Текст книги "Скучающие боги"

– Еду на состязание по фехтованию, – не моргнув глазом, соврал он, вспомнив, случайно услышанные в одном придорожном кабаке, слова.

– Где вы остановитесь?

– Другим вы этот вопрос не задавали! – жестко ответил Ярош, чувствуя, что начинает злиться.

Дознаватель немедленно сфокусировал свой взгляд на его глазах, несколько мгновений помолчал, а затем проговорил бесцветным голосом:

– Не стоит вам, Ярош из Крайней, тратить моё время на препирания. Ничем хорошим это для вас не кончится.

– В «Лесах Скоубруг», – вспомнил он название постоялого двора, где неизменно снимал комнату Радей, когда привозил детей в город.

– Не советую вам менять место проживания, – сказал на это дознаватель и направился к выходу, однако уже у самых дверей задержался:

– Когда начнутся состязания?

– Через три дня! – наугад ответил Ярош, понимая, что промедление может навлечь на него подозрения.

Дознаватель покинул вагон и направился к сторожке, где раньше сидел толстый и улыбчивый мужичок, встречавший всех прибывших широкой улыбкой. Солдаты при этом вытянулись, вознеся подбородки и пустые глаза к небу.

Ярош в негодовании опустился на кресло, неприятные мысли вертелись в голове, разрушая сладкое чувство предвкушения новой жизни. Пассажиры монорельса то и дело опасливо поглядывали на него, пока состав шел дальше, вновь наполняя сердце унынием и серостью. Заводы и фабрики, склады и трубы, тесные, тоскливые домишки, в которых ютились семьи рабочих, заколоченные витрины магазинов, мертвые сады – все это казалось бесконечным. Город словно болел и иссыхал, терял вкус и цвет, совсем как тело человека, мучимого тяжелым недугом. Всего через пару станций они должны были миновать промышленный район и очутиться в торговом, и Ярош очень опасался, что зараза дошла и до тех прекрасных мест, но обошлось. Едва они миновали внутреннюю стену, как его глазу предстал старый добрый Таргиз, со своими шумными базарами, ярмарками и счастливыми лицами. Здесь в воздухе витали удивительные ароматы свежей выпечки, цветов, женского парфюма и, конечно, вина. Люди здесь, хоть и были тревожны, но все-таки находили время и на празднество. Пассажиры вагона тоже заметно приободрились, их лица озарились улыбками, а напряженную тишину вскоре нарушил привычный праздный щебет.

Рельсы уводили вглубь города, где располагалась вторая станция, за которой была лишь конечная и небольшое депо. Золотая башня, едва заметная из-за дыма, теперь блестела мокрым камнем и была по-прежнему прекрасна и величественна. Она вселяла надежду, словно говоря, что не все так уж и плохо. У её подножия раскинулась площадь Архонта, посреди которой был огромный тенистый парк, высаженный высокими тополями, с озером и пешими дорожками. Вокруг него была вымощена булыжником дорога, по которой с изысканным грохотом проходили богато украшенные экипажи. Здесь проживали самые знатные и властные люди города. А в глубине, в самом сердце Таргиза, за тяжелым кованым забором, посреди прекрасных садов расположился замок Тарг, в котором проживал архонт со своими приближенными. Далеко не каждый мог похвастаться, что бывал за высокой черной изгородью. Слухи о том, что находилось за ней, ходили самые разнообразные, ведь отсюда были видны только верхушки пышных кустов, укрывавших сады.

Монорельс остановился, напоследок качнувшись и издав противный скрип. Ярош выходил после всех и, опустившись на последнюю ступеньку, остановился.

«Ещё шаг, и я ступлю на землю Таргиза» – подумал он и вдруг вспомнил Богдана. Вспомнил, как он мечтал оказаться здесь, хотя бы просто увидеть то, что видит сейчас он. Вспомнил глупую девчонку, которой он наобещал золотых гор, лишь бы добиться её ласк. В памяти всплыли её глаза – полные удивления и обиды, тонущие в клубах пара от уходящего монорельса. Зубаха, который так нелепо и страшно закончил свой путь в омерзительных руках Моры. Вспомнил он и свою семью…

«Где они сейчас? Чем живут? – мелькнуло у него в голове, но он тут же отогнал эти мысли. – Пусть все они остаются в этом вагоне, им нет места в моей новой жизни!» – твердо решил он и ступил на влажный от недавнего дождя камень главного вокзала Таргиза.

