Текст книги "Скучающие боги"

– Кто ты, что бродишь в чаще? – раздался стрекочущий голос. Так ломаются сухие ветви, порождая резкие колкие звуки. – Что тревожишь ты наш покой?

Дрожь пробила все его тело. С ним разговаривал зверь. Никогда прежде он не говорил с первородными. Разумных первородных было крайне мало, и обитали они больше в Лайском лесу. Лесные огни, рыськи, лесные волы – все они уже давно стали обыденными вещами. Последние так и вовсе вровень с кошками да скотом. А здесь было другое. С ним говорила сила леса, что струится меж полей и чащ. Древняя и необоримая сила, которой пугают непослушных детей. С ним говорил Лес.

Ярош опустил меч. Черный силуэт Леса, обступившего поляну, был в непрестанном движении, но разглядеть, кто именно был там, не удавалось.

– Мое имя Ярош! – дрожащим голосом прокричал он, затравленно озираясь. – Я – сын Радея – хранителя врат. Он состоит на службе Конкордата! Я вам не враг! Слышите?!

Он вдруг решил, что эти слова могут его спасти.

– Радей… Чужак среди людей. Мы знаем дело его. Но не видим его больше. Он не защитит тебя от черного зверя, что уже идет по следу.

– Зачем я этому зверю? Зачем я Велесу?

– Это не Велес. Велес зло творить не станет.

– Но тогда кто это? – спросил Ярош.

– В вашем языке нет его имени.

На один из камней с шумом опустилась Иволга, безошибочно устремив взор в черноту леса, к корням высокого древа. Ярош заметил что там движения почти нет. Там сидело что-то большое и грузное. Едва уловимые в лунном свете очертания выдавали длинные тонкие ноги, согнутые в коленях, руки сжимавшие посох и огоньки глаз, которых было не меньше дюжины. Существо тяжело переместилось на несколько метров. Его черный силуэт вознесся над деревьями и опустился ближе к низине. Лес пришел в движение, небо разорвал вороний граб, и большая стая черных птиц взметнулась и опустилась ближе к существу.

Воцарилась тишина. Однако Ярошу начало казаться, будто что-то происходит. Лес словно начал дышать. Еле уловимые, доносились из глубины чащи протяжные звуки. Внезапно его птица вскрикнула, и лес ответил ей глубоким вздохом.

– «Будь я проклят, они разговаривают!» – в ужасе понял он, глядя на Иволгу.

Птица вскрикнула еще раз, расправила огромные крылья и посмотрела прямо на Яроша. В испуге он отступил назад и неуверенно поднял меч, но тут же его опустил. Она резко и с шумом взвилась ввысь и скрылась за деревьями.

– Что? Что происходит?

– Зачем пришел сюда? Незваный! В царство лесного народа.

– Я заблудился…

Тьма внезапно сгустилась, резко подступила к нему со всех сторон и отпрянула, оставив его лежащим на земле со звоном в ушах. Больше всего это походило на удар кулака только по всему телу разом. Из разбитых губ и носа заструилась кровь, с пальцев, сжимавших клинок, содрало кожу, но чувствительнее всего было горлу. Ему потребовалось несколько напряженных секунд, чтобы прийти в себя и восстановить дыхание. Все это время лес множеством глаз наблюдал за человеком – безмолвный и грозный. Когда Ярош поднялся на ноги и вновь выставил перед собой меч, последовал новый удар, который отбросил его к камням. Он почувствовал, как из него выбили дух и долго хватал ртом воздух, борясь с паническим страхом. После третьего удара чувства оставили его и, теряя сознание, ему почудилось, будто меч, отлетев в другую сторону, звонко ударился о камень, от чего руны, высеченные в металле, зардели тем же холодным сиянием. Тело сдавили неведомые силки, в нос ударил тугой запах древесной смолы, и мир окончательно погрузился во тьму.

