Текст книги "Скучающие боги"

– А это то самое колесо от брички? – парень посмотрел вверх, где таяли свечи.

Лорем поднял взгляд усталых глаз к колесу и глубоко вздохнул:

– Да… это оно.

Глава 22. Господин Батул повельский. Старуха.

Он так и не набрался храбрости покинуть своих спутников и в назначенное время появился у вагона. Беримир с широкой улыбкой проводил его внутрь, где уже расположилась Анней, глядя в небольшое серебряное зеркальце и поправляя непокорные локоны. Она лишь удостоила его насмешливым взглядом. Вагона, на котором они пересекли пропасть, уже не было, и Игор злобно пожелал ему оборваться на полпути, отправив тех двоих вниз, во тьму. На станции так никто и не заметил, что с той стороны Садал-Сууд пропасть решили пересечь семь человек, а на эту сторону добрались только шестеро. Беримир и Анней даже думать про это не желали. Едва Игор попытался заговорить на эту тему, как тут же наткнулся на уничижительный взгляд. Поворчав немного, он приник к окну.

Состав тронулся, испуская огромные клубы белого пара, немедленно уносившиеся сквозняками. Станция начала медленно уползать к провалу, теряясь за каменистыми пиками сталагмитов. Они вошли в недлинный туннель, в стенах которого были вырублены пешие дорожки, где шагали рабочие и крестьяне. Какой-то мальчишка в заношенной красной рубахе при виде проезжающего состава стал дергать за руку женщину, на лице которой лежала печать невыносимой усталости. Её взгляд был устремлен в пустоту, губы разомкнуты, и она никак не реагировала на сына, лишь с отрешенным видом шла вперед. На ее плечах, глубоко врезаясь ремнями в плоть, висел огромный тряпичный тюк, а ноги были чернее бездны, которая поглотила толстого господина.

Игор задумался, что она могла делать на станции? Торговать? Но там не было развалов. Быть может, она кого-то провожала? Или встречала? Но с ними в составе вряд ли был хоть один человек, кто мог бы составить ей пару. Разве что рабочий? Игор почему-то был уверен, но всеми силами старался опровергнуть мысль о том, что женщина эта, так же как и они пересекла пропасть. Пересекла ее каким-то иным способом, и, глядя на ее покрытые страшной грязью ноги, усталость в глазах и бледную кожу, он сделал вывод, что она сделала это пешком. Он представил, как оборванцы вроде нее плетутся во тьме, по самому дну провала, спотыкаясь об иссохшие скелеты тех, кого низвергли туда из крохотного вагончика, болтающегося на непостижимой высоте. Почти наяву он видел, как их костлявые пальцы шарят по дну, едва освещенному слабым светом свечи, проникая в карманы и обвиваясь вкруг шеи, в поисках ценностей. Сверху это, должно быть, похоже на то, как небывало медленные мотыльки вьются над черным болотом. А где-то неподалеку, тревожа спокойную гладь, бродит огромный колосс. Игор не знал, как выглядят колоссы, и он представил нечто огромное и неповоротливое, обтянутое бледной кожей.

Из этих размышлений его вырвал дробный стук, который начался где-то в голове состава и быстро приближался. Вдруг об его окно ударился камень. Не сильно, но звонко. В следующее мгновение он увидел детишек, бегущих за монорельсом и весело бросающих в него камни. Пассажиры недовольно заворчали, а стражник высунулся в окно по пояс и наставил на них свое ружье. Дети словно того и ждали. Не испугавшись, они сконцентрировали свой огонь на нем, отчего к звукам от ударов о стекло и дерево добавился и металлический звон, издаваемый жестяной, полированной капеллиной стражника. От чего тот только по-доброму усмехнулся и пригладил солидные усы.

Вскоре монорельс грубо дернулся, оторвался от земли и поплыл на небольшой высоте. Игор открыл окно и высунулся наружу, глядя на гору. С этой стороны она выглядела такой же неприступной и грозной. У ее подножья чернел, уменьшаясь в размерах, вход в Счастье Счастий, кругом которого раскинулся небольшой рынок да пара костлявых домишек.

