Текст книги "Скучающие боги"

– Откуда ты? – спросил Игор, глядя как подрумянивается мясо на огне.

– Я жил в городе долгое время, пока там не случился бунт, – не сразу ответил Беримир, вырываясь из воспоминаний. Затем вспомнил, кто его собеседник и добавил. – В Таргизе. Это на севере. Прекрасный город. Большой и сильный. С ним не сравнится ни один другой.

– Это столица. Привратник показывал её на карте. Второе поселение людей. Самое крупное. Расскажи о нем?

– Что тебе о нем рассказать?

– Ну какой он? Как устроен? Я ведь совсем ничего не знаю. Привратник показывал мне карту, говорил, куда можно ходить, а куда не следует. – Игор поерзал на бревне. – Он сказал, что мне не стоит идти в большой город. Там я никому не нужен. Только куда мне в таком случае идти?

– В этом есть правда, – согласился Беримир. – Если ты заявишься туда с требованиями, тебя скорее всего кинут лицом в грязь. К тому же сейчас в городе неспокойно, а после гона и вовсе неясно, что будет.

– Здесь говорят, что корда убили двое из этой деревни. Они жили в сгоревшем трактире.

– Правда? – неподдельно удивился Беримир. – Это многое объясняет.

– Что, например?

"Как хорошо общаться с пришлым, – подумалось Беримиру. – Как с ребенком. Любое мнение можно выдать за истину".

– Когда люди начинают роптать и выражать недовольство твоим правлением, самое время выдумать им внешнего врага, на которого можно списать все беды. Бьюсь об заклад, что нападение было подстроено. Интересно только, где они нашли дураков, которые согласились на это. Сокрушить корда невозможно. Даже дети это знают.

– У них было какое-то оружие. Когда корд выбежал к нам, у него из бока торчал железный прут.

– Корд выбежал к вам? Ты его видел? – вновь удивился Беримир.

Игор рассказал ему всё, что они пережили той ночью. В этот раз рассказ вышел чуть более складный и он подумал, что рассказывать эту историю ему придется еще не раз, от чего она будет становиться только красивее.

– Вот это да, – в задумчивости протянул Беримир. – Ты и дня здесь не пробыл, а уже увидел смерть одного из самых загадочных существ на материке.

А про себя подумал:

"В городе смута, здесь подстроенное нападение, гон… Эти события точно связаны.

Грядет что-то большое".

– Расскажи мне всё таки о городе, – поросил Игор.

– Да, – улыбнулся Беримир. – О городе…

Он поковырял картошку, перевернул каплуна, размышляя, с чего бы начать, а потом заговорил:

– Понимаешь, наша история началась с большой ошибки и большой жестокости. Когда в стародавние времена пал Дид, который был колыбелью нашей цивилизации, люди поняли, что дальше нужно жить с умом. Те, кто не хотел менять порядок вещей, лежат сейчас у Привратника под боком, поэтому Таргиз строили люди мудрые и дальновидные, вдохновленные идеями добрососедства.

Они заложили город с разделением на четыре части. Равных части, которые, как символ, как связь объединяла стоящая в центре Золотая башня. Будто пирог со свечой. Торговый район, заводской район, культурный район и фермерский. Это был замечательный план, и всё сработало. В культурном жили люди тонких профессий: художники, ученые, исследователи, писатели. Это место стало оплотом просвещения и развития цивилизации. Там создавались первые трактаты с описанием нашего нового мира, изучались артефакты ланнов, писались учебники истории, правдивые, надо сказать, учебники, прикладные науки и грамота. В другом районе шла бойкая торговля, там обретались музыканты, строились гостиницы, игорные дома, дома для утех и небольшие ткацкие мануфактурки. В основном там отдыхали, устраивали празднества, кутили и пили, придумывали новые сорта вин и писали стихи. Именно там и зародилось современное Повелье. Рядом, в заводах, пыхтели трубами кожевенные мастерские, оружейные, кузнечные мастера строили свои производства. Там выплавляли железо и создавали сложные станки. Ну а в последнем районе было раздолье. Там были поля, луга, сады. Город в то время не имел крепостной стены. Кругом вертелись мельницы, хрюкали свиньи, из виноградных лоз выжимали прекрасные соки и вина, варился мёд. Кругом процветала жизнь.

