Текст книги "Скучающие боги"

– Его нужно усыпить, – ответила Алиса.

– Как это? Усыпить? – удивился Растимир, оборачиваясь и наблюдая за духом.

– Это же все таки рыська, хоть и мертвая. Она любит тепло, как и всякая животинка. Приласкай её! Пускай она уснет у тебя на руках, а я пока незаметно сожгу её останки.

– Но как я это сделаю? – очень удивился он.

– Посмотри! – она кивком головы указала на Амишу, которая, наконец, наигралась с камнем и вновь заинтересовалась духом. – Кажется, они уже нашли общий язык. Поиграйте втроем и попробуйте приласкать её.

Из них троих призрачному зверьку больше приглянусь Амиша. Она прыгала вокруг неё, принюхивалась, отбегала и вновь начинала подкрадываться. Со стороны это было похоже на обычную игру ребенка и щенка, если не брать во внимание тот факт, что рыська не издавала совершенно никаких звуков и попеременно растворялась в воздухе, материализуясь на некотором расстоянии.

– А это не будет похоже на смерть? – вдруг спросил Растимир, заботясь о чувствах Амиши.

– Я не знаю… – растерялась Алиса и глубокого и прерывисто вздохнула. – Ну… Может быть.

– Ладно, – проговорил Растимир, – в конце концов пора с этим кончать.

Он подошел и присел возле девочки, осторожно приобняв её за плечи.

– Ты когда-нибудь слышала, как урчат рыськи? – очень ласково спросил он.

– Нет, – оживилась Амиша. – Но как же она будет урчать, это же дух?

– И ты его не боишься?

– Нет, у нас в нижних комнатах бродило много духов. Папа говорил это, чтобы воры не взяли того, что им не принадлежит.

– А что они могли там взять?

– Золото и серебро, – пожала плечами Амиша.

– У вас было золото? – очень удивился Растимир.

Золото было самым редким металлом на материке и ценилось чрезвычайно высоко. Никто не знал, где его добывают.

– Ну, конечно! Мы же Варма! – важно сказала она, но тут же осеклась и посмотрела на Алису. Она, казалось, ничего не заметила, копошась в углу.

– Попробуй подозвать её? – попросил Растимир, указывая на рыську, – Мне кажется, ты ей понравилась.

– Сейчас, – улыбнулась девочка и протянула руку к духу. – Иди, не бойся.

Рыська, опасливо принюхиваясь, медленно подошла к девочке, легко взлетела на подол её платья и присела, глядя прямо в лицо.

Каким удивительным было это создание. Неведомая сила, не позволявшая на первый взгляд обычному дыму рассеяться, так его скручивала и изгибала, что созданные ей очертания поразительно точно складывались в настоящего зверька. Когда Амиша попыталась погладить его, то рука, не встретив сопротивления, прошла насквозь. Дым закружился, заметался, но вскоре вновь воплотился в прижавшуюся к полу в полуметре от нее рыську.

Через несколько минут Амиша осторожно водила рукой по воздуху, повторяя очертания, а между её пальцев клубился черным дым. Алиса в это время, стараясь не шуметь, разворачивала мешок и осторожно доставала оттуда маленькое белое тельце. Достав из кармана несколько камней, она выбрала нужный, вспыхнул огонь, и комната озарилась неверным светом. Растимир, глядя на пляшущие по стенам тени, на Алису, на зверька, пусть и мертвого и Амишу, вдруг вспомнил о таких же теплых вечерах в своем доме. Дядька Волуй всегда рассказывал интересные истории, а отец и брат с почтением слушали. Велена тихонько сидела в углу и плела белые нити, из которых потом ткала удивительные полотна. Иногда в таких воспоминаниях, в самых ранних, была его мама, но он совсем ее не помнил, её силуэт и голос были всегда неясны, словно она была сродни духу на коленях у Амиши.

Алиса подошла к ним и опустилась на колени.

– Какие колыбельные поют у вас, в пустыне? – спросила она у девочки.

– Мама пела мне одну, – грустно ответила она.

– А я могу её услышать сейчас?

Амиша помолчала немного, и тихонечко запела.