Глядя назад, ему вдруг подумалось, что все опасности остались в прошлом. Он вспомнил Мыцлава, мальчишку Ростика и старика Привратника. Вспомнил, как ему было уютно с том домике, на краю мира, как они смеялись над возницей с его смычком. Все ужасы с мертвяком, страшными вратами в мертвом лесу и деревней Рыбаков, как и все добрые воспоминания были теперь надежно заперты по ту сторону великой горы.

Теперь они ехали по Повелью, их взгляду предстала прекрасная долина, щедро осыпанная осенним багрянцем. Во всех направлениях, куда не кинь взор, виднелись небольшие деревушки, винодельни и мельницы, разделенные лесами, озерами и садами. Серыми и мрачными громадами возвышались крепкие твердыни.

Иногда встречались необычные руины, которые значительно отличались архитектурой от привычных глазу. Некоторые из них были перестроены и превращены в поместья и крепости. Как объяснил Беримир, это были дворцы, и они некогда принадлежали зверю. Все они были давным давно покинуты. Люди опасались в них жить и предпочли разрушить, но прежде, конечно, разграбить. Они были куда изящнее, чем строили людские зодчие. Более утонченные, со сложными и совершенно непрактичными украшениями.

Посреди руин одного из таких дворцов расположилась очередная станция. Она казалась крошечной, на фоне величественного сооружения. Анфилады арок, уводящие к сердцу дворца, были обрамлены каменным плющом. Они шли одна за другой, образуя огромный зал, который сейчас был без крыши. Сами арки были заполнены невероятно сложным узором. Камень в основании и опоры бесчисленных мостов были выполнены из темного, почти черного камня, с высеченными на нем узорами. Все украшения изображали лес и цветы, цветы и лес – словно мертвое отдавало дань уважения живому.

– Это Весенний дворец! – поднимая взгляд к его вершинам, сказал Беримир, когда они вышли на платформу. – Он принадлежал Пангуру. Видишь? Это сооружение куда крупнее прочих, которые ты можешь здесь встретить.

– У каждого корда был свой дворец? – поинтересовался Игор.

– Все так, – ответила подошедшая цыганка. – Доподлинно известно, что на вершине Садал-Сууд находится Небесный дворец, где властвует Орлица.

Она приложила руку ко лбу и посмотрела туда, где гора касалась неба. Его вершина была скрыта облаками и разлядеть что-то было невозможно.

– … а теперь и все остальные корды, – невесело закончил Беримир.

– А другие дворцы? – спросил Игор, тоже вглядываясь в вершину горы.

– На руинах дворца Рокиты, именуемого дворцом Девяти приливов, сейчас расположился Халборд. Дворец Самвоны – Дол-Альдерамин. Ты наверняка знаешь о нем, там сейчас арена. Это последний в тройке великих городов.

– Так говорят… – вставила цыганка.

– Что? – не расслышал Беримир.

– Альдерамин – это не великий дворец. Это малый дворец, там никогда не жили корды.

– Почему? – очень удивился Беримир, и Игор заметил, что это действительно заинтересовало его.

– Ты там был, Беримир-отступник? – спросила Анней, присаживаясь на каменную скамью.

Она откинулась, опершись сзади руками, и обратилась лицом к небу, наслаждаясь редким теплом осеннего солнца. Волосы ее тяжело рухнули и нависли над пропастью. Беримир встал рядом, привалившись всем телом к холодному камню.

– Я там не был, но очень много слышал о том городе, – ответил он.

– Дол-Альдерамин не идет ни в какое сравнение с этим дворцом и с тем, на руинах которого был воздвигнут Халборд. Это была обычная твердыня, стоящая на страже Лайского леса. Сильный, несокрушимый оплот зверя. Потому он так и называется – Альдерамин. Настоящий же дворец Самвоны расположен глубоко в чащобах Лайского леса, где ему самое место.

– А что означает Альдерамин? – поинтересовался Игор.

– «Правая рука царя», – отозвался Беримир.

