Текст книги "Современные вопросы исламской мысли"

Глава завершается несколькими проницательными замечаниями о том, что означает быть настоящим мужчиной и настоящей женщиной. Настоящий мужчина есть тот, чей разум или дух доминирует над его или ее душой, независимо от половой принадлежности. Так, термин «мужчина» употребляется оценочно, равно как «женщина» часто употребляется в ссылках на низменные элементы души, повелевающей творить зло. Именно в этом

смысле женщина может быть названа мужчиной, как, по словам Мавланы Джалал ад-Дина Руми, иногда «герой, подобный Рустаму, сокрыт в женском теле, как в случае Девы Марии». Как мужчины, так и женщины достигают совершенства через воплощение атрибутов Бога; мужчина в большей степени демонстрирует атрибуты величия, а красоты – в меньшей, в то время как женщина – в точности наоборот. «Только полностью будучи самой собой, посредством полного единства с Богом, она может быть полностью человечной и полностью женственной»⁸.

Для западного читателя эта книга являет подлинный вызов и возможность подвергнуть сомнению превалирующие ценности либеральной культуры. Для мусульманина эта книга также представляет вызов, поскольку позволяет нам заново ознакомиться с тем аспектом исламской культуры, который стал чуждым для многих из нас, ибо западные культурные ценности зачастую неосознанно ассимилируются нами. В то же время, работа предлагает твердую почву для защиты тонких и глубоких утверждений, являющихся отличительной чертой исламской интеллектуальной традиции, о которой пишет Мурата, традиции, которую современным мусульманским интеллектуалам не мешало бы изучить получше.

Примечания

1. Albany: State University of New York Press, 1992.

2. Murata (1992), 18.

3. Murata (1992), 286.

4. Murata (1992), 305.

5. Murata (1992), 306.

6. Этого Сухраварди (ум. 1234), основателя суфийского ордена Сухраварди и автора ’Авариф ал-ма’ариф, не следует путать с основателем ишракитской философии, Шихаб-уд-Дином Йахъей Сухраварди (ум. 1191)..

7. Это обсуждается в следующей главе «Воспитание сердца».

8. Murata (1992), 318.

Часть одиннадцатая
Воспитание сердца

В то время, как современная западная наука обратила свое внимание в сторону человеческого сознания и основала науку психологии, она добилась этого в свете более ранних достижений эмпирической науки, с тем результатом, что отцы современной психологии фокусировали свое внимание на тех аспектах сознания, которые могут быть лучше изучены при использовании парадигм естественных наук. Фрейд, сам будучи по образованию врачом, рассматривал психологию как продолжение медицины. Ненадлежащее поведение объяснялось душевными болезнями, аналогично телесным недугам, поражающим функции определенных органов. Во многих используемых сегодня университетских текстах психология определяется как наука о человеческом поведении, хотя, особенно среди терапевтов, имеется растущее осознание того, что попытка моделирования психологии по образцу естественных наук приводит к прискорбно поверхностному пониманию личности. Мы, наконец, начинаем слышать голоса протеста среди профессиональных психологов, раздающиеся против секуляристских постулатов, доминирующих в этой сфере. Хотя этот протест имеет корни в школе мысли, основанной Карлом Юнгом, он развился в то, что получило название «душевно-направленной психологии» у Джеймса Хиллмана и недавно нашел красноречивое выражение в работе Томаса Мура «Забота о душе» (Care of the Soul)¹.

Мур полагает, что ошибка доминирующих подходов к психологии состоит в недооценке ими значения религии и необходимости сделать духовность серьезной частью повседневной жизни. Он обращается к собственной католической христианской традиции с целью выражения понимания человеческой души и того, как о ней следует заботиться. Многое из того, что Мур говорит о неадекватности секуляризма, заденет знакомые струны в душе мусульман, чья доктрина таухида, или божественного единства, предлагает понимание всех аспектов жизни в терминах их отношения к Единому.

Многие из вопросов, обсуждаемых Муром, от зависти и ревности до священных искусств, также находятся в центре внимания духовной традиции ислама, где, помимо обсуждений прогресса души, особое внимание уделяется воспитанию сердца.

Ознакомившись с критикой Мура в адрес современной психологии, мы сможем лучше понять мудрость, выраженную в исламском предании относительно сердца. С этой точки зрения, забота о душе может рассматриваться как подготовка к очищению сердца.

