Текст книги "Скучающие боги"

Он крепко пожал ему руку, похлопал по плечу и ушёл, оставив Игора одного. На часах, которые висели высоко, на металлических сводах было без четверти шесть. Люди, погруженные в свои думы и заботы, сновали по платформе взад и вперед, совсем не обращая ни на кого внимания. Беримир скрылся за небольшим строением, в котором располагались кассы, и Игор ощутил некоторое облегчение. Теперь он остался один, теперь полагаться он мог только на себя.

Глава 20. Халборд. Алиса, Пангур и театр теней.

«Будь проклят архонт! Все твои солдаты – рабы и убийцы!» – гласил плакат, на котором был изображен черный профиль архонта, списанный с монет, и солдаты с крестами на груди, марширующие из глубины, среди клубов белого тумана.

Растимир и Амиша уже не раз встречали такие плакаты, отпечатанные на настоящем станке и ещё пахнущие краской, но стражники и солдаты тут же срывали их, а на их место клеили другие, о награде в десять серебряных кун за поимку тех, кто сеет смуту.

Халборд был вторым в тройке великих городов, расположенный на стыке двух Разделов, он разросся вокруг врат заполнив собой всю долину. Здесь пришлому, который стремился покинуть Повелье, вновь приходилось совершить нелегкий выбор. Окруженный с трех сторон скалами и имеющий выход к морю, он долгое время был опорным пунктом в медленном продвижении человека на запад до тех пор, пока глубоко в лесах не воздвигли твердыню Дол-Альдерамин. После этого Халборд начал постепенно переходить во власть мелких уличных банд и разношерстного жулья, содрогаясь от частых уличных войн и драк. Архонт, властвующий в те времена, почти утратил контроль над городом и стал всерьез опасаться, что власть в нем окончательно перейдет в руки грабителей и убийц, от чего земли, находящиеся во втором Разделе окажутся отрезанными от Таргиза. Увеличение числа стражи не влияло на ситуацию, банды все вольготнее чувствовали себя на улицах, все больше людей покорялись страху, и весь город медленно погружался в беззаконие и тьму. Тогда архонт придумал гениальный ход, он созвал к себе ищеек и сказал им такие слова:

– Отправляйтесь в Халборд и найдите человека, который хочет мира и дайте ему оружие! Вот моя воля!

И такой человек был найден. Им оказался Велигур Глот. Он был не самым сильным среди лидеров банд, грызущихся за власть, не был он и самым умным, но обладал качеством, которого не было у других. Он был справедлив и честен. Да, он убивал, насиловал и грабил, но только тех, за чьей душой водились грехи. Его удар всегда оказывался ответным.

Архонт предложил ему помощь, и Велигур её принял. Очень скоро, при тайной поддержке солдат, он захватил власть в Халборде, постепенно устранив всех остальных главарей, и начал править наравне с самим архонтом, однако это продолжалось недолго. Спустя год в Таргизе перед собравшимися сладкоречивыми придворными прозвучали такие слова:

– Отправляйтесь в Халборд и помогите Глоту распорядиться моим городом! Он достаточно правил им. Вот моя воля!

Так в Халборде зародилась торговая гильдия. Начали возводить огромные верфи и строить суда, налаживать торговлю с близлежащими деревнями и возрождать былой контроль над Дол-Альдерамином.

Когда Велигур Глот понял, что теряет власть, он не стал враждовать с Архонтом, ведь теперь из всех головорезов Халборда, которых боялись даже солдаты, остался только он один. Он избрал иной путь. Он начал всячески угождать архонту, но делал это крайне неумело. Законы, издаваемые им, вызывали лишь недоумение, набеги и импульсивные выходки награждались порицанием или вовсе равнодушием. Все его попытки завоевать уважение разбивались, как волны о скалы – ищейки нашли нужного человека, слишком слабого для решительных мер и излишне честного для придворных интриг. Ему удалось сохранить формальную власть над городом, этим он и довольствовался, дав начало династии Глотов – наместников Халборда, прозванными в народе картонными львами.