Беримир осторожно снял румяное мясо с вертела. Каплун оказался совсем не жирным, потому был щедро полит крепким медом, что оказался в бутыли, отчего приобрел терпкий, пряный вкус. Игор пошире раскрыл мешок с овощами, и они оба принялись есть.

– Да-а, – протянул Игор, наслаждаясь теплом, которым одарил его мед, – Это тебе не Белый ворон! Но тоже очень достойный напиток.

– Этот старый пройдоха тебя угощал своим самогоном? – усмехнулся Беримир, перенимая бутыль.

– Конечно, мы с ним вот так же сидели всю ночь, только на вертеле были кроли, и соус был яблочный.

– И как ты перенес?

– Я услышал китов, – улыбнулся Игор.

И они оба рассмеялись.

Недалеко неспешно накатывали и отступали слабые волны, журчали среди камней и катали опавшие листья. Светили звезды, изредка затухая под редкими облаками, словно корабли проплывавшими по ране. В костре трещали ветки, от которых вверх взметались золотые искры, угасая где-то в вышине. Деревня давно спала, лишь скрипели под ветром тяжелые крылья мельницы, да шуршал неподалеку старый кот. Он то и дело выбегал на дорогу, возникал в ближайших кустах или крался по бревнам. Он хотел есть, но незнакомцев страшился.

"Как же здесь хорошо, – подумал Беримир, глядя в небо. – И никуда-то идти не хочется".

Ему вдруг стало очень тоскливо. Так, что захотелось завыть во весь голос.

– Что было дальше с городом? Расскажи.

Игор смотрел на небо, на звезды. Перед ним лежал мир полный загадок и тайн… и недоеденная куриная ножка.

"Счастливый человек…"

– С городом… – обретаясь проговорил Беримир. – Город разросся. Глупо было засевать луга в его черте. Хотя тогда всё было иначе. Времена были более дикие, более жестокие, и все жались друг к другу. Но всё же хозяйство ушло далеко за пределы города, его вытеснил непомерно разросшийся торговый район. Был основан Халборд, появилось множество замков и твердынь, начались междоусобицы, черный рынок, интриги и прочая хворь…

А потом, с появлением первого архонта, началась кампания. Людям, которые забыли, что такое Великая охота и Конкордат, показалось, что место на материке распределено не верно, и что поля и лес на другом берегу Тундоры и бассейна зеленее, чем здесь. Тогда и началась Исследовательская кампания, по освоению просторов. Только в ней на одного исследователя приходилось по сотне солдат.

Беримир, наевшись, привалился спиной к баррикаде. Лисенок сыто устроился у него на груди. Казалось, в нем совсем не осталось злобы. Игор сидел напротив, подкидывая в огонь дрова и хворост. Он действительно выглядел в эту минуту счастливым.

– Почему ты здесь сидишь? – спросил Беримир. – Что это?

Он постучал ладонью по баррикаде.

– Здесь вчера ловили черного человека.

– Кого? – опешил Беримир.

– Когда был пожар, кто-то черный утащил женщину в реку. Её так и не нашли. Зато нашли следы убийства ещё двоих людей, которые тоже вели в реку. Вот от него и навалили тут эти бревна. Я вчера здесь сидел с двумя местными, так он вышел из воды, показался на миг и убрел. Я только силуэт видел. Черный. Кто-то говорит, что то мертвяк обычный, кто, что необычный. Странно это все.

Игор привстал и заглянул за бревна. Там все было спокойно и тихо, только очень зябко.

– Сегодня его никто уже не боится, будто и не было совсем. И я не боюсь. И это меня пугает. Я понимаю, вижу, чувствую, что такого столь противоестественного не было в моей жизни. В той, которая была до появления здесь. Что я должен чураться подобных вещей, бежать от них, как от огня в сухом поле. Но мне не страшно. Я видел лик корда – совершенно отвратительный. Слышал рассказы об ужасах, которые у вас творились. Видел странные вещи у врат. И, кажется, это перевесило какую-то чашу страха, от чего она опрокинулась и расстаяла.

Он посмотрел на Беримира с грустной улыбкой.

– Не знаю, что теперь способно меня напугать.

Они оба на какое-то время замолчали.

