Текст книги "Барабаны летают в огне"

А тебе от него…

Я НАДЕЮСЬ, ЧТО С СЕКСОМ В МОЕЙ ЖИЗНИ Я ЕЩЕ НЕ ЗАКОНЧИЛА.

Создавшая ему имя утонченность в шагающем к старости «Овидии» не столь выпукла, но в отупляющей одубелости он не канул; когда ему в ухо стенания, ухо он воском не залепляет. Супруга упокоившегося «Соседа» изнывает по близкой мужской компании, и мужчину я ей… себя ей предложить?

У меня в любовницах три двадцатипятилетней вишенки, а мне пятидесятидвухлетнюю калошу с трепетом раздевай?

Чувственность показать ведь придется.

Прости, «Сосед», я не справлюсь. ТВОЕЙ ЖЕНЕ ТЕБЯ НЕ ЗАМЕНЮ. Естественно, тебе бы хотелось, чтобы после тебя она ни с кем, но ты, «Сосед», слишком многого хочешь.

Ладно, друг, не гневайся на друга.

Волю твоему гневу, конечно, дай. «Курдонер» к вам в преисподнюю уже прибыл?

На нем и вымещай. Вам, мертвецам, ваше, нам, живым, наше, кому-то незамысловатый махач убийцы и его жертвы, а мне ложа, кьянти и баскетбол.

Некогда бывать на матчах «Никс» среди мафиози модным считалось, но сейчас в мафии повальная мода на такс.

Чезаре «Франкенштейн» Бальбони и тот таксу завел. И аквариум с экзотическими рыбками.

Будем и дальше размякать – нас из Нью-Йорка до Орегонского нагорья подвинут.

В моде был бокс, затем баскетбол, ТЕПЕРЬ ТАКСЫ – круто мы двигаемся.

Я за баскетбол зацепился и ниже, клянусь, не свалюсь. Отглаженный малец Паоло Альбертини он к баскетболу, интересно, как? Однако что мне до его отношения к моей любимой игре? я его приглашу, в свою ложу посажу и что мне с того, что он рожу от площадки отвернул и девок на трубунах высматривает?

«Никс» рубятся с «Селтикс», в овертайме уступают пару очков, а он и не взглянет… что взглядом он от девок не отрывается, мне в кассу, пожалуй.

За ужином я, кажется, объелся. Всего-то спагетти с овощами, а сытость будто поросенка засунули. Неразрезанного. И спагетти-то не с горкой мне положили…

ХЛОПОТЫ С ПОХОРОНАМИ, ОТМЩЕНИЕМ, питался неплотно и желудок сузился.

Чего же я с девок на желудок? сдаю, мадонна, практически сдал, мысли нынешнего меня девки на себе не удерживают; массируя живот, я рассчитываю, что Паоло Альбертини еще не такой. Блондинку вожделеет, брюнетку вожделеет, шатенку глазами буквально имеет, к девочкам, ты, мальчик, смотрю, неравнодушен, но мне понадобится от тебя по-настоящему лютая тяга к женскому полу. Вдове «Соседа» Бартуччи ты представлен?

Лично я ей не соболезновал, но вместе с Коррадо Фабиани к ней подходил и пока он о постигшей утрате сыпал, стоял и кивал.

Она тебя запомнила.

Может, и нет. Она горевала и что перед ней, не думаю, что очень замечала. Для вас нужно, чтобы она меня не помнила?

Мы будем строить стратегию из того, что она тебя помнит. Случайное уличное знакомство мы вычеркиваем. Я бы пододвинул тебя к ней молодым художником или шахматистом, но ты подойдешь к ней тем, кем ты и являешься. Молодым бандитом. У тебя есть четкое видение, где тебе следует перед ней вылезти?

А где она бывает?

Места ее посещений мои ребята отследят. В парикмахерскую она наверняка. И ты бы туда сходил. Готовься, парень!

К чему?

БОМБУ ПОД ЕЕ ВДОВСТВО ПОДЛОЖИТЬ.

Под ее машину я бы понял, но под ее… вы говорите мне за ней приударить?

Нам бы что-нибудь с твоими волосами предпринять. Излишне у тебя как-то волос к волосу.

Опрятность мужской прически, дон Карлоне, для женщины, по-моему, привлекательна.

Твоя прическа даст ей учуять в тебе маменькиного сынка. А ей бы в тебе молодого да раннего усмотреть. Молоко на губах не обсохло, а похоть зашкаливает! Настолько моложе и без памяти полюбил. Реально такое?

В обыкновенной жизни, сомневаюсь, что случается.

Ну а так – молоденький парнишка с матроной по рюмочке, матрону в кровать и следом за этим и чувствами к ней раскочегарился. Данный расклад реальнее?