Во введении к «Заботе о душе» Мур пишет:

«В современном мире мы отделяем друг от друга религию и психологию, духовную практику и терапию. Существенно важно устранить эту разобщенность, но если мы хотим добиться этого, сами наши представления о том, что мы делаем в психологии, должны быть коренным образом пересмотрены. Психологию и духовность следует рассматривать как единое целое. На мой взгляд, эта новая парадигма предполагает конец известной до сей поры психологии, поскольку она по сути своей порождена современностью, секулярна и эгоцентрична»².

То же самое можно сказать и в отношении других современных секулярных сфер, таких как политика, искусство, литература и философия. Они предполагают доктрины индивидуалистического секулярного модернизма. Величайшим протестом, когда-либо выраженным против модернизма в пользу традиционных культурных ценностей, была исламская революция в Иране. Мусульмане всего мира начинают обретать уверенность для развития собственных традиций, не только в политике, но также в искусстве и в науках. С другой стороны, хотя исламская революция и может считаться антимодернистской, в смысле того, что она представляет отрицание тех культурных ценностей, что видятся как навязанные Западом, многие аналитики были шокированы тем, как много модернистских представлений было воспринято революционными мусульманами. Мусульмане в целом изучают технологию, развитие, экономику и социальные науки, включая психологию, не очень задумываясь о том, каким образом те могут быть связаны с более агрессивными проявлениями западной культуры в мусульманских обществах.

Те, кто продолжает считать, что путь к прогрессу и развитию пролегает через слепое подражательство и импорт западных представлений и методов, должны хорошенько задуматься над фактом, что в самом западном мире все больше мыслителей обращает свое внимание к традиции как к источнику вдохновения. Это не означает, что мы должны просто заменить имитацию Запада имитацией традиции. Необходимость критического осмысления неоспорима, что под вопросом – так это его направление.

Одним из величайших источников традиционной мысли, вдохновлявшим религиозных мыслителей на Западе и на Востоке, были работы Платона, и Мур основывается на представлении Платона об «искусстве жизни», разрабатывая собственное понимание заботы о душе. Он пишет:

«Другой фразой, использованной Платоном, была, «забота о себе», под словом «забота» также понималось почитание богов и мертвых. Нам следует понять, что мы не сможем разрешить свои «эмоциональные» проблемы до тех пор, пока не по стигнем эту тайну почитания божественного и ушедшего, как части основной заботы, которую мы, как человеческие существа, должны проявлять»³.

Аллах Вечно-Живущий, Владетель всех знаний и власти, Само-Существующий по отношению ко всему, что существует, Все-Проницающий, Единственный, Несходный, без товарища.

Каллиграфия из Великой Мечети. Бурса, Турция. 1399 г.

Другая идея Мура, основанная на подходе древних греков, есть идея о необходимости общины. Платон обсуждает свой идеальный город, республику, как органичное сообщество, части которого аналогичны частям человеческой души. Акцент на общинности также ярко озвучен последователями одного из самых важных движений современной политической философии, находящихся в оппозиции либерализму: коммунитаризма. Мур признает, что одной из сильнейших нужд души является нужда в общине, и что в современном мире есть много знаков того, что нам недостает глубины опыта общинности⁴.

Иногда нужда в общине и ее недостаток в современном обществе выражаются в глубоком чувстве одиночества, даже до степени порождения мыслей о самоубийстве, с которыми терапевтам приходится сталкиваться на практике.

Мур замечает, что профессиональная психология создала перечень расстройств, известный как DSM-III, и что он хотел бы добавить в этот список некоторые расстройства, которые он наблюдал в своей практике:

«Например, я хотел бы включить диагноз «психологический модернизм», некритичное принятие ценностей современного мира. Оно включает в себя слепую веру в технологию, чрезмерную привязанность к материальным орудиям и удобствам, некритичное восприятие шествия научного прогресса, преданность электронным СМИ, и стиль жизни, диктуемый рекламой»⁵.

Мур предполагает, что путь избавления от различных видов неврозов, поражающих современных людей на Западе, лежит через изучение опыта других культур, от искусства и религии до философии. Он продолжает, что современная психология может быть заменена заботой о душе, и что тогда «мы сможем начать построение культуры, чувствительной к запросам сердца»⁶.

В мусульманской традиции обнаруживается широкий пласт поразительных дискуссий касательно сердца, некоторые из которых были собраны в книге Мураты «Дао Ислама». В общем, мусульманские мудрецы, как и мудрецы других традиционных обществ, могут определить диагноз «психологический модернизм» как следствие недостатка внутренней гармонии. В частности, исламский рецепт требует соблюдения шариата. Шариат направляет душу к сердцу: «Функцией шариата является обращение всех душевных сил в направлении, которое поможет душе достичь блаженства»⁷.