Он поселился в «Лесах Скоубруг», убоявшись навлечь на себя лишние подозрения. Город был в напряжении, даже здесь, где, прежде всего, чествовали праздность и ленность, но Ярош упорно старался не замечать этого. Сняв комнату на верхнем этаже, за которою пришлось выложить двойную цену, чтобы выселись занимавших её гостей, он попытался составить план своих действий, провозился с этим несколько часов к ряду, однако ничего дельного у него не вышло. Прав был Зубаха, говоря, что здесь не шпагой махать нужно. Ум Яроша не был заточен под такие вещи. На закате он бросил свои думы и подошел к окну, из которого открывался чудесный вид на главную площадь и золотую башню, откуда всегда был слышен шум горожан и звонкий клокот подкованных копыт. Далеко на юге, за высокой зубчатой стеной, за лесами и долами, коими полнилось Повелье, в янтаре заходящего солнца виднелась вершина Садал-Сууд. Казалось, она связывала твердь земную и твердь небесную. Внизу, по улице неспешно прогуливались жители города, в приветствии поднимая шляпы. Где-то за углом громыхали тяжелые сапоги солдат, патрулирующих улицы. Все было тихо, все было спокойно, все было как и раньше, но что-то все таки изменилось… Город стал сдержаннее, гулянья стали тише, а радость спокойнее. Внизу, под самым его окном на гладкий камень улицы уютно ложился теплый свет из открытой двери гостиницы, откуда доносился голос её держателя. Он, после получения первой платы, согласился закрыть глаза на оружие, с которым прибыл гость и птицу, которая каждый вечер влетала в раскрытое окно. Лишь проводил его долгим, заинтересованным взглядом, который Ярошу отчего-то не понравился. Вот и сейчас Иволга сидела на старой деревянной вешалке и с наглым спокойствием чистила перья.

– Что же ты такое? – устало спросил у неё Ярош, но ответа, конечно, не последовало.

Первый день своей новой жизни он приводил себя в порядок и завершил в борделе, в окружении источающих аромат вседозволенности женщин. Его шрамы и свежие раны возымели неожиданный успех у местных дам. Весь следующий день он шатался по городу, освежая в памяти расположение улиц, лавок, цирюлен, закрытых и игорных домов и трактиров. Он присматривался, старался уловить те изменения, которые здесь произошли. К концу третьего дня его взяла злоба, он проклинал себя за неотесанность и глупость, которые не позволяли ему отыскать тех нитей, кои должны были привести его ко двору, и которые, как он всегда считал, были здесь в изобилии. Два следующих дня он провел за стенами города, где не покорил ни одного сердца. Люди не принимали его всерьез, некоторые даже без стеснения смеялись над его стараниями. Он был чужаком, мощным и крепким дубом посреди нежного ивового сада. Его манеры оставляли желать лучшего, а излишняя вспыльчивость и агрессивность попросту пугали. Прошатавшись по городу ещё несколько дней к ряду, Ярош примирился с мыслью, что с наскока Таргиз не взять, и тогда он вспомнил о турнире, и здесь его ждала удача, ибо, как оказалось, победитель получал приватную аудиенцию с его Леди. Так называли особу высоких кровей, в честь которой были организованы игры. Леди турнира выбирал сам архонт, и ей могла стать любая из его окружения. Кроме того, победитель получал приглашение на ежегодный бал, закрывающий состязания. Игры начинались через десять дней, и все участники уже были известны.

– Скажи-ка, уважаемый Лорем, как мне принять участие в вашем прославленном турнире? – пренебрежительно спросил он у держателя гостиницы, катая меж пальцев серебряную куну и стараясь не глядеть ему в лицо.

– Боюсь, что вы опоздали, милостивый господин, – ответил необычайно полный, но ухоженный господин Лорем, прорезая лицо широкой улыбкой пугающе большого рта. – Места в турнире давно распределены.