Если парнишка человек впечатлительный, то да.

ИЗОБРАЗИШЬ ПЕРЕД НЕЙ ВПЕЧАТЛИТЕЛЬНОГО. Что у тебя с актерством?

Я, дон Карлоне, не в актеры мечу.

В гангстеры?

Напополам, дон Карлоне, я в моих стремлениях не разорван. Разумеется, в гангстеры.

И ты считаешь, что можно быть гангстером и не быть лицедеем? Удачно прикидываться гангстеру, что высоковольтному мастеру в проводах разбираться! Мафиозные переговоры, полицейские, везде необходимо не что в действительности, а что тебе выгодно напоказ выставлять. Детектива Филпса ты КАК ЗАСОХШУЮ МУХУ БОИШЬСЯ, но ты показываешь ему страх и его расположение тобой завоевано. В участок ты попадал?

Пока не забирали.

Участок, он дом скорби… дурдом. Детектив Филпс из тридцать восьмого. Самый зачуханный детектив из всех, кого я видел. Последние шлюхи его куда хотят посылают! На службе ему дискомфортно, но Филпс значок не сдает, до пенсии тянет, если наши дела раскроются, доживать Филпсу без пенсии. Меня прижимают, Филпс меня отмазывает, я ему плачу, деньги он мне возвращает, и я их на его потайной счет. Я бы их сразу клал, но он их в руках подержать любит.

Подержал бы и сам положил. Зачем ему через вас?

Банковская сфера не для простофиль типа Филпса. Действуй он самостоятельно, его деньги были бы вычислены, а я их уведу – искать замучаешься.

А детектив-то знает, где ему свои деньги искать?

С него достаточно, что я это знаю. Никто никому не доверяет, но он над недоверием ко мне подняться сумел! А началось с того, что я с уважением страх перед ним разыграл.

Перед ним распластались и над ним посмеетесь. С ДЕНЬГАМИ ВЫ ДУМАЕТЕ ЕГО КИНУТЬ?

Тебе бы, мальчик, не о детективе Филпсе волноваться, а на вдову «Соседа» настраиваться. В сексуальных отношениях ты с кем-нибудь состоишь?

Конечно, телочек у меня…

Исключить.

Но мне…

И онанизм исключить.

От подобного воздержания я окажусь в кошмарном напряжении и…

Во вдову разрядишься.

Я бы в нее и так…

Пойми же ты, дурень – иначе ты ее не возжелаешь. Между прочим скажу тебе, что до женитьбы на ней ее будущий муж прозябал, НЕУДОВЛЕТВОРЕННОСТЬЮ СКОВАННЫЙ. Мой друг – незабвенный Рикьярдо.

Я, дон Карлоне, как раз порывался у вас спросить. «Сосед» вам друг, а мне вы приказываете с его вдовой роман завертеть. Не чтобы нас застать и покусившегося на святое, на вдову друга, из автомата щелкнуть? За твоей вдовой я слежу, никаких ее вольностей не допускаю – на его могилу придете и отчитаетесь.

Ты рассуждаешь, будто бы в мертвых веришь. «Сосед» убит! Ему ни до чего, а женщина всей его жизни жива. И ГРУСТНА. «Сосед» для нее превратился в воспоминание, а оно, если что и согреет, то сердце. Не тело. «Соседа» мне ей не восполнить, но смягчение удара я ей предподнесу. Ты рядом с ней объявишься и со своей миссией справишься. Не подведешь?

Паоло Альбертини отнюдь не нужно вдалбливать, что подведя дона, он потеряет все. И голову? Я со старухой облажаюсь и меня в бетон или в Гудзон? У «Овидия» это стандартная практика, но не за такое же… говорю себе, что не может быть, однако говорю, съежившись.

Лежу в холодной ванне.

Налью воды и будет теплее. Не любой воды – теплой.

Чего же я? чего же мне холодно – на мне ведь костюм. В нем я был на баскетболе. Ход моих мыслей настолько заклинился на одном, что в ЛУЧШЕМ КОСТЮМЕ В ВАННУ ЛЕГ?

Воду пущу – его погублю.

Кран открываю, воду… нет тут крана. Я и вправду в костюме, но на диване. Насчет ванны меня проглючило? А насчет дивана? От навязываемой мне связи со вдовой мозг я оттянул: он у меня весь здесь, и я гарантирую, что да – я на диване.

Еще полежу. Жажда, голод – умру, но к старухе не пойду.

В море бы вышел. Меня бы трепало, швыряло, передо мной забрезжил бы берег. Не Тринидад, не Япония, Боже, мы пришвартовываемся в Нью-Йорке…

Эй, вы, на другом корабле, вы не отплывать собираетесь?