Должны ли мы сделать вывод о том, что все, что необходимо для исцеления психологического модернизма – это установление исламского правления, которое будет применять шариат? Очевидно, этого будет недостаточно, и если применение осуществляется в одиозной манере, конечным результатом, возможно, будет усугубление болезни, вместо ее исцеления. Исламский закон может выполнять свою целительную функцию только если соблюдается добровольно, поскольку он работает, приводя нас к желанию того, что надлежит.

’Абд ар-Раззак Кашани, комментируя Коран, объясняет, что Бог ниспосылает вместе с Кораном способность к различению проницательного разума, и что это различение «затем станет исцелением болезни сердца»⁸. Болезнями, которые следует лечить, являются такие вещи как невежество, сомнение, лицемерие, сердечная слепота, ненависть и зависть. Аналитическое различение, проводимое исламским законом между чистым (тахир) и нечистым (наджис), правильным (сахих) и неправильным (батил), и пятеричная классификация действий, из которых есть обязательные (ваджиб), рекомендованные (мустахабб), нейтральные (мубах), не рекомендуемые (макрух) и запрещенные (харам) – все они необходимы для подлинного гармоничного синтеза элементов души, который, в свою очередь, требуется для здоровья сердца.

Этот момент таким образом выражен Джалал-ад-Дином Руми:

Больно, поражено недугом сердце того, кто не знает (не может отличить) вкуса того и этого.

Когда сердце исцеляется от недуга и болезни,

Оно в состоянии отличить вкус лжи от вкуса правды.

Когда желание Адама отведать пшеницы (запретного плода)

Усилилось, оно похитило здоровье из сердца Адама⁹.

Некоторые могут возразить, что подобное суфийское очищение сердца от мирских желаний может быть полезным для сердца, пораженного традиционными пороками, но может ли это предписание исцелить сердце, подверженное таким современным болезням как психологический модернизм, отчуждение, наркозависимость, одиночество, насилие и скука? Поверхностным ответом было бы сказать, что если избавиться от традиционных пороков, современные недуги также испарятся. Это, однако, означало бы игнорировать тот факт, что современная ситуация может сложиться таким образом, что стяжание добродетелей и искоренение пороков могут казаться архаичными и не относящимися к делу.

Современные теории, большинство из которых имеют корни в Европе девятнадцатого столетия, предлагают собственные рецепты против описанных ими современных болезней. Марксисты, например, полагали, что государственная собственность на промышленность и капитал принесет освобождение от современных недугов. Никто, похоже, больше в это не верит. Либерализм на самом деле не обращается к современным болезням, но готов признать их личным делом, с которым должен справляться личный психотерапевт или пастор. Психотерапевт предложит, что лечение надо искать в индивидуальном чувстве вины, поиске удовлетворительных половых отношений и сеансах у психотерапевта. Возможно, психотерапия заслуживает большего, чем эта ремарка, хотя бы по той причине, что она снискала столь многих последователей. Но важным здесь является то, что она относится к современным болезням сердца, души и духа так, как если бы они были личным делом, восходящим к переживаниям детских взаимоотношений с родителями и взрослому сексуальному опыту. Муру определенно следует воздать должное за его желание пройти дальше этого в его отрицании современной психологии. Большинство психотерапевтов сегодня, похоже, в любом случае более полагаются на фармацевтические средства, нежели на теории Фрейда или Юнга. Лекарства являются средством совладания с ментальными расстройствами, но никто не утверждает, что они вылечивают от них.

Сегодняшние люди несчастны. Там, где богатство, там процветает бездумное потребление, а там, где его нет – зависть. И то, и другое подогревается телевидением. Религиозное решение, предлагаемое в контексте либерального капитализма, состоит в потреблении предназначенной для масс духовности. Здесь на самом деле неважно, что это – христианство, нью-эйдж или даже суфизм! Предлагается частная форма личного религиозного опыта. Наличие правильного религиозного опыта предполагается лекарством от недугов современного сознания. Религия предлагает утешение. Она успокаивает. Бог любит тебя. Ты спасен, если только веруешь всем сердцем. Бездумное потребление и зависть продолжаются. Телевизор по-прежнему включен.

Чарльз Тейлор говорит о трех главных источниках нравственного мировоззрения среди жителей современного Запада: теизм, натурализм и романтизм и его наследники. Он обнаруживает, что эти три источника не в состоянии решить проблемы утраты смысла и разочарования. Тейлор заключает, что необходимо постижение важности человеческого сочувствия и преданности, сущностной ценности вещей и нашей способности распознавать подобные ценности. Хотя Тейлор выражает сомнение в способности христианства, или более того – теизма, предоставить требуемое понимание, он признается в том, что разделяет чаяния, «имплицитно присущие иудео-христианскому теизму»¹⁰.

