Текст книги "Владычица морей"

Глава 7. Шотландские озера

Монсиньор Симон, французский агроном, посланный императором Наполеоном, чтобы составить для него отчет о системе китайского земледелия, в разговоре со мной сказал, что ни в одной другой части света он не видел такого плодородия полей, как у трудолюбивых китайских крестьян, достигающих этого частично применением навозных удобрений, но более всего личным усердием.

Аиндсей Брайн. Тайнинское восстание

Заливные озера и рукава Кантонской реки среди гор похожи на виды в Шотландии, на Лох[35]35
  Лох – озеро или узкий морской залив (шотл.).


[Закрыть] Ламон или на Лох Лонг. Как остроумно заметил прибывший в колонию корреспондент «Таймс», европеец, пожелавший бы вообразить все это в подобном сравнении, должен, однако, сделать коррекцию пейзажа тропическим солнцем, сияющим ярко и жарко даже в осеннюю пору, а также британскими военными кораблями и звуками орудийных выстрелов, доносящимися время от времени с разных сторон. Не говоря уже о множестве китайских земледельцев на распаханных землях, на островах и на берегах проток, где возделан каждый клок земли. Пахари, которые сами напоминали собой живые куски земли, не обращали внимания на выстрелы.

Адмирал Сеймур заканчивал очередное плавание по шотландским озерам, томимый зноем. Корабли его эскадры рассредоточены среди проток и рукавов, заплетающихся в водную паутину, в чашах и желобах, промытых среди хребтов по-китайски трудолюбивой рекой, на территории в тысячи квадратных миль. Водных путей здесь такое множество, что все их невозможно описать. По каждой из проток может пройти враждебная джонка.

Сеймур давно вел тут войну с флотом Е и с пиратами. Теперь, когда Элгин ушел в Манилу, все дело оставалось у него на руках и шло своим чередом. Сэр Майкл кует свое железо. Он здесь главный винт, знаток местных условий.

Чуждый симпатиям к простолюдину, тем более к китайскому, он очищал этот край плодородия и рыболовства, уничтожая чиновников, обиравших население, пиратов, «длинноволосых» из тайных обществ, имеющих свои флоты, аферистов, выдающих себя за чиновников.

С палубы военного корабля кажется, что крестьяне мирно пашут под далекую стрельбу, как солдаты роют или маршируют под полковую музыку. Работа на полях кипит. Тут собирают несколько урожаев в год. На корабли эскадры доставляется все необходимое продовольствие крестьянами и торговцами.

Очень странно, что местные жители кормят варваров с «дьявольских кораблей» при всем китайском патриотизме. Как утверждают наши знатоки Китая, миссионеры и переводчики, пришедшие в эти заповедные края на эскадре, крестьяне не огорчаются происходящими переменами. Они жили под вечным страхом нападения пиратов, были окутаны цепями вымогателей, скупщиков и шантажистов всех мастей, их обирали чиновники. Теперь они, по сути дела, освобождены от всех поборов и даже налогов. Мы поражаемся, видя удивление китайцев, когда им дают монеты за продукты, затребованные для команд, даже если это самые ничтожные гроши. Но все же мы берем не даром и не с уверениями, как это выгодно, если все отнимается ради царя и патриотизма.

Война здесь ведется испокон веков, и крестьяне на островах ко всему привыкли, поэтому их не испугаешь стрельбой. Один из рыбаков, взятый лоцманом на борт британской канонерки, учил матросов распознавать по звукам выстрелов, чьи пушки палят – правительства, пиратов или «рыжих дьяволов».

Кто сказал, что Китай сухопутная страна? Мы в водном, островном мире. Е, как фехтовалыцик, не упускает случая нанести нам урон и при этом воюет на три фронта: с нами, с тайпинами и с пиратами. Пускает в ход все средства: яд, джонку со взрывчаткой и живыми смертниками, луки со стрелами и ракеты, горшки с ядовитыми газами.