Дым под её ладонями рассеялся, и напряжение в воздухе растворилось вместе с ним. В углу догорали изломанные косточки зверька, а чернь, что излилась оттуда, вдруг пришла в движение. Липкая, блестящая черная масса вбиралась обратно в угол, из которого вышла. Вскоре доски обрели свой естественный цвет, и в комнате стало заметно светлее. Алиса поднялась на ноги и огляделась. Теперь она вновь стала хрупкой и нежной девушкой, какой была тогда, при первой их встрече. Её лицо озарилось радостной улыбкой, блеснули ровные белые зубки, а на щеках появились ямочки.

«Как же она красива… – подумал Растимир. – И как ей идет эта улыбка».

Но радость её длилась недолго, Амиша уткнулась личиком в грудь Растимиру, крепко его обняла и тихонько заплакала.

– Идемте, теперь мы можем выйти, – с грустью сказала Алиса, глядя на них.

Они спустились и вышли из дома. Амиша даже не заметила пичужку, которая вместе с ними выпорхнула и унеслась в ночное небо Халборда, ввысь к огромной рваной ране. Дом был очищен, жильцы скоро вернутся обратно, где их встретит страшная картина, но уже через пару месяцев их жизнь пойдет своим чередом.

– Что ты теперь будешь делать? – спросил Растимир у Алисы, которая села на ступеньки и с закрытыми глазами наслаждалась прохладным свежим воздухом.

– Пойду к дедушке, а поутру к хозяевам дома, сказать им пару неприятных слов и получить плату.

– О том, что было в доме?

– Совсем нет. О том, что они сделали с несчастным животным.

– Я не понимаю, – признался Растимир.

Он стоял на коленях напротив неё, обнимая Амишу, которая крепко-крепко прижималась к нему и тихонечко всхлипывала.

– Ну как же?! – язвительно улыбнулась Алиса, – ведь твой отец был на службе Конкордата. Ладно, извини, я не хотела обидеть. Духи первородных ничего не делают просто так. Собственно по их действиям только и можно понять, почему они творят то, что творят. Эта рыська собирала кости, несчастное животное хотело вернуть себе то, что у него забрали.

– Кости? – растерянно спросил Растимир.

– В мешке был трупик животного, которое забили палками, переломав и изувечив ему все кости. Помнишь, возле одного из трупов на втором этаже лежала человеческая кость? Так вот она была сломана когда-то, там явственно виден бугорок на месте, где она срослась. Такая косточка рыське не нужна, она брала только целые.

– Она хотела собрать себя заново… – понял Рост.

– Да, потому та пичужка так и металась, боясь сесть на пол, ведь рыська, что твоя кошка.

– И кто мог это сделать? Хозяева?

– Это я завтра выясню! – устало пообещала Алиса.

– А почему твой дед не пошел сюда с тобой?

Алиса с шумом выдохнула, решая, стоит ли ему отвечать.

– Нам нужны деньги, впереди очень долгий путь. Пару дней назад к нему пришел какой-то калека, который обещал хорошо заплатить за помощь. Да и не молод он уже, таскаться по проклятым местам. Это нам повезло, что здесь оказался безобидный дух, а ведь это мог быть кто угодно.

– Вы уезжаете, да? – обреченно спросил он.

– Да, мы покидаем город. Нужная сумма есть, а больше нас тут ничего не держит.

– И мы больше никогда не увидимся? – наплевав на страх, спросил Растимир.

Алиса улыбнулась и, кажется, немного засмущалась.

– Приходите завтра к западным воротам, в доках, – ответила она, – вам действительно нужно поговорить.

Растимир не смог сдержать улыбку.

– Мы придем! Сразу с утра! – воскликнул он.

– Не надо с утра. Посмотри, твоя девочка еле стоит на ногах. Вам нужно выспаться. До встречи, Растимир, береги её.

Алиса развернулась, темный капюшон с красивым, вышитым сиреневыми нитями языческим узором, укрыл её волосы. Она направила свои шаги вниз по Смрадному переулку, туда, где раскачивались высокие мачты пришвартованных кораблей, и звенел одинокий колокол.

Этот вечер закончился. Растимир вел за руку сонную Амишу и улыбался, чувствуя, как его сердце полнится счастьем.