Я бы с вами. По суше я не соскучился, а почему – ненужный вопрос. Слегка намекну, сказав, что вам не терпится к вашим женам и невестам идти, а меня в Нью-Йорке ждет женщина, которая, увидь вы ее, вызвала бы среди вас пересуды.

Не старовата ли она для Паоло, НЕ ГНУСНОВАТЫЕ ЛИ У НЕГО ПРИСТРАСТИЯ, знайте, джентльмены – не из-за моих пристрастий это у нас завязалось. Меня призвали! Не Родина, а кое-кто частным образом. Смею вас заверить, что мужчина он репутации очень скверной. Баньяны и секвойи посрубал, под огнем побывал, да какой фронт – я о бандитских перестрелках. И секвойи с баньянами не огромные деревья, а крупные бандиты – Витторино Альметти, Донато «Водонос», Лодовико «Муравей»…

Дело по уничтожение ему неугодных поставлено у «Овидия» четко. Для Витторино Альметти выстрел в баре, для Донато «Водоноса» автоматная серия в банке: под ограбление закамуфлировали. Помимо «Водоноса», в банке еще троих грохнули, но если бы НЕВИННУЮ КРОВЬ не пролили, подставились бы.

«Как сообщает наш корреспондент, среди жертв вооруженного ограбления известный криминальный деятель Донато «Водонос»…

Прочитаешь заметку и настрой тебе создан. Тебе, то есть ему – «Муравью» Чизароне.

Он прочитал, в своей батистовой рубашке ручной работы мигом взмок, раз «Водоноса» убрали, и со мной обойдутся так же, вглубь страны мне из Нью-Йорка надо укатывать. Поеду-ка я в Уичито. Донато «Водонос» старости боялся, а я ничуть не боюсь: в тихом омуте жить, безмятежно стариться, ну не роскошно ли это?!

Скорей! Бегом, автобусом, поездом, под именем Бернарда Симонссонна в гостиницу вселюсь, с банкой пива в кресло рухну и от счастья замру.

А фатальным промахом БЕРНАРД СИМОНССОН мне не обернется?

Бернард Симонссонн в моем нью-йоркском доме швейцар. Железной рукой у двери в подъезд порядок поддерживает.

Вы не квартирант и, поскольку меня о вас не оповестили, квартиранту вы не гость – вы нежелательный элемент. На три метра от дома отойдите. Станете настаивать, чтобы я вас впустил, я заявлю полиции, что вы меня толкали. Толкнули, снова толкнули, я резко отклонился, и вы, провалившись, упали лицом об асфальт. Способ опробованный и даже, по-моему, в книгах описанный. Физиономией об асфальт ударю вас я, а в протоколе будет сказано, что вы ушиблись, когда толкались. Говорите, в полиции мне не поверят? Знаешь что, ты мне… у меня любовница в полицейской академии учится. Ей двадцать три года и она МАРОККАНСКАЯ НЕДОТРОГА. Родители – марокканцы, но она гражданка США.

Родители тоже, но они не с рождения, а она, да, в Америке родилась, выросла, но от марокканской дикости далеко не ушла. Погулять со мной отказывалась, заглянуть ко мне в подъезд не желала – я уж думал, что ничего у меня с ней не выгорит.

Вроде бы окончательно решил, что попытки к ней подобраться я оставляю, но она мимо моего дома ходит, маленькими грудками меня манит, маршрут она не меняет и на мое «приветик, красоточка» пикантно надувает губки – сексуальность у нее обостренная.

Я – швейцар, на многое я претендовать не могу. Подход к ней найду – моей она будет!

Ко мне она отнеслась нетерпимо. Хладнокровно отшила, а теперь губки пикантно складывает!

Пикантно? Мать твою, она, наверно, не пикантно, а обиженно! Я бесцеременно до нее домогался, и она, на морали помешанная, разобиделась. Идиоту же понятно, что более обходительно с ней требуется.

Она мимо меня, а я ей БЕЗ ВСЯКИХ ОТТЕНКОВ БЫЛОЙ ПОХОТЛИВОСТИ говорю, что я ей нежно предан.

Эффект бы произвело.

Ошеломил бы ее сходу. Развивая успех, я бы восторженно сравнил ее с цыпой Джес – не с монашкой же.

Лестные для обыкновенных женщин сравнения у меня вертятся, но применительно к высокоморальной все это небезопасно.

Вы мне напоминаете актрису Джессику Луонг!

А она мне заявит, что данная актриса продюсеру – да, режиссеру – да, монголу из массовки сначала нет, но затем да – со шлюхой меня не сравнивайте!