Было время, когда пираты таились за любым островком. Пираты могли объединиться с мандаринами, нагрянуть на Гонконг, смести с лица острова все живое, вырезать всех. Они и сейчас заходят под видом купцов и стоят почтительно в нашей гавани под охраной нашей законности. И улыбаются, глядя на панораму все выше вползающего в горы города и на его богатые особняки. Где чьи джонки – невозможно узнать. Здесь мы стреляем их без промаха, без церемоний и промедлений. «Синие жакеты» – это их любимое занятие – коллекционируют вымпелы китайских кораблей. Матрос рискует жизнью. Он видит, как гибнут его товарищи, жалеть убийц не склонен. Захваченный вымпел означает его природную страсть к собиранию редкостей и составляет романтическую гордость всей команды. Экипажи кораблей ведут правильно организованные соревнования. Богатая коллекция непереходящих вымпелов побуждает мальчика отказываться от перевода на другой корабль из гордости за свой экипаж.

Адмирал действовал независимо, но в согласии с послом и с духом бумаг, приходящих из адмиралтейства. А также с твердой политикой Пальмерстона, которого сэр Майкл знал как свои пять пальцев. Как и Пальмерстон знал Сеймура. Действия сэра Майкла поддерживались в Лондоне. Не терять занятых позиций, не ослаблять давления на Китай, не давать поводов мандаринам предполагать, что Англия может быть ослаблена или что ее парламент имеет какое-то устойчивое влияние на политику правительства в Китае. До Пекина дошли сведения о парламентской буре из-за событий в Контоне, когда Боуринг начал войну из-за джонки под гонконгским флагом, но китайцы должны понять, что им нечего питать надежды на британский парламент и что от судьбы не уйти, давление не ослабнет, а будет усиливаться, и что дебаты в Лондоне – это лишь свидетельство силы государства, внутреннее дело самой могущественной державы современного мира, совершенный способ управления, когда высказываются все мнения и этим подтверждается неумолимая требовательность. Так пушечной стрельбой на устьях Тигровой Пасти сэр Майкл готов внедрять в народ Срединной империи понятия о парламентской системе. И напоминалось Е, что про конфликт мы не забыли.

Происходили не только мелкие стычки. В июле была большая двухдневная битва с правительственным флотом Е у городка Фушань, бухта которого обширна и находится внутри одного из островов, а подходы к ней прикрыты мелями. В первый день была неудача; пароход Кеппеля напоролся на подводную скалу и затонул. На другой день коммодоры Эллиот и Кеппель посадили своих до зубов вооруженных моряков на гребные суда, и флот шлюпок ворвался во внутреннюю гавань, где стояло больше ста военных джонок.

Вот наконец и удалось! Нашли гнездо, где сосредоточены все правительственные силы. Джонки дремали в озере у городка, в сознании своего могущества после победы над «дьявольскими кораблями».

Началось с дружного «хура», масса шляп была поднята над головами матросов. Сразу же со шлюпок и баркасов грянули пушки и ружья. Поначалу китайцы, оглушенные внезапным появлением флотилии, не отвечали на выстрелы, моряки Е кидались со своих гибнущих и горевших джонок в воду. Но дальше британцев ожидало яростное сопротивление. Китайцы бились геройски. Артиллерия на правительственных кораблях Е беднее, чем у пиратов. Верные слуги династии стреляли из деревянных пушек с обручами, похожих на узкие бочки вина, также из нескольких новейших орудий. Кидали в приближавшиеся шлюпки так называемые «вонючие горшки» с ядовитыми газами и издали пускали ракеты. Сходились врукопашную и дрались пиками, саблями и секирами. Во время боя они кричат и воют, гримасничают, скалят зубы, чтобы напугать врага. Это входит в приемы рукопашной. Говорят, что тайпины не отказались от таких способов, что гримасы и волчий вой и у них в моде. Тайпины еще раскрашивают себе лица перед боем. Ядовитые газы из китайских горшков и ракеты считаются европейцами такой же нелепостью и чушью, как гримасы. Никто всерьез не придавал значения ракетам и не видел будущего «вонючих горшков», этого ценного вклада древнего и мудрого народа в общечеловеческое дело взаимного уничтожения. До сих пор ракеты считались принадлежностью фейерверков. В бою у Фушаня ракеты били довольно далеко и метко, сражая британских моряков, когда абордажные партии шли к китайскому флоту на гребных судах. От дыма «вонючих горшков» задыхались и кашляли офицеры и матросы. Ядовитые газы стлались по поверхности воды.