Последним, мрачным свидетелем тех времен была стоящая в глубине скал твердыня Боргот, ныне превращенная в тюрьму для неугодных архонту людей. Сюда сажали бунтарей, предателей, подстрекателей – всех, кто представлял прямую угрозу для целостности государства. Когда приходило время отпускать человека на волю, на его лице выжигали клеймо – буч. Люди с бучей на лице не могли больше прижиться ни в Повелье, ни в провинции Скоубруг и чаще всего просто погибали в грязи и смраде доков Халборда среди нищих, бродяг и прочих золоторотцев. Это было страшное и темное место, и попасть в Боргот означало сломать себе судьбу. Однако из этой тюрьмы был ещё один выход, с обратной стороны, открытый всегда и никем не охраняемый. Там раскинулся Морвард – голые бесплодные земли, населенные страшными существами, которые жили здесь задолго до людей. То и дело некоторые заключенные, совсем отчаявшись, уходили туда в надежде обрести свободу и, примерно, одному на сотню это удавалось.

Растимир здесь был впервые, но очень много слышал об этом городе и потому немного разбирался в его улицах. Твердыню было видно из любой части Халборда, и она хорошо помогала ориентироваться. Вообще весь город напоминал разложенный веер. Вершиной его была крепость, от которой вниз расходились лучами дороги и проулки, особняки и склады, церквушки и кузни. Город был условно поделен на две зоны широкой не-то улицей, не-то длинной площадью, метко прозванной Делянкой. Все, что было выше нее относилось к верхнему городу, куда стремились все. Здесь жили зажиточные господа, здесь располагались базары и культурные дома, богатые имения и дорогие конторы. В нижней части проживала основная масса жителей этого города: рабочие, мелкие лавочники, низкие служащие. Здесь стояли заводы, дубильные ямы, лесопильные мастерские и прочие ремесленные производства. В самом же низу расположились доки, верфи и склады, где вечно стоял густой смог от стекающих отходов. Здесь, внизу жила голытьба, не способная заплатить за право жить чуть выше, где воздух не пах мочой и рыбой, а стража награждала учтивым поклоном, а не грубым пинком. Это место было живым примером того, как низко способен пасть человек. Здесь торговали запрещенными травами и смесями, алкоголем, оружием, людьми. Женщины продавали себя и своих детей, мужчины продавали женщин, а дети выкрикивали в толпу, где лучшие цены на мужчин. Здесь устраивались бои и драки, карточные турниры и ныряния ко дну. Человек, убитый на одном из людных переулков мог пролежать там несколько дней, пока не начинал смердеть, после чего его, конечно, убирали, чтобы не портил запах рыбы.

У Растимира перехватило дыхание от обилия злых и голодных людей, увечных и кривых детей, остервенело дерущихся за кусок драной рыбы и размалеванных, старых, самого отвратительного вида на свете шлюх. Они поспешили убраться из доков, прошли мимо больших складов и страшного борделя, откуда доносились веселые пьяные песни, Амиша при их звуке очень крепко сжала его руку и ближе к нему придвинулась, свернули на мощеные булыжником улочки, уводящие к центру города, и наткнулись на большую толпу, шумно обсуждающую что-то.

– Я хочу посмотреть, что там! – заупрямилась Амиша, когда Ростик попытался увести её от греха подальше.

– Давай, мы в другой раз сюда вернемся, и ты посмотришь, сейчас нам опасно здесь находиться! – объяснил он.

– Нет, я хочу! Ты не можешь мне отказать, я же Вар… – девочка осеклась.

– Забудь о своей фамилии на время, Амиша, – наставительно сказал Ростик, – сейчас мы с тобой равны!

– Если ты не отведешь меня туда, я закричу! – заявила она, топнула ножкой и вытянулась, как струнка, сжав кулачки почти за спиной.

Несколько мгновений Растимир смотрел на неё в негодовании, а потом прошипел сквозь зубы:

– Пошли! Только держи меня за руку и, чтоб ни звука!