– Правая рука царя… – повторил вслух Игор. – А почему тогда его называют великим дворцом?

– Так удобнее, – лениво пояснила Анней. – Три сокрушенных великих дворца лучше, чем два…

Беримир в задумчивости хмыкнул и отвернулся. Было видно, как он постоянно себя сдерживает, хотя ему наверняка есть, что сказать.

Игор подошел к краю платформы, за которой уходило далеко вниз подворье Весеннего дворца. Бесчетное множество стен, крыш, мостов, дорожек, анфилад и колонн. Все это выглядело бесцельным нагромождением, однако среди камней и осыпавшихся крыш все таки угадывались некоторые закономерности.

– А как зверю удалось возвести такие сложные строения? – чувствуя восхищение, спросил Игор. – При всем его уме и благородстве, он же остается зверем. Каким образом он может высекать камни и забивать гвозди?

Анней расхохоталась, а Беримир лишь снисходительно улыбнулся.

– Ты просто еще не видел разумных первородных. У многих из них есть руки, на которых, в свою очередь, есть пальцы. Они способны взять молоток и проделать с ним требуемую работу. Есть такие, как например колоссы, которые имеют необычайные размеры и силу. Но ты забываешь, что первородным, а в особенности кордам подвластны силы природы. Не буду тебе врать, никто не видел, да и не мог видеть, как возводились эти дворцы, но существуют легенда о том, как лес защитил своих детей от человека. Когда-то давно, в темные времена, люди загнали несколько десятков существ в западню. Те были сломлены, напуганы и не сопротивлялись. Люди же напротив, были озлоблены и сильны. Казалось, что все кончено, что сейчас начнется резня, но тут, перед глазами изумленных людей, из земли выросла стена. Самая настоящая каменная стена. Не скалистая глыба, а сложенная из огромных валунов каменная кладка.

– Представляю, каково было их изумление, – усмехнулась цыганка.

– Верно, – улыбнулся Беримир. – Они побросали оружие и бросились наутек. С тех пор и принято считать, что все эти величественные дворцы просто вырастают из земли. Медленно, годами.

– Если я правильно понимаю, – проговорил Игор, – то в некотором роде эти руины живые? Раз они растут?

– Это скорее философский вопрос, – ответил Беримир. – Я думаю – нет. Камень есть камень, какая в нем может быть жизнь?

Игор подошел к колонне, вкруг которой извивался, уводя вверх, каменный плющ. Листья начинались на большой высоте, примерно в два человеческих роста. Все, что было ниже, было поломано. Удивительно, но на каждом из них были высечены даже жилки. Некоторые листья были настолько тонкими, что казалось невозможным сделать их из камня.

– Скажи, Беримир, а может быть так, что все это было живым и просто окаменело в тот момент, когда зверь покинул дворец?

– Это мнение тоже достаточно распространено, – ответил тот. – Я тоже сомневаюсь, что такие создания захотели бы жить в окружении холодного камня. Вероятнее всего, все, что ты здесь видишь, цвело и благоухало, но потом, по какой-то причине умерло, обратившись в камень. Был тому причиной уход Корда или какая иная напасть, но что-то здесь произошло, что-то сравнимое с тем, что случилось с Серым лесом. Ты была в том лесу, Анней?

– Конечно, довольно интересное место, – отозвалась та, не меняя позы. – Я там потеряла наипрекраснейшую брошь.

– А Корды как-то были связаны с тем лесом? – спросил Игор.

– Там был дан отпор экспансии человека, – ответил Беримир. – После которого все Корды ушли.

Состав издал протяжный свист, предрекающий отправление. Игор в последний раз взглянул вниз, на просторы Весеннего дворца, и поспешил в вагон.

