Текст книги "Владычица морей"

Алексей полагал, что явиться к Герцену по рекомендации Игнатьева нельзя, означало бы выглядеть в его глазах петербургским шпионом. Поручение Муравьева, просившего рассказать Герцену о судьбе Бакунина в Сибири, выглядело бы провокацией.

Явиться от леди Эванс означало бы продолжать интерес Пама, слабый, но устойчивый. И в том, и в другом, и в третьем случаях Алексей мог бы выглядеть и перед Герценом, и перед самим собой как низкая личность. Это при самом большом уважении и симпатии к Николаю Николаевичу, Наташе и Николаю Павловичу Игнатьеву. Мнение своего отца о Герцене было для Алексея превыше всего. Отец служил без пристрастия и затаенных надежд на какие-либо выгоды. Как же после этого судить людей категориями, что собираются делать устроители человеческого общества будущего, разбивая его на стада, всех равнять нельзя; три-четыре добрых друга Алексея судят о каждом деле по-своему.

Из оранжерей высаживались в парках цветы, когда Сибирцев съездил в книжный магазин к Трюбнеру на Патерностер Роуд. Хозяина не было. Первого номера журнала «Колокол» не осталось. Вчера последние экземпляры скупили переодетые русские морские офицеры, предупреждавшие при входе в магазин друг друга, чтобы выдать себя за французов. Мальчик-поляк, на обязанности которого было открывать дверь, понял.

Алексея служащие магазина приняли за англичанина, выросшего в колонии. Сказали, что на новый русский журнал есть подписчики: постоянные покупатели эмигрантской литературы, а также служащие из русского посольства и русские тайные агенты. Все князья и артисты, приезжавшие из России, спрашивали сочинения Герцена. Послали в другую лавку на Хаймаркет, то есть на Сенной рынок, куда и Наташа советовала поехать. Там в модном переулке у поляка Тхоржевского «Колокол» был выставлен в витрине.

Алексей зачитался, походил у себя в отеле из угла в угол, ужинать не пошел и не пошел на концерт итальянского оркестра, как предполагал. Не пошел он и на другой день на выставку цветов. К Герцену решил не ходить.

Община? Есть в ней то значение, какое придает этому Герцен? В общине ли на самом деле спасение? А что же тогда опыт Сибири, где сельское хозяйство без помещиков, у всех крестьян есть пашни, а также земельные участки и выгоны на заимках, вдали от села. В Братске, как слыхал Алексей, еще в позапрошлом веке русские научили пахать «братских», как звали крещеных бурят, отсюда и название города и острога, и теперь в землевладении есть термин «братская пашня». Там не было общины и переделов. Хочет ли Герцен, чтобы в Приморье и на Аляске была община? Обо всем, как понимал Алексей, он не мог не судить со своей колокольни – он «их» не понимал.

* * *

Высшую степень изобретательности показывали на лондонской выставке оружия и военного снаряжения. Все новинки открыты и, видно, предполагаются на продажу. Это и реклама для торга оружием, и парад мастерской мира. Тут все для экспедиционных и массовых войн, все, что нужно континентальным державам для поддержания претензий. Англия всегда торговала оружием для всех армий и для всех повстанцев во всем мире. Их же собственные торговцы поставляют винтовки зулусам в Южную Африку, когда те восстают против англичан.

Веллингтон набирал в армию всякий сброд. Теперь набирают туземцев из Индии и посылают воевать в Китай. Канонерки идут за торговым флотом и высаживают десанты. Что же винить англичан и французов за то, что снабжают оружием кавказских горцев. Они и своих противников одаряют изобретениями военного искусства. Но для такой торговли идет подержанное оружие, устаревшее, которым, стреляя издали, противника не выбьешь.

Здесь на выставке новейшие изобретения. Посетители все в штатском, кроме военных атташе великих держав. Тут торжество воинственности и духа коммерции. Но не все новинки продаются. Некоторые лишь показываются. Никто еще не додумывался открыто выставлять цены нарезных пушек или револьверов. Но Игнатьев знал здешние порядки. Старье купить можешь, а новинку не дадут.