Майкл Сеймур полагал, что ядовитые газы и ракеты пригодятся в Европе, там они будут изобретены заново, объявлены созданиями цивилизованных народов запада. Скорей всего, этим займутся немцы.

Дав последний залп, израсходовав все припасы, китайцы покидали свои суда и расплывались по озеру, оставляя запаленный фитиль, и джонка взлетала на воздух или загоралась.

«Синие жакеты», очень опытные в боях, обезумевшие от собственной ярости, но сохранявшие расчетливость, кидались на борта джонок с молниеносной быстротой, рискуя жизнью, и успевали выкинуть за борт фитиль, пристрелить тех, кто еще жив, или затушить пожар, схватить вымпел и все, что может пригодиться.

В этой битве потеряно десять процентов общего числа офицеров и «синих жакетов». Почти ни один не вернулся без повреждений. У нас более ста убитых и раненых. Погиб каждый десятый. Но цель достигнута. Более ста джонок уничтожено. После их сожжения в городок не пошли; абордажные партии вернулись на свои суда. Е раструбил, что дьяволы испугались и бежали, он одержал победу. Но флот Е больше не существует. Тайпины до этого были разбиты самим Е, но они еще существуют.

Солдаты тайпинов являются поодиночке в Гонконг и просятся в набираемый корпус военных кули. Элгин приказал принимать их, если физически пригодны. При расспросах некоторые признаются, что против Е не воевали, а прибыли издалека. Один сказал, что хочет учиться военному делу.

В бухте Гонконга адмирал держал свой флаг на линейном корабле «Калькутта», с тремя ярусами пушек. Левый борт смотрел на небольшой китайский форт с четырьмя пушками на полуострове Кулун за проливом. В стекло видно, как косматые артиллеристы едят палочками рис, вытирают пальцы о военные халаты и ходят за свой форт, похожий на общественное отхожее место. Ежедневно приходили суда из Индии. Шел ремонт флота на доках. Для перевозки десантов, артиллерии и лошадей нужны транспорты. Их за плату предлагают судовладельцы.

Адмиралу по делам снова придется пойти на шотландские озера.

За проливом подножье Кулунской сопки покрылось рядами белых палаток и напоминало долину под Балаклавой перед штурмом Севастополя. Это на китайской стороне разбит лагерь иррегулярной индийской кавалерии, прибывшей на «Монархе» из Калькутты. На лугах паслись лошади. Всадники в чалмах по утрам мчались во всю прыть, заставляя лошадей брать барьеры, и упражнялись в рубке лоз, приучаясь к командам английских офицеров и подражавших им офицеров в эполетах и чалмах.

Полицейский малаец и дворник с метлой на лодочке юли-юли, принадлежавшей старой китаянке, знакомой поколениям «рыжих варваров», переплыли пролив. Полицейский объяснил офицеру, начальнику форта, что батарею надо бросать и убираться восвояси. Малаец говорил, глядя поверх головы маньчжурского офицера, а дворник-китаец смеялся. Маньчжур собрался и с одним из солдат ушел на лодке. Остальные солдаты поехали в Гонконг, они подрабатывали там скупкой старых вещей и починкой обуви. Для них ничего не переменилось, так как квартиру найти нетрудно. Каждому нужно лишь место в общем помещении, чтобы улечься в ряду таких же тружеников и мелких дельцов.

По возвращении из Манилы Элгин переехал с корабля на берег в особняк генерала, отбывшего из Гонконга. Сказал губернатору, что готов идти в Кантонскую реку, пора познакомиться с положением на месте и произвести смотр войскам и флоту.