Господин Лорем держал эту гостиницу уже долгие годы. Он был уважаем и в некоторой степени даже влиятелен. Вернее сказать, он был влиятелен в определенных кругах. Его прошлое было надежно сокрыто множеством тайн, слухов и предположений. Известно было только то, что он внезапно появился здесь, за стойкой Лесов, появился из ниоткуда и в тот же момент обрел славу человека опасного, но справедливого. В его гостинице часто останавливались подозрительные личности, ему отдавали на хранение ценные вещи и бумаги, к нему обращались за помощью в сложных ситуациях. Конечно, все это вызывало немалый интерес у стражи и дознавателей архонта. Однако этому человеку до сих пор удавалось выкручиваться из самых, казалось бы, безнадежных оказий.

Он был некрасив, очень грузен, но по-светски ухожен. Хорошо подогнанный по необъятной фигуре черный дублет с серебряными пуговками с гравировкой Лесов и серебряной же оторочкой по кружевному воротнику, монокль в деревянной оправе и тонкая, словно невесомая серебряная цепочка, почти шнурок, уходящая за воротник. На оставшихся пальцах были перстни. Некоторые служили печатями, другие – украшением. На груди, прячась за бархатный воротник, тяжелым грузом висел крест или хорн, как его называли – символ особого расположения церкви. Заполучить такой отличительный знак было невообразимо сложно. Служители церкви ревностно стерегут свои традиции, и железный хорн торжественно вручался лишь избранным, за особые заслуги в делах духовенства.

Но все эти богатые и нарочито выставленные напоказ украшения, по всей видимости, служили лишь одной цели – отвлечь внимание от лица своего хозяина. Однако удавалось им это скверно.

Лицо господина Лорема было обезображено. На носу был небольшой кожаный намордник, словно пятачок у свиньи. Он держался на тонких полосках кожи, сильно въевшихся в щеки и скулы. На левом виске, под специально отращенной прядью волос виднелся рубец ожога от клейма. Не тонкий след горячего металла, а тяжелый бугристый ком скорчившейся под жаром кожи. Левый глаз не двигался и был безжизненно жёлт. Он слегка уступал в размере правому. На правой руке не доставало одного пальца, на левой – двух.

Вне всяких сомнений это были следы пыток или наказания за преступления.

– Я знаю, именно поэтому я пришел к тебе, а не к распорядителю… Мне думается, ты умеешь решать проблемы такого рода.

– Но, господин, я не понимаю, чем я могу помочь вам, – очень ненатурально растерялся трактирщик.

– Для начала ответь: тот, кто записан в турнир, получает какой-нибудь документ, подтверждающий его участие? – спросил Ярош, внимательно глядя на блеск серебра в своих руках.

– Насколько мне известно, такой документ есть. Турнир в Таргизе – это в большей степени представление, нежели действительное состязание. А любое представление обязывает к соблюдению некой церемониальности, говоря простыми словами, по ходу турнира его участники делают множество вещей, не относящихся непосредственно к играм. Так, например, начало турнира знаменуется проходом оруженосцев перед Леди, в руках которых короткие пики со знаменами своих покровителей. Затем герольд зачитывает правила состязаний и предостерегает от нечестности, после чего Леди турнира открывает себя и оглашает имена участников, которые в свою очередь выступают вперед и отдают проходящему слуге некие листы пергамента. Я полагаю, что именно эти листы и есть те документы, о которых спрашивает мой господин.

– А что в них указано? – спросил Ярош, быстро посмотрев на Лорема.

– На этот вопрос у меня нет ответа, – развел руками тот, опустив взгляд здорового глаза на куну.

– Хм… – Ярош задумался. – Выходит, у каждого из участников помимо документа должен быть ещё и оруженосец со знаменем?

