Текст книги "Современные вопросы исламской мысли"

Что делать?

Как только системы красных огней внедрены и признаны, возникает новый вопрос: как реагировать на посылаемые ими тревожные сигналы? Случаи бывают более или менее сложные. Когда мы имеем дело с институционным образованием, созданным для проверки и наказания некоторых видов корпоративного зла, возникает конфликт между личной обязанностью сообщать о нарушении этических требований и лояльностью по отношению к корпорации или коллегам, которые могут оказаться вовлечены в правонарушение. Однако самые сложные нравственные случаи возникают в сферах, на которые не распространяются действия аппарата или в тех областях, где их можно заблокировать.

Обнаруживая своего коллегу вовлеченным в в некое порочное дело, можно попытаться его отговорить. Если уговоры безуспешны, можно связаться с вышестоящим начальством по этому вопросу. Однако такие усилия обречены на провал, если имеет место взаимная порука в высших эшелонах корпорации. Следующий шаг – подуть в свисток. Можно выйти за пределы корпорации, обратиться в отраслевую ассоциацию, суды, или прессу. Однако, если корпоративное зло сравнительно невелико, а попытки исправления его внутри корпорации были безуспешны, трудно рассчитывать на успех вовне.

Мы можем начать исследование нравственных проблем такого рода ситуаций, исследуя случаи с двумя чиновниками низшего звена. Во-первых, предположим, что некто, работающий в мэрии, обнаруживает, что один из членов совета регулярно покрывает нарушения правил парковки для своих родственников. Мэр отказывается что-либо делать, поскольку ему нужны голоса советника по проекту бюджета. Государственный прокурор не предпримет никаких шагов без указания офиса мэра. Пресса и общественность не интересуются такими незначительными правонарушениями. В отчаянии служащий просто подает жалобу о продажности государственных служащих. Это – пример красного света, возвещающего о корпоративном преступлении, однако, не способного вызвать надлежащей реакции.

Второй государственный служащий узнает о пытках в тюрьмах. Такие государственные служащие есть во многих странах. К сожалению, слишком во многих странах жалобы этого служащего сталкиваются с той же реакцией, что и жалоба муниципального работника. Если применение пыток ограничено и преимущественно обращено против непопулярного меньшинства или так называемой «террористической группы», пресса и общественность часто не выказывают интереса к обвинениям в нарушении правил обращения с заключенными. Красный свет игнорируется, если вовсе не выключается.

Перспективы еще хуже, если корпоративное зло является не следствием ненадлежащего поведения некоторых отдельных людей внутри корпорации, но результатом действия надличностных корпоративных сил. Тогда есть мало оснований ожидать, что, восходя со своими жалобами по служебной лестнице корпорации, удастся найти таких корпоративных служащих, которые захотели бы выдвинуть обвинения против политики своих начальников. Очень часто на этом пути встречаются примеры исключения обездоленных членов общества из экономических перспектив. При недостаточном вмешательстве правительства, остается мало надежды, что подобная политика будет исправлена.

Присутствует ли корпоративное зло в частных компаниях или правительственных учреждениях, единственным средством эффективного реагирования на специфические нарушения часто являются действия правительства. Контролирующие органы, наблюдательные комитеты и специальные расследования зачастую необходимы для изменения всей экологии зла. Конечно, это лечение нравственной болезни часто приносят с собой дополнительные моральные проблемы, поскольку политики, чьим долгом является исправление институциональных нравственных ошибок, мотивированы не только нравственными интересами, и даже при самых лучших намерениях исправительные меры часто приносят неожиданные результаты. Тем не менее, политические действия являют собой важный ответ на корпоративное зло.

Теперь мы можем видеть развитие серии реакций на нравственные предупреждения о корпоративной аморальности. Они не подчиняются строгому порядку. Иногда публичные акции прямого действия, такие как бойкот, будут более эффективными, нежели обращение к закону или законодательным органам. Тем не менее, можно выделить некоторые шаги. Во-первых, есть попытка преследования отдельных негодяев. Затем, можно подняться по корпоративной командной цепочке со своими жалобами. Затем, можно жаловаться в профессиональные организации, профсоюзы или контролирующие органы. Затем, можно обращаться за судебной поддержкой. Потерпев неудачу во всех этих сферах, можно заняться политической деятельностью или обратиться к прессе.

