люку Эспиталье, карьеру которого экономические журналы оценили как “нетипичную”. Основатели фирмы остались при этом членами наблюдательного совета. Компания благополучно пережила смену руководства и к концу 2000 года упрочила свой статус мирового лидера, значительно опередив “Мариотт” и “Хайятт”, занимающие, соответственно, второе и третье места. Среди десяти крупнейших гостиничных сетей в мире числилось девять американских и одна французская – “Аврора”.

В половине десятого Жан-Ив припарковал свой автомобиль у центрального офиса компании в Эври. В ожидании встречи, чтобы расслабиться, прошелся по морозному воздуху. Ровно в десять его пригласили в кабинет Эрика Легана, исполнительного директора и члена совета директоров, сорокапятилетнего выпускника Центральной школы и Стэнфордского университета. Высокий, крепкого сложения, светловолосый, голубоглазый, он немного походил на Жан-Ива, только был старше его десятью годами и держался уверенней.

– Господин Эспиталье примет вас через пятнадцать минут, – начал он. – А пока я объясню вам, почему вы здесь. Два месяца назад мы выкупили у группы “Джет тур” сеть гостиниц “Эльдорадор”. Она насчитывает всего десяток пляжных отелей-клубов, расположенных в странах Магриба, в Черной Африке и на Антильских островах.

– Она убыточна, насколько мне известно.

– Не более, чем отрасль в целом, – усмехнулся он. – Впрочем, вы правы, она одна из самых убыточных. Буду с вами откровенен, мы приобрели ее за умеренную цену, но не за бесценок. У нас имелись и конкуренты: многие надеются, что рынок еще возродится. В настоящее время не несет убытков только Club Med; скажу вам по секрету, мы подумывали объявить о готовности купить его акции. Но уж больно крупная добыча, наши акционеры не согласились бы. И потом, это можно было бы расценить как недружественный шаг по отношению к Филиппу Бургиньону, работавшему прежде у нас. – Он расплылся в деланной улыбке, как бы давая понять, что это, возможно, шутка, правда, совсем не обязательно. – Одним словом, – продолжил он, – мы предлагаем вам возглавить сеть клубов отдыха “Эльдорадор”. В случае вашего согласия вам предстоит в кратчайшие сроки восстановить баланс, а затем сделать предприятие прибыльным.

– Задача не из легких.

– Мы это понимаем; но думаем, что предлагаемая зарплата достаточно привлекательна. Не говоря о возможностях продвижения по службе внутри компании, они неограниченны. Мы работаем в ста сорока двух странах, у нас более ста тридцати тысяч сотрудников. Кроме того, большинство наших руководящих кадров довольно быстро становятся акционерами: мы возлагаем большие надежды на такую систему. Для ознакомления с ней я приготовил специальную записку с примерами и цифрами.

– Мне необходимо получить более точную информацию о состоянии гостиниц.

– Разумеется, я сейчас же передам вам подробнейшее досье. Покупка “Эльдорадора” была не просто тактическим шагом, мы верим, что у этой структуры есть будущее: географически гостиницы расположены удачно, они в отличном состоянии, потребуется лишь незначительное переустройство. Так, по крайней мере, мне кажется; но у меня нет опыта работы с курортными комплексами. Мы, естественно, будем согласовывать наши действия, но окончательное решение по всем вопросам принимать вам. Если пожелаете избавиться от той или иной гостиницы, а другую, наоборот, приобрести, последнее слово останется за вами. Таков наш принцип работы в “Авроре”.

Он задумался, потом продолжил:

– Конечно же, мы выбрали вас не случайно. За вашей деятельностью в “Нувель фронтьер” внимательно следили специалисты. В определенном смысле вы создали школу. Не стремясь предлагать самую низкую цену или самые лучшие условия, вы всякий раз очень точно угадывали сумму, которую клиент готов заплатить за данный уровень комфорта; именно такой философии придерживаемся и мы в каждой из сетей группы. И что еще очень важно, вы участвовали в создании марки, имеющей собственное лицо. В “Авроре” нам это не всегда удавалось.