Путешествие по Повелью затянулось. После нескольких дней Игор пребывал в приподнятом настроении. Местные люди, не отягощенные трудностями жизни и страхами, которые преследовали тех, кто жил по другую сторону Великой горы, были приветливы и добры. Едва ли не в каждом доме, где они делали остановку, у Анней находились друзья, которые считали своим долгом угостить её саму и спутников лучшими винами и всевозможными кушаньями, приправленными высокопарными комплиментами. Так, ради её милости, были забиты двое жирных поросей, зажарен на огромном вертеле небольшой кабан, поданы несколько фаршированных яблоками перепелов и один крупный фазан. Сложено несколько стихов, дана пара клятв с заверениями в верности, а так же посажен в колодки один тощий паренек, посмевший не признать их сразу. Щука, выкопченная так, что её и без того мягкое мясо таяло во рту, окруженная целым ворохом зелени и золотисто-желтыми камнями запеченной картошки, завершала плеяду удивительных по своей щедрости блюд, поданных им.

От вина у Игора непрестанно кружилась голова, и появлялась довольно неприятная сладость во рту, которую он лечил тем же вином. Оно было здесь всюду. Каждый уважающий себя житель Повелья обязан был иметь небольшой погребок с коллекцией вин. Рубиновой мечтой местных жителей, от баронов и грандов до последнего сапожника и трубочиста было обзавестись небольшой винодельней. Каждый хотел вывести свой уникальный сорт винограда, придумать особенный букет и наградить новое вино своим именем. Об этом говорили много и часто, утопая в мечтаниях и отдыхая в тени раскидистых ив, или с шумом и помпой обсуждая это за крепкими столами бесчисленных таверен. Он хоть и был совершенно посторонним на всех этих приемах и пирах, но цыганка представляла его окружающим как близкого друга, потому и отношение к нему было соответствующим. А вот Беримир держался особняком и в разговоры старался не лезть. Некоторые люди узнавали его и относились по-разному, иногда враждебно, что его сильно удивляло, однако объяснений никто давать не желал. С каждым днем он мрачнел и становился все более задумчивым. Ему не давало покоя, чем же он заслужил такое к себе отношение? Неужели его и в самом деле считают отступником?

На второе утро они опоздали на монорельс, отчего количество остановок только увеличилось. Ночлег они делили то в устланных коврами и взбитыми подушками просторных комнатах, то в курятниках, под негодующее блеянье коз.

Повелье произвело на Игора впечатление праздного и беззаботного края, наполненного ароматами фруктового вина и конского навоза, свежей выпечки и жареного мяса. Однако и здесь его в который раз удивило, как низко ценится в этом мире человеческая жизнь.

Причиной тому были дуэли. Они являлись отличительной особенностью этого края. Их окружал огромный свод правил, нарушение которых влекло за собой потерю чести и достоинства, которые ценились здесь превыше всего. Дуэли делились на три вида: на пистолетах, на шпагах и мечах и картежные. Ни один из них не уступал другому по значимости и предпочтениям. Избрать карты вместо шпаги не считалось позором, однако сделать это следовало так, чтобы никто не заподозрил человека в трусости. Потому каждой дуэли предшествовала словесная перепалка. Не грязная брань, а именно легкий обмен колкостями, который в своей жестокости нисколько не уступал ругани. Целью его было – склонить противника к тому или иному виду дуэли. Так, нередко сильные и смелые мужчины, казавшиеся непобедимыми в бою, проигрывали дерзким и острым на язык юнцам, у которых и шпаги то не было.

Дуэль была в Повелье своеобразным развлечением, способом заполучить что-либо ценное, или унизить человека. Разгоряченные вином и спором властители мелких замков ставили на кон приличные суммы, оружие, коней, а порой и свои земли. Потому здесь каждый мог в одночасье обрести богатство или быть растоптанным в грязь. Исход дуэли, так же как и её правила, был непреложен!

С тех пор, как волна исследователей хлынула к Золотому морю, дуэли в Повелье приобрели совсем уж авантюрный характер. Люди, у которых за душой не было ни резанного гроша, охотно подначивали местных толстобрюхих господ, стараясь выгодать для себя побольше, и некоторым это удавалось. Конечно, не все исследователи были безденежными, у многих был конь, повозка, чаган – так назывались большие упряжи, приспособленные не только для передвижения, но и для жилья – или даже дирижабль, но в большинстве своем это были нищие, бывшие катаржане и золоторотцы. Они встали огромным лагерем на северо-западе Повелья, у подножия пустыни.