Игнатьева разбирала досада. Масса народа из всех стран. Тут и негритянские царьки, и арабы. Много итальянцев. Террористы и борцы за свободу. В Италии подготавливаются многолюдные восстания против австрийского владычества.

Игнатьев в мундире полковника. Одновременно с ним осматривают эти диковинные изобретения люди в чалмах и с кинжалами. Не они ли участники резни христиан Кавказа – армян и грузин?

В Азии существует закон кровавой мести. Идешь на них войной в отместку за набеги и злодеяния. Но если нападешь без их вины и без надобности, то начнется месть на века, пока не откупишься дорогими подарками.

«Грудь в крестах – или голова в кустах», – подумал Игнатьев.

В те времена у нас многие, с детства читая английскую литературу в подлинниках или переводах, зная о великих открытиях и изобретениях, совершенных британцами, и об их мореплавателях и завоеваниях, полагали, что все английское совершенно.

Их язык и достижения знал и Николай Игнатьев. У отца его, богатого землевладельца и предпринимателя, служили англичане, управляющие имениями и конюшнями, механики, жокеи, конюхи, гувернеры и учителя. Николай привык видеть в англичанах служащих отца и никакого благоговения к ним не испытывал.

Молодой конь закусил удила. Он разговаривал с сопровождавшими его полковником и капитаном английской службы. Молодой атташе внимательно слушал их плавную французскую речь и, как бы в увлечении, взял со стенда новинку, военную тайну, патрон нового образца, которым гордились британцы, и красиво держал его в руке, любезно беседуя. Вздохнул, покачал головой, соглашаясь, как все верно и как прекрасно, и, как бы по забывчивости, положил патрон в карман.

Это было то мгновение, в которое оба англичанина успели взять себя в руки. Продолжая все объяснять и не теряя вдохновения поэтов совершенного оружия, они провели Игнатьева по всей выставке и простились с ним с любезностью и сердечно.

На другой день русское посольство получило ноту из Форин Офис о том, что военный атташе Николай Игнатьев лишается дипломатической неприкосновенности и ему предлагается покинуть Великобританию.

Николай Игнатьев знал, что делал. Он ожидал, что такая бумага придет и он будет изгнан из страны. Но он не думал, что это требование все же окажется чувствительным. «Это пятно на карьере, урок на всю жизнь». Он понял, что навсегда теряет уважение, которого он добился с таким трудом, такими искусными приемами и честной работой. Обида и горечь оказались сильней, чем он предполагал, и сильней, чем новая страсть к Азии, хотя Игнатьев знал, что от своего не отступится и доведет дело до конца. Его новая цель находится далеко отсюда. России угрожал ужас фанатизма, который старались разжечь против нее в Азии. Игнатьев не думал, что ошибается; он верил себе.

Глава 17. Шербург

Шербург. Здесь бывали римляне. Над устройством этого военного порта трудился со своими воинами и рабами Вильгельм Завоеватель, готовясь к походу на Британию. Эту гавань благоустраивали последние Людовики. Из-за нее английские короли, желая «to set a foot ashore» – держать стопу ноги на материке, вели войны с французами.

Никто дела не довел до конца, не осуществил вполне своих намерений, порт не был достаточно благоустроен. Теперь император Франции Луи Наполеон, пробудив новую энергию французских буржуа, взялся с их помощью за дело, отдал им на руки подряды на исполнение древних гордых замыслов. Казна и банки предоставили кредиты для найма инженеров и мастеров и для строительных работ самыми современными средствами.

В Шербурге построены доки и заканчивалось сооружение первоклассного морского порта.