Они подались в толпу и протолкались в её начало. Перед ними предстала конструкция, напоминающая виселицу, только вместо петли был крюк, на котором висел приличных размеров молодой левиафан, совсем ещё детеныш. На его теле ещё не было таких бугров, как они видели на взрослом ките, рот был открыт, и в нем виднелся большой бледно-фиолетовый язык, очерненный кровью. На помосте стояли несколько человек, и один из них – толстый, в высоком цилиндре на голове и белом камзоле потрясал зажатой в руке бумажкой и кричал:

– Три сажени! Ровно три сажени! Невероятная точность и удача! В этот раз приз за самую большую рыбину получает капитан Небесной касатки! Пусть удача и дальше благоволит ему! Ура!

Толпа возликовала, в воздух полетели шапки и раздались одобрительные возгласы. На помост взошел поджарый, старый капитан в лихо заломленной набекрень шляпе. Во рту у него была огромная трубка с длинным чубуком, которой он пыхтел, как паровой котел, волосы блестели сединой, а на поясе висел внушительный палаш. Он был весел и пьян, вырвал бумажку из рук толстяка и торжествующе потряс ею над головой.

– Капитан Заварза-а-а! – закричали люди. – Слава капитану!

Толпа загудела, и Амиша сама увлекла Роста подальше от этого места. Зайдя за ближайшие ящики, она села на землю и заплакала.

– Зачем они убили рыбу?! – рыдала она.

Растимир не знал, что и сказать, он в растерянности стоял возле нее и суматошно придумывал, как бы её успокоить. В голову ничего дельного не приходило, и он просто обнял её за маленькие плечики, ощущая, как она вздрагивает всем телом. Они попали на традиционный смотр добычи. Этот не-то спор, не-то конкурс был учрежден кем-то из торговой гильдии, дабы занять умы нерадивых матросов и дать им хоть какой-то интерес, пока они на берегу. Это была вынужденная мера, раньше матросня неизбежно устраивала дебоши и драки, многие из которых заканчивались смертью. Это разлагало общество, напоминая о временах правления банд, и тогда был придуман смотр рыбы. Каждый раз, по прибытии кораблей выбирали капитана, в трюме у которого лежала самая большая туша и награждали его и команду дополнительной платой. Этой традиции были уже многие десятки лет.

Через некоторое время, они снова двинулись вглубь города. Растимир не знал, с чего начать поиски Лорема и потому просто шел вперед в надежде на какой-нибудь случай. Амиша тихо семенила рядышком, не отрывая глаз от земли – недавнее зрелище совсем лишило её настроения. После очередного поворота они попали на небольшую ярмарку. Доки были уже далеко и их натруженная, рабочая атмосфера, пропитанная зловонной мглой, осталась позади. Здесь царил пусть небольшой, но праздник.

По периметру и в центре небольшой площади расположились мелкие лавочники и приезжие артисты. Весело звучали скрипка и флейта, задавая быстрый ритм пляшущим на небольшой деревянной сцене девушкам. Они в откровенных нарядах плясали и смеялись, побуждая всех желающих присоединиться к их танцу, и им это удавалось. Рядом неумело уже скакали два прыщавых подростка и одна полная веселая женщина в белом фартуке, улыбающаяся настолько широко, что щеки касались век. Вокруг сцены бегал щегловатого вида парнишка лет пяти с глубокой шапкой, внутри которой позвякивали медяки. Он подбегал то к одному, то к другому человеку и многозначительно потряхивал ею, заглядывая прямо в глаза. Рядом расположились лавки со сладостями, и Растимир немедленно взял для Амиши два больших печеных яблока, щедро сдобренных корицей, от чего она быстро позабыла о неприятном зрелище.

Это место казалось раем посреди болота, даже солнце словно старалось пробиться сквозь тучи и скалы и озарить площадь. Сюда не доходила вонь из доков, не слышались крики из борделей и ругань портовых грузчиков. Здесь не было печальных лиц и вымученных нищих. Стены вокруг были окрашены, а вернее сказать, размалеваны яркими красками, изображавшими цветы на лугу и солнце в голубом небе. Здесь было ощущение безопасности, которому способствовали усилия едва заметных людей, стоящих по периметру и пристально следящих за происходящим. Растимир сумел заметить, что у каждого из них на запястье выбита татуировка головы льва.