На следующее утро, чуть уличный гомон за стеной их комнаты проник сквозь толстые доски, он разбудил девочку.

– Давай, вставай, Амиша, нам пора идти! – в нетерпении сказал он.

– Еще же так ра-а-ано, – заскулила она, продирая глаза. – Который сейчас час?

– Здесь нет часов, ты же знаешь! Идем, ну, пожалуйста!

– Хорошо, – пробурчала девочка, медленно сползая с грязных матрасов, которыми были устланы их кровати, – но ты обещал мне вчера воду с травой и теплый хлеб!

– Чай! – раздражено бросил Растимир.

– Что?

– Вода с травой называется – чай!

– Ну, чай! Что ты придираешься? Я такого раньше никогда не пробовала.

– Я думал, у вас пьют чай, – пожал плечами он, поправляя за спиной клинок.

– Тебе она понравилась, да?

Растимир почувствовал, как его лицо залилось краской, а желудок лизнуло изнутри неприятным холодком.

– С чего ты взяла?

– Только слепой не заметит, как ты на нее смотришь. К тому же, – продолжила она, накручивая черные как смоль волосы на палец, – я знаю о любви все! У меня же есть муж, который меня любит, и которого люблю я.

Эти её слова сперва рассмешили Растимира. Всякая девочка её возраста уверена, что знает о любви все. И с каждым новым годом она смеется над собой прежней, вспоминая, какой глупой была и чувствуя, какой мудрой стала теперь. И так может продолжаться всю её жизнь, пока она с горечью не признается сама себе, что не ведает о любви ничего. Возможно, в тот самый момент и наступает старость.

Как прекрасно детство, когда каждое новое чувство кажется вечным. Однако Растимир теперь уже с тревогой взглянул на неё. Её болезненная привязанность к Овидию настораживала. Он видел во взгляде её черных глаз и словах нечто иное, чем тривиальные детскую влюбленность и восхищение, хотя как вообще можно рассуждать о таких чувствах в её возрасте. Если бы все было так, то и переживать не о чем – как только Амиша поймет, что может обойтись без этого человека или попросту найдет ему замену, она в ту же минуту забудет про Овидия. Но дело было в том, что Растимир видел в ней совсем не влюбленную девочку, а скорее ребенка, к которому угасла любовь родителей, и которые его попросту бросили, а он, этот маленький брошенный человек, изо всех сил старается их вернуть. Таких детей полно бродит по докам и каналам этого города, и каждый из них мечтает обрести семью, и порой ради этого готов на самые страшные и абсурдные вещи. Те из них, кто ещё не потерял надежду, ждут чуда, заискивающе заглядывая в глаза прохожих, читая молитвы перед сном и гоня от себя мысль о том, что ничего никогда уже не изменится. Другие, вдруг, в одно холодное утро осознав, что теперь их жизнь будет такой же как у этих замерзающих в грязи, вечно пьяных серых бродяг, отчаиваются и угасают, опадая на землю, как осенние листья. Ну а к третьим приходит злость, которая дает им силы и смысл жить. Они жаждут отомстить судьбе сыгравшей с ними столь злую шутку, и выживают ей вопреки.

– Неужели ты все ещё хочешь, чтобы он был с нами? – спросил он, поправляя на себе куртку. – После всего, что он сделал?

Амиша задумалась. Палец, на котором был намотан уже изрядный слой её волос, остановился, и локоны черным непокорным водопадом упали на плечи.

– Он мой последний родной человек на всей земле, мне больше не к кому идти, – тихо ответила она.

– Да с чего ты взяла, что он тебе родной человек?! – раздраженно спросил Растимир.

– Он меня спас! Защитил! – закричала девочка. – А, значит, любит меня! И я ему нужна! Нужна, слышишь?!

Растимир опустился перед ней на колени, крепко взял за тоненькие ручки и произнес, чуть злее, чем ему хотелось:

– Да не нужна ты ему, пойми же! Он забудет тебя в первом же кабаке. Разве тех, кого любят заставляют танцевать полуголыми перед пьяным мужичьем? Тыкают в любимых палками? Прогоняют из дома? А?