Их появление возымело неожиданный эффект. Исследователи те, которые отдавались своему делу всерьез, даже в большей степени, чем цыгане, исходили материк и потому имели множество необычных вещей и предметов. Живые рунные камни, обереги, механизмы тончайшей работы, сделанные неведомо кем, ключи, карты и драгоценности – все это волновало души коллекционеров и профессоров из университета. И, если раньше за подобными вещами приходилось гоняться по всему материку, то теперь все они сами сошлись в одном месте. Среди Повельской знати быстро распространилась мода на безделушки и украшения из мира зверя. Теперь каждый уважающий себя дворянин едва ли не обязан был носить в своих одеждах камни, перья, когти и прочую дребедень, добытую, черт знает где. Порой это выглядело элегантно, но чаще всего вычурно и безвкусно.

Стояло зябкое утро. Туман, столь характерный для этой местности, тлеющими клубами отступал к лесам, которые словно зеленые овцы в жаркую погоду держались друг от друга на небольшом расстоянии. Стылый утренний ветер проникал под одежду заставляя тело содрогаться и ежиться. Осень уже вовсю вступила в свои права.

– Завтра мы прибудем в город, – проговорила Анней, кутаясь в теплую кроличью шубку, подаренную ей хозяином небольшого поместья, в котором они делали остановку, – где ты, пришлый, познаешь всю любовь нашего правителя.

– Пока мне все нравится, – пренебрежительно ответил он.

За эти несколько дней он понемногу осмелел и начал даже огрызаться на колкости цыганки.

– Здесь, мой глупый друг, к его правлению прислушиваются, но не подчиняются. Вне городских стен его власть не так сильна, однако и тут он имеет некоторую силу. Не стоит об этом забывать.

– Куда мы идем теперь? – устало поинтересовался Игор. Ему уже давно осточертели разговоры о революциях и несчастных жителях Таргиза. Он хорошо помнил рассказ Беримира о тех зверствах, которым тот был свидетелем, и принял четкое решение при первой же оказии покинуть эту компанию. И очень сожалел, что не нашел в себе смелости сделать это сразу после горы.

– Нас ждет сам прославленный господин Батул Повельский! – с гордостью сказала она.

– Ты и с ним знакома? – удивился Беримир. – Мне казалось, он принял другую сторону и был вашим врагом.

– Господин Батул Повельский из Вишневого замка человек очень неоднозначный, но умный. Он помогал обеим сторонам. Ты ведь не можешь не понимать, что и среди вас есть люди, по которым плачет виселица. Ровно как и среди людей архонта есть те, кто и сердцем и душой поддерживают простой люд. К сожалению, все они, как один, слабы и трусливы, что твой друг.

– Долго нам идти до этого Батула? – спросил Игор. – Мне пора промочить глотку.

Цыганка только фыркнула и с отвращением отвернулась, а Беримир указал рукой на видневшийся на горизонте серый замок. Дорога, по которой они ехали, вилась среди полей. Повсюду, куда не кинь взор виднелись небольшие домишки, деревеньки, мельницы и сады. По осени все это выглядело одновременно и удручающе, и чарующе. Яблоневые, вишневые сады, такие зеленые и свежие в летнюю пору, виноградники, плотными рядами чертившие землю, сейчас выглядели как колкие черные монстры, протянувшие костлявые руки к небу. Природа увядала, готовясь к долгой зиме.

Следов гона в Повелье они не нашли, словно и не добралась волна до этого праздного края. Однако говорили о нем здесь повсеместно и в большей степени о тех переменах, которые теперь грядут. Игор легко находил слушателей, стоило ему лишь упомянуть о том, что он был свидетелем того, как все началось. Он рассказывал о Привратнике, о Крайней, о деревне рыбаков и о том, что они слышали в глубинах Садал-Сууд, но всякий раз натыкался на неожиданную агрессию, стоило ему упомянуть, что Корд был убит двумя наемниками из провинции Скоубруг. К его бескрайнему удивлению он узнал, что здесь были уверены, что он погиб исключительно случайно, ибо не могла научная экспедиция, не имеющая при себе даже оружия, умышленно пойти на такое. «Двенадцать ученых, их помощников и слуг сгинули в Проклятом лесу от когтей злобной твари!» – говорили здесь и в иную правду верить отказывались.