Когда он очнулся, уже занялось утро. Бледное и холодное, оно разгоняло ночную мглу и укрывало звезды серой пеленой. Над ним, на высоких ветвях сидела Иволга и, не моргая, глядела вдаль. Её когти вновь блестели свежей кровью.

– «Вот зараза!» – беззлобно ругнулся на неё Ярош и, спохватившись о мече, поднялся.

Клинок был при нём. Совсем обычный, серой стали, со знакомыми рунами без какого-либо сияния, разве что кусочки коры пристали к острию, которые он тут же брезгливо стряхнул. Он огляделся и с большой радостью обнаружил, что находится у подножия того самого заветного дуба. Как он здесь оказался – вспомнить не удавалось. Кого благодарить за спасение тоже было не ясно, или он в бреду сумел дойти до места, или ему кто-то помог? Голова гудела страшно, всё лицо, ниже носа, было покрыто коркой запекшейся крови. Губы раздулись, но зубы и нос были целы, что очень радовало, ибо при дворе ходить косноязычным и с кривым носом было невозможно. Хватало подранного уха. Оно к этому моменту почти перестало ныть, теперь настал черед пальцев, кожа на которых в некоторых местах требовала иглы. Ярош, превозмогая боль, несколько раз сжал и разжал кулак, убедившись, что кости не пострадали. Он, как смог, вычистил раны и, пальцем приставив куски кожи друг к другу, туго перевязал все лоскутом от своего платья.

– Что же на меня напало? И на кого я теперь похож… – в слух посетовал он, брезгливо оглядывая свои одежды. – Если так дальше пойдет, до города я целым не доберусь.

Он вспомнил глухой удар, вмиг сваливший его с ног, затем второй и третий, лишивший его чувств. Вспомнил глаза, глядящие на него из темноты и сияющие руны на камнях. Это определенно было святилище древних людей, тех, кто ещё умел понимать лес. Ярош слышал о них, и знал, что пару веков тому назад, после дней Трех правд они подверглись истреблению. Все святилища, до которых смог дотянуться архонт, были уничтожены, камни раздроблены, а земля вспахана так, чтобы ничего больше не напоминало о священном месте. Отец как-то упоминал об этом и сокрушался, что эти камни не принадлежали ни архонту, ни фанатикам, так извращенно верующим в Зверя и потому не должны были пострадать.

Дороги отсюда видно не было, однако местность с трудом, но угадывалась. Очень скоро он выйдет к людям, осталось совсем чуть-чуть. Сейчас главной проблемой было отсутствие пищи – привычный голод грозился стать нестерпимым, если в ближайшее время он не добудет себе пропитание. В последний раз взглянув туда, откуда он пришел, вспомнив старуху и огни, он в очередной раз удивился, как мало люди ещё знают о том мире, где живут. Его взору предстало только бескрайнее зеленое море деревьев, приветливо колыхающихся на ветру.

– «Интересно, куда вела та дорога?» – подумал он напоследок, вглядываясь в листву. Через минуту, мысленно поговорив с отцом, он собрал остатки воли в кулак и двинулся с пригорка вниз.

Солнце вновь клонилось к горизонту, а каких-либо признаков людей он так и не нашел. Сознание путалось, ноги страшно гудели, а наплечные ремни, на которых висел меч, натерли кожу на ключицах до кровавых подтеков. Больную руку приходилось держать поднятой на уровне головы, иначе кровь больно пульсировала в кисти, словно надеясь вырваться из опостылевшего тела. За весь день в его желудке побывали только пара червивых грибов, черви из которых оказались намного вкуснее самих грибов, да великое множество клюквы, которая росла здесь в огромном количестве, отчего в груди и горле теперь немилосердно жгло. Вскоре, на одном из высоких деревьев он заметил Иволгу, которая смотрела на него с презрением.

– Мне не продержаться ещё суток в этом лесу, – честно признался он птице, – Я не смогу.