Англичане начинают опасаться, что их недавний союзник готовит измену. Французский паровой флот через мели на приливной волне может ворваться на Спидхэдский рейд. От императора, все время ведущего азартную политическую игру, всего можно ждать. Реванш за русский поход взят, имя Наполеона Первого очищено от памяти поражений. Романский дух – это римский дух. На карте Парижа появились названия: бульвар Севастополь, пригород Малахов.

Шербург укрепляется не против России. Теперь Франция и Россия идут на сближение. Царь не может забыть англичанам своего позора. Наполеон не хочет считаться ставленником Англии, слышать упреки, что он ее должник и находится на содержании Пальмерстона, удушившего его руками революцию. В Шербурге возводят величественный памятник Наполеону Первому. Император предстанет на возвышении над морем лицом к Англии, укрывшейся за туманами морей.

А Герцен пишет, что если нам, русским, с кем-нибудь из европейских держав надо искать союза, то только с Англией, и надо учиться у нее.

С возвышенности видны грозные форты, жерла орудий, высунувшихся из серых стен, эллинги судостроительных заводов, канал, стенки которого укрепляются после углубления, новые французские военные и пассажирские пароходы во всех бухтах и заливах, суда парусные, шхуны, лодки рыбаков, баркасы, плашкоуты, все то множество мелких и среднего тоннажа посудин, которыми обрастает, как ракушками, каждый большой современный порт, расползающийся по берегам, выпускающий свои клешни на мысы и гряды холмов. Заливы невелики для того глаза, который видел другие бухты на наших русских далеких-далеких берегах. Но тут все делается прочно и простоит века, а может быть – вечность, как и сама Европа.

Всюду шум, стук и грохот. Слышно, как вбивают сваи, где-то ухает паровой локомобиль и что-то рушится с грохотом. Кто бы мог подумать, что жадные дельцы и обогащающиеся от них чиновники так оживят и заставят расцвести провинциальный город, в котором была довольно скромная гавань. Новый век: коррупция – двигатель прогресса. Буржуа и казнокрады осуществляли планы Вильгельма Завоевателя и Людовика Четырнадцатого. Французы напомнят британцам 1066-й?[13]13
  Французы напомнят британцам 1066-й. – Год высадки Вильгельма Завоевателя и начала покорения Британии.


[Закрыть]

Осень 1856 года. Пора, когда у нас в России деревья обнажены и грязь на дорогах. По извилистым ложбинам домики в черепице, фруктовые сады и виноградники. Эти маленькие пригороды ближе к небу, чем кресты старинных церквей и башни нового собора с колоннадой и с лепкой по фронтону.

Обеденный час. Всюду расположились рабочие, довольно молодые люди, взятые подрядчиками на выбор. Они едят под открытым небом, сидя на траве, на скамейках, на камнях и досках. Несколько парней играют в мяч, силы еще остались. Девицы и женщины с кувшинами, корзинами и глиняными бутылями предлагают домашние приготовления, плоды садов и виноградников, обращаясь к бродящим по городу и окрестностям путешественникам и морякам из разных стран. Вино и устрицы… Всюду бочки, тучные и малые, они сплошь стоят на земле и на телегах. Вдоль улиц города ряды лотков и грубо сбитых дощатых столов с рыбой, лангустами, а также с нормандскими вышитыми рубахами и шляпами, с изделиями из кожи, луба, с пиджаками и кафтанами из самокатного сукна, с картузами и рыбацкими сапогами. В каждом доме лавка: с бакалейным товаром, с конфекцией или припасами, и кажется, что весь город – сплошной базар. В старых подкрашенных домишках вырублены модные витрины, и за стеклами без переплетов выставлены дорогие товары. Есть солидные отделения парижских фирм в новых каменных домах.

Два загорелых господина подымаются по склону холма бодрой походкой бывалых путешественников. Возраст еще не начал подтачивать их силы. Уверенно ступают их ноги, обутые в крепкие башмаки в блеске, сверкающем даже через пыль. Оба чуть выше среднего роста. Оба в белоснежных стоячих воротничках. Один с чуть заметной проседью в бакенбардах. Он в белой соломенной шляпе, в узком черном сюртуке, который подчеркивает статность. На ногах – полосатые брюки. Взглянув на него, можно было бы вспомнить тот мир, по имени которого модный парижский магазин назван «Old England»[14]14
  Old England – Старая Англия (англ.).