Политическая деятельность может принимать самые разнообразные формы. Она может быть насильственной или мирной, проявляясь внутри существующих политических структур или вне их. Но когда мы считаем необходимым предпринять политические действия, это значит, что мы уже прошли долгий путь от тех отдельных примеров корпоративного зла, которые побудили нас двигаться в этом направлении. С такого расстояния часто не видна сущность изначального зла. Из-за того, что он позволяет советнику улаживать несправедливым путем вопросы с парковочными талонами, должны ли мы жаловаться на во всех остальных отношениях безупречного мэра, не имеющего значительной оппозиции? Мы даже можем обнаружить, что мы неспособны противостоять советнику, если в остальных отношениях мы удовлетворены и не можем ожидать ничего лучшего от оппозиции.

Можно подумать, что мы смиримся с парковочными талонами, но не с пытками. Где-то между этими двумя случаями, где точно – пока нельзя сказать, должна быть проведена линия, за которую мы не смеем переступить. Это – вопрос непростой. Мы, таким образом, можем представить себе гипотетический случай, в котором будет дозволено отдельное избиение в глубоком подвале, если, не поддерживая власти, допускающие это избиение, мы усилим влияние еще более отвратительной правительственной или оппозиционной фракции. Возможно, из протеста мы предложим нашу поддержку.

Здесь присутствует явная нравственная опасность, и она – не только гипотетическая. Вне сомнения, крупные державы, также как большинство других правительств, повинны в зверствах, прямо или косвенно. Однако многие морально ответственные люди считают, что они вынуждены поддерживать эти правительства. Вне прямого столкновения с ужасом превалирует моральная слепота, красные огни мерцают безо всякой пользы. Сказать, что альтернативы нет, даже если это и правда – это не отговорка. Даже в тех случаях, когда поддержка несправедливого института морально обоснована, по причине избежания еще большей несправедливости, всегда есть альтернативы. Следует стремиться к реформам там, где это только возможно. Ввиду тщетности реформ можно сражаться. Когда сражение с институтом только ухудшает положение, есть возможность отставки.

Есть широкий спектр позиций в отношении института, от полной поддержки и идентификации до революционного отвержения и отказа. Возможно, отставка с поста есть наиболее крайняя реакция, ибо она не оставляет много надежды. Революционер, по меньшей мере, действует в надежде, что его усилия могут вызвать позитивные изменения.

Отказ (отречение) может принимать различные формы. Он может означать отставку с поста в правительстве или корпорации, но принятие другого поста. Отставка может быть формой протеста. Если чье-то положение в корпорации достаточно высоко, угроза отставки может побудить к проведению реформ. Отставка также может предоставить почву для высказывания критики, которая не может быть выражена, находясь внутри института. Эмигрант может писать острые очерки о моральном падении покинутого им общества, которые привели бы его в тюрьму, останься он дома. Политический изгнанник может начать кампанию из-за рубежа. Эти случаи представляют собой политической деятельности.

Самой крайней формой отставки является простой уход с поста. Это предполагает нарушение своих особых обязательств. Особые обязательства вытекают из близости. У нас есть особые обязательства перед нашей семьей, нашей страной, нашим обществом и даже перед избранной профессией, и, до определенной степени, перед корпорациями, на которые мы работали. Разумеется, могут быть превосходящие моральные причины, заставляющие нас нарушить эти обязательства, но этим не отрицается сам факт нарушения. Иногда перспектива вести хорошую жизнь в ссылке может привести к полному оставлению естественной среды, но за это приходится платить немалую моральную цену. Эта моральная цена выражается в упущенной возможности влияния на моральный рост у себя дома. Иногда этому попросту нельзя помочь. Родному городу нечего предложить. В нем нет никакой возможности роста. Притаившаяся здесь опасность состоит в иллюзии возможного достижения чистоты. Ссыльный, полагающий, что оставаясь в стороне, он может вернуть свою невинность, обманывает себя. Из того факта, что корпоративное образование совершает грехи, не следует, что личные обязательства по отношению к образованию тем самым аннулируются.