Птица с отвращением отвернулась и, как всегда, устремила свой немигающий взор вдаль. Ярош опустился на колени, прислоняясь к шершавой ели, и через пару мгновений провалился в сон. Ему снилась мать, облик которой он уже начинал забывать, она ласково гладила его по голове и говорила о том, как важно им всем держаться вместе. Снился отец, суровый и молчаливый он стоял среди колосьев золотой ржи и, казалось, ждал его. Снился брат, который почему-то непрестанно протирал кулаками глаза и Велена, склонившаяся в своей комнате у окна, и тихонько о чем-то грустящая. Там, куда она смотрела, вместо золотых полей дрожали неяркими огоньками желтые пятнышки окон далекой деревни. Их становилось все больше, и горели они все ярче, один за другим, повинуясь неспешной очереди, возникали они вдали. Светлые волосы сестры колыхались от слабого дуновения воздуха, а плечи то и дело вздрагивали от сдерживаемых рыданий. Вскоре голод начал вырывать его из сна. Исчезла комната, растворилась и Велена, остались только огни, которые светились теперь совсем ярко и не так уж далеко.

Ярош разомкнул веки и приподнялся, силясь разглядеть, реальны ли они. Это действительно были огни людского поселка, и было до них рукой подать.

– Люди… – одними губами прошептал он и, словно одурманенный мотылек, превозмогая усталость и боль, ринулся на свет. Иволга лишь проводила его надменным взглядом.

Это была станция Тридцать шесть. Ярош вывалился на одну из её улочек из густого ельника, быстро нашел постоялый двор и ворвался внутрь. Люди, которые сидели в просторном зале гостиницы, ошарашено уставились на него, но потом, как по команде, подскочили, помогли подняться и усадили на скамью. Хозяина немало удивил внешний вид внезапного ночного гостя, но он охотно обслужил его, как только заметил блеск серебра в его руках и серый клинок за спиной. Поздний ужин был подан прямо в номер, где Ярош, избавившись от грязной одежды, сидел на полу, привалившись к кровати. Ему помогли сюда подняться, не забыв при этом, ухватить пару монет. Набив желудок до отвала, и почувствовав, как тело наполняется жизнью, он позволил себе расслабиться на твердой и колючей, но все же кровати. Через некоторое время в комнату вбежала пухлая, румяная девушка с тазом теплой воды и чистыми тряпками. Она бесцеремонно осмотрела все его тело, промыла раны и укрыла их свежими повязками. На изуродованную руку легла приятная мазь, притупляющая боль, от которой в комнате запахло мятой. Он попытался ухватить её за грудь, которая чуть не выпрыгивала из платья, но, получив грубый тычок под ребра, оставил попытки. Через четверть часа он остался один и наконец-то расслабился. Этот бесконечный лес остался позади, вскоре он сядет на монорельс и домчит прямиком до Третьей станции, которая была в самом сердце Торгового района Таргиза. Можно будет не опасаться больше случайной встречи с Велесом, довольствоваться обществом достойных Яроша людей, а не этих глупых хамов и заняться, наконец, устройством своей жизни. В этот момент он вспомнил Богдана, и по его сердцу вновь прокатился неясный холодок, но Ярош не придал этому значения. Он задумался о святилище и том, как ему все таки удалось добраться до дуба, вспоминая запах смолы и что-то, что сдавило его тело, но очень быстро оставил эти попытки – мысли скакали, не позволяя сосредоточиться. Решив, что чудесным спасением обязан своим инстинктам, с ощущением счастливого предвкушения он погрузился в глубокий, здоровый сон.