[Закрыть]. Он идет молча. Изредка внимательно и с интересом взглядывая то на морской залив с кораблями, то на собеседника.

Другой в жесткой соломенной шляпе канотье и в сером сюртуке, в светлом, в меру пестром галстуке. Светлый цвет модного платья не отяжелял его спортивного сложения.

В этот солнечный час, на прогулке, так выглядели Путятин и Муравьев. С кем поведешься, от того и наберешься. У Путятина склонение стрелки компаса на Англию. У Муравьева – на Францию. Из этих стран Европы, как у надежных кормилиц, много выпили они молока, набираясь сил для службы предназначенному судьбой долгу. После коронации молодого государя Муравьев приехал на короткое время во Францию.

На рейде видны корвет и клипер под андреевскими флагами. В Шербурге сделаны некоторые исправления, проверены приборы, произведены закупки, взята вода, уголь, проверены машины. Словом, совершено все то, для чего по традиции перед кругосветным плаванием заходили всегда в Портсмут. На этот раз бросили якоря в Шербурге. Не потому, что нелегко иметь дело с англичанами. Чувство взаимной настороженности и прежде бывало. Неприязнь к русским так сильна, что даже в Крыму неохотно воевали с нами. Да и нельзя на всякое новое дело смотреть из их рук, выкладывать им все свои намерения. Иное дело – французы. Они дрались, не щадя себя, как и наши, вообще они простецкий народ, с ними лучше иметь дело. Кстати, надо было видеть их новый порт и крепость. А наша эскадра пойдет в тихоокеанскую Россию, туда, где все не так, как в пристоличных губерниях с крепостным крестьянством, но где все же настоящая Россия, хотя природой и жизнью похожая более на Кубань или на Америку. Там придется строить свои порты. Визит и стоянка в Шербурге – дружественный жест.

– Памятник, – говорил Муравьев, – напоминание нации о независимости и гордости Франции.

Николай Николаевич разделяет неприязнь родственников жены к Луи Наполеону. К чести Наполеона надо сказать, что он не мстит и не преследует старую аристократию за оппозицию и злословие. Напротив, он стремится привлечь к себе потомков знати. Ему нужны аристократические имена.

– Не французы враждебны нам. Пальмерстон втягивает их в свои авантюры.

Путятин смолчал.

Наполеон жесток, он авантюрист и выскочка, голубоглазый «душка» для буржуазии. Его взгляды устремлены на Италию, он будет объединять романские народы. Память величия Древнего Рима!..

Дальновидные политики в Петербурге говорят, что Пруссия объединяет германские государства и превращается в могучую державу. Король прусский не прочь позволить Наполеону освободить Италию от австрийцев, но в будущем пруссаки и баварцы раздавят империю французов, если она будет оставлена англичанами в одиночестве. Нейтралитет Англии нанесет смертельный удар Луи Наполеону со всеми его амбициями, поэтому он не может пренебрегать поддержкой Пальмерстона. Ради Англии он впутывается в ненужные авантюры.

В осенний французский день, после прекрасного лета еще не знающим, что в это время случилось на Амуре, Муравьеву и Путятину весь современный мир виден с холмов Нормандии как на ладони.

Путятин встал как столб и вскинул руку. Он больше не мог сдержаться. И Евфимий Васильевич засверкал. На любимую тему о помощи России другим народам, на этот раз – китайцам.

– Французы любезно показывали в доках мелкосидящие суда, которые предназначены, как и вы слышали, для рек Китая. Реки Срединной империи часто мелеют, бывают регулярно мелководны. Точно такие же строящиеся мелкосидящие канонерки я видел в Англии на частной верфи господина Питчера в Плимуте. Начинается эпоха канонерок! У обоих союзников общее мнение: судьба Китая решится на реках, а не в море и не на суше.