Проорав, пробубнит, что распущенности данной актрисы печаль на нее нагоняет.

Тянет на признание. ИЗМУЧИВШИСЬ В ЧИСТОТЕ, охотно бы окунулась в порок.

Ну здесь же я, и мою сперму ты, крошка, можешь хлебать не просыхая…

Если пойду напролом, напрочь ее отпугну. Я помню, что я швейцар, и быть с девушками прямолинейным мое положение мне не дозволяет. Ее совершенно никто не трахает, она помирает со скуки, но я для развеивания скуки пятерню ей в штаны не запущу.

Сказку ей расскажу.

«Коза и оса».

Всю свою сознательную жизнь оса являлась козой, а коза осой, но до появления в них сознательности они ясное дело… дядя Виргилио загибал не столь усложненно. Мне, семилетнему, он вещал, что коза, сильная женщина, выкармливала шестерых козлят, а оса, бросившая осят на попечение осиного мужа, бесцельно летала у козьего носа и, утомившись, СЕЛА КОЗЕ НА РОГ.

Оса праздная, трудовой козе надоевшая, вмажусь-ка я рогом в стену сарая и осу размозжу.

Коза определилась, на сближение с сараем понеслась, рог доску пробил и застрял.

Оса с рога, разумеется, слетела, но ей бы не летать, а по-прежнему отдыхать – толком она не отдохнула. На козе ей отдыхать удобно, но та отчего-то сорвалась, устремилась к сараю, от моего укуса психоз возможен, однако я ее не жалила.

Я же на твердыню уселась. Укуси я то, на чем я сидела, болевые ощущения лишь себе бы доставила. Вероятно, какая-нибудь оса с выпусканием жала бы не задержалась, но не я, поскольку я в уме.

А у козы глаз безумный.

Я вокруг него невинно летаю, а он на меня выкатился и зрачок в нем – огонь.

Голову козе не повернуть, но глаз горит, обороноспособностью пышет…

Но огонь-то не настоящий. Усевшись, не опалюсь.

Бестолковая ты коза! Догадаешься глаз твой закрыть, я на него не сяду.

Ты догадаешься, я хочу, чтобы ты догадалась…

А как она догадается, если у нее не все дома?

Да так же. ПОМЕШАТЕЛЬСТВО ТУТ НЕ ТОРМОЗ. На интуитивном уровне чокнутые нам не уступают, а для закрытия глаза ей нужна именно интуиция.

Ну, коза, давай же, коза – не закрывает. Что для меня означает, добро тебе пожаловать, садись.

Садись, но не кусай.

Кусать я абсолютно не думала, но сейчас присела и….

Ужалю и пускай трепыхается. Головой трясет, истошно блеет… а-аааа!… какие страдания…

Придавив осу опустившимся веком, коза ее расплющила.

Рассказанную дядей Виргилио сказку пересказать марокканке мне стоит? Похабщина в сказке отсутствует, а что до смысла, девушке он не слишком и важен. Ей бы любовь, семью, а смысл по большому счету побоку.

Клятвенно заверю, что люблю, СОЗДАМ С НЕЙ СЕМЬЮ… а расовые предрассудки?

Она марокканка, а я из племени иного, и она мне скажет, что после объявления о нашей свадьбе аплодисменты ей от ее родителей последуют издевательские.

Не смеши нас, дочка. Ступай проспись, а перед сном Аллаху помолись.

Подобную косность мне не преодолеть.

А взвихренным до небес чувством? Романтическим взрывом ее сотрясти! Благословения от папы с мамой ты не получишь, но что тебе оно, когда моя влюбленность в тебя ВСЕГО КОСМОСА БОЛЬШЕ?!

Возражения она сняла. Замуж готова, но о добрачном сексе просит даже не заикаться.

Ничего, усилий я не пожалею.

Я, куколка, хочу тебя исключительно по любви, и тебе…

До свадьбы нет.

Но я же не выдержу, я… раз ты против, будь по-твоему.

Мне не нравиться твое настроение. Плечи поникшие, а взгляд твердый. Что-нибудь непоправимое ты, милый, не учудишь?

Мой ответ в том, что я тебе уже сказал. Что без секса с тобой я не выдержу.

Ты заставляешь меня переступать через себя, а это мне…

Я тебя не заставляю.

Мне думается, что ты…

НЕ ЗАСТАВЛЯЮ Я ТЕБЯ! Я тебя люблю и твое душевное спокойствие для меня в очереди среди первых! Извини, что кричу. Навсегда замолчу, и ты меня не отругаешь… и не за что ругать.

Да разве я с руганью на тебя…

И не ругай. Не заслужил я.