Спустя несколько дней он – чистый, свежий и довольный собой, сидел на мягких, обитых красной льняной тканью сидениях монорельса. Рука была обмотана чистейшей белой тряпкой, на лице почти не осталось следов удара, а сам Ярош приобрел в местной лавке новое платье, широкий пояс с удобной стежкой для клинка и теплую кротовью шапку. Жаль, во всем селении не оказалось ничего, что защитило бы от когтей Иволги. Пришлось сшить вместе две кожаных рукавицы, но и они не внушали доверия. Хоть Иволга и не показывалась все эти дни, он был уверен, что она кружит где-то неподалеку. Девушка, что за ним ухаживала, все же поддалась сладким речам, и на третью ночь оказалась с ним под одним одеялом. Чуть только осознав, кем он является, она быстро взяла с него обещание, что Ярош отвезет её в город, где она будет жить с ним при дворе. Развязывая последние ленточки на взмокшей спине, он готов был пообещать все, что она пожелает, лишь скорее бы получить её ласки и овладеть, наконец, её телом. Однако кожа девушки пахла молоком и потом, от чего страстное желание, бушующее в нем, быстро угасло, а её излишняя игривость и вовсе приговорила эту ночь к быстрому и грубому пользованию.

– Шлюхи Халборда и те лучше за собой следят… – с пренебрежением пробурчал он, но девушка его, к счастью, не услышала.

Позже он встретил её на платформе, готовую отправиться в Таргиз, но лишь усмехнулся, глядя на неё, стоящую в ужасных расписных нарядах – ярких, как у цыган и безвкусных, как обычно бывает на селе. Она топталась в стороне, у металлического ограждения и робко поглядывала на прохожих, а когда увидела Яроша, то озарилась теплой улыбкой и сделала торопливых пару шагов навстречу.

«Сбежала… – понял он. – Экая ж ты дура!»

Он нарочито гордо прошел мимо, не обращая на её щенячьи глаза внимания, и вошел в вагон. Когда двигатель загудел, и клубы пара обрушились на платформу, он увидел, как отец дурехи отвесил ей тяжелую оплеуху и поволок домой. Он с довольной улыбкой расслабился на мягком кресле и стал глядеть на проплывающие домики станции. Ему было приятно представлять, что вместе с ними здесь остается его прежняя жизнь.

Вагончик уже миновал самую страшную – подгорную часть своего пути и, тяжело пыхтя, плыл над бледно-зелеными полями и синими точно глаза девушки, озерами, высокими, дикими лесами и ухоженными парками. Везде, куда не кинь взор, виднелись маленькие поселки, порою между ними не было и версты. Стояли деревянными гробами высокие мельницы с огромными лопастями, тяжело вращающимися под порывами ветра, у подножия которых раскинулись засевные поля. Это были уже угодья, принадлежавшие различным господам, знатным и не очень. На всем протяжении пути монорельса встречались богатые замки и величественные твердыни, и чем дальше от стен города они находились, тем богаче были. Здесь начиналась та жизнь, о которой так мечтал Ярош. Жизнь, наполненная событиями и возможностями, любовью и успехом, жестокостью и предательством, чувствами и открытиями, счастьем и падением, рождением и смертью – бесконечным круговоротом всего, что только способен придумать человек. Здесь, обворожительные дамы пускали изысканные слухи, щебеча словно птички. Сильные и красивые юноши с восхитительной быстротой просаживали состояния своих отцов и, коснувшись дна, начинали поиск собственного дела. Здесь рождались в хлеву, кляня судьбу, и кутались в шелка, наслаждаясь довольством. Здесь плели интриги и решались на страшные вещи, а после покидали этот мир со слезами на глазах и веревкой на шее. Устраивали грандиозные балы и ярмарки, предавались самым изощренным порокам. Просили милостыню и умирали от голода, воровали, убивали, грабили, насиловали, а затем сытые и счастливые воздавали милостыню другим. Праздные барды, трюкачи и актерские труппы колесили по дорожкам и поселкам, давая представления и разнося вести, напевая сладкие баллады и увлекая доверчивых дурнушек в свои грязные постели. Здесь устраивались скачки и проводились кулачные бои, фехтовальные поединки и шумные стрельбы – одним словом, здесь кипела и клокотала жизнь!

Это было истинное Повелье – земля людская, где первородству с его строгими законами места не было. Здесь правил человек, создавший место, где можно было прожить самую порочную или, наоборот, самую праведную, но, в любом случае, такую настоящую жизнь. Слабые, мягкие или никчемные люди быстро растворялись, словно их и не было, но сильные заявляли о себе, их имя гремело, но… не долго. На смену приходили другие, и начиналось их время, а позже их сменяли третьи, а тех четвертые, и это движение не останавливалось ни на день.