Конечно, в ответ полились лишь слезы. Растимир сразу крепко обнял её, сдерживая истерику и в который раз поклялся больше никогда не поднимать эту тему, в надежде что со временем она и думать о нем забудет.

Спустя час, после длительных уговоров и новых обещаний, они вышли на улицу. Утро выдалось пасмурным, ночной туман медленно отступал вниз, в доки, озаряя мокрые и стылые улицы Халборда. Сонный фонарщик, едва волоча ноги, бродил от дома к дому, звеня плошками и гася редкие фонари небольшой стальной чашой, закрепленной на конце длинной палки. Горожан было не много, в основном это были служки, бегающие по поручениям ленивых хозяев да заспанные солдаты, идущие в караулку. Бродяги с бучей на лице вылезали из своих нор, лениво ругаясь на зябость, что терзала их по утрам и на жадность местным жителей. Медленно, с тяжелыми лицами брели ночные выпивохи с красными, опухшими, иногда разбитыми лицами. Шлюхи, утратившие всю желанность, присущую им по вечерам, на несгибаемых коленях ковыляли к своим борделям, чтобы выспаться, поесть, вымыть из себя грязь и вновь приступить к утомительно долгому замазыванию синяков по всему телу от жадных рук, мешков под глазами и разбитых губ.

Вообще Халборд никогда не славился приветливостью и дружелюбием, напротив, о нем ходила слава как об очень опасном месте, где слабый и робкий пропадет так, что и следов не сыщешь. Убивали здесь часто и со вкусом, с особым смаком, воровали и грабили еще чаще. Обилие бывших каторжников и заключенных, жизнь которых сломалась о крепкие стены Боргот, способствовало появлению в окрестных лесах, а порой и в самом городе различных банд, шаек и ганз, которые, несмотря на всю решительность и отчаяние своего положения, все же подчинялись картонным львам. Иные, те, кто вставал против, быстро и тихо истреблялись. Закон здесь чтили так же, как и в Таргизе, только в этом городе он был иной. Город на первый взгляд выглядел неприязненно и даже враждебно однако, пробыв здесь несколько дней, Растимир заметил, что, если относиться к нищим, пьяным и шлюхам, как к неотъемлемой его части, то появляется даже некоторое ощущение безопасности. Все они занимаются своими делами и, если не лезть нарожон, не глупить и вести себя тихо, то никто и внимания не обратит на двух детей, идущих по своим делам.

Они забрели к булочнику, чья лавка стояла как раз на Делянке, со стороны нижнего города, где купили теплого, пахнущего мукой и луком, хлеба. После чего быстро, покуда он не остыл, добежали до небольшой, крытой лавки, где очень приятная и добрая женщина торговала травами и отварами. Там им в охристые глиняные кувшинчики налили чай. И, наконец, после заверений вернуть посуду целой, они пристроились в тени одного из многочисленных каменных домов, стеной идущих по обе стороны площади. Солнце к этому времени прорвалось сквозь низкие тучи, и их взору предстал совсем другой Халборд – яркий, солнечный и дружелюбный. Смрада и грязи доков отсюда было не видать, нижний город возле самой Делянки тоже выглядел прилично. Зато верхний был виден отсюда во всей своей красе! Чистые, ухоженные, дорогие дома с разноцветными стенами, блестели на солнце ещё влажной глиняной черепицей. Где-то вдали, ближе к крепости развевались по ветру флаги, шелестели золотые кроны тополей и ив. Там не было заводов и шумных производств, их место занимали игорные дома, дорогие заведения и залы для выступлений и балов. Это был необычайно дорогой и хрупкий мирок, в прямом смысле этого слова, стоящий на крови и костях тех, кто жил под ним.

– Хотел бы я жить там, – мечтательно проговорил Растимир, глядя на уходящие вверх дома.

– Хм, – пожала плечами Амиша, бросив на них короткий взгляд. – Там же очень тесно, посмотри. Выходишь из дома и сразу стена соседнего дома. Ни поиграть, ни побегать.

– Зато они живут там и бед не знают, – парировал он.

– Это да, – согласилась девочка, заталкивая в рот последний кусок хлеба, – пока мы жили в нашем доме, я только и делала, что гуляла в садах да играла с няньками.