Если комплекс психологического модернизма столь глубок, должны ли мы действительно ожидать, что ислам предложит какие-то лучшие решения, нежели современные подходы? Западная наука не возлагает надежд ни на что, даже отдаленно похожее на ислам, в конце концов, она заключает, эта система была разработана для решения совершенно иного набора проблем. Во-вторых, ислам не представляется предлагающим что-либо существенно отличное от христианства – так что если христианство подвело современного человека, перспектива ислама также видится туманной. В-третьих, если корни современного расстройства психики лежат в социальной конфигурации общества, определенной индустриализацией и переменами стиля жизни, сопутствующими развитию промышленности, внедрению технологии и СМИ, религиозная привязка не будет казаться слишком важной. В марксистской терминологии это соответствует ожиданию смены способа производства из-за изменений в надстройке. Например, могут привести довод, что в Америке и Европе брачные узы слабеют не потому, что многие люди верят в социалистическую или феминистскую утопию, в которой отсутствуют узы брака, а потому что мужчины и женщины постоянно женятся неудачно. Не имеет значения, мусульмане они, христиане или буддисты. Их брак неудачен по причине сложных проблем, включая законодательную систему, эксплуатацию секса в СМИ ради рекламы продуктов, доступность внебрачных половых связей, недостаточная поддержка брака посредством прочных семейных уз, и т. д. В-четвертых, оппонент потребует от нас взглянуть на беспорядок в «исламских» странах, например, распространенную коррупцию и политические репрессии, характеризующие большинство мусульманских обществ, непомерное потребление богатыми на фоне ужасающей нищеты и зависти средних классов к тем, кому доступны большие средства комфорта, импортированные с Запада.

Так как же может помочь ислам? Во-первых, следует понять, что принятия ислама отдельным человеком или обществом недостаточно для спасения от психологического модернизма. Тем не менее, на ислам есть причины возлагать надежды, хотя бы потому что он не исходит из современных представлений, приведших к острейшим заболеваниям. Конечно, то же можно сказать и о христианстве, но христианская мысль сама претерпела свою собственную модернизацию, которая затрудняет эффективное противостояние напору модернизма. Возложение надежд на ислам дает нам еще один шанс. Возможно, ислам – это последний шанс для человечества отбросить свои предрассудки и тщеславие, для обретения социальной гармонии и внутренней духовной опоры в смирении перед Богом. Это правда, что ислам возник и обращался к обществу, сильно отличному от современного мира, но есть соблазнительный призрак надежды, что в процессе поисков универсального послания ислама и применения этого послания к текущим ситуациям мы, по меньшей мере, сможем избежать тех ловушек, в которые попала современная христианская мысль. Религиозная привязка не столь важна, но практическое применение религиозных идей в обществе может порождать позитивные изменения. Например, если мусульманские общества процветают, их СМИ не используют секс для маркетинга, законодательная система не поощряет разрыва семейных уз, прочные семейные узы способствуют вступлению в брак членов общества, которые находят в своей вере нравственные силы оставаться верными своим супругам. Огромные проблемы мусульманского мира сегодня – это вовсе не причина отчаиваться в его способности справиться с модернизмом, поскольку надежда, которую мы возлагаем на ислам, требует применения божественного руководства, а не просто формального принятия и применения внешних предписаний. Сегодняшний мир нуждается в силе, которая встанет в оппозицию доминирующему мировому принципу потребления и ценностям рыночного капитализма. Только ислам представляется способным сыграть эту роль.

Конечно, роли оппозиции не достаточно. Если исламское движение хочет быть эффективным, оно должно предложить что-то большее простого отрицания зла модернистской культуры. Оно должно обещать нечто большее и быть в состоянии представить это обещание в форме видения того, каким образом человечество в его нынешних отчаянных условиях может продвинуться вперед по пути божественного руководства. Определенно, в интеллектуальных традициях мусульман, в особенности относящихся к внутренней жизни, в ’ирфане, есть достаточно источников для такого видения, если только истолковать их с должным учетом современных условий и их исторического контекста.

Конечными стадиями очищения сердца являются исчезновение (фана’) и пребывание (бака’), разрушение, за которым следует новая жизнь. Болезненность и алчность психологического модернизма также представляются требующими разрушения и перехода к новой жизни. Посредством соучастия в обновлении исламской общины, мусульмане могут найти путь к избавлению от иллюзий блеска модерна и посвятить себя осуществлению человеческого совершенствования, ради которого Бог нас создал. Ввиду такого восприятия сердца, совершенный человек зачастую описывается как обладающий сердцем, как написал Мавлана Джалал-ад-Дин Руми:

Обладатель сердца становится шестигранным зеркалом:

Посредством него Истинный смотрит на все шесть сторон¹¹.