Центром всего это водоворота людских судеб был Таргиз – огромный городище, возникший на берегах малой Тундоры. Один из великой тройки городов на материке и негласный центр этого мира. Свидетель эпохи, когда человек ещё чтил законы Конкордата, а создания древней крови свободно населяли эти земли. Эпохи, когда старая вражда уже была забыта, а новая ещё не началась.

К юго-западу от него раскинулись на многие сотни верст равнины, которыми и славился этот Раздел, именно здесь и находилась основная масса поместий, замков, домов, дворов, твердынь, селений и станций монорельса. Обусловлено это было огромным количеством озер и речушек, а так же тем, что здесь пролегали обе главные торговые жилы Степного Раздела – малая Тундора и главный тракт, ведущий ко второму городу из великой тройки – Халборду.

На востоке начинались охотничьи угодья, которые упирались в горы. Здесь тоже кипела жизнь, но иная, более уединенная и тихая. Сюда уходили доживать свой век те, кому удалось взвиться на немалую высоту и обрести признание, уважение, но главное – деньги.

На северо-востоке начиналась Великая пустыня, где сейчас были сосредоточены основные силы исследователей и авантюристов. Там обитали более суровые, смуглые люди, которые сумели абстрагироваться от остального Повелья и создать собственный небольшой мирок со своими законами и моралями.

А на западе, за широкими водами Золотого моря, раскинулся бескрайний Лесной Раздел, называемый Скоубруг и столицей его был последний из великой тройки – город Дол-Альдерамин. Он был воздвигнут на месте брошенного поселения первородных, и долгое время служил твердыней, пока лес не отступил на достаточное расстояние. В те времена там и появилась Арена, которая привлекала желающих побороться за титул чемпиона со всего материка.

Ярош смотрел на все это с высоты тридцатилетней ели и не верил своим глазам. Сердце билось от волнения, словно рвалось наружу, чтобы тоже увидеть этот прекрасный новый мир. Здесь станции располагались гораздо ближе друг к другу, чем прежде, а к вечеру вагон и вовсе останавливался на ночь. В эти ночи Ярош никак не мог уснуть, он снимал себе самые дорогие номера, пил изысканные вина и наслаждался обществом прекрасных дам и дерзких юнцов, которые встречались все чаще. Его немного грубоватая, жесткая внешность и не до конца затянувшиеся раны заметно выделяли его из плеяды мягкотелых и нежных юношей, и женщины нередко были с ним кокетливы и игривы. Он играл в кости, конечно, на деньги, и ему невероятно везло. За эти дни он даже немного увеличил свое скромное состояние. Ярош кутил, утоляя жажду свободы и праздной жизни. Словно Нарцисс, он наслаждался собой, а точнее тем, какой эффект производит его присутствие на слабый пол. Ему так льстило видеть неподдельный интерес в женских глазах, их оценивающие взгляды и чувствовать жаркие уколы любопытства, опаляющие спину, когда он покидал вечер. Но ни одна из них не удостоилась его внимания больше, чем другая, ведь он четко знал, зачем прибыл сюда. С первых дней он начал создавать свой образ, в котором не было места распутству и доступности. Он искал единственную, ту, что не клюнет на тривиальные немногословность и внешность, ту, которая не может себе позволить обратить внимание на человека с дурной репутацией. Он искал одинокую женщину, наделенную властью и деньгами. Будь то старая госпожа, изнывающая от ломоты в костях в каком-нибудь старом и сыром замке или юная дочь знатного дворянина, дорожащая своей целостностью, как её отец дорожит богатством. Богатые, но распутные его не интересовали, с ними сложно было добиться намеченной цели, они были слишком неконтролируемы.