Потерянно убравшись, я взвалил на нее ношу раздумий. Не отправился ли он стреляться, не сделаюсь ли я своей неуступчивостью суицидальным мотивом…

«Неужели она меня не спасет?!».

Голос вопиющего в пустыне это был. Она его услышала, но вопрос, ПРИМЕТ ЛИ БЛИЗКО К СЕРДЦУ.

Я договорюсь, чтобы сменщик меня подменил. Кто-нибудь насчет меня поинтересуется, скажет, что я ушел. Завтра она мимо дома пойдет, а там швейцаром не я, и где я, что со мной, информацией мы владеем лишь такой – ушел он.

Если она, разволновавшись, куда-то метнется, то ко мне. Раздобудет адрес, потратится на такси, добираться общественным транспортом менее накладно, но ей же полагается торопиться.

Успею ли вытолкнуть из-под себя табуретку, секунда может определить.

Пожалуй, я не веревку – изготовку к вскрытию вен инсценирую. Напущу ванну, с бритвой в руке завалюсь, входную дверь, разумеется, не закрою, марокканка прибежит, по квартире пройдется, везде посмотреть додумается?

Я в ванной, дура!

Не крикнешь ведь. Услышав шаги по квартире, серьезному самоубийце надлежит СРАЗУ ВСКРЫТЬ И НАЧАТЬ ИСТЕКАТЬ.

Или отложить? Все равно же суицид будет сорван – находящийся в квартире зайдет, из ванны меня потянет, парень ли, девушка, с работы ли, по личным причинам, кто бы ко мне ни заехал, умереть мне не дадут.

А вор?

У меня нараспашку и ко мне… шаги, что до меня доносятся, шаги вора? Не марокканка, а вор у меня?

Из ванны мне надо ракетой.

А если это топанье моей марокканки? С бритвой из ванны вылезу, подумает, что я брился. Но я весь мокрый! Не осмелишься же ты утверждать, что я стоя под душем бритье проводил?!

Чересчур я порывист. ОТ УХОДА ИЗ ЖИЗНИ ОТОРВАЛИ, вот и всполошился.

Наорался и снова с бритвой прилег. Зачем вставал?

А я и не встану. Ну не представляется мне правдой забравшийся ко мне вор. Почти однозначно у меня марокканка, а для нее моя роль – ни на что не реагирующий самоубийца.

Шаги… что за шаги… шаги по квартире.

Они для обращенного вовне, а шаги, что слышатся мне – шаги вышагивающей ко мне смерти. О ты, непреклонная! Признаю твою власть надо мной. И на тем, кто со мной. Не душой, а в пространстве – над равнодушным зрителем, что в ванну ко мне зашел.

Вы – девушка, наверняка считающая, что СЕКСУЛЬНЫЙ АКТ – БЕСЧЕЛОВЕЧНЫЙ АКТ.

Такое мнение о вас я составил, на вас не глядя. Не основывался я и на голосовых данных – вы же мне ничего не сказали.

Что вы женского пола, я по парфюму. Запах у него очень скромный, но женственный.

Женщине он соответствует добропорядочной, многократно не вульгарной, такую я знаю. Заглянув ко мне в сердце, она бы узрела, что чувство у меня к ней не фальшивое ни на грамм.

А не она ли возле меня?

Не ты ли, Адавийя, обеспокоившись обо мне, неотложным прилететь сюда посчитала?!

К твоему сладкому, верному, психологически неуравновешанному, я же из-за тебя! Для швейцара обязательна выдержанность, что от стабильности деятельности его разума идет, и она у меня была, но на меня упала ты, и СТАРЫЙ Я погребен. Возбуждение неуемное… осмысление существование поэтическое… если ты Адавийя! Если ты! Если ты не жаждешь меня ну совсем, жить мне вообще зачем? Я за бритву, как за рычаг на взлет, и от тебя навсегда.

Лечь со мной в постель ты не согласилась. Может, в ванну? Опуститься ко мне в ванну я прошу тебя с тем же смирением, с каким смерть бы здесь принял.

На поступок ради любви ты пойди…. ну освобождайся же, заинька. От стеснения, от одежды, я человек без гнилья и я не лукавлю – я лишь тебя, кроме тебя мне не нужна никакая, пусть бы и дважды в раздвижении ножек лихая, мною обнаружено золото! КОПАЯ, Я НАКОПАЛ ТЕБЯ, и лопата с киркой откинуты, искания доведены до удачного конца, передо мной брезжило сияние еще тысячи тел, но мой выбор – ты!

Выбор окончательный.

Своеобразный.

Мне скажут, что если я выбрал тебя, я, наверно, сторчался, но я рассмотрел тебя ясным взглядом и после воскрикнул…

Дерьмо вырисовывается!

