Текст книги "Скучающие боги"

Растимиру с Амишей пришлось спать вместе со всеми на подвешенных к палубе сетчатых гамаках, посреди грязи, вони от тухнущей рыбы и крепкого запаха перегара, потому после первой же ночи они решили спать под открытым небом, благо погода позволяла. Капитан отдал им свою теплую куртку на меху и указал на место, где они никому не помешают.

Раз, в одно раннее утро команда Туманного гуляки всполошилась и приникла к одному борту, от чего судно заметно накренилось. Причиной тому послужил левиафан, поднявшийся из глубины, совсем рядом с кораблем. Его могучая и горбатая спина тяжело вздымалась над гребнями волн, а белый хвост с немалой силой ударялся об воду. Зрелище было поистине небывалым, ведь эти киты рождались в Средиземном бассейне, набирались сил и уплывали в открытый океан, под покров тумана и никогда не возвращались. Даже самый крупный, задержавшийся в этих водах детеныш не мог превзойти по размерам Гуляку, да и тело их не было усеяно такими огромными буграми. Однако создание, проплывающее сейчас перед ними, было огромным, намного больше их суденышка! Это совершенно точно был взрослый кит, скорее даже старый. Иногда люди находили их величественные трупы, выброшенные на берег после очередного шторма и поражающие размером.

– Заблудился, бедняга! – сказал один старик-моряк. – Найдёт теперь здесь свою смерть. Всему виной проклятый гон.

– Как бы он нас не зацепил! – встревожился другой, помоложе. – У нас в трюме есть три китовьих детеныша, как бы они не накликали на нас беду. Вдруг море потребует от нас уплаты за их смерть?

– Не верещи, малек! – с усмешкой ответил старик, – Юн ты ещё, чтобы понимать море. Нет ему до нас дела.

Левиафан выпусти огромную, выше мачт, струю воды и погрузился обратно в черные воды.

– А ну как это старая Берта была? – прокричал кто-то, и вся команда залилась хохотом и разошлась по своим местам. Только старик по-прежнему стоял, облокотившись о деревянный леер, и грустно смотрел на море.

– А кто такая эта старая Берта? – спросила подошедшая Амиша.

Старик ответил не стразу, сперва показалось, что он и не услышал вопроса, но потом с улыбкой заговорил:

– Это, юная леди, нянька для молодых китов!

Он потрепал её по голове своей жилистой рукой и ушёл, а Амиша так и осталась стоять, недоверчиво глядя ему вслед и силясь понять, пошутил он над ней или нет.

– Ростик, я не понимаю! Это правда? Про старую Берту?

– Конечно, правда! – улыбнулся он. – Как и любая другая морская легенда.

Той ночью они лежали на куче тряпья под теплым, пахнущим потом и рыбой мехом и смотрели на звезды.

– Расскажи мне о своей семье, Амиша, – попросил Растимир. – Как их звали?

– Папу звали Бахту, а маму Канти, – ответила девочка, крутя в руках соломенную куколку, которую ей сделала бабка покойного Волуя.

– А какие они были?

– Папа был сильный и красивый, всегда во всем белом и очень ругался, когда на его одежду попадала грязь. А мама была тоже очень красивой, она мазала лицо всякими штуками и становилась ещё красивее. Она всегда вкусно пахла корицей и мятой и говорила, что девушка обязана быть красивой, чтобы её мужчина её любил.

– У тебя в семье все были красивые, – улыбнулся Ростик.

– Конечно! – удивленным тоном согласилась она. – Я вот вырасту и тоже стану красивой, и тогда мой муж будет любить меня. Мама все время говорила, что я алмаз, в котором сокрыт настоящий бриллиант, просто нужно, чтобы время отсекло все лишнее.

– Твоя мама была мудрой женщиной, – сказал Ростик, глядя на глубокую рваную рану на небе. – А почему ты так хочешь, чтобы Вид стал твоим мужем?

– Ну, он спас меня… – неуверенно ответила девочка. – Он убил очень злого человека.

– Я тоже там был, и без меня он бы не справился, почему же ты не хочешь стать моей женой?

Амиша задумалась, замерев на какое-то время. В этот момент с неба сорвалась звезда и, пустив короткую черту, исчезла у самого горизонта.

– Ты ещё маленький! – нашлась, наконец, она. – И не сможешь содержать семью и слуг.