Беримир смотрел на него во все глаза и хотел было рассказать о своем сне, но передумал. Ему вдруг показалось, что говорить об этом нельзя.

– Что было дальше с городом? – спросил Игор, чтобы разогнать тишину.

– Эм… С городом, да…

Беримир тоже поглядел на воду. Теперь она колыхалась уже как-то зловеще.

– Дальше заводы перешли на военное положение и стали делать оружие для нужд кампании. Школы оказались не важны, работать на заводах могли и полные идиоты. Стихи и песни теперь звучали лишь в кругу торгашей. Исследования проводились все неохотнее. Кто был поумнее, ушли в Халборд и основали там Институт естественных наук. Те, кто остался, вступили в долгую, утомительную борьбу за право жить и развиваться. Сейчас культурный район, зажимаемый со всех сторон, почти сплошь состоит из голытьбы, авантюристов, революционеров и шарталатов. Уличные банды, некогда прекрасные фонтаны, полные сейчас опавших листьев, и жилища от безысходности опускащиеся под землю, в каналы и катакомбы.

– Грустно это все, – подал голос немного захмелевший Игор. – Такую идею загубили.

– Всё имеет свой расцвет, и всё имеет свой закат.

– Гляди ка, твой лис совсем заснул. У него есть имя?

– Сова. Я назову его Сова, – ответил Беримир.

– По-моему, прекрасное имя. – улыбнулся Игор. – А откуда там каналы и ? Их тоже закладывали заранее?

– Да, их проектировали люди и…

Он вдруг осекся. Его посетила ужасная мысль. Она зябью пробежала по всему телу, зажигая мертвые бунташные огни.

Когда дознаватель рассказывал, как намерен был затопить каналы, он неверно назвал последовательность труб. Конечно, он мог и оговориться, но скорее всего он… попросту не знал как правильно.

– Он блефовал… – прошептал вслух ошарашенный Беримир и почувствовал, как волна мурашек вновь пробежала по телу.

Он вдруг осознал, что его использовали. Конечно, он понимал это и раньше. Его применили, как один из инструментов, при помощи которых изменили ход восстания. Кто знает, сколько было таких Беримиров, насмотревшихся на пытки и едва не обезумевших от страха. Однако именно его имя прозвучало из уст архонта, именно его сделали козлом отпущения. И, поэтому, он справедливо полагал, что его роль была куда значительнее и весомее, чем у прочих.

И все время своего позорного бегства он утешал себя и свою совесть только тем, что не мог поступить иначе… А, оказывается, мог!

Его обвели вокруг пальца! Самым дерзким и отчаянным образом.

И на самом деле выбор у него был. Потому что тогда, под взглядом серых глаз дознавателя, он мог догадаться, что тот блефует. Да, черт его дери, он был единственным, кто только и способен был об этом догадаться! Откуда архонту ведомы такие мелочи, как правильное вращение вентилей в давно забытой клоаке? Пределом того, что он мог знать, было то, что такие вентили существуют и, что они теоретически, могут затопить определенные полости.

Его просто обманули. Причем конструкция обмана была очень и очень шаткой. А поверил он в нее только потому что струсил.

И от осознания этого Беримиру стало не по себе. Ведь он был виновен. Он действительно был виновен во всех казнях, ссылках и бедах, что жестокой волной прокатились по городу. А он бежал как жалкий, ничтожный, поджавший свой обрезанный хвост пёс.

– Что? – оживился Игор. – Прости, я не расслышал.

"Мне надо вернуться в город!"

– Нет, нет… – замотал захмелевшей головой он. – А ты куда теперь направляешься? В Таргиз?

– Я думал об этом, но, что ты, что Привратник, отговариваете меня.

– Позволь, я дам тебе совет.

Беримир оживился. Он вскочил и поглядел вдаль, в черноту ночи. Там, далеко, был хребет, за которым начинался мощеный тракт. Отсюда его не было видно, но он там был. Путь. Путь до города.

Он почувствовал небывалый подъем. Теперь он твердо знал, что ему делать и куда идти. За его трусливым сердцем был безмерный долг перед всеми, кто пострадал от воли архонта, и он намерен был его выплатить.