– Смотри! – закричала Амиша. – Что это там?!

Растимир посмотрел. В тени большой ивы расположился приличных размеров вагон, верхняя часть которого была затянула светло-серой льняной тканью. За ней, в глубине вагона горел огонь. Рядом бегал очень прыткий старичок с белоснежной бородой и восхитительно сверкающей лысиной, обрамленной, словно лунное озеро седой шевелюрой. На носу у него были очки с толстенными стеклами, а в руках он крутил трость с медным навершием. Одет он был в латанную-перелатанную походную одежду со множеством карманов и ремешков. Глаза у него блестели словно у годовалого ребенка – старость явно не коснулась его души.

– Спешите, дорогие жители великого Халборда! – кричал он писклявым голоском. – Только сегодня и только здесь вы увидите незабываемое зрелище, что поразит вас красото-о-ой! Мы познакомим вас с искусством и окунем в чудесный мир, но не забудьте дать артистам любви сверкающей на пир!

Он указал собравшимся зрителям на металлический сосуд с узким горлом, накрепко привязанный к тяжелой наковальне и забежал в вагон. Представление началось.

Сперва, в правом нижнем углу появился силуэт небольшого дерева, за ним ещё один и ещё, пока вся нижняя половина полотна не превратилась в густой лес. Над ним начали проплывать облака, выглянуло солнце, пролетали птицы, а голос старика начал нараспев вещать:

В те давние годы, когда белый свет

Дыханьем людским ещё не был согрет!

Когда полновластием Зверь наслаждался

Мелодией жизни весь лес наполнялся.

И страха не знали прекрасные дети

Рожденные волком, совою, медведем!

Когда невозбранна, светла и быстра

Питала Тундора родные места.

И жизни цветы пробивались ко свету,

Тогда и открылись врата человеку.

Голос умолк. В левом углу возникли врата, откуда повалили фигурки людей, вытоптав лес и заняв ровно половину полотна.

Это был театр теней. Велена, играя с братом, раньше показывала ему что-то подобное. Они ставили небольшую свечку за простыню и вырезали из бумаги и дерева разные фигурки, а потом показывали отцу представление. Радей очень любил такие вечера и всегда находил для них время.

Кругом раздавались восторженные возгласы, даже музыканты стали украдкой поглядывать на представление. Дети проталкивались вперед и усаживались прямо на землю, не боясь запачкать одежд. Очень скоро основная часть гуляющих собралась вокруг вагончика. Амиша смотрела во все глаза, она видела такое впервые и страшилась пропустить хоть одно движение серой тени. Забытый кусочек яблока торчал у неё изо рта.

Происходящее на экране ожило. Люди обрели в руках топоры и начали совершать набеги на лес, всякий раз вынося оттуда бревна и строя город. Каждый раз, когда лес почти полностью вырубался, из его глубины показывался зверь, похожий на медведя. Он прогонял людей обратно до их города, но не дальше, и за ним вновь вырастали деревья. Так повторялось несколько раз, пока звучал голос старика.

Коварством и жадностью памятен век,

К тебе, Первородный, идет человек!

В руке его крепкой свет-блеск топора,

В глазах его скользких видна пустота.

В глубинах лесных не укроешь детей,

Точи-ка ты когти свои поскорей!

Вот на полотне возникли три людских тени, которые отважно двинулись к лесу, где вышли им навстречу семь кордов. Пока они стояли из города быстро-быстро замелькали маленькие тени, нанося урон деревьям. Все на экране заметалось, над вершинами показались страшные тени, среди которых Растимир различил довольно достоверные силуэты многих редких первородных. Вдруг огонь внутри повозки погас, а когда разгорелся вновь, то на месте города Дид было кладбище с острыми крестами и двумя фигурами, скрестившими между собой мечи. Лес стоял тихий и по-прежнему занимал ровно половину экрана. Снова вышли три фигуры людей и семь фигур кордов, а между ними возникла книга. Голос старика вновь зазвучал:

Отчаян и страшен был крик наглеца,

Когда он как колос увидел жнеца.