На одной из станций у него разгорелся скандал с одним подвипившим франтом, который закончился дуэлью, где Ярош показал всю свою удаль. Тело приятно слушалось и, казалось, стало ещё более ловким. Он быстро переставлял ноги, парируя удары и пробуя противника на вкус, а как только распознал все его уловки, быстро закончил поединок несколькими резкими выпадами. Однако эта победа не возымела должного эффекта, и виной тому была чрезмерная жестокость, которой он, к слову сказать, даже не заметил. Но публика, собравшаяся поглядеть на дуэль, была обескуражена и поспешила удалиться, вместо того, чтобы восхвалять и поздравлять его, как это было принято.

«Ну, ничего, – подумал Ярош, – вы обо мне ещё услышите!»

Иволга все время была неподалеку. Он то и дело замечал её, проносившуюся в облаках или сидящую на дереве, возле очередной станции.

«Как, черт возьми, эта птица меня находит?» – думал он с тревогой, но тут же забывал о ней, поддаваясь течению окружающей жизни.

До города оставалось пара станций, когда вагон совершил очередную остановку. Солнце было в зените, но тепла оно почти не давало. Стоял серый и угрюмый осенний день, наполненный дождями, промозглым ветром и запахом сырого дерева. Люди сильнее кутались в одежды, стараясь лишний раз не терять драгоценное тепло, говорили быстро и вскользь, перебегая от двери к двери.

Здесь расположились городские предместья, полукольцом окружавшие город. Множество домов и домиков, стоявших чуть ли не друг на друге, палаток и лачуг, от которых воняло плесенью, церквушек и небольших базаров, развалов и лотков. Здесь всегда было шумно и весело, вино и пиво лились рекой, а драки и грабежи были обычным делом. Это место было отдушиной, куда приходили уставшие от городской жизни люди. Тундора разливалась здесь на множество искусственных каналов и словно ветвями дуба пронизывала город. Главное её русло оставалось все же достаточно глубоким и широким для судоходства и обеспечивало местных жителей всем необходимым, иногда не совсем легально. Но главной особенностью этого места было то, что здесь обосновалось логово воров. Каждый об этом знал, но никому не хватало сил что-либо с этим сделать, потому что все это место, каждый домик, каждая улочка, каждая биндюга, были частью этого логова, где каждый покрывал другого.

Ярош решил прогуляться немного по предместью. Здесь еще острее чувствовался аромат свободы и нерушимости его планов. Он, гордо и не спеша, чеканил шаг, сурово поглядывая на прохожих, пинал носком ботинка камни и старался не думать ни о чем, всем телом впитывая здешний воздух. Здесь все было по-прежнему, ничто за долгие годы не смогло сильно изменить облик этой части Повелья. По левую руку, между домов то и дело проглядывал городской ров, заполненный черной водой. Одному Зверю известно, сколько людей покоилось на его дне. Каждый год, один или два раза, из воды выходил мертвяк, тогда все жители хватали, что под руку попадется, и шли его изгонять. Дело было не долгим, несчастное создание буквально разрывали на части, а потом сжигали. Это было сродни празднику с кострами и гуляньем до упада, а уже на утро все снова шло своим чередом. Именно здесь Ярош стал мужчиной, загнав однажды вместе с Зубахой и Овидием немытую девку и жестоко надругавшись над ней. Он всегда стыдился этого поступка, однако в глубине души, в одном из самых потаенных её уголков, все же хранил и приятные воспоминания о тех ощущениях, которые испытал. Единственное, что разнилось с его воспоминаниями о предместьях, так это большое количество стражи, разгуливающей по трое. В прежние времена, они сюда и носа показать боялись, а теперь стоят на каждом шагу.