– А что, друзей у тебя не было?

– Были, – пожала печами Амиша, – но их выбрал для меня отец из числа наших слуг. Все они, кроме девочек, боялись этого. Боялись так, что даже пытались бежать.

– Почему? – усмехнулся Ростик. – Что такого страшного может быть в дружбе с тобой.

– Не знаю, – проговорила она, расслабленно откинувшись назад, – но одна девочка подслушала их разговор и сказала, что им что-то где-то отрезают. Я не запомнила что и где, да мне было и все равно. Все они были ненастоящие и сбежали первыми, когда все началось.

Растимир при этих словах судорожно сжал колени и враз посерьезнел.

– Ладно. Ты поела? Тогда пошли! Нам нужно поспеть к западным воротам, пока Пангур с Алисой не уехали.

Забыв вернуть кувшины, они направились вниз по самой широкой и людной улице. Она уводила к докам, на самое дно города. Там следовало повернуть направо и идти вдоль воды, пока не упрешься в высокие, сложенные из крупных, тесаных бревен ворота, за которыми лежала провинция Скоубруг. Дошли быстро, с прикованными к земле глазами. Лишь единожды их окликнул страшный, прогорклый голос:

– Эй! Уродец! А чего это у тебя с глазами, а?!

Рыхлый пьяница в рваных обносках стоял у стены и глядел на них отвратительно наглым взглядом. Они ускорили шаг и быстро затерялись среди людей, оставив его вопрос повисшим в липком воздухе.

У ворот никого не было. Вернее народу здесь было полно: матросы, торговцы на повозках, солдаты, львы – все, но не было ни старика, ни Алисы. Даже их причудливого фургона, который невозможно было спутать ни с каким другим. Гомон стоял страшный, ругань и брань лились нескончаемым потоком, гармонируя с вонью и грязью этого места. Сравнительно небольшая площадь, окруженная водой с одной стороны и отвесной крепостной стеной с другой, кипела и клокотала, и яблоку было негде упасть от количества желающих покинуть Халборд.

– Ростик, мне страшно, – проговорила Амиша, прячась за его спину и опасливо поглядывая оттуда на людей.

– Держись крепче и не бойся. Долго мы здесь не задержимся.

Он успел залезть на ящики, чтобы поверх голов осмотреть площадь, когда толпа резко подалась в стороны. Сквозь нее, словно через поле ржи, грубо пробирались всадники. Это была кавалерия славного нашего архонта бесцеремонно идущая до врат. Кавалькада насчитывала едва ли дюжину солдат, облаченных в стальные доспехи, однако в таком тесном месте да ещё и так внезапно возникшая, она создала немалую смуту. Несколько людей попадали в воду под натиском толпы, кто-то у самых врат наступил кому-то на ногу или неудачно толкнул, и там завязалась драка. Картонные львы напряглись и стали переглядываться, как бы невзначай опустив руки на эфесы шпаг.

– Дорогу! Дорогу, сволочи! – кричал рослый мужчина, злостно отпихивая стальным сапогом одного из драчунов.

Его лицо было перекошено от отвращения. Одной рукой он сжимал поводья, а другой едва удерживал тяжеленную на вид хоругвь с ликами святых мучеников. За ним молчаливо следовали всадники в таком же облачении. Они угрюмо поглядывали на людей сквозь узкие щели забрал. В руках у каждого было по небольшому черному топорику. Добравшись до самых ворот, они встали клином, обратившись мордами к толпе и загородив выезд.

– Ненавижу эти рожи! – прорычал простуженным голосом кто-то рядом, смачно сплевывая на земь. – Мясники да убийцы! Ни одного святого!

– Ростик, смотри! – Амиша подергала его за рукав, указывая на стену над вратами.

Там сновали стрелки с длинными пищалями, которые они устанавливали на ножки и направляли вниз, на толпу. Сзади подступ к площади перекрыл такой же по численности отряд конных. Люди начинали роптать, громко выкрикивая ругательства и хулы, но никто не сделал и шага. Громче прочих возмущались торговцы, потрясая в руках подорожными грамотами и обещая наказать учинителей задержки, а тише всех были люди с бучами на лицах. Они, робко опустив глаза и безвольно свесив руки, стояли и не выказывали никакого сопротивления.