И гибель настигла коварную рать,

Всех тех, кто союз не хотел принимать.

Но гордый и крепкий был мир заключен,

Священным писаньем он был подтвержден.

И тишь воцарилась в глубоких лесах,

И песни не пелись, на мертвых устах.

На полотне, в левом углу появились три символа, один был изображением круга, разделенного на четыре части. Другой был кругом, из которого вверх торчал короткий толстый стержень. Третий был кругом с неровными краями и точкой в центре. Это были символы всех трех великих городов. И от них медленной струйкой потянулись к лесу фигурки людей с топорами. Они шли, подминая под собой лес, но как только до конца полотна оставалось совсем немного из ниоткуда появились те же страшные тени, и все погасло. Голос старика возвестил:

И племя людей, позабыв о раздорах,

Воздвигли три града на вольных просторах.

И добрые звери глядели им в след,

Вручая доверие и жизни без бед.

И жить, обязуясь законы читая,

Оставили подлые мысли у края

Той пропасти, что полглотила великих

И злобных безумцев людских мрачноликих.

Это была история зарождения мира в своем первоначальном прочтении, ещё не обремененная цензурой. Очень простая и знакомая, с довольно тривиальной моралью и красиво сложенным текстом. Растимира очень удивило, что он так просто слышит её посреди белого дня, да ещё и в людном месте. В Таргизе уже после первых слов стража разгромила бы весь этот балаган, а здесь они и носа не казали. Люди со львами на запястьях спокойно смотрели на происходящее, совсем не думая вмешаться, видимо, в Халборде подобная вольность была в чести.

Из повозки вывалился старичок, поднялся, отряхнулся, поправил очки и, вытянувшись как струнка и разведя руки в стороны, лукаво прокричал:

– Вы познакомились с искусством и окунулись в дивный мир, так не жалейте ж дать артистам любви сверкающей на пир!

Раздался звон монет, и счастливый старичок начал весело и музыкально восхвалять и превозносить людскую щедрость, рассыпаться в комплиментах перед женщинами и радовать детей смешными гримасами. Растимир тоже встал за спинами людей, чтобы вознаградить актеров, но тут из повозки вышла девушка.

Его сердце будто окунули в сладостный эликсир, состоящий из самых восторженных и возвышенных чувств. Дрожь густой волной пробежала по телу, а дыхание стало глубоким и тихим. Горло резко сжала невидимая рука, но тут же плавно и ласково отпустила. Он влюбился в эту девушку, лишь единожды её увидев. Её не слишком длинные волосы были цвета осени и обрамляли изящное личико с остреньким носиком и немного пухлыми губами. Карие глаза смотрели настороженно и неприветливо, с легким недоверчивым прищуром. Она была одета столь же нелепо и мешковато, как и старичок, но одежда не могла скрыть всей ловкости и изящества её тоненькой фигуры. Никогда прежде он не испытывал ничего подобного, эти чувства были для него чужды, и он совсем не знал, что с ними делать. Сердце билось в груди, словно синица в руках птицелова. Амиша нетерпеливо подергала Растимира за рукав, увлекая к сосуду.

– А вы покажете ещё театр? – спросила она у старичка, нажевывая яблоко.

– Нет, маленькая леди, – очень ласково ответил он, – рискую вас расстроить, но больше здесь представлений не будет. Следующая остановка – Таргиз! Приходи туда через месяц, мое солнце, и мы с Алисой специально для тебя покажем нечто незабываемое!

– Алиса… – прошептал одними губами Ростик все ещё заворожено глядящий на девушку.

– Мне очень понравился ваш театр, особенно, когда деревья были повсюду, – продолжала Амиша. – Я бы там гуляла и гуляла, вот так, и никто бы меня не съел.