– Обратите ваше внимание на коммодора Эллиота, – советовал ему Джон Боуринг. – Это опытный боевой офицер, участник многих морских битв. Китайцы испытывают к нему уважение. На нашем флоте он слывет легендарной личностью. У «синих жакетов» существует поверье, что если идешь в дело под командованием Эллиота, то успех будет, но награды могут не дать. Эллиот не в милости. Все верят, что под командованием Эллиота можно обрести достоинство героя. Он может оказать вам услуги исполнением самых рискованных предприятий во время штурма Кантона.

Элгин избегал пользоваться рекомендациями, он предпочитал судить о подчиненных сам, но мнение Боуринга нельзя пустить мимо ушей.

От епископа Джонсона к послу явился миссионер Медоуз, двоюродный брат известного знатока Китая, живущего в Шанхае. Медоуз только что возвратился с реки Янцзы, из расположения повстанцев. Миссионер побывал в столице тайпинов, городе Нанкине, пытался познакомиться с Хун Сю Цюанем. При прошлой династии Мингов этот город был столицей Китая. Маньчжуры перенесли столицу в Пекин. Тайпины восстановили ее в Нанкине.

Тайпины именуют Хуна небесным владыкой, главой новой династии Великого Мира, в противоположность маньчжурской династии Сияющего Мира в Пекине. Медоузу удалось встретиться с его восточным королем: как четыре ветра при игре в кости, у Хуна есть четыре Вана, четыре короля, или князя, названных именами стран света.

– После бурных успехов и захвата огромных территорий повстанцы обосновались в Нанкине. Для Хуна возводится там новый дворец, с претензиями, изобличающими безвкусицу выскочки. В залах и комнатах стены из цветных зеркал, полуприкрытых слоем красной резьбы. Это будет обиталище вождя тайпинов и его христианский храм. Говорят, там же будет его гарем, хотя он проповедует единобрачие. Самое сильное его оружье – закон о переделе помещичьих земель, который обещается народу.

– Но теперь повстанцы испытывают сильное давление со стороны правительственных войск. Тайпины превосходят пекинские войска, у них более совершенная артиллерия, есть новейшие пушки и нарезные рркья. Им же сбывается европейцами всякий хлам, по пятьдесят долларов за штуку идут старые гладкоствольные ружья.

Миссионер передал Элгину прокламации тайпинов с приложенными переводами, кодекс нравственности из многих пунктов. Соблюдение единобрачия обязательно для «богопочитателей», так именуют себя тайпины. Посол получил книгу с переводами на китайский из Ветхого и Нового Заветов.

Элгин почувствовал, что тайпины действуют не только оружьем, они стремятся выработать новые нравственные и философские основы для преображения Китая.

Медоуз сказал, что Хун намерен заказать у американцев пароход. У тайпинов есть средства: уничтожая мандаринов и богачей, они забирают их ценности. Сыновей помещиков они берут в свою армию и назначают офицерами, желая иметь грамотных командиров.

– К повстанцам стремится всякая нечисть, бывшие гонконгские дельцы, явившись с юга, как рьяные революционеры, становятся доверенными людьми, режут всех направо и налево, а некоторые из них служат в тайпинских храмах как священники и при этом занимаются шантажом и спекуляцией. Как при всякой перемене власти, к победителям примыкают отбросы общества. Продвижение тайпинов на север затрудняется не только правительственными войсками. Большинство тайпинов – уроженцы южных провинций. На севере не понимают их языка. Была попытка взять Тяньцзинь, но против длинноволосых с юга вооружились ремесленники, купцы и приказчики этого огромного торгового города на севере, все население ополчилось, и войска северного короля понесли сильнейшее поражение за всю историю восстания и откатились. Приказчики тяньцзиньских купцов сражались лучше, чем маньчжурские солдаты.

«Хун, – говорил миссионер, – смолоду бывал в Гонконге, сблизился с американским проповедником Робертсом, намеревался креститься, но уклонился от этого. Он сам провозгласил себя богом, братом Христа, зная, что без экзальтации и экстремизма в Китае, при общем безразличии к религиозной и политической жизни, невозможно разжечь народ. Тайпины начали уничтожать маньчжур, а также буддийских монахов и даосов. Они остаются китайцами, варятся в собственном соку; до подлинной реформации еще далеко. Хун не стал новообращенным в пастве Робертса. Он нашел выход из положения, не впал в зависимость от учения протестантской церкви».