Путятин прибыл в Шербург по долгу службы, как русский военно-морской атташе в двух самых сильных морских державах мира. Он считается в России одним из лучших дипломатов и лучшим знатоком флотов западных государств и их судостроительной промышленности. Отец его жены, чиновник, начальник морского департамента адмиралтейства Великобритании Ноулс; при всей деликатности такого положения контакты с ним полезны, и лорды адмиралтейства смотрят сквозь пальцы, зная устойчивое благоразумие Ноулса, а также пользу Путятина, значение размещаемых им русских заказов и его отзывчивость джентльмена к нуждам адмиралтейства и британских коммерсантов в России, интересы которых весьма разнообразны, а государственные интересы через них принимают вид частных.

Ноулсу не возбранялось поставить зятя в известность о какой-либо новинке. Лорды адмиралтейства признавали негласный обмен, слегка лишь опасаясь ушей демагогов из газет и языков из палаты общин. Русские сами не без головы, у них есть люди таланта и выдумки, но свои изобретения они выполняют, с трудом пробиваясь сквозь бюрократов. Прекрасные открытия они иногда осуществляют у нас.

Война не помешала Муравьеву сохранить отношения и связи в Париже, а Путятину в Лондоне. Но это были лишь зачатки будущей дружбы политиков, тогда еще не привозивших с собой на переговоры с противной стороной ящики виски, крепких вин и водок, объявляя при этом в газетах всего мира, что ведутся официальные беседы о мире, только о мире! И что договоренность невозможна – взгляды несовместимы. Со временем эти собутыльники из враждебных держав могут породниться, как королевские дома. Кажется, и теперь все они родня. Как нормандские потомки через Вильгельма Завоевателя и Рюрика, сохранившие замашки норманнов. А сами славяне и англосаксы попали из-за норманнов во взаимную вражду, как куры в ощип.

Путятин и Муравьев, как преуспевающие торговые моряки, сидели, расстегнув воротнички и ослабив галстуки, в шумном трактире «Cheek by jowl»[15]15
  «Cheek by jowl» – «Щека к щеке» (букв.: щека к челюсти).


[Закрыть] с матросней и богачами, играющими в простонародье. Но за отдельным столиком, вдвоем. В одном из тех заведений, где посидеть и выпить кувшин вина считается особым шиком; вид тут пестр и невзрачен, облупившиеся стены высоки, как в испанских тавернах, а столы грязны, как в обычных кабачках припортовых и рабочих кварталов. Тут разливные вина черпают кувшином или ковшом, дорогая кухня из острых и пряных блюд. И строгая библиотека вин над стойкой до самого потолка, вся в золоте и медалях на ярлыках.

Муравьеву не совсем нравился замысел Путятина. Граф Евфимий Васильевич намерен ехать в Китай, желает заключить там договор.

Путятин полагает, что союзники не удовлетворятся одной победой в Кантоне. Они готовятся расчетливо и с дальним прицелом к продолжению войны. Они желают получить доступ в Пекин, Пальмерстон не успокоится.

Побыв в Англии после трех лет, проведенных в Японии, и имея возможность глазами западных европейцев взглянуть на происходящее в Китае, Путятин задумывался о будущем этой страны. Ему не захотелось сидеть сложа руки в Европе. Путятин полагал, что надо явиться в Пекин раньше англичан; иначе быть беде.

Казалось, что Евфимий Васильевич не прочь испортить все дело Муравьеву.

Путятин сказал, что с Китаем нельзя действовать, как в Японии. Время другое. Китаю надо помочь отстоять независимость. Китай теперь привлекает внимание всех великих держав, нельзя оставить его беззащитным. Китай и Америка нужны нам независимыми.

«Он бы, кажется, и американцам помог охотно», – подумал Николай Николаевич.