– У вас были слуги? – очень удивился Растимир. – А где же вы жили?

– Рядом с Таргизом, где начинается Великая пустыня.

Растимир бывал там однажды с отцом, и тогда ему показались те места нереальными, будто выдуманными. Там всюду ходили смуглые люди в смешных белых тряпках, намотанных на голову. Везде, куда не пойди, пахло специями и животными, и кругом, за высокими каменными стенами стояли красивые и высокие дома-дворцы, а все пространство между ними занимали биндюги с нищими. Это место напоминало бесконечный рынок, бескрайнее море нищеты, из которого, как скалы торчали величественные золотые горы. Везде что-то продавали, кричали, воровали, дрались и сновали туда и обратно. И часто весь этот муравейник внезапно останавливался и склонялся к земле – это означало, что по узкой улочке проезжал кто-то из хозяев красивых домов-скал.

– Ты жила в одном из этих дворцов за высоким забором?

– Какой ты глупый! – рассмеялась Амиша. – Конечно, я жила там, я же – Варма!

Для Растимира эта фамилия ничего не значила, сам он был просто Растимир из Крайней. Ярош всегда говорил, что они из господ, а все вокруг просто хамы и должны перед ними склониться, как перед своими хозяевами. Они с отцом, всякий раз слыша это, тайком посмеивались над братом, над его голубой кровью.

– Ростик, отгадай загадку?! – вдруг оживилась она.

– Давай! – согласился он.

– У чего ночью тысячи глаз, а днём только один?

– У неба? – быстро догадался он.

– Так не честно! – немного расстроилась Амиша. – Ты подглянул, куда я смотрю!

– А ты знаешь, что это за звезда? – он указал рукой на одну из самых ярких точек на небосводе.

– Это пуп ярхонта! – воскликнула девочка.

– Кого? – рассмеялся Ростик.

– Ярхонта! – неуверенно повторила она.

– Архонта, глупая! И вовсе не пуп, а застежка на поясе! Ты хоть знаешь, кто такой архонт?

– Не, не знаю, – Амиша смешно утерла маленький носик. – Мама все время говорила, что это пуп, а это значит, что он совсем как мы! Только я не понимаю, что означают эти слова.

– Твоя мама много тебе рассказывала интересного! – улыбнулся Ростик.

– Да! – враз погрустнела девочка. – Но её больше нет и папы нет. Их всех убил тот злой человек. Он убил бы и меня, но мой муж убил его первый.

– Да не муж он тебе! – раздраженно проворчал Растимир.

– Муж!

– Да нет же!

– Муж!

– Нет! – почти уже крикнул он.

– Муж! Муж! Муж! У меня больше никого нет! – Амиша расплакалась, но продолжала говорить сквозь слезы. – Он мой муж, и я ему нужна! Я не одна, он будет меня защищать, ведь он уже защитил меня однажды, значит, я ему нужна! Значит, он меня любит! А я вырасту и стану красивой, и тогда он будет любить меня ещё сильнее! И никому не даст меня обидеть, как мой папа защищал маму! У нас будут дети, и мы вернемся в мой дом, и будем там жить! У нас тоже будут слуги и много вкусностей! Мама сказала, чтобы я была сильной и чтобы нашла мужа! Почему ты хочешь отнять его у меня?

Растимир не ответил, теперь он понял, почему Амиша так привязана к Овидию. Она совсем ещё ребенок, ей всего шесть лет, и она очень боится остаться совсем одна. Ей пришлось рано потерять родителей, а вскоре и приютившую её семью Матвея. Одному Зверю известно, как ей удалось дойти от Таргиза до их деревни целой и невредимой. Неизвестно, что она видела в дороге, но теперь в этом пьянице она видит надежду на прежнюю жизнь и идет за ним, просто потому что иначе не умеет.

Он обнял её покрепче и попытался утешить. Его собственная рана после смерти отца еще не успела затянуться, и эта боль сближала их в эту минуту. Амиша ещё всхлипывала, уткнувшись носом в его плечо, когда к ним подошел Овидий. Он был пьян.

– Эй, сопля! – крикнул он девочке. – Пойдем-ка со мной, хватит прохлаждаться.

– Она только уснула, пойди, проспись лучше! – зло ответил Растимир, но Амиша тут же выскочила из под теплой куртки и подбежала к нему.