– Ну а как же? Иначе участников было бы не пятьдесят, а несколько сотен, а то и тысяч! Всякий сброд направил бы свои шаги на турнир в надежде снискать славу и деньги. Эти бездари из культурного района и трудяги из промышленного просто задавили бы наших прославленных рыцарей числом, не говоря уже о деревенщинах, которым и вовсе счету нет. А, как известно, среди дерьма алмаз не сыщешь! Да простит мне господин такие слова! – произнося это, Лорем положил широкую ладонь себе на грудь и слегка склонил голову. – Однако будет ли мне позволено узнать, почему мой господин интересуется столь узким аспектом турнира, как эти грамоты?

– Господин очень хочет принять участие в этих играх! – Ярош прижал куну ладонью к столу и посмотрел в глаза Лорему. – И готов одарить немалой суммой того, кто сможет ему в этом помочь.

Лицо трактирщика вновь исказилось алчущей улыбкой, и Ярош понял, что теперь все дело в цене.

На следующий день, едва стылый ночной воздух прорезался острыми лучами солнца, в дверь его комнаты деликатно постучали. Иволга мгновенно устремила острый взор своих темно-карих глаз на звук.

– Тише ты! – недовольно пробурчал Ярош, выбираясь из-под теплого одеяла. Пол был обжигающе ледяной, как, впрочем, и сапоги, в которые он вдел ноги в следующее мгновенье. – Это из-за тебя, дурная ты курица, мне приходится мерзнуть ночами.

– Чего надо?! – с излишней злобой крикнул он.

– Господин Ярош, меня послал господин Лорем, – раздался из-за двери тонкий мальчишеский голосок, – я буду вашим оруженосцем!

«Хм, быстро работает, мерзавец!» – подумал про себя он и отворил дверь.

Ярош одернулся, волна удивления мурашками пробежала по его телу. Перед ним стоял мальчонка лет десяти, чумазый и грязный, одетый в мешковатый и теплый тулуп. В руках у него был кусок бурой, льняной ткани – ничего необычного, однако на лицо он был очень схож с Растимиром. Те же черты, тот же взгляд и в особенности волосы, той же длины, цвета и даже формы.

– Доброго утречка, господин! – с мимолетным поклоном проговорил он и бесцеремонно вошел внутрь. – Я принес ткань для нашего знамени! Дайте мне что-нибудь, где есть ваш герб: печатку, кубок-там или нож…

Иволга, которую он не заметил, сорвалась с места и вылетела в окно, подняв ворох из пыли, бумаг и другого мелкого мусора. Мальчонка в ужасе отпрянул и повалился на пол возле кровати. Это происшествие выдернуло Яроша из оцепенения, и он с облегчением поспешил к окну, чтобы закрыть его.

– Что за бесовщина, что это было? – часто дыша, спросил мальчонка, указывая на окно.

– Тебе не следует этого знать, – состроив злобную мину, высокопарно ответил Ярош, – эта тайна может стоить тебе жизни!

– Господин изволит шутить, – недовольно буркнул он себе под нос, поднимая упавшую ткань.

– Отнюдь… – ответил Ярош и ухмыльнулся. – Как тебя звать?

– Пускай господин за дурака меня не держит, – обиженно забурчал парень, неуклюже взваливая непокорную ткань на кровать, – я хоть и мал ещё, но пойду далеко! А звать меня Домир, я сын почтенного Брона с улицы Королей!

Сказано это было в большим достоинством, как обычно принято при дворе.

– А чем занимается почтенный Брон с улицы Королей? – с улыбкой спросил Ярош.

– Сапожник он, – с явным разочарованием ответил Домир, – и портной. По тканям мастер, в общем.

– Ясно, – враз потерял интерес Ярош. – Давай, рассказывай, что мы с тобой будем делать, Домир – сын почтенного сапожника.

Парень кинул на него ненавистный взгляд и подошел к кровати, на которой лежала ткань.

– Мой отец отразит герб господина на этой ткани – это и будет наше знамя, – раздраженно заговорил он. – Затем я расскажу господину о правилах проведения турнира. Еще с вами хотел поговорить мой хозяин – почтенный Лорем. Он будет ожидать вас вечером в своем кабинете.

Яроша пробил неприятный озноб от последнего известия. Встречаться лицом к лицу с этим толстым уродцем он совсем не хотел.

– У меня нет герба, – настороженно признался Ярош.