С другой стороны, извлечение пользы из соучастия в деятельности коррумпированного института бросает тень на соучастника. Рассмотрим случай мистера Х. Он – партнер в легальном семейном бизнесе. Недавно члены семьи стали использовать бизнес как прикрытие криминальной деятельности. Полиция подкуплена, а прессу это не интересует. Мистер Х безуспешно пытается убедить своих партнеров оставить преступную деятельность. Он может уйти из семейного бизнеса. Своим уходом он не окажет влияния на бизнес, но, оставаясь в нынешнем положении, он сможет предотвратить возможное совершение убийств членами своей семьи. Мистер Х в незавидном положении. Для него неправильно уйти, поскольку это означает отказ от предотвращения убийств. Для него также неверно не уйти, ибо, не уходя, он становится соучастником преступления. Он должен дистанцироваться от бизнеса на максимально возможное расстояние, допускающее его способность предотвращать убийства.

Предположим, что мистер Х остается в семейном бизнесе, но пытается отстраниться от его криминальных сторон, составляя свою зарплату из процента от легальных сделок, и отказываясь быть лично вовлеченным в любую криминальную деятельность, кроме советов, как ненасильственным путем извлекать из клиентов платежи. Многие клиенты ведут свои дела с Х из-за страха перед наказанием, если они уйдут куда-то еще. Таким образом, косвенно Х извлекает пользу из криминальной деятельности своего семейного бизнеса. Очевидно, мистер Х разделяет до определенной степени вину членов своей семьи. Даже можно поддаться искушению обвинить его в том, что он в равной степени разделяет с остальными партнерами ответственность за преступления, разве что косвенная вовлеченность мистера Х делает возможным лицемерие, от которого свободны другие партнеры. Такой взгляд ошибочен по двум причинам. Во-первых, озвученная мистером Х оппозиция криминальной стороне бизнеса снижает, если не покрывает, его ответственность за эту деятельность. Во-вторых, мистер Х прямо не вовлечен в выколачивание денег. Моральная предпочтительность косвенной вовлеченности в правонарушение перед прямой может быть обоснована как на утилитаристских, так и на деонтологических и аристотелевских принципах. Прямое нарушение моральных обязательств в большей степени ослабляет общее намерение соответствовать обязательству, и таким образом угрожает характеру объекта такого нарушения в большей степени, нежели косвенное нарушение.

Будь то путем отставки, протеста, эмиграции, или даже умственной самоизоляции, морально существенно обозначить некоторую дистанцию между собой и корпоративным злом. То, как мы видим себя, наши представления о том, кто мы есть, что мы готовы и что не готовы терпеть, все это отчасти определяется занимаемой нами позицией по отношению к народу, правительству, семье, традиции, цивилизации, религии, институту и корпорации. В значительной степени моральный характер личности определяется в категориях преданности и оппозиции традициям и институтам, субкультурам и общественным движениям. Наша моральная деятельность имеет место в сфере, чьи измерения отчасти определены положением, занимаемым посредством такой поддержки или антагонизма. Мы ответственны за то, каким образом мы участвуем в корпоративных образованиях. Об этом хорошо сказал Юрген Хабермас:

«Всякое продолжение традиции – избирательно, и именно эта избирательность должна быть пропущена через фильтр критики, сознательного присвоения истории, если хотите, или поминания грехов»³.

На нас лежит ответственность за выбор лучшей из открывающихся нам альтернатив, даже если все альтернативы плохи. Существуют моральные дилеммы, не имеющие решения. Существуют обстоятельства, при которых вопрос: «Что делать?» не имеет ответа. Это не должно быть причиной отчаяния. Это не означает, что ничего нельзя сделать в ситуациях моральной дилеммы, но что лучшие пути не могут быть выявлены посредством какой-то формулы или процедуры принятия решения. Рассмотрение того, что лучше в таких случаях, требует мудрости, и даже лучшие из доступных альтернатив останутся проблематичными.

Красный свет ислама

Вопросы личной ответственности в отношении корпоративных образований, вовлечения в корпоративное зло, политико-религиозной ссылки, умственной изоляции, открытого выступления против тирании, ограничения сотрудничества с несправедливыми правительствами – все эти и сопутствующие им вопросы подробно рассмотрены в исламской традиции. Ссылки на эти вопросы могут быть найдены в Коране, хадисах, религиозных биографиях и юриспруденции. Возможно, мусульмане в большей степени, нежели последователи любой другой великой мировой религии, определяют себя через нравственную позицию, занятую в отношении образования общин в различных общественных, политических и религиозных исторических условиях. Основное религиозное разделение в исламском мире, на шиитов и суннитов, основано на различии в интерпретациях и оценках истории, в которых краеугольным камнем являются моральные измерения социальных и политических условий.