– Если ты ещё раз откроешь свой рот в мою сторону, я тебе его закрою навсегда! – Брызжа слюной, с полуприкрытыми от выпитого глазами и самым мерзким выражением на лице, на которое он только был способен, прорычал Вид. – Понял меня, урод?

Он ещё постоял, покачиваясь, несколько секунд, развернулся и, ухватившись за канаты, побрел к трюму. Растимир остался на месте, в сотый раз проклиная всеми святыми эту тупоголовую пьянь. Какое-то время все было тихо, но потом из трюма начали раздаваться издевательские крики и пьяный хохото-гогот. У Ростика в животе похолодело, появилось недоброе предчувствие, и он весь обратился в слух. Смех и шум все нарастали, и вот сквозь него вдруг явственно проступил детский плач. Парень, как тугая пружина, выскочил из-под куртки и со всех ног побежал по шаткой палубе к спуску вниз, куда ушла Амиша. Сквозь деревянную решетку он увидел всю свору пьяной матросни, сидевшую посреди небольшого костерка, увидел среди них Овидия, захлебывающегося смехом, и увидел её. Она стояла почти голая посреди круга из всех этих людей, возле огня, только тонкое платьишко, спущенное с плеч, немного прикрывало низ её живота. Она была страшно напугана, и слезы лились из её блестящих глаз ручьем, а Овидий грубо тыкал ей в живот и грудь палкой и кричал:

– Танцуй, сопля! Я обещал этим честным людям, что ты повертишь своим животом, как умеют ваши бабы. Танцуй, я сказал, никто тебя не тронет, не бойся! А, коли не станешь, то выкину за борт, море все спишет…

У Растимира всё в глазах вспыхнуло огнем, ярость завладела его телом, и он ринулся вниз, крича во всю глотку:

– Ах, ты мрррррразь!

Он в два прыжка преодолел лестницу, матросы от неожиданности подались в стороны и повалились друг на друга. Овидий, сидевший как раз напротив ступеней, тоже не сразу понял, что происходит – огонь слепил ему глаза. Этого замешательства было достаточно, чтобы Растимир успел изо всех сил пнуть ногой по костерку, и тот разлетелся на много огненных осколков. Один из них, к великой радости, попал прямо в пьяную харю Вида, оставив красные ожоги. Ростик схватил девочку и быстро побежал вверх по лестнице, увлекая её за собой. Она к счастью не сопротивлялась. На палубе он огляделся в поисках укрытия – внизу уже слышались громкие крики и раздавались проклятия, среди которых был наводящий ужас голос обожженного здоровяка. Ничего подходящего рядом не было, и они побежали к оставленной на корме куртке. Выбравшись из трюма, Вид сразу их заметил и тяжело зашагал вперед, сжимая до белых костяшек огромные кулачищи, а следом высыпали матросы. Его глаза пылали яростью, губы превратились в звериный оскал, а волосы были взъерошены и колюче чернели на фоне звездного неба. О, как же страшен он был в эту минуту. Растимир укрыл Амишу под ещё теплой курткой и обреченно смотрел на приближающегося Вида, взять в руки свой меч даже не пришло ему в голову.

– Молись, урод, если умеешь! – прошипел он.

– Стоять! – раздался за его спиной властный голос капитана. – По койкам, сволочи! Быстро! На моем корабле не будет драк!

Матросы, переглядываясь, неуверенно расступились, но Овидий продолжал стоять, грозно вздымая грудь, и не обернулся.

– Ты меня не слышишь? – угрожающе повторил капитан, положа руку на эфес меча.

– Да кто ты такой! – заорал Овидий и устремился на него.

Казалось, все судно покачнулось от его тяжелых шагов. Он в ярости замахнулся кулаком, вложив всю свою чудовищную силу в этот удар, однако капитан не утратил самообладания. Он быстро выхватил клинок, отступил в сторону, уходя с линии атаки, и широким и элегантным взмахом отсек здоровяку правую руку. Кровь черным фонтаном брызнула на палубу, Растимир быстро закрыл лицо Амише, которая глядела на это полными ужаса глазами. Овидий остановился и непонимающе уставился на культю – были отсечены кисть и часть рукава его рубахи, которые лежали неподалеку тяжелым окровавленным кулаком. Капитан спокойно подошел, поднял отсеченную конечность, снял с неё прилипший рукав, вытер им свой клинок, а затем выбросил все это за борт.