На столе у Легана зазвонил телефон; он ответил коротко, затем поднялся и повел Жан-Ива по длинному коридору, выложенному бежевым кафелем. Жан-Люк Эспиталье занимал огромный кабинет, метров двадцать в длину, не меньше; в левой его части помещался стол мест на пятнадцать, за которым проводились совещания. Эспиталье с улыбкой поднялся им навстречу. Он был довольно молод – никак не больше сорока пяти, – невысокого роста, с залысинами, и выглядел на удивление скромно, можно сказать, неприметно, словно желал показать, что к значимости своей должности относится с иронией. Вряд ли этой иронии стоит доверять, подумал Жан-Ив; выпускники Национальной школы администрации известны своей наигранно-шутливой манерой держаться. Они устроились в креслах за низким столиком, стоявшим перед письменным столом. Прежде чем заговорить, Эспиталье долго смотрел на Жан-Ива со своей странной робкой улыбкой.

– Я очень уважаю Жака Майо, – произнес он наконец. – Он создал прекрасное предприятие, очень оригинальное, с настоящей культурой. Такое встречается не часто. Между тем я полагаю – хотя и не желаю, чтобы мои предсказания сбылись, – что французским туроператорам надо готовиться к исключительно тяжелому периоду. В ближайшее время – на мой взгляд, это вопрос нескольких месяцев – на рынок ринутся английские и немецкие фирмы. Они располагают средствами, в два-три раза превышающими французские, и предлагают туры на двадцать-тридцать процентов дешевле при аналогичном или даже лучшем качестве услуг. Конкуренция будет жесткой, жестокой. Говоря яснее, будут жертвы. Я не хочу сказать, что “Нувель фронтьер” окажется в их числе, нет. Это компания с ярко выраженной индивидуальностью, ее акционеры составляют сплоченный коллектив, она скорее всего устоит. Однако ближайшие годы будут трудными для всех. – Он вздохнул, потом продолжил: – “Аврора” находится в несколько ином положении. Мы являемся бесспорным мировым лидером на рынке отелей бизнес-класса, мало подверженном изменениям. Мы почти не задействованы на рынке туризма, неустойчивом и чувствительном к экономическим и политическим колебаниям.

– Именно поэтому меня и удивило приобретение вами “Эльдорадора”, – вставил Жан-Ив. – Я полагал, что ваше приоритетное направление – это бизнес-отели, особенно в Азии.

– Да, это по-прежнему наше приоритетное направление, – спокойно ответил Эспиталье. – К примеру, в одном только Китае существуют колоссальные возможности развития в секторе гостиниц эконом-класса. У нас накоплен огромный опыт, мы знаем, как за это взяться: вообразите себе сеть отелей “Ибис” или “Формула-1” в такой огромной стране. При всем при том… как бы вам объяснить? – Он задумался, посмотрел в потолок, повернул голову направо, потом снова перевел взгляд на Жан-Ива. – “Аврора” имеет свои маленькие тайны, – произнес он наконец. – Поль Дюбрюль часто повторял, что единственный секрет успеха – вовремя появиться на рынке. Вовремя – значит не слишком рано: истинные новаторы редко получают максимальную прибыль от своих изобретений, сравните “Эппл” и “Майкрософт”. Но вовремя – это, конечно, и не слишком поздно. И тут наша скрытность сослужила нам хорошую службу. Если вы развиваетесь незаметно, без шумихи, то, когда ваши конкуренты просыпаются и решают занять свободную, как они рассчитывают, нишу, выясняется вдруг, что они опоздали: вы уже заблокировали все подходы и получили решающее конкурентное преимущество. Наша известность намного меньше нашей реальной значимости; и это во многом было нашей сознательной политикой. – Он снова вздохнул. – Однако время не стоит на месте. Сейчас уже каждый знает, что мы занимаем лидирующее положение в мире. Сейчас не нужно – и даже опасно – делать ставку на чрезмерную скрытность. Компания такого уровня, как “Аврора”, должна иметь общественный имидж. Гостиницы для деловых людей – это верный бизнес, он гарантирует высокие и постоянные доходы. Но он, как бы это сказать, недостаточно увлекателен. О деловых поездках люди говорят редко: рассказывать о них нет никакой радости. У нас имелись две возможности создать привлекательный образ в глазах широкой публики: туроператорская деятельность и клубы отдыха. Работа туроператоров дальше от нашей основной специализации, хотя там есть весьма крепкие предприятия, готовые сменить владельцев, и мы чуть было не пошли по этому пути. А потом подвернулся удобный случай с “Эльдорадором”, и мы за него ухватились.

– Хотелось бы все-таки уточнить вашу цель. Вы больше заинтересованы в коммерческом успехе или в создании имиджа? – спросил Жан-Ив.