В Пекин Евфимию Васильевичу, может, удастся проехать, полагал Муравьев, долг мой помочь ему в этом. Но если войти в положение китайцев? Существует наша постоянная духовная миссия, которую морские державы Европы объявили нашим посольством в Китае. Китайцы горды и упрямы. Возьмут себе в голову, что Путятина не надо пускать, мол, есть священники, пожалуйста, пусть живут, а посла России, адмирала, военного, не примем, зачем он нам? Обо всем и всегда можно договориться через духовных, живем с ними дружно. А явится адмирал, свита, адъютанты, охрана. Это взбесит других западных варваров. Их рассуждения: мол, какого рожна Путятину в Пекин? Зачем дразнить гусей? Разве так надо! Муравьев сам полагает, что с китайским правительством нельзя сноситься лишь через попов.

– Надо предложить Китаю современное вооружение! – сказал Путятин.

Вот с чего хочет начать Путятин! И с убежденностью говорит об этом в Шербурге, в портовом кабачке, после осмотра порта, доков и нашей небольшой эскадры.

– Теперь в любой европейской стране можно закупить артиллерию. Предпочтительно во Франции, усовершенствованную, нарезную. Штуцера для пехоты японцы уже закупают через голландцев; двадцать тысяч нарезных ружей системы Минье.

Путятин сказал, что не надо переправлять военные грузы в Китай морем, нельзя! Нельзя разгружать их в портах Китая на глазах у англичан. Только не в Шанхае! Зачем, когда у нас общая с Китаем граница и огромный опыт торговли и грузовых караванных перевозок чая и других товаров в обе стороны? Из Восточной Сибири любые тяжкие грузы могут быть доставлены особыми караванами на верблюдах через Монголию. Внезапно китайские войска обретут силу сопротивления, надо только учить! Учить, терпеливо и с любовью, как мы учили японцев.

Путятин заговорил на свою любимую тему, как, живя в Японии, он, его офицеры и матросы обучили японцев европейскому кораблестроению. Восхищался японцами, как переимчивы, способны к наукам, какие старательные мастера.

– Легко и основательно постигали все, что мы им предложили узнать. С небольшой нашей помощью, но уже сами заложили вторую шхуну, а перед нашим уходом на «Хэде» из Японии совершенно самостоятельно заложили третий корабль по предоставленным нами в их собственность чертежам. А теперь они открыли школу кораблестроения и пригласили учить голландцев. Благодарны нам остались! Также можно много полезного принести и Китаю, обучая…

Муравьев слушал, слегка откинувшись, с мрачно-ироническим выражением лица, которое можно было принять за снисходительность.

– Чем хвастаетесь! – вдруг вымолвил он. – Что это у нас за мания всех учить! Учить чужих! А сами?.. – Он печально покачал головой и добавил властно: – Учите своих, а японцев без нас научат! И не пришлось бы нам в скором времени самим учиться у тех, кого мы желали просветить и облагодетельствовать!

Путятин покраснел и умолк. Не в первый раз Муравьев его срезал, он знал, что Муравьев будет противодействовать.

– Учите своих! Свои в темноте! А чужих не только научат, но и дадут им оружие в руки, указав на нас, как на противников!

Путятина нелегко сбить со взятого курса. Он благоразумный человек и такие замечания снес.

Отступаться не в правилах Евфимия Васильевича. Путятин не имеет никаких намерений обижать Муравьева, огорчать его. Напротив, Муравьев ему приятен. Однако долг превыше всего. Путятин опытен, нелегко ему. Исполнить обет, данный в молодые годы, когда был при смерти и молил о выздоровлении, обещая пойти в монастырь, он не смог. Женился счастливо и служит верно; больше приносит пользы, чем монах молитвами. Много государственных дел проходит через руки Евфимия Васильевича. Он возведен в графы и благодарен государю и должен вечно благодарить за милости.