– Что происходит? – спросил тощий и бледный, как мертвяк, торговец у одного из них.

– Ловють опять кого-то, – просипел тот беззубым ртом. – Давеча ночью дом погорел, так может поджигателей ищуть.

– Проклятье! – ругнулся он и ближе прижался к своей лошади, груженой мягкими тюками.

– Именем архонта! – взревел спешившийся стражник, оглядывая притихший люд недобрым взглядом и держа обе руки на рукояти длинного полутораручного меча. Его хоругвь теперь перехватил один из охранявших врата солдат, вытянувшись смирно. – Призываю вас к спокойствию! Вы знаете, кто я! И знаете, что шутить со мной не стоит!

Он начал расхаживать из стороны в сторону, наслаждаясь трепетным молчанием людей и с шумом погружая ноги в грязь. На башне судового смотрителя звонил колокол, тяжело хрипели взмыленные кони, да ветер свистел среди голых ив. Ни один человек, из целой сотни находившихся на площади, не осмелился нарушить эти звуки.

– Я ищу Хлопушу! – спокойно, но громко проговорил он, и в тот же миг взревел со всей злобой, на какую способен человек. – Пусть этот смердивый пес выйдет сам! В противном случае, мне придется перевернуть всю площадь! Я разворошу каждую телегу, перетрясу каждый мешок! И загляну в каждую из ваших рож!

Толпа вздрогнула и отступила на шаг, затравленно переглядываясь. Было видно, сколь сильная ненависть бушевала внутри офицера. Глаза его пылали злобой, а доспех трещал от неистово вздымающейся под ним груди.

Амиша спряталась между ног Растимира и даже не пыталась выглянуть, подавив любопытство. Никто из людей не вышел, никто не подал голоса.

– Ах так?! – процедил стражник. – Сами то выбрали.

Он сплюнул, развернулся и пошел к коню. В этот момент из толпы под ноги стражнику что-то вылетело. Оно металлически звякнуло и зарылось в грязи, окропив коней бурыми брызгами. Стражник обернулся, оглядел людей и медленно острием меча поднял над землей покрытый грязью предмет. Это были тяжелые, стальные кандалы. Они развернулись и, звонко блеснув на солнце, упали обратно в грязь. Стражник остервенел, он впился взглядом в толпу и, казалось, нашел в ней того, кого искал. Губы его расплылись в кровожадной улыбке, но едва он успел отдать команду своим людям, как прямо в гуще встрепенувшихся людей прогремел взрыв.

Грохот был такой силы, что у Растимира заболели уши. Амиша потеряла сознание и безвольно лежала лицом в луже. Он сильным рывком привлек ещё к себе и крепко обнял. Вокруг творилось невообразимое. После взрыва поднялась паника. Оглушенные и одуревшие от страха люди валом прыгали в воду, давя и топоча друг друга, бросались на стражников, которые не дрогнули и грубо отпихивали их обратно. Всю площадь заволокло густым дымом, который клубился из того места, где прозвучал взрыв. Стражник с дикими глазами пробирался туда, а когда обнаружил там лишь огромную лужу, взревел и дал команду стрелять. Через пару мгновений зубцы крепостной стены покрылись белыми клубками дыма и легкими хлопками. Раздались крики. Стреляли по тем, кто пытался уйти по воде. Словно от брошенной на озеро россыпи камней взметнулись вверх мелкие брызги от пуль.

– Надо уходить! Амиша, очнись!

Он грубо ударил девочку по щекам, от чего она пришла в сознание. Они вскочили и побежали вдоль стены, к городу, где стояли заслоном стражники. На пол пути в них кто-то врезался, и руки их расцепились. Девочка упала в грязь под ноги людей, а Растимир с грохотом расшиб несколько старых ящиков, сложенных в углу. Он быстро вскочил и увидел, что Амиша крепко сжала рунный камень, отчего вокруг нее тут же вспыхнула золотая сфера. Сама она лежала в центре, закрыв уши руками и громко рыдала. Несколько людей, наткнувшись на сферу, попадали, ударившись о нерушимую преграду. Золотой шар тут же привлек внимание стрелков на стенах, и по нему открыли огонь.