– Наш мир, как тебе, я думаю, объяснил Привратник, да и видел ты сам, не очень то безопасный. И это не плохо. В этом кроется его некая прелесть и даже красота. Здесь, под светом этой раны и нашего солнца, ты можешь столкнуться с чем-то поистине ужасным, непостижимым, пробирающем до костей. Однако он полон и загадок прекрасных и дивных, что неизменно возбуждают любопытство в таких как ты. Вы – необычный народ! Тебе не стоит уподобляться живущим здесь. В Повелье есть множество людей, которые интересуются артефактами мира зверя, оружием, картографией и вами – пришлыми. Они единственные, кто действительно способны помочь тебе. Завтра я ухожу. И направляюсь я как раз к такому человеку.

– Но как же? – удивился Игор. – Деревня же закрыта.

– Разве ты встретил на пути сюда какую-то опасность? – улыбнулся Беримир.

Игору эта улыбка показалась хищной, едва ли не кровожадной.

– Идём со мной, если пожелаешь?

– Какая-то глупость… – растерялся Игор. – Я не думал, что буду делать дальше, но вот так сразу…

– Не глупее, чем сидеть здесь. Что ты будешь делать, когда твоя сумка опустеет? Побираться пойдёшь? Эти люди кормить тебя не станут. Им бы самим теперь пережить зиму. – Беримир посмотрел на Игора. – А там дадут тебе кров, работу и выбор.

– Выбор?

– Да, именно выбор. То, чего нет и не было и у большинства рожденных здесь.

– Как-то это подозрительно… – с сомнением заметил Игор. – Ну, ладно, идём.

– Я представлю тебя такому человеку. Насилия над тобой совершать никто не станет, – усмехнулся Беримир, – на этот счет можешь не тревожиться.

Желтая стена тумана стояла незыблемо много веков. Ничто не могло поколебать её. Её природа была неясна, ядовитый воздух, из которого она состояла терял свои свойства при отдалении от стены. Никому не удавалось изучить её.

Черный человек смотрел на стену долгим восторженным взглядом. Он её не боялся. Но он восхищался ею.

Он подобрал с песка блестящий в свете луны нож, на котором был выгравирован человек в соломенной шляпе, погоняющий баранье стадо, покрутил его в руке, а затем черная плоть поглотила холодный металл.

Глава 8. Поместье у озера. Призраки.

– Ростик! Эй, ты спишь?

Растимир устало повернулся и сел на кровати. Эта ночь выдалась бессонной. Вчера, после возвращения Велены, его не пустили на поиски отца. Волуй едва ли не силой принудил его остаться возле сестры, утверждая, что здесь его помощь важнее, чем за стеной. Ярош с Зубахой сбежали. Позорно, как побитые псы. Растимиру показалось, что в суматохе драки его брат даже не заметил, что ранил старика. Но это было и не важно – вернуться в свой дом он теперь не сможет. Волуй, спустя несколько часов потерял сознание от пролитой крови, и его перенесли в дом к бабке. Рядом положили и Велену. Получился этакий лазарет. Растимира это смешило, потому что всегда, со всем хворями и ранами обращались или к Волую или к его сестре, а теперь они оба лежат, едва дыша. В деревне потихоньку нарастала паника. Никто не знал, что им теперь делать. Люди, убитые горем, начинали искать виноватых. Кто-то собирался идти в Таргиз, кто-то хотел отправиться через лес к Привратнику, другие обвиняли соседа, что тот не открыл им дверь во время гона. Одна женщина клялась, что её обокрали, но делала это картинно и ненатурально, однако своего зрителя все же заполучила.

Внезапно за дело взялся Овидий. Потрясая дубиной, с которой теперь не расставался, он неожиданно быстро осадил толпу и раздал всем поручения. Говорил и действовал он от имени Волуя. Возражать ему боялись и потому, под напором грубой силы и отборной брани, большинство разошлись по своим домам.

Вечером завершились поиски Радея. Ростик выбежал навстречу возвращающимся мужикам, но те лишь разводили руками и качали головой. Один поднес парню дубинку старосты. На ней были неглубокие зазубрины и черные пятна крови.

