Текст книги "Барабаны летают в огне"

Я, папочка.

В кармане вынес?!

Меня принудили… открыть тебе их имена, духа у меня не хватает. Но ОНИ БЫЛИ С КОРАБЛЯ.

Неужели с космического? Сюда он прислан котенка у Пэгги Самуэльсон похитить, но котенок рожку не соперник! О рожке проведав, исполнители от плана отошли – стремление у них к рожку и только к рожку, но с их монструозными рожами я бы их в моей лавке перестрелял. Ну и раз им самим не сунуться, они через тебя, да?

Я о корабле, на котором матросы. Они для корабельной, плавающей с ними вороны – она любит блестящие предметы, а рожок, он такой, и они…

Слоны не кусаются!

Безусловно, папа, слоны…

И я тебя не укушу! Но передышку во вранье не возьмешь – под ноги швырну и затопчу! Выкладывай, как оно действительно обстоит, или навсегда со здоровьем прощайся. Ты рожок спер?

То, что у меня сейчас вырвется…

По-отцовски тебе советую, чтобы у тебя вырвалась правда.

Ее я и сказал. Отец мне подзатыльник, снятым сандалием по заднице, драконовские меры, знаете ли. Тапочек у меня на лужайке, а на балконе у меня банджо, слезы… мужские слезы не бабьи, без особого повода не выступают, в густом тумане подкравшейся ностальгии у меня никакая не обида и не боль, из прошлого вернувшаяся – УМИЛЕНИЕ ДО СЛЕЗ МЕНЯ РАСТОПИЛО. Рожок для обуви своровал… решительно меня умилило, что я когда-то настолько ребенком был.

Рожком завладеть и с испугом, догадываясь о последствиях, на рожок взирать! Вынося оценочное суждение, удовлетворительно не поставишь. А за тапочек? В вихре бытия необходимо вцепиться в реальность и разрыва с ней не допустить. Она прела в истоме, и он к ней, им по шестьдесят, и она заразила его триппером. Для него реальность – она. И триппер.

Тема встречи – бальзман утешения.

Приперлись шестидесятилетняя пара, Я и добродушный борец с темными силами Арсенио Буртелло.

Как вы понимаете, беседа у нас потечет насчет того, что вас способно утешить и чем вы ради этого утешения согласны пожертвовать.

Вы, трипперные вы наши старики, говорить каждый за себя вы станете?

Простреливаемая болотистая местность… у-ууух!

А про стрельбу на болоте вы, бабушка, зачем?

Я там сморчки собирала. Стыдиться собирать сморчки обнаженной – ЛОЖНЫЙ СТЫД. Не то, чего настоящей женщине стыдиться положено.

Ладно бы взгляды, сказал я, но без одежды для гнуса вы уязвимы. Мошкара, комарье… шмели. Своего шмеля я прибил. А со сморчками вы что? С тертым сыром их запекаете?

Суп-пюре из них варю. Тонкость в нем, нежность – утешение, конечно, плохое. Ты про утешение поднял, и я тебе сказала. На повышенных оборотах ложкой работала, но ни хрена не утешилась. Засахаренные фрукты потом пожевала и внутри вроде слегка прояснилось. Кому про стрельбу на болотах узнать не терпится?

Я на банджо играю.

Да, парень, болотный тест на вшивость ты бы не прошел. ПУЛИ! ТРИППЕР! Болота, сынок… прошу любить и жаловать – Арсенио «Коллапс» Буртелло!

Это я. Всем привет.

Привет и вам. Стреляющим на болотах, случайно, не вы были?

Бицепсы у меня не просматриваются, но винчестер бьет без осечек. Темным силам есть за что в штыки меня воспринимать. Обманное движение и кто-то из них нашпигован!

А темными на болотах вурдалаки и упыри расхаживают? Прицельной стрельбой после хитроумного маневра вы их уничтожаете?

Преумножая число мертвых, я бы добродушным не являлся. Я несу им не гибель, а вполне совместимые с жизнью ранения, и не упырям, а местной молодежи – на Курган Просыпанной Кислоты толпами она тянется. Родящейся на Кургане земляникой легко она увлеклась… на Курган взбирается, а на термозачистную фабрику не идет. Из-за растлевающей мощи ЛСД фабрика на грани закрытия, а я на ней девять дет. С выражением лица энергичным! Дольше, чем девять, я не выдержал, а эти щеглы вообще избежать хотят. КИСЛОТНУЮ ЗЕМЛЯНИКУ поедают и ничего им больше не надо. В вонючих обносках по лысому Кургану шляются и про апельсиновую рощу галдят.