– Скорее сюда! – раздался вблизи знакомый голос.

Растимир повернулся на звук и увидел Алису, робко выглядывающую из-за ящиков. Она была в том же облачении, что и вчера вечером. Одежда покрылась пылью и грязью, из под капюшона упали на лицо непокорные волосы цвета осени.

– Я не могу! – закричал он. – Там Амиша!

Алиса ругнулась и принялась рыться у себя в сумке, что висела на поясе. Первые пули ударились о золотистую сферу и с глухим уханьем ушли в землю.

– Если ослабит хватку – погибнет! – прокричала девушка. – Я отвлеку стрелков, а ты заставь ее пойти с тобой.

При этих словах она нашла нужный камень и, встав на колени и закрыв глаза, поднесла его к губам и стала что-то шептать. Командир стражи только сейчас заметил, куда стреляют его солдаты и, увидев сферу, опрометью бросился к ней. В этот момент у Растимира заложило уши, а в ногах появилась слабость. Лошади под тяжелыми всадниками вздыбились, заржали и помчались в карьер через всю площадь, сбивая людей и скидывая седоков. Капитан не успел увернуться, и животные сбили его с ног и увлекли за собой. Стрельба прекратилась. На площади теперь было слишком много стражников, и возникала опасность попасть в них. Растимир, улучив момент, ринулся к Амише, припал всем телом к сфере, которая была крепкой, словно крепостная стена.

– Амиша! Амиша, услышь меня!

Он ударил кулаками по сфере, но девочка не заметила этого. Она лежала на земле, зажмурившись и закрыв уши руками, и знакомо кричала, не замечая ничего вокруг. В кулачке был зажат камень.

– Амиша! Это я! Нам нужно уходить! Амиша!

Он взял камень и начал колотить им по сфере, но все без толку.

– Живьем взять! – раздался голос капитана, который отплевываясь от грязи, хромал к ним.

Стражники встрепенулись и побежали к сфере с топорами наготове. Растимир выхватил меч и приготовился умереть. В этот момент что-то произошло. Нечто незнакомое и чуждое внутри него рвануло его навстречу стражнику. Рука, сжимающая меч поднялась, чтобы отразить удар, и отразила бы, если бы он от неожиданности не выронил оружие. Топор просвистел совсем рядом над ухом, тяжелый стражник сбил Растимира с ног и ударился об эгиду. Рост в растерянности отпрянул и повалился в грязь. Рука вновь нащупала рукоять меча.

«Что это было? – пронеслось у него в голове. – Неужели..?»

Он не успел додумать. Стражник вскочил, поправил шлем и ринулся в атаку снова, но путь ему преградил громила в теплой меховой куртке и темных кожаных штанах. В руках он сжимал очень знакомый топор. Он лихо разобрался со стражником, лишив его жизни с одного удара, зарубил еще двоих и затравленно озираясь подошел к Растимиру.

– Ну, здравствуй, Растимир! – произнес он без лишних эмоций и протянул ему металлическую клешню, которая была у него вместо руки.

Ростик в панике попятился и чуть не сшиб с ног Алису.

– Уходите! Я позабочусь о девочке. Даю слово! – серьезно проговорил Вид.

– Держись за веревку крепче!

Алиса вложила ему в руку конец веревки с петлей. Такая же была у нее. Она вдела ногу в петлю и дернула.

– Твое слово ничего не значит! – со всей злостью прокричал Растимир, но Овидий его не услышал – его топор вновь пошел в дело.

– Алиса, мы не можем оставить ее здесь! – обратился он к девушке.

Она лишь кинула на него холодный взгляд, прижалась всем телом, крепко обхватила его рукой, и они взмыли в воздух с головокружительной быстротой. Над ними, высоко в небе был дирижабль. Большой, продолговатый, цвета пасмурного неба шар крепился к их причудливому фургону. Из заднего окошка, совсем как при их последней встрече, торчала седая голова старика Пангура.

Растимир глянул вниз, где развернулась бойня и успел заметить, как под клубами дыма несколько раз моргнула и, наконец, погасла горящая золотая сфера.