Через некоторое время очнулся Волуй. Очнуся и, увидев, как ему перевязали рану, быстренько истратил остаток сил на ругательства в сторону своей бабки. Из этих проклятий стало ясно, что рану требовалось, эт самое, сперва промыть, зашить и обложить лечебной травой, которая лежит у него всегда на готове, как раз для таких случаев, а уж потом, эт самое, обматывать этими страшными тряпками. Так и сделали. Растимир с содроганием сердца смотрел, как бабка уверенно штопает своего деда, словно тот драный носок, натянутый на деревянный гриб. Она трепала и дергала его, будто он был простой тряпкой. Будь старик в сознании, он наверняка бы умер от боли.

Когда бабка, наконец, оставила старика в покое, неожиданно стало рвать Велену. Жалкое содержимое её желудка в одну секунду оказалось на деревянном полу, а следом начал исторгаться горький желудочный сок. Придя по такому случаю в себя на некоторое время, она тоже, правда в гораздо более вежливой форме, успела дать пару указаний по тому, как облегчить её страдания. Бабка в ту же секунду начала мять и тереть, кипятить и выпаривать некое тошнотворного вида зелье, которое на удивление быстро помогло девушке, остановив рвоту и погрузив её снова в целебный сон. Укрыв девушку одеялом, и не делая ни секунды передышки, она состряпала для себя и Растимира какую-то еду, накормила, поела сама, оставила немного на вечер, сготовила снова отдельно для Волуя и Велены и, как ни в чем не бывало, уселась читать книгу, попутно терзая спицами сине-белый кусок вязаной ткани.

Растимир весь день провел возле сестры и старика, восхищаясь стойкостью хозяйки дома. Казалось, какую бы задачу перед ней не поставь, она её просто сделает. Без лишних разговоров и препирательств.

Уснул он в тот вечер быстро, сказывалось нервное напряжение. Перед сном, вернувшись в дом, он вдруг столкнулся с оглушительной тишиной, царившей внутри. Никогда еще на его памяти, здесь не было так тихо.

– Ростик, спускайся вниз, это Овидий! – прозвучало из-за закрытой двери. – Есть разговор.

Затем послышались шаги, и всё стихло. Растимир тревожно вздохнул. Никогда прежде чужие люди так просто не бродили по их дому. Неужели он вчера не запер дверь?

Он оделся и, боясь издать лишний шум, спустился вниз. Там, меряя комнату тяжелыми шагами, в нетерпении ждал его Овидий. Одет он был очень странно: весь туго перемотанный какими-то тряпками, которые выглядывали из под огромной рубахи. Он выглядел крайне решительно, но вместе с тем и очень нелепо. На столе лежала тяжелая, искусно сделанная стальная палица. В рукояти было отверстие, сквозь которое протянулась тугая кожаная плетенка. Оружие выглядело внушительно, поблескивая шипами под лучами утреннего солнца.

Здоровяк, наконец, заметил Растимира. Он подхватил палицу и быстро подошел к нему вплотную.

– Я знаю, куда ушёл волк! – выпалил он, с горящим взором, способным разжечь лесной пожар. – Мы убьем его!

Через час Растимир уже стоял в своем полном походном облачении перед Волуем. Рана на груди старика выглядела гораздо лучше, да и он сам заметно оживился. Всё ещё слабая, но полная желания помочь Велена, уже хлопотала над ним.

– Послушай, – говорил он, – я должен тебе, кое-что рассказать прежде, чем ты уйдешь.

– Дядька, Волуй, давайте все после, – нетерпеливо ответил он, – мне нужно идти.

– Нет, Ростик, времени у меня мало. Я чувствую. Ты послушай старика, эт самое, сделай милость. Мне нужно рассказать, кем был твой отец. И кем была твоя мать. Это очень важно!

Велена, сидевшая рядом, подняла укоризненный взгляд на старика, но тот лишь отмахнулся.

– Мой отец? Он был старейшиной Богом забытой деревни, – с усмешкой сказал Растимир, не заметив взгляда сестры. – А мама… Мамы у меня вовсе не было.

– Очень горько, что ты так думаешь, сынок. Она покинула тебя рано, это правда, но дело, которое она делала, живет и по сей день! Ты себе и представить не можешь масштаба тех деяний, что вершила Ласточка на материке и за его пределами. Ты должен об этом знать! Ради памяти о ней…

Растимир чувствовал, как внутри зарождается злоба. Он не хотел сейчас ничего знать. Он слишком засиделся в деревне, и сейчас ему хотелось действовать. Вырваться за стену и направиться в лес. Через поля, кочки и овраги, через горы, озера и реки – через что угодно, лишь бы это отдаляло его от этих проклятых изб.