Денни, Джонни, какие ароматы, цветы, Денни, Джонни, апельчинчиков пожалуйста и мне натрясите!

Бесстыдная девчонка с мордашкой измазанной.

В красной сперме.

Объективно говоря, в землянике, но Денни и Джонни не просто же земляникой ее кормят, дебиловатой девке они вперемежку с земляникой и члены в ротик суют, душеспасительно бы с ними. ИЗ ВИНЧЕСТЕРА.

Фернандо-лучник бы из лука, но у меня не лук, у меня член – я хотел сказать, винчестер. Но я бы и белой струйкой из члена в нее выстрелил – мои дела запутались, экзамен по геометрии я провалил, в школе случилось. Ну нужно считать, что проблемы у меня со школы идут!

Фернандо Мочалис. Близкие друзья Фернандо-лучником его звали.

Тетиву он натягивал не при всех – были лишь он и мы, ребята неоднократно проверенные. Выпуская стрелу, Фернандо ритуально бормотал: «Когда у меня запор, у меня лучше эрекция» – стрела за забор, а мы врассыпную.

Для траты стрел Фернандо-лучником выбирались обнесенные забором особняки, чья история и чьи обитали виделись им в едином чуждом ему свете. ЭКСПЛУАТАТОРЫ, ДЕНЕЖНЫЕ МЕШКИ – за полетами стрел отнюдь не это, не социальная позиция стояла. Хулиганство, подростковая удаль – вот это.

Схваченными полицией, мы утверждали бы это.

Я бы вообще кричал, что не стрелял, Фернандо-лучника вы вяжите, а нас, зрителей, отпустите, почему мы соглашались вместе с ним на стрельбах бывать?

К приключениям мы, наверно, стремились. В соответствии со сложившейся традицией с нами вы что сотворите? Да не можете вы… телесные наказания отменены! Ой, твою мать… опять! Опять хороший день! Фернандо, ты потащивший нас за собой засранец, не выдержит наша дружба такого испытания.

С Фернандо-лучником мы разругались, уже совершеннолетними став. ЛЕНИВЫМИ, ОДУТЛОВАТЫМИ, за проделки с луком не пойманными. Фернандо уезжает!

Уезжает?

В Лос-Анджелес он!

К калифорнийским девчонкам и я бы…

У него болезнь дыхательных путей! В Лос-Анджелес он за медицинской помощью, которую ему здесь не окажут.

Он бы к докторам, а я бы к девчонкам. Меня он с собой возьмет?

Тебя, «Коллапс», не возьмет.

А почему вы так…

«Мне только „Коллапса“ в Лос-Анджелесе не хватало». Его слова. «Пусть и не мечтает ко мне приклеится – привыкшему к болотам ни к чему океаном дышать». И это Фернандо сказал. Выражать ему свое недовольство ты намерен?

Проводы я устрою ему запоминающиеся.

На железнодорожную станцию я приехал, чтобы предавшего наше прошлое Фернандо С ПЕРРОНА СТОЛКНУТЬ. Не под поезд, а на рельсы свободные, не убивая, а расшибая, Фернандо все себе отобьет, а я ему с перрона руку.

И моя рука не дотянется!

А поезд, смотри, Фернандо, поезд к тебе приближается!

Среди нас, находящихся на перроне, преобладает соображение, что ты обречен.

Нас не переделаешь. Мы к тебе не спрыгнем, с рельсов тебя не оттащим, под колеса ты угодишь.

Осужденный, как беглец, как предатель – ты задвигался. Похоже, ты отползешь. Перекрасившаяся в блондинку Аделисия Стомб разочарованно хлопнула себя по бедрам.

Грязную игру ты, Фернандо-лучник, ведешь.

«Наш оказавшийся на месте событий репортер мисс Стомб сообщает читателям, что упавшего на рельсы Фернандо Мочалиса скорый поезд из Сан-Диего не переехал».

НЕПРИЯТНО БЫЛО БЫ ЧИТАТЬ.

Если до наезда поезда рельсы он наверняка успеет очистить, мне теперь что, ничего, с перрона мне Фернандо не спихивать?

Конец намечается несчастливый, но я же убивать и не собирался; разобравшись в своих чувствах, я понимаю, что замочить Мочалиса я бы не против.

Фернандо по перрону идет, заметив меня, посмеивается, на рельсы козла, мысль верна! Не знает он, что он он неустойчивый. Я его удивлю, а потом шампанское пить.