«Слаба же будет теория Хуна, если он набрался революционной мудрости от протестантских миссионеров в Гонконге!» – подумал Элгин. Дух конфуцианства в Китае мертв. Хотя тайпины объявляли себя христианами и братьями европейцев, но с ними придется быть настороже. Их опасная физическая сила очевидна.

…Скрипел деревянный журавель, китаец, голый до пояса, черпал воду ведром на веревке, со скрипом подымал ее, сливал себе на поле в оросительную канавку и, не обращая внимания на идущую мимо канонерку, опять скрипел журавлем и мерно опускал его к воде.

Приметливый китаец знал, что на канонерке идет новый человек, который здесь еще не бывал, смотрит на все со вниманием, возможно, собирается начинать войну, и местность, где она будет происходить, ему нравится. В большом чине, это выражается еще не виданным флагом на мачте.

Канонерка тихо постукивала винтом. Полуголый матрос на ней, не стесняясь присутствием посла, делал свою работу, кидал в реку ведро на веревке, хватал воду, как ветер парусом, подымал ее на борт и поливал палубу, в то время как его товарищ мыл ее шваброй из длинных веревок, похожих на волосы чудовища.

Матрос с ведром замечал, что у его знакомого Джека, как звали китайца, достававшего воду ведром, капуста собрана с грядок и земля черна. Он посеял что-то другое. У всех народов есть пословица: «На границе не строй светлицы». Джек жил у самой опасной грани, тут близко форт Макао, куда идет Элгин. У китайца пашня на мысу, мимо которого ходят военные корабли.

Китаец разогнулся и посмотрел вдаль, когда новичок с невиданным флагом зашел за мыс. Там у форта стоит паровой ботик. Рыжие дьяволы приезжают за свежими овощами, за курами и поросятиной. Слышно стало, как они крикнули «ура».

Элгин поднялся на высокий холм и забрался на смотровую вышку. Офицеры гарнизона форта и канонерки давали объяснения.

Перед послом расстилался огромный плоский остров Хонан в возделанных полях, по цветам которых различимы посевы. А вдали в бинокль хорошо виден город Кантон, отделенный от острова рекой Жемужной со множеством лодок и кораблей.

Из-за стены видна крыша губернаторского ямыня, сады, Магазинный холм. На Хонане, напротив города, – склады, лесопильни, жилые блоки, док…

Несмотря на все отвратительные поступки, на казни и зверства, совершаемые Е Минь Женем, и на ненависть к нему англичан, сэр Джеймс полагал, что кантонский губернатор – незаурядная личность. Он мыслитель и администратор, но только все это у него на свой лад. Кому придет в голову вдруг объявить в листовках, что головы рыжих варваров подешевели? Это была выдумка Е, когда блокаду временно снимали, чтобы торговые корабли с хлебом могли пройти в Кантон, где начинался голод и могли быть вспышки эпидемий. Элгину казалось, что его соперник знает толк в европейских делах, но и это у него опять-таки на свой лад. Перед европейцами он рисуется своим китаизмом. После того как Кантон был накормлен и блокада восстановлена, Е объявил в очередной листовке, что головы варваров начали повышаться в цене.

Жаль, что из-за Е придется громить такой богатый торговый город, как Кантон…

Глава 8. Макао

…за двадцать миль из центра кантонского залива ясно виден выступ в две тысячи футов… давший название городу Макао, которое переводится как Одинокий Коготь…

Маурик Коллинз. Заграничная грязь

Русский пароход «Америка» стоял на рейде в порту португальской колонии Макао. Отсюда хорошо виден город на гористом полуострове. В бухте два французских военных парохода, португальский бриг, американские коммерческие суда и много туземных джонок. Американский посол Рид пришел сегодня на паровой шлюпке, винт которой так брызжется на ходу, что машину останавливают, идут под парусом или на веслах. Гигантский корабль-монстр «Манитоба», на котором новый посол прибыл из Штатов, из-за большой осадки не подходит к Макао, стоит в Гонконге.