– А твой отец нес тяжкую службу, заботясь о пришлых – это верно, – продолжал наседать Волуй. – Но там, в городе, у него было ещё одно дело. Едва ли не более важное, чем здесь!

– Перестаньте! Я не хочу больше этого слушать, – внезапно разозлился он. – Мне до чертиков надоело всех кругом слушать! Мой отец – старейшина этой деревни, который вынужден жить здесь до конца своих дней, и дети его тоже вынуждены сидеть тут! А мать… мать лишилась рассудка и сбежала.

– Отправляйся в Таргиз, найди безносого Лорема, он ждет тебя! Он расскажет обо всем… – в отчаянии выкрикнул старик.

Но Растимир уже выбежал на улицу.

– Идем! – злобно кинул он поджидающему у дверей Овидию.

За пределами деревни все было по-прежнему. Ветер все так же колыхал поля золотой ржи, заигрывая с редкими деревцами. Дорога уводила через поля к серому и унылому пятну мертвого леса. Слева, за полями едва виднелись горы со снежными пиками и неприступными вершинами. По другую сторону была Болотина – грязная, зловонная лужа, воняющая тиной и сыростью.

Растимир смотрел на все это с отвращением, вспоминая слова брата о том, в какой же дыре они живут. Куда ни глянь, везде запустение и уныние. Однако здесь он почувствовал себя легче. Ни гор мертвых крыс, ни стенающих людей. Он вновь что-то делал, куда-то шел, а не ждал взаперти неизвестно чего.

– Зверья нет… – произнес вдруг Овидий.

Растимир прислушался. И правда, в небе не кружили птицы, по полю не сновали мышки. Природа как будто вымерла. Даже с Болотины не доносилось кваканье лягушек. Только ветер и звук собственных шагов.

– Ты что-нибудь знаешь об этом поместье? – вновь нарушил тишину здоровяк.

– Да, отец рассказывал мне историю тех людей.

– Что ещё за история?

– О князе Велимире и жене его Чернаве, – равнодушно ответил он.

– Расскажи! Нужно знать о том месте, куда мы идём.

Растимир с подозрением покосился на здоровяка, не смеется ли тот над ним. Эту историю в деревне знал каждый. Она помогала отвадить непослушных детишек от Глухого озера. В лес никто и так не заходил, а вот озеро и стоящее на его берегу поместье скрывалось за неширокой лесополосой. При желании его можно было разглядеть даже из деревни.