– К доку его! – скомандовал он.

Только сейчас к Овидию пришла боль. Он схватился второй рукой за свой обрубок, упал на колени и, что было сил, завыл от боли и ужаса. Оцепеневшая и враз протрезвевшая команда подхватила здоровяка и уволокла в трюм.

– Пойдемте ко мне в каюту, дети, – обратился он к Растимиру, который еле справлялся с дыханием и дрожью в коленях. – И отпусти девочку, задушишь. Все закончилось.

Он быстро убрал руку с лица рыдающей Амиши. Та немедленно осмотрелась, но вокруг и правда уже никого не было, на палубе были лишь они втроем, и только блестящие в звездном свете черные пятна да дикий вой из трюма, напоминали о случившемся.

В каюте капитана было тепло и уютно, пахло сырым деревом и морской прохладой. На огромном столе была разложена карта, лежали книги и шахматы. Противоположная от входа стена была сплошным витражом, за грязными стеклами которого, колыхалось море. Справа стояли стеллажи со свитками, книгами и прочими вещами, среди которых выделялась латунным блеском большая астролябия. Слева были сундук и грубо сколоченная кровать с красным покрывалом. Красным углом в этом помещении служила длинная полка, прибитая над кроватью и сундуком. Она была полна изумительного вида медных фигурок, изображавших первых людей и Зверя и их встречу. Здесь были кабаны, медведи, волки, ястребы, совы, рыбы и ещё многие и многие животные. Солдаты, облаченные в латные доспехи, попрошайки, исследователи в причудливых одеждах, цыгане, горный народ, стражники, торговцы – все они соседствовали с первородными созданиями: лешими и оборотцами, мертвяками и лесными девами, снежными тварями и лесными духами. Но больше всего бросались в глаза большие фигурки странных существ. Одни из них стояли на двух ногах, другие на четырех, третьи вообще непонятно на чем. Некоторые части их звероподобного тела состояли из обломков крепостных стен и башен, а вместо глаз зияли пустые провалы-бойницы.

«Это же колоссы» – восхищенно подумал Растимир, оглядывая полку.

Капитан взял со стола бутыль с янтарной жидкостью и плеснул немного в два стакана, молча протянул один Росту, а другой Амише, которая успела уже поправить платье, но все ещё рыдала.

– Нам нельзя! – попробовал отказаться он.

– Раз вы оба здесь, значит, уже некому вам что-либо запрещать, – спокойно проговорил капитан. – Пейте, это поможет прийти в чувство.

У него был красивый, сильный голос, большие и крепкие руки. Грубое, обветренное лицо с большим носом и прищуренным взглядом поросло жесткой, седой щетиной. Из-под шляпы выбивались непокорные светлые волосы, а в ухе было кольцо. Нижняя губа была немного тронута шрамом, который уходил по шее, почти до кадыка.

– Спасибо! – прошептал одними губами Ростик и выпил.

Грог опалил горло, выдавив слезы из глаз, но сразу же поселил в груди и желудке приятное и мягкое тепло.

– Выпей, Амиша, тебе станет легче, – он протянул девочке другой стакан, предварительно отлив из него половину, и с улыбкой спросил. – Ну что, больше не хочешь быть его женой?

Она ничего не ответила и выпила и, что очень удивило Растимира, ничуть не поморщилась, будто пробовала это уже раньше.

– Кто вы друг другу? На родню не очень походите, – просил капитан.

– Мы друг другу никто, раньше были соседями, а сейчас просто плывем вместе. Так случилось, – ответил Растимир и рассказал в подробностях, как они здесь оказались.

– Вот оно что… – задумчиво протянул капитан, выслушав рассказ. – Значит, ты – Амиша Варма? А ты Растимир – сын покойного Радея, хранителя врат. Я слышал, он был славным малым. И ты хочешь замуж за однорукого, а ты ищешь некоего Лорема. Да у вас, ребята, жизнь бьет ключом!

– Вы знаете, как его найти? – спросил Растимир, наконец, уняв дрожь в коленях.

– Нет, впервые слышу это имя, – честно признался капитан.

– А как вас зовут? – подала голос Амиша.