– Как же это? – ехидно прищурился парень. – Какой же это господин без герба?

Он торжествующе уставился на Яроша, гордо выпятив грудь и изобличив в наглой улыбке острые желтые зубы.

– Мой отец говорит, что сапожника узнаешь по молотку да лапе, портного по иглам, корчмаря по грязному фартуку и хитрому взгляду, а господина… – сделал язвительную паузу Домир, – по гербу!

– Еще одно такое слово, и я прикажу тебя выпороть! – предупреждающе проговорил он. – Я – Ярош из Крайней, сын Радея – хранителя врат! Старейшины целой деревни, стоящего на службе Конкордата! А ты – сын сапожника! Ты всего лишь сын сапожника! Никогда об этом не забывай и знай свое место!

Домир сник. Было видно, насколько болезненны для него эти слова, но страх перед наказанием заставил его съежится и повиноваться.

– Пускай твой сапожник вышьет на ткани символ астролябии, заключенный в каменную арку – это и послужит мне гербом. – Мой отец всегда возился с этими двумя символами… Знаешь хоть, как выглядит астролябия?

– Знаю! – буркнул парень.

– Врешь, поди? Ну да ладно. Давай, рассказывай мне о состязаниях, только сперва принеси кувшин теплой воды и чего-нибудь поесть…

Домир рассказывал бойко, с множеством восхищенных отступлений и преувеличенных фактов, от чего Ярошу все время приходилось его одергивать. Через пару часов, мальчонка, который теперь уже являлся оруженосцем Яроша из Крайней, поплелся со своей тканью к отцу, ничуть не уставший от долгих россказней. Ярош выглянул из окна и проводил его взглядом, отметив, что этот мальчик действительно пойдет далеко. Ему было всего лишь десять лет, однако он уже точно знал, чего хочет от жизни. И это были совсем не мимолетные детские грезы из числа тех, что сменяются чуть ли не каждый месяц, а вполне себе взрослая воля к лучшей жизни.

Вечером того же дня, в небольшой комнате на первом этаже он обнаружил почтенного Лорема, лицо которого тут же озарилось хищной улыбкой. В это мгновенье он стал удивительно похож на пустынного пса Хапра, которые бесчисленными стаями бегали по краю Золотого моря. Губы широко прорезали лицо, обнажив крепко стиснутые зубы, а его кожаный намордник был словно черный нос пса. Он сидел за массивным столом, заваленном ворохом бумаг и учетных книг. Над ним висел обод от колеса, утыканный свечами, покрытый наплывами воска, однако не лишенный некоторого изящества. Остальное убранство комнаты было освещено слабо. Вдоль стен угадывались очертания стеллажей с пыльными ящиками, бутылями да книгами.

– Прошу, господин Ярош, сюда, – он указал рукой на изящный тисовый стул, приглашающе выдвинутый из-за стола. – Как вам мой постоялый двор, нет ли каких жалоб или пожеланий? Не сильно ли докучает Домирка? Порою его нрав бывает просто невыносим…

– Все хорошо, – ответил Ярош, чувствуя растущую неприязнь к этому человеку. – Давай к делу, Лорем, тебе удалось записать меня в участники?

– Мне? Удалось? – деланно изумился Лорем. – Помилуйте, но я не в силах сделать это!

Ярош в недоумении уставился на него.

– Ты чего мне голову морочишь, морда!? – злобно спросил он. – Мне казалось, мы договорились!

Это наглое обращение явно удивило Лорема. Он вздернул брови, но взгляда не поднял.

– Сделать этого я господину не обещал! – невозмутимо ответил хозяин после небольшой паузы. – Я обещал лишь указать пути к столь желанному для господина участию в турнире! А, если быть точным – к тому, как заполучить грамоту.

– И что? Ты нашел эти пути? – с подозрением спросил он.

– Конечно! – проговорил Лорем. – Их всего три, останется только выбрать по которому пойти. Если господин Ярош думает, что Лорем не держит данное слово, то он очень ошибается и… нда…

Он хотел добавить что-то еще, но передумал, а затем продолжил:

– Однако, прежде всего, я бы хотел поговорить о плате за мою помощь.