Мой энтузиазм ему не остудить. От края перрона он далековато, но подманить его я смогу. У самого края застыну и ладонью Фернандо к себе. Подойди, Фернандо, пожалуйста ко мне, я тебе КОЛОССАЛЬНУЮ РАЗНИЦУ между уложенными рядом шпалами покажу. Подгнившая деревянная и совсем другая… а она какая? Железобетонная? Ты бы подошел, взглянул и мое затруднение бы разрешилось.

Ну чего же ты не подходишь? напрягся будто бы я тебя к краю строительного котлована подзываю. Баскетболисты выпадают из состава и из-за травм, что несерьезны? Недооцениваешь ты, Фернандо. Весьма вероятно, что об рельсы ты серьезно ударишься.

Твоей прямотой ты, «Коллапс», личностно для меня взметнулся, промолвил Фернандо. Тебе бы склонять меня к тому, что рухнуть с перрона нестрашно, но ты, гробя свои шансы меня столкнуть, держишься истины. К тебе я прислушаюсь. До вытягивания вдоль платформы паровозной кишки, меня на краю не будет.

В пришедший поезд Фернандо-лучник влезал с чемоданом и с покровительственно брошенным мне: «Занесет в Лос-Анджелес – забегай». Я ему в сердцах прокричал, что к козлам я не ходок. Засмеявшийся Фернандо сказал мне, что ДЕТСКУЮ ПСИХОЛОГИЮ ОН ПОНИМАЕТ.

Само собой я разобидевшийся ребенок, слюнявое ничтожество, друг уезжает, а меня не берет, в моему зрелом возрасте мне бы этим себя не морочить, но Фернандо уезжает – пока он не покинул тамбур, я его уязвлю.

Госпожа и служанка, Фернандо! – воскликнул я, его смятение заранее ощущая.

А что госпожа и что…

В год окончания школы я был госпожой, а ты служанкой. Пробираясь в оранжерею Оллисии «Оспины», сексуально мы забавлялись исключительно с моим превосходством.

Подобным мы с тобой…

Я вертел тобой, как хотел! Припомнив, ты не растрогался?

Имей я право, грустно пробормотал появившийся возле Фернандо кондуктор, с поезда я бы тебя ссадил.

Вы его, мистер, не слушайте, нервно заголосил задрожавший Фернандо, я с парнями ни разу, он на ходу сочиняет! Я ему глаза, подонку, выцарапаю!

БАБЬИ МЕТОДЫ, сухо промолвил кондуктор.

Я оговорился – я ему не глаза, я ему…

В свое купе отправляйся! Гондон недотраханный. В Городе Ангелов, не сомневайся, дотрахают.

Чем он в Лос-Анджелесе жил, что хорошего и что плохого с ним за восемнадцать лет приключилось, мне никто не передавал, но к нам он вернулся с ЛСД. С кислотой не ко мне завалился – на нашу покоящуюся в болотах возвышенность с ней пошел. И видимо, просыпал. Затем, видимо, уехал назад в Калифорнию. А на Курган Просыпанной Кислоты пристрастились забредать те, кого я постреливаю, кому я доставшимся от Фернандо пользоваться возбраняю – предназначено! Мне было предназначено дружить с Фернандо, тебе от шестидесятилетней триппер подхватить, в крайнем возбуждении и я бы старушку испробовал. Ты в возбуждении пребывал? Не она твой вялый член поднимала?

Я ОБО ВСЕМ ЖАЛЕЮ.

Но в любви она же тебе не отказала!

Будь она недоступна, ох и счастье я бы испытывал…

Тапочек. Протрезвиться и ограничиться тапочком. Это по-мужски. Конкретная задача и уверенный рывок к ее выполнению.

Самому выдвинуться из квартиры и забрать! Несложно, но лень. Тапочек под балконом, оттуда он не исчез, мой родной тапочек, не все еще кончено! Как-нибудь тебя заполучить я очень-очень постараюсь.

Влезу в штаны, надену кроссовки, ну бесспорно! ДОСТАВКА НА ДОМ БЕССПОРНО ПРЕДПОЧТИТЕЛЬНЕЙ.

Переулок тут у меня оживленный. Мимо тапочка народ и вправо, и влево перемещаться не устает. Куда ни копни, одни жулики, но за тапочком я слежу. Кто к нему притронется, того, слово даю, отпугну. По струнам банджо и голосом злым довеском!

Моментальное впечатление. Тапочек положен вором, где был, тапочек я отбил, радость у меня неполная. Ближе ко мне тапочек не стал. Не унесли, но и не принесли, и он не у меня на ноге, а по-прежнему внизу, отстраненную концентрацию посматривающих на него прохожих рассеивает, я гляжу на них и вижу… Джереми Тингейройд!