Настанет время, когда без Путятина не обойтись.

Вернувшись в Лондон, Путятин все обдумал, перечитал, что печаталось о китайских делах, переговорил с нужными людьми. И написал великому князю Константину:

«Его императорскому высочеству, государю великому князю, генерал-адмиралу. Генерал-адъютанта графа Путятина. Рапорт.

В бытность в Шербурге внимание мое было обращено на переделку канонерских винтовых лодок, изготовляемых для отправления в Китайское море, тогда как перед тем только я видел такого же рода канонерские лодки, строящиеся по заказу английского правительства, на частной верфи г-на Питчера, для употребления в том же море. Стечение этих двух случаев дает повод предполагать, что оба правительства имеют общую цель, которой хотят достигнуть совокупным действием в этой части света.

Истечение десятилетнего срока после заключения Китайского трактата дает англичанам право, в силу одной из его статей, на пересмотр и на изменения, какие в нем сделать окажется нужным, и, пользуясь этим, еще в 1854 году отряд, состоявший из английских, французских и американских судов, ходил в залив Печили как в ближайший морской пункт к столице, с требованием иметь постоянных представителей в Пекине и открыть судам свободное плавание по рекам китайским. Пекинский двор тогда не принял этих предложений, и как все суда, составлявшие отряд, были значительного углубления, то и не могли проникнуть в реку Пей-го (Бай-хо) и принуждены были воротиться, не успев в своем предприятии. Неудачу свою они тогда предписывали вмешательству в это дело нашей духовной миссии в Пекине и отложили свои домогательства до более удобного времени. Теперешние приготовления во Франции и Англии делаются, по-видимому, с намерением возобновить прежние требования иметь средства проникнуть в реку Пей-го и подойти с судами сколь возможно ближе к столице и тем вынудить от китайцев согласие. Кроме того, может быть, оба правительства имеют в виду понудить к подобным же уступкам китайских инсургентов, пробираясь вверх по реке Ян-це-Кианг.

Эти предположения я осмеливаюсь представить вниманию Вашего императорского высочества в тех видах, что если вопрос о новых наших границах с Китаем еще не решен, то, при теперешних обстоятельствах, не признает ли Министерство иностранных дел нужным ускорить начатие переговоров относительно реки Амур и других предметов, которые необходимо решить с китайским правительством. Англия, Франция и Соединенные Штаты, получив однажды доступ к центру правительства в Пекине, будут в состоянии препятствовать нам достижению предположенных целей и в особенности могут много затруднить определение наших границ, если включат Амур в число рек, открытых для плавания своих судов.

В заключение испрашиваю снисходительного извинения у Вашего высочества за повторение прежнего своего мнения относительно сношений с Китаем. Для успеха и скорейшего окончания дела полагаю за лучшее вести переговоры в самом Пекине, основываясь на опыте сношений, бывших у меня с японцами и китайцами. За уступку земель по Амуру считаю справедливым предложить китайцам вознаграждение, которое если будет состоять из разного рода улучшенного оружия, то в нынешних обстоятельствах более всего оценится китайским правительством. Введение в Китае усовершенствованных средств для военных действий если не последует через наше посредство, то в весьма скором времени будет внесено другими нациями, ему может служить примером заказ 20 000 винтовок Минье в Бельгии, сделанный теперь голландцами для японского правительства.

Генерал-адъютант граф Путятин. 26 ноября 1856. Лондон».

На другой день после получения рапорта генерал-адмиралом на его полях появилась пометка: «Доложено Государю».

Александр согласен, что необходимо ускорить переговоры о реке Амур. Больше нельзя откладывать. И речь не только об Амуре; англичане шлют новые корабли и свежие войска в Китай.

Пальмерстон снова у власти. Во главе новой экспедиции в Китай англичане посылают самого умнейшего и образованного из своих дипломатов, еще довольно молодого Джеймса Элгина. В противовес мы должны послать в Китай наиболее опытного из своих дипломатов.