На одной из улиц ему встретилась молодая девушка, торгующая сладкими ватрушками на деревянном подносе, который висел у неё на уровне живота. Она была одета совсем не по погоде и сильно мерзла, постоянно переступала с ноги на ногу и согревала своим дыханием окоченевшие руки. Обычный маленький, серый человечек, совсем неприметный и незначительный. Наверняка, старуха-мать напекла ещё утром целую гору этих ватрушек и выставила её на улицу, совсем не заботясь о погоде. На вид ей было лет семнадцать, не больше. Она была тоненькая, как тростинка и очень ловкая, иначе все её одеревеневшие сладости давно были бы на земле от порывов ветра. Яроша всегда поражали такие люди. Не смотря на ужасную погоду и несправедливость, на бессмысленность того, что она делает, этой девушке все же удавалось находить силы и улыбаться, не унывать, вежливо предлагать угощение и не отвечать на ругань окружающих. Он считал таких людей жалкими, быть может, они и годны были для чего-то стоящего, но их заячий характер лишал их всякой воли. Что бы с ними не приключилось, они будут терпеть и пусть в их головах рождаются самые светлые и вполне осуществимые мечты, они никогда не уйдут с этого мороза, и будут честно продавать никому не нужные вещи, только потому, что им так велели.

– Сколько? – громко спросил Ярош, подходя ближе.

Девушка смерила его взглядом колких черных глазок, на которые из-под тяжелой шапки упала прядь темных волос, и ответила:

– Один резанный за две ватрушки, господин. Берите, они очень сладкие!

– А за серебряный? – спросил Ярош и хитро прищурился.

– Забирайте хоть вместе с подносом, господин, – в тон ему ответила девушка и одарила его широкой улыбкой. От этого её лицо засияло и стало необыкновенно милым.

– А сколько будет стоить общество столь юной особы, скажем, на пару часов?

– У вас не хватит денег! – оскорблено ответила она.

– Вот же дура! – ухмыльнулся Ярош и счастливый улыбнулся, сам не зная чему.

Девушка явно была не из тех, кто торговал собой, хоть таких в этом месте было немало. Не смотря на тяжелую жизнь, она все же сумела сохранить достоинство, и Ярош видел, как ей хочется развернуться и уйти, но нужда не позволяла сделать этого.

– Вы будете брать мои ватрушки или нет? – строго спросила девушка.

Это прозвучало так нелепо, что Ярош не выдержал и расхохотался.

– Да не нужны мне твои ватрушки! Скажи лучше, как вы тут гон пережили?

Она явно расстроилась, но врожденная привычка повиноваться заставила её ответить:

– Зверь нас стороной обошел, все больше по тому берегу Тундоры пронесся да в лесах на востоке. Река его к нам не пустила, а вот ближе к пескам, где лагерь стоит, там людям сильно досталось. Зато еды много на зиму заготовили. Здесь только собаки бесновались да лошади.

– Из реки то никто не вышел? – все с той же снисходительной улыбкой спросил он.

– Вышли сразу трое, но их быстро порубили, – нехотя ответила она. – Простите, господин, но мне нужно идти.

– Погоди немного, – он бесцеремонно ухватил её за плечо, – а стражи почему так много?

– Так ведь гон был, – удивленно ответила девушка, – архонт послал. Говорят, война будет.

– Какая ещё война? С кем? – опешил Ярош.

– Знамо дело, со зверем! Он напал на нас, теперь мы должны ответить на агрессию захватчика! Так архонт говорил на площади его имени, перед всеми.

– А что он ещё говорил, не припомнишь? – насторожился он.

– Говорил, что, сколько это можно терпеть… Что погибли в Сером лесу от когтей Корда дюжина добрых людей – безобидных ученых и исследователей… Что пора нам объединиться под единым знаменем и разбить агрессора… Что захватчик недооценивает нас, и мы уже не те слабые и напуганные люди, коими были прежде… – она задумалась, припоминая. – Ещё призывал торговцев и ремесленников уважать новые законы.

– Агрессор… Захватчик… – задумчиво повторил Ярош. – Значит, этим вас начиняют. Ещё и мучеников создали. Целую дюжину! Серьезно за дело взялись, неужели и, правда, решились?

– Можно мне идти, господин? – робко попросила девушка.

– Ясно, ладно, иди, – кивнул он и отпихнул её рукой.