Для верности взгляну повнимательней. Не он, нос под бейсболкой совсем не его, и о чем я думал: ПОДВЫВАЮЩИЙ ТИНГЕЙТ, он же с февраля, точно с февраля здесь не бродит.

Джереми Тингейт в Индианаполисе.

Затерявшись в Индианаполисе, Джереми Тингейройд ведет к себе девушку.

Когда она зашла в торговый центр, он оказался самым проворным и теперь думает, что лишь бы она согласилась, а не то мне будет ее жалко, я же все равно не сдержусь. Учитывая мой нрав, ей следует быть покорной, но свой нрав я скрываю.

В торговом центре я покупал небольшой чайничек.

Мой изнутри порос накипью, и я ее отскребывал, отдирал, из себя, разумеется, выходил, ЧТОБЫ ОТВЕСТИ ДУШУ, чайничек я покалечил.

Обработай я накипь положенным для этого средством, она бы сама отошла, но в магазин я за ним не выбрался и поэтому идти в магазин мне уже пришлось. Без чайничка мне никак – в кровати с боку на бок ворочался и захотелось кофе попить.

С него сон уйдет полностью, но чего мне спать, если день: четыре, полпятого, шесть, я долго отказывался верить, что с прошлого четверга статус работающего человека не мой.

Мой чайничек я угробил в пятницу, а с работы меня в четверг.

Чайничек потому что он не чайник, а чайничек – всего на две чашки.

А с работы меня за заливистый смех. Директор выступал публично, при журналистах, а я послушал, заржал, и к вечеру меня вышибли. Интересы наших служащих, сказал директор, для меня безусловно топ-интересы.

Профсоюз поднял волну, что директор требует от работников сверх того, о чем договаривались, и он, собрав коллектив, пригласил журналистов.

Панорамные окна мы выпускаем. Я сейчас, конечно, нет, а они продолжают.

СРЕДИ НИХ БЫЛ И Я. Мне говорили, что я необучаем, но управляться я выучился – со стеклом управляться.

В настоящем у меня не стекло, а визиты в профсоюзный комитет насчет вовлечения его в оспаривание моего, как мне думается, несправедливого изгнания – в целом профсоюз с дирекцией конфликтует, но из-за меня на усугубление не идет.

Ситуацию я им объяснил, однако знамя борьбы они за меня не подняли.

А мой кошелек пуст.

И что же я делаю? Мне бы, распевая песни протеста, дирекции допекать, а я в торговый центр за чайничком. Я вне обстоятельств, вне времени, весь обезличенный и свои сложности к себе не относящий, надо мной зажужжало какое-то из летающих насекомых.

Ну снизится ко мне, УЖАЛИТ МЕНЯ В ВЕКО – минимальный ущерб. Вот то, что меня с работы, это… на предприятии установилась деспотия!

Внутренний вопль у меня поскольку надо мной жужжание и я занервничал.

Впрочем, ну и что, что жужжит. Да. Да. Это действует на меня, как успокоительное.

Но с минуту или около того, кажется, не жужжит. Зловещая тишина.

Она угнетает, но если вдруг что-то вовсю зажужжит…

Возможен прежний нервический рецидив. Мы работаем чуть ли не без выходных, а директор нашего предприятия нас натуральным образом обворовывает! Схема его мошенничества непонятна, но он под подозрением у профсоюза, а за профсоюзом и у меня.

Ну предположим, что он в расчетах и выписывании премиальных БЕЛЕЕ БЕЛОГО, и моя ирония была некстати. Такое предположение тянет меня в то, что я, пожалуй, дерьмо – он добросовестный директор, а я испускаю в него ничем не заслуженную им вонь.

Куплю себе чайничек, высыплю из банки остатки растворимого кофе, в чашку кипяток и буду, хлебая, обдумывать.

Я нехорош и у меня все не слава богу, плюсовые особенности жизни от меня отодвигаются, потому что я сволочь? Я что-то отрицательное, и они ко мне… притягиваться должны. А что, ведь на какую гниду ни посмотришь, успех к ней, как прилип. В колонку добродетелей внести нечего, но политические клубы, представительские лимузины, раболепствующие поклонники, контрольные пакеты акций. А моя судьба меня тревожит. Состояние угнетенное, но смягчаемое тем, что если звезд с неба я отнюдь не хватаю, личность я по высшим понятиям не конченая.

Я пряник не рассыпавшийся, масло не прогорклое, Я РАВЕН СВЯТЫМ!

С подобными эмоциями я бы не спешил.