– Меня зовут Ардал – капитан Туманного гуляки! – с ощущением собственной значимости ответил он. – Вы побудете у меня в каюте, покуда мы не прибудем в Черную гавань. Так безопаснее.

– А откуда у вас этот шрам? – вновь спросила она, указывая пальцем ему на шею.

– Амиша! – одернул её Ростик. – Это не вежливо!

– Морской черт подрал! – осклабился капитан. – Ты мне, девочка, лучше скажи, называла ли ты кому на борту свою фамилию?

– Вроде нет, – она смешно сморщилась, вспоминая, – а что?

– Не говори лишний раз, это может плохо кончиться.

Он в задумчивости замер посреди каюты, прикидывая, где бы их разместить.

– Хорошо! А откуда у вас эти фигурки? – не унималась Амиша.

– Один добрый друг делает их для меня и дарит по одной, всякий раз, когда я его навещаю, – отстраненно пояснил он.

– А это ведь колоссы, да? – решил утолить и свое любопытство Растимир, указывая на фигурки.

– Да, это они. А ты откуда знаешь? – оживился Ардал.

– Я много читал об этом, но никогда особо не верил, что они существуют, – с блеском в глазах ответил он. – А вы их видели? Они, правда, такие огромные?

– Если ты так много о них читал, то должен знать, что они обитают лишь на островах, а туда никому хода нет, – взвешивая каждое слово, ответил капитан.

– Значит ваш знакомый с островов? – не унимался теперь уже Ростик. – Вы можете меня с ним познакомить?

– Начнем с того, что я высажу вас на берег в Черной гавани, – немного грубовато ответил он. – И на этом же закончим! Спать вы будете здесь! Из каюты не выходить! Ничего не трогать! Замечу в воровстве – отсеку руку, вы видели, как я это делаю, и не посмотрю, что дети! Уяснили?

– Да! – понуро отозвался Ростик.

– Вот и славно! – сказал капитан и направился к двери. – Схожу, посмотрю, как там твой муж.

Их плавание продолжалось ещё много дней. Они заходили в бухты, где, как показалось Растимиру, капитан проводил не совсем законные сделки, принимали на борт каких-то людей, кого-то высаживали. Загоняли небольших китов и метали в них гарпуны, от чего те издавали жалобные стоны. Кидали огромные сети с крючьями и вытаскивали их из воды, полные серебристой рыбы. Заполняли бочки солью, рыбой и льдом, от чего Гуляка становился всё тяжелее, а вода становилась всё ближе к палубе.

Еду им приносили прямо в каюту капитана. Молодой юнга, который делал это, старался не поднимать глаз на Растимира, а с Амишей наоборот был очень обходителен и добр. Насколько умел.

Капитан за это время сильно подобрел к ним и по вечерам рассказывал много историй о тех созданиях, которые стояли у него на полках. Он внимательно изучил клинок Растмира и признал его хорошим оружием для сухопутных крыс. Затем он показал своё – обычный железный меч, который изгибался и расширялся к острию. Необычайно тяжелое и неуклюжее оружие. Однако в руках капитана оно плясало и кружилось словно невесомое.

Так продолжалось до самого конца. Овидия они больше не видели и совсем позабыли о том, что произошло. Дни сменялись ночами, трюмы корабля постепенно заполнялись рыбой и тушами молодых китов. Наконец, они взяли курс на землю.

Туманный гуляка приближался к малой гавани Халборда, которую называли Черной, потому что она почти всегда была в тени отвесных скал, окружавших её. Главную же гавань, именуемую Чистой, давно и надолго зафрахтовали суда торговой гильдии, и мелким суденышкам путь туда был заказан.

Растимир смотрел, как волны с шумом ударяются о прибрежные скалы и грустил об отце и сестре. Он впервые оказался один так далеко от дома и чувствовал себя загнанным ягненком в чужих полях. Он совершенно не представлял, как доберется до этого Лорема, и потому надеялся на всемогущий случай. Амишу он решил взять с собой, ведь оставлять её с Овидием было опасно, лишь бы только она не стала тому противиться.

– Как жаль, что тебя сейчас нет рядом, отец! С этого дня у меня нет ни провожатых, ни помощников. Теперь все решения я буду принимать сам, и здесь бы мне очень пригодился твой совет, – разговаривал с небом Растимир, выглядывая из окна капитанской каюты.