Цыганка дважды уберегла его от дуэли, на которую его провоцировали за подстрекательство и распространение лжи. Люди в Повелье были уверены, что это был акт агрессии, едва ли не войны, прямое нарушение законов Конкордата, и теперь всецело поддерживали отправку солдат на запад, к границам Лайского леса. Были и те, кто считал это опрометчивым шагом и не верил в агитацию Таргиза, но им приходилось держать рот на замке.

Дорога, после очередного пологого спуска делала крутой поворот и уводила в сторону. Служка очередного сердечного друга Анней откланялся и направил свою чалую клячу в обратном направлении. Теперь они шли по узкой тропе, неровной и каменистой. Слева простирались поля, а справа возвышались холмы, уводящие ввысь, к подножию крохотной, в сравнении с Садал-Сууд, но огромной на фоне пологих равнин горы. До замка оставалось несколько часов, когда перед ними вырос небольшой лесок. Здесь они сделали короткий привал, чтобы дать ногам отдохнуть.

Беримир тайком поглядывал на цыганку, наслаждаясь тем, как прекрасно она выглядит, сидящая на камне, в окружении вороха золотисто-красной листвы. Он неожиданно вспомнил Велену и подумал, что она бы чувствовала себя под открытым небом не так уютно, как Анней. Все-таки она из тех, кому нужен дом. И, если так случится, что её дом сгорит, она первым делом отыщет себе новый. Такова её натура. Цыганка же была дома, находясь здесь, возле леса, сидя на этом покрытом мхом камне, возле тропы, уводящей в лес. Ее обувь была покрыта дорожной пылью, а подол бесконечных юбок вымазан в грязи, что ее никак не тревожило. Беримир не знал, какая жизнь ему ближе. Он всем сердцем желал повидать материк, пройти врата, ведь у него была такая возможность, однако поистине счастлив он был лишь в своей лачуге, на краю мира.

– Что это за лес? – бесцеремонно вырвал его из своих дум Игор.

Беримир вдруг ощутил, как и Анней, некую к нему неприязнь и подумал, что быть может зря он так уговаривал его последовать за ними. Последние дни Игор только и делал что скулил от усталости, пил и без устали бахвалился виденным. Он становился все более капризным и несносным. От его былой наивности не осталось и следа. Возможно, это был ответ на колкости Анней, но вернее всего это проступал его характер.

– Это Егерский лес, – ответила Анней, – пожалуй, самое дикое место по всем Повелье. Здесь уже владения Вишневого замка, и эти деревья под его протекцией.

– От кого же их защищать? – ехидно спросил Игор. – Небось, всех поборников ваших драгоценных лесов уже давно покидали в пропасть под горой.

Анней не ответила, а Беримир раскрыл было рот, но тоже смолчал, посчитав любые слова сейчас бессильными.

Через четверть часа они продолжили путь. В самой глуби леса, куда не доходило беспокойное дыхание ветра, деревья ещё сохранили на своих ветвях рыжие листья, и солнце здесь почти не достигало почвы. Тут было очень тихо. Холодный воздух пребывал в спокойствии, и можно было легко различить ароматы поздней осени, покорившей эти места. Справа от тропы, за высокими колючими кустами слышались последние утки, над головой скрежетали вороны и скворцы.

Шли молча. Даже Игор забыл про свое дурное настроение и наслаждался этой тишью.

Внезапно Анней замерла и, глядя в пространство, начала прислушиваться. Беримир, заметив это, остановился и принялся озираться по сторонам, обхватив рукоять ножа на поясе.

– Ну что ещё? – капризно спросил Игор.