Однако сгорбленные плечи долой – к возникшей в торговом центре девушке я именно поспешил. Был неудержим в своем намерении обаять ее ураганно.

К каким котикам собаки индифферентны? – с наскока я у нее поинтересовался.

Индифферентны? – пробормотала она.

Ну безучастны.

Да вроде бы, сказала она, собаки к любым котам…

К котикам, наводяще акцентировал я.

К котам ли, к котикам, что между ними такого различного? И что же это за котики, к которым псы ровно дышат?

Морские!

Выстрелив заготовленным ответом, я от нее отвернулся. Услышал бы, что она от меня отходит, зашагал бы за ней, но она стояла. Не разговариваем, стоим, вероятно, хотим друг друга впечатлить, о ее выражении лица ничего не скажу, а у меня оно, догадываюсь, идиотское.

Не внеся в него исправления, к ней поворачиваться не следует.

«Когда гроба зияют и заразой ад дышит в мир».

Шекспир. Псы ровно дышат к морским котикам, а ад дышит в мир. ШЕКСПИР, МОРЕ, КЛАДБИЩЕ, при перечислении воображаю и выражении лица облагораживаю, свою состоятельность я ей докажу. Не деньгами, так умом стану брать.

Для выказывания умственной состоятельности усилия мною прикладываются героические, но что мне с того, ведь лицом я не к ней, а затылки у мудреца и придурка вряд ли чем отличаются.

Мне надо говорить. К морским котикам непременно надо что-то добавить.

При эрекцию клитора ей сказать?

Являйся я женщиной, а вы мужчиной, она бы у меня уже началась…

Почти сказал! Буквально на самом выходе слова тормознул. Про дегустацию пива выйти позволю.

Вы знаете, промолвил я, что ДЕГУСТАТОРЫ ПИВА БОЛЬШЕ ПЯТИ ЛИТРОВ В ДЕНЬ ПЬЮТ?

Знаю, сказала она. У меня брат этим занимается.

А я не знал. Ну про вашего брата. Живот у него от стольких литров не вырос?

Он вырос у его жены. Я в торговом центре для будущего племянника или племянницы коляску выбираю. Брат мне сурово сказал, что коляска с меня.

Вечно пьяный брат, промолвил я, компания безрадостная.

Брат после работы не пьяный, а полупьяный. Но ощущение, что везде, помимо того места, где он пьет, он на вражеской территории, у него есть. Вот вы ко мне повернулись, а он, когда со мной говорит, на меня не глядит. Целый час со мной проговорит – и то не взглянет. На окно смотрит, на дверь, но не на меня.

На вас он не смотрит, потому что он о вас беспокоится и желает не допустить, чтобы с вами сделали что-нибудь очень плохое. Он в напряжении из-за вас. Дверь, окно, они для чего?

Дверь для людей, а ОКНО ДЛЯ СОЛНЦА И ВОЗДУХА.

А для использования в смысле вторжения они подойдут?

Через окно приличный человек не влезет… но окна у нас на четвертом этаже.

Отсюда мы понимаем, что вторжение произойдет не спонтанное, а разработанное. С приставной лестницей как минимум. О штурмах крепостей вам литература попадалась?

Мою крепость, мне думается, найдется для чего штурмовать.

Разумеется, вы же девушка из вполне соблазнительных. Скажите мне пожалуйста, кем нужно быть, чтобы ваши крепостные ворота отворили вы добровольно? Чем мне перед вами прежде всего козырять?

Я бы пошла с тем, у кого возле торгового центра СПОРТИВНОЕ АВТО ПРИПАРКОВАНО.

Вы только поглядите, куда она…

Тревога!

Ну а что, если мне…

Отмена тревоги.

Авто, промолвил я, у меня как раз спортивное, но его у меня к большому моего сожалению угнали.

Кто бы сомневался, презрительно усмехнулась она.

Угнали, но вернули, добавил я. Салон изгажен, но машина вновь у меня.

А с салоном что? – спросила она. – Чем его вам запачкали?

Моя «мазерати» способна разогнаться до двухсот тридцати. Вас, когда вы за двести едете, не мутит?

МЕНЯ СТОЛЬ БЕШЕНО НЕ ВОЗИЛИ. А того, кто у вас машину позаимствовал, выходит, замутило и вывернуло?

Не того, а тех. Полицейские эксперты обнаружили в салоне два типа рвотной массы. Безалкогольную и густо содержащую иллинойский бурбон. Отогнать машину на чистку салона руки у меня пока не дошли, поэтому мы ее увидим. Вы предпочитаете пройтись или лучше такси? Машина у меня в гараже, и он, конечно же, провонял, но в наличии у меня спортивного авто вы убедитесь воочию. В общем, как мы с вами? В пользу такси склоняемся?