– Ты сперва сделай что-нибудь! – с нажимом произнес Ярош. – О деньгах после поговорим.

Он чувствовал, что так говорить не следует, что беседа с таким человеком должна иметь иной тон, но слова сами летели из уст. Лорем замер на пару секунд, а затем задумчиво проговорил, не поднимая взгляда на собеседника.

– Знаешь… твой отец вел дела куда мягче. Тебе не достает его сдержанности и мудрости. В тебе слишком мало той силы, которая текла в его жилах. Зачем ты пытаешься меня принизить? К чему эта бравада? Меня не интересуют твои деньги, но я хочу знать, что ты можешь предложить мне за мои услуги. Вернее, даже так: в силах ли ты мне что-то предложить?

Он поднял взгляд своего серо-карего глаза на Яроша, его лицо ожесточилось. Казалось, в этот момент с него слетели все маски; от заискивающего и любезного держателя Лесов остались лишь одежды. Глаза, губы, руки, даже поза – все теперь принадлежало другому человеку. Человеку, который оказался гораздо более опасным и сильным. Властным. Теперь темная сторона его души, познавшая боль и пытки, медленно вылезла на свет.

Слова о его отце затронули что-то в сердце Яроша, и он осознал, как же мало он стоит. Неотесанный, дерзкий и откровенно глупый мальчишка.

– Чего ты хочешь? Давай закончим это поскорее, – примирительно ответил он, проглотив оскорбление и изо всех сил стараясь скрыть робость, которая внезапно им завладела. – Мне давно пора действовать, я слишком засиделся на месте.

– Каковы твои намерения? – спросил Лорем, подавшись вперед всем телом. – Зачем тебе этот турнир?

Отвечать не хотелось, но момент требовал объяснений. Ярош в негодовании встал и подошел к одному из стеллажей. Здесь, на покрытой толстым слоем пыли деревянной полке, жирный паук с белой полосой на брюхе не спеша оплетал паутиной маленького серого мотылька, который только попался в лукавую сеть, но уже был обречен. Паук делал свое дело без спешки и лишних движений. Он делал это уже не одну сотню раз, а вот мотылек, напротив, бился изо всех сил, стараясь вырваться из прочных нитей, совсем не щадя своих бархатных крыл – ведь он умирал впервые.

– Надоело жить как прежде, – тихо ответил он, глядя на агонию насекомого.

– Участие в турнире изменит твою жизнь? – удивился Лорем.

– Да! – твердо ответил Ярош.

– Хм… Не многого же она стоит. А почему бы тебе не вступить в ряды нашей армии? – без тени иронии спросил он. – Они готовятся к большому походу. В сражениях ты скорее добудешь себе и славу, и почет. И деньги.

Ярош на мгновенье задумался. Ведь и действительно, в армии он стал бы офицером, получил под свое начало пару десятков тупоголовых салаг и вполне возможно чего-нибудь бы и добился. Однако эта идея его чем-то отталкивала… Быть может тем, что в данный момент он страстно желал вовсе не жестокости и славы на полях сражений, а как раз наоборот – тихой и праздной жизни в достатке и окружении людей, которых он считал достойными себя. Основа любой армии – это слепое подчинение приказам, а это удел хамов! Человек думающий, к коим он причислял себя, всегда погружен в сомнения и воспротивится любому собой помыканию.

– Еще не время, – ответил он, глядя как паук накинул первые шелковые нити на свою жертву.

– Присядь, Ярош – сын Радея, – успокаивающе предложил Лорем. – Мы не с того начали. Я хочу тебе кое-что рассказать.

Ярош повиновался. Он уселся обратно на стул и прислонил свой клинок к краю стола, в который раз подумав, что он действительно еще ни разу не пригодился ему в городе.

«Там, куда ты идёшь, языком чесать надо, а не шпажкой твоей махать!» – вспомнились опять слова Зубахи.