Цыганка не стала утруждать себя ответом. Она отвесила ему хлесткую пощечину, от которой он упал на землю, придавила его грудь каблуком и вновь замерла. Беримир никак не отреагировал на происшествие.

– Там! – громким шепотом проговорила она, указывая рукой на деревья перед собой.

Теперь услышал и Игор.

Это была брань. На неизвестном языке, но совершенно точно – грубая брань. Он понял это по интонациям. Голоса были очень странные, немного стрекочущие, словно ломающиеся сухие ветви. Люди не могли издавать таких звуков. Говоривших, вернее, ругающихся было несколько, возможно более десятка. Еще был слышен скрип. Скорее всего тележного колеса и медный звон, такой как на кухне, от бряцающих поварешек.

Анней припала к земле и с силой и злостью закрыла Игору рот, хотя тот и не собирался говорить. Беримир тихо опустился рядом и посмотрел в глаза цыганке.

– Старуха, – одними губами прошептал он.

Анней только обеспокоенно вздохнула, ещё сильнее сжимая рот Игору.

Внезапно нарастающий гомон перекрыл отвратительный голос, враз оборвавший брань. Он шипел и плевался, злобно поучая кого-то. Игору явственно послышалось, как некоторые слова сопровождались липкими шлепками, словно изо рта существа капала тугая слюна. Потом зазвенели бубенцы, послышались удары и скулеж, словно кого-то били. Снова зазвучала эта отвратительная речь, раздалось три удара плетью, и что-то тяжелое медленно стало удаляться, ломая сучья и хлюпая в грязи.

Они пролежали довольно долго после того, как все стихло. Первым подняться отважился Беримир. Он осторожно подошел и выглянул за кусты.

– Идите сюда, – позвал он. – Она уехала.

Анней мгновенно отпустила Игора и подошла к Беримиру.

За кустами была тропа, по которой они шли, а поперек неё была глубокая колея, оставленная чем-то очень тяжелым. Между двух следов, промятых тяжелыми колесами, было множество отпечатков ног. Очень маленьких ног. В длину они едва превышали указательный палец. Однако все они были с небольшим острым углублением сзади, оставленным каблуком.

– Что это? – с содроганием спросил Игор, указывая на что-то лежащее на земле.

– Это карла, – не оборачиваясь, ответил Беримир.

В земле лежал небольшой человечек, наполовину уже поросший мхом. Удивительно, но земля его будто пожирала. Сквозь его охристую кожу уже проступали зеленые побеги. Пробивались прямо на глазах, вырастали и тут же гнили. Его одежда уже слилась с почвой. Вернее стала её частью, только грубый кожаный ремень, да небольшие сапожки оставались нетронутыми. Лицо с неприятно длинным носом проминалось, оголяя желтые кости, но и они вскоре истлели. Всего через несколько минут он превратился в темную гнилостную массу. Бесформенную и смердящую.

– Старуха… – с ужасом прошептала цыганка.

Игор с удивлением заметил в её глазах неприкрытый страх. Анней боялась. Боялась по-настоящему, искренне. Беримир как поджарая собака метался вокруг, то вглядываясь туда, куда уехала неведомая старуха, то склоняясь над останками карлы. Он был взволнован, если не сказать, панически напуган.

– Нужно уходить! – проговорил он. – Скорее доложить обо всем Батулу.

– Что за старуха? – спросил Игор. – Что она такое?

– Быть большой беде, Игор пришлый! – успокоившись, произнесла цыганка. – Быть большой беде…

– Уходим, скорее! – Прокричал Беримир. – Здесь теперь не безопасно!

Они быстрым шагом направились по дороге, что вилась меж деревьев по направлению к замку.

Вишневый замок был внушительный. Он стоял через небольшое поле от леса. Скорее всего это была твердыня. Каменные, отвесные стены вырастали из мутной болотной жижи, окружавшей его, и возвышались над осенней землей, как огромный старый валун посреди чистого поля. На стенах замка, к великому удивлению Игора, росли деревья, по осени увядшие и колкие. Он представил, как это выглядит летом, когда все цветет. Через ров был опущен на толстых стальных цепях мост, сложенный из крупных тесаных бревен.