Поскольку автор недостаточно компетентен, чтобы предоставить детальный обзор широкой исламской литературы по этому вопросу, мы приведем некоторые цитаты, свидетельствующие об этическом размышлении относительно соучастия в корпоративных институтах в общем контексте исламской истории и юриспруденции.

В особенности к вопросу установления отношений с корпоративным институтом относятся следующие аяты из Корана:

«И сторонитесь смуты, да не постигнет она вас, особенно – несправедливых, и знайте, что Аллах силен в наказании» (8:25).

«И не приобщайте себя к несправедливым, не то за тронет вас огонь, и нет у вас попечителей кроме Аллаха, и тогда не будет вам помощи» (11:113).

«И да не будут верующие брать себе друзьями неверных вместо верующих. И кто так поступает, тот не имеет связи с Аллахом, разве что вы остерегаетесь их.

И Аллах предупреждает вас о Своем воздаянии. И к Аллаху – возвращение» (3:27).

Первые два аята предостерегают против присоединения к группе несправедливых, даже если человек непосредственно не соучаствует в несправедливости. Третий аят дает позволение сокрытия своих взглядов. Участие в несправедливой организации допустимо в качестве средства защиты от более тяжкого зла.

В отношении сокрытия, Шейх ас-Садук (Ибн Бабуйа) сообщает в И’тикада т фи дин аль-имамиййа:

«И Имам Джафар (А) сказал: «Истинно, я слышу человека, порицающего меня в мечети, и я прячусь за столбом, так, чтобы он меня не увидел». И Имам Джафар (А) сказал: «Смешивайтесь с людьми враждебными внешне, но не соглашайтесь с ними внутренне, пока власть остается незрелой (сибйа ниййа)»⁴.

Другой аят, который может быть интерпретирован как требование отстранения себя от корпоративного зла, если нет силы сражаться с ним, звучит следующим образом:

«И вот, к тем, кого ангелы умерщвляют в состоянии, когда они были к себе несправедливы, они скажут:

В каком вы состоянии? И они ответят: мы были слабы на земле. Они скажут: неужто земля Аллаха не была широка, чтобы вы могли отправиться (куда либо прочь)? И они – те, чья обитель – Огонь, и это – дурное местопребывание» (4:97).

Земля Божия все еще достаточно широка для тех, кто хочет убежать от несправедливости. Вопрос, как и при каких обстоятельствах какая реакция будет надлежащей, остается вопросом, требующим мудрости, а не правила. В своем «Послании, поясняющем [неясные] вопросы» (Рисалат Тавдих. ал-маса’ил), имам Хомейни так писал о контактах с лидерами несправедливых правительств:

«Если отношения и контакты выдающихся религиозных авторитетов с притеснителями и царями тира нами могут способствовать уменьшению жестокости последних, они должны рассмотреть, будет ли разрыв связей предпочтительнее уменьшению жестокости, поскольку возможно, что такая связь станет причиной ослабления твердости воззрений народа и опорочения ислама и исламских авторитетов. Таким образом, им следует выбрать, что важнее и поступать в соответствии с этим выбором»⁵.

Этот наказ примечателен тем, что не предписывает определенного курса поведения, но обращает внимание на некоторые моральные соображения, важность которых должно определить само заинтересованное лицо. Аналогичная двусмысленность присутствует в более раннем рассмотрении этого вопроса шейхом Музаффаром. Требуя не сотрудничать с тираническими правительствами, он допускает исключения в тех случаях, когда есть основания надеяться на достаточно существенные положительные следствия таких контактов. Однако, в то время как имам Хомейни обращает больше внимания на важность разрыва связей с тиранами, Шейх Музаффар ставит акцент на сотрудничество с несправедливыми ради смягчения их ожесточения. Он объясняет, что вооруженная борьба имама Хусейна (А) требовалась для предотвращения уничтожения ислама, но отмечает, что такие действия должны предприниматься с величайшей осторожностью, и что имамы, последовавшие за Хусейном (А), понимая, что нет никакой надежды на установление подлинно исламского правления, занимались образованием, вместо организации восстаний⁶.