Овидия до самого прибытия в порт так и не было видно, но Ардал убедил их, что с ним все в порядке, не считая, конечно, отрубленной кисти и ожогов на лице. Когда в небе впервые заметили белых чаек, команда возликовала. Трюмы были полны улова и товара, за который они выручат немалую сумму, с лихвой окупающую все трудности пути. Скоро корабль пришвартуется у одного из длинных каменных причалов, и тогда грубые и немытые грузчики начнут сновать от трюма до склада, потроша содержимое Гуляки. Капитан, как всегда сойдет на твердую землю последним, положа руку на деревянный леер и пожелав недолгой разлуки своему кораблю. В эту минуту его команда уже будет просаживать заработанные таким трудом деньги в красивых и гостеприимных борделях. Женщины будут платить им сладкой, страстной и местами даже искренней любовью в обмен на звонкую монету, а по утру они вновь взойдут на борт и направятся к месту, где небо и море сходятся воедино. Так было всегда и всегда будет. У моряка нет иной любви, кроме моря – бушующего и тихого, ласкового и способного на немую жестокость. «Любовь эта всегда безответна! – скажет любой моряк, а про себя добавит, – …но только не со мной». И теплые женские руки, скользящие по крепкому, жилистому телу не дадут ему той услады, какой может наградить ласковый морской прибой. В такой любви нет места измене, море все простит, ведь в сердце моряка течет вовсе не кровь, но соленая, холодная синь.

– Прощайте, капитан Ардал, – тихо сказал Растимир и крепко пожал протянутую руку. – Спасибо вам за все!

– Куда вы пойдёте, дети? – пристально глядя на них, спросил он.

– Мы не пропадем! Мне сейчас кажется, будто моя жизнь начинается на этом самом причале и именно сейчас. Моя настоящая жизнь, понимаете? Та, которая мне суждена, а все, что было там, – он неопределенно махнул рукой в сторону моря, – было лишь её черновиком.

– Держись мечты и не меняй курса! Ты славный малый, и я буду вспоминать тебя и вас, маленькая леди, добрым словом! – капитан низко поклонился и поцеловал ручку Амиши, от чего она тут же залилась краской. – Позвольте все же дать вам небольшой совет. Не знаю, найдете ли вы того, кого ищете, но долго в этом городе не задерживайтесь, иначе никогда не сможете его покинуть.

– Хорошо, капитан Ардал, – улыбнулся Растимир.

– Хорошо, – повторила Амиша.

– Ну, бывайте Растимир – сын Радея и Амиша из Таргиза! Попутного ветра! А это на память.

Он вложил в кулак ему и Амише по одной из своих статуэток, потрепал девочку по волосам, и она улыбнулась, смешно втянув голову в плечи. Они смотрели ему вслед, пока он быстрым и твердым шагом направлялся в доки – весь его силуэт источал силу и уверенность в себе. Он шёл, и медный звук его сапог, казалось, разгонял саму серую мглу, окутывающую причал и канал, уходящий вглубь города. С ним было безопасно и легко, любое дело казалось по плечу.

«Вот бы стать хоть наполовину таким же сильным, как этот человек, – восхищенно подумал Ростик, – обрести хоть бы чуточку его уверенности».

Он разжал пальцы и обнаружил совсем небольшую фигурку волка, которая красиво блестела в свете масляных фонарей, а у Амиши была крохотная рыбка с пышным хвостом.

– Ростик! – Амиша подергала замечтавшегося Растимира за рукав.

– Что, Амиша? – с улыбкой спросил он.

– Я хочу пи-пи…

Глава 18. Ярош и святилище в лесу. Повелье и ватрушки.

– Явилась, наглая морда? Опять весь клюв в крови? – слабым голосом пробурчал Ярош, глядя, как Иволга в очередной раз вернулась с охоты с окровавленными когтями. – Хоть бы мне кусок принесла, но ты же не пес, верно? В этом проклятом лесу полно еды, а я не могу загнать даже белку. Смех, да и только. Уже третий день мы бредем среди этих сосен и, кажется, совсем заблудились. Что толку от моего меча, если его не к чему применить?! А, птица? Что ты видишь там, над деревьями? Есть тут где-нибудь люди?