– Легки на помине! – через некоторое время молвил унтер-офицер Сизов, заметя идущую в порт канонерку. – У Сереги давно кулаки чешутся… – добавил он.

– Чем-то надо забавиться. У нас в деревне в эту пору выходим на лед на пруду сторона на сторону, – отозвался матрос Грамотеев, – а тут живешь – и вся история проходит.

Все стали поглядывать на узкий, похожий в этот миг на рюмку корабль, идущий под британским флагом.

– Джеки, ребята! – раздался довольный бас с реи, куда не глянешь из-за слепящего солнца. Нигде люди так не сближаются, образуя единое братство, как в плаванье на военных ко-раблях.

С подошедшей канонерки выкинули кранцы, наши матросы закрепили поданный конец. С борта на борт перешел английский лейтенант с двумя переводчиками в штатском. Один из них мельком знаком Чихачеву, китаец по рождению, джентльмен по воспитанию, сын Вунга, гонконгского магната.

Лейтенант заговорил по-французски. Прибыл к его превосходительству графу Путятину.

– Граф Путятин в своей резиденции в городе, – Чихачев вызвал мичмана, попросил проводить к Евфимию Васильевичу. Лейтенант поблагодарил. Канонерка ушла. Где-то за флотом сампанов, рыбацких джонок и лодчонок она постукивала винтом, и ее матросы распихивали деревянными шестами и мелочь, и китайские джонки с пушками, без всяких церемоний очищая для себя воду.

Чихачеву надо садиться за дело, проверять с ревизором счета, расписки и наличность. Механик-американец жалуется, что уголь преет, от жары и сырости может произойти самовозгорание. Рождество приближается, а жара не отпускает.

Уголь опять придется перелопачивать. Когда-то, путешествуя по снегам Сахалина, нашел Николай Матвеевич выходы угольных пластов в обрывах прибережных сопок и вознамерился в будущем составить компанию на акциях для разработки этих залежей. Страна наша самая богатая в мире, средства есть, в народе силы есть, а вместо акций общества, до зарезу нужного нашему судоходству, держишь в руках бумажки с каракулями компродоров.

– Кажется, адмиральский вельбот подходит, – сказал выглянувший в порт мичман.

На палубу ступаешь, как на зеркало в солнце. На баркасе доставили бочки с пресной водой, босые матросы перекачивают ее машиной в цистерну. На вершине скалы, на форте, где у башни всегда ходит португальский солдат-негр, выпалила пушка. Полдень.

В пору колониальных войн пушка эта извещала об угрожающем приближении голландских эскадр. И теперь еще форт вооружен.

Ничего не скажешь, сейчас вид живописный. Непохоже на бревенчатое Петровское зимовье в сугробах. Там сейчас рождественские морозы, тридцать пять градусов с ветром и пургой, метет с Охотского моря, воет.

В городе часто слышен колокольный звон. Макао всегда молится. Католики прилежны в исполнении обычаев веры и обрядностей. Здешняя обстановка святости и богобоязненности по душе Евфимию Васильевичу. И мы молимся! Да еще как! Даже католики не молятся так истово.

По трапу поднялся Остен-Сакен. Он бел лицом, усики, как седые коротенькие щеточки. Надежда и опора Евфимия Васильевича, восходящая звезда. Служил в лондонском посольстве и отправился в Китай с Путятиным. Чихачев высок, у него крупные черты лица, от этого он кажется старше своих лет. Носит усы и бакенбарды для солидности и осанки, как большинство командиров кораблей. Карьера блестящая! В двадцать шесть лет командир первоклассного парохода. После службы на Амуре ходил между Кронштадтом и Петербургом. Командовал пароходом на Неве, за доставку государя с семьей в Кронштадт дарован ему бриллиантовый перстень.

Адмирал просит Николая Матвеевича прибыть к себе.

Евфимий Васильевич принял в высокой комнате с мраморными стенами, сохраняющими прохладу при любой жаре. Путятин в большом крахмальном воротничке, сам как гранд.

– С английской эскадры, ведущей военные действия на Кантонской реке, пришла канонерка «Дрейк». Командир, лейтенант Артур, доставил мне письмо графа Элгина. Посол будет завтра у меня.