Комментируя космическое бракосочетание духа и души, С. Мурата пишет: «Если мы хотим актуализировать совершенную рациональную душу, ее родители – душа и дух – должны вступить в брак, породить ее и воспитать ее»¹². Если сердце понимать как «достигшую совершенства рациональную душу», возможно, исцеление от некоторых болезней, о которых говорит Томас Мур, потребует большего, чем забота о душе, – такого взгляда на душу, который совершенно отличается от типичного для западной традиции. Вместо рассмотрения души как содержащей две воюющие части, разум и страсть, где искусство и религия отнесены к эмоциональному, а разуму не остается ничего, кроме логических рассуждений и игры с цифрами, может оказаться полезным принятие более радикальной процедуры рассмотрения человеческого существа, как то предложено исламской традицией. В соответствии с этой традицией, не душа содержит сердце и интеллект, но душа и разум в надлежащей гармонии дают рождение сердцу.

Имам Хомейни объясняет, что верующие, будучи последователями Совершенного Человека и следуя по его стопам, странствуют, озаряемые светом его руководства и светильником его знания. Термин «совершенный человек» считается впервые введенным Ибн Араби, и используется как одно из важнейших понятий ’ирфа на (гнозиса). В рамках традиции, которой следует Имам Хомейни, термин «совершенный человек» используется в отношении пророков и избранных друзей Божьих (авлийа’), среди которых наиболее выдающимися являются двенадцать шиитских имамов (А).

Имам объясняет, что извращенность сердца происходит от пренебрежения Богом и внимания к мирским вещам. Это соответствует взглядам цитируемых Муратой авторов, которые говорит о порочном сердце как о сердце, внимающем желаниям души и пренебрегающем светом, получаемым ею от отца, духа или разума. Здесь мы также видим, что надлежащей функцией разума является познание Бога.

Некоторые могут возразить, что внимание к интеллектуальному знанию не может исцелить больное сердце, даже если это – знание теологии. Возражение выдает некорректное понимание знания Бога, которого ищет ’а риф. Искомое не есть рассудочное суждение, ни постулирование догмы или философское доказательство, а совлечение завесы с божественного и вкушение его, называемое «встречей с Богом» (лика ’ Аллах). Это – не просто интеллектуальное знание в современном понимании, но знание, обладающее аффективным и практическим измерениями. Сердце можно исцелить только если оно не отрезано от разума; разум должен быть в состоянии говорить с сердцем. Имам Хомейни завершает призывом к вере и гармонии внутреннего и внешнего, призывая своих читателей заботиться о том, чтобы следствия веры воздействовали как на наше внешнее, так и внутреннее бытие.

«Точно так же, как мы утверждаем, что обладаем верой в сердце, мы должны подчинить и свое внешнее бытие ее власти, чтобы корни веры были взращены в наших сердцах… так чтобы это божественное со кровище, отданное на временное хранение чистому и небесному сердцу, украшенному его божественной природой, было возвращено Святому Существу не поврежденным и не испорченным деяниями Сатаны и руками предательства»¹³.

Примечания

1. Thomas Moore. Care of the Soul. New York: Harper Collins, 1994. 2. Moore (1994), p. xv.

3. Moore (1994), xvii.

4. Moore (1994), 92.

5. Moore (1994), 206.

6. Moore (1994), 284.

7. Murata (1992), 286.

8. Murata (1992), 302.

9. Mathnavi, II, 2737 ff. Cр. англ. пер. У. Читтика в: W. Chittck. The Sufi Doctrine of Rumi, 56, см. также W.C.Chittick. The Sufi Pathof Love: The Spiritual Teachings of Rumi. Albany: SUNY Press, 1983.

10. Charles Taylor. Sources of the Self: The Making of the Modern Identity. Cambridge: Harvard University Press, 1989, 521.

11. Mathnavi, V, 874. Ср. англ. пер.: Chittick. The Sufi Doctrine of Rumi, 61.

12. Murata (1992), 305.

13. Ibid., 23–24.

Доктор философии, профессор Мухаммад Легенгаузен родился в 1953 году в Нью-Йорке в католической семье. Изучал философию в Университете штата Нью-Йорк в Олбани, затем в магистратуре Университета Райса. Преподавал философию в Южно-Техасском университете, где принял ислам. С 1990 года преподает в Иране, в частности, в Образовательно-исследовательском институте Имама Хомейни.