Он сидел, привалившись спиной к высокой ели, и жевал заячьи глазки – маленькие черные ягодки, сильно вяжущие во рту. Челюсть сводило всякий раз, когда их сок касался языка, но иной пищи не было. Ярош неплохо умел выживать в лесу, но сейчас, когда это действительно было нужно, у него ничего не получалось. Силки, которые он ставил неподалёку по ночам, на утро оказывались пусты, норы, что он проверял, были оставлены животными. Все дело в гоне, ведь вернулись ещё не все обитатели леса, а те, что были здесь, вели себя странно. Однажды ночью он слышал тяжелые шаги большого зверя, который медленно прошел рядом, не заметив человека, а на утро обнаружил следы медвежьих лап. Они были огромны и вполне могли принадлежать Велесу, но уводили в обратном направлении, что вселяло надежду. Иволга тоже изменилась, будто обрела собственную волю. Она уже не позволяла надевать на глаза повязку, сидела на руке и все время устремляла свой взор вдаль. Теперь она решала, когда и где будет ночёвка – всякий раз, когда приходило время, она срывалась с его руки и, взмахнув огромными крыльями, садилась на одно из деревьев, а утром неизбежно улетала прочь в поисках пищи. Иногда Ярош чувствовал, что немного побаивается своей птицы, ведь она действительно стала умнее, казалось, она даже понимала, о чем он говорит. Каким образом она всякий раз находила его среди густой чащи леса? Почему она вообще возвращалась? Ведь могла бросить его и жить, как положено соколице, но нет! Каждый день он слышал в небе этот знакомый клич и выставлял вперед руку. Мощные когти впивались в намотанные тряпки и сухие ветки, которыми он пытался защититься, но безуспешно. Сочащаяся сквозь нехитрую защиту кровь уже стала обычным и не требующим внимания делом. Повязка, которой он обзавелся в доме Богдана, давно была сорвана, и теперь подранное ухо приятно холодилось на ветру, приглушая ноющую боль. Ночью он боролся с холодом. Разводить огонь было страшно, кто знает, кого он привлечет? Потому он просто обрывал ветви у сосен и устраивал себе толстую, плотную подушку из лапника, которая не пускала холод от стылой земли.

Ярош был истощен и подавлен, почти потерявший надежду, он немилосердно корил себя за смерть отца, Богдана и Зубахи, за то, что бросил родных на заре перемен, когда им как никогда требовались его воля и решимость. Стоило ему выйти за ворота Крайней, как его жизнь обратилась в бесконечную череду испытаний, как физических, так и моральных. Мыцлав, Велес, Мора, шахты… теперь этот лес, которому нет конца и Иволга, что тревожила его все больше. Если бы он пошел один, то сейчас был бы уже на подходе к Таргизу, в предвкушении новой жизни, а где он теперь?

В одну из ночей он заметил среди деревьев слабые мерцающие огни, но радость его длилась недолго. Огоньки не стояли на месте, а перемещались. Они прыгали и скрывались за очередным оврагом, потом возникали в нескольких метрах, в стороне, а порой и вовсе взмывали с поразительной скоростью вертикально ввысь, к звездам и терялись в густой листве. В такие моменты ему чудилось, будто он слышал звонкий детский смех.

– «Духи, – подумал Ярош. – Этого мне ещё не хватало…»

Все огни направлялись в одну сторону. Легкие и игривые, большие и маленькие, быстрые и грузные, желтые, белые, бледно-синие – все они устремлялись в самую непроходимую чащу, куда уводила очень старая, не весть как здесь оказавшаяся дорога. Ярош даже глядеть боялся в её сторону, то место, куда она вела, явно не сулило ему ничего хорошего. Что происходило там, за бесконечным сплетением колких ветвей, за огромными корнями, вырвавшимися из-под земли чуть ли не на высоту человека, он не знал, и узнать не стремился.

– «Это стезя моего братца, – думал он про себя, – вот пускай и ходит в эту жуть. Я к первородным ни ногой!»