Она засмеялась и стала скакать по кругу, напевая какой-то мотив. В одной ручке у неё была половинка яблока, а в другой большой кленовый листок, которым она размахивала, словно букетом.

– Смотри-ка, Алиса! – обратился старичок к подошедшей девушке. – У нас уже появились поклонники! Быть может, стоит взять с собой эту маленькую смуглую девочку?

– Ну, нет, – рассмеялась она, – втроем мы в наш вагон не влезем!

Растимир быстро и сильно зажмурился, чтобы запечатлеть образ девушки на внутренней стороне век. А когда снова взглянул на неё, то обнаружил, что она с недоумением смотрит прямо на него. Конечно, он, стоящий под черными ветвями осеннего клена с плотно закрытыми глазами, выглядел странно, если не сказать нелепо. Ему вдруг захотелось убежать, но ноги намертво приросли к земле. Старичок в это время сделал вид, что откусил свой большой палец и изобразил гримасу боли, от чего Амиша замерла в испуге. Когда же палец вновь появился на прежнем месте, по всей площади разлился её звонкий смех. Зрители с умилением смотрели на их забавы и с щедростью наполняли сосуд, который в скором времени стал полон медяков и резаных.

– Ростик, а ты чего там стоишь? – крикнула ему Амиша. – Иди сюда, может они скажут, где найти твоего друга?

Он подошел ближе. Взгляды девушки и старика, обратились к нему и, конечно, зацепились за глаза. От радостной улыбки на их лицах остался только приятный изгиб губ, взгляды же стали серьезны и настороженны.

– Не хочу показаться бестактным, но кто вы, молодой человек? – очень серьезно спросил старичок.

– Это Ростик – мой друг! – весело крикнула Амиша, которая, конечно, ничего не заметила.

– Меня зовут Растимир. Я – сын Радея Хранителя врат, – чуть не заикаясь от волнения, ответил он и поглядел на девушку.

Она изучающе осматривала его с ног до головы. Её взгляд неспешно скользил по его кожаной куртке, рукавам, немного дольше задержался на дыре над сердцем, затем она внимательно оглядела сапоги и ремни наплечной сумки, выглядывающую из-за спины рукоять клинка. Когда она коснулась взглядом его лица, он вновь ощутил, насколько тесно в груди его сердцу. Алиса совсем не чуралась встречаться с ним глазами и с явным любопытством рассматривала его зрачки.

– Пресвятые шестеренки! – очень удивился старичок. – Неужели того самого Радея, что живет в Крайней?!

– Да, – спокойно ответил Ростик, – только он погиб во время гона. Его забрал Велес.

– Ах! – искренне опечалился старик и, сделав пару шагов назад, опустился на край повозки. Девушка бережно поддержала его и помогла присесть.

– Вы его знали? – Растимир на мгновенье вырвался из власти Алисы, но старик ему не ответил.

– Они были друзьями, – ответила за него девушка, – хоть и встречались всего несколько раз.

– Как это, разве не должны друзья видеться каждый день? – спросила Амиша, но тут же осеклась, увидев сгорбленного старика.

– Нет, моя дорогая, настоящей дружбе не важны такие мелочи, – тихо ответила Алиса.

Растимиру вновь пришлось вспомнить об отце, но он с удивлением и даже с отвращением заметил, что мысли о девушке не оставляют его и здесь. Он неловко переминался с ноги на ногу в ожидании, когда старик продолжит говорить.

– Надо же… Все как нагадала тебе та цыганка, – проговорил старик. – Сама судьба привела этих молодых людей сюда, за многие и многие версты от дома.

Алиса не ответила. Она шумно выдохнула и с недовольным видом подошла к сосуду с наковальней, запустила руку куда-то назад и вытащила из земли металлический стержень. Потом взялась за ручку кувшина и легко подняла его вместе с наковальней. У Амиши кусочек яблока вывалился изо рта от удивления, она во все глаза смотрела, как хрупкая девушка одной рукой легко убирает такую тяжесть в повозку.