– Когда я впервые увидел твоего отца. Когда впервые начал вести с ним дела. Он произвел на меня очень интересное впечатление. Я тогда был мелким лавочником и не гнушался присваивать себе чужое имущество. Я лгал, обвешивал, подставлял других, а, когда случалось попадать в застенки, то с легкостью сдавал всех, лишь бы спасти свою шкуру, – Лорем откинулся на спинку стула, погружаясь в воспоминания. – Так продолжалось много лет, почти с самого моего детства и до встречи с господином Радеем. Я тогда попался на краже колеса от городской брички. Казалось бы, глупее не придумаешь! Дай в морду, пни в грязь и забудь, но дело вышло боком, потому как из-за этого какой-то заезжий господин опоздал на прием к самому архонту. В общем, меня нашли и уже готовились выжечь бучу, но твой отец вытащил меня. Я был ему зачем-то очень нужен.

Лорем закусил губу и посмотрел на свои руки, о чем-то размышляя, после чего взглянул на Яроша. Он явно не мог решить, стоит ли продолжать рассказ.

– Дело мы провернули красиво, с размахом. Я о таком и помыслить не мог. Несколько дней подготовки, четкий план, множество людей, играющих свои роли. Это было целое представление.

Ярош слушал внимательно и не перебивал. Они часто приезжали в город, и иногда отец давал ему странные поручения, которые он выполнял, не задавая вопросов, но слышать о каких-то громких делах, было для него странно.

– Но самое удивительное случилось в конце – нас схватили. Меня и ещё двоих людей. Нас водили на допрос в золотую башню, куда не всякую рвань пустят. Напротив сидел самый настоящий дознаватель. Ищейка, каких поискать. И я уже был готов по своему обыкновению все спокойно выложить, но… что-то меня удержало. Я провалялся в сыром подвале год, похудел так, что сквозь бледную кожу видел, как работают мои суставы. Но уже всего через несколько месяцев, после того как меня вытолкали на свободу, я сидел за тем же столом с твоим отцом, и мы продумывали новый план.

Лорем пристально посмотрел на Яроша.

– Спросишь меня, почему я так поступил? Почему добровольно влез в кандалы?

Ярош растерянно отвел взгляд.

– Да потому что это того стоило! Потому что я понял, где мое место. И ни за что на свете ни я, ни любой из тех, кто был тогда с нами, не предали бы дело твоего отца. Он был настоящий человек. И я бесконечно скорблю о твоей утрате.

Лорем смягчил взгляд и голос и с сожалением посмотрел на Яроша.

– Все, что ты здесь видишь, есть у меня благодаря Радею. И я помогу тебе в твоем деле в память о нём. И, будь уверен, я сделаю все, что в моих силах, однако я попрошу к себе несколько более уважительного отношения.

– Прости меня, Лорем, что-то я совсем запутался, – сокрушенно признал он, опустив голову, отчего его косички повисли над самым столом. – Но зачем ты мне это сейчас рассказал? И откуда знаешь про его смерть?

– Зачем? – удивился Лорем. – Я хочу, чтобы ты знал, кто я. Я хочу, чтобы ты видел во мне друга, а не слугу, работающего за деньги. А о кончине Радея знают уже все, кому это важно. Он был хорошим человеком и оставил здесь много друзей. Очень многие его любили.

– Что ты хочешь за свою помощь? – окончательно растеряв весь пыл, спросил Ярош.

Лорем долго и пристально смотрел на него.

– Радей оставил после себя много незаконченных дел здесь, в Таргизе, и дела эти требуют завершения. Я хочу, чтобы ты помог мне в одном из них.

– Что за дела вел здесь мой отец? – прямо спросил Ярош.=

– Я не могу тебе сказать, прости, – с сожалением развел руками он.

– Но хочешь, чтобы я помог тебе? Вслепую?

– Да, – Лорем глубоко вздохнул. – Послушай, Ярош, я понимаю твои опасения, но поверь мне, как поверил бы своему отцу.

– Откуда мне знать, что ты не врешь?

Лорем взял заплывшую воском свечу и вознес ее к потолку.

– Отец говорил тебе, что означает этот символ?

В центре колеса, в старом дереве заблестел в свете огня металлический символ астролябии.

– Да, – вздохнул он. – Он говорил доверять тем, кто имеет этот знак. Что я должен сделать?