– Вы полагаете, что союзники ведут военные действия?

– Видимо, так. Пока все это считается подготовкой. Англичане придут после осмотра новых позиций, с которых они намерены нанести решительные удары. Элгин свои настояния подкрепляет приближением к Кантону. Я бы хотел посоветоваться с вами…

Чихачев выслушал и сказал свое мнение:

– Да, людей не спускайте на берег… Элгин придет на канонерке. Вы знаете… У них команды из головорезов. Для посла в Гонконге готовят пароход «Фьюриос», с малой осадкой. Я видел этот корабль. Когда Элгин на него перейдет, то и начнется настоящая война.

Наши гребцы с вельбота, доставлявшие капитана на берег, и матросы с паровой шлюпки, привезшие офицеров канонерки, разговорились на причале.

– War? Many enemy?[36]36
  War? Many enemy? – Война? Много врагов? (англ.)


[Закрыть] – показывая костистой лапой в направлении верховий реки, спросил Собакин.

– Plenty[37]37
  Plenty – много (англ.).


[Закрыть], – ответил британец в синем мундире, который держал его как футляр.

Джеки все среднего роста, крепкого сложения, не слишком высоки, долговязых у них на канонерки не берут. В англичанах, если сравнить с нашими, большая самоуверенность, или как тогда говорили в похвалу – большая развязаность. Наши поосторожнее. Некоторые матросы с «Америки» высоки. У Сизова грудь колесом, как у богатыря. В японскую экспедицию адмирал отбирал когда-то видных, чтоб удивлять японцев.

Все поняли, что джек ответил – много врагов.

– Небесные?

– No, – сказал узколицый матрос со вздернутым носом и с нашивками, – чин-чин гуд…

– А кто же враги?

– Hard weather. Brutal officers[38]38
  Hard weather. Brutal officers. – Тяжелая погода. Свирепые офицеры (англ.).


[Закрыть].

– Faithless gals, – нашелся еще один и приложил руки к груди. – Their topsails…[39]39
  Faithless gals: Iheir topsails… – Неверные красотки. Их верхние паруса… (англ.)


[Закрыть]

– Shun the bad company[40]40
  Stun the bad company. – Оставьте плохую компанию(англ.).


[Закрыть], – подходя, велел старший унтер– офицер, и все пошли по своим местам.

– So, you have been at Kiachta and Pechily, – сказал Элгин, выслушав рассказ Путятина о его скитаниях и попытках проехать в Пекин, – and you’ve got considerably snubbed at both places, as I should have been if I had gone[41]41
  So, you been at Kiachta and Pechily… and you’ve got considerably snubbed at booth places, as I should have been if I had gone. – Так, вы побывали в Кяхте и в Печили… и получили по изрядному щелчку в нос, что и меня ожидало бы, если бы я там появился (англ.).


[Закрыть].

За большим столом все расхохотались.

«Однако он на дружеской ноге с Евфимием Васильевичем, – подумал Чихачев. – И даже очень. Влепил адмиралу заслуженный комплимент! И себе предсказал ту же участь».

– I think it’s not a bad arrangement for British prestige![42]42
  I think it’s not a bad arrangement for Beitigh presdige! – Я полагаю, что и это неплохо для британского престижа(англ.).


[Закрыть] – ответил Путятин, и весь обед разразился новым взрывом хохота

За огромным полукруглым столом все сидят поодаль друг от друга, каждый наособицу, этим подчеркивается значительность и независимость присутствующих, и в то же время общность их индивидуальностей.

Англичане принесли с собой в этот роскошный португальский дворец атмосферу силы, физического здоровья и военных авантюр, среди которых жили все время. На дипломатах штатские костюмы, мундиры офицеров с иголочки, скромно выглядят среди шитья небольшие кресты и знаки отличия, погоны вместо эполет. Англичан за столом больше, чем русских, в них есть согласие, которое придается успехом и продолжающимся общим рискованным предприятием; они чем-то походят друг на друга. Чихачев чувствует себя так, словно попал к ним на военный совет.