Ха-ха, Адавийа, ты видишь, какие смешные у меня шутки?

Ты не улыбаешься, и это, конечно… юмора, конечно, у тебя нет. Мы с тобой ходячее несовпадение, но точки соприкосновения у нас проявятся. В столкновении мнений убежден, что высекутся. Потерпев, мы отхватим для меня необходимое, для тебя полезное, плавка завяжется и наши менталитеты сплавятся, друг к другу мы прикипим – никем и ничем не растащишь.

КАК ЖЕ ТЫ, АДАВИЙЯ, НЕЗЕМНА.

Словно бы прекраснейшим творением искусства в моей ванной комнате экспонируешься.

Моей помешанностью на твоей небесности ты меня не попрекай. Не вижу в тебе обычную женщину? Ну не знаю, по-моему, твоя телесность мне фундаментально заметна. Я, Адавийя, учитываю тебя всю. Было бы у меня семейное состояние, на кого бы я его промотал? не побрякушками, а изумрудами кого завалил бы?

Да Богом клянусь, что тебя!

Швейцару шиковать не на что, и тут ты извини, но как мужчина я какого-нибудь богача не хуже. Из ювелирного тебе ничего, зато из моих штанов тебе все!

Сейчас я сижу в ванной без них, и ты погляди, что у меня для тебя.

Давно глядишь, да…

Хочешь к нему?

Отринув зачем, почему, ВЛЕЧЕТ МЕНЯ И Я ИДУ!

Ну, Адавийя, иди же… за бонбоном. Содержание сахара в моем бонбоне громадное. А сколько белка! Я тебя и туда, и туда, от вскрытия вен вода покраснела бы от моей, а теперь в нее вольется твоя девственная – откровенные песни во славу доверительных отношений! забери у меня бритву и сними с себя юбку.

Ты уже без юбки. Прочее мне, потянувшись из ванны, с тебя стягивать?

Давай я их с тебя спущу… копытце приподними. Бархатные какие… на полу полежат.

А ты ко мне. Чтобы я в тебя, ты должна ко мне, понимаешь? Понятливая моя вишенка…

В ванну ее заманил, СЗАДИ ВПОПЫХАХ ДЕФЛОРИРОВАЛ, резонанс в Адавийе это вызвало крошечный; швейцар Симонссонн, завидев ее, бурчит, что ни хрена она не изменилась. Одежда закрытая, норов ослиный, заниматься с ним сексом она упрямится.

Она ему любовница, но быстрее другую любовницу найти, чем ее до кондиции довести.

В монастыре найти и то быстрее.

Credo in deum, patrem omnipotentem, creatorem caeli et terrae… ну часами же надо не замолкать! тогда, в ванной, благодаря его долгому выступлению она оказалась в трансе, и с тех пор или вводи меня в транс, или руки от меня прочь.

Угнетающее было открытие. И новые открытия еще предстоят. В полицейской академии, где ее учеба проходит, у нее есть друг Крис; она о нем упомянула и соски у нее напряглись.

Отдается она Крису, не отдается… а про меня ему говорит? Узнать бы у нее, как он выглядит. Что-то мне подсказывает, что лучше меня.

Если у них идиллия, я могу и отвалить. Они будущие полицейские, и что мне, швейцару, с ними…

УЖАСНОЕ НАСТРОЕНИЕ ВЕРНУЛОСЬ СЛОВНО НЕ УХОДИЛО. Неустроенность, неуспокоенность, не сорваться мне ничто не поможет, у моего подъезда задержался выпячивающий свою национальную принадлежность еврей, и я, развернув знамена ничем не вызванной агрессии, ему покажу.

Ты, жид, чего встал? Тебя в синагогу, так она дальше! Может, в этом доме твоя жидовская подружка живет? Я тебе ее свистну. Ты поведешь ее трахаться, но не упускай из виду, что бабы… ох, ну и молния ты… очень острым… по горлу…. захлебываюсь.

Френк Фоллер. Колорадо-Спрингс, штат Колорадо. Смеющийся мелким смехом «Муравей» Чизароне не в Уичито и в гостиницу он заселяется, не как Бернард Симонссонн, ОТ ОРТОДОКСАЛЬНОГО ИУДЕЯ ПАВШИЙ, а как Френк Фоллер, «Муравьем» остроумно нафантазированный. Френк Фоллер со мной ну никак, с Колорадо-Спрингс меня ничто не связывало, меня и в Уичито искать не из-за чего, но в разговорах с собой я столько раз говорил: «Уичито, поеду в Уичито, залечь мне нужно в Уичито» – возможно, по неведомым мне каналам и до врагов как-то доплыло.