– И в том, и в другом… – Эспиталье замялся, заерзал на стуле. – Положение “Авроры” осложняется тем, что ее акционеры разобщены. Из-за этого в 1994 году поползли слухи, что кто-то, дескать, предложил выкупить акции компании. Сейчас могу сказать с уверенностью, – в подтверждение своих слов он решительно махнул рукой, – что они не имели под собой никаких оснований. Тем более неуместными они были бы теперь: у нас нет задолженностей, и ни одна компания в мире – я говорю не только о тех, кто занимается гостиничным бизнесом, – не отважится на подобную авантюру. Однако, в отличие от, скажем, “Нувель фронтьер”, наши акционеры никак не организованы. Поль Дюбрюль и Жерар Пелиссон были, по сути, не столько капиталистами, сколько предпринимателями – великими предпринимателями, на мой взгляд, одними из величайших в нашем веке. Но они не стремились сохранять контроль над акционерами, что и осложняет сегодня наше положение. Мы с вами знаем, что в иных ситуациях нужны расходы ради престижа: они улучшают стратегические позиции компании, хотя и не приносят немедленной выгоды. Мы знаем также, что иной раз необходимо поддержать убыточный сектор, когда рынок еще не созрел или в случае временного кризиса. Новое поколение акционеров соглашается на это все более неохотно: теория быстрой окупаемости чудовищно испортила умы.

Жан-Ив хотел было что-то сказать, но Эспиталье остановил его жестом.

– Замечу, однако, – продолжил он, – что наши акционеры все-таки не идиоты. Они прекрасно понимают, что такая сеть, как “Эльдорадор”, не может сделаться рентабельной за один год, возможно, и за два тоже. Но на третий год они начнут сопоставлять цифры, и выводы не заставят себя ждать. И вот тут – пусть у вас будет распрекраснейший проект, сулящий бездну возможностей, – я уже ничего не смогу поделать.

Наступило продолжительное молчание. Леган сидел неподвижно, опустив голову. Эспиталье задумчиво водил пальцем по подбородку.

– Все ясно, – произнес наконец Жан-Ив и еще через несколько секунд добавил спокойным тоном: – Я дам вам ответ через три дня.

3

В следующие два месяца я видел Валери очень часто. Собственно говоря, мы виделись каждый день, за исключением одного уик-энда, когда она уезжала к родителям. Жан-Ив решил согласиться на предложение “Авроры”; Валери решила последовать за ним. Помнится, первое, что она сказала, было: “Мои налоги возрастут до шестидесяти процентов”. В самом деле, хотя зарплата ее увеличивалась с сорока до семидесяти пяти тысяч франков в месяц, разница, с учетом налогов, оказывалась не такой уж впечатляющей. Она знала, что с марта, когда она перейдет в “Аврору”, ей предстоит вкалывать изо всех сил. Пока же все шло хорошо: они объявили в “Нувель фронтьер” о своем уходе и теперь спокойно передавали дела. Я советовал Валери откладывать деньги, открыть сберегательный счет или не знаю что; хотя, по правде говоря, мы не слишком задумывались о таких вещах. Весна выдалась поздняя, но это не имело никакого значения. Когда потом я размышлял об этом счастливом периоде жизни с Валери – как ни странно, у меня осталось о нем очень мало воспоминаний, – я пришел к выводу, что человек не создан для счастья. Чтобы получить реальную практическую возможность счастья, человек должен был бы преобразиться – трансформироваться физически. С чем сравним Бог? Прежде всего, разумеется, с женской киской; а кроме того, например, с паром в хаммаме. Словом, с чем-то таким, в чем мог бы реализоваться дух, потому что тело насыщено радостью и удовольствием и все тревоги упразднены. Я теперь совершенно убежден, что дух еще не родился, он ждет своего часа, и рождение его будет трудным; пока мы имеем о нем лишь неполное и неверное представление. Когда я доводил Валери до оргазма, когда тело ее содрогалось в моих объятиях, меня порой охватывало краткое, но пронзительное ощущение, что я поднимаюсь на новый, совершенно иной уровень сознания, где не существует зла. В минуты, когда ее плоть прорывалась к наслаждению, время останавливалось, а я чувствовал себя богом, повелевающим бурями. И в этом заключалась моя первейшая радость – несомненная, совершенная.