Вдыхать запахи вашего гаража, пробормотала она, я с вами ни на чем не отправлюсь.

А мой особняк оценить? Имейте в виду, что беспокоящая вас гаражная вонь до спальни не доползает. Ваши текущие дела наведаться ко мне на чашечку КОФЕ С КАРДАМОНОМ не препятствуют?

Но покупка коляски по-прежнему на мне…

Маленький родится у вашего брата, но если мы постараемся, младенец появится и у вас. От крайне обеспеченного мужчины потомством вы бы обзавелись?

Без вступления с ним в брак? Исключительно деньги на содержание? Деньги, надеюсь, весьма значительные?

Ежемесячные выплаты на уровне двух зарплат президента страны вас удовлетворят?

Размер его зарплаты я не знаю, но звучит космически. ПОХОЖЕ, ВЫ МЕНЯ ПОКОРИТЕ. Но что за тряпки на вас? Человеку вашего достатка такое носить разве можно?

Нам все можно. В том числе и в позорную дешевку из солидарности с народом обряжаться. Однако женщин мы выбираем себе лишь самых изысканных!

Ваш комплимент мне приятен…

Пассивно ли она сопротивлялась, попотеть ли Тингейройду пришлось, размышления об этом оттерты. У меня тапочек. Если бы он был у меня! Некоторые вещи может понять лишь СПЕЦИАЛИСТ ПО ИГРЕ НА БАНДЖО.

Я нуждаюсь в услугах уникального человека. Мой тапочек поднимите и в квартиру ко мне принесите – буквально сказочными свойствами души надо обладать, чтобы тапочек взять и ко мне.

Проезжает полицейская машина. Мобильность у них. Проникнувшись моим беспокойством за тапочек, район бы они заблокировали.

Выходы, ла-ла, перекрыты, очки подозрительных морд, ла-ла, разбиты;

напеваю под банджо в жарком климате пожара внутри – мне бы ручку, и я бы ее покрутил. Кипучая деятельность! Аморальная личность! Неприличная история.

В надувную секс-куклу ручка засунута.

От поворотов у меня нагнетание воспылания, и я поворачиваю, ручку в ее щели вращаю, я тебя, мышка, порву!

Ручку я извлекаю, набухший фаллос вставляю, ну я тебя… да, я сейчас… внедряюсь, как заведенный, но порвать не выходит.

Сказал – порву, значит, порву, в ход пущены зубы! я не отступаюсь, впиваюсь, ПРЕДАЮСЬ СКОРБИ, крепкая до невозможности кукла не прорывается. Не сумев ее порвать, мне с собой не примириться.

Стоит ли говорить, что, увы, не прорвал я ее. Она сдулась, но не прорванной – зажигалкой я ее понуро прожег.

Была ли она привлекательной?

У меня нет с собой ее фотографии.

Ну а что итоги, зачем их подводить, кто из чешуйчатых ко мне рванул, ящерица, вы утверждаете?

Для ящерицы я не авторитет. Крокодил для нее авторитет.

На чучеле крокодила гусиные отпечатки. Как на горячем асфальте. Что это за гусь, способный настолько впечатывать?

Это ОБЪЕКТИВНО ПОРАЗИТЕЛЬНЫЙ ГУСЬ.

Вот чучело, вот на нем гусиные следы, вы скажете, их кто-то вручную нанес?

А про чучело что скажете?

Ну давайте скажите, что оно не крокодилье, что оно крупный зеленый спаниель…

Видел ли я спаниеля? А вы мой член видели?

Неприемлемо! СПРАШИВАТЬ ТАКОЕ НЕПРИЕМЛЕМО!

А показать? Когда я показываю, мне не отказывают. Ползают передо мной на коленях, умолял, чтобы я ввел. Женщины, разумеется, они. Среди мужчин первым будете вы! Чутье вам что подсказывает? Страстно мне отдавшись, Богу душу не отдадите?

Моим достоинством я орудую, как мясо рублю. От предстоящего вам раздирания сердце у вас холодеет?

Я вас с вашего соизволения, никак по-другому, если вы посчитаете это для вас возможным, я вас раздраконю, но если вам ближе спасовать, мою торпеду я в вас не выпущу.

Со мной повстречались и мимо пройдете? Мою нетривиальную свирепость на себе не испытаете?