Глава 24. Ярош и драка на рынке.

– Зачем вы это делаете, господин?! – сквозь слезы кричала девушка, слабо отбиваясь от жадных рук.

Она как раз возвращалась домой с реки, неся в окоченевших руках деревянное корыто, полное тяжелого белья, когда он нашел её. Он был чертовски пьян и плохо контролировал свои действия.

– Я согрею твои руки.

Его голос звучал глухо, не ровно. В нем звенела отвратительная наглость, поборовшая разум.

Через несколько домов он настиг её, грубо отпихнул гнилое корыто и попытался прижать к стене, но не смог. Она увернулась, выскользнула, но не побежала, а принялась собирать чахлое белье.

– Вот дура! – усмехнулся он, барахтаясь в грязи. – Ты мне сегодня нужна! Слышишь? Брось ты эти тряпки! Почему ты не бежишь? Почему не кричишь?! Ведь знаешь, что я сейчас с тобой сделаю! Проклятая твоя душонка! Неужели позвать на помощь страшнее, чем моя плоть в тебе?! Слышишь, как отвратительно звучит? Плоть моя в тебе!

– Зачем я господину? – судорожно спросила она, дрожащими руками таская тряпки по грязи. – Господин меня с кем-то путает.

– Какая же ты глупая! Как же я тебя ненавижу! Потому таких как ты и насилуют толпами, бьют и унижают! Ведь ты же ослица! Ты – овца, что вывели из стойла с одной лишь целью! Иди сюда!

Он повалился на неё всем телом и начал целовать, стараясь руками залезть под рваный козий тулуп и юбки, укрывавшие её тело. Девушка боялась сильно сопротивляться, она страшилась причинить господину, пусть даже и в такой оказии, вред. И как ни противен он ей был, как ни омерзительны были его намерения, она не смогла бы этому воспротивиться, и грязное действо непременно случилось, но тяжелый обух опустился на его затылок, погрузив в болезненную тьму.

Последним звуком, проникшим к его сознанию, был мальчишеский крик:

– Не трогать его!

Радей тяжелыми шагами расхаживал по комнате. Его движения были стремительны и сильны. Он пытался подавить злость, разрывающую его на части.

– Ты понимаешь, что она не выживет в лесу?! – спросил он, раздувая в гневе ноздри.

– Да, отец.

– Ты сознаешь, что она не в себе? Она – калека, и не вполне осознаешь, что делает!

– Да, отец.

В дальнем углу сидела Велена, осторожно сложив руки на колени и склонив голову.

– Наш удел – быть здесь! Хранить заветы конкордата, а не скакать по скалам, словно горные козлы!

– Да, отец.

Напротив сестры, сидел, опершись лбом о свою клюку, Волуй. Его глаза были закрыты, а пальцы неосознанно скользили по старому, гладкому древку. На губах его была едва уловимая торжествующая улыбка.

– Вы вдвоем убили её! Вы! Её! Убили!

– Да, отец!

В глазах старика вспыхнула злоба! Казалось, он сейчас ударит сына, но Радей сумел совладать с гневом.

– Ты что же, считаешь, что сделал благое дело? Что выпустил птицу из моей клетки? Она напела тебе, и тебе, – он обратился к Волую, – глупый старик, что томится в этом доме, как ласточка с сетях птицелова? Я слышал эти речи. Я слушал их на протяжении многих лет! Так какого черта она приползла ко мне, израненная, отчаявшаяся и никому не нужная? А? Она знала! Знала! Какую жизнь я ей подарю! Гори оно все огнем! Ты думаешь, твоя мать – светлый ангел, а я чудовище, что украл её жизнь?! Знаменитая Ласточка! Исследователь! Символ свободной жизни и воли на материке!

Велена несмело подняла глаза на брата. Она боялась услышать его ответ. Волуй начал тихо отстукивать клюкой бой по полу. Каждый удар был чуть сильнее предыдущего, и звук этот словно противился промедлению. Ярош поднял на отца взгляд. Взгляд счастливых темных глаз. Слова протиснулись сквозь деревянный стук клюки, как пальцы гада сквозь решетку. Тихо и вкрадчиво.