– Ну, хорошо… – согласился Растимир. – Слушай. Жил да был князь Велимир с красавицей Вивьен – своей женой. Жил то он, конечно, в Таргизе, но захотел иметь поместье на окраине мира. И за окраину он посчитал эти места, а именно берега нашего Глухого озера. Построил он там дом и стал иногда сюда наведываться, отдохнуть да расслабиться. Людей он здесь держал мало, большую часть прислуги возил с собою вместе. В его отсутствие здесь жил только старик, да две бабки. Женщины были самые обыкновенные, а вот старик в прошлом был моряком из тех, кто с острова. Был он немой и потому жил себе спокойно на материке. Но однажды, когда князь в очередной раз пребывал в своем имении, увидел он как княже в лодку садится, покататься тому захотелось. Подбежал старик и стал отговаривать, как мог. Рассвирепел князь и поколотил старого моряка, но в лодку не полез. Видать почуял что-то… Прошло немало времени, об этом случае все уж и позабыли, но вот снова захотелось князю по озерку покататься на лодочке. И вновь старик его не пускал. Рассвирепел князь, высек старика и запер в погребе, но в лодку всё же не полез. И зародился в нем тогда интерес… Больно уж любопытно ему стало, чего это вдруг слуга его собственный на озеро князя не пускает. Привел он тогда старика и силой в ладью усадил, которую специально для прогулок сюда привёз, сзади небольшую лодочку привязал, как чувствовал… Жену взял и несколько крепких мужиков на весла посадил. Поплыли, видят островок небольшой впереди. Князь велел высаживаться, решил он там чаю испить. Развязали моряка, а тот и не шелохнется, только стоит и молчит понурый да иногда на небо косится. Тут непонятно откуда туман полез, да такой густой, что островок их словно в белизне среди пустоты оказался. И начала прибывать вода, как при приливе, медленно так, но неотступно. Ну, засобирался князь обратно, смотрит, а ладьи то нет, унесло, и только лодочка стоит. А в неё ту лишь двое поместиться и могут. Вивьен уже в лодке сидит и молит скорее убираться с проклятого острова. Мужики, ясное дело, заволновались, видят, какой оборот дело принимает, и сговариваться стали, как бы лодочкой той завладеть. На это дело князь шпажку вытащил, машет перед собой, кричит, мол, заколю, если хоть шаг сделают, а сам к лодке пятится. Прыгнул в неё, оттолкнулся от берега и поплыл. Остров тут же из виду скрылся, вскоре и голоса моряков стихли. Время растянулось, минуты казались часами, выбраться из тумана никак не удавалось. Долго блуждали в белизне князь с женой, пока та не закричала в страхе. Посмотрел князь, чего жена испугалась и обомлел, зрелище то на всю жизнь запомнил. Посреди озера торчали головы слуг, которых он на островке оставил. Торчали и смотрели прямо на него, живые, на островке на цыпочках стоявшие, из последних сил с течением борющиеся. Вода медленно поднялась и выстроила людей. Иной, кто ниже ростом был – потонул уже. А эти стоят, и в центре меж ними моряк, смотрит злобно и цедит сквозь зубы невнятно. И такой страх обуял князя, настолько страшно ему стало на этой маленькой лодочке посреди белизны, рядом с головами обреченных людей. И шепот моряка – единственное, что звучало в тишине. Налег княже на весла и вырвался из тумана. Долго его не было в этих краях, поговаривали, что запил он и умом тронулся… Поместье запустело, однако время притупило страх, и княже вновь навестил свой дом. И в первую же ночь, выйдя на балкон поместья увидел, как молодая и красивая жена его падает без чувств с причала в воду, а перед ней торчат из воды головы слуг, средь которых немой моряк. А за ними снова наползает туман. Тут князь окончательно лишлся рассудка и скоренько помер.

С тех пор стоит поместье нетронуто уже много-много лет.

Овидий стоял и смотрел на Растимира, открыв рот.

– Ох, ты… И мы идем с тобой в таку дрянь лезем?

– Ну, ты же сам меня туда ведешь, – непринужденно сказал Ростик. – К тому же это всего лишь легенда, чтобы дети к озеру не ходили.

– От такой легенды даже у меня мороз по коже. Давай сделаем привал?

– Давай.

Они остановились на опушке леса, недалеко от того места, где делали привал наемники из Скоубруг, перед своей гибелью. Растимир вытащил из-за ножен на спине один из клинков Яроша. Тот как-то пытался дать ему пару уроков фехтования, но успехом это не увенчалось. Клинок был короткий и расширялся к острию на манер листа, вдоль лезвия тянулось небольшое углубление, гарда с одной стороны загибалась вперед, а с другой назад, изящно защищая кисть руки. Рукоятка была обмотана темной кожей, а венчавший её наболдашник содержал стершуюся от времени надпись из двух слов. Меч был тяжелый, при взмахе его инертность превышала силу Растимира, и оружие не совсем подчинялось парню. Однако это был серый клинок, и не взять его для охоты на волка означало приравнять свои, и так небольшие, шансы на успех к нулю. Овидий лишь покосился на оружие.

– Почему ты делаешь это? – спросил Растимир, жуя хлеб. – Ты никогда меня и в грош не ставил. Все время задирал, а теперь мы делим один костер.

– Я не знаю, – честно признал Овидий. – Мы были вместе в ту ночь. Ты, вроде как, видел то же, что и я, и тебе не нужно объяснять, почему нужно идти за волком. Да и с кем мне идти? Братец мой дал деру. Твой – вместе с ним. А больше мне идти не с кем.

– А зачем ты вообще идешь за этим волком?

– Ну как же… Вон он чего натворил. Он же теперь где-то рядом с деревней рыскает. Вдруг, какую бабу задерет.