Муравьев любим государем, и данные ему полномочия не отменяются. Но кашу маслом не испортишь. Нельзя не согласиться с доводами Путятина. Он вызван в Петербург.

Вставшая Нева и шпиль Петропавловской крепости поблескивают, когда в облаках, гонимых северным ветром, покажется луна.

Александр с адъютантом пошли пешком[16]16
  Александр с адъютантом пошли пешком. – Одним из молодых адъютантов царя был писатель и поэт граф Алексей Толстой.


[Закрыть]. У дворцов и казарм редкие часовые, завидев царя, вскидывают ружья. Первая зима после коронации тяжелая; много дел и забот. Александр рад прогулке, ветер свежит уставшую голову.

За Невой темная твердыня с остатками золота и серебра и с заточенными. Александр хотел бы поехать к одному из них, бывшему камер-пажу, который ныне как анархист сидит в каземате.

Дело с освобождением крестьян подвигается плохо. Много слов – мало дела.

Жуковский – поэт, воспитатель наследника – учил Александра, что самодержец в России – это крестьянский царь, основа его власти – крестьянство. Самодержавие у нас необходимо, иначе начнется разнобой. Крестьяне любят царя и верят в него. Они ненавидят своих помещиков, часто убивают их. Без самодержавной власти в России нельзя ничего решить. Солдат никогда не изменял царю. А дворянские заговоры были. Мало у Александра таких верных, надежных людей, как Муравьев и Путятин. Сплошь и рядом приходится полагаться на баронов. Это задевает самолюбие.

«Чем мне тебя наградить?» – в восторге от подвига одного из офицеров спросил царь. «Ваше величество, сделайте меня немцем!» – ответил герой.

Русское дворянство нельзя оставлять без милостей и не признавать его талантов и заслуг. Царь не обходит дворянство и чиновников наградами. Каждый праздник – ордена и повышения…

Отрада для самого Александра – полковые праздники, он погружается в свою среду.

Мэри, как называл Александр супругу, еще с начала вечера в Мраморном дворце у жинки Константина Церемонии, парады, обеды, приемы, множество ненужных дел у царя, но исполнять приходится. Это обстоятельства власти. Александр с насмешкой признается брату, какое чмоканье приходится выдерживать на Пасху, нынче опять предстоит. «Вчера у меня было 989 чмоканий», – говорил он прошлый год. Простые русские и украинские слова приняты в речи Александра и Константина.

Братья сели за рояль. Отдыхали, играя в четыре руки. На семейных вечерах о делах говорить не принято. У жинки Константина плох отец в Гессене. Костя поедет туда весной, повезет великую княгиню Александру Осиповну проститься с отцом. Оставит ее там на некоторое время. По возвращении Константина в Гессен оба поедут в Италию, потом в Сирию, в Святые Места, поклониться Гробу Господню. Сообщено в Лондон, оттуда получено известие, что королева Виктория пришлет за Константином свою яхту в Германию.

Посланец ее, лорд Гранвилл, был на коронации в Москве. Странное мнение высказал Гранвилл по возвращении. Он якобы сказал, что освобождение крестьян в России запоздало. И как только их освободят, в стране начнутся волнения и революция будет неизбежна.

Герцен за освобождение крестьян. Герцен смягчается в своих взглядах. Но этого долго не будут терпеть крайние противники наши. Ясно, что вера Герцена в либерализм им не по душе. Цель их, как подозревает Александр, не в улучшении жизни народа, а в свержении самодержавия и захвате власти. Для этого хороши все средства. Они больше всего возненавидят тех, кто попытается облегчить участь крестьянства и всего народа и этим затруднит их и выбьет у них козыри.

Про Герцена этого не скажешь. Александр читает его статьи и книги и дает брату. Константин не запрещает морякам закупать в Англии издания Герцена. Для государя эти поручения исполняет посольство и Третье отделение. От них же сведения о мнении Гранвилла.