В книге шейха Муфида Китаб аль-Иршад подробно рассматривается, каким образом имамы поступали в отношении узурпированной или несправедливой власти, действующей от имени ислама. Например, описан целый ряд случаев, в которых Имам Али (А) дает юридические советы халифам. Описав в общих чертах имамат Хусейна (А), Шейх аль-Муфид пишет:

«В соответствии с выше сказанным, имамат Хусейна (да будет над ним мир!) после смерти его брата аль Хасана (да будет над ним мир!) был неоспорим, и всеобщее повиновение ему стало обязательным, хотя он и не призывал их последовать за ним, из за сокрытия взглядов из предосторожности(такйа), и потому, что он заключил перемирие с Муавией ибн Абу Суфйаном и должен был его соблюдать. В этом вопросе он следовал обычаю своего отца, Повелителя верующих (да будет над ним мир!), в смысле установления его имамата после Пророка (да благословит Аллах его и его род»), несмотря на его молчание об этом, и также имамата его брата после заключения перемирия, несмотря на свое молчание и невмешательство в политические дела. В этом они поступали согласно практике (сунне) Посланника Аллаха (да благословит Аллах его и его род!), когда он был окружен в Аш-Ши’бе, и когда он покинул Мекку как беженец, прячась в пещере, и был со крыт от своих врагов»⁷.

Жизнь имама Хусейна (А) являет собой пример как примирения с несправедливым институтом, так и восстания против него. Литература об имаме Хусейне и его борьбе с войсками Йазида и последующем мученичестве изобилует дискуссиями относительно ответственности индивидуума перед семьей, религией, правительством и своими сторонниками⁸.

Общий контекст обсуждения того, как осуществить реформы образует обязанность повелевать добро и запрещать зло (амр би ’ль– ма’руф ва нахй ’ан аль-мункар). Эта обязанность признается фундаментальной в шиитском исламе, и способы ее претворения в жизнь обсуждаются в основных трудах по исламскому праву. Нам повелено реформировать зло, с которым мы сталкиваемся. Эти попытки должны осуществляться постепенно, так чтобы применение силы могло быть сведено к минимуму, и не следует предпринимать что-либо прежде, чем возникнет уверенность в успехе. Во-первых, с негодяем следует поговорить с глазу на глаз, желательно не в самых прямых выражениях. Нужно попытаться не раздражать нарушителя напрасно. Затем уже будет уместной форма общественного протеста. Только после того, как все остальные средства окажутся неэффективными для остановления распространения зла, становится допустимым применение силы. Здесь мы обнаруживаем основу для институализации корпоративных проверок и балансов: такие меры должны предотвращать необходимость насильственного сопротивления злу. Если кого-то, поступающего непободающим образом, можно убрать из офиса посредством голосования, нет необходимости изгонять его оттуда силой. Те, кто работают под наблюдением свободной прессы, меньше склонны творить запретное, нежели те, чьи действия остаются в тайне. СМИ также служат площадкой определенного протеста, являясь ступенью в делании добра. Ответственность перед обществом – это не просто инструмент современной либеральной политической мысли, она может способствовать согласию с божественными повелениями, и ее можно рассматривать как существенную для исполнения обязанности делать добро и запрещать зло в современных обществах.

Только тогда, когда ненасильственные действия недоступны, или неэффективны, приходится прибегать к сражению. Иногда вопрос джихада обсуждается в форме повеления делать добро и избегать зла. Даже когда джихад явно безуспешен, сама по себе борьба может быть достаточна для перемены обстоятельств в такой степени, что зло будет явлено таким, каково оно есть. Во время халифата Йазида, зло, творившееся от имени ислама, достигло такой степени, что целостность ислама как религиозного института подверглась угрозе. Если бы исламу не удалось зажечь красный свет такой яркости, чтобы свести на нет религиозную легитимность халифата, моральное притязание исламского призыва затмилось бы⁹.

Что до красного света, то Аллах ниспосылает пророков (А) как предупреждающих. Пророки сами по себе есть красные огни. Айаты Корана, описывающие пророков как предупреждающих, слишком многочисленны, чтобы их здесь перечислять. Что-то неправильно в моральном поведении человека. Люди пренебрегают своими взаимосвязанными нравственными и религиозными обязательствами. Они оказались введенными в заблуждение блеском мирских наслаждений и власти. Низменное «я» доминирует до тех пор, пока духовность пророков (мир им!) не снисходит на сознание людей, напоминая им о необходимости восстановления завета с Аллахом.

«И Мы не ниспосылаем посланников иначе как возвест никами доброй вести и увещевателями, и кто уверует и станет творить благое, те не будут бояться и не будут они опечалены» (6:47).