Тут родной брат Элгина, правая рука его Фредерик Брюс – известный шотландский любитель лошадей и охотник, секретарь посольства Лоуренс Олифант, командиры канонерских лодок: лейтенант Артур и лейтенант Форсайт, офицеры, корреспондент газеты «Таймс» Вингров Кук, с которым Путятин недавно виделся в Шанхае. Собрана большая сила: дипломаты, военные, пресса.

Путятин посвежел, обед с хорошим обществом ему на пользу. Но и опасностей не миновать. Англичане явились не без своих намерений. Евфимий Васильевич должен предвидеть. Считается, что наш адмирал хитер, крепкий орешек. Говорит легко, молодо, с апломбом; сам как дипломат на Парижском конгрессе: в жестком крахмальном воротничке с широким белым галстуком, повязанным вокруг шеи, с белоснежной грудью. С Коммодорским крестом на шее. Затянут в узкий сюртук, облегающий его сильную сохранившуюся фигуру. На синем кресте русского ордена распятый святой Андрей. Коммодорский крест дарован Путятину королем Греции за участие в морских сражениях за свободу эллинов. Таким никто из гостей не награжден, лишь отец Элгина в свое время получил эту же награду.

И в контраст, и под стать обществу – полковник Сибирского казачьего войска Мартынов, прибывший курьером из России: атлетическая фигура, полное спокойствие и естественность обращения. Понимает по-французски и английски, что довольно редко среди казачьих офицеров. Казачий мундир обращает на себя внимание.

Американский посол Рид был приглашен на обед, но отговорился, сказал, что собрался ловить рыбу удочкой и не хочет отменять поездки ради встречи с графом Элгином. Объяснив его отсутствие по-своему, Путятин сказал, что Рид намерен быть к вечеру.

Сэр Джеймс, обращаясь к русскому послу и называя его «Евфимий Васильевич», задал несколько вопросов. Его интересовал залив Печили вблизи Пекина. «Very, very much…» И все, что к северу от него и поблизости. Много шло разных разговоров о тех странах. Часто приходится слышать, что англичане желали бы иметь еще один Гонконг, но не у Кантона, а под самым носом Пекина! Это прельщало, и владычество империи могло тогда, как предполагалось, стать мировым. От берегов залива Печили до столицы рукой подать. Корея, Япония, Сахалин, Формоза, новые территории северной Кореи, гавани на берегах Печили – все это, как утверждали знатоки, требует современной торговли, и тут могут быть привлечены дельцы и деньги европейских стран и народов и брата Джонатана. Следуя философии Бентама, англичане могут сделать человечество счастливым, как ни один другой народ.

Элгин сказал, что желал бы проехать из Китая не вокруг света, а через Сибирь.

– Печили! Залив Печили! – Элгин признался, что предполагал действовать там, а не возиться с Е, не унижать себя участием в двусмысленной вражде Гонконга с Кантоном, и перенести центр тяжести поближе к Пекину.

Получилось так, что Путятин был в Печили, а Элгин не был, Евфимий Васильевич опередил его в своем первом неуспехе.

– Но если мы возьмем Кантон лишь средствами флота, мы, вероятно, не сможем удержать его, – продолжал сэр Джеймс. Помянул о неизбежности в таком случае резни и кровопролития, которые не окажут никакого влияния на пекинский двор.

Он полагал, что, лишь действуя общими силами четырех держав, можно одержать бескровную победу и достигнуть цели. Кровопролитие в Кантоне бессмысленно.

– Надо его избежать, – согласился Путятин.

– Но этого я избегну только, если и вы присоединитесь ко мне.

Элгин верил Путятину, видел в нем джентльмена и союзника. О Путятине много самых лестных отзывов людей ранга и положения, чьи рекомендации заслуживают доверия. В Лондоне редко отзываются о ком-нибудь без сдержанной иронии. Он продолжал про опасность, из которой трудно будет выкарабкаться. Англичане, чтобы проучить правительство Пекина, должны взять Кантон, самый богатый город Китая, через который идет вся торговля Срединной империи с западными иностранцами. Задача нелегкая.