О Колорадо-Спрингс я про себя особенно не распространялся – вцепился в мысль, что неплохо бы в Колорадо-Спрингс и…. ну что я про него заладил? Моя былая осторожность, куда ты, спрашиваю тебя, подевалась? Над преследователями смеюсь, но если продолжу дурить, кто еще над кем посмеется… полное название города из рассуждений изъять!

Я в городе «К».

С одной сумкой занял номер в гостинице «Кочующий… ну опомнись же ты!

Я в гостинице «К».

Со мной в ней не церемонятся. Я прилег, а ко мне вошли и ПОД ГОЛОВУ ЧТО-ТО СУНУЛИ.

Под голову, под подушку, вы почитайте и небеса вам воздадут, простите, что вас будим, но она обязана у вас быть. Чтобы вам было обо что саблю вашего духа точить!

От нечего сказать, я пробормотал о троих храбрых, что пробились сквозь стан Филистимский и почерпнули воду из колодезя Вифлиемского.

Ну да, да, вы мне засунули Библию, а это оттуда. Я фактически спал, но вы мне суете, покой мой не чтите, с общепринятой точки зрения вы хам. Мой темп прохождения ко сну вам бы ускорить, а вы его тормозите! Каким образом вы могли моему засыпанию поспособствовать? Стук бы пресекли. Снизу он мою цельность дробит. Администратор у себя на стойке ОРЕХИ КОЛЕТ? Подновляют они… я бы отоспался, тогда бы и за работу. График у вас? Время вам не сместить, ради постояльца ничем не поступиться, обесчеловечивания я в вас констатирую. А отдельно в тебе убожество. В отеле ты вроде горничной? Ниже твоего, приятель, течение жизни мужчину, пожалуй, и не снесет.

Вашего администратора бы завалил и его место занял!

Ну и подумаешь, что кто-то за ним стоит. Затвор передернул и… а кто за ним стоит, знаешь?

Так, без нервов, обстановкой я владею, ты, приятель, обоснованно говоришь, про нью-йоркскую мафию мне говоря? При тебе он звонил в Нью-Йорк, но в Нью-Йорке кого только нет, и говорить, что он…

Дона Треболо просил позвать?

СТРАШНАЯ ВЕЩЬ, ПРИЯТЕЛЬ.

Из Библии, говоришь, почитать? Про простертую ко мне руку, и взятие меня за волосы головы моей, и поднятие меня между землей и небом?

Коварная усмешка и разжимающиеся пальцы.

И когда я на излете, в меня снаряд.

Катастрофичность ситуации я не силой воспаленности осознал. Над верующим Бог, а надо мной дон и не дон Треболо: Треболо – это не Треболо. В секретных телефонных переговорах под доном Треболо выступает дон Карлоне «Овидий». Всем администраторам всех гостиниц он мое описание, видимо, отослал. Гостиница «К», что в городе «К», который в свою очередь в штате «К», не исключение.

Я сокращаю, а чего сокращаю – меня обнаружили, а я вместо рывка всякое потерявшее надобность повторяю.

Бывай, приятель. Спасибо тебе, что сообщил мне о Треболо, что предоставил мне шанс до их прибытия из гостиницы выскочить, я тебе мою золотую зажигалку подарю.

Да, гравировка на ней демонстрирует, что подарком она уже была.

«МУРАВЬЮ ОТ ВОДОНОСА».

Ни у какого коротышки я ее не отбирал! Презентовали ее не кому-то, а мне, ну а почему я муравей, тебе…

Я возмущался, но что укоренилось, от того не отмоешься. Закрепись за мной кличка «Бачок», я бы заплакал, как ребенок, но «Муравей» еще куда ни шло. В принципе муравьи – очень крутые твари. Сдвинув бровии, набрасываются, до костей обжирают – не слизни.

При всех «за» быть «Муравьем» мне естественно не хотелось. «Муравьед» гораздо солиднее.

А что, сеньоры, если вы меня в «Муравьеда» перекрестите?

ПРИКЛЕЕННОЕ К ТЕБЕ САМОЙ ЖИЗНЬЮ НЕ НАМ ОТДИРАТЬ.

Удобная позиция. На сорок седьмой стрит передо мной равиоли с курицей и базиликом, а я их в себя не запихиваю – булочку на завтрак сжевал и муравью больше не надо.

Обедающий со мной «Водонос» спросил у меня, чего я не ем, и я ему про муравья.

Эта кличка у тебя невесть сколько лет, пробормотал «Водонос», но аппетит у тебя всегда…

«Овидий» мне его испортил! Удивляюсь, что ты, как обычно, способен жрать. При непогашенном-то конфликте с «Овидием».