Да, ФЕЛЬДМАРШАЛ КАПЕЛЬДАУМ, я устала и прилягу и без вас…

Пустоглазый, карабкающийся по склонам Капельдаун проходил для кого-то фельдмаршалом – оболваненные дурочки; я что, их обманывал? – спросил у меня Капельдаун. Я их пленял, но чем? Ложью? Она в мой волшебный набор не входила. В нем отросший у меня член, в нем помимо члена… тут при вас помыслив, я понимаю так, что он из одного. Он состоит из одного. Набор, состоящий из чего-то одного, уже не набор, и мы имеем, что им, набором, я как таковым не располагаю. Достаточно ли у меня смелости признаться, что у меня только член? Было бы в неявном виде, я бы не признал, но здесь же все при наведенных юпитерах пляшет. На утесе. Что ты знаешь из того, что на утесах творится?

Золотые свадьбы гуляют?

И кто же из ваших… Святой Симитар Симеонис и святая Игнавалия Крулла? И какой же церковью они к лику святых причислены?

СУИЦИДАЛЬНО-СПАСИТЕЛЬНОЙ? На восемьдесят втором вселенском соборе?

Пятьдесят лет вдвоем прожили, на золотой свадьбе опять же вдвоем попьянствовали и, взявшись за руки, с утеса да со свистом.

Гори они огнем, ночи гнилостные!

Целый год надеялись, что восстановлению быть, но что зачахло, то не распустилось – Симитар старался еще усерднее, но если бы его диагностировали, у него бы установили не упадок, а ГИБЕЛЬ. Некто, у кого мужское самосознание менее развито, широко бы зевнул, но убедившийся в своей необратимой ущербности Симитар пробурчал жене: мы отваливаем.

Туда, где твоя слабость значения не имеет? – кротко взглянув в его помутневшие глаза, спросила она.

Чем убого до могилы дотягивать, промолвил Симитар, оборвем все полетом. Поломанный дельтоплан, что камнем летит, двухместный мне заказывать?

О нем ты говоришь, говоря сугубо о нем, или тут полная образность? – серьезно спросила жена.

Самый искореженный дельтоплан и тот денег стоит, а их мы детям оставим: нам с утеса валиться, а им нашу рачительность превозносить. По завещанию им отойдем столько, что застонут, любимые. От обузы, нежданно на них обрушившейся. Под какие проценты, в какой банк, не в чемоданчике же закопанном хранить. ТВОИ ТРАТЫ Я НЕМИЛОСЕРДНО ОГРАНИЧИВАЛ, а детишкам для шика двери открыты. Ты, родная, зла на меня не держишь?

За что?

Но я же тебя…

Ты меня трахал.

И в хвост, и в гриву сорок девять лет я тебя. И ты считаешь, что мне за это…

Большой зачет тебе. Ты сделал для меня достаточно, чтобы я не задумываясь ушла вместе с тобой.

Вперившие взгляды в дорожное полотно. Змейкой вьется под утесом, будоража душу сбросом. ОБОЛОЧКИ! В метрах до него приблизительно двести. Сойдет! У нас сегодня пятьдесят лет и на складной столик мы, ну ты понимаешь. Запеченных перцев по четыре. Из мясного баранина, говядина, можно немного свининки, я тебе говорил, что младенчество я провел, беспрерывно рыдая? У меня болел животик. Исследование выявило, что плакать меня формирующийся пищевод заставляет: он у вашего малыша, будто бы ему уже в школу идти, сказал маме врач.

Курица не пролезет, но яйцо даже до того, как я научился ходить, проходило. В нашей бедно обставленной квартире питались мы с тобой, Игнавалия, грандиозно! Я не про изысканность на тарелках – я о наваленности на них. К тебе не относится? Моих гор перед тобой не стояло, но пачку спагетти в один рот ты осиливала. С кетчупом. А тебя что, кто-то заверил, что с кетчупом не считается?

Спагетти с кетчупом, оладьи с вареньем – напеку и от тебя отбиваюсь. Что обжирание тебе на пользу не пойдет, выкрикивая.

Ты на меня рычала, я тебе отвечал, отношения становились натянутыми, смешно вспомнить.

Перед отправкой с утеса чистейшие мир и благодать у нас с тобой. МЫ ВЫШЛИ ПОБЕДИТЕЛЯМИ! Я тебя обнимаю, я с тобой мил, спрыгнем и бесплотными будем, без плоти этой дряблой и чахлой.

Выражение лица?

Мечтательное оно у меня? Конечно, мы же со всем глодающим развязываемся.

Гложет, глодает, глотку спазмами набивает, безболезненно мне мой тапочек не заменить – матерчатый надорванный тапочек, атрибут бедной жизни.