Когда предупреждение пророков (А) укореняется в сознании, и дух начинает доминировать над душою, мы видим красные огни, освещающие тьму грешной души, предупреждающие об опасности сосредоточения на потреблении мирских благ, зависти, алчности и жадности и необоснованной гордыни. Этот красный огонь видят те, кто следуют духовным путем¹⁰, но его значение не ограничивается какой-либо отдельной группой. В самом крайнем выражении красный огонь прост. Это – кровь мучеников.

Мистики объясняют красный цвет как смешение белизны духа или разума с темнотой души – так же, как луна в сезон жатвы кажется красной сквозь тьму атмосферы земли, хотя ее свет и белый¹¹. Подобным образом, предупреждающие красные огни, являющиеся предметом нашего обсуждения, представляют собой вторжение просвещенного разума во тьму социального зла и политической коррупции. Дух восстает против тьмы греховности, указывая на добро и запрещая зло. Разум дает красные предупреждения увещевания и протеста. Он поднимается над ночью притеснения, подобно огромной красной луне в сезон жатвы.

Мученичество окрашено в красный свет. Он предупреждает о корпоративном зле, взывая к примеру совершенного отречения от всякой порочности. Кровь имама Хусейна (А) – это алый сигнальный огонь, сияющий сквозь историю для предупреждения о том, что даже во имя самых высоких идеалов могут вершиться самые худшие зверства. В то же время, он взывает к величайшей жертвенности в борьбе за справедливость. Это – то, чего требует красный разум имама Хусейна (А), это не процесс принятия решения в соответствии с некоторой юридической формулой, но приглашение к размышлению над мудрым выбором, сделанным в сложнейших ситуациях пророками и имамами (да будет над ними всеми мир!), в их борьбе против зла, с тем чтобы мы также могли проникнуть в суть моральных дилемм, с которыми мы сталкиваемся в свете их красных огней.

Примечания

1. Эту точку зрения отстаивает Томас Нейджел в его «Ruthlessness in Public Life» в «Moral Questions». Cambridge: «Cambridge University Press», 1979, 75–90.

2. Charles E. Larmore. Patterns of Moral Complexity. Camb-ridge: Cambridge University Press, 1987, 42.

3. Юрген Хабермас делает этот акцент в интервью, опубликованном в Die Neue Gesselschaft: Frankfurter Heft 4, April 1989, англ. перевод Стивена К. Уайта в: Philosophy and Social Criticism 4/14:3, 439.

4. То есть, пока власть следует своим частным целям и прихотям (прим. ред.). Ибн Бабу-йа, И’тикадат фи дин аль-имамиййа, ред. Г. Мазиндарани. Кум: Бидар 1377, 145. Ср. английский перевод: Shaykh al-Sadu – q, A Shi’ite Creed, trans. Asaf A. A. Fyzee. Tehran: WOFIS, 1982, 97–98.

5. Имам Хомейни. Рисалат Тавдих? ал маса ’ил, вопрос 2809. Ср. англ. пер.:Ayatollah Sayyed Mousavi Khomeini, A Clarification of Questions, tr. J. Borujerdi. Boulder: Westview Press, 1984, question 2809, 377.

6. Muhammad Rida al-Muzaffar, The Faith of Shi’a Islam. Lon-don: Routledge & Kegan Paul, 1982, 67–71.

7. Shaykh al Mufid. Kitab al ’Irshad, tr. I. K. A. Howard. Lon-don: The Muhammadi Trust, 1981, 298.

8. См. Ayatullah Mahmud Taleqani et al. Jihad and Shahadat: Struggle and Martyrdom in Islam. Houston: Institute for Research and Islamic Studies, 1986.

9. По вопросу повеления добра и мученичества Хусейна (А) см.: Шахид Мутаххари, Та’сир и ’унсур– и амр би ма’руф дар нехдат– и имам Xуссайн (Роль элемента «повеление делать добро» в восстании имама Хусейна) (1360/1981).

10. См.: Najm al-Din Razi. «The Path of God’s Bondsmen from Origin to Return», tr. Hamid Algar. Delmar: «Caravan Books», 1982, 300–301.

11. См.: Suhravardi’s «Aql e Surkh», vol. 3, ed. Seyyed Hossein Nasr. Tehran: «Anjuman-e Shahanshahi Falsafah-ye Iran», 1977, 228.» О, вы, которые уверовали! Бойтесь Аллаха правильной боязнью пред Ним, и не умирайте иначе как мусульманами» (3:102).