Растревоженность я не ощущаю, дожевав равиоли, промолвил «Водонос». Кто нас со своего горизонта думает устранить? «Овидий»? Ну значит муху, что мы прихлопнем, «Овидием» будут звать.

Не догнал я. Самого «Овидия» мы прихлопнем? Или простую летающую муху, нами «Овидием» прозванную?

Само собой, самого. Дженнаро «Овидия» Карлоне. Ух и наперчил я равиоли! Если «Овидия» мы не шлепнем, его недовольство нами мы не уменьшим. Ты чего ИСПУГАННО ОГЛЯНУЛСЯ?

Смотрю…

На что смотришь? Так на что, «Муравей»? За тобой же стена!

Вижу, что стена. В себя уже пришел и насчет стены понял. Ты об убийстве Карлоне, а у меня моментально не подслушивает ли нас кто-то сзади… что сзади стена, у меня вылетело. Ты, «Водонос», кем жил, тем и умрешь!

Дятлом что ли?

А кто, помимо дятла, мафиозного босса прикончить помыслит? Его ты, допустим, шлепнешь, но потом тебя зароют, отроют и снова зароют! Повторно уже без головы и без яиц!

За убийство какого босса такое вытворяли, не в курсе я. Нью-йоркский случай?

Нет, не в Нью-Йорке – на Аляскинском хребте произошло.

Чтобы на заснеженном хребте черт знает где боссы мафии были, я…

Ну и баран! На хребте не босс мафии в лесной хижине жил – его убийца туда, скрываясь, взобрался. В ОСЛОЖНЕНИИ ОБНАРУЖЕНИЯ чуть ли не совершенства добился, однако приехали и зарыли.

Провинился – тебя закопают, однако откапывать, уродовать…

С Бенито Альдони наш «Овидий» накоротке. Он и с Роберто Альдони знакомство водил – из чикагских братьев Альдони данный Альдони наиболее на бандита похож был. Угрюмый татуированный боров. А когда под кокаином, ломящийся без удержа кабан.

Зная, что он Альдони, предаваться буйству ему не препятствовали, но до поры – пока он ширму не опрокинул. За ней кто-то переодевался или она, что-то разделяя, в магазине стояла, но порешили его прямо у ширмы: он, опрокинув, ее топтал, а к нему сзади и женским каблуком под основание черепа наповал.

Кто персонификации избегает, полицию не дожидается: на месте преступления полиция, за ней мафия и журналисты, а убийцы не видно.

Убийцы нет, способ совершения убийства не ясен, Роберто убили туфлей, но туфлей, одетой на ногу? взятой в руку? если туфля находилась на ноге, убийца, вероятно, женщина, ну а в руку ее и мужчина взять мог.

Неопределенность и с компетентностью. Один из полицейских сказал, что неподготовленный человек столь классно не ударит, но один из мафиози ему возразил, заявив, что на чистом везении и не такое временами происходит.

Бестолковая баба сдернутой туфлей ВЗМАХНУЛА И ЗАСАДИЛА. И он сдох.

Если баба, то баба, сказал детектив, но не баба ли, боевому восточному искусству обучающаяся? С чего вы уверовали, что туфлю она сняла? Мне интереснее представить, что туфля осталась у нее на ноге, и уважаемого Роберто Альдони она завалила, высоко ногу взметнув. Это не просто интереснее – это и к истине ближе.

К старающимся все себе облегчить копам я не прислушиваюсь, процедил всхлипывающий над братом Бенито. Здорово вы сузили! Искать блестяще натренированную женщину гораздо легче, чем непойми кого. Ну и ищите ее! А мы ничем конкретным ограничиваться не станем. Она его ногой… не она и не ногой! В ваших башках шестеренки туда закрутились, но мы односторонний ход им не зададим. Ногой, конечно, женщина и женщина натасканная, но я думаю, что рукой. И тогда у нас в списке женщины, мужчины, трансвеститы… поскольку трансвеститы носят туфли, трансвестит обладал возможностью и ногой Роберто убить. МОЕГО БРАТА УБИЛ ТРАНСВЕСТИТ! ну сжальтесь же надо мной небеса! В общем, вам, полицейским в добавление к супер-женщине я предлагаю искать супер-трансвестита. А мы с ребятами пошире охватим. Вы говорите, что народ в магазине вы распросили, но я уверен, что не подробно. Теперь я сам займусь.

Короче, парни, побеседовать с нами без утайки мы с настойчивых уговоров начнем. Продавцов, охранников, кассиров – никого не пропускаем. В ту смену работал – изволь нам отвечать. Носы не выкручиваем, но от ответа уйти не даем.