Внезапно из-за деревьев с шумом и гиком, неуклюже и тяжело выехала большая повозка, на козлах которой восседала отвратительного вида старуха. В темноте, Ярош не мог разглядеть, как она выглядит, он видел только силуэт. Низкая, с далеко выдающимися вперед носом и подбородком, в широкополой шляпе и неестественно длинными пальцами на руках. Одежда свободно колыхалась на ней и имела множество дыр. Еще он различил характерное бряцание рунных камней. У повозки были огромные колеса, проминающие себе путь сквозь чащу, а запряжена она была едва ли не дюжиной карлов такого же неприглядного вида, как и их поводырь, тянущих её с неимоверными трудом и бранью. Старуха нещадно хлестала их кнутом и злобно хулила на неизвестном наречии. Когда повозка выкатилась, наконец, на дорогу и пошла теперь легче, духи шарахнулись в стороны, пропуская её, а старуха издала ликующий клич и весело запела какую-то веселую песнь. На задней части висел фонарь, в котором роились светлячки, и какой-то момент он выхватил из темноты одного из карлов, глубоко втягивающего воздух отвратительно длинным носом. Карлик, уловив запах, вдруг уставился прямиком на Яроша, в этот момент повозка уехала достаточно далеко и темнота поглотила существо, оставив только два горящих огонька глаз.

Неприятный холодок пробежал по спине Яроша, и он в страхе припал к земле, уповая на то, что его не заметят. Сердце глухими ударами билось через грудную клетку прямо в землю. Казалось, этот звук слышен всем вокруг, но обошлось. Страшная процессия скрылась в глубине чащи, а лесные огни продолжили так же неспешно проплывать мимо. Он поднялся и поспешил убраться подальше от этих существ. Ему пришлось заложить немалый крюк, все время оборачиваясь и припадая к земле, чтобы не попасться им на глаза. Благо, местность здесь была холмистая и, взобравшись на очередную возвышенность, он смог вновь наметить ориентир – так ему удавалось не терять направление. Он стремился к огромному дубу, который высоко возвышался над рыжими кронами леса. Ярош помнил этого исполина, его хорошо было видно с тракта, и они с отцом, всякий раз проезжая мимо, давали себе клятву непременно добраться до него. Но так и не собрались…

– «Я помолюсь о тебе, под его ветвями, отец» – думал про себя он.

Он в последний раз посмотрел в сторону дороги, сплюнул, проклиная себя за страх, который завладел им, и побрел дальше. Но прежде чем добраться до места, которое казалось ему безопасным, он неожиданно вышел на поляну со стоящими вертикально камнями. Это вышло случайно, сверху этой поляны не было видно, а внизу ей предшествовали густые заросли ивы и колючего терновника. Он продирался сквозь них, выставив руку вперед, чтобы не оцарапать лицо и неожиданно вывалился на мягкую, сочную, совсем не осеннюю траву.

Ярош резко вскочил и увидел камни. Они стояли по периметру поляны, образуя круг в несколько метров. Каждый был высотой в полтора человеческих роста, с круглым отверстием на вершине и напоминал ушко гигантской иглы, глубоко посаженной в землю. По телу камня, тянулся жухлый плющ, под которым проглядывались выдолбленные неглубокие руны. Ярош, держа руку на рукояти меча и затравленно озираясь, подошел к кругу. Всего каменных глыб было семь, и вблизи они издавали едва слышимое гудение, больше всего похожее на далекий гудок затерявшегося в густом тумане судна, извещающего о своём присутствии. А ещё они излучали тепло, слабое и исходящее изнутри – каменные глыбы будто были живыми. Он прижал к одному из них свои окоченевшие ладони, а затем жадно приник всем телом, понимая, как глупо он сейчас выглядит. Через несколько мгновений Ярош, совсем позабыв о возможной опасности, обнимал теплый камень, точно ребенок согревался в объятиях матери. Но, когда он приник к грубой поверхности спиной, то увидел надвигающуюся на него волну света – это луна, обнажала свой белый диск, избавляясь от густых облаков. Когда свет достиг камней, руны на них вспыхнули холодным голубым сиянием. Ярош в испуге отпрянул от теплой глыбы и упал на спину, запнувшись о корни. Силуэт леса, который был абсолютно черным, пока луна была скрыта за тучами, вдруг ожил и пришел в движение. Множество взоров, устремленных на человека, изоблачились под лунным светом. Он выхватил меч и замахал им перед собой, но никто из них не дрогнул и не издал ни звука. В памяти тут же всплыли карлы, тянущие повозку, их некрасивые лица и длинные носы. Ярош не терпел ожидания и в надежде стать хозяином положения начал угрожающе кричать и размахивать мечом.