Всю дорогу до замка, Анней и Беримир что-то живо обсуждали, совсем позабыв об Игоре. Он шел позади, давно уже махнув на них рукой. Его поражало, как быстро они нашли общий язык, ведь ещё совсем недавно были непримиримыми врагами. Беримир пытался в чем-то убедить цыганку, но она упорствовала. Как успел заметить Игор, они так ни до чего и не договорились.

Перед самым мостом стояла стража и лениво призывала к молчанию человека, сидящего в большой железной клетке, подвешенной к столбу. Человек вяло ворчал и раскачивал клеть, бранился и отбивался от ворон, то и дело наседавших на него. Он был абсолютно голым и грязным, истощенным и промерзшим насквозь. На теле и лице были следы давних побоев.

– Кто этот несчастный? – спросила, подходя цыганка.

– Госпожа Анней! – испуганно проговорил стражник с пышными рыжими усами и мелкими поросячьими глазками, вытягиваясь по струнке. Второй, с юношеским, усеянном прыщами, лицом и свежим синяком под глазом, едва не выронил меч из рук и тоже подскочил на месте.

– Кто это? – невесело усмехнулась она.

– Вам не стоит беспокоиться о нем, госпожа. Он здесь, можно сказать, по своей воле.

– Это он сделал? – серьезно спросил Беримир. – За что его заточили?

– Он неучтиво вел себя с нашим хозяином, господином Батулом.

– И за то сидит? – с улыбкой спросила Анней.

– Да, госпожа. Он предпочел провисеть месяц здесь, – стражник указал рукой на клеть, – чем лежать там.

Он подошел к краю моста и поглядел вниз. Там, в серой, вонючей грязи лежали и гнили несколько бледных тел.

– А синяки у него откуда, если ж все добровольно? – спросил Беримир.

– Так ведь это… – стражники неуверенно переглянулись. – Клетка то одна, а их было шестеро. Дрались они, стало быть, за место в ней.

– Будьте вы прокляты! – обреченно, провыл человек в клетке.

– Сколько тебе осталось здесь сидеть, несчастный? – крикнула Анней без тени жалости.

– Еще девять дней, милостивая госпожа, – еле слышно ответил тот, не в силах пошевелиться.

– Ты выживешь?

– Я не знаю, – тихо ответил он.

– На, возьми это!

Игор подошел к нему, протягивая яблоко и немного хлеба, но стражники не позволили передать ему пищу. Они со всей возможной вежливостью отстранили Игора от пленника.

– Не положено, господин! Прощения просим, но не велено. Вечером ему принесут еду.

– И что же это за еда? – поинтересовался Беримир.

– А вот что! – неожиданно вскричал человек, просовывая сквозь решетку, свои беспалые руки. – Вот чем они меня кормят!

Игора передернуло от такого зрелища, а Анней только недовольно поморщилась.

– Госпожа, Анней, вам не стоит смотреть на это, – подобострастно проговорил стражник и обратился ко второму. – Беги, доложи хозяину, что прибыла госпожа Блинда. Со спутниками.

Молодой стражник, громыхая доспехами, скрылся за стенами замка.

– Прошу вас, проходите! Вас проводят к хозяину.

Руки пленника безвольно опали. Тяжело скрипнула клеть, и они вошли за стены замка.

Подворье было необычайно маленьким и тесным. Тут едва умещалась конюшня на дюжину лошадей, колодец, и несколько хранилищ. У подножия стен копошились служки и работники, стучали молоты, слышался мерный разговор да ворчание старых ворон. Под одной из стен было вырыто небольшое углубление, наполненное помоями, в котором стояли на коленях заключенные в колодки и раздетые по пояс люди. Их было трое, и выглядели они совсем худо. Игору даже показалось сперва, что они мертвы, но один устало поежился и переступил с колена на колено. Прямо напротив ворот чернел вход в твердыню, а по обеим от него сторонам были массивные, вырубленные в камне ступени, уводящие на стены, почти все верхушки которых шелестели на ветру голыми ветвями старых вишен.