Вторая радость, которую принесла мне Валери, состояла в ее удивительной доброте и мягкости характера. В иные дни, когда она задерживалась на работе – а со временем она стала задерживаться все дольше и дольше, – я чувствовал, что она издергана и утомлена до предела. Но она никогда не срывала раздражение на мне, ни разу не рассердилась, никогда у нее не было ни одного из тех непредсказуемых нервных припадков, которые нередко делают общение с женщинами мучительным и жалким. “Я не тщеславна, Мишель, – говорила она. – Мне хорошо с тобой, мне кажется, что ты мужчина моей жизни, и на самом деле мне больше ничего не нужно. Но увы: я вынуждена добиваться большего. Я – часть системы, мало что дающей мне лично и вообще бесполезной; но как вырваться из нее, я не знаю. Надо будет обдумать это на досуге, только не представляю, откуда у нас возьмется досуг”.

Что до меня, то я работал все меньше; исполнял свои обязанности – только и всего. Заканчивал так, чтобы, купив еды на ужин, спокойно успеть домой к “Вопросам для чемпиона”; ночевал я теперь у Валери. Как ни удивительно, Мари-Жанну, похоже, не огорчало, что у меня потихоньку пропадает всякое служебное рвение. Сама она любила нашу работу и всегда была готова взвалить на свои плечи дополнительную нагрузку. Мне кажется, больше всего она ждала от меня доброго отношения – а я и был все это время добр и мил. Ей очень понравилось коралловое ожерелье, которое я привез ей из Таиланда, она надевала его каждый день. Готовя документацию к выставкам, она порой бросала на меня странные взгляды, смысл которых оставался мне неясен. Однажды – это было в феврале, в день моего рождения, – она сказала откровенно: “Ты изменился, Мишель. Не знаю, в чем именно, но ты выглядишь счастливым”.

Она была права; я был счастлив, я это помню. В жизни, понятно, всякое случается, нас подстерегает множество проблем, старость, смерть – все так. Однако, вспоминая эти несколько месяцев, могу засвидетельствовать: счастье существует.

А вот Жан-Ив, безусловно, счастлив не был. Помнится, мы ужинали как-то втроем в итальянском ресторане, точнее в венецианском, короче, в каком-то довольно шикарном месте. Он знал, что из ресторана мы с Валери пойдем домой и будем трахаться, трахаться с любовью. Я не находил, что ему сказать, все и так было ясно, даже слишком. Ясно было, что жена его не любит, что она, возможно, никого никогда не любила и, по всей видимости, никого никогда не полюбит. Не повезло ему, вот и все. Человеческие отношения не так сложны, как их расписывают: бывают ситуации неразрешимые, а вот чтоб действительно сложные – это редко. Ему, понятно, надо было разводиться; дело непростое, но необходимое. Что я мог добавить? Мы исчерпали тему, еще не доев закуски.

Затем перешли к будущей работе в “Авроре”: у Жан-Ива и Валери уже родились кое-какие идеи относительно возрождения “Эльдорадора”, они знали, в каком направлении думать дальше. Они были умны, компетентны, уважаемы в своей профессиональной среде; но они не имели права на ошибку. Провал на новой должности не означал бы конца их карьеры: Жан-Иву было тридцать пять лет, Валери – двадцать восемь; им бы позволили попробовать еще раз. Однако первые промахи не забываются, им пришлось бы начинать заново с гораздо более низкого уровня. Все мы жили в обществе, где заинтересованность в работе обусловливалась зарплатой, или, шире, – материальной выгодой; такие понятия, как престиж и почет, отошли на второй план. При этом развитая система перераспределения доходов через налоги позволяла здравствовать всяким паразитам, никчемным и просто вредным людям, к которым в некотором роде относился и я. Существовавшая у нас экономика смешанного типа медленно эволюционировала в сторону большего либерализма, постепенно преодолевая предубеждение против ссуды под процент и против денег вообще, еще живое в странах с давней католической традицией. Жан-Ив с Валери ничего от этого не выигрывали. Некоторые выпускники Высшей коммерческой школы, совсем еще молодые, иные так просто студенты, даже и не думали устраиваться на работу, а сразу пускались в биржевые спекуляции. Подключались к интернету, оснащали компьютеры новейшими программами наблюдения за рынком. Иногда объединялись в клубы и тогда получали возможность распоряжаться более значительными средствами. Так возле своих компьютеров и жили, работали посменно двадцать четыре часа в сутки, никогда не брали отпусков. У них у всех была одна на редкость простая цель – к тридцати годам стать миллиардерами.