– Я все равно не верю в это! – раздраженно проворчала она. – Дорога возникает под шагами идущего! И никак иначе! И хватит спорить об этом! Нам пора собираться.

– Да, нам действительно пора, – вздохнул старик и обратился к Растимиру. – Мне жаль вашего отца, он был замечательным человеком. Я помню каждую нашу встречу, он был настоящим, в нем никогда не было фальши. Всякий раз ему удавалось удивить меня и поведать об этом мире то, чего я не знал, а мы с внучкой повидали на своем веку немало, в этом можете быть уверены. Я буду оплакивать его и непременно навещу его могилу.

– А кто вы? Если вы были так близки с отцом, то почему он о вас никогда не рассказывал? – спросил Растимир.

– Я – Пангур с подгорья, а это моя внучка – Алиса. В последний раз с твоим отцом мы встречались очень давно, но эту встречу я помню так, будто она была только вчера. Он необычайно много знал о преданиях древней крови и помог мне в поисках очень редких артефактов. Мы часами беседовали, спорили, обменивались знаниями и картами. Не верится, что он умер.

– Мне тоже, – с грустью сказал Растимир.

– Все готово, мы можем ехать, – тихонько проговорила Алиса.

Растимир посмотрел на неё. Она была его маленьким совершенством, неожиданной теплой находкой посреди холодной серости Халборда, и ему показалось в тот момент, что он знал её всю жизнь. Она была чем-то недовольна и смотрела на него недобро.

– Дай старику немного времени, моя дорогая, – ласково обратился к ней Пангур. – А откуда у вас, Растимир, такие глаза? Рискну предположить, что вас укусил оборотень, а ваша сестра каким-то образом остановила мутацию?

– Все верно, – ответил он, поражаясь, сколько этот старик знает о его семье.

– Немыслимо, – задумчиво прошептал Пангур. – Она всегда подавала большие надежды, но остановить мутацию – это совсем другой уровень. Напомните мне, старому, как её звали?

– Велена! – воскликнула Амиша, радуясь возможности вставить словечко.

– Ах, да. Велена, – улыбнулся он и потрепал девочку по голове, от чего та расплылась в широкой улыбке. – Прекрасная девушка с золотыми волосами и глазами как у матери.

– Вы знали мою маму?! – не поверил своим ушам Растимир.

– Да, я знал вашу маму. Она была исследователем, как и мы, – старик Пангур немного замялся. – До того, как повстречала Радея…

– Отец никогда об этом не рассказывал, – растерянно пробормотал он.

– По всей видимости, у него на то были веские причины, – развел руками старик.

Амиша уличила момент, пока Алиса возилась с упряжью, и незаметно подошла к вагону в поисках загадочной наковальни.

– А вы расскажете мне о ней? – спросил Растимир.

Старик вздохнул и неловко поднялся на ноги, положил руку на плечо парню и, тщательно подбирая слова, сказал:

– Видите ли, Растимир, мне кажется, я не совсем тот человек, который должен рассказывать вам о вашей маме.

– Почему? – возмутился он, вдруг почувствовав себя обманутым. – У кого мне ещё спрашивать? Отец погиб, Ярош бросил нас и теперь неизвестно где, а сестра за полморя отсюда! И они ни разу мне ни о чем таком не говорили!

– Сдается мне, вы ни разу их не спрашивали, – улыбнулся старик.

Шум на площади не стихал, люди сновали от прилавка к прилавку. Девушки вновь принялись танцевать, завлекая народ. На повозку уже никто не обращал внимания: без огня внутри она не представляла из себя ничего интересного. Алиса, проходя мимо открытого борта, заметила внутри Амишу и, взяв её за ушко, осторожно, но сильно вытащила наружу и подвела к ним. Девочка недовольно посмотрела на неё снизу вверх и, пробурчав что-то себе под нос, скрестила руки на груди и насупленная встала поодаль.