Приступ уныния у меня. Через поле к канаве и в разлагающихся отбросах утихнуть.

Лотерейный билет мне сюда не протягивай.

Благожелательный, УПОРНО ТОРГУЮЩИЙ ЛОТЕРЕЙНЫМИ БИЛЕТАМИ подросток у меня под балконом.

От тапочка до него метр и еще около того, и парень, которого приятели вроде бы Арчибальдом зовут, мог его уже и приметить.

Неси мой тапочек мне наверх, а после со своими билетами куда-нибудь убирайся.

Эй, Арчибальд! У себя под ногами ты тапочек видишь?

Конечно, сэр, он здесь. Он ваш?

Он мой, и ты, Арчибальд, даже не думай подумывать, чтобы его… гипотетическое воровство моего тапочка ЭТО, АРЧИБАЛЬД, НЕ ПРИДУРЬ! Допустим, тапочек ты присвоил и с ним побежал. Кому ты его загонишь?

Да кому же ваш тапочек…

Мне!

О чем я Арчибальду не говорю, так о том, что за тапочек я бы не переплатил. Десятку, ну двадцатку, запросил бы значительнее – я бы при передаче денег ему накостылял и овладел тапочком даром.

В соблазн подростка ввожу, а ловить-то ему особо нечего. Дурачок! Торгуй своими билетами и на мой тапочек не покушайся!

Примерно это я ему и сказал. Сказал и думаю, что соблазн я от него не отвел: мысль о легкой наживе в нем засела и ответственность за нее на мне. Вновь затронув вопрос НЕДОПУСТИМОСТИ СБЕГАНИЯ с моим тапочком по переулку Хайтонгс, я ее лишь укреплю.

А я, Арчибальда нормализируя, ему про десятку. Про десять долларов я ему. Когда он узнает от меня, что барыш столь мал, станет он со мной связываться?

От кого он узнает?

От меня.

А ты разве обязан перед готовящимся украсть твой тапочек все карты выкладывать? Убеждаешь, что потолок – десять, а в действительности и шестьдесят бы не пожалел.

Тупое пламя. Медленно соображает. Я подул на свечу, и она колыхнулась спустя секунд пять.

С балкона ушел в комнату, зажег над кроватью свечу – ФАКЕЛ ЖЕЛАНИЯ К ЖЕНЩИНЕ до сего дня я донес! Свеча у меня горит, а с факелом по ощущениям несколько не то.

Банджо я на балконе забыл. Я крошечный кальмар, склизкий зародыш, без банджо в руках я уязвимостью я исполняюсь. Подверженный распаду, не искупивший грехи, в одном тапочке и без банджо я исступленно мну сигаретный пепел. Не из пепельницы – набросанный на тумбочке, причем в размерах, словно бы целая полярная экспедиция покурить здесь встала.

Меня не покидает чувство, что я знаю, о чем говорю.

БЛУЖДАЮЩИЙ ДУГЛАС, нет, не старайся, джентльмены так не поступают!

Возникнув перед мной в снятом с манекена плаще, Блуждающий Дуглас пачку сигарет у меня вырывал.

У него была операция на позвоночном диске, но крылья он расправил: манекен повален, продавщицы расцелованы и приглашены неформально провести вечер – вас, девушки, четверо, а пятым с вами я.

В девять у меня.

Опасаетесь заскучать? Этого не предугадаешь, но вообще-то если на вечеринке есть я, скуке там не место.

К славным РАСКОВАННЫМ ЦЫПОЧКАМ я с благоговением. Как я к недотрогам? В их сторону я плюю. А с доступной я, обнявшись, из кинотеатра на прогулку по взморью, и она говорит чушь, я ей киваю, на споры время не трачу, поглядеть на кита тебя, детка, влечет?

Китом ты, вероятно, свой мужской отросток называешь, а на него мне рано.

Зная порядок, я и не мечтал, что у нас с тобой до полуночи что-нибудь выгорит. Еще побродим, ну а потом… я говорю о ките, что у моря. О выброшенном на берег ките. Он будто гора! А рядом с горой куча.

Нагадил кит.

Девушке гадко, ШЕДШЕМУ ПО МАСЛУ СОБЛАЗНЕНИЮ ПРОВЕНДЕН УДУШАЮЩИЙ ПРИЕМ, ко мне она не пойдет, но тут я ее потискаю.

Прицепился я к тебе, трогаю я тебя… она теряет терпение. Хлестнет меня по щеке – я запою по-другому.

На кого я похож, что же я, почти развалившийся дурень, себе позволяю, мне бы не руки посреди улицы распускать, а в толпе потеряться!