Она опустила голову и засеменила прочь. Ярош глядел ей вслед и неожиданно подумал, что если бы у этой девчонки были богатые отец или мать, то он все свои усилия сконцентрировал именно на ней. Информация о предстоящей войне, если все действительно так серьезно, была в силах ему помешать, но могла и сыграть на руку – люди на волне патриотизма порой забывают многие свои ценности и принципы.

Он проводил её взглядом и пошел своей дорогой. На пути было великое множество мест, куда он хотел бы зайти, но времени до отправки состава оставалось совсем мало, да и холодный ветер не благоприятствовал долгой прогулке. Через некоторое время он уже сидел, уютно устроившись и попивая крепкий чай, в своем кресле, в вагоне монорельса. Внизу проплывали обветшалые старые, местами дырявые, крыши домов, голые улочки и блестящие купола маленьких церквушек. Девушки на улицах нигде не было, и Ярош понадеялся, что она сидит сейчас в тепле и грызет свои каменные ватрушки.

Через четверть часа он прибыл в город.

Глава 19. Происшествие под сводами горы.

– Вот и добрались, – сказал Беримир, оглядывая высокую горную гряду, уходящую далеко, почти до самого горизонта и перекладывая спящего лисенка на другое плечо.

– Что это? Ещё один хребет? – обеспокоено спросил Игор, поражаясь величием каменной массы, преградившей им путь.

– Нет, хребет позади, а это горы Арктур, что в переводе означает – голова медведя!

Игор задрал голову вверх. Горы со снежными пиками и отвесными склонами выглядели неприступными, найти через них тропу и проложить путь казалось невозможным, даже для монорельса. Вести рельсы в обход было далеко и дорого, потому решили прорубить туннель прямо сквозь эти скалы. Целый год ушел на поиски наилучшего места, а потом обнаружили естественную пещеру, которую и оборудовали для путей. Дело оказалось хлопотным, но гораздо менее затратным, чем вести обходной путь. Когда первые люди пришли к этой горе, они долго спорили, в какую сторону им надлежит идти, дошло даже до большой драки, но внезапно раздался колоссальный по своей мощи рык. Люди вскинули головы в поисках опасности и увидели надвигающуюся на них лавину. Тонны снега и грязи низвергались с огромной скоростью и грохотом. Многие погибли в тот день, но когда снежная пыль осела, они увидели огромную снежную голову медведя, глядящую на них с запада. Так решение и было принято. Люди отправились на восток и через несколько лет основали там небольшое поселение под названием Таргиз. Неизвестно, каким причудливым образом появилась эта снежная голова, но пошла молва, что без вмешательства первородных здесь не обошлось. И, когда много десятков лет спустя, люди вернулись на то самое место и двинулись на запад, то обнаружили там заброшенные, поросшие мхом руины города. Так упала одна из первых капель в чашу людской ненависти к Зверю.

– А это что за пик? – Игор указал рукой на высоченную, словно шпиль каменную вершину, уходящую далеко за облака.

– А это, мой друг, Садалсууд! – восторженно ответил Беримир. – Поговаривают, там находится гнездо Орлицы!

– Но Привратник говорил, что её владения были на Севере, в горах! – воскликнул Игор, радуясь, что смог применить уже полученные знания.

– Это самая высокая точка материка, оттуда все видно: и горы, и море, и болота, – проговорил Беримир и со вздохом добавил. – Все мы у них под присмотром.

– А что означает Садалсууд? – спросил Игор.

– Это переводится как Счастье счастий, – тихо сказала подошедшая сзади Анней.

По телу Беримира вновь прокатилась эта возбуждающая дрожь, которая возникала всякий раз, как он слышал акцент этой девушки.

– Пойдёмте внутрь, у нас есть час, пока не поменяют рельсы, – сказал Беримир и зашагал ко входу в туннель.

Игор немного замешкался, он не любил темных пещер, и ему было страшно ступать под такую огромную каменную толщу.