– Вы знаете, Растимир, наша встреча не случайна, и мне с вами нужно бы многое обсудить, но беда в том, – он с некоторым сожалением посмотрел на девушку, – что Алиса совсем не верит в Путь, как в предначертанное. Она сторонница иной трактовки, а я не могу с ней подолгу спорить. Если нам действительно суждено было здесь встретиться, то предоставим судьбе доказать это. Мы отбываем из Халборда через три дня, будем надеяться, что за это время наши дороги ещё пересекутся. А пока прощайте, Растимир! Прощайте и вы, маленькая леди.

– Да вы просто не имеете права после всех этих слов оставить меня ни с чем! – закричал он.

Старик не нашёлся, что ответить. Он с глубочайшим сожалением посмотрел ему в глаза и произнес:

– Наберитесь терпения, мой друг. Нам действительно пора, мы и так сильно задержались. Я желаю вам удачи!

Растимир, полный негодования смотрел, как два тяжелых вола медленно разворачивают повозку, которая оказалась намного длиннее, чем ему представлялось. Она была вытянутой и имела днище, которое скорее подошло бы морскому судну, нежели сухопутной телеге. Алиса правила огромными животными умело и решительно, под её погонами они аккуратно развернули вагон и медленно направились под каменную арку, по дороге уводящей вверх, к крепости Боргот. Алиса в последний момент кинула на него заинтересованный взгляд, но Растимир был слишком рассержен, чтобы его заметить.

Когда повозка повернулась к ним задом, из-за полотна, на котором совсем недавно плясали красивые тени, высунулся старик и украдкой указал ему на доску объявлений, стоящую справа у дороги. Потом изобразил страшную рычащую гримасу и скрылся в глубине вагона.

– Ты не спросил у них про Лорема, – проговорила Амиша, потирая покрасневшее ухо.

– Я так думаю, что случай ещё представится, – задумчиво произнес Растимир, срывая с доски одно из объявлений.

Глава 21. Леса Скоубруг. Лорем.

Таргиз изменился. От былого величия старого города остались лишь покрытые копотью воспоминания. Огромные, уходящие далеко ввысь трубы заводов исторгали черные и сизые клубы дыма, который крупным пеплом оседал на некогда цветущих улицах. Чудесные парки и скверы, яблоневые сады и аллеи, расчерченные пышными кустами сирени и черемухи, – теперь все они погибли и больше всего напоминали колкие просторы Серого леса. Вместе с ними мертвый облик обрели и дома, чьи фасады всегда были ярко расписаны и украшены цветами. Теперь же краска на них выцвела и облупилась, а деревянные горшки под окнами чернели стылой землей.

– «Они действительно готовятся к войне…» – подумал Ярош, глядя на пустынные, заваленные мусором улицы.

Все ресурсы были брошены на создание и обучение армии, которая, по всей видимости, отправится в Лайский лес. Никогда ещё заводы так не чернили небо, никогда улицы не были столь пустынны, а лица людей так угрюмы. Город умер, как много веков назад умер Серый лес, а из праха его поднялся уже совсем другой Таргиз, живущий в соответствии с положениями военного времени и засыпанный, будто прахом, серой пылью.

Состав миновал дозорный пункт, устроенный прямо во чреве крепостной стены, где каждый, кто въезжал в город, был подвергнут строгому допросу, который проводил самый настоящий дознаватель его святейшества. Вагон был окружен солдатами с крестами на груди, держащими наготове ружья-однозапальники, а их командир неспешно шел между кресел, опрашивая каждого, кто был внутри. Люди, словно листья, оседали на красные кресла, стоило ему отойти от них. Потрепанный вид Яроша ожидаемо вызвал у дознавателя мгновенный интерес:

– Ваше имя? – обратился он, бесцеремонно разглядывая его цепкими серыми глазами.

– Ярош из Крайней, сын Радея – хранителя врат! – гордо вскинув голову, ответил он.

– Цель прибытия в город? – спросил дознаватель, записывая что-то на листе бумаги, уложенном для удобства на черную кожаную папку и не таясь разглядывая подраное ухо.