– Нет, – вдруг заинтересовался Растимир, – почему ты идешь за ним в тайне от остальных? Почему не сообщил об этом Волую?

– Да… – начал было Вид, но промолчал.

Было видно, что он хочет что-то рассказать, но боится. Или стесняется.

– Говори уж, – усмехнулся Растимир.

– Мне нужно это сделать. Я должен. Может быть, ты и не поймешь, но это мой шанс начать жить.

– А до того ты не жил?

– Да жил, конечно… Но не так. Все будто черновик писал. Был у меня брат, был трактир, в котором мы кутили, были дела какие-то, девки… А теперь ничего этого нет, и я не знаю, что мне теперь делать. И тут, или вернуть все это, или сделать, наконец, то, чего я действительно хочу.

– Чего же ты хочешь?

Вид опять замолчал, глядя на деревню, которая отсюда казалась небольшим хуторком на несколько домиков.

– Я хочу отправиться в Альдерамин, – решился он, наконец.

– На арену? – удивился Растимир.

– Да, на арену. Как мой отец и дед.

– Я и не знал, что они ездили туда. Отец рассказывал про нее, про странные правила и кровавые бои. А ещё он говорил, что там дерутся не только с людьми.

– Да, там же рядом Лайский лес и такие вот, как те двое, – он кивнул в сторону, Серого леса, – таскают из чащи всяких тварей.

– Но как же ты туда попадешь? Это ж путь через весь материк, да и пропуск стоит немало.

– Я не хочу смотреть, я хочу там биться, – словно стыдясь, проговорил Вид.

– Биться?! – изумился Растимир.

– Да, это у нас вроде как традиция в семье.

– Твои предки там дрались? И что, побеждали?

– Нет, – тихо признался он, – все как один там и сгинули. Всё мое детство, сколько себя помню, я слушал рассказы об Арене. О том пути, который предстоит пройти через земли Лесного Раздела, о тех местах, что встречаются по дороге. Представляешь, там есть трактирчик «Серебряный гусь», так вот в нём все ложки-вилки из чистого серебра, и ни одна душа не смеет их украсть. Очень уж уважают тамошнюю хозяйку. У нас бы давно всё разворовали. Я бы и разворовал. А там – нет… Может правду говорят, будто эти врата меняют людей. Страшно подумать, ей-ей. А возле стен Арены, в городке самые горячие шлюхи. Уж они-то знают, как ублажить мужчину перед боем. Ты и девку-то поди не пробовал? Не тискал ещё никого? – усмехнулся он, но тут же забыл об этом, продолжая мечтательно смотреть куда-то вдаль. – А ихние лавки с кучей оружия, да такого, что ты и помыслить не можешь. Не мечи всякие да дубины, а такие… На этом, как его? Порохе! И есть там постоялый двор, где останавливались мои отец и дед, а в нём комната. И, если там открыть окно, то рукой можно дотянуться до белого камня Арены. Вот куда лежит мой путь, вот куда мне следует идти. Я это только сейчас понял.

Наступило молчание. Овидий достал из-за мешочка на пазухе фляжку и надолго приложился к ней. Растимир смотрел на этого неуклюжего здоровяка и чувствовал, как впервые видит за ним нечто большее, чем просто тупого и наглого мордоворота. Он с удивлением обнаружил, что у него тоже есть чувства и мечты, есть своя история и свои стремления. Он чувствовал, как просыпаются понимание и интерес. Ведь в тот момент, когда человек делится с тобою мечтой, ты начинаешь чувствовать всю его глубину, весь масштаб его души. И тогда ты понимаешь насколько заразительно и по-настоящему ценно – иметь свою мечту. Стремиться к ней, найти дорогу в жизни, по которой хочется идти. Беречь и хранить свою хрупкую, но обладающую бесконечной мощью мечту. А ещё Растимир вдруг понял, что у него-то этого нет, что, вернувшись в свой дом, он найдёт в нем лишь стены. Гон в одну ночь изменил всё, и путь к прежней жизни теперь утрачен навсегда. А здесь перед ним сидит этот дубина, кулаки без мозгов, вечный трактирный забулдыга, каких мало; сидит и светится от счастья, потому что есть у него мечта, и есть цель, к которой он идёт.