Жан-Ив и Валери принадлежали к промежуточному поколению, которое еще не мыслило свою жизнь без хождения на службу – возможно, что и на государственную; и я, их старший товарищ, в сущности, находился в таком же положении. Мы все трое намертво увязли в социальной системе, как насекомые в куске янтаря; пути к отступлению нам были отрезаны.

Утром первого марта Валери и Жан-Ив официально приступили к работе в группе компаний “Аврора”. На понедельник, четвертое марта, было назначено собрание всех, кто имел отношение к проекту “Эльдорадор”. Генеральная дирекция заказала достаточно известной конторе по изучению социологии поведения, именуемой “Профили”, анализ перспектив развития клубов отдыха.

Входя в первый раз в зал заседаний на двадцать третьем этаже, Жан-Ив немного волновался. В зале сидели человек двадцать, каждый из которых не один год проработал в “Авроре”, и этим коллективом ему теперь предстояло руководить. Валери заняла место слева от него. Все воскресенье он провел за изучением личных дел: он знал имя, обязанности и послужной список каждого из присутствующих и все-таки побаивался встречи. Сероватый день вставал над департаментом Эссон, относящимся к числу “проблемных”. В свое время Поль Дюбрюль и Жерар Пелиссон решили построить офис компании в Эври[12]12
  Эври — административный центр департамента Эссон.


[Закрыть]: земля тут стоила недорого, и совсем рядом проходила автомагистраль, ведущая на юг и в аэропорт Орли; в ту пору Эссон был тихим предместьем. Теперь же уровень преступности здесь считался самым высоким по стране. Каждую неделю совершались нападения на автобусы, автомобили жандармерии и пожарных; нападениям и кражам даже не вели точного учета: по некоторым оценкам, реальная цифра в пять раз превышала число поданных жалоб. Здание компании круглосуточно охранялось вооруженной бригадой службы безопасности. Внутренняя инструкция рекомендовала служащим после определенного часа не пользоваться общественным транспортом. Сотрудники, работавшие допоздна и не имевшие личного автомобиля, вызывали такси – “Аврора” заключила соглашение о льготном тарифе с одной из местных компаний.

Когда в зале появился Линдсей Лагарриг, специалист по социологии поведения, Жан-Ив почувствовал, что держит ситуацию под контролем. Социологу было около тридцати, длинные волосы завязаны на затылке, на лбу залысины; одет в спортивные брюки “Адидас”, футболку “Прада”, поношенные кроссовки “Найк” – короче, ровно так, как и подобает знатоку человеческого поведения. Для начала он раздал собравшимся содержимое своего портфеля – тонюсенькие папки, в которых были в основном графики со стрелочками и кружочками. Первая страница досье представляла собой ксерокопию заметки из “Нувель обсерватер”, точнее, передовицы приложения, посвященного отпускам. Она называлась “Отдыхать иначе”.

– В двухтысячном году, – Лагарриг принялся читать статью вслух, – массовый туризм уже исчерпал себя. У людей возникла потребность в путешествии индивидуальном и этически ориентированном.

Первый абзац представлялся чтецу весьма симптоматичным для понимания происходящих перемен. Он несколько минут распространялся на эту тему, после чего призвал аудиторию обратить внимание на следующие слова:

– В двухтысячном году перед нами стоит вопрос об уважительном отношении к другим. Мы, благополучные люди, хотели бы видеть в путешествии не просто удовлетворение эгоистических желаний, но своеобразную форму выражения солидарности.

– Сколько этому парню заплатили за исследование? – шепотом спросила Валери у Жан-Ива.

– Сто пятьдесят тысяч франков.

– Не может быть. За то, что он зачитает нам ксерокопию дурацкой статейки?

Линдсей Лагарриг между тем, туманно пересказав часть статьи своими словами, с идиотским пафосом цитировал следующий фрагмент:

– В двухтысячном году, – декламировал он, – мы уподобляемся кочевникам. Мы ездим на поезде, плаваем на теплоходе по рекам и океанам: в эпоху скоростей открываем для себя прелести неспешности. Мы растворяемся в безбрежном молчании пустынь; а потом вдруг окунаемся в водоворот многомиллионных столиц. С неизменной страстью…