Лорем снова заколебался, но потом, словно решившись окончательно, тяжело опустил ладони на стол и проговорил:

– Ты должен убить Ранбира Редди. Ему вынесен смертный приговор, однако все должно выглядеть, как несчастный случай, и так уж вышло, что он стал участником турнира…

Ярош не поверил своим ушам:

– Ты хочешь, чтобы я убил человека?! Кем ему был вынесен смертный приговор? Вами?!

Лорем лишь сокрушенно развел руками. Тогда он вскочил, взял свой клинок и направился к выходу. Что-то в нем взыграло буйным пламенем. Его держат здесь за дурака! Слишком много откровений за один вечер, в правдивости которых он сомневался. Что за глупости?! Его отец занимался в Таргизе какими-то делами! Да его здесь никто не знал. Там, за хребтом, он, может быть, и был уважаем, но не здесь.

– Ярош, постой! – крикнул ему вслед Лорем. – Не глупи!

– Я не душегуб! Кто этот человек? В чем он повинен?

– Ярош, присядь! Позволь мне сказать. Этот человек совершил зло и должен понести наказание, но я не могу тебе раскрыть всего!

– Почему?!

– Я пока не могу рассказать тебе обо всем!

– Но почему?! – вскричал Ярош.

– Да, посмотри на себя! – вскричал уже Лорем. – Мальчишка, который дерзит всем направо и налево! Строит из себя невесть чего, а сам и ломаной куны не стоит! Ты лишь тень своего отца! И все, что у тебя сейчас есть: и положение, и деньги – все лишь благодаря ему! Благодаря лишь одному его имени! Как я могу тебе довериться? Я и так рассказал тебе о себе гораздо больше, чем следовало. Радей видел приемником в этом деле Растимира, а не тебя! Ты всегда был слишком импульсивен, неуправляем и глуп!

Повисло тяжелое молчание.

– Мой отец не мог заниматься такими вещами, Лорем. Я сохраню в тайне то, что здесь услышал, но делать этого не буду. Какие есть еще пути для участия?

– Боюсь, они тебе не подойдут… – разочарованно проговорил Лорем.

– Не держи меня за дурака!

С этими словами он покинул комнату.

На улице уже царила ночь. Весь видимый Таргиз утопал в желтом свете фонарей, играющих бликами на мокрой мостовой. Воздух был наполнен морозной прохладой, уютной сонливостью желтели окна домов. Он почему-то вспомнил про девушку, которая продавала свои каменные ватрушки в предместьях.

– Где там сейчас эта дуреха? – с безразличной ухмылкой проговорил он, наполняя легкие свежестью ночи.

– Вот ведь барыня! – раздался детский голос из-за стеллажей.

– Твой отец сделал герб? – устало спросил Лорем, глядя на пустой дверной проем.

– Да, вот, посмотрите!

Из темноты выбежал Домир и разложил на столе грубую ткань бурого цвета с вышитой на ней каменной аркой, внутри которой был заключен клинок.

– Как вы и просили, символ заменен на оружие.

– Превосходно! – проговорил Лорем, разглядывая работу. – Передай старику мою личную благодарность.

– Он будет очень рад! – улыбнулся Домир. – А как же теперь господин? Он же ушел! Что теперь будет?

Лорем неудобно вытянулся и сунул руку в ящик под столом. Извлек оттуда гость лесных орехов, снял с шеи хорн, взял его, словно молоток и тяжелым ударом расколол один из них.

– Он вернется, мальчик мой. В конце концов, он сын своего отца, – он протянул парню ладонь с очищенным желтым орешком, – а пока могу я попросить тебя проследить за ним?

– Конечно! – обрадовался Домирка.

– Ещё мне нужно переговорить с Вайдой и Борутом. Завтра вечером я буду ждать их у себя.

– Хорошо, я им передам! – ответил он и смутился. – Дядя Лорем, а можно задать вопрос?

– Господин! – тихо поправил его Лорем. – Лучше всегда обращайся ко мне – господин. Так будет безопаснее. Задавай